Текст книги "Подлежит Удалению (СИ)"

Автор книги: Евгений Леган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 68 страниц)

– (Тихо) Да, но-о-о…

– Что, но? Что? Что ты хочешь доказать? В чём переубедить? Какие у тебя доводы? Их нет. Ты просто… не представляешь, насколько это деморализует… Бедность, знаешь ли, тоже разная бывает. Обычная нехватка или один поганец в семье. Могут сразу и оба родителя. Тут уж как кому повезёт. А ещё учти, что сверстники будут донимать. Обязательно кто-то захочет поглумиться. Издеваться. Без этого почему-то вообще нельзя. Как так можно прожить ни дня без травли? В нормальной семье – подобной ситуации… в принципе не бывает. Если бы все граждане были успешными, заботливыми, ответственными, добропорядочными – никаких ошибок и проблем мира… в принципе не существовало. Так нет же, нет. Это утопия, где абсолютно все друг друга уважают и чтят. На бумаге выглядит довольно просто. Не будь стервой или мудаком. На деле же дай бог, если повезёт. Одного ребёнка хают и лелеют, а другого с рождения ненавидят… (Строго) Я… наотрез запретила бы рожать детей без полного, медицинского анализа родителей. Без справки о доходах. Без всяких там психологических тестов не только будущих папы и мамы, но и их отцов и матерей. Я бы минимизировала поток детей. Пускай нас будет меньше, но все мы будем лучше чувствовать себя. Гораздо. Это для… государства хорошо, когда много отчаянных рабов. Мир же наоборот. Медленно погибает. Мы станем причиной его смерти. Нас будет слишком дохрена, и все мы будем… несчастны по-своему… (Умеренно) На эту хрень, ещё можно… хоть как-то закрыть глаза, но что реально бесит, когда ребёнок из-за человеческой прихоти родился с дефектом. Одним словом – пиздец… Им-то похуй. Они будут и дальше жить. Даже если будут нормально вести себя как родители – увы, не все болезни излечимы… Всегда будет кто-то виноват. В этом случае виновны оба. (Спокойно) Не хочу страшными диагнозами и болезнями тебя пугать, но поверь… Некоторые дети выглядят… довольно жутко, и я имела такой опыт. Не могу сказать, что мне понадобился… но… каков есть.

Честно говоря, не понимаю, как сама до этих крайностей дошла. Мы вроде как начинали с обычных вещей, но он так меня своим поведением взбесил, что я добралась до самого больного. Вот вспоминаю, аж сердечко щемит. Хочется, как начать, так и нет. Безумное желание выговориться, но, опять же, всё зависело от него. Только не насильно заставлять. Только по своей воле. По-другому никак.

– Ты-ы-ы… – сглотнула, – точно это хочешь услышать?.. (Строго) Только отвечай точно. Меня задолбали эти твои расплывчатые формулировки.

– Хочу. Расскажи, пожалуйста. Я внимательно выслушаю. Расскажи…

– (Слабо) Понимаешь… – легла на спинку дивана, – истории это одно, но, когда видишь воочию – сердце сжимается. Ох, – неприятно поёжилась, – говорю сейчас как Бургунд… Наверное, это так и работает. Когда испытал боль, но с ней надо расстаться. С кем-нибудь поделиться… В жизни это, конечно, одно, но мне и фотографий жутких хватает. Опухоли на теле. Кости не там срослись. Конечности лишние. Неразвитые эмбрионы. Не могу долго смотреть. От части проблем можно избавиться, но когда всё запущенно – не могу… Просто не могу… У меня сердце вянет. Больно… Невыносимо. Не должны так детишки страдать. Не должны…

После очередного, тяжёлого вздоха, в тысячный раз не хотелось жить. Как ни уговаривай, себя остановиться, но раз дали добро – следовало продолжать.

– (Тихо) Однажды в нашем доме, – поджала под себя коленки, – семья новая поселилась. Мать и двое её сыновей. Как две капли воды друг на друга похожи. Один только полноценный, а другой… нет. Года как… четыре уже прошло. Они, наверное, заканчивали школу. По крайней мере, один сын… Я никогда напрямую не общалась и никак не контактировала с ними. Я живу в первом подъезде, а они в последнем. В пятом. Вижу только иногда. Издалека, когда их мама выгуливает второго сына. Ситуация, честно говоря, удручающая. Словно умирающий пёс, еле перебирающий лапками… Он не может без её помощи существовать. Ходит… на костылях, хотя… как ходит. В основном под ручку и то до лавочки. Он не в силах самостоятельно перемещаться. А если и, может, то очень мало. Быстро устаёт… Я не знаю ни её имени, ни их имён. Не знаю, откуда приехали и как получили эту квартиру. Я знаю только то, что вижу. Жалость и боль… Человек до конца жизни останется привязанный к ней, а она к нему… Парень обделён нормальной жизнью брата. Обделён обычными вещами, которые не ценим мы. Боже, не представляю, какого каждый день засыпать с этой мыслью. Это очень грустно звучит.

– По крайней мере, хотя бы… жив. Живёт. Даже если всё плохо, думаю… можно занятие найти. Можно работать и на дому. Всякие случаи бывают. Так что… это неокончательный приговор.

– (Спокойно) Вот именно, что всякие бывают, а здесь – всё очень серьёзно. Тяжёлые осложнения… Кай, давай будем реалистами. Ну куда подобным, как ему деваться? Кому что доказывать? Силу… боевого духа? Профпригодность? Да он без посторонней помощи до туалета банально дойти не сможет. А помыться? А приготовить еду? А сходить за едой? Блин, даже одеться самому не суждено. Всё это практически невозможно выполнить, а если и да, то очень травмоопасно… У него моторика конечностей однозначно нарушена. Идёт и весь бедняжка трясётся. Ногами практически земли не касается, хотя издалека плохо видно… Наверняка и дефекты речи есть. Возможны к тому же и затруднения умственной деятельности. Кай, это очень серьёзно. Подобные диагнозы в тяжёлой форме неизлечимы. Если люди до сих пор передвигаются на колясках и костылях, а клиенты выбирают еду через дебильные куски стекла – значит что-то явно пошло не так. Приоритеты не те… Мама для него – единственный помощник и друг. Больше надеется не на кого… Кажется, его брат, всё же съехал. Видела всего раз. Похож, только ходит…

– Ну да… Паршиво звучит…

– Представь, – немного оживилась, – насколько человек лишается всего? Любви, дружбы, семьи. Возможно, мама всё частично и заменяет, вот только это он находится в её семье, а не создаёт свою. Это очень… грустная ситуация Кай, остаться наедине с личными трудностями, пускай и в семейной обстановке… Ты не почувствуешь первый поцелуй любимой девочки. Не сходишь вместе с ней в кино. Даже банально за ручку не подержишься. Ты лишён как таковой любви. Ты лишён этих эмоций. Друзья, если они существуют, то, скорее всего, виртуальные, а если и с этим проблемы, тогда… однозначно беда. Нет смысла перечислять всё остальное. И так понятно. Куча ограничений… Кай, – немного приподнялась, – я видела ребёночка без ручек. В прямом смысле без ручек, точнее, без ладошек. Как это понимать? (Жалостливо) Как такое вообще произошло? Ему буквально было годиков… ну пять. Малыш пытался содрать наклейку с пластинки жвачки. На это было просто… больно смотреть. Чуть на месте не разрыдалась. Так… так наивно пытаться отклеить её от бумажки… Я не могла спокойно смотреть. Не могла! Он даже не понимал, не представлял, что жизнь возможна… хоть как-то по-другому. Почему так? Ну почему так происходит?!

– (Растеряно) Я… Я не знаю Лоя. Правда не знаю…

– И вот опять, – глубоко вдохнула, – возвращаемся к тому, кто же виноват. А я скажу тебе кто… (Гневно) Опять виноваты эти жалкие людишки, которые без конца плодят несчастных детей. Неважно ради чего. Ради собственной прихоти или материнского капитала. Дети будут очень часто страдать. К любящим парам у меня претензий особых нет, но, когда малыши выстреливают из матери, как пули из обоймы – становится очевидна сама цель. А потом ещё оказывается, что семеро живут в малюсенькой квартирке… Ты, случаем, не задумывался, почему человеки так несчастно существуют? Страдают? Злятся друг на друга? А может, они просто ленивые аферисты? А может, просто не нужно рожать как свиноматка. Дешевле, извините, гандон было купить. Я так тебе скажу… Им нравится. Нравится жить с подачек от государства. Нравится иметь материальное благо. Ничтожно малое, зато… стабильное… Местами может и не нравиться, но уже поздно. Приходится свыкаться с реальностью и давить на жалость. По-другому никак. Многодетная мать, уже звучит как приговор. Не дай бог, ты осудишь её. Ссаными тряпками заклеймят тебя. А мы что? (Повышено) А мы трудимся. А мы… выживаем…

Кай ещё пуще поник. Он наглядно зажался в себя, стараясь не шевелиться. Может, и не хотелось давить, но у меня машинально это получалось. Раз завели – невозможно остановиться. Только когда закончится топливо или как бы это грубо ни звучало – получу в лыч. Последнее мне точно не грозило. Оставалось разве что голодом заморить себя.

– Вот скажи мне, – положила руки на стол, – со скольки лет ты работаешь? (Саркастично) Ах да, точно… Какая же я дура… Тебе уже и пахать не нужно. Ты в свои годы вышел на пенсию. Вот же бедняжка… Никогда не узнаешь прелестей трудовых будней по 12 часов. А я представь себе – с 9 лет. (Гневно) С 9 мать его, грёбаных лет! (Надрывно) Нет, – открестилась, – не нужно меня жалеть. Нет… Всё было, – глубоко вздохнула, – даже прекрасно. По крайней мере, поначалу. Я считала это своеобразной… игрой такой. Приходишь, помогаешь родителям… А кому помог ты? Хотя бы раз в жизни? А?! Кому?! Ну кому?!

Кай в ступоре молчал. В несвойственной для себя манере даже перестал по-дурацки дёргать плечами. Безысходность гложила лицо, а взгляд от стыда упал на пол. Рот перемкнуло. Складывалось впечатление, будто человек перестал дышать. Губы первое время шевелились, правда, так и не смогли издать ни звука. Слова в голове роились, быстро перемалывая мозги в кашу. Непонятно одно. Какова его степень безразличия? Мимика по-прежнему ничего хорошего не отождествляла. Бледная кожа. Пустые глаза. Отрешённый вид. Попытки проникнуться быстро сошли на нет. Скорлупа… так и не пробилась.

– То-то и оно, – обратно отсела. – Идеальное начало. Практически, как было у нас… Мама, папа. Семья. Первая выпечка на дому, а уже через пару лет – свой ресторан. Настоящий, а не прикрытый фальшью… А потом что? Да ничего. Всё одним разом рухнуло. Ресторан, папа и семья… Понимаешь, хотя тебе не понять. Ты слишком далёк от забот простых смертных. И что теперь осталось? Да нихера не осталось, только долги, долги и ещё раз сплошные долги. (Жалобно) Ну чем я провинилась, а? Я что, получается, хуже тебя?! Если это испытание, то пошло оно нахуй. И так всё до боли понятно, – осмотрелась. – Заманивание на повышение. Ночная работа. Новые перспективы. Домашку успеешь сделать… Что ты об этом думаешь? (Настойчиво) Говори, ну же!

– (Испуганно) Я? – поднял глаза. – А что я?.. Так, я это… не знаю. Я вообще ничего не знаю… Лоя, давай… отложим этот разговор. Давай не будем портить…

– (Озлобленно) Нет, – перебила, – ты просто обязан знать, ради чего здесь люди прогибаются. Ради каких низменностей идут, чтобы попытаться наладить свою жизнь. А всё из-за таких, как… Ты думаешь, это мечта у всех такая… пахать официанткой? Продавщицей? Посудомойкой? Уборщицей? Спешу тебя огорчить, но нет. Это промежуточный пункт. Банальный способ подзаработать. Пробиться через клоаку этого дерьма. Если вдруг что не так с лицом – ты уже считай на помойке. Будешь начальству перечить – за шкирку вышвырнут за двор… Не дай бог, кому-то из клиентов понравишься. Не дай бог, откажешь им в услуге. Боже-е-е… (плаксиво) какая я дура… – обняла предплечья. – Это же так… очевидно…

– (Расстеряно) Лоя, я…

– (Агрессивно) Не перебивай! – швырнула в сторону ещё одну подушку. – Когда надо – ты гад молчишь. Когда нет – не можешь заткнуться. Так что молчи! Дай договорить… Не видишь, я вся на нервах… Из-за тебя, Кай… Из-за тебя… Такие, как я, Роза… вкусив реальные заработки, на всё соглашаются. На всё. Речь больше не идёт о морали. Только о престиже заведения… Эти… гады стальными нитками… перекраивают твою башку. Дырявят ориентир. Уже не кажется таким зазорным, обдирать клиента как липку. Охотнее идёшь на компромисс с собой… То, что раньше делать не могла, не ощущается таким… зазорным. Вот и меняется поэтапно человек. Превращается в редкостную сволочь, а в конце – тебя вообще сажают на поводок. По собственной воле становишься сторожевой собакой. По каждому звонку клиента, в коморку для утех ползёшь. Эти… уроды… хотят меня девкой на побегушках заклеймить… Как же это низко… (злобно) но я не заплачу. Нет. Я сильнее. Я куда сильнее, чем ты. Я сильнее, чем кажется на самом деле… Сильнее, чем десять таких, как ты. Во мне больше мужества, чем в тебе. Больше раз в 100. Ну, что скажешь? Не молчи… (Слезливо) Не молчи!!!

После того, что я наговорила, он всё-таки отважился прикоснуться, но этого недостаточно. Нужно нечто большее, чем скудная попытка касания. Нужно идти напролом до конца, а не останавливаться в пару сантиметрах сомнения.

Кай так и не сдюжил. Остановился ровно там, где ему суждено. Пальцы едва приблизились к руке. На большее он не смог.

– (Грубо) Убери свои руки! Мне не нужно жалости от тебя.

– Хорошо, – отсел обратно. – Ты права, – опустил голову. – Я правда… не могу понять тебя и навряд ли смогу… Я для этого туп. Я не могу прочувствовать то, чего у меня не было. Ничего не могу поделать с собой… Как хочешь меня, так и называй… Ты абсолютно права. Я виноват, но хотя бы не во всём. Я не виноват хотя бы в том, где родился и где вырос… Я-я-я, правда не знаю своих родителей. Большую часть сознательной жизни, я провёл в одиночестве. По крайней мере, так мне говорят… Изредка разбавляю своё уныние походами, но всё чаще сижу в углу комнаты, где нет… ничего. Стол, кровать и стул… Кто же тогда виноват, что я лишён и семьи, и нормальной жизни? Может, я вообще в детдоме вырос. На это смахивает больше всего… Иногда мне снятся сны, значительная часть которых до конца непонятна. Чистейшая сумятица. (Тяжело) Если из этого бреда присниться хоть что-то хорошее, я-я… молю бога, чтобы это была хотя бы семья… Неважно чья… Хотя бы банальное наличие людей в кругу… Я просто хочу почувствовать, каково это быть… частью чего-то… Пускай и вымышленного. Мне-е, – сглотнул, – хочется найти своё место, – вытер нос рукавом. – Родное… Не хочу навязывать мнение о себе просто… не только у тебя проблемы. Они есть… у всех.

– …Опять давишь на жалость, да?

– Да, – тяжело выдохнул. – Скорее всего… Если это ещё уместно, – поднял голову, – ты сегодня неотразима. Пойми меня правильно… Мне настолько трудно выдавить из себя хотя бы… малость. Капельку хорошего. Мне проще промолчать. Я задыхаюсь в попытках сказать… приятное человеку. Мне вообще очень тяжело говорить с людьми. У меня мало опыта. Его почти нет… Это… наверное, второй, полноценный диалог в моей жизни… Если я и общаюсь, то сугубо… обрывками фраз… Не мне так удобно, просто… на большее я не могу. Тяжело… (Нервно) Всё, что есть в тебе – безупречно… Я-я-я лишь желаю, чтоб-бы ты была… всегда счастлива. Нашла достойного… Тогда буду счастлив и я. (Про себя) Наверное…

– (Стыдливо) Ты… можешь меня когда-нибудь простить за всю эту чушь, что я наговорила?.. Правда, прости, – вытерла слезинку. – Я не со зла…

– Только… давай без этого, а то, – кивнул, – тушь снова потечёт.

– Угу…

За наш необычный диалог, ни одна мышца на лице не дрогнула. Местами он и правда напоминал куклу. Одинокую и безжизненную.

Несмотря ни на что, я не хотела останавливаться. Раз уж человек проникся, следовало его дожать. Я не знала, к каким откровениям он меня приведёт.

– Слушай, Кай, – поправила волосы, – давай сядем друг к другу поближе, а то, мне кажется, мы сидим как на допросе. Ну же, – хлопнула по дивану, – давай. Или ты стесняешься?

– Да-а… вроде бы… и нет… – подсел к центру ближе.

– Отлично, – приблизилась. – Самое то.

Теперь между нами помещался человек, а не группа из шести отдыхающих. Кай старался не смотреть на меня, вечно уводя взгляд в сторону. Я же пыталась не конфликтовать. Хотелось продолжить разговор. Пока он не остыл, начала:

– Так это… ты можешь рассказать хоть что-то о своём прошлом? Хотя бы…

– К сожалению, нет, – вздохнул. – Честно говоря… я не то, что не помню… Я забываю… Что было лет пять назад – считай чистый вымысел. Последние года два – очень смутно. Приехал в дом. Откуда приехал? Зачем приехал? Непонятно. Помню разве что, как открыл калитку, и всё. Дальше – провал… Более или менее последние полгода закреплены в мозгу, да и то день ото дня хуже становится. Как специально для моего диагноза, в столе лежит дневник, в который я ничего не пишу. Внутри пару записей, но они чужие. Почерк не сходится. Мой-то корявый, а там красивый. Единственное, что могу отметить – помню ясно только последние недели… две… Остальное, честно говоря, как во мраке. Почти стёрлось.

– (Сострадающе) Мне жаль… По-настоящему правда жаль…

– Мне тоже… Жаль, только жалостью здесь не поможешь…

Подсев ещё ближе, свесила голову на плечо. Хотелось согреть его руки хотя бы на время. Так, мы и продолжили сидеть.

– У тебя, может… друзья раньше были… Ах да, точно… Извини…

– Может, и были раньше судя по той записке, а теперь… Какой смысл? Это всего лишь драная бумажка. Какой толк…

– А, что там… было написано, помнишь?

– (Вдумчиво) Кажется… пару предложений перед отъездом. Не знаю точно куда и когда.

– Так это типо… прощальное письмо было, да? Что в нём говорилось?

– Насколько помниться ничего особенного. (Вдумчиво) Само прощание… – загнул палец, – дерево, – загнул второй, – дом, крыша, имя, – загнул последние три. – Обычное письмо без конкретики. Хрен знает для чего оно. Наверное, чтобы лишний раз читателя позлить…

– А имя?.. Помнишь?

– Вроде как… Аня? Не уверен… Кажись, имя из… букв трёх, хотя… какой в этом толк. Я же совершенно не помню, как она выглядит. Ничего не знаю о ней. Единственная, моя зацепка – дом, дерево, крыша. Имя. Отрывок листка мог по ошибке достаться мне, так что, это ничего не значит… И да, к письму прилагался ключ. Часто пользуюсь им, когда иду на крышу… Мда-а, хилая надежда. Потеряю бумажку, забуду и её…

– Так, в этом и выход, – оживлённо подскочила. – Если у тебя есть и ключ, и записка, значит, они не случайно попали в твои руки. Я практически всех наших помню. Если ты с кем-то и познакомился, то 100% при мне. Два года считай ни что. Расплюнуть, просто (вдумчиво) дай мне только вспомнить, – обратно села, – всех Ань… Блин-н… Как их… Много… Если учитывать все классы и параллели, – стала загибать пальцы. – Ух… Немало получается… Только у нас за последние годы, проучились пять Ань… Представь, сколько их в общей сложности во всей школе было… А это оказалось куда труднее, чем я думала. Дай мне ещё минутку.

Пришлось вспоминать не только наших, но и других девчат. Я пыталась отрыть любое упоминание про мальчиков, которые были связаны с Анями. И не только с ними. Вообще, любой факт. Кто с кем дружит. Кто куда ходит. Кто видел что-нибудь странное. Вообще всё. Это был полнейший кавардак. Если учитывать, что за непродолжительную учёбу в академии, нас покинуло примерно половина ребят – становиться несколько очевидно. И это только у нас. В остальных группах ситуация ничем не лучше. Данная Аня могла просто не доучиться. В этом плане всё сходится. Не сходится только то, что была куча других Ань в параллелях, которых я не знала… Действительно, очень распространённое имя. Всё оказалось не так-то просто.

– Кажется… я запуталась… Она могла учиться в нашей группе, но-о-о… ты также мог встретить её и в другом месте… Извини…

– Это точно… Извини, – глубоко вздохнул.

Оборванная надежда прозвучала ударом под дых. Стало не по себе.

– Жаль, при тебе нет того клочка бумаги. Он бы здоровски пригодился.

– Я же говорю. Ничего особенного. Не более пары строк… «Забудь и… не вспоминай». Дерево… Крыша… Аня…

– Дерево? Напротив крыши?

– Наверное. С высоты очень красивый пейзаж. Даже с такой. С небольшой.

– Кай, не хочу тебя расстраивать, но… сколько ты видел деревьев с нашей, школьной крыши? Понимаю есть рядом сад, да и за оградой парк начинается, но-о… чтобы вблизи, да ещё и с крыши. У нас рядом только кусты. Извини…

– Мда, – тяжело выдохнул, – верно… Нет ни одного, получается. Дальше разве что парк… И вправду… А у меня не настолько длинные руки.

– Вот именно. Вокруг маленькие кустики, а деревья… ну максимум… метра 3 и до них ещё нужно дойти… Извини, но, мне кажется, это была и вправду чужая записка. Тут скорее упоминалось про… таинство встречи… Другое дело – ключ.

– Ключ я мог где-то найти. В записке он не упоминался. Он – прилагался. Я случайно его в учительской нашёл… (Панически) Вот дерьмо…

Кай не успел, взбодрился, как тут же поник. После грусти пришла тревога. Он стал быстро, шариться по карманам.

– Кай, что ты ищешь?

– (Нервно) Записку. Ну, записку, – стал выворачивать брюки. – Бумажку… Ну, ключ. Ну, хотя бы ключ, – добрался до пиджака. – Обычный такой… Старый. Из металла. Я каждый день залажу туда. Она же мне его оставила. Специально… Блять, – схватился за голову. – Блять!! – начал перебирать волосы.

– (Встревоженно) Тише Кай, тише. Это не твой пиджак. Не ищи. Ничего там нет… Правда, – остановила его руки. – (Умеренно) Я не хочу тебя огорчать, но ты правда поверил в то, что могло и не существовать. Эта записка – ложь. Обычное ребячество. Глупости. Мне немного стыдно, однако… несколько лет назад, мы сами любили писать ложные, романические письма. Иногда брали случайное имя. Чаще нет. Чтобы человека задеть, подбирали больше тихоню. Ну, то есть того, кто априори не может дать отпор. Кто менее морально устойчив. Да-а, ну мы и скоты. Лишь бы подставить и посмеяться. Всякие нежности от её лица, подбрасываешь мальчишке. Ну или наоборот. Потом эту записку вскрывают другие. Галопом ржут. Иногда даже подделывали подчерк, чтобы совсем уж правдоподобно было. Люди страдали, а мы… глумились… Очень стыдно за себя. Перегнули до такой степени, что однажды… буквально затравили девочку. Бедняжка не выдержала и сбежала. Больше её в школе не видел никто. До сих пор обидно, что ничего не сделала. Не участвовала, зато со всеми во всю глотку, как кобыла пускала слюну. Очень низко с моей стороны… Боюсь и это письмо могло стать… своеобразным розыгрышем. (Неловко) Забудь то, чего не существует, и цени то… что имеешь…

Осторожно прикоснулась к плечу. Постепенно успокоился. Такая гримаса лица виделась мне впервые.

– Ты права… Да, – провёл по носу рукавом, – всегда права… Если бы я-я-я… действительно знал её, то в памяти, непременно что-нибудь осталось, а так… Неважно. Буду жить настоящим. Пытаться, по крайней мере… жить.

Немного погрустив, Кай вернулся в своё прежнее состояние безмятежности. Мы за всё время успели чуть ли не переругаться по десять раз, но еды до сих пор так и не увидели. И опять, и опять. И опять… Стократное желание нажать эту долбанную кнопку и никогда не отпускать.

– Ты, что получается… живёшь всё это время один? Вообще? Без никого?

– Получается да… Один.

– То есть, к тебе никто не приходит из старших? За тобой некому следить?.. Ни условного дворецкого, ни нянечки, ни какого-нибудь дальнего родственника или попечителя?.. Получается, что… вообще никого? – развела руки в стороны. – Да быть такого не может… А на что ты существуешь? Как себя кормишь? Окей, ляпнула глупость, но до этого момента, деньги-то у тебя были или только сейчас навалило? Ничего не пойму… Глупость какая-то… получается…

– Что касается денег – они, скорее всего, не мои. Бургунд сказал, что с новыми привилегиями, кое-что причитается, но конкретно, что, упомянуть забыл. Может, и не забыл. Может, просто не хочет. Он вообще в этом плане довольно странный. То говорит открыто, то увиливает в нужных местах. Я не знаю… Зато я знаю точно, что 100% живу один. Даже такой рассеянный я, сто пудов бы заметил ещё одного сожителя. Я не настолько слепой и глухой. Рассеянный да, но не до такой степени… Раньше я питался в нашей столовой. Бесплатно. С переменным успехом. Утренник. Полдник и вечером. В основном только на обед и успевал, но мне никто не запрещал брать еду на дом. Пакетик даже специальный для таких случаев был. Всё укомплектовано и одноразово, а так… в целом… один… Только Мира однажды приходила и то по привилегии как лечащий врач… У меня… есть одно предположение, но оно явно неточное.

– Какое? То, что тебя содержит школа?

– Да-а… А как ты догадалась?

– Ну, это совсем несложно, – подтянулась. – В нашей группе, и так на тот момент был перебор в два раза. Вместо обещанных 10, было 20 ребят. Какой тут к чёрту индивидуальный подход. Ты, как я поняла, 21 был. Ни тебе тетрадок, ни ручки, ни сумки – никогда не носил. Частенько опаздывал и всё тебе сходило с рук. Посреди дня, вообще мог исчезнуть и вернуться скажем, через трое суток. Ну не странно ли это? К тому же ни один из учителей, внимания на тебя не обращал. Вообще, никак, словно ты призрак. Тебя – нет. Походит, честно говоря, на какой-то… социальный эксперимент… Как по мне, даже очень… Слушай, а ведь правда получается. Возможно, ты из детдома. Просто, довольно много сходится вещей…

– (Ехидно) Всем привет, – послышался мерзкий голос. – Это я, – подкатила тележку ближе. – Ваш заказ, – демонстративно провела рукой. – Наслаждайтесь.

Роза настолько из ниоткуда вышла, что я удивилась. Очень приятно, знаете ли, удивилась. Наконец-то, показалась – еда-а-а… Подруга не стала долго томить и тотчас же ринулась выкладывать разного рода блюд на крохотный столик. В лучшем случае помещалась половина. Её это не смущало. Она выкладывала всё подряд, пока стол не забился всеми вкусностями.

– (Радостно) Розочка, милая, – подскочила. – Дай я тебя обниму!

– (Приятно) Ладно, давай, – облепила плечи. – (Шёпотом) Ты же не будешь злиться, если я нашим расскажу?

– (Шёпотом) Нет, конечно же, нет.

– (Шёпотом) Ну и славно тогда, – сжала покрепче, – а то я рассказала уже. Видела б ты их рожи. Поголовно обзавидовались. Слюнки потекли. Ну, ничего. Завтра сама им всё расскажешь. В деталях.

От услышанного по телу пробежала дрожь. Завтра меня на куски порвут. По крайней мере, из этого дня, я должна выжать всё, чтобы было о чём вспоминать. Наконец-токи начинался пир.

– Передавай тогда нашим, – медленно отпустила, – привет.

– (Приятно) Обязательно, обязательно передам… Вы это, – кивнула на стол, – не стесняйтесь, наслаждайтесь, пока не остыло. Потом будет не так вкусно. Ну, – схватила тележку, – я пошла. Покедова, – развернулась, – молодёжь…

Роза мгновенно скрылась. Ушла так же быстро, как и появилась. Нахальной выходки даже на прощание нет. Удивительно, хотя чего-то не хватало. Как всегда, что-то забыла. Намеренно оставила пылится в углу.

– (Про себя) Она же не принесла вино! Вот же… гадина… Так и знала…

Внутренний голос запаниковал и велел самой сбегать и принести. Только дёрнулась чуть в сторону, что-то зазвенело под ногами. Это были бокалы.

– (Оживлённо) У тебя там, – краем глаза глянул под стол, – что-то звенит…

Даже Кай не сдержался. Его смиренный взгляд жадно пожирал пищу. Я тоже готова присоединиться. Нащупав ногой и бутылку, успокоилась, наконец.

– Не-е-е, это так… Бокалы поставили на пол… Здесь место для них нет.

– (Заинтересованно) Лоя, скажи – а зачем столько блюд? Мы же всё это не съедим… или съедим?

– Ты посмотри на эти жалкие порции, – села. – На тарелках больше пустого места чем самой еды. Чистая обдираловка. Ну конечно же, я забыла, что могла заказать понасыщеннее порции… Ничего, пойдёт… Чего смотришь? Приступай.

Очень давно хотелось попробовать запретный напиток. Я просто не могла себе отказать в этом маленьком «удовольствии». И так… Перед нами стояла целая гора. Даже не понятно, с чего именно начать. Места и так не хватает, но кто будет смотреть за нами, как мы… едим? Никто, а поэтому – забила на этот долбанный этикет. Мысли, как всегда, прервал Кай. Его снова что-то не устраивало.

– (Растеряно) А… как мы будем есть? Стол весь занят. Некуда тарелку даже отдельно положить.

– Смотри, как надо делать, – сняла фарфор с верхушки. – Берёшь её к себе на колени и ешь. Всё просто. Не нужно лишних заморочек. Бери так.

– (Неловко) А… ничего, что ты начала с десерта? Да и-и комплект столовых приборов у нас один и то, – присмотрелся, – неполноценный… Ни салфеток тебе, ни полотенца. Может, ещё раз вызовем твою подругу?

– (Настойчиво) Нет. Она специально назло пакостит, но ничего, справимся. Бери себе вилку, а я и с ножа отлично пообедаю.

– Лезвие, наверно, – присмотрелся, – острое…

– Ни-че-го, – ухмыльнулась, – не переживай. Как-нибудь уж справлюсь… Кстати, это высшее мастерство есть с ножа. Выше него ничего нет, хотя где-то я слышала, что до сих пор в отдельных провинциях некоторые, скажем, аборигены, руками едят и-и-и… палками, вроде… Хотя в последнем, я не особо уверена… Ты улыбнулся! Да, улыбнулся!

– Что, – покосился, – правда?

– Да, ты только что улыбнулся! И не говори мне что ничего не было. Было. И ещё раз было! Я всё видела, так и знай!

– Ладно, – покривился, – признаю. Уличила. Ты… так причудливо корчишь рожицы, когда говоришь столь… важным тоном… Вот я и не сдержался.

Весёлая нотка заиграла за столом. Кажется, что весь день, нашим врагом был именно голод. Теперь мы готовы были с ним распрощаться. Уж я-то точно.

– Всё, хватит слов. Пора есть.

Мы не стали особо тянуть и тут же принялись кушать. Бо-оже-е-е… Как же я долго этого ждала. Уже ничего не помешает насладиться едой. Автоматически, как вижу вкусное, становлюсь глухонемой. Настолько невыносимо голод терзает желудок. Моя миссия как можно быстрее его удавить.

Первым делом под нож ложится кусок сочного бисквита, который слишком долго потчевал на лаврах, явно не боясь за свою безопасность. А вот и зря. Моё естественное первенство неоспоримо. С лёгкостью режу вдоль на узкие полоски, и вишенка, что ранее украшала верхушку, первым же делом отправляется на язык. Половинки свободно ложатся друг за дружкой на лезвие. Состав движется вперёд. Сработано технично. Остаётся… разве что насладиться вкусом. Небывалый успех заполняет радостью желудок. Как можно быстрее жаждешь слопать ещё.

Касательно серверовки, Каю достался самый стандартный предмет любого застолья – вилка. В этом и кроится весь подвох. Здесь не играет роли, какой она формы, толщины или длины. Держа металл в руке, десерт, словно чувствуя себя жертвой, всячески старается убежать. Выглядит очень странно, особенно в чужих руках. Она чаще скользит на поверхности шоколадной глазури, гоняя кусочек из стороны в сторону. Спустя несколько секунд всё понимаешь. Роза… напортачила и здесь. То ли поленилась, то ли схватила первое, что попалось под руку. Нифига это не бисквит. У меня ещё ладно. Мягкая и слоистая начинка. У него же скорее наоборот. Песочный и коржевой торт. Полежит он ночку в холодильнике при +5 и на завтра без пилы можно не доставать. То-то вилка не работает как нож. Больше по плоскости гоняет, чем режет. Попытки отобедать переросли в странную игру.