Текст книги "Восточная война"

Автор книги: Евгений Белогорский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 46 страниц)

  Поняв эту превратность судьбы с третьего раза, эскадра ответила коварному берегу недружными разрозненными залпами, которые раз за разом стали набирать слаженность и силу. Так началось сражение, получившее в последствии у союзников название «подлое», а среди русских моряков известное как «второе босфорское сражение».

  Оправившись от фиаско, французские корабли принялись энергично громить береговые батареи. Быстрая подвижность пароходов и наличие мощных пушек на их борту должны были без сомнения отдать победу морякам коалиции, но в дело вмешался маленький казус в лице русских кораблей.

  Согласно ранее выработанному плану обороны, они заняли такое положение, которое позволяло бы им, поддерживать берег огнем своих многочисленных орудий. Если в стамбульском сражении корабли адмирала Нахимова не имели поддержки берега и вынуждены были обороняться с противником в одиночку, то теперь против французов действовал очень сильный тандем, справиться с которым сразу было очень затруднительно.

  Из уст французского адмирала непрерывным потоком слетали ругательства и проклятья  в адрес русских, которые, умело поддерживали друг друга огнем, создавали союзному флоту серьёзную угрозу. Теперь уже ничто не напоминало Шарнье и его офицерам, ту легкую прогулку, на которую они совсем недавно рассчитывали.

  Отличная выучка нахимовских офицеров, комендоров и матросов, находившихся как на кораблях, так и на берегу была главным козырем русской стороны. Выпестованные и взращенные покойным адмиралом моряки, имевшие за своей спиной опыт морских сражений и обороны севастопольских бастионов, стали той стальной осью, о которую разбила свои зубья, хорошо отлаженная машина европейской Антанты.

  Паровые машины европейских корветов и фрегатов давали им большое преимущество перед русской стороной, однако те ядра и бомбы, которые падали вблизи их бортов и иногда поражали корабли коалиции, вызывали сильную нервозность у моряков адмирала Шарнье. И это было вполне понятно, ибо было достаточно одного попадания вражеской бомбы или ядра в паровую машину, как быстроходный корабль мгновенно превращался в обреченную мишень. Поэтому вместо хладнокровного расстрела противника, корабли эскадры были вынуждены постоянно маневрировать, что заметно влияло на результативность их стрельбы.

  Так во взаимном обстреле друг друга прошло около сорока минут, которые не принесли ни одной из сторон явного преимущества. Гибла прислуга у крепостных орудий, «Париж» и «Чесма» теряли такелаж, получали пробоины, но и корабли союзников несли потери. Головной фрегат «Карл Великий» так и не смог вернуться в боевой строй и всё сражение был вынужден бороться с полученными повреждениями. Несколько прямых попаданий получила и «Императрица», на которой находился Шарнье со своим штабом. Паровая машина корвета не получила серьезных повреждений, но возникшие на корабле два пожара заставили пережить адмирала не самые приятные минуты в его жизни.

  Пропахший дымом и гарью потушенных пожаров, французский адмирал угрюмо наблюдал с капитанского мостика корвета, за тем как развертывалось сражение. Он хорошо осозновал силу и мощь кораблей своей эскадры, которым  никак не удавалось переломить ход поединка в свою пользу.

  Шарнье мельком бросил взгляд на часы, которые показывали сорок четыре минуты от начала сражения, и зло скрипнул зубами. Русские ёжики оказались очень острыми для французских сапогов, но адмирал не собирался уступать. По своему упрямству и безжалостности к подчиненным, он мало, чем отличался от самого Пелесье.

  Чувствуя спиной, немой вопрос Русселя о целесообразности продолжения сражения, адмирал хрипло бросил сигнальщику: – Поднять сигнал « Адмирал надеется на твердость своих моряков». Сражение продолжается!

  Возможно, упрямство Шарнье, в конце концов, могло бы принести победу эскадре коалиции, но оказалось, что сухопутные батареи это не последний козырь противника. Адмиральский хронометр показывал сорок шесть минут боя, когда со стороны пролива показались еще два русских парусника. Это со стороны Стамбула спешили на помощь своим товарищам «Константин» и «Мария».

  Появление у противника нового числа орудийных стволов полностью свело, на нет, все техническое превосходство судов Антанты над противником. Как не быстры и проворны были паровые корветы и фрегаты коалиции, эти свойства в данной ситуации были полностью перечеркнуты многочисленными пушками русских моряков.

  Единственным разумным решением в этой ситуации была бы атака противника с малой дистанции как это делал адмирал Нахимов, но подобная тактика была совершенно неприемлема для европейцев. Сражение продолжалось в том же ключе, но подобная гонка на истощение не приносила успеха союзным кораблям.

  Прошло ещё двенадцать минут боя. При полном перевесе над противником в вооружении, моряки Антанты никак не могли сломать дружное соединение русских батарей и кораблей, хотя прилагали к этому все силы. От огня русских кораблей Шарнье на юте «Парижа» возник сильный пожар, который с трудом удалось погасить. В результате прямого попадания вражеского ядра, на флагмане была сбита грот-мачта, которая со страшным грохотом рухнула за борт. Со стороны казалось, что линкор доживает свои последние минуты, однако даже в такой ситуации, сила огня славного корабля ни на минуту не ослабевала.

  Серьезные повреждения от вражеских ядер получили «Чесма» и «Мария», однако и у господ союзников были свои утраты. «Императрица» получила четыре пробоины и на ней была сбита мачта, которая только чудом не задела при своем падении капитанский мостик со стоящим на нем адмиралом Шарнье. Так же боевой строй эскадры покинул британский фрегат «Норфолк», получивший повреждение паровой машины.

– Господин контр-адмирал! – обратился к командующему Руссель, собираясь просить о прекращении сражения, но Шарнье не дал договорить начальнику своего штаба.

– Продолжать бой! Мы обязательно раздавим русских! – не поворачивая головы, яростно рыкнул адмирал своему офицеру. Вцепившись в поручни мостика мертвой хваткой, наклонив вперед голову, он демонстрировал присутствующим свое упрямство, обличенное под крепость духа и отвагу.

  Интенсивная перестрелка между противника продолжилась ещё около десяти минут, когда в ход сражения неожиданно вмешалось новое действующее лицо, капризная ноябрьская погода. Светлое окно морского спокойствия, милостиво подаренное судьбой французскому адмиралу, внезапно закончилось и по хмурой поверхности Черного моря, вновь заходили гребни серых валов. Словно по мановению руки морского царя недовольного поведением не в меру расшалившихся детей, грозная стихия принялись быстро разгонять по углам забияк и драчунов.

  При виде темной стены непогоды неумолимо приближавшейся к его корабли, Шарнье глухо застонал от осознания собственного бессилия перед мощью природы. Несломленный силой противника, он был вынужден отступить перед лицом надвигающегося шторма.

– Передайте приказ, курс Севастополь! – хмуро бросил Русселю адмирал и, не сказав больше ни слова, покинул капитанский мостик «Императрицы», с трудом передвигая отяжелевшие от долгого напряжения ноги.

  Ровно через полуторо суток, контр-адмирал понуро докладывал генералу Пелесье неутешительный итог своего похода; эскадре адмирала Нахимова удалось захватить Босфор, и выбить противника оттуда в ближайшее время не представляется возможным. Хорошо организованная оборона пролива с моря и суши, а так же начавшийся период зимних штормов, не позволят союзникам в ближайшее время вновь атаковать пролив.

  К этим грустным известиям, Шарнье так же добавил потерю фрегата «Карла Великого». На обратном пути, в самый разгар шторма на корабле встала машина, и адмирал был вынужден отдать приказ оставить обреченный фрегат. Впрочем, и у русской эскадры были свои потери в этом бою. Разыгравшийся шторм, так же уменьшил численность русских кораблей. На «Париже» открылась сильная течь, с которой было невозможно справиться. Как не горько было адмиралу Новосильцеву расставаться с прославленным кораблем, но все же приказал затопить линкор у входа в Босфор, рядом с «Ростиславом».

  В течение нескольких часов, с «Парижа» на берег моряки свозили многочисленные пушки, порох, ядра и прочие припасы линкора, которые тут же распределялись между гарнизонами береговых батарей. Затем, сильно избитый вражескими ядрами корабль был затоплен экипажем в качестве подводного заграждения перед береговыми укреплениями «Европы». С честью, отразив внезапное нападение неприятельской эскадры, русские моряки были готовы вновь вступить в бой с противником, в любой день и час. Как их учил и завещал им, последний великий флотоводец парусного флота, генерал-адмирал Нахимов.

Глава III. Потрясение Вены и Турина.

      Невеселые времена настали при дворе императора Франца Иосифа. Тревожные новости неудержимыми ручейками стекались в австрийскую столицу со всех концов огромной Срединной империи, и каждая из них была хуже другой. Всё было плохо. Везде интересы венского престола подвергались ущемлению и притеснению, а тайные планы, на реализацию которых тратилось столько сил и средств, не оправдывали возложенных на них надежд.

  Столь тщательно подготовленное покушение на французского императора, не принесло австрийской империи никаких выгод. Вопреки всем ожиданиям Наполеон остался живым, хотя на время отошел от дел, передав бразды правления страной своему сводному брату.

  Всего чего смогли добиться австрийцы, это направить тайную полицию императора по ложному следу и основательно перессорить Париж и Лондон. Французы быстро установили, что взрывчатка, применявшаяся итальянскими террористами при покушении на императора, была британского производства. Между союзниками состоялся обмен новыми гневными упреками, которые ещё больше расшатали устои Большой коалиции Европы, и так уже изрядно пострадавшие в результате вывода британских войск из Крыма. Конечно, Лондон не был пойман за руку в нечистоплотной игре но, зная любовь Альбиона к подобным действиям, Наполеон ничуть не сомневался в возможной причастности англичан к недавнему покушению.

  По большому счету от этого покушения выиграли только русские. Как только власть оказалась в руках герцога Морни, между ним и русскими поверенными в Париже, начались тайные встречи. Согласно донесениям тайных осведомителей австрийского посла, на них шло обсуждение о прекращении военных действий и скорейшем заключении мира между Парижем и Петербургом. Весь вопрос заключался в том, какую цену был готов за это заплатить император Николай.

  Стремясь сорвать намечавшиеся переговоры, граф Буоль обратился за помощью к папскому престолу, глава которого папа Пий IX имел тайное покровительство со стороны французского императора. Именно заступничество Наполеона в споре за главенство в Святых местах Палестины между Римом и Петербургом стало одним из поводов к войне с Россией.

  Венский двор издавна имел большое влияние в Ватикане, и нынешний блюститель папского престола охотно отозвался на призыв австрийского министра помочь в тайной дипломатии. Папскому легату в Париже было отдано необходимое распоряжение, но энергичный призыв Святого престола о недопустимости прекращения войны с Россией остался явно не услышанным. На днях стало известно о возможном приезде в Париж князя Горчакова, что было явным признаком грядущего заключения мира.

  Ничуть не лучше приходили известия из Германии. Канцлер Бисмарк решив разделаться с  парламентской оппозиции, распустил нижнюю палату ландтага. Вслед за этим, сенатом был принят закон о создании регулярной армии и увеличения военных расходов.

  Все эти известия из Берлина были встречены Австрией крайне болезненно. Венский престол не желал ни малейшего усиления, своего главного оппонента в Германском союзе. Тем более, когда эти действия исходили от Бисмарка, чье негативное отношение к австрийской монархии было общеизвестным.

  Однако самыми худшими новостями, были известия из Крыма. Русские не только удержали Севастополь, но и сумели нанести чувствительное поражение войскам коалиции. В тот самый момент, когда от них никто не ожидал проявления активности на море, они высадили десант на Босфоре и захватили Стамбул.

  Граф Буоль и император Франц Иосиф с тревогой ожидали каждого нового сообщения из турецкой столицы. С радостью и надеждой приветствовали они заговор английского посла против русского десанта, но и здесь их ждало жестокое разочарование. Турки, французы и англичане оказались бессильны против храбрости и упорства русских солдат и моряков.

  Казалось, что венский двор вступил в затяжную полосу невезения и поэтому, когда граф Буоль попросил у молодого императора внеочередной аудиенции, Франц Иосиф не ожидал от этого известия ничего хорошего.

  Предчувствие не обмануло австрийского монарха. Уже по наклону головы своего министра, повороту его шеи и манере держать в руках папку с документами для доклада, Франц Иосиф понял, что граф вестник отнюдь недобрых известий.

– Что случилось, господин министр? – с тревогой спросил монарх, отбросив в сторону придворную церемонию доклада.

  В ответ Буоль только крепче сжал отделанную золотом папку для бумаг и голосом полного трагизма произнес: – Как только что стало известно государь, турецкий султан все-таки подписал мирный договор с русскими. Согласно ему, Турция уступила русским, земли Молдавии, устье Дуная, а так же согласилась сохранить их протекторат над Валахией. Кроме того, русские добились удаления турецкого гарнизона из Белграда. Его вывод должен начаться в самые ближайшие дни. Это первый шаг к полной независимости Сербии.

  Лицо австрийского императора покрылось красными пятнами, словно кто-то публично нанес ему оскорбление. Что впрочем, именно так и было. Подписание договора было хлесткой пощечиной Николая I своему августейшему брату Францу Иосифу, за его предательство двухгодичной давности. Вопреки всем стараниям Вены, русский император сумел сохранить все свои владения и даже пополнил их новыми территориальными приращениями. И одновременно с этим русский император нанес ощутимый удар по интересам Срединой империи на Балканах, способствуя появлению в этом районе земного шара второго независимого славянского государства, после Черногории.

  Конечно, было рано говорить о появлении серьезной угрозе для австрийского престола, но все отлично понимали, что прецедент был создан и рано или поздно, свою независимость потребуют болгары, македонцы и прочее славянское население Балкан. А это означало полный перекрой всех нынешних европейских границ.

  Австрия уже давно зарилась на европейские владения своего «больного соседа» как европейцы за глаза именовали Османскую империю. Венский двор был бы не прочь присоединить к своим хорватским владениям Боснию, Албанию, Македонию, Болгарию и таким образом выйти к берегам Эгейского моря.

  Таковы были тайные планы австрийских Габсбургов, и действия русского царя сильно мешали их реализации.

– Что же мы можем предпринять, дабы свести к минимуму нежелательные для нас последствия, от подписанного турками договора? У нас найдутся такие возможности, господин граф – спросил с надеждой своего министра император.

– Боюсь, что на данный момент мы лишены такой возможности Ваше Величество – с грустью признался Буоль. – Турки капитулировали, англичане заняты спасением Индии, а французы с самого начала вели с нами дела как с временным партнером, интересами которого можно пренебречь в любой момент. На данный момент мы лишены возможности, опереться на чужое плечо, в противостоянии с Россией.

– Как!? – раздраженно воскликнул Франц Иосиф – а наши дипломатические связи, наши тайные друзья и, наконец, наша секретная агентура, на содержание которой мы тратим такую уйму денег? Неужели они ничем не могут помочь нашей империи в тот самый момент, когда она в них нуждается? Ответьте мне граф!

– Видите ли, в чем государь. Все то, что вы только что перечислили, являются инструментами нашего тайного влияния. Подобно невидимым нитям они создают крепкую сеть, с помощью которой мы можем держать в повиновении любого из наших противников. Но у этой сети есть один маленький, но очень существенный недостаток. Она хороша в мирное время, когда можно повлиять на то или иное событие в мировой дипломатии и не очень хороша, когда трещат барабаны и грохочут пушки. Особенно когда ваш противник одерживает одну серьезную победу за другой. Я отчетливо вижу на лице Вашего величества печать гнева и разочарования от моих слов. Однако поверьте мне государь, сейчас вам лучше выпить горькую микстуру правды и сохранить здравую голову, чем сладкий сироп лжи и захмелеть от него – беспристрастно произнес министр.

– Так, что же вы предлагаете делать на данный момент граф – нетерпеливо спросил монарх, полностью пропуская нравоучительную основу речи Буоля. – Что нам следует делать сейчас? Когда в нашей армии бунты и дезертирство стало столь обыденным явлением, что мои генералы говорят об этом на докладе как о вещах само собой разумеющемся. Когда делегаты чешского дворянства набрались наглости просить меня об уравнении их в правах с австрийским и венгерским дворянством. Когда наша империя оказалась преданной своими союзниками по антирусской коалиции и по сути дела брошенной на произвол судьбы в борьбе с русским медведем. Я вас спрашиваю, господин Буоль?

– Если бы в Пруссии не было бы Бисмарка, в Париже не верховодил герцог Морни, а Англия не увязла в индийской войне, можно было бы легко опротестовать итоги этого мирного договора и заставить Россию заключить новый договор, более выгодный нам. Против трех ведущих европейских стран Россия никогда не рискнула бы противостоять но, увы. Русский император сейчас на коне и европейская разрозненность только на руку ему. Правда есть один способ сорвать наметившиеся франко-русские переговоры – многозначительно произнес министр.

– Какой? Мы желаем его знать – поинтересовался мгновенно воспарявший духом император.

– Согласиться с прежним требованием императора Наполеона и открыть наши границы для прохода французской армии в Польшу. Если это будет сделано, то никакие аргументы доводы герцога Морни не смогут удержать повелителя французов от завершения войны.

– Да вы явно не в себе, Буоль. Разрешить свободный проход французов через нашу территорию, это все равно, что травить зайца волками. Неизвестно на кого кинуться волки, толи на зайца, толи на тебя. Нет, нет, это категорически исключено – решительно молвил император, чем вызвал потаенную радость в душе министра. Хитрец Буоль, специально предложил заведомо неприемлемый вариант, с тем условием, чтобы император сам пришел к нужному ему выводу.

– Значит, остается только ждать, когда наступит мир и ваша чертова сеть вновь заработает. Так, что ли? – хмуро спросил своего собеседника император.

– Вы совершенно точно попали в самое яблочко нынешней проблемы мой император – льстиво произнес Буоль – при нынешнем положении нам остается только, что делать хорошую мину при плохой игре. И утешать себя и своих союзников, что вслед за Молдавией, русские не посмели присоединить к себе Валахию, Добруджию и не потребовали от султана свободы болгарам и эпирцам. Будь я на месте императора Николая, я так бы и поступил.

– И тем самым поставили бы жирный крест на наших планах по продвижению к Эгейскому морю. Нет, слава богу, что аппетит у русского императора не столь широк как у вас господин граф – язвительно бросил монарх, а затем добавил – когда мы можем ожидать первые результаты деятельности нашей сети?

– Не раньше полугода, государь – ответил Буоль.

– Что же, ради такого дела как балканский вопрос я готов подождать. Тем более что в Бухаресте у нас достаточно своих сторонников. Не так ли, граф?

– Совершенно верно, Ваше величество. Мы уже один раз поднимали румын против русской администрации с требованием предоставления им независимости. Поднимем еще раз.

– Кстати, почему нам не удалось тогда выдернуть Валахию из русского протектората? – поинтересовался император.

– Из-за споров между так называемыми румынскими вождями. Они так основательно перегрызлись между собой в споре за власть, что было совершенно невозможно требовать от русского царя предоставления независимости этой своре.

– Вам следует как можно лучше поработать над этим вопросом, Буоль. Мы не должны допустить, чтобы Валахия была присоединена к России – наставительно произнес Франц Иосиф и министр послушно вытянул спину в знак своего полного согласия с монаршей волей.

  На столь оптимистической ноте закончился этот разговор между австрийским императором и его министром иностранных дел, но жизнь продолжала вносить свои жестокие коррективы в планы Вены. Плохие новости продолжали досаждать австрийского императора.

  Едва только турецкий гарнизон покинул Белград, как сербы немедленно провозгласили свою независимость, и султан был вынужден проглотить эту горькую пилюлю. Начинать войну с сербами, когда русские солдаты стоят у стен Стамбула, было чистым безумием.

– Отнесем эту потерю на счет невыплаченной нами контрибуции русским – холодно молви Абдул-Меджид великому визирю, когда тот доложил султану о событиях в Белграде – ведь всё к тому и шло.

  Примерно так же оценил сербские события и Франц Иосиф, но куда более эмоциональнее были его высказывания Буолю, когда пришли новости из Валахии. Как только русские войска заняли Молдавию, в дунайском княжестве начались брожения за присоединение к России.

  Напрасно бедный граф пытался доказать императору, что это только одна людская молва и ничего определенного ещё нет, и не может быть. Монарх ничего не хотел слушать и тяжкие упреки, градом падали на министерскую голову. Угрозу потери Валахии, император воспринимал как личное оскорбление и был готов биться за неё до конца.

  Так, по крайней мере, казалось в тот момент Францу Иосифу, но прошло десять дней и валашские проблемы, полностью на второй план, на фоне стремительно разворачивающихся событий в Италии.

  Словно по мановению волшебной палочки злого чародея, восстали приграничные с австрийскими владениями итальянские герцогства Парма и Модена. Согласно решению Венского конгресса 1815 года власть в них была отдана австрийским Габсбургам, близкой родне нынешнего императора Франца Иосифа. Дважды итальянцы восставали против деспотии и произвола своих заграничных правителей, и оба раза народные выступления были жестоко подавлены австрийскими войсками, направленные императором для защиты интересов своих родственников. Улицы Пармы и Модены покрывались трупами расстрелянных австрийцами итальянцев, а бежавшие от восставших в Ломбардию герцоги торжественно возвращались в свои дворцы.

  Нынешнее выступление было очень удачно выбрано по времени. На момент восстания в обоих герцогствах у власти находились малолетние правители Роберт и Франциск, за которых фактически правили регенты. Все свободное время, они были заняты не столько интересами государства, сколько плели придворные интриги и бесстыдно грабили герцогскую казну.

  Стоит ли удивляться, что власть герцогов Пармы и Модены пала в один день, когда толпы простого народа вышли на улицы городов. Укрывшись во дворцах под защитой полков наемных гвардейцев, герцоги Роберт и Франциск не долго раздумывали, когда к ним для переговоров явились представители восставших. Они не были лавочниками, разносчиками, шорниками или кузнецами. То были представители городских властей, предложившие своим правителям выехать из городов по добру, по здорову, пока разгоряченный народ не пошел брать приступом их последние прибежище.

  Оба герцога прекрасно видели из своих окон, что местный люд настроен очень решительно, а верность гвардейцев, которым господа регенты уже третий месяц не платили жалование, довольна сомнительна. Поэтому оба правителя пошли на мировую, выторговав для себя хорошие отступные, в виде права вывезти из дворцов своё имущество.

  Итальянцы охотно согласились на это, поскольку худой мир лучше доброй ссоры. Кроме того, им было очень важно не доводить дело до кровопролития, дабы не дать повода австрийскому монарху требовать кровавой сатисфакции с восставших городов.

  Ровно сутки дали новые власти Пармы и Модены своим правителям на свободный выезд в Ломбардию. За это время шло лихорадочная погрузка в дорожные повозки обширного скарба правителей. Грузились ковры, мебель, одежда, всевозможная посуда. Франциск умудрился вывезти с собой часть придворной библиотеки, коллекцию картин, монет и даже старинное оружие. Естественно не была забыта и дворцовая казна, к этому времени изрядно похудевшая от ловких рук регентов.

  Так или иначе, но герцог пармский Роберт и герцог моденский Франциск покинули свои владения, предварительно подписав акты о своем отречении от власти. Ставя подписи под предложенными им документами, австрийцы не слишком предавали значение подписываемым бумагам, свято веря в скорую помощь своего могучего венского родственника.

  Данное обстоятельство в немалой степени повлияло на согласие австрийцев отказаться от власти над герцогствами. Они хорошо помнили, как спешно покидали Парму и Модену в 1831 и 1848 годах и вновь возвращались с австрийскими полками, чтобы продолжить своё правление.

  Возможно, что так все и было бы, но вслед за Пармой и Моденой волнения охватили и Тосканское герцогство, где у власти так же были австрийские Габсбурги. Конечно, тосканский правитель Леопольд второй был более самостоятельной и значимой фигурой, чем Роберт пармский и Франциск моденский, однако все же он был чужаком в этой стране и правил, опираясь исключительно на австрийские штыки. Поэтому спокойной жизни у него во Флоренции не было. Почти каждый день осведомители тайной полиции доносили о ведущихся разговорах среди местной знати. Не трудно было догадаться, что ободренные примерами Пармы и Модены, тосканцы были так же не прочь избавиться от чужеродного правителя.

  Не будь удачным выступление итальянцев против своих правителей, герцог Леопольд без всякого раздумья жестоко пресек всякое поползновение на его священную власть с помощью верных солдат. Но Парма и Модена капитулировали перед бушующим морем толпы, и их пример сильно охладил боевой пыл герцога. Перед возможной схваткой за тосканский престол, Леопольд решил заручиться поддержкой венской родни и тайно оправил в Австрию посланника.

  Тем временем, действия в Парме и Модене разворачивались по одному и тому же сценарию. Не прошло и суток с момента отъезда бывших правителей в Ломбардию, как временные правительства, унаследовавшие верховную власть в герцогствах, срочно провели плебисцит по вопросу о дальнейшем существовании этих итальянских земель. Подавляющее большинство жителей герцогств высказались за свою полную независимость от Вены.

  Как только это воле изъявление народа было получено, временные правительства сразу же обратились к Сардинскому королевству с предложением рассмотреть вопрос о присоединении к нему обоих герцогств, на тех или иных условиях.

  Не нужно было обладать большим умом, чтобы заподозрить третью силу в столь слаженных действиях восставших герцогств. И она действительно была. Естественно самое первое подозрение пало на сардинского короля, чьим владениям грозило неожиданное приращение двумя великими герцогствами.

  Немедленно из Ломбардии, где обосновались беглецы, понеслись бурные ноты протеста против тайных действий пьемонтцев. Аналогичные протесты поступили от монархов Вены и Флоренции, усматривавших серьезную угрозу для себя в связи с падением династий в Парме и Модене.

  Однако ни премьер министр королевства Кавур, ни сам сардинский король Виктор-Эмануил не имели к этим событиям ни малейшего отношения. Главным вдохновителем и организатором выступления итальянских герцогств был второй секретарь русского посольства в неаполитанском королевстве Василий Матвеевич Вельяминов, он же по совместительству тайный посланник императора Николая Павловича в Италии.

  Потерпев неудачу в деле по удержанию Пьемонтского королевства от вступления в войну против России на стороны Франции и Англии, Василий Матвеевич не сложил оружие и не стал дожидаться окончания войны, сидя у теплых вод неаполитанского залива.

  Честно отписав государю о своей неудаче с господином Кавуром, Вельяминов предложил императору новый план по отстаиванию русских интересов в Италии. Не сумев использовать сардинцев в качестве южного противовеса австрийской империи, тайный посланник затеял многоходовую комбинацию, которая должна была прочно удержать Вену от военного вторжения в Россию.

  Самым простым и эффективным способом было организация нового антиавстрийского восстания в итальянских провинциях империи, благо пылкие итальянцы были всегда готовы на выступление против своих ненавистных поработителей.

  В начале, основное своё внимание Вельяминов сосредоточил на ломбардских городах находившихся под австрийским владением, как самый подходящий горючий материал для нового выступления. Однако по прошествии времени его планы поменялись. Оказалось, что гораздо легче и проще было вызвать новую замятню в соседних с Ломбардией землях. При внимательном изучении положения дел, оказалось, что само провидение создало все необходимые условия для вовлечения Пармы и Модены в большое восстание против австрийцев.

  Этим моментом было малолетство нынешних правителей этих герцогств, что изначально подразумевало слабую власть. Ибо регентов, добросовестно исполнявших свои обязанности ради подрастающего правителя в мировой истории можно пересчитать по пальцам одной руки.

  Многоходовая комбинация задуманная Вельяминовым, была довольно сложна в выполнении, поскольку действовать тайному посланнику царя приходилось через территорию папских владений и тосканского герцогства, власти которых отнюдь не жаловали русских дипломатов.

  Лучшими помощниками Вельяминова оказались итальянские карбонарии, готовые действовать не ради золота, а ради идеи. Это обстоятельство, очень сэкономило бюджет императорского посланца, но вместе с этим не избавил господина второго секретаря русского посольства от постоянной проверки своих союзников на благонадежность. В том революционном бульоне, который варился на берегу неаполитанского залива, наряду с честными патриотами Италии, было много празднословов, проходимцев, а так же тайных агентов местных властей очень желавших знать о планах господина Вельяминова.

  Имея за плечами солидную школу тайной дипломатии, Василий Матвеевич сразу зарекомендовал себя в глазах местного общества как мирный прожигатель жизни, имеющий в своем распоряжении некоторый капитал, позволявший ему в меру наслаждаться жизнью. В меру волочиться за жаркими итальянками, в меру кутить и одновременно в меру исполнять свои служебные обязанности. Подобное положение позволяло господину секретарю быть в курсе местных событий и иметь массу полезных знакомств, благодаря которым он мог выходить на того или иного человека.