Текст книги "Восточная война"

Автор книги: Евгений Белогорский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц)

Сам Ардатов направился на 3 бастион.  Он оставил в штабе генерала Хрулева, на которого  было возложено командование резервами обороны. Эти запасы должны были быть использованы в самом крайнем случае и без права на ошибку.

Оставляя на резервах Хрулева, Ардатов сознательно вверил их в руки молодого генерала, который страшно горел желанием реабилитироваться за оставление Камчатского люнета.

Всю ночь на Малаховом кургане саперы под руководством Тотлебена спешно исправляли повреждения и возводили новые барбеты для картечных орудий, правильно угадав направление вражеской атаки.

По замыслу Пелесье, французы должны были атаковать с рассветом по сигналу осветительной ракеты, однако генерал Майран повел свою колонну в атаку на четверть часа раньше назначенного срока. Причиной этому поступка послужило преждевременное обнаружение русскими патрульными дозорами выдвижение передовых соединений правой штурмовой колонны французов.

Генерал Майран стал перед трудной дилеммой атаковать сейчас или дождаться назначенного командующим срока. Опасаясь, что поднявшие тревогу русские успеют приготовиться и встретят французов во всеоружии, заставило Майрана выбрать первый вариант. Решив использовать остатки предрассветной тьмы, генерал двинул свои войска на позиции 1 и 2 бастиона.

За считанные мгновения пространство в шестьсот шагов отделяющее русские бастионы от французских траншей стало стремительно заполняться огромной темной массой людей, гортанно кричащей "Вива ля Император!!!". Офицеры с обнаженными саблями, солдаты со стальными штыками, подобно океанской волне, устремились на русские укрепления, и, казалось, не было в мире силы способной остановить их порыв. Однако такая сила нашлась.

Французы еще не успели пробежать первую сотню шагов, как по ним дружно ударили картечью пушки, которые, по мнению Пелесье, должны были молчать. Вслед за ними загрохотали пушки  парохода "Владимир" под командованием капитана второго ранга Бутакова, и к ним присоединились орудия "Херсонеса", "Бесарабии"  и других судов. Их бомбы и ядра наносили серьезный ущерб плотной людской массе, которая несмотря ни на что продолжала приближаться к русским бастиона.

Двести, сто пятьдесят, сто тридцать шагов оставалось французам до их цели, когда перед ними неожиданно появилось новое препятствие в виде волчьих ям. Неся серьезные потери от русской шрапнели, французы стремились как можно скорее проскочить открытое пространство и скрестить свои штыки с русскими штыками, но коварные ловушки заставили их замедлить бег и остановиться. Именно в этот момент со второго бастиона ударили русские стрелки, вооруженные исключительно штуцерами.

Командир бастиона полковник Жерве специально создал две роты этих стрелков, которые были лучшими мастерами ружейной стрельбы. Миг и бастион буквально взорвался огненным поясом, ставшим губительным для французов.

Многие из офицеров, ведущих своих солдат в атаку, были либо убиты, либо ранены. Погибли полковник Будвиль и Мальгер, было выбито множество обер – и штаб-офицеров, но самое главное –  был смертельно ранен сам генерал Майран. С простреленной грудью он рухнул на руки адъютантов и скончался, прежде чем был доставлен ими во французские окопы.

Лишенные руководства французские солдаты замешкались перед бастионными рвами и были немедленно сметены залпами русской картечи с фронта и взрывами корабельных бомб с правого фланга. Все это было подкреплено мощными оружейными залпами русских стрелков, чьи гладкоствольные ружья уже могли свободно бить врага.

Подвергнувшись столь сильному огневому удару, французские стрелки заколебались и разделились. Большая часть стала отходить назад, тогда, как другие соединения решили продолжить атаку, несмотря на ужасные потери.  Солдаты второй роты полка гвардейский стрелков достигли рва второго бастиона и, приставив лестницы, стали взбираться на контрэскарп. Камни и пули, летящие на них сверху, не смогли остановить французских храбрецов, и они ворвались на куртины бастиона, но дальше продвинуться не смогли. Русские солдаты Якутского и Селенгинского полка встретили их в штыки и после яростной схватки сбросили их в ров, а затем добили ружейными выстрелами.

Когда генерал Пелесье прибыл на Ланкастерскую батарею, откуда он обычно руководил боем, то увидел ужасную картину –  солдаты колонны Майрана отступали под русским огнем. Разразившись проклятиями на голову неудачника Майрана, он немедленно двинул из резерва четыре гвардейских батальона и приказал генералу Мелине остановить отступающих солдат и вновь повторить атаку на русские бастионы. Одновременно с этим, генерал приказал дать сигнал двум другим штурмовым колоннам к общей атаке на врага.  Мелине сделал все, что только мог. Чрезвычайными мерами он не только остановил отступление потрепанной колонны Майрана, но и смог увлечь их в новую атаку. Перемешанные ряды французских солдат медленно двинулись в новую атаку на бастионы, неся сильные потери от русского огня.

На помощь 1 и 2 бастионам пришли не только орудия пароходов, но и пушки батарей северной стороны Севастополя. Бомбы, ядра, картечь и ружейные залпы выбивали все большее и большее число жертв из плотной атакующей людской массы, щедро устилая окровавленными телами подступы к бастионам.  Огонь противника был столь силен и беспощаден что, не дойдя ста шагов до бастионных рвов, французы побросали свои штурмовые лестницы и в панике стали отступать прочь, не в силах вынести картечные залпы, которые велись по ним практически в упор.

Положение войск генерала Брюне было несколько лучшим, чем положение солдат Майрана. Им предстояло пройти по открытому пространству всего четыреста метров и взять Малахов курган. В распоряжение Брюне были лучшие зуавские батальоны, взятые для штурма командующим из корпуса генерала Боске. Именно на колонну Брюне возлагал свои главные надежды генерал Пелесье, видевший в Малаховом кургане главную точку всей обороны русских.

По сигналу белой ракеты, алжирские стрелки дружно покинули свои передние траншеи. Их красные штаны и синие куртки моментально перекрасили зеленые севастопольские склоны, быстро приближаясь к русским укреплениям.

Защитники Малахова кургана дали им пройти всего метров пятьдесят, после чего открыли шквальный огонь из пушек и полевых картечниц, установленных на Корниловском бастионе прошлой ночью. Доведенная по приказу адмирала Нахимова до максимально разумного числа стволов артиллерия Малахова кургана пожинала свою ужасную жатву.

Одновременно с ними по наступающим цепям неприятеля открыли огонь орудия 3 бастиона,  желая грамотно использовать свое выгодное положение и тем самым оказать помощь своим товарищам. Бомбы русского бастиона заметно снизили проворство зуавов, которые сразу замедлили свой шаг от неожиданного флангового огня.

Так же как и для гвардейцев Майрана, для алжирских стрелков стали большой неожиданностью обнаружение волчьих ям, в большом количестве вырытые русскими саперами перед своими позициями. Здесь их было сделано по приказу Тотлебина больше всего и потому, французские зуавы были вынуждены полностью остановиться из-за опасения погибнуть страшной смертью.

Эта остановка сыграла трагическую роль во французской атаке, поскольку русские стрелки моментально открыли огонь, поражая несчастных зуавов как выстрелами из штуцеров, так и из своего обычного оружия. Потери от этого двухъярусного огня были столь ужасны что, не доходя ста метров до рва бастиона, французы были вынуждены залечь на землю.

Напрасно офицеры бегали среди солдат и пытались поднять их в новую атаку, указывая, что цель уже совсем близка и до победы осталось рукой подать. Зуавы только поднимались с земли и вновь падали от каждого нового оружейного залпа или выстрела пушки.

Стремясь переломить ситуацию, генерал Брюне решил личным примером повести зуавов в атаку. Обнажив шпагу и с призывным криком: "Вива ля Император!" он бросился вперед, указывая рукой на крутизну Малахового кургана. Пристыженные алжирцы стали быстро подниматься вслед за своим командиром, но в этот момент выпущенное из пушки ядро поразило генерала Брюне, пробило навылет грудь и отбросило несчастного француза далеко в сторону.

– Генерал убит! Брюне погиб! – подобно молнии пронеслось по рядам атакующих солдат. Уже никакая сила их не смогла заставить штурмовать русский бастион.

Колонна генерала Отмара оказалась более везучей своих соседей по наступлению. До батареи Жерве расположенной между Малаховым курганом и 3 бастионом французам предстояло пройти чуть более ста пятидесяти метров, что сразу увеличивало шансы атакующих почти вдвое. И пусть войска после сигнала ракетой выдвигались на атаку не очень охотно, пусть французские ряды несли большие потери с флангового огня с Малахова кургана и 3 бастиона, пусть ружейный огонь защитников был убийственен, алжирские стрелки все же достигли батарейной крутизны. Попирая ногами павших и безжалостно давя своих раненых, зуавы с разбегу преодолели небольшой вал и ворвались на русскую батарею.

Удача любит храбрых.  В этот день на батарее Жерве, было всего триста человек Полтавского полка под командованием капитана Горна, чьи стрелки не смогли своим огнем остановить противника. Несмотря на отчаянное сопротивление полтавцев, зуавы смогли захватить часть батареи, и через эту брешь в русский тыл хлынул линейный батальон под командованием полковника Гарнье.

Оставив недобитыми храбрецов капитана Горна засевших на левом фасе батареи, Гарнье повел своих солдат дальше, намереваясь выйти в тыл укреплениям Малахова кургана или 3 бастиону. Ближе всех к французам был бастион Корнилова и потому Гарнье направил туда свой батальон, помня приказ Пелесье взять эту русскую твердыню любой ценой.

Воинское счастье бывает очень переменчиво. Данное определение полковник Гарнье полностью подтвердил на собственной шкуре в этот день. Едва только французы продвинулись вперед по западному склону кургана, как выяснилось, что они полностью отрезаны от своих основных сил. Страшный картечный огонь пушек Малахова кургана, а так же шесть полевых орудий находившись в распоряжении капитана Горна, остановил продвижение солдат бригады генерала Ниоля, и заставил отступить их обратно в траншеи.

Сам же Гарнье засел в полуразрушенных домиках на склоне Малахова кургана и вел яростный огонь по защитникам Корниловского бастиона. Ударь в этот момент французы свежими силами, и участь Севастополя была бы решена. Но, не зная о судьбе батальона полковника Гарнье, генерал Отмар не предпринял ничего для повторной атаки на батарею Жерве. Гонец к генералу Пелесье был послан им с известием о своей неудачной атаке.

В этот момент настоящим героем проявил себя Степан Александрович Хрулев, который, не дожидаясь приказа Нахимова, сразу придвинул резервные батальоны к подступам 2 бастиона и Малахова кургана на случай возможного прорыва врага за линию обороны.

Больше всего генерал Хрулев опасался за промежуток между 2 бастионом и Малаховым курганам и сосредоточил именно там главные силы резерва в виде двух полков. Когда Хрулеву донесли о возникшей угрозе, в его распоряжении была только одна рота Севского полка под командованием штабс-капитана Островского. Силы были неравные, но все решали буквально минуты, и потому, не дожидаясь подхода дополнительных сил, Степан Александрович лично повел солдат в атаку на врага.

Тем временем полковник Гарнье, посылая генералу Отмару одного гонца за другим, требовал срочно прислать подкрепление. "Если немедленно не будет прислано подкрепление, меня раздавят", – писал он в записках отправляемых с унтер-офицерами. Трое гонцов были убиты русскими.  Только четвертому удалось благополучно добраться до батареи Жерве и ползком направиться к своим траншеям.

В распоряжении Хрулева было малое количество времени, и он полностью использовал выпавший ему шанс. Вместе с полтавцами капитана Горна Хрулев с двух сторон атаковал французов и после ожесточенной схватки ликвидировал вражескую угрозу. Под сильным ружейным огнем русские солдаты приблизились к домикам, а затем стали брать их приступом один за другим. Некоторые солдаты залезали на крышу и, разобрав доски, уничтожали французов выстрелами и камнями. В плен было взято всего около ста человек; все остальные были перебиты.

Как только Гарнье был уничтожен, к Хрулеву подошли шесть рот Якутского полка, вместе с которыми он атаковал засевших на батарее Жерве зуавов, и полностью восстановил контроль над столь важным участком обороны.

Когда Отмар получил сообщение Гарнье, он немедленно посла бригаду Ниоля в новую атаку, но фортуна полностью отвернулась от французов. Еще дважды они пытались вернуть свой контроль над батареей Жерве, и каждый раз были вынуждены отступать, неся большие потери от её защитников. Пополненный ротами подполковника Новашина, гарнизон батареи уничтожал стрелковым огнем всех тех, кого миновала картечь и ядра русских бастионов.

Вслед за Отмаром, генерал Керн, сменивший погибшего Брюне, по приказу Пелесье вновь атаковал Малахов курган, но, так же как и в первый раз, зуавы не дошли до бастионного рва и повернули обратно, не выдержав плотного оружейного огня и залпов картечи.

Что касается англичан, то лорд Раглан остался верен себе и двинул английские штурмовые колонны на 3 бастион гораздо позже, чем пошли в атаку французы. Возможно, лорд этим маневром хотел сохранить численность своих соотечественников в этом жарком сражении, но аристократическая хитрость вышла только боком сынам Альбиона.

Удержав английские войска от одномоментного выступления с французами, британский фельдмаршал только сыграл на руку русским, чьи пушки с 3 бастиона громили картечью колонну Отмара безуспешно штурмующую батарею Жерве. Когда же увидев, что французы терпят бедствие, Раглан запоздало отдал приказ об атаке, британское наступление полностью утратило всякий смысл.

Двум английским штурмовым колоннам нужно было пройти по открытой местности около четырехсот шагов под непрерывным огнем врага уже давно дожидавшегося нападения на него. Двигались они не ровным строем, а штурмовыми колоннами.    Русские артиллеристы открыли огонь сразу, как только британцы покинули свои траншеи, и каждый картечный залп орудий 3 бастиона образовывал брешь в рядах наступающих. Устилая кровавыми телами свой путь, англичане все же достигли засек и попытались их разрушить.

Шедшие впереди охотники со штуцерами успели дать прицельный выстрел по русским позициям, но ответный залп картечи обратил в бегство всю передовую часть британских штурмовых колонн. Не выдержав огневое испытание, славные сыны Альбиона отхлынули назад, но были остановлены генералом Кэмпбеллом, командиром колонны, атакующей 3 бастион, ударом в лоб.

Громкий голос генерала и его яростное потрясание над головой саблей быстро остановили бравых Томми, и они вновь бросились на штурм русских позиций. В это время на 3 бастионе было очень напряженное положение. От штуцерной пули погиб полковник Будищев, до этого момента блестяще руководивший обстрелом французов штурмующих батарею Жерве и благодаря чьей картечи бригада Ниоля не смогла поддержать прорыв батальона полковника Гарнье.

Смерть командира вызвала замешательство среди защитников бастиона, но присутствующий там граф Ардатов, моментально пресек опасные колебания в солдатских душах.

– Смотри веселей ребята! – громко крикнул Михаил Павлович, стремясь приободрить солдат. – Сейчас сполна рассчитаемся и за Альму, и за Балаклаву, и за Инкерман! За нами верх сегодня будет, соколики дивные! Вы только цельтесь вернее, да смотрите злее!

Ободренные призывами Ардатова и его уверенным поведением перед надвигающимся врагом, защитники бастиона сразу приободрились и уже с жадным азартом грядущего боя ждали приближения врага.

Англичане не заставили себя долго ждать. Подбадривая друг друга громкими криками, прославляющими королеву Викторию и лорда Пальмерстона, они вновь приблизились к бастионным засекам и принялись яростно крушить деревянные заграждения, мешающие им приблизиться к "Редану".

Пока солдаты расчищали себе дорогу вперед, штуцерные охотники вновь изготовились, чтобы произвести залп по бастиону с близкого расстояния, но на этот раз русские опередили их. По команде графа Ардатова огненный пояс в одно мгновение окутал передовые фасы бастиона, нанеся сильный ущерб вражеским солдатам, скопившимся перед бастионом. Множество убитых и раненых англичан рухнуло на сухую севастопольскую землю, дабы напоить её своею горячей кровью. В их числе был командир штурмовой колонны генерал Кэмпбелл, получивший смертельную рану в грудь, а так же его помощник лорд Уэст, которому вражеская пуля перебила ногу выше колена.

Однако, как не силен был ущерб от русского огня, британские стрелки все же дали ответный залп, но его эффективность была гораздо ниже стрельбы противника. Расположившись за земляными укрытиями, русские стрелки и артиллеристы не несли того ужасного ущерба от штуцерного огня противника, как это было ранее. Спокойно перезарядив ружья и пушки, они вновь принялись поражать стоявших на открытой местности англичан.

Сегодня все было наоборот; сегодня британцам был как воздух нужен штыковой бой для одержания победы, а русские стрелки исправно проверяли их стойкость с помощью свинцовых грузил. Выстрелы с бастиона гремели с неослабиваемой силой раз за разом, наглядно подтверждая слова графа о скорой расплате за Альму и прочие сражения, в которых русские полки понесли большие утраты от штуцерного огня.

Сам граф тем временем радостно перебегал от одного участка обороны к другому, радостно хлопал по плечам стрелков и сыпал прибаутками.

– Вы бы пригнулись, ваше превосходительство! – кричали ему в ответ стрелки. – Не ровен час, подстрелит шальная пуля, как полковника Будищева!

– Не боись, сынки! Я от пуль оберегом заговоренный! – шутил в ответ Ардатов и в этих словах была доля правды. Перед самым отъездом из Петербурга он получил от государыни императрицы небольшой золотой медальон с образом святой Софии. Шарлота сама повесила его на грудь Михаилу Павловичу и сказала, что пока он будет у Ардатова, ни одна пуля не коснется его тела. Вышучивая свою смерть на стенах бастиона, граф пытался тем самым отогнать от себя дурные воспоминания, связанные с этим прощанием. Впервые за все время их знакомства, императрица позволила себе заплакать при расставании с графом.

– А ну врежьте им, соколики, так, чтоб они по морю домой побежали! – подбадривал он защитников бастиона, и те врезали не раз, и не два.

Англичане, впрочем, были не из робкого десятка, и, демонстрируя презрение к смерти и любовь к королеве, продолжали разрушать коварные заграждения под губительным огнем противника. Заплатив неимоверно высокую цену за свое упорство, штурмовые батальоны все же смогли продвинуться к самому бастионному рву, последнему препятствию на своем пути.

Уже вперед бросились специальные носильщики штурмовых лестниц, которые волокли эту тяжелую ношу от самых траншей. И тут, неожиданно выяснилось, что ширина рва оказалась гораздо большей, чем того ожидали англичане. Пораженные столь ужасным открытием, они беспомощно столпились перед самым краем рва, торопливо определяя свои дальнейшие действия.

Эта заминка оказалась роковой для англичан, по которым со стен бастиона ударил залп чудовищной силы. Во врага стреляли все: и артиллеристы, и стрелки, и даже офицеры из своих пистолетов. И тут выяснилось, что предел терпения британцев полностью иссяк. Побросав свои штурмовые лестницы, они дружно побежали обратно, проклиная все и всех, а в особенности своего фельдмаршала лорда Раглана.

Та же судьба постигла вторую британскую колонну под командованием генерала Эйра. В отличие от колонны Кемпбелла, они наступали в промежутке между 3 и 4 бастионами русских, стремясь выйти на Пересыпь. В этом месте русской обороны рвов не было, и штурмовые лестницы были не нужны. Казалось, уж здесь– то господам бриттам должна была сопутствовать удача, но перекрестный огонь с бастионов и ружейный огонь защитников Пересыпи остановил врага.

Тут шквал огня был таков, что абсолютно не было возможности, даже самым упорным, пройти то открытое пространство, которое разделяло их от русских укреплений. Известный своей храбростью полковник Хиббери, сменивший смертельно раненого в голову генерала Эйра, вынужден был повернуть обратно со своими солдатами от этой " бури картечи".

Некоторые смельчаки все же смогли достичь брустверов "Садовой батареи", как англичане называли укрепление Пересыпи. Но их число было столь мало, что ни о каком штурме не могло быть и речи. Британцам ничего не оставалось, как низко опустить голову и бежать в сторону своих траншей, продолжая нести потери от выстрелов в спину.

Так закончился этот день в истории обороны Севастополя, который стал новым Ватерлоо не только для французов, но и для англичан.

Император Николай щедро наградил всех участников этого боя, который позволил вновь заблистать славе русского оружия сильно померкшего прошлым летом. Адмирал Нахимов был пожалован орденом св. Владимира 1 степени, генералу Хрулеву и князю Урусову– командиру 2 бастиона– были пожалованы ордена св. Владимира 2 степени. Князь Васильчиков и полковник Тотлебен, которого император произвел в генералы, получили ордена св. Георгия 3 степени. Так же орден св. Георгия 3 степени и производство в полные генералы получил граф Ардатов за оборону 3 бастиона.

Сам Ардатов полностью сдержал данное генералу Горчакову слова и направил государю письмо с просьбой отметить главнокомандующего Крымской армии. За удачное командование гарнизоном Севастополя Горчаков получил золотую табакерку с императорским вензелем и орден Белого орла, что сильно расположило Михаила Дмитриевича к царскому посланнику.

В отличие от севастопольцев в стане врага царил хаос и уныние. Генерал Пелесье полностью обвинял во всех неудачах штурма покойных генералов Брюне и Майрана, а так же лорда Раглана. Нисколько не стесняясь последствий, он публично объявил, что если бы оба генерала остались живы, то обязательно предстали бы перед военно-полевым судом.

Столь гневная оценка действий генерала Брюне вызвало открытый ропот среди французских генералов. Если покойному Майрану можно было поставить в вину атаку раньше времени, то Брюне точно выполнил все, полученные от командующего приказы, и винить погибшего генерала в глазах остальных было чистым кощунством.

Все это было высказано Пелесье утром следующего дня, и тот был вынужден проглотить  горький упрек в несправедливости, сказав, что степень вины генерала Брюне определит специальная комиссия. Эта стычка со своими генералами очень сильно взбесила "африканского генерала", и он вылил весь свой могучий гнев на лорда Раглана, живого виновника неудачи штурма Севастополя.

Бедный фельдмаршал сильно страшился свидания с союзным главнокомандующим и не напрасно. Пелесье, лишенный какого-либо такта и уважения, устроил британскому фельдмаршалу такой уничижительный разнос, что тот от сильного расстройства сразу заболел и слег.

Моментально у лорда Раглана открылось старое заболевание, терзавшее его организм с момента высадки в Крым, и ровно через десять дней после неудачного штурма британский полководец скончался от сильного обезвоживания, вызванного неукротимым поносом.

Когда в Севастополе стало известно о смерти лорда Раглана, а так же об её причине, то немедленно со стен русских бастионов в сторону врага понеслась издевательская песнь "Мальбрук в поход собрался". В ней хлестким и звучным языком солдаты и матросы обыгрывали смерть британского фельдмаршала от поносной болезни.

Кроме самого лорда, поносом от свирепствовавшей в лагере союзников холеры страдало много людей, но больше всех сардинцы, недавно прибывшие под Севастополь по приказу своего короля. Еще не адаптировавшиеся как следует к местным условиям, они сразу пополнили ряды военных госпиталей. За короткий срок туда отправилось две тысячи итальянцев, многие из которых больше никогда не вернулись в ряды сардинского корпуса.

Такое количество не боевых потерь в купе с неудачным штурмом русских позиций, крайне негативно подействовали на сардинцев, чем свели к нулю их боевые качества. Видя это, генерал Пелесье решил использовать их только в качестве караульных и дозорных солдат.

Находясь в Петербурге, император Николай Павлович очень радовался успехам севастопольцев. Будь его воля, он уже давно был бы там, но страшный призрак союзного десанта на столицу не давал царю покоя. Чтобы ему не говорил Ардатов и другие военачальники, уверявшие императора в том, что он сильно завышает возможности союзного флота, Николай оставался непоколебим в своем намерении –  вместе со столицей выдержать испытание страшным и ужасным британским флотом.

Почти вся зарубежная разведка русских с напряженным вниманием следила за действиями британского и французского флота, который собирался этим летом взять реванш на Балтике, о чем очень много говорилось в Лондоне и Париже.

То, что первая Балтийская кампания этой войны, кампания 1854 г., потерпела полное фиаско, это хорошо понимали в высших правительственных кругах и Англии и Франции. Обе стороны, разумеется, сознавали, что "взятие Аландских островов" и пленение рыбачьих финских и эстонских шхун представляют собой весьма скромные "успехи" и трофеи для очень могущественной эскадры, несколько месяцев прогуливавшейся по Балтийскому морю. Лондон и Париж усиленно готовились ко второй Балтийской кампании, стремясь извлечь уроки из прежних неудач и предотвратить новые.

Так в качестве главного исправления былых ошибок, произошло смещение адмирала Непира с поста командующего союзным флотом. Вместо него был назначен вице-адмирал Ричард Дандас, имевшие отличные рекомендации в английском флоте.

Именно неудачным командованием Непира во время лондонской встречи британское адмиралтейство объяснило своему венценосному союзнику все неудачи первой кампании. Наполеон только возмущенно фыркал, слушая речи английских сановников, и высказал надежду, что в этот раз  его британские союзники подтвердят делом громкий титул своей страны, звучавшей в гимне как "владычица морей".

Тогда, грозно топорща усы, Луи Наполеон справедливо упрекал союзников в несправедливом разделении военного бремени среди них. Французы, по словам императора с честью исполняют взятые на себя обязательства. Они высадились в Крыму, уже дважды разбили армию князя Меньшикова и не сегодня-завтра возьмут Севастополь, что автоматически приведет к уничтожению русского флота на Черном море. Британцы же, никак не могут сказать своего веского слова там, где у них всегда была пальма первенства –  море. Все их обещания очистить Балтийское море от русских кораблей остаются пустыми словами. Если господа союзники не могут высадить десант на Петербург, пусть хоть этим летом уничтожат форты Кронштадта и сожгут русский флот на Балтике.

Лорд Пальмерстон клятвенно заверял Наполеона, что Британия полностью выполнит свои союзные обязательства в Финском заливе, и потому адмиралтейство включило в состав эскадры Дандаса двадцать больших военных судов и семь канонерских лодок в придачу.

Перед отходом эскадры в плавание, лондонские газеты усиленно хвалили "нового адмирала Нельсона" которому предстояло заколотить балтийское окно, некогда прорубленное Петром Великим. Наполеон сдержано оценил бравурные речи своих союзников и в помощь Дандасу направил свою эскадру в составе трех больших судов и одного корвета, под командованием адмирала Пэно.

Вся эта громадная армада союзных кораблей встретилась в водах Финского залива в первых числах июля, а уже шестого числа появилась под Свеаборгом. Причина, по которой адмирал Дандас выбрал эту русскую крепость в качестве боевой цели для своих кораблей, была на удивление проста.

Высадка десанта на берег отпала сразу, как только союзные флоты встретились в Балтийском море. Выяснилось, что французский император категорически отказался давать для проведения операции свои сухопутные войска, которых у него было не столь много, как об этом говорили и в первую очередь он сам. Британцы же по своей врожденной привычке загребать жар чужими руками даже и не подумали посылать на Балтику собственную армию, которая так же не могла похвастаться своей численностью.

Выразив, друг другу свое разочарование по поводу нежелания другой стороны брать на себя основное бремя десантной операции, союзники приступили к обсуждению дальнейшей тактики похода.

Следующей важной целью союзного похода был Кронштадт.  Адмирал Пэно незамедлительно напомнил англичанам об обещании Пальмерстона уничтожить это осиное гнездо русских, справедливо полагая, что уж здесь– то, британцы будут играть первую скрипку. Однако и здесь было не все ладно. Адмирал Дандас заявил, что политики могут обещать все что угодно, хоть луну с неба, но военные моряки должны отдавать себе отчет, что они могут сделать реально, а не на словах.

Сразу выяснилось, что форты Кронштадта, согласно докладам британских разведчиков, за последние восемь месяцев претерпели основательную перестройку, были хорошо укреплены и пополнились новыми дальнобойными орудиями. Царь Николай лично контролировал все изменения в главной морской базе страны, отдавая Кронштадту все самое лучшее, чем располагала на данный момент русская армия.

Конечно, их число и калибр кронштадских батарей не могли заставить корабли королевского флота повернуть назад, но все упиралось в ту цену, которую предстояло заплатить за уничтожение Кронштадта.

К морской крепости русских можно было подойти с двух сторон. Наиболее удобным и безопасным являлся южный путь. Там не было опасных мелей и подводных скал, и его глубина позволяла свободно пройти большим кораблям союзников. Однако именно здесь были сосредоточены основные силы кронштадской артиллерии, которая вкупе с главными калибрами флота нанесла бы значительный урон вражеским кораблям, атакующим морскую крепость.

Северный путь кроме многочисленных мелей и камней был гораздо уже, чем его южный собрат а, так же очень мелок. По нему могли пройти лишь суда с мелкой осадкой, и при этом двигаясь медленным гуськом подставляя свои бока русским пушкам.

Кроме этого подходы к Кронштадту были основательно завалены морскими минами Якоби, с которыми союзники уже имели счастье познакомиться при высадке в Евпаторию. О том, что эти мины охраняют подступы к русской морской базе, говорили не только доклады шпионов. Адмирал Пэно потерял два малых корабля своей эскадры, когда проводил разведку южного подхода к Кронштадту.