Текст книги "Кровь на черных тюльпанах"
Автор книги: Евгений Коршунов
Соавторы: Леонид Колосов,Максим Князьков,Василий Тимофеев,Вадим Кассис,Василий Викторов
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)
Вадим Кассис, Леонид Колосов
КРОВЬ НА ЧЕРНЫХ ТЮЛЬПАНАХ
Июль в Риме выдался необычно жарким. Дул надоедливый сирокко – горячий ветер из Сахары, впитавший влагу моря, над которым он пролетал, прежде чем начать изматывать денно и нощно становящихся весьма нервными жителей Вечного города.
Понурив головы стояли неподалеку от Колизея в ожидании клиентов унылые лошади, запряженные в стилизованные под прошлый век пролетки с фонарями. Их хозяева из быстро вымирающей касты «коккиере» – извозчиков, паслись в близлежащих барах, заливая пожар тела и души ледяной кока-колой, разбавленной для придания итальянского колорита заокеанскому напитку свежим лимонным соком. По брусчатке Форума бродили ошалевшие от зноя туристы, уже неспособные критически осмыслить ту полуправду, которой пичкал их не очень разбирающийся в древнеримской истории нанятый по случаю гид.
До Феррагосто – блаженного времени массовых отпусков оставалось более двух недель, а работать уже никому не хотелось. Кстати, Феррагосто на Апеннинах считается национальным праздником, причем вроде бы и религиозным. Правда, Иисуса Христа и непорочную Деву итальянцы поминают в праздничные дни не совсем святыми словами. С первых чисел августа, как по команде, каждые два итальянца из трех, проживающих в стране, уходят в отпуск. Среднестатистический итальянец просто не может оставаться на месте, получив долгожданную отпускную свободу. Страсть к путешествиям у него в крови. Северянин мчится на юг, южанин на север. На автострадах возникают пробки, безжалостный бог автомобильного прогресса собирает обильный урожай, особенно среди тех, кто не может привести свой средиземноморский темперамент в соответствие с увеличившимся числом дорожных знаков и усложнившимися правилами движения.
Не до отпусков в этой феррагостовской вакханалии лишь жуликам и полицейским. Первые, пользуясь летним временем, очищают оставшиеся без присмотра квартиры и музеи. Полицейские их ловят. Вернее, пытаются ловить. Полицейских в Италии значительно меньше, чем воров. Уголовный мир пополняет ряды и повышает свою квалификацию гораздо быстрее, чем уголовная полиция.
С сожалением сей факт констатировал и следователь римской прокуратуры Марио Мольтони, спускаясь утром по лестнице своего дома, чтобы ехать на работу. Несколько дней назад среди бела дня обворовали соседнюю виллу богатого промышленника. Хладнокровно, без спешки, со знанием дела вывезли редкие картины мастеров Возрождения, старинный хрусталь, уникальный фарфор, драгоценности и меха. «Надо все-таки подсказать коллегам, чтобы работали поактивнее, – думал следователь. – Процент нераскрытых преступлений все более возрастает, компрометируя и без того неуважаемую криминальную полицию».
Но не только жулики беспокоили Мольтони. Не без грусти подумал он, что его августовский отпуск, видимо, откладывается. Странные дела стали твориться в ведомстве Фемиды. Волна террора, захлестнувшая Италию, казалось бы, должна была сплотить, мобилизовать силы правопорядка, тем более что в калейдоскопе преступлений, где с пугающим постоянством одновременно стали появляться отпечатки пальцев то чернорубашечных последышей Муссолини и «революционеров» из «красных бригад», то кровавых мафиози и крикливых маоистов, не так-то легко было разобраться. Но мобилизации сил, к сожалению, не произошло. Более того, кто-то из тех, кто держал в своих руках весы справедливости и карающий меч богини правосудия, мешал следователю доводить до финала начатые дела. То по непонятным причинам Мольтони отправляли в командировку как раз в тот момент, когда можно было выдать ордера на арест преступников или таинственно исчезали из мест заключения сами преступники, то пропадали из закрытого сейфа секретные бумаги или их срочно, без объяснения причин, реквизировала контрразведка, то кончали самоубийством самые нужные свидетели именно накануне публичных заявлений, которые они должны были сделать следствию.
Но на этот раз в руках у Мольтони вроде бы оказался ключ к разгадке сразу всех тайн. Он и раньше предполагал, что неофашисты, мафия и «левые» экстремисты действуют не разрозненно, что громкие уголовные дела обязательно имеют политическую подоплеку. Он и раньше знал, что американская разведка не только имеет агентуру в этих группах, бандах и группировках, но и руководит ими. Через кого? Он долго искал этих людей. И нашел. Неожиданных, проникших во все звенья государственного аппарата, но объединенных в одной организации. Он скажет, кто они такие. Скажет, если не помешают, конечно…
Последние две недели Мольтони никак не мог отделаться от очень странного ощущения. Ему казалось, что кто-то наблюдает за ним. Нет, ничего подозрительного вокруг не было, и в то же время постоянно хотелось оглянуться или, зайдя за угол, подождать кого-то… «Нервы шалят, – думал следователь, – надо бы отдохнуть…»
– Бонджорно, авокато!
Портье радушно улыбнулся, поздоровавшись с ним.
– Бонджорно, Артуро! Сколько раз я тебе говорил, что не адвокат я, а следователь. Адвокаты защищают преступников, а я их пытаюсь посадить в тюрьму.
– Какая разница, авокато? Самое главное, что вы хороший человек, синьор Мольтони.
– Ну это уж как сказать…
Мольтони улыбнулся. Портье поднял настроение своей болтовней. Автомобиль следователя стоял на месте. «Слава богу, не угнали», – как всегда подумал он и вдруг затылком почувствовал чей-то тяжелый взгляд. Обернулся. Из-за соседнего автомобиля появился человек, держа в руках какой-то черный предмет. И тут Мольтони понял, что это конец, что его соотечественники никогда не узнают о той сенсации, которую он им приготовил, не узнают, если он не предпримет чего-нибудь сверхъестественного. Инстинкт самосохранения сработал на сей раз мгновенно. Какая-то неведомая сила остановила правую руку следователя, дернувшуюся к карману брюк, где лежал новенький восьмизарядный «вальтер», и растянула большое, не потерявшее стройности тело Мольтони на пыльном тротуаре. При падении он ударился головой о тумбу и потерял сознание. Автоматная очередь простучала мимо. Стрелявший быстро вскочил в белый «фиат» с заляпанным грязью номером и на бешеной скорости исчез за поворотом ближайшего переулка…
Заместитель шефа римской криминальной полиции Гуидо Росси встал из-за заваленного бумагами и отлакированного локтями многочисленных предшественников письменного стола, сладко потянулся, улыбаясь пошел навстречу вошедшему в кабинет Мольтони.
– Бонджорно, дружище, рад видеть тебя живым!
– Покойником мне и самому не хотелось быть. Да и ты, наверное, огорчился бы, мой дорогой Росси. Все-таки столько лет безоблачной дружбы…
– Конечно, конечно. Все мы успеем туда – и уж лучше без посторонней помощи. Должен тебя огорчить, Марио. Следов покушавшегося установить не удалось. Белый «фиат» словно в воду канул. Да и сколько их, белых «фиатов», в нашем Вечном городе. Свидетели ничего путного не рассказали после того, как тебя отвезли в клинику. На месте происшествия остались гильзы от американского автомата «ингрем». Им вооружают агентов американской разведки и солдат испанской армии. Вот, пожалуй, и все…
– Не густо. Но все же спасибо за внимание. Что делать?
– Проверить, нет ли поклонников у твоей невесты, которым ты мешаешь… Кристина – прелестная девушка…
– Перестань дурить, Гуидо, невест сейчас значительно больше, чем женихов. И по ним не стреляют из американских автоматов. К тому же Кристина – вне подозрений, если ты сам не положил на нее глаз и не подослал ко мне наемного убийцу…
– Что ты, что ты? Невесты друзей для меня все равно что иконы. Я им поклоняюсь. Издалека, естественно. К тому же я надеюсь быть свидетелем со стороны моего друга на счастливом бракосочетании, и не где-нибудь, а в самом престижном соборе Санта Мария Маджоре… Ну ладно, шутки в сторону, пройдемся по делам, которые ты вел. И давним и недавним. Может быть, «план Соло»? Та история с несостоявшимся государственным переворотом, где были замешаны янки и которую ты разматывал?
– Нет, исключено. Во-первых, давняя история, во-вторых, первую скрипку в том деле играл следователь Витторио Оккорсио. Я лишь помогал ему. Да и процесс, ты сам знаешь, закончился ничем. Глава заговора шеф контрразведки генерал Де Лоренцо получил парламентскую неприкосновенность от своих друзей неофашистов и преспокойно скончался, избежав трибунала. А те, кто его разоблачили – журналисты Януцци и Скальфари, – заняли места в парламенте от республиканской партии. Их ведь тоже хотели упрятать за решетку, за разглашение совершенно секретных данных… Так что убирать меня в связи с провалившимся заговором было вроде бы ни к чему…
– Тем не менее Оккорсио был убит неизвестными, и все из того же автомата «ингрем».
– Я бы сказал не «тем не менее», а «тем более»… Зачем два трупа по одному и тому же делу? Помнится, что какой-то из наших скандальных журнальчиков писал, что Оккорсио убит не из-за мести за свою антифашистскую деятельность, а якобы за предательство, за то, что вел, дескать, двойную игру и, ведя ее, перестарался с разоблачениями. Но ведь это клевета. Мы прекрасно с тобой знаем, что Витторио был честным парнем. Кому-то понадобилось скомпрометировать его.
– Если бы знать. Кому же ты мешаешь теперь? Может быть, покровителям миланской группы «Новый порядок», тем террористам, которые организовали взрыв экспресса? Ведь ты же усадил два десятка молодцов на скамью подсудимых…
– А что толку? Всех выпустили под залог. Их участие во взрыве поезда «Италикус» так и не было доказано…
– Тогда, может быть, наркотики? С мафией ты тоже жил вроде бы не очень дружно? А торговля этим зельем – ее основной хлеб. Помнишь то сицилийское дело, которое нашумело в печати?..
– Нет, дорогой Росси! Я мешаю не фашистам, не экстремистам, не мафии и даже не американской секретной службе, а всем вместе – в одном лице.
– Не понимаю, Марио. Что ты имеешь в виду?
– Веду я тут одно дело, которое началось с пустяка. Но только я тебе ничего о нем не скажу… Суеверен я стал, вдруг сглазишь?
– Боишься конкуренции?
– Нет. Более того, с удовольствием воспользовался бы твоей помощью, но не хочу рисковать двумя жизнями сразу…
– Что, очень опасно?
– Страшновато.
– Почему?
– Они не стреляют из автоматов по своим противникам, они уничтожают их нравственно…
– Это что-то новое! И как?
– Очень просто. Крадут детей, жен, словом, самых дорогих людей у тех, кто им мешает… А потом подбрасывают их трупы в целлофановых мешках… Мало кто не ломается после этого.
– Интересно… Ты серьезно не хочешь моей помощи?
– Пока нет…
– Тогда береги Кристину…
Как всегда в обеденный час, парк Паганини был пуст. Трудно сказать, почему этому небольшому скверу дали имя великого итальянского маэстро. Здесь он никогда не жил. Не знали происхождения этого названия и сидевшие на скамейке в конце одной из тенистых аллей девушка и худощавый, с сединой в висках стройный итальянец. Девушка мало походила на жительницу Апеннин. Густые светло-русые волосы, опушенные длинными ресницами зеленые продолговатые глаза, капризно вздернутый нос…
На первый взгляд ее лицо могло бы показаться ординарным, особенно когда девушка задумывалась, уходила в себя. Устало опускались брови, от уголков губ бежали вниз глубокие морщинки, которые старили ее. Но лицо моментально преображалось, когда она начинала говорить, – брови изгибались дугой, а от ее зеленых глаз нельзя было уже оторваться. Так было и сейчас.
– Послушай, Марио, это просто неприлично с твоей стороны. Целых два дня от тебя ни слуху ни духу. Я уже забеспокоилась, не случилось ли чего…
– Ничего, Кристина, не случилось, ровным счетом ничего. Просто очень много дел, которые я хотел бы закончить, чтобы махнуть с тобой на Феррагосто куда-нибудь подальше. На остров Эльбу, хочешь?
– Еще бы! Но это очень дорого, мой милый. Или ты выиграл несколько миллионов в тотокальчио?
– Нет, у меня умерла богатая бабушка в Америке и оставила ко-оло-ссаль-ное наследство…
– Тогда зачем какая-то паршивая Эльба? Проведем наш отпуск на Таити. Представляешь, бирюзовые волны океана лижут желтый песок пустынного пляжа, ласково покачивают густолистыми головами грациозные пальмы и мы с тобой вдвоем, как Адам и Ева…
– Это очень хорошо, даже завлекательно. А потом из-за пальм появляется полицейский в белом пробковом шлеме и штрафует нас за нарушение нравов… Нет, уж лучше Эльба. Если ты не будешь заказывать каждый день на обед лангустов, которыми славится остров, нам хватит моих собственных денег, без наследства американской бабушки.
– Нет, так не пойдет! Не хочу быть содержанкой. Эмансипация, так эмансипация. Поскольку я не твоя жена, то кладу в копилку путешествий месячную зарплату и гонорары за последние полгода…
– О! Это уже солидно. Хватит и на Таити. Даже без бабушки, поскольку она еще не умерла. Только тебе не выгодно. На острове красивейшие девушки, которые очень зазывно умеют покачивать бедрами. Не боишься конкуренции?
– Не боюсь. Потому что мои бедра лучше таитянских. Есть еще одна малозначительная деталь. Ты, наверное, меня любишь… Или я ошибаюсь?
– Больше жизни! Поэтому хватит сидеть на скамейке и поедем к тебе… обедать.
– Какой обед! Я же журналистка, Марио. А представительницы моей профессии, как правило, не умеют обращаться с кастрюльками. Поэтому ты свезешь меня в уютную тратторию, а потом уже заедем ко мне. Так сказать, попить чаю…
– Может, кофе?
– Как тебе будет угодно, дорогой!
Марио Мольтони познакомился с Кристиной немногим более двух лет назад при очень необычных, кстати говоря, обстоятельствах. Как-то приехав по делам в римский суд, встретил в коридоре своего однокашника по университету.
– Чао, Мольтони, – затараторил приятель, семеня рядом, задавая вопросы и сам же отвечая на них. – Как дела? Хорошо? Прекрасно! Как здоровье жены? Ах да, у тебя нет жены. Родители? А-а-а… Да, да, извини, пожалуйста. Как у меня? Все хорошо, отлично даже. Недавно еще один сын родился. Теперь трое. Спасибо тебе за поздравления, заходи как-нибудь, адрес старый…
Мольтони так и не сумел открыть рта, шел и улыбался. Приятель всегда был таким. А он вдруг остановился и схватил Марио за пуговицу.
– Слушай, Мольтони! У меня сейчас будет одно смешное дело, хочешь послушать? Представляешь, синьорина Кристина Монтаньяни, репортер газеты «Паэзе сера», коммунистка, между прочим, выступает с иском против полицейского Поркеры! Во время разгона демонстрации, а она болталась там со своей «лейкой», он трахнул ее дубинкой по голове, а она прокусила ему кисть руки. Вот история-то! Но я постараюсь, чтобы дело выиграла она. Интересная, друг мой, бестия! Идем, не пожалеешь…
…«Бестия» действительно оказалась симпатичной и напористой девицей. Под правым глазом у нее красовался огромный синяк.
– Синьор судья, синьоры, – начала она свое выступление, отказавшись от помощи адвоката, – я журналистка и выполняла профессиональный долг, работая по заданию газеты. А этот хам… извините, синьор судья, этот человек ударил меня по голове дубинкой, разбил мою новенькую «лейку» и пытался скрутить мне руки. Чем и как может защитить себя в такой обстановке девушка, я вас спрашиваю, синьоры? Мне пришлось укусить его за палец, и эта скотина, простите, синьор судья, этот мужчина ударил меня кулаком по лицу. Полюбуйтесь – следы членовредительства перед вашими глазами, можете пощупать, если хотите, и шишку на голове. Плюс к этому разбитый объектив аппарата. Я требую компенсации. Во-первых, за «лейку», во-вторых, за профессиональную непригодность для выполнения своей работы в течение недели. У меня болит голова, и, потом, как я могу брать интервью с подбитым глазом…
Ответная речь полицейского звучала не очень убедительно. И судья – приятель Мольтони – весьма ловко закрыл дело, присудив в пользу синьорины Монтаньяни изрядную сумму компенсации…
Марио девушка очень понравилась, и он дождался ее выхода из зала суда.
– Поздравляю вас, синьорина Монтаньяни, с победой.
– Спасибо. А вы, собственно, кто? Журналист?
– Нет.
– Коммунист?
– Нет.
– Кто же вы?
– Я следователь прокуратуры.
– Опять полицейский?! Хотите, чтобы я вас тоже укусила?
– Нет. Я хочу вас пригласить поужинать со мной сегодня вечером.
– А если не соглашусь?
– Я буду искренне огорчен…
– О, следователей не стоит огорчать. Тогда они плохо будут ловить «крыс».
– Кого, кого?
– Террористов. Вы ведь ловите террористов, не правда ли?
– Пытаюсь, синьорина, хотя и не всегда успешно.
– Вы самокритичны… И этим уже не похожи на служителей итальянской Фемиды. Итак…
– Траттория на Виа Лата.
– А-а-а, «Эст, эст, эст…» Привлекательное местечко и, главное, историческое. Я ведь историк, изучала древние и средние века в университете.
– А почему вы занялись журналистикой?
– Не могу преподавать, не тот темперамент. Так вот, пока вы будете провожать меня к такси, расскажу историю, от которой и пошло название траттории «Эст», что значит «Есть»… Так вот, в 1111 году – видите, какая точность, – в свите императора Генриха V, направлявшегося в Рим, ехал некий вельможа, большой поклонник Бахуса. Он послал своего слугу впереди кортежа, приказав ему ставить на винных лавках с хорошим вином слово «ест!». Слуга прилежно выполнял волю своего хозяина на всем пути, а потом вдруг пропал. Вельможа забеспокоился, но в небольшом местечке Монтефиасконе, уже под Римом, увидел на двери винного погребка знакомый почерк. «Эст! Эст! Эст!!!» – было выведено огромными буквами. А в погребке возле пустой бочки сладко храпели хозяин и слуга вельможи… Интересно?
– Очень. Там нам предстоит отведать монтефиасконского вина?
– Не знаю. История не всегда отражает истину…
…Вино и на самом деле оказалось отличным. Хозяин старинной траттории на Виа Лата клятвенно подтвердил, что золотистый перебродивший виноградный сок привозят из Монтефиасконе. И вообще ужин удался на славу: фирменные спагетти «Аль арраббията», то бишь «Бешеные», с острейшим соусом – фамильным секретом самого хозяина, флорентийские бифштексы из нежнейшего мяса со спаржей, земляника в ледяных сливках и кофе с рюмкой старинного орехового ликера…
И вдруг Марио показалось, что он уже много-много лет знаком с Кристиной, что не надо галантно спрашивать, чего желает синьорина, не надо провожать ее до такси и самое главное – расставаться. Видимо, то же самое почувствовала Кристина, когда хозяин принес счет, получил деньги с необычно щедрыми чаевыми и сказал все комплименты по поводу удивительного обаяния синьорины…
– Не хочется домой, не так ли, синьор Марио?
– Да, это так…
– Пойдемте побродим по ночному Риму, а то ведь в суматохе обыденных дел мы забываем, что существуют удивительные уголки родного города. Вы римлянин?
– Нет, я из Милана. Там родился, там и похоронил своих родителей. Здесь жил дядя. У него я и квартировал, пока учился.
– А я истинная трастеверянка. Появилась на свет в Трастевере, за Тибром, в одном из фешенебельных особняков. Но с родителями не живу. Слишком богаты. Разошлись по идейным мотивам. Итак, дайте руку, дорогой синьор, и я открою вам вечные тайны Вечного города. Кстати, послушайте…
Из соседнего ресторанчика неслась мелодичная песня. Под аккомпанемент гитары, скрипки и аккордеона молодой голос пел:
Рим, не будь глупым в этот вечер,
Дай мне твою старую, щедрую руку,
Открой мне свое доброе сердце
И проведи по своим легендам…
– Это знамение, – прошептала Кристина. – Наше знакомство начинается с легенды… Кстати, еще одну мы увидим тут, она совсем, совсем рядом…
Они дошли до угла тихой улочки Лата, и Кристина остановила Марио около небольшой статуи с отбитым носом, державшей в руке бочонок, из которого бежала струйка воды.
– Жил-был во времена оны Водонос, – сказала девушка, как бы невзначай прижавшись бедром к Марио, – который сам пил только вино. Он и умер, не выпустив стаканчика с перебродившим виноградным соком из своих рук. Здорово рассердились на беспутного малого архангелы и осудили его на вечные времена таскать бочки из-под вина, наполненные водой. Вот и течет она бесконечной струйкой из бочонка.
– А скажите, Кристина, почему вы все свои легенды посвящаете вину и алкоголикам?
– Почему все? Только две. Пока. А потому, что современные синьоры чрезвычайно преклоняются перед Бахусом и это мешает жизни вообще и любви в частности. Вы как относитесь к вину?
– Сдержанно. Только по праздникам и только в приятной компании.
– Это правда?
– Самая святая…
– Тогда проверим. Но для этого нам надо побродить по римским улицам.
– С вами хоть на край света…
Бродить по Вечному городу лучше всего ночью. Ровно льется неяркий неоновый свет на мостовые и тротуары. Воздух чист и прохладен. Спят набегавшиеся за день автомобили. В полумраке они, как и кошки, все кажутся серыми. Город легенд… Даже происхождение его в общем-то сказка. Поэтому и празднуют римляне день 21 апреля как день рождения Рима, ибо, по преданию, именно в этот день в 753 году до нашей эры вскормленные волчицей Ромул и Рем заложили первые камни Вечного города. Конечно же, древним римлянам жилось куда вольготнее на своих семи холмах, чем нынешним. Приближение к итальянской столице вы почувствуете еще задолго до того, как замелькают покрытые лесами новостройки в стиле «модерн», по тому грязно-желтому облаку, которое неподвижно висит в небе. Вечный город «дышит» почти что двумя миллионами автомобилей отечественных и иноземных марок, которые, подобно гигантскому пчелиному рою, визжа тормозами и рявкая клаксонами, растекаются по узким римским улочкам. Кто мог подумать, что экипаж на четырех колесах с дизельным мотором, созданным на благо человека, обернется таким вот злом для всего живого. Правда, люди пока выдерживают. Иное дело камни. Они уже не в силах вынести ни смога, ни шума. Стремительно разрушаются памятники, дворцы, фонтаны – все эти беломраморные страницы легенд Вечного города.
Кристина и Марио миновали Колизей.
– Вы, наверное, не знаете, – сказала Кристина, – древней притчи о том, что варвары, завоевавшие в свое время погрязший в распутстве Рим, хотели взорвать беломраморный цирк, заложив в выдолбленные в его стенах углубления порох…
– Откуда у варваров мог быть порох? – спросил ошарашенный Марио.
– Может быть, подзаняли у китайцев… – Кристина улыбнулась. – Так или иначе, но гуннам не удалось разрушить шедевр архитектуры, хотя они ободрали его как липку, сняв плиты из белого мрамора. С тех давних времен и существует, синьор Марио, поговорка «пока цел Колизей, стоит и Рим».
Легенды, были… Спицы веков связали из них удивительное кружево смешного и печального, фантастического и правдивого. Говорят, что в древние времена отличить истину от лжи было очень просто. Под портиками старейшей римской церкви Санта Мария ин Космедин до сих пор сохраняется как реликвия вделанный в стену большой мраморный круг с изображением оскалившейся пасти тритона. Человека, в правдивости которого возникали сомнения, заставляли класть руку в «пасть правды» и повторять свои показания. Если он лгал, то лишался руки. Дети и туристы до сих пор боятся совать руку в «пасть правды» – чем черт не шутит… А вот взрослые римляне, те – нет. Они-то знают, что в далекие времена за стеной с изображением тритона стоял палач и отрубал руки тем, в чьей виновности не было сомнения…
В этом старом римском уголке и оказались Кристина и Марио, когда начали гаснуть неоновые фонари на улицах и закрываться ночные бары и кафе.
– Вы всегда говорите правду, Марио?
– Да, всегда, когда этого требует Истина.
– Тогда положите вашу руку в пасть тритона.
– Положил бы, но здесь много паутины…
– Вы знаете, что вас ждет, если солжете?
– Знаю. Лишусь руки.
– Вы любите меня, Марио?
– Да. Очень.
– Рука цела?
– Цела.
– Тогда, может быть, пойдем ко мне пить чай, Марио?
– Может, кофе?
– Как вам будет угодно, синьор…
– У тебя удивительно стройное тело… Кажется, оно всегда было рядом, такое привычное и родное. Это, наверное, потому, что я люблю тебя?
– Наверное, потому, что мы любим друг друга, Кристина. Начинает светать, скоро взойдет солнце. Мне пора идти…
– Подожди. Ну еще пять минут… Как тихо.
– Кажется, вся жизнь замерла на планете. Чем ты будешь заниматься сегодня?
– Очень скучным делом. Убили женщину. Нужно искать убийцу…
– Ты говоришь об этом так спокойно?
– А разве эмоциями поможешь? Нужна трезвая голова и спокойная душа. Сострадание только мешает работе.
– Ты видел ее?.. То есть труп этой женщины?
– Видел.
– Это страшно?
– Нет, это странно…
– Почему?
– Убита, вернее, задушена, остался след, а вот крови нет.
– Откуда же кровь, если женщина задушена?
– В трупе нет крови. Понимаешь, Кристина, кто-то сначала задушил женщину, а потом взял у нее всю кровь. Зачем, понять не могу…
– Какой ужас! Может быть, вампир?
– Нет, Кристина, вампиры существуют только в сказках и в фильмах ужасов. Кому-то понадобилась кровь мертвой женщины. Медики, с которыми я консультировался, утверждают, что это бессмыслица. Такая кровь никому не нужна. Она свертывается… Когда мы увидимся?
– Через неделю, дорогой! Я улетаю на Сицилию. Там «томатная» забастовка, возможны столкновения с полицией…
– А что это за забастовка со странным названием?
– Ничего странного. Оптовики из мафии резко снизили закупочные цены на помидоры, и крестьяне устроят спектакль. Высыпят на шоссе несколько тонн томатов и потом раздавят их гусеницами тракторов, так сказать, в знак протеста. Представляешь, зрелище?! Я возьму с собой цветную пленку, может купит снимки какой-нибудь иллюстрированный журнал. Зеленая листва кустарников, голубое небо, шоссе, тракторы, месиво раздавленных помидоров и ручьи красного сока, как человеческая кровь…
– Увлекающаяся ты натура, Кристина! Не заработай опять по шее от полицейского…
– Постараюсь. Буду осторожней. Теперь у меня есть ты.
Дело, с которым столкнулся следователь Марио Мольтони, было поистине странным. На одной из улочек Тибуртины – римской окраины, населенной беднотой, проститутками и мелкими жуликами, полицейский патруль обнаружил ранним утром в котловане труп молодой женщины, хорошо одетой, но безо всяких документов. Женщина, на теле которой судебный врач не обнаружил никаких следов насилия, была задушена «профессионалом» – так констатировали эксперты. Парадоксальным в уголовном деле, на котором Мольтони вывел порядковый номер 133, было то, что у женщины выкачали основную массу крови. «Зачем нужна трупная кровь?» – спросил Марио у судебного врача. «В принципе она применяется в медицине, – ответил тот, – но ее берут у людей, умерших естественной смертью… Тут что-то не так…»
Убитая женщина после недолгих розысков – о ее пропаже было заявлено – оказалась вполне респектабельной особой. Кларетта Джицци, 38 лет, вдова состоятельного коммерсанта, занимала вместе с матерью прекрасную квартиру в доме на улице Номентана, практически в самом центре города. Денег, оставленных мужем, вполне хватало на безбедную жизнь. Поэтому Джицци не утруждала себя работой, занималась потихоньку живописью, так сказать, для души. От матери Кларетты, которая буквально обезумела от горя, узнав об ужасной смерти дочери, Мольтони практически ничего не добился. Жили замкнуто, принимали мало. Знакомые? В основном пожилые люди, родственники и друзья покойного супруга Джицци – все вне подозрений. Правда, несколько раз в год приезжал из-за границы иностранец, вернее, американец китайского происхождения, Джон Ли, который останавливался у Кларетты. То ли жених, то ли любовник, трудно сказать.
Ему отводили отдельную комнату, но синьора видела несколько раз, как Джон выходил рано утром из спальни дочери… Где он сейчас? За границей, где-то в одной из ближневосточных стран. Чем занимается? Трудно сказать. Но всегда при деньгах и всегда очень дорогие подарки для Кларетты… Адрес? Нет, адреса синьора не знает. В тот трагический день дочери кто-то позвонил поздно вечером по телефону, и она, быстро одевшись, ушла из дома, сказав, что скоро вернется. Но не вернулась.
Мольтони отложил в сторону дело № 133, договорившись с матерью погибшей, что она позвонит по телефону, если что-нибудь узнает о друге своей дочери. Но рассчитывать на старуху, убитую горем, не приходилось. А потом все утонуло в текучке повседневных дел. Убийства с целью ограбления, убийства из-за ревности, кражи людей ради выкупа, террористические акты политического характера, налеты «красных бригад», драки чернорубашечных молодчиков из «Нового порядка»… И вот примерно через неделю в руки Марио попали два полицейских рапорта, касавшиеся загадочного убийства иностранца на одной из римских окраин. Первый документ гласил:
«В воскресенье, 8 июля, около четырех утра, возле перекрестка улиц Альберта Эйнштейна и Пьетра Папа, произошла автомобильная авария. «Мерседес» врезался в газетный киоск. Хозяин машины исчез. В кабине на переднем сиденье обильные следы крови. Ветровое стекло от удара о киоск выбито. При анализе осколков удалось установить, что на уровне головы водителя в стекле имеются два пулевых отверстия. Стреляли, по-видимому, из-за газетного киоска, револьвер 36-го калибра».
Второй документ-доклад полицейского патрульного:
«8 июля в восемь часов пятнадцать минут утра мы наткнулись на труп мужчины в подворотне на улице Пьетра Папа. По документам убитого удостоверились, что разбитый «мерседес» принадлежит автотуристской компании «Братья Бернаделли». Он был взят напрокат два дня назад. Очевидно, стрелявший уложил человека со второго выстрела. Пуля прошла чуть выше левого глаза навылет. Затем кто-то вытащил труп из машины и оттащил в подворотню. Золотой перстень и бриллиантовые запонки на сорочке не тронуты. Никаких следов насилия. Похоже, что смерть наступила сразу. Машина, потеряв управление, врезалась в киоск».
Мольтони попросил вызвать к себе в кабинет автора доклада. Им оказался молодой, но какой-то неуклюжий полицейский, который к тому же заикался и, стараясь скрыть этот дефект, говорил нараспев…
– Вы все отразили в рапорте?
– Наверное, все, мне так кажется, синьор следователь.
– Что значит «наверное» и «кажется»? Можно ли поточнее? – Мольтони сразу же начало раздражать «пение» полицейского.
– Ну можно еще сказать, – топтался на месте полицейский, – что на асфальте, возле того места, где лежал покойник, осталось темное пятно крови…
– Там, где находилась голова? На уровне раны?
– Нет, пожалуй, чуть пониже… Возле шейной аорты…
– Занесите эту деталь в протокол. Все может пригодиться.
– Да, еще в кармане брюк убитого обнаружен использованный авиабилет, приобретенный в Сайгоне на имя Джона Ли. Иностранец. Судебно-медицинская экспертиза заключила, что жертва потеряла много крови после того, как тело вытащили из машины.








