Текст книги "Выскочка из отморозков"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Борис ничего не ответил. Вспомнилось свое. Даже участковый не отмахнулся от него. Да, избил, но не дал сдохнуть. Рэкетир Сашка, и тот не отвернулся.

Борьке вспомнилось, как тяжело и больно далась ему ломка. Сколько раз, на грани потери сознания от боли, не верил, что выживет и сломает самого себя. Это оказалось слишком трудным. Но ему помогли. Один на один не выдержал бы ломки.

– А ведь здесь такие, как я когда–то. Если б не переломал себя тогда, теперь уже не жил бы. Вот и эти… Им есть кому помочь, остановить?..

– Ты знаешь, какие водятся в наших трущобах? В старой части города? О–о–о! Самим от десяти до тридцати лет! А уже и наркоту знают, и сифилис, и СПИД, а уж криминальных и официальных абортов – по нескольку за год делают. И на все про все зарабатывают проституцией.

– Опять же и с ними он станет работать не раньше чем через год. Поначалу поучаствует в облавах, потом проверят его и только после этого доверят самостоятельный участок, отдадут под его опеку нескольких сопляков.

– Чего мы тут гадаем? Может, он в криминалистику. или уголовный розыск подастся? перебил всех Антон и предложил: – Давайте чаю попьем! Илья! Ты дежурный!

Вскоре на столе появились чашки с чаем, булки из буфета. Борис достал из тумбочки пироги– все, что приготовила на дорогу бабка.

– Домашнее! Целых два года в глаза не видел этой вкуснотищи! А после окончания школы всего две недели отпуска дадут, и на работу! Даже отдохнуть не успеешь! А я рыбалку люблю. Мы с братаном чуть свет уже на реке, самый клев! – завелся Антон.

– Да что рыбалка! Пошел в магазин, взял килограмма три рыбы, нажарил, отвел душу, что еще надо? А вот на покос или за грибами в лес, вот это дело!

– А я на пасеку в деревню к деду уеду на все две недели. Он у меня мудрый старик. Его даже пчелы любят. Я все детство с ним прожил. До самой пенсии работал участковым. И поверите, никто во всей деревне не закрывал дом на замок. Не было воровства. Никогда не убивали друг друга люди. Даже мужики не дрались. Нечего делить, не было повода. Ну, может, пару раз съездила какая баба коромыслом по хребту соседу, так и то за озорство и ретивость, кобелиную спесь выколачивала. Это не осуждалось! – развоспоминался Илья. И тут же осек себя: – Если б не перестройка, в нашу деревню и участковый не понадобился бы. Но она всех на уши поставила. Поскакали люди кто куда. Одни – в город, лучшую долю искать. Другие – за границу. Отыскали свои еврейские корни. Век с нами жили, никто того не знал. А и что с того? Какая им там родина, если все до единого в нашей деревне свет увидели? Но ведь уехали! Вместо них босяки из города в домах заселились. Насквозь пьяницы и воришки. У соседки–старухи ведра украли. У других с веревки и с забора тряпье сдернули. Вот вам и новоселье. Пришлось их на деревенский сход вытащить.' А они всех матом покрыли и ответили, мол, не своей волей к вам приехали, милиция заставила, вот и разбирайтесь с легавыми! – погрустнел Илья, даже про пирог забыл.

– Ты ешь! – напомнил ему Борис.

– И как же деревня обошлась с пришлыми? – спросил Димка.

– Хотели побить и выгнать за околицу. Но дед не дал. Сказал, коль выгоним мы, они другим людям станут гадить. Надо самим их переломить. И уже стало получаться, работать начали, на… Еще три таких семьи приехали. Тут уж все взвыли. Дед и сказал, мол, нужен новый участковый, чтоб умел алкашей за горло держать. Ну а кто, кроме меня?

– А сейчас как?

– Покуда дед вместе с деревней. Но пишут, что уже трудно справляться. Меня щибко ждут.

– А у нас на окраине города и вовсе беспредел начался. Бандюги и бомжи обнаглели. Средь бела дня воруют все, что увидят. В доме и на даче, в саду и в огороде, во дворе и в сарае, нет от них спасения нигде. Люди жить боятся, бегут с окраин. Милиция отказывается сунуться, даже на вызовы не приезжают. Мы с соседом за одну ночь троих воров поймали. Двух мужиков и бабу. Вломили им и закрыли в контейнере на три дня. Без жратвы и воды. Так эта нечисть нам судом грозить стала за негуманное обращение! Вот до чего дошло! Ну, мы других соседей позвали. Кольями напомнили все и до самого центра их бежать заставили. Мои пишут, что после того до сих пор никто не появлялся. Не воруют больше. По правде сказать, собаками обзавелись все. Этих не уговорить. Чуть кого чужого приметят, мигом хай поднимают.

Димка допил чай и, положив руку на плечо Бориса, сказал тихо:

– Еще меня в детстве милиционерами пугали. Бывало, ноги на ночь не вымою, бабка грозит меня менту отдать. Так я не только в таз, в корыто с ушами заскакивал. Боялся. Для меня мент сродни людоеду был. А перед отъездом сюда я хотел соседского пацана за курево милицией припугнуть. Сопляк еще в школу не ходит, так знаешь, что сказал: «Отвали, козел! Менты моему папке машину до блеска натерли, когда задержали по незнанию. А теперь козыряют на каждом углу. Чё ты мне легавыми мозги паришь? Пошел на хер, отморозок!» Повернулся ко мне своей тощей задницей и такую фистулу выдал хорек, я чуть не задохнулся. Но уж погоди! Вернусь в свой город! Ох и разберусь с тем засранцем! – пообещал Димка.

– Не до него тебе будет! Да и пацан, может, поумнел. Не спеши мстить, заводить врагов, к тому же среди соседей.

– Этот змей не исправится. У него все будущее на роже уже сегодня проявилось.

– Ладно, поживем – увидим, – согласились ребята и предупредили Бориса, что подъем здесь в семь утра, а потому засиживаться не стоит.

Первый день прошел. За ним потянулись другие. С муштрой во дворе, с занятиями в аудитории, в лабораториях,» спортзале. Борис возвращался в комнату как выжатый лимон. На общение с ребятами не оставалось ни сил, ни креме ни.

Через три месяца Бориса навестил следователь, который вел дело Беркута. Он дотошно расспросил парня о Вове – в какое время тот обычно появлялся на работе, с кем виделся и общался, кто приходил к нему, во сколько уезжал в город, сколько денег за день получал от парня.

– Всех ли вспомнил, кому доставлял пакеты? Почему не Беркут занимался этим? Как часто бывал в нижнем зале, кого запомнил, кто чаще других там бывал?

Борис добросовестно вспоминал и рассказывал все без утайки, но не решился спросить следователя ни о чем. Лишь в третий приезд осмелился и узнал, что Беркут вместе со Шлейкой и Седым сумели уйти в бега из мест лишения свободы и уже больше месяца живут на воле.

– Где они теперь? Что замышляют? Конечно, сидеть сложа руки не станут. Разыскивает их уголовный розыск, но пока безрезультатно, – вздохнул следователь, уходя.

Борька призадумался: «Здесь он меня не сыщет, да и не станет искать, свою бы шкуру спрятать понадежнее. Куда уж там пускаться на новые приключения? Тем более втроем… Где–нибудь в глухой деревухе, прикинувшись бомжами, протяну до тепла, а потом в большой город, где в толпе и суете не приглядится к каждому милиция. А если не влезать в опасные аферы, до конца жизни можно продышать в относительном покое».

– Борис! О чем задумался? – вывел парня из оцепенения Илья и, присев рядом, сказал: – Послушай, мы скоро заканчиваем школу. Уедем на службу, кого куда направят. Говорят, что сегодня кадров у нас не хватает. Особо тяжело с участковыми инспекторами. А на них весь порядок держится изначально.

– Конечно, не будет их хватать! Сам вспомни, сколько получает участковый уполномоченный. Вслух сказать стыдно. Вот и не идут! – перебил Илью Борька.

– Знаешь, мой дед еще меньше получал. Но сумел моего отца и двух теток вырастить.

– Небось огород и хозяйство имел?

– Не без того. Но дороже денег была его работа. Скольких уберег он от ошибок и бед…

– Илюха, чего ты со своими лозунгами ко мне пристал? За них теперь никто не станет вкалывать. И пустой живот не будет дружить с глупой головой.

– Так зарплату нам повысят!

– Когда? Обещания эти мы уже сколько лет слышим. И ты о том завелся. Лучше говори сразу, что хочешь?

– Наши курсанты уже давно работают с беспризорниками. На попечении каждого такие есть. Уж и не знаю, каким сотрудником стану, но семерых бомжат вернул в люди. Три девчонки работают на швейной фабрике, живут в общежитии – в нормальных условиях, две – кондитеры, тоже довольны жизнью. А двое мальчишек в автосервисе. Начали с мойщиков, потом слесарями стали, теперь в автодорожном колледже учатся вечерами, а днем работают. Семь человек – семь жизней. Я их из подвалов вытащил. Сколько тепла в них вложил, прежде чем поверили. Сколько разговоров провел, А как презирали меня поначалу, обидного наслушался, натерпелся по макушку. Сколько раз хотел бросить их, Ведь все семеро на игле сидели. А девки – пробу ставить негде, отпетые стервы! Зато теперь глянешь на них, и не верится, что–совсем недавно из сучек выскочили. Даже краснеть умеют. А одна просто загляденье. Хоть бы не ' влюбиться. Кукла! На дискотеке недавно встретил. Уже парня имеет, всерьез встречаются.

– Но мне к чему они? – не понял Борька.

– Не дошло? Наши опять взялись за бездомную детвору. У каждого свой участок ответственности будет. И у тебя…

– Только этой радости не хватает, – помрачнел Борис.

– Эта твоя работа засчитывается как практика. От нее никуда не денешься. Хочешь или нет, никто не спросит. Обязаловка! А вот если не будет результатов, тогда не жди хорошего распределения, и в характеристике напишут, что неспособный. Сколько лет придется доказывать обратное. Понял?

– Говорят ребята, что местная пацанва совсем дерьмовая. Каждый второй – вор. Что из таких слепишь? Все малолетки при себе имеют ножи, свинчатки, кастеты, а чуть старше – уже пистолеты и посерьезнее…

– Это да! Ты еще не выезжал с операми?

– Через неделю первое дежурство. Предупредили, – вздохнул Борис.

– Дай Бог, чтоб все благополучно обошлось! – пожелал Илья. Борька даже не насторожился, услышав такое пожелание. А через неделю, после занятий, его вызвали в наряд.

Оперативники, окинув взглядом курсанта, спросили коротко:

– Впервые заступаешь на дежурство?. – Да. А что? Заметно?

– Колени дрожат да штаны сзади мокрые! Остальное все в ажуре! Держись! Первое дежурство, оно как крещение, посмотрим, что собой представляешь! – улыбнулся русоволосый Петр. И обратился ко второму – румяному здоровяку: – Сень! Ты поглядывай за новичком, чтоб его по нечаянности враз не кокнули…

Парни еще не успели познакомиться, когда поступил вызов. Сработала сигнализация продовольственного магазина, и ребята заскочили в оперативку, втащив за собой Бориса, назвали водителю адрес, и машина мигом выехала со двора на городскую улицу.

К магазину подъехали через несколько минут. Он закрылся час назад. На центральной двери замок, стекла в окнах целы. Быстро вошли во двор. Так и есть. Открыт служебной вход. Сторож связан и оглушен, валяется возле подсобки.

– Вот тебе шоковая дубинка. Кто захочет выскочить, приласкаешь ею! – И кинулись в торговый зал.

Борис, зажав в кулаке дубинку, стоял наготове. Вслушивался, всматривался. И вдруг приметил, как дернулась дверь подсобки. Оттуда вышел худосочный оборванный пацан.

Борька, подняв дубинку, опустил ее.

– Ты–то здесь как оказался? – спросил мальчишку.

– А я в контейнере ковырялся, во дворе. Туда тетки 'протухшую жратву сбрасывают, особо после работы. Ну, я ел. А тут глядь, дверь открыта. Я и вошел…

– Не пизди, дружок! На шухере оставили? – Схватил мальчишку за шкирку. И тут же получил страшенный удар по голове. Кто, чем и откуда звезданул, уже не разобрался. Перед глазами поплыла ночь.

Очнулся Борька уже в «неотложке». Она с воем увозила его в больницу. Перед глазами мелькали черно–белые пятна, лица не разглядел и не узнал. Его тошнило.

Борька терял сознание на каждой выбоине. Жутко болела голова. Он не сразу понял, что лежит на столе и пожилой хирург уже накладывает швы на голове.

– Терпи, сынок мой, терпи, родной! Все мучаемся от беспредела! Нет порядка никакого! И наведут ли его? Вся надежда только на вас, – сокрушался врач. – Меня самого месяц назад долбанули прямо тут, у стола. Наркоту и спирт требовали. Я не давал им морфий. Он у нас для особо тяжелых случаев, да и то по каплям. Тут же все подчистую выгребли и самого чуть не убили. Разве это люди? У зверья совести больше. Хотел уволиться, пока живой. Да пенсии, доведись помереть, на похороны не хватит…

– Скажите, наши задержали в магазине кого–нибудь? – спросил Борька.

– Не знаю, сынок. Придут навестить, скажут.

– А разве сегодня не отпустите?

– Нет, зайка! С недельку наблюдать тебя надо. Не имею права так рисковать тобой.

– Только этого мне не хватало! – простонал Борис. '

– Ты ж умереть мог. Лежи тихо! – сдвинул брови врач, а вскоре парня на каталке увезли в палату санитары.

Лишь на третий день Бориса навестили парни:

– Не пускали к тебе. Видать, здорово дербалызнул Тяга. Он, зверюга, чаще всего насмерть укладывает. Падла редкий! – говорил Сеня.

– Поймали его?. – спросил Борис.

– Тягу, конечно, нет! Стекло вышиб и ходу. Если бы во двор, пристрелили б как собаку, но он на улицу, там люди. Оружие не применишь, а и догони гада впотьмах! Смылся' козел уже в какой раз. Но двоих поделыциков взяли.

– А пацаненка?

– Какого? – удивился Петр.

– Маленького оборвыша, лет семи, не больше…

– Не видели.

– Пока я с ним тарахтел, мне и вломили из–за спины. Кто? Не видел. Но пацана запомнил. Узнаю его всюду.

– Ты на ноги встань для начала! Теперь тебя на дежурство не уговорить. Получил по самые помидоры! – пытался шутить Сеня.

– Чего? Да я того пацана из земли вымету, достану хоть с погоста! – побелел Борис.

Его выписали из больницы лишь на десятый день, и парень через неделю попросился на дежурство к оперативникам.

– Теперь ты врубился, что надо делать на вызове? Не трепаться, а вламывать каждому не жалея. У воров нет возраста! Если хочешь дышать, кроши их всех. А потом разберемся, – учили парня старшие курсанты.

Уже через полчаса увозила их на вызов оперативка. Поножовщина и стрельба в ресторане. На вызов поехали впятером.

Едва машина затормозила перед освещенными окнами, оперативники услышали свист. Мгновенно в ресторане погас свет. Из окон, из дверей выскакивали, выдавливались люди. Их хватали, совали в машину, они орали, что ни при чем, что надо брать стрелявших, зачинщиков драки, а не их – обычных посетителей.

Три машины битком привезли в милицию. Средь них ни одного виновного. Те сумели уйти. А задержанные, покидая райотдел ранним утром, во все корки кляли оперативников. Никто из них не знал, с чего началась драка и стрельба, что за люди пустили в ход ножи. Ни одного не запомнили и не описали.

– Такого не бывает! Боятся мести, а нам попросту не верят, – говорили курсанты.

– Толку нет от вас! Ни в одном деле не помогли. А сколько запороли! Давно просим начальство не присылать вас сюда. Одни неприятности от такой помощи, – сетовали сотрудники милиции на курсантов.

– Но кто–то должен их учить! Не век им жить в курсантах. Придет время самостоятельной работы, и что тогда?

– Может, их завтра к вам направят?

– Только не это! Чур нас! Не надо таких!

Все учились. И у вас проколы случались…

– Но не такие, когда все мимо…

На следующий день Борис с Ильей, получив стипендию, поспешили в ближайший магазин за сахаром и чаем,

решили купить еще булок и отдохнуть после трудной недели.

Борис стал в очередь к кассе, Илья к прилавку… Был конец рабочего дня, и в магазин набилось очень много народу. В очередях образовалась давка. И вдруг до Борьки донеслось:

– Ах ты, паршивец! Держите воришку! – Визжал, скрипел старушечий голос. Борька пробился вперед и увидел в руках бабули того самого пацаненка из магазина.

Борис взял его за шиворот так, что не только дергаться, дышать стало нечем.

– Бабуля, отдайте его нам! Мы курсанты из школы милиции. Поверьте, не выпустим этого ворюгу, мы знакомы. Только скажите, что он хотел украсть в этот раз?

– В своем кармане его руку поймала, кошелек хотел вытащить, обормот!

– Илья! Давай сюда! – позвал Борис.

Парень подошел. Оглядел мальчишку:

– Он тут не один. Для кого–то промышляет. Тот неподалеку. Давай отойдем в сторонку.

Едва оказались в сутолоке, Борис почувствовал, что рука опустела. В ней осталась рубашка, а мальчишка будто испарился.

– Сучий сын! Паскудник! Козья вонючка! Лягушонок мокрожопый! – ругались парни.

– Я ж говорил, что он не один!

– Но как сумел смыться?

– Руки были свободными! – зло заметил Илья и добавил: – Будет третья встреча, ее вам не миновать.

Ребята шли, нагруженные кульками и пакетами. Под ногами лед, на голову летит снег. Скорей бы в общагу, в чистую, теплую комнату с кипящим чайником на столе. Они почти перешли дорогу, как вдруг неведомо откуда взявшийся камень больно саданул Борьку в плечо. Тот ойкнул. Успел шагнуть на пешеходный тротуар, но никого не разглядел в толчее прохожих. Никто не оглянулся, не обратил внимания и не смотрел в его сторону.

– Ну, козел! Поймаю, сразу голову сверну! – пообещал. Борис в темноту.

– Значит, он где–то тут неподалеку живет! – предположил Илья.

– Я его достану, – глянул на окна дома, на ближайший подъезд Борис и скрипнул зубами от досады, что какой–то сопляк бросает ему вызов. Но никому вокруг не было дела до случившегося.

А через неделю курсанты решили очистить город от беспризорщины. Борису достался угловой подъезд старой пятиэтажки и подвал. Ни на чердаке, ни на лестничных маршах, ни в подъезде не встретил никого. Оставался подвал. Парень, увидев, что подвал освещен, хотел пройти мимо, не заглянув. Но вдруг ему послышались голоса, и Борис решил спуститься вниз.

Едва он шагнул с лестницы, увидел стайку ребятишек. Полуголые, озябшие, голодные, они облепили отопительные трубы и боязливо смотрели на каждого входящего, только бы не оторвали от тепла.

– Коротаем? А почему здесь? Иль нет у вас родителей, домов? – спросил строго.

На него смотрели пять пар глаз. Дети усиленно загораживали собой кого–то лежавшего на трубах.

– Как зовут этого пацана? – указал на мальчонку.

– А мы не знаем вовсе. Он больной вконец. Уж третий день помирает, – ответила щербатая девчонка.

– Есть хотите?

– Чего спрашиваешь? Все равно ничего у самого нет! – презрительно сплюнул какой–то замухрышка.

– С собой нет. А вот помочь могу! И ты, слушай там, козлик полудохлый, не дергайся! Если сам дурак, другим не мешай выжить! – прикрикнул на пацана. Остальных усадил вокруг себя.

Он рассказал ребятне правду о своем детстве. Ничего не придумывая, не скрывая, о плохом и хорошем, как умирал и выжил, как попал в школу милиции и решил помогать таким, каким был сам.

– Я тоже не верил никому, особо участковому. Да и вообще ментов не терпел. Доставали они меня. А вскоре понял, если б не успели они вовремя, не жить бы мне на белом свете. Из–под ножа и пули вытаскивали, загородив собой, хоть и чужие люди, Свой отец хуже зверя был. Ему, помри я вместе с мамкой, лишь очередной повод для выпивки был бы!

– Хорошо хоть тебя не продали кавказцам, как Вику с Алехой. Вон они – брат с сестрой. Их отец с матерью за ящик водки обоих продали. Алешку вечером того дня уже натянул козел. Он так кричал! Просил Бога убить, чем заставлять терпеть эти муки. Ну а тут Вику разложил какой–то амбал. Влез на нее, она давай его кусать до крови, больно. И горло достала. Он ее выгреб из–под себя, как швырнет в дверь, та шмыг в нее и взрослых мужиков позвала, чтоб брата спасти. Алеху отняли. А кавказцы убили ихних отца и мать за плохой товар, который не только ящика, бутылки водки не стоит. А они домой боятся. Там кавказцы живут.

– Их хоть продали! А нашего папку бандюки убили в дороге, машину увели неведомо куда. А хозяин машины нас из дому выгнал. – Задергался подбородок мальчишки–оборвыша.

– Так нам с вами давно увидеться стоило. Уже жили б в своих домах, не зная горя.

– Нам многие обещали помочь, но не смогли, – шмыгнула носом Вика.

– Это правда, – подтвердил Алешка.

– У меня получится! Даю слово! – пообещал Борис. И, взяв за руки Вику и Алешку, пошел в райотдел милиции. Вскоре по названному адресу выехали сотрудники горотдела. А утром, едва ребятня проснулась, их отвезли домой на оперативке работники милиции.

– А не вернутся кавказцы? Не убьют, не выкинут нас?

– Пока отдохните! Вот хлеб, чай, а завтра назначат вам опекунов, станете жить нормально!

– Дядя Боря! А ты будешь к нам приходить? – спросила Вика, ухватив парня за руку.

– Дядя Боря?! – Парень громко рассмеялся. Впервые услышал такое обращение к себе. – Конечно, буду, живите спокойно!

Вернулся в свой дом и мальчишка–оборвыш. Вскоре увидел его Борис. Поначалу не узнал. Отмытый, с ранцем за' плечами, бежал пацан в школу. Увидев курсанта, остановился и сказал, улыбаясь щербато:

– Спасибо. Теперь и мы по–человечьи живем. С бабкой. Вчера даже чай пили с вареньем и булками. Заходите к нам вечером…

Вроде ничего особого не сказал мальчишка, а на душе тепло стало.

До сих пор оставался в милиции только Федя. Мрачный, худой, молчаливый подросток, он смотрел на всех исподлобья и не отвечал ни на один вопрос.

– Попробуй сам его расколоть. Меня он ни в какую не признает. Уж сколько бьюсь с ним, все бесполезно, – сознался следователь устало. – Хотя б узнать, чей он, откуда, за что ненавидит нас, ментов?

Мальчишка лежал на нарах, повернувшись спиной ко всем.,

– Федь! Пошли поговорим! – предложил Борис. Мальчишка, увидев курсанта, сжался в комок.

– Тыздить будешь? – спросил глухо.

– Зачем? Пальцем не трону. Обещаю…

– Все обещают, а как попадешь в вашу дежурку, замес–то мяча швыряете…

– Я тебя хоть пальцем тронул?

– Не поймал. Потому…

– Мал ты для моих рук. Кого тут бить? Ты для начала мужиком стань! А вот поговорить нам уже пора. Пошли! – Взял мальчишку за плечо и вывел в коридор.

– Зайдите ко мне в кабинет, – предложил следователь, проходя мимо.

– Ну что? Зайдем? – открыл двери, и пацан робко перешагнул порог кабинета. – Присядь, – указал на стул напротив. – Федь, ты приезжий иль местный?

Мальчишка молчал, словно не услышал вопрос.

– Родня имеется? Иль так живешь, бездомной псиной? Ну, чего молчишь, мужик? Иль только на пакости способен? Сам себе хоть не вреди! Коль нужно будет узнать о тебе, весь город на уши поставим, а добудем информацию. Но этот путь плох для тебя. Что толкнуло на улицу? Почему не живешь дома? Или нет его у тебя?

' Федька молчал.

– Сам себя в камеру толкаешь! Почему? Разве средь пьяниц лучше живется?

– А какая мне разница? Везде алкаши! – буркнул мальчишка.

– Ну так уж и везде?

Федька молча отвернулся.

– А если выгоним, куда пойдешь?

– Знамо дело – на улицу…

– Жить где станешь?

– В городе полно чердаков и подвалов. Где–то сыщу себе угол. Мне много не надо.

– Разве не хочешь жить по–человечески?

– Не получается! – вздохнул пацан тяжко.

– Так ты поделись. Может, мы сумеем помочь?

– Уже подмогнули! В каталажку сунули. Открой пасть, вовсе на зону попадешь!

– Кто тебе натрепался? Ты ж малолетка! – усмехнулся Борис.

– Значит, в колонию для малолетних всунут!

– За что?

– Да за тебя!

– А если я прощу?

– Добрых легавых не бывает…

– Я еще не стал им.

– Ну что тебе до меня? Здешний я, понимаешь? Городской! И родители есть, только не нужен им. Они не такого хотели. Не по их заказу родился, не тот и не похож ни на кого. Короче, деревня среди дворян. Ни внешность, ни характер, ни способности мои не подходят к требованиям семьи. Потому выбросили. Я и не хочу возвращаться домой, там все чужие, – сверкнули слезы в глазах Феди.

– А там, дома, все родные? Иль приемный ты у них?

– Не знаю!.

– Тебя били дома?

– Вламывали иногда!

– Кто и за что?

– Все понемногу. Каждый на мне отметился, – дрогнули Федькины плечи.

– Отец бил?

– Чаще всех. Нет, не по бухой. За друзей моих, они не нравились. За тройки в школе. За то, что чавкал за столом и не мог нормально вести себя при гостях. Хорошие манеры не усвоил.

– Кем работает твой отец?

– Музыканты они! Светила! А я отрепыш и дерьмо! Не сжились! И не хочу к ним, воротит меня от их культуры!

– А тебе что по душе?

– Много нравится, да не обломится. Большие бабки нужны.

– Так поделись! Может, вместе придумаем.

– Ага! Отец вот так же предложил. А как сказал ему, кроме шишек и синяков, ничего не появилось, – всхлипнул пацан.

– Машину, что ли, попросил? – попытался угадать Борька.

– Во даешь! Да если б попросил колеса, меня под них и сунули б!

– У отца нет машины?

– Есть! Но не про мою честь…

– А что ты попросил?

– Компьютер!

– Разве это плохо? Теперь многие имеют его.

– Да, но мои другое говорят, что компьютеры берут тем, у кого своя голова пустая, и за душой ничего. Они велят мне стать музыкантом, чтоб мной гордились. Ну или певцом, артистом, даже на клоуна в цирке согласны, уже водили в училище. Но хореограф сразу отказался, в музучилище – тоже, короче, протащив всюду, убедились в полной бездарности и стали шпынять меня, что не смогу в жизни ничего добиться. И вырасту быдлом – тупым и грубым. Тогда я пошел к своему соседу дяде Сане. Он закончил техникум, теперь машины ремонтирует в своем гараже. У него всегда очередь. Хоть и мастерских и сервисов полно, а к соседу водители со всего города едут. И зарабатывает он кучеряво. Семейка – шесть рыл. Все довольны, сыты, одеты, и никто не жалуется. Там все дружат, никого не бьют и не грызут. Один в колледже, двое ребят в университете учатся, а жена с бабкой дома – не пашут. Он вкалывает один, а всем хватает. Вот тебе и простой трудяга! Наложил на культурных и даже не сморкается в их сторону. И я хочу не зависеть от своих.

– Так я не понял, чего ты хочешь: слесарем стать или научиться работать на компьютере?

– Что тут непонятного? Выучиться на автослесаря, чтобы купить компьютер!

– А кто мешает?

– Дядя Саша не берет. Говорит, мал еще, подрасти нужно. К тому ж мои родители прикипаться станут, потребуют прогнать.

– Куда на этот раз тебя поведут?

– На жонглера учиться. Уже предлагали. Отец ремнем уговаривал, мать – мокрым полотенцем. Сбежал от обоих.

– Но жить надо! И не на улице. Что ж они из тебя вора делают?

– Если узнают – убьют! – вздохнул Федя.

– Прежде всего им придется ответ держать за тебя.

– Не трогайте их, – попросил мальчишка тихо.

– Федь, а кто с тобой ворует? Для кого фартуешь?

– Это поначалу я тыздил для бомжей и жил с ними. Но расскочились. Они все себе стали забирать. Я и загоношился. Хотел на компьютер скопить, но куда с ними? Пьют без просыпа. А наклевавшись, дерутся, ко мне с кулаками лезут. Решил сам, без них.

– А домой не тянет?

– Нет! Скучно глупому среди умных. В голове одни мысли, все гениальные. Зато в душах сплошные сквозняки гуляют. Мне жаль их, но они почему–то счастливы. Зато я, сколько себя помню, никогда не сидел ни на руках, ни на коленях у родителей. А как хотелось хоть немножко тепла. Только интеллигентам детей не понять. А вот дядя Саша своего младшего сына и теперь на коленки берет. Знаешь, как я ему завидую, аж самому стыдно! – признался тихо.

Целую неделю говорили с Федькиными родителями сотрудники милиции. Убеждали, стыдили, спорили, ругались, но те никак не могли смириться с тем, что их сын не пойдет по их стопам.

– Технари – это ограниченные люди! Они живут без мечты и фантазии, как птица без крыльев. Несчастный малыш! Своим настырством обрекает себя на унылое, серое завтра! – заламывала руки мать Феди.

– Не надо так убиваться! Не считайте сына тупым, не толкайте его на улицу! Он и так уж побывал на краю беды. И мог действительно оказаться на дне, если б не наш курсант, успевший очень вовремя остановить Федю!

– А что он натворил?

– Воровать стал! – проговорился следователь.

– Что?! Да я ему своими руками голову оторву! – побелело лицо музыканта.

– В таком случае вы никогда больше не увидите своего сына. Его отдадут в детский дом. И поверьте, никому за него не придется краснеть. Да, музыка, может, иногда нужна людям. Но наша работа – важнее. Он испытает ту истину на своей судьбе! Вы считаете себя интеллигенцией, лучшими в городе. А на самом деле вы оба мыльные пузыри, пыль, пустые, никчемные люди, возомнившие себя величинами, не смогли вырастить и воспитать единственного сына. Бессердечные, жестокие существа! – злился следователь, не замечая, как мелко–мелко дрожат плечи музыканта.

– Но ведь Федор наш сын, и вы не имеете права отнять его. Нас никто не лишал родительских прав. Такое лишь через суд делают…

– Ваш сын уже вправе принимать собственное решение!

– А ему никто и не мешал. Пусть будет кем хочет, но вернется домой.

– Почему только теперь спохватились?

– Но вы сказали, что Федя стал воровать?

– Другого выхода не нашел.

– Отчего не пришел домой?

– Вот этот вопрос задайте самому себе и постарайтесь честно на него ответить! – сурово оглядел известнейшего музыканта обычный следователь милиции, спасший много жизней, выправивший не одну человеческую судьбу.

Федька всю эту неделю жил в общежитии курсантов. Поначалу все посмеивались над Борисом, называли его отцом–одиночкой, вдовцом. Парень поначалу вспыхивал, а потом перестал обращать внимание. И всюду брал с собой мальчонку. Его усиленно кормили в столовой, угощали тем, что присылали ребятам родители.

Федька наотрез отказался вернуться в семью. Не помогли уговоры, запоздалые раскаяния и обещания. Он не поверил своим, потому что именно они обижали его чаще других.

Мальчишка даже не оглянулся, услышав:

– Сынок! Неужели ты отказался от нас?

Родители не понимали, как можно сменить громадную, красивую, уютную квартиру на казарму.

А сын вскоре был зачислен курсантом. И только в ту ночь, окончательно прощаясь с детством, рассказал Борису, почему не смог простить родителей:

. – Это было с полгода назад. Я принес домой белую собачку. Маленькую, пушистую и очень веселую, ласковую. Знаешь, я всегда боялся грома и громкой музыки. А в тот день разразилась очень сильная гроза. Мы со Снежкой забились под одеяло. Мы оба боялись и дрожали. Снежка пыталась меня успокоить, облизывала лицо, жалась ко мне. И знаешь, было легче перенести грозу вот так вдвоем. Мы даже успокоились и уснули, не заметив, когда закончилась гроза. Когда стемнело, вернулись родители. Они всегда возвращались с работы поздно. Мы еще спали, когда они вошли в спальню и увидели нас на своей постели. Лицо матери враз перекосило. Я испугался, никогда не видел ее такой. А она вырвала у меня Снежку и выскочила на балкон. Я заорал: «Мама! Мама, не надо! Оставь Снежку!» – Но было поздно. Когда я выскочил на балкон, Снежка жутко пищала снизу. Пятый этаж… Она скоро умерла. И я сказал тогда матери, что ненавижу ее. Она схватила меня за шиворот и хотела выбросить следом за Снежкой, но в это время на балкон вышел отец, вырвал меня из рук матери, сказав ей, что собака внизу наделала переполоху своим визгом и во дворе собралось много соседей. А потому не стоит давать волю эмоциям. Я понял все. И в этот день ушел из дома, дав самому себе слово никогда к ним не возвращаться. Собаку я похоронил вместе с детством. Долго просил прощения у Снежки за то, что не успел и не сумел защитить ее. Обидно было. С месяц тот плач стоял в ушах. Даже ночью от него просыпался. У меня, кроме нее, почти не было друзей. Да и она совсем мало побыла. Зато когда вырасту, обязательно заведу себе собаку, самую верную и надежную, чтоб от родни охраняла…