Текст книги "Выскочка из отморозков"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Нетесова Эльмира Выскочка из отморозков

ГЛАВА I Знакомство

Соседская бабка Вера давно невзлюбила Борьку. На дух его не переносила и всегда пристально следила за каждым шагом пацана. Такое недоверие старухи было не случайным. Много раз ловила она мальчишку на краже яблок и крыжовника, а нынче тот и вовсе обнаглел. Вытащил из ее колодца гладыш и сожрал из него сметану – всю до капли. Ладно б только съел, а то ведь нассал в него и как ни в чем не бывало снова опустил в колодец. Тут его и поймала старая. Ухватила за ухо и, выкручивая до визга, поволокла Борьку к матери, поддавая коленом в задницу на каждом шагу и приговаривая:

– Ворюга! Бандит окаянный, чума свинячья, гнида недобитая, всю душу измотал, шпана! В тюрьму тебя упечь давно нора, сучий выкидыш!

Втолкнув мальчишку в кухню и завидев Борькину мать, заблажила:

– Наташка! Возьми своего выродка на цепь, не то скручу ему башку! Ить что утворил прохвост! – И рассказала о Борькиной шкоде.

– Господи! Да что ж мне делать? Вовсе от рук отбился шалопута! Учиться не хочет, дома не помогает! Теперь еще м гадствует! – Хотела дать оплеуху, но сдержалась. Поймана на себе взгляд гостя, которого привел в дом совсем недавно. И только пригласила его к себе, сын подвел.

Женщина сконфузилась. Бабка Вера, перехватив взгляд Натальи, оглянулась. Увидела незнакомого человека, мигом умолкла и, пятясь задом, вышла из дома.

Борька последним увидел гостя.

Ничего особого в нем не приметил. Обросший, с землистым лицом, он внимательно оглядывал пацана и прятал под стул ноги. Мальчишка приметил рваные пятки на носках гостя и грязную расческу, торчавшую из кармана пиджака.

– Давай дружить! – протянул руку гость и назвал свое имя: – Герасим!

Борька не подал руки. Прищурившись, спросил ехидно:

– А ты как к нам приблудился? К мамке в хахали косишь?

– Для хахаля староват, – ответил гость, опустив руку. И добавил: – Я насовсем хочу. Как ты думаешь, слышимся?

– Мам! Он правду сказал? – указал мальчишка на Герасима.

– А что делать, сынок? Совсем измучилась я, всюду одна тяну. От тебя никакой помощи, только срам. Тут же, глядишь, возьмет все в свои руки, наладится жизнь, – вздохнула устало. И попросила: – Будь добрым с ним…

– А мне какое до него дело? Он к тебе пришел. Я его не звал. У меня свои дружбаны. – Отвернулся от гостя, ушел в комнату, но мать вскоре позвала к столу.

– Борис! Ты не малыш. Я говорю с тобой как мужчина с мужчиной. Нам вместе жить под одной крышей. Негоже гонориться. В этой жизни лучше иметь друзей. Тем более в своей семье. Врагов на улице хватает.

Мальчишка придвинул поближе к себе миску борща, ел, изредка поглядывая на Герасима. А потом не выдержал и спросил:

– Ты из бомжей?

– Нет. Не из них. В зоне был, в бомжах не доводилось, – ответил человек.

– Ты из тюрьмы? – изумился пацан.

– Да!

– Ты вор?

– Этим не баловал. Потом поговорим. Давай поедим сначала, время у нас есть.

Герасим, выйдя из–за стола, пошел во двор. Обошел дом со всех сторон, а вернувшись, спросил Наталью:

– Уступишь мне грядки, где редиска растет? Для меня там самое удобное место. Я навес поставлю и печку для обжига. В неделю уложусь.

– Да забирай хоть весь огород. От него мало проку, да и мне мороки меньше, – отмахнулась Наталья, даже не спросив, зачем Герасиму потребовался тот кусок земли. Борьку грядки и подавно не интересовали. Увидев, что мать вышла в сарай, спросил у мужика:

– У тебя курево имеется?

– Конечно! – вытащил тот пачку сигарет, надеясь, что мальчишка возьмет одну иль две. Но просчитался. Борька забрал всю пачку и, сунув ее в карман, выскочил из калитки на улицу. Герасим и не приметил, в какую сторону тот побежал, да и не до него мужику было.

Уже на следующее утро, едва Наталья ушла на работу, Герасим привел двоих хмурых мужиков. Те, коротко переговорив, расчистили за сараем кусок земли, а к вечеру сделали навес. Еще через пару дней выложили рядом с ним печку, завезли машину глины, потом что–то странное, что назвали гончарным кругом, и, сгрузив его с предосторожностями, определили под навесом – спиной к сараю.

– Ну что, Борис, будешь помогать? Сделаю из тебя классного гончара. С этим ремеслом при любой власти без куска хлеба не останешься! – предложил человек.

– Я сначала погляжу, потом подумаю, куда спешить–то? – ответил пацан и убежал на улицу играть в футбол с друзьями–мальчишками.

Двое молчаливых людей и Герасим взялись за работу. К вечеру возле навеса стояло десятка три кувшинов–гладышей, множество мисок, супниц, салатниц, цветочных горшков и кружек. Все это надо было обработать, разрисовать.

Герасим отпустил мужиков до утра, сел перекурить. И внезапно услышал крик во дворе. Выглянув из–за сарая, увидел, как Борьку тянет в дом за шиворот участковый.

Наталья уже вернулась с работы, но Герасим решил опередить ее и встал на пути, загородив собой двери в дом.

– Что стряслось? Почему мальца за загривок ухватил?

– А ты–то кем ему доводишься? – опешил участковый.

– Покуда отчим. Дальше посмотрим, как получится, может, отцом признает… Пошли поговорим, – позвал

Герасим на скамью у дома и взглядом указал Борьке на дверь. Тот, освободившись из рук участкового, мигом нырнул в дом.

– Выходит, Наталья мужиком обзавелась? Ну что тут скажешь. Дай вам Бог! Женщина она серьезная. Плохого о ней не скажешь. А вот с мужиком не повезло. И сынок, кажется, в него удался. Нахлебается она с Борькой, если не получится переломить. Трудный пацан.

– Каждый из нас со своим горбом родился. Потом уж время отшлифовало. Да и люди, жизнь. И этот не минет ломки, – отмахнулся Герасим.

– Э–э–э! Смотря куда его тропинка свернет. А то так отшлифует, что не обрадуешься. На одни передачки вкалывать будете. Знаешь, с кем Борька корефанит? С самыми крутарями! И уже давно.

– Откуда знаешь? – вспотел Герасим.

– Сам его с ними видел.

– Черт! Час от часу не легче…

– А ты сам откуда взялся, из местных иль приезжий? Где тебя Наталья разыскала?

– Вообще я здесь родился. С бабой через газету познакомились. Дала она объявление, что требуется мужик!

Участковый громко рассмеялся:

– Ну и Натка! Не ожидал! Отмочила по первое число! Ей мужик потребовался! Кто б знал!

– Так не просто мужик! А в хозяева. В семью! Чтоб серьезный, без вредных привычек, работящий, способный стать отцом и мужем.

– А у тебя своей бабы до нее не было? Иль решил сменить?

– Нет, не менял. Не повезло мне, – нахмурился человек. И добавил тихо: – Со стариками жил – с родителями, ну и с братьями. Их двое. Семьи имеют. Племянников у меня хватает. Только вот своими не обзавелся, кровными.

– Было б желание! Наталья тебе полдеревни нарожает, – успокаивал участковый.

– Родить не мудро, а вот вырастить уже не успею. Опоздал я с этим, – посетовал Герасим.

– Ты где–нибудь работаешь?

– Свое дело хочу начать. Заодно Борьку втяну.

– Куда? – поперхнулся участковый.

– Гончар я! Всякую посуду из глины делаю, поделки, безделушки из нее же. Спрос на эту работу имеется. Без куска хлеба не сидели. Глядишь, Борька втянется. Не без мозгов же он в самом деле!

– Этот засранец не дурак. Голова у него варит. Но всегда почему–то не в ту степь. Не знаю, может крутари ему извилины повыворачивали. Знаешь, всем нутром чую, что достанет всех нас этот гаденыш. И если ты его переломаешь, я первый тебе спасибо скажу. Ведь ему всего червонец, а уже вместе с крутыми в камере побывал. И не один раз. Мать вытащила, вымолила, выплакала. Но ненадолго. Совести нет у пацана. Жестоким растет. Хлебнули они с матерью от папашки. Тот их всякий день гонял с ножами и топорами. Сколько раз в вытрезвитель, в психушку забирали, едва выйдет, снова за свое. От него, как от проклятия, не отмолишься. Он и в бомжи свалил, да не слышался, даже те выперли. Вломили и вышибли пинком. Такие ни с кем не уживаются. Кажется, и Борька не легче.

Герасим слушал участкового хмуро. Он давно приметил, как за их спинами открылась в окне форточка и острая пацанячья рожица мелькнула меж занавесок. Борька внимательно слушал, что говорилось о нем.

– Ладно, пойду на службу. А то у меня на участке таких, как Борька, полная обойма. Но тебя попрошу: возьми своего в руки. Ведь вот и сегодня поймали его в магазине. Кассирша отвернулась на мкг, он у нее из кассы деньги схватил. Слинять не удалось. Наши ребята его припутали и в горотдел привели. Там я гада увидел и привел. В другой раз закроем в камере, надолго.

– Разберусь я с ним, – пообещал Герасим и, закрыв за участковым калитку, вернулся в дом.

Борька сидел в своей комнате, ожидая громкого скандала. Он ничего не рассказал матери, и та спокойно возилась у плиты, ни о чем не подозревая.

Герасим молча курил на кухне и вдруг заметил, как тихо приоткрылась дверь в Борькиной комнате. Мальчишка не выдержал томительного ожидания и решил ускорить развязку. Но, к своему удивлению, увидел, что его никто не собирается бить или ругать, шмыгнул носом и вышел на кухню.

– Борь, завтра помоги мне с обжигом. Хочу к воскресенью хороший задел сделать, побольше товара. Сам понимаешь, копейка лишней не бывает. Тебе новые кроссовки нужно купить, матери к зиме шубу, да и мне пора что–то на плечи. Мои брательники уставать начали. Придется тебя брать в помощники.

Мальчишка сморщился, скривился:

– Не–е, я не хочу в твою грязь лезть. Да и кому нужна глиняная посуда? Она ж пещерная! Нынче тефлон в спросе! Его хватают. А над твоей смеяться будут. Теперь даже горшки для цветов из пластмассы делают.

– Ладно! Посмотрим, как пойдут. А ты, выходит, не хочешь помочь?

– Нет. Зачем время терять зазря?

– Чем займешься?

– А тебе какое дело? Я сам по себе живу, с мамкой. Ты мне чужой. Отчитываться не буду, – сел к столу.

Наталья настороженно вслушивалась в разговор, но не вмешивалась.

Борис, наевшись, вышел из дома, а Герасим, подвязав волосы, вскоре сел за гончарный круг. К концу недели вся кладовка и сарай были забиты кружками, пепельницами, кувшинами, супницами, гладышами. Ах какими яркими рисунками он украсил их! Пепельницы, сделанные в форме листа, и те не без выдумки, все в цветах и в мотыльках. На кувшинах алели розы и гвоздики. Наталья, глянув на разноцветье, руками всплеснула:

– Такое и самим нелишнее, жаль продавать…

Услышав это, Герасим разулыбался. Лучшей похвалы не ожидал. И, приобняв, сказал бабе:

– Уж для тебя особо постараюсь. Все, что прикажешь, исполню. И улыбнулся широкорото.

За два дня распродал на базаре все до последнего. Счастливый, вернулся домой. Еще бы! Выручил хорошо, даже сам не ожидал. Накупил продуктов, обновы Наталье, кое–что себе, и только Борька остался без подарка. Герасим хотел проучить пацана. Но тот, как оказалось, ничего и не ждал. Зато у бабы на глазах слезы появились.

– Чего ревешь? – спросил Герасим, догадываясь о причине.

– Свой обижал, а и от тебя ждать нечего. Видно, останется жить на свете горькой сиротиной. Вон мне сколько набрал! Думаешь, в радость? Нет, Герка! Сын без тепла остался. Обошел ты его. Не подарил улыбку. А и мне эти подарки без сыновьего смеха не в радость. Не обижайся. Но Борька мое дитя. А ты к нему холодный. Я же искала не мужика для себя, а хозяина в семью, одного на двоих.

– Не хнычь, Натка. Не все сразу получается. Я проучить хотел – за то, что помочь отказался, еще и высмеял. Да просчитался… – Злой он растет, сама знаю. Но что делать, коль доброго почти не видел?

– А ты много добра знала? Теперь добрыми только покойники бывают, никого не достают. Средь живых – все волки, отпетые звери. Но в каждой стае свой вожак и законы. Им подчиняются, чтоб выжить. Борька ничего не хочет понимать. Потому везде чужой. Попросил его перенести глину под навес, он меня при братьях послал на хер! Сопляк, а хамства на целую зону хватит. Конечно, мне с ним после этого неохота говорить. Он же, паскудник, прямо просится на оплеуху. Выводит из себя. Ждет, когда терпение лопнет и я сам от вас сбегу.

– Гера, пойми правильно, он ребенок. Мы совсем недавно пришли в себя, перевели дух. И сыну не хочется ничего менять. Постарайся, докажи, что жить втроем лучше!

– Помоги мне. Я боюсь сорваться, – попросил человек искренне.

– Давай вместе. Нужно, чтобы он поверил тебе, – добавила женщина, дрогнув голосом.

Герасим до ночи работал. Провел себе под навес свет и только тогда уходил в дом, когда ноги и руки вконец отказывались слушаться. Он не мог следить за Борькой, сам о себе забывал. Наталья, вернувшись с работы, едва успевала справиться по дому, в огороде. В постель не ложилась, а валилась. До сына ли ей? А тот, словно назло, целыми днями где–то болтался, и застать его дома можно было только ночью.

Герасим постепенно свыкался с семьей. Наталья целиком устраивала человека. Работящая, терпеливая, неприхотливая, она ни на что не жаловалась, молча тянула свою лямку и ничего для себя не просила.

Мужик поначалу сам покупал в дом продукты, кое–что из вещей. А чуть приодевшись, стал отдавать все деньги жене. На это у него были свои причины. В последние дни у него из карманов стали пропадать деньги. Нет, не все, но немалая сумма. И человек задумался.

«Наверное, Наталья взяла, не хватило на что–то, – подумал он, но не решался спросить бабу, не хотел обидеть. – А может, Борька? Но нет. Когда прихожу домой, он уже спит. А утром раньше его встаю. Наталья могла бы взять такую сумму, а этому зачем? На конфеты и жвачку много ли надо? И не заметил бы, но тут…»

Герасим сам решил поговорить с пасынком. И, закончив работу пораньше, вошел в дом. Наталья еще не вернулась. В доме было тихо. Отчим вошел в Борькину комнату, не предупредив о себе стуком. Мальчишка лежал в постели и курил. Рядом с ним на стуле стояла пепельница, полная окурков. Увидев Герасима, Борька не встал, а лишь процедил сквозь зубы:

– Чё ломишься, как голый в баню? Я не суюсь к вам в спальню не спросясь, а ты с хрена нарисовался?

– А ну–ка встань! – загородил собой двери Герасим и закатал рукава.

– Ты чё? Му–му из меня изобразить вздумал? Так вспомни, кто здесь хозяин? Хоть пальцем тронешь, вылетишь отсюда насовсем! – предупредил пацан.

– Вставай, падла! – потерял терпение мужик и, схватив мальчишку за грудки, поднял его под самый потолок, тряхнул и спросил, давя в себе ярость: – А тебя, потрох, кто позвал бабки у меня тыздить? С хрена ли шмонаешь мой клифт? Как помочь – не дозовешься! Как ободрать, ты тут как тут! Я тебе что – обязанник иль мама родная? Зачем тебе столько, куда их дел? Колись! – Он опустил мальчишку на пол, но продолжал держать за грудки.

– Хоть убей, не скажу…

Получив пару увесистых пощечин, сел на койку молча, отвернувшись от Герасима.

– Слушай, ты, гнида, если не скажешь, зачем брал бабки, я не только тебя, а всю твою кодлу достану и выверну наизнанку. Я заставлю трехать всех! – Рявкнул так, что Борька поверил и сжался в комок – маленький, дрожащий.

– Я больше не буду! – послышалось жалобное. Пацан смотрел на Герасима большими глазами и не знал, куда спрятаться от лохматого громадного мужика, похожего на рассвирепевшего зверя.

– Колись, на себя пустил бабки иль отдал кому?

– Проиграл, – послышалось надрывное.

– Чего? Ты еще играешь на деньги?!

Борька заметался по койке, а затрещины, пощечины, оплеухи сыпались градом.

– Порву падлу! Ишь чё отмочил, засранец! Как помочь заработать, мурло воротишь, как просрать – ты первый! У рою паскуду! – Вырвал мальчишку из–под одеяла. Но в этот момент послышался стук в окно:

– Борька! Выходи, слышь! Мы ждем!

Герасим увидел двух бритоголовых, заглядывающих в дом.

– Этим проиграл? – спросил Борьку.

– Им, – хмыкнул пацан.

Мужик мигом оказался во дворе. Подскочив к двум париям, указал на калитку:

– Вон отсюда! Засеку тут еще раз, ходули до мудей выдерну! Секете, пропадлысы?! Духу вашего чтоб здесь не было! Урою любого! И к пацану ни на шаг! Станете прикипаться к нему – размажу!

– Чего зашелся, плесень? Остынь!

– Ему дышать надоело, – усмехались оба.

– Вы, пидеры, еще скалитесь? – хватил кулаком в челюсть того, кто стоял ближе.

Второго свалил ударом в висок. Но тут же из–за забора выскочили еще трое парней. Они налетели на Герасима со всех сторон. Скрутили. И только хотели вломить, к дому подошли братья Герасима. Они ни о чем не спрашивали. Мигом вырвали колья из забора, кинулись на крутых.

Драка завязалась жестокая. Герасим схватился с жилистым, накачанным парнем, вертким и подлым. Тот быстро понял, что голыми руками мужика не одолеть, нырнул в карман за свинчаткой, но не успел ею воспользоваться. Получил удар в «солнышко» и свалился на землю.

Вот тут–то и заметили крутые на груди Герасима роковую татуировку. Она стала видна сквозь порванную рубаху.

– Ангелок! Гляньте, кореши!

– Мать твою!

– Ладно, кент! Недоразумение вышло, в натуре! Лажанулись. Да и ты наехал без тормозов. Гаси обороты. Линяем! Дыши без пороха, ангелок! И про нас посей мозги! – Крутые выскочили в калитку.

– Чего это они? – не поняли братья Герасима. Тот, увидев обнажившуюся татуировку, мигом пошел переодеться.

Пока мужики о чем–то говорили под навесом, Борька сгорал от любопытства. Он все видел, слышал, но так и не понял, почему убежали крутые. Чего они испугались? Но спросить было некого, а мальчишку раздирало любопытство.

Он решил выйти во двор и послушать, о чем. говорят мужики. Но те принесли под навес несколько ведер глины, взяли денег у отчима, поговорили, что будут делать на следующей неделе, и, помыв руки, пошли домой, даже не глянув на Борьку. Его заметил Герасим. Присев на крыльце рядом с мальчишкой, обнял его и почувствовал мелкую дрожь.

– Чего испугался? Ты ж мужик, понимать должен, что у своих нельзя тыздить. Потребовались бабки – скажи, но сам не лезь. Договорились?

Борька согласно кивнул.

– Ты скажи–ка мне, давно на деньги играешь?

– Не так уж, второй год.

– С этими, что приходили?

– Ну да!

– Говно они, а не кореша! Ты для них подстава, зелень, мошкара! Они с таких навар снимают и жиреют, а ты из–за тех козлов в зону загреметь можешь, а ходки бывают разными, иные длиной в жизнь. Стоит ли так платиться, врубись, пока не поздно, завяжи с падлами и подумай, как дышать стоит. Нынче ты не на ту стежку свернул. Рано скентовался с паскудами, уже легавые тебя засекали, ты у них на примете. Это хреново. Не спеши лажаться. Жизни еще не видел, а уже в дерьме вывалялся. Не стоит так. Не бери больше, чем схаваешь, не то сорвешься. Не сажай себе на шею гадов – сломаешься. Я уж давно этим отболел. И тебе не дам споткнуться. Тебе в честь дружить с крутыми? Но они мелкоту за кентов не держат. Постригут с десяток пацанов на бабки и жируют. А вы для них промышляете, шнырями при крутых дышите. А вот попробуй возникнуть к ним без навара! Они не дадут хамовку, даже окурком не поделятся.

Борька молча опустил голову, вздохнул на всхлипе, прижался к Герасиму.

– Общение тебе нужно? Так давай ко мне клейся, – погладил по голове.

– У тебя есть курево? – спросил Борька и, взяв пачку сигарет, вытащил из нее несколько, остальное вернул.

– Давно куришь? – спросил Герасим.

– Порядочно…

– С чего засмолил?

– С паханом погрызлись. С отцом. Он поддавал и махался с нами, со мной и с мамкой. Всякий день бухал. Одной бутылки на день не хватало. Отнимал у мамки деньги, даже когда совсем нечего было пожрать. Если отнять нечего, тут за нож иль за топор хватался. И за нами бегал. Мамку один раз совсем поймал. Свалил на землю в огороде, хотел ей голову отрубить, но я камнем швырнул, попал ему по башке удачно, он до вечера не мог встать, а мать меня ругала, мол, убил своими руками родного отца, даже плакала. А он, когда очухался, меня до ночи ловил, грозил повесить, даже петлю сделал, она до сих пор в сарае болтается на гвозде. Я с неделю домой не приходил, – шмыгнул носом Борька.

– У кого канал?

– Да у одного крутого – на чердаке.

– Там курить стал? – прищурился Герасим.

– Ага! Жрать хотелось…

– Чего ж не накормили тебя?

– На халяву кто даст? – отмахнулся пацан. – Вот тогда и пошел торгашей трясти. Сначала на рынке – по карманам. Бывало, ловили, тыздили до полусмерти, случалось везло. Но навар крутые забирали весь, до копейки. Перевернут кверху ногами, тряхнут разок, весь навар вывалится. Ни одной заначки не застряло. А на другой день поджопником снова на базар выкидывали. Не давали жрать, мол, голодный лучше пашешь. Так–то и приучился смолить. Табак голод глушит. Зато с прошлого года я перестал в козлах дышать. Не давал себя трясти, завел заначник. Враз зауважали. Перестали вламывать, стали звать за стол сыграть в карты.

– Ты хоть раз выигрывал?

– Да, бывало. Редко, но случалось.

– Эх, Борька! Ничего не изменилось, кроме метода. Завязывай ты с ними и забудь! Ситуация знакомая, старая. И конец предрешенный. Отлепись. Чем раньше, тем лучше.

– Они меня так просто не отпустят.

– Почему? – удивился мужик.

Мальчишка глянул и замялся.

– Это они заставили украсть у меня бабки?

– Так получилось.

– Задолжал? – понял Герасим.

– Да, – признался нехотя.

– Выходит, и теперь за тобой должок висит?

Пацан и вовсе сник, опустил голову.

– Ну вот что, вякнешь им, что за расчетом пусть ко мне возникнут, Получат сполна, по самые помидоры. Перестанут к тебе прикипаться. Но сам у них не застревай. Договорились?

Борька молчал, его бил мелкий озноб.

– Круто они взяли тебя в оборот…

– Если б не они, пахан давно бы размазал, крутые вступились…

– То не помощь – вырвать из одной беды и воткнуть в другую. Даже продохнуть не дали, зверюги! Разве так помогают? Эх ты, чижик! – вздохнул Герасим трудно и посетовал: – Жить еще не. начал, а горя уже нахлебался, завел вкруг себя вражью свору и сослепу принял за друзей. Иль не сыскал сверстников на своей улице?

– Они тоже под крутыми дышат, все до единого.

– С чего так? Иль их тоже отцы трамбовали?

– Нет, но иначе нельзя. Крутые всех под себя подмяли, Кто сам по себе хотел дышать, заставили налог платить, кто отказался, тем плохо пришлось. Разборку сделали… С нее своими ногами не ушли…

– Ладно, поглядим, кто скорее накроется, – усмехнулся Герасим и предложил: – Давай клейся ко мне в подручные. Научу свой хлеб зарабатывать. Сперва мыльницы, пепельницы, масленки станешь сам делать. Поначалу трудно будет. Глина особый материал, человечье тепло любит, настырных уважает. Не враз покорится. Но когда признает – сотни раз вознаградит и порадует.

Борька не знал, что ответить. Он растерялся. Мальчишка понимал: ему не миновать разговора с крутыми. Как он сложится? Вряд ли они простят драку с отчимом. Да и долг вернуть потребуют. А где взять деньги? Бесконечно ждать не станут, включат счетчик, и хоть сдохни… Зачем садился с ними играть на деньги?.. А как иначе? Все садились, и Борька тоже, вначале из любопытства, потом в надежде отыграть долг, который постоянно рос. Он гасил его частями, воровал где мог. Выигрывал помалу, а проигрывал куда как больше.

Борька озирается вокруг. Крутые могут появиться кодлой в любую минуту, внезапно. И тогда не устоять. Мальчишке вспоминаются жестокие разборки. И пацан сжимается в комок, понимая, что он не выдержит той боли, а в ушах стоят крики, стоны попавших на разборки. Борьке стало холодно. «Лучше сразу сдохнуть…»

– Слушай, кент, чего дергаешься? Завяз ты, чую, глубоко. Потому вытянуть не просто. Но выход имеется. Отправлю тебя к матери в деревуху. Там с годок–другой прокантуешься, за это время про тебя нюх посеют. Мы с матерью станем навещать иногда. Идет?

Борька молчал. Рад был бы согласиться, но боялся за мать. На ней могли оторваться крутые за него. Но как о том скажешь?

– Не поеду из дома, – насупился мальчишка.

– Смотри, я хочу, чтоб тебе легче жилось, – предупредил Герасим.

Борька понимал, что будет лучше, если он сам появится у крутых, не ожидая их прихода. Но ноги не несли. Так прошло два дня, а на третий увидел возле дома Ленку. Ее знала вся городская накипь. Увидев в окне Борьку, позвала к себе и, улыбаясь как родному, сказала тихо:

– Братва велела тебе сегодня нарисоваться. Как всегда, вечером. Кайфовее, если сам возникнешь, чтоб без шмона и шухера обошлось. Уладить кое–что хотят. Хорошо, воробышек? И не вздумай смыться иль страндеть, что я не передала! – улыбнулась одними зубами и, снисходительно потрепав Бориса по плечу, добавила: – А уж совсем большим становишься, скоро из тебя мужика надо делать. Хочешь? – Выгнувшись так, что груди почти легли на голову мальчишке, Ленка притянула Бориса к себе.

Глаза его округлились от удивления и неожиданности. Он много раз видел, как играют с Ленкой в любовь взрослые парни, мужики. Жгуче завидовал им, но сам подойти к ней не решался. Боялся насмешек девки и трепки от крутых. Но Борьке нестерпимо хотелось поскорее стать взрослым, мужчиной. Вприглядку он уже многому научился. И мальчишка неосознанно ухватил Ленку за грудь.

– Ну, гнида, ты даешь! – расхохоталась девка громко и, щелкнув пацана по носу, сказала: – Приходи вечером. Может, и сообразим с тобой что–нибудь. Чего ждать? Ты уже созрел…

– Обязательно ввалюсь! – пообещал Борька. Он и не заметил за своей спиной Герасима. Тот наблюдал через окно и слышал каждое слово.

– На живца берут. Старо это, – усмехнулся криво и не спускал глаз с пасынка ни на минуту.

Герасим всегда был равнодушен к детям. Старался их не замечать. Он не терпел детский смех и крик. Его раздражали громкие ребячьи голоса. Не стал бы исключением и Борис, если б не Наталья. К ней Герасим уже привык так, словно прожил вместе с бабой не один десяток лет. А ведь и познакомились недавно. Дала женщина объявление в газету, указала номер телефона. Он и позвонил ей вечером. Дословно разговор запомнил.

Наталья не верила, будто кто–то откликнется на объявление. В нем указала, что имеет сына, старый дом и невысокую зарплату. О себе сообщила, будто внешность у нее обычная, а возраст – на четвертый десяток перевалил. В том же объявлении сказала, что нужен хозяин в семью, добрый друг и отец сыну.

Когда Герасим позвонил, она сказала ему, что не ждет кого–то особого, а обычного, простого человека, который сумел бы понять и жалеть ее и сына.

– Если подружитесь с Борькой, я вас полюбить смогу, – пообещала по пути в дом.

Подружиться с мальчишкой оказалось совсем не просто. Вот и теперь, воровато озираясь, обшарил все карманы матери и отчима, заглянул в кошелек, где обычно лежали деньги. Но ничего не сыскал. Герасим предусмотрительно спрятал их от пасынка и теперь исподтишка наблюдал за ним.

Борька полез в шифоньер, проверил всю одежду, каждую полку и ящик, но тщетно. Ни копейки не сыскал. Пацан рухнул на диван, обхватил руками голову. Герасим все видел и терпеливо ждал.

«Попросит или нет? Если даже на колени упадет, едино не дам ни рубля!» – решил для себя. И злился, что Борька наплевал на все разговоры и советы. Страх перед крутыми перевесил все, а может, обещание Ленки подстегивало. Мальчишка влез в шкатулку матери и, вытащив оттуда кое–что и сунув в карман, повернул к двери. Но только хотел шмыгнуть во двор, на его плечо легла тяжелая рука отчима.

– Пристопорись! Кому сказал? – Герасим схватил Борьку за шиворот. – Я тебе накручу хвоста! – Втолкнул на кухню и, поставив лицом к Наталье, рявкнул: – А ну живо покажь матери, что у нее из кубышки спер! Все вытряхивай! Не то я сам подмогну!

Наталья, ничего не понимая, удивленно смотрела на обоих. Борька не знал, как ему теперь выкрутиться, и Герасим не выдержал, подтолкнул пацана к матери.

– Возьми свое из его карманов! – велел женщине.

Та послушно достала цепочку с крестиком, кольцо и перстень – все из золота.

– Зачем тебе это? – удивилась Наталья.

Борька с ненавистью оглядел Герасима.

– Он играет в карты на деньги. Задолжал за проигрыш. Сначала рассчитывался моими деньгами – выручкой за проданный товар. Теперь решил твоим рассчитаться! Если б не увидел, ты подумала б на меня…

– Борька! Это правда? – Подошла к сыну вплотную, и тот, неожиданно обняв ее, заплакал беспомощно, совсем по–пацанячьи.

– Мамка, меня убьют крутые! Им это как пернуть в кулак!

– пожаловался ей впервые.

– Что ж делать? От этой банды тебя не уберечь. Я для них

– никто, – вздохнула баба.

– А не для Ленки ты «рыжуху» спер? – указал на золото Герасим.

Борька покраснел, понял, что отчим знает все.

– Зачем ей отдавать? Эту за бутылку уломать можно, – ответил, отвернувшись.

– Что? Ты уже по бабам таскаешься? Ах ты, недоумок! Мало горя с тобой хлебнули? Еще и заразу приволокешь! С чего это у тебя долг появился? Какая там игра в карты? Почему тебя должны убить?

– Ништяк, Наталья! Забирай свое. А дальше мы сами разберемся, по–мужски! Тебе, как понимаю, спешить надо. Где «стрелку» забили и на какое время? – уводил Герасим Борьку из кухни.

– Так куда я возникну порожняком? Меня мигом уроют,

– хныкал пацан.

– А не нарисуешься, здесь достанут. Потому предлагаю смотаться в деревню хотя бы до зимы.

– Они и там нашмонают…

– Не обломится им надыбать. А коли и сыщут – не приблизятся, зассут. Там псов целая свора. Чужих в клочья пустят.

– А меня?

– С тобой дружить будут. Они любят пацанов.

Так они и порешили: рано утром Герасим увозит Борьку в деревню к своей родне.

Мужики, братья отчима, в этот день не пошли домой, решили заночевать на чердаке, чтобы спозаранок пустить в дело уже размоченную глину. Помывшись и поужинав, молча пошли на чердак, попросив Герасима разбудить их до отъезда. Тот кивнул согласно и, достав отглаженное чистое белье, положил его на виду. Велел собраться Борьке. Наталья переживала молча. Впервые отправляла сына одного, к незнакомым людям.

Хотели пораньше лечь спать. Но едва погасили свет, вдребезги разлетелось окно в спальне. Три тени заскочили в дом со двора и, облив все вокруг бензином, решили поджечь. Но Герасим вцепился в горло тому, кто чиркал спичкой. Вдавил его в угол, сжал пальцы намертво.

Второго Наталья саданула тяжеленной табуреткой. Третьего, уже выскочившего из дома, приловили во дворе братья Герасима и, разложив на лопатки, вломили от души.

Никого из пойманных не отпустили. Сбросили всех троих в чулан, закрыли на громадный замок, решив ненадолго отложить поездку в деревню, Герасим ждал утра. Борька онемело смотрел на отчима, на мать. Едва придя в себя, спросил:

– А что, крутых ментам сдадите?

– Подумаем, – ответил мужик глухо.

А утром к дому подступила кодла бритоголовых парней.

– Отпускай наших, слышь, чмо? Не то самого распустим на гондоны!

Герасим вприщур оглядел говорившего:

– Ты, сопляк, мне грозишь? Ты что есть? Транда суслячья! Я из тебя такое изображу, что родная не узнает, где могилка твоя.

И едва крутой нырнул в карман, Герасим в один прыжок достал его, ударил головой в грудь, тот, отлетев, сшиб с ног троих бритых. Подоспевшие братья молотили гостей кольями из забора. Те пытались защититься свинчатками, кастетами, ножами, но не могли достать и не успевали.