Текст книги "Выскочка из отморозков"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

– Ох, Боря, неловко мне сделалось, – вступила в разговор Степановна. – Кое–как я слезла с той лестницы и домой пошла. Зарок себе дала за детями больше не подсматривать. Они чистыми росли. Без порока и гнили. Хоть было им в ту пору по пятнадцать годов. А как родниковая вода… Ничем не замутились. И уже когда подросли, женихаться начали, не забижали девчат. И с кем в детстве хороводились, так и нынче знаются. Помогают, коль где надо. Вон уж скольких детей в городе пристроили! Все – детва друзей, подружек. Никого не оттолкнули от себя и не забыли.

– Никита с Женькой даже между собой в детстве не дрались. Дружили. И друг друга никогда не выдавали ни дома, ни в школе. А уж как выручали. Особо на экзаменах, мне ли это не помнить? Может, потому не было у них проблем и в семьях. С детсада своих жен знали. Их проверять не стоило. И мамка не беспокоилась. Знала, кого в невестки ей ждать. Никогда не изменяли женам, да и мысли такой не было.

– А ты сам–то с Катериной видишься? С первой любовью своей? – глянула Степановна поверх очков на Герасима.

– Мам! С Катей все закончено. Еще до Натальи встретились мы с ней. Она уже без ребенка осталась, выпивать начала. Попытался остановить, но бесполезно. Слишком глубоко влезла баба, потребовались бы годы, да и то где гарантия? А жизнь не бесконечна. У меня на тот момент на себя сил не хватало. А вот сорваться мог. Испугался грех на душу взять. К чему мне? Так и расстались после первой и последней встречи. Никто никому ничем не обязан..

– А ведь любил ты ее…

– Не знаю. Теперь уж не уверен. По молодости увлечений много. Всякое ли стоит называть любовью? Да и Катерина не сохла по мне.

– Это верно, сынок! Тебе себя упрекнуть не в чем! – кивнула Степановна.

– Боря! Тебя к телефону! – позвала мать.

– Кто там? – удивился Борис, глянув на часы.

– Девушка! – ответила Наталья и передала сыну трубку.

– Алло! Я слушаю…

– Борис! Это я, Светлана! Не бросай трубку, выслушай, что хочу сказать! Я виновата перед тобой. Ты надолго уезжаешь. А я все тебе испортила. Настроение сбила. Прости меня, но известие об отъезде было слишком неожиданным для меня. Я сначала не поверила, думала, что решил проверить или пошутил. Я наговорила тебе кучу глупостей. Прости, пожалуйста! Давай расстанемся друзьями, без обид и плохой памяти! Друзьями, какими были раньше.

– Ты просишь или требуешь?

– Мне хочется этого…

– А не слишком много?

– Сколько сможешь, прости. Я понимаю, как все глупо с моей стороны. Сначала душу перевернула, теперь прошу прощения. Но не хочу расстаться во врагах с тобой. Как бы ни повернула. жизнь, мы не должны забывать и втоптать в грязь недавнее. Я не прошу тебя остаться, хотя мне без тебя будет очень тяжело, – Заплакала в трубку, парень молчал, сбитый с толку. – Ну чего молчишь?

– Я не пойму, чего ты хочешь?

– Неужели ничего не понял, Боря?

– Не врубился! – признался честно.

– Я люблю тебя! – сорвалось в трубку на крике.

– Свет! Успокойся! Иди покури. Мне надо собраться в дорогу.

– Можно, я приду проводить тебя?

– Зачем?

– Ты не хочешь видеть меня?.

– Светка! Теперь меня послушай! И не перебивай!

Присел к окну и заговорил спокойным, ровным голосом:

– Знаешь, любовь – она особая! Это не игрушка, чтоб сегодня подарить, а завтра отнять. Когда натешился иль сломал игрушку, снова подарить. Такое в детстве бывало. Но я с такими порывал сразу еще тогда, в пацановстве. Здесь все иначе. И если ты считаешь меня зеленым мальчишкой, то очень ошибаешься. Я не умею скакать по чувствам – с горы в пропасть! А потом обратно на вершину. Не слишком ли крутой вираж? Ты сама попробуй. Уцелеет ли голова на плечах? Может, я и поверил бы, если б ты не раскрылась полностью. Но сказано все, слов не вернуть. И я не верю тебе. Ты снова хочешь что–то затеять. Опоздала. По спешке вылепила всю свою суть. Я не знал тебя, спасибо ситуации, проучила. Прощаю. Но на том все! Большего не требуй. Мы никогда не вернем утраченное. Ты меня слышишь?

– Да, – прошептала трубка, всхлипнув.

– Прощай, Светка!

– Подожди секунду. Мне очень нужно увидеть тебя.

– Зачем?

– Хочу проститься…

– Мы уже попрощались, не стоит напрягаться. Да если честно, нет времени и желания видеться. Ты все сказала еще в кафе. Зачем возвращаться к теме. Меня успокаивать не стоит, я не ребенок. И на твои уловки не клюну. Открыла глаза, теперь уж не слепой. Но и говорить нам не о чем.

– Борь! Ты не хочешь увидеться?

– Правильно поняла. Давай не отнимать друг у друга время. У меня много дел.

– Борис! В спешке не выплесни главное. Потом рад будешь вернуть, да поздно…

– Не пугай! Что остается позади, то не мое. Мне уже нечего бояться! Прощай, Светлана! Будь счастлива, но без меня! – Положил трубку и, оглянувшись, увидел Герасима, он сидел на диване, делал вид, что смотрит фильм, на самом деле слушал разговор.

– Расстались? – спросил Бориса, когда тот положил трубку на рычаг.

– Простились, – подтвердил парень.

– Мы с матерью виноваты?

– Абсолютно ни при чем!

– Слава Богу! Значит, не обижаешься?

– Наоборот, спасибо! Пригляделся к ней!

– Эту девушку Никита с Женькой через жен знают. С Аленкой, по–моему, знакома. И с Дарьей немного.

– Каким путем?

– Собаку их лечили. Хорошая псина. Выжила, чумкой болела. Потом бабы сдружились. Семенами обмениваться начали, приятельницами стали. Я несколько раз видел ее там.

– Кого?

– Понятно кого. Мамашу с этой Светланой. Мамаша чаще приезжала. Поначалу о цветах, там и о детях разговорились. Одна у нее эта дочь. Других не было. Но и этой ей хватило по горло! Наши невестки ее недолюбливают.

– Чего ж раньше не сказал?

– Так я ее у тебя увидел и узнал враз. Не поверилось, что о ней рассказывал. Да, мать и отец у нее очень хорошие люди, интеллигенты. Ну а эта – выродок. На стариках ездит. Ее баловали, ни в чем не отказывали, все позволяли и распустили, – почесал затылок Герасим. – Уж и не знаю, говорить тебе» или нет? – Глянул на Борьку.

– Теперь уж до кучи! Давай, – отмахнулся тот.

– Короче, в шестнадцать лет она объявила о своей беременности. Доигралась! Родители, зная ее никчемность, посоветовали аборт. Ей сделали, тихо, подпольно, и вскоре отдали замуж за человека из своего общества. Полгода с ним прожила, и начались ссоры. Оно и понятно, когда баба ничего не умеет, добра не жди. Вначале упреки, потом брань, там и до мордобоя дошло. А что? Интеллигенты тоже жрать хотят. Ну а дома и подавиться нечем. Короче, как два паука в одном стакане, но она приволокла третьего. Тут–то и поднялся шухер!.. Светку, если б вовремя не слиняла, размазали б по стеклу. Пришлось ей к папке с мамкой воротиться. А куда деваться, коли Любовей много. Она с год сидела тихо, не высовывая наружу свою харю, потому что весь город в нее плевал. За это время сучка закончила школу. Прикинулась смирной, тихой, раскаявшейся. Ну и сосватали снова. Родители постарались обоюдно. На этот раз почти ровесник ей попался. В институте учился на втором курсе. А тут взяли его в армию на три месяца, когда вернулся, с любовником застал. Обоих с балкона вышвырнул. Но второй этаж. Хахаль ногу сломал, у нее растяжения. Короче, ничего серьезного. Но из семьи снова загремела. В третий раз ее выдали совсем за старика. Он старше отца был. Через год он умер. Ио квартира ей осталась – расписаны были. А вот имущество и вклад – между детьми поделили. Так что жильем эта дама обеспечена. Только нужно богатого хахаля, чтоб содержал. Но желающих нет. И ты выскользнул…

– Она мне говорила, что живет с отцом и матерью…

– Ну да! На одной лестничной площадке.

– Сказала, что они не согласны отдать ее мне!

– Конечно. Не хотят позориться еще раз! Ты б слышал, что рассказывали в суде сыновья того последнего старика. Она на его глазах путалась с мужиками. Тот уже не мог встать и выгнать. Парализован был. Светка тем и пользовалась. Сука она последняя!

– Чего ж при ней этого не сказал?

– Позови! Не только я, вся родня скажет. Тут не тебе, не нам, ей стыдиться стоит. Кстати, она и с крутыми путалась. Твоими корешами. Спроси их о ней.

– Теперь уж ни к чему. Раньше нужно было.

– А ты не прячь девок впредь. Вытаскивай их на свет. Меньше синяков на душу получишь. Знай, нынче среди бабья столько говна, что и не перешагнешь, обязательно вляпаешься.

– Герка! Не бреши пустое! Наталья и я тоже бабы. Разве мы виноваты в чужих грехах? – не выдержала Степановна.

– Знаешь, Гер, мне кажется, что теперь Борис никому не верит. И тебе тоже. Не стоит его вот так убеждать. 'Коль суждено, пусть испытает на себе всю тяжесть бабьей подлости. Тогда поймет, что, кроме своей семьи, он никому не нужен – ни друзьям, ни тем более дешевкам.

– Об чем споритесь? Мальчонке ехать скоро, в дорогу надо его собирать, а вы об чем завелись? Лучше вот достань с чердака домашнюю колбасу, что с деревни привезена. Да побольше. Чтоб и на дорогу, и на первое время хватило. Сало в погребе глянь. Особливо шпигованное. Орехов не забудь. Ну а в дорогу все остатнее сама сберу. Хватит об пустом тарахтеть. Дите в науку едет. Глядишь, в начальники прорастет. Во будет сюрприз для всего околотка. Наш разбойник станет начальником милиции! – рассмеялась Степановна.

– Мать! А что в том необычного? Да если пацан в детстве не был сорванцом, из него в будущем ничего путевого не состоится! Что за мужик получится из того, кто не носил фингалов и шишек? Кто не был в драке и не защищал друзей, тот слабак, перхоть и недостоин брюк! Все детское, вместе с больной наукой, остается навсегда с нами! С детства познаем боль и радость. Главное – надо научиться верно различать людей! Верно, Борис? Переможем и эту болячку. Хорошо, что с ней далеко не зашли.

– Не напоминай об ей! – нахмурилась бабка.

И рассказала, как однажды Никита с Женькой попали в неприятность, едва переехав в город.

– Они только позаканчивали институты, устроились на работу и домой завсегда вертались потемну. Так–то и в тот день. Топают себе неспешно, пехом, от заводу до дому недалеко. И вдруг слышат, баба вопит не своим, дурным голосом. Как недорезанная свинья визжит. Вкруг ней мужик носится и ногами ей в бока и голову сует со всей силы. У бабы морда уже черная, вся опухла, того гляди без глаз и зубов останется. А тот козел молотит без жали. Мои ребята порешили выручить бабу, спасти от погибели. Ну, Женька развернул того мужика к себе, как вмазал! Одним ударом нос сломал, вторым отправил его под порог. Как потом выяснилось – с сотрясением мозга. Тот враз стих. Но баба как увидела, так подняла хай на всю округу: «Мужика убивают бандюги! Люди добрые, помогите!» Кто–то из соседей вызвал милицию. Она заместо того убивца моих ребят сгребла. Посадили их в камеру на всю ночь. И разбирались, кто ж виноват? Ведь жена того мужика заявление сочинила на заступников, стребовала деньги на лечение мужа!

– И заплатили?

– Конечно. Иначе их судили б! Зато с той поры хоть убивай мужик свою бабу, хоть режь, они друг дружку, никогда не влезут и не заступятся. Перешагнут иль обойдут, и пошли своей дорогой дальше. Всякая наука в жизни неспроста дана. Она до гробовой доски помнится. Да и по жизни оно так – коль баба путевая, мужик не бросит и бить не станет.

– Да? А мою мамку и меня за что бил? Если б все так проходили мимо, нас давно в живых бы не было! – у Борьки задрожал–подбородок.

– Я об мужиках сказываю, не о пропойцах!

– На лбу ни у кого не написано, кто он.

– Тут в городе, почитай, все знакомы.

– Но вот я ничего не знал о Светке!

– Поверь, не допустил бы я того, чтоб она тебя охмурила. И Никиту с Женькой привел бы, и всех ее живых мужиков и хахалей! Это однозначно. Такое не пустил бы в дом в другой раз! – встрял Герасим хмуро.

Борька, перед тем как лечь спать, проверил набитые битком два чемодана. Они так распухли, что замки и ремни на них трещали, готовые лопнуть в любую секунду.

– Бабуль! Зачем мне столько свитеров? Одного хватит! – протестовал Борька, вытаскивая лишние пуловеры, свитера, носки, рубашки, банный халат и полотенце, рукавицы и нижнее белье. – Будто до конца жизни в ссылку отправляете, я ж вернусь после училища сюда – в свой город. А в училище форму выдадут. Домашнее не разрешат надевать. Я это уже знаю. Вы же перестарались! Ну зачем мне три пары домашних тапочек? Надо мной все ребята хохотать будут. Этой одежды на взвод хватит. А я еще домой на каникулы приеду! Бабуль, ну зачем мне целая сумка пряников?

– Они ж медовые! Твои любимые!

– И что с того? Тут на все училище! А мне и одного по горло хватит! К чему столько? – Вытаскивал из сумки молоко, сметану, масло, яйца. – Бабуль! Не надо! Я не обжираться еду! – Отставил сумку к ногам Степановны. И, подхватив один чемодан, занес его к себе в комнату, довольный своевременной ревизией.

Утром, едва проснется город, состав с ребятами уйдет от перрона. А пока Борис спит. Во сне он спешит на свидание со Светланкой. Она уже приехала и ждет его, чтобы снова умчаться на полянку к реке, к березовой роще, подальше от людей и чужих глаз…

ГЛАВА 9 Легашонок

Борька и не предполагал, что такой серьезный спрос предъявят к курсантам школы милиции в Санкт–Петербурге. Всех прибывших поселили в общежитии, где поддерживался настоящий военный порядок. В каждой комнате был свой дежурный, отвечающий за идеальную чистоту и тишину. О курении в комнате даже думать не позволялось. Обувь и одежда не валялись где попало. И с Борьки потребовали, чтобы он в обязательном порядке соблюдал все правила.

Уже в первый день дежурный по комнате начал делать замечания Борису:

– Иди почисти ботинки! Куда в таких пыльных приперся? Из свинарника иль пивбара вывалил? А ну отваливай! Приведи себя в порядок!

А через полчаса снова недовольство:

– Рубашку в шкаф повесь! Чего она на стуле ночует? Иль дома таким недоделком жил? Полотенце на вешалку! И расческу не клади на подоконник. Для того у тебя ящик имеется в тумбочке!

Борька вспылил и послал матом дотошного парня. Тот выглянул в коридор:

– Илья! Давай сюда на минутку! – Наябедничал парню о новичке. Вошедший оглядел Бориса с ног до головы и сказал:

– Ты уже не дома, вникай! Шестерить за тобой никто не станет. А начнешь возникать, мигом в коридор вышвырнем. Придется снимать квартиру. Здесь это дорого и проблемно. И еще: если мы вышибем, другие не возьмут. Такое у нас правило. Жалобы тоже не рассматриваются. Кстати, на следующей неделе сам будешь дежурить. Понял? Порядок в комнатах проверяют офицеры. Чуть что не так, врубят наряд вне очереди, пойдешь туалеты драить или коридоры, а может, двор станешь мести. Короче, перспектива незавидная. Ну а коли наехать на нас захочется, придещь в спортзал вечером. Мы тебя научим общению. В комнате не воспитываем новичков. А там живо забудешь матерщину!

Борька оглядел парней. Рослые, накачанные, они смотрели на него с усмешкой.

– Ну, чего стоишь? Не все переварил? Секи, человече, мы занимаемся последний год. И тебя нам дали на воспитание, чтобы быстрее освоился, прижился. Тебя как зовут?

– Борис…

– Меня – Илья, его Димка, еще Антон есть. Если у тебя мозги не плывут, все будет нормально. А начнешь вылупаться, добра не жди…

Борька понял: в случу чего его могут попросту отсеять из курсантов, и докажи после дома, что не дурак.

Помывшись, переодевшись, он пришел в столовую. Понравилось. Кормили здесь вкусна и сытно. Побывал в парикмахерской, вышел во внутренний двор школы, он оказался огромным.

– Да! Такой за целый день не подметешь, – передернул плечами зябко, пошел искать ребят из своего города, но не нашел, вернулся в комнату.

– Тебя искали. Давай на собеседование беги!

– К кому?

– К завучу. Мужик строгий, но толковый. Его рук никто не миновал. Он твое место в будущей работе определит. Что порекомендует в отношении тебя, то и будет, – сказал Дмитрий.

Борис смутился, попав в кабинет Захарова. Константин Николаевич, оглядев парня, предложил присесть и спросил:

– Какими ветрами к нам? Своей волей или кто–то убедил?

Борька растерялся, ждал любой другой вопрос, но не этот. И ответил:

– Вообще хотел в Суворовское податься, но там только сирот берут. А у меня оба отца и мать живы.

– Как это два отца? – не понял полковник.

– Родной и отчим!

– Вот оно что! Кто ж из них к нам надоумил?

– Отчим убедил. И участковый…

– Участковый? Часто с ним общался?

– Случалось. Пока пацаном был, помучился он со мной. Не было недели, чтоб не навещал. Так и думал, пока вырасту, уши заячьими станут. Все время меня за них домой притаскивал.

– А за что, если не секрет?

– За курево, я рано курить стал, жрать хотелось, а покормить некому – мать на работе, родитель алкаш. Бил да пил. Гонял нас день и. ночь, – отвернулся Борька, краснея за откровенность.

– Борь, скажи, воровал?

– Нет! Хулиганил. Хотя у соседки сметану из кувшина сожрал несколько раз. А у другого – груши с дерева обтряс.

Но это давно, в детстве. Ну еще с девкой меня припутал. В мужики я торопился. Участковый помешал.

Константин Николаевич рассмеялся от души:

– Выходит, помешал участковый в мужики пробиться раньше времени? Ну а почему именно к нам надоумил поступать?

– Надоел я ему, решил спихнуть хоть куда.

– Э–э нет, если б отделаться вздумал, нашел бы тебе другое место. Это уж точно.

Понемногу разговорились. Борька рассказал о Беркуте, ресторане, наркоманах.

Захаров, слушая, хмурился.

– Хороший у вас участковый. Душевный человек, он спрятал тебя от расправы, заодно не позволил транжирить понапрасну время, – заметил полковник и спросил Борьку о друзьях. С кем дружил, за что уважал, часто ли дрался с мальчишками, бил ли девчонок? Уважал ли обслугу ресторана Беркута? Как срабатывался с людьми, для чего копил деньги? Помогал ли своим друзьям, выручал ли кого?

– Чем особо помогу? Вот только Витьку жалко. Отец у него совсем гад! Попросил своих, чтобы пускали в мою комнату переночевать, особо зимой, чтоб не замерз насмерть. Обещали… А бабку уговорил, чтоб Варю с Машкой подкармливали хоть иногда. Они двойняшки, но мать – бомжиха. Бросила своих девок и за хахалем на помойку ушла.

– Девчонкам сколько лет?

– Семь и десять. Я их читать учил. Мать они не пустят. Она, когда с похмелья, девок за пол–литра кавказцам продаст. Вот и прятал их от беды у себя на чердаке. А перед отъездом купил им куклу – одну на двоих. Ох и радовались девки, до визга. А мне тепло, память о себе оставил. Я перед отъездом всех их помирил и подружил меж собой. Вместе легче и веселее хоть где.

Борис рассказывал, как мирился он с соседями уже почти перед отъездом. Захаров внимательно слушал, а в конце разговора сказал задумчиво:

– Хороший участковый из тебя выйдет. Хотя… Практика покажет большее. Главное, не теряй сердца к людям. Сам знаешь, как относятся к нашей работе, а главное, к нам самим, обыватели. Нарвутся на негодяя и по нему обо всех судят, огульно позорят. А разве не обидно? Нас, даже когда спасаем жизни, зовут легавыми. – Усмехнулся грустно. – Да вон вчера возвращался с работы. Через парк пошел, так ближе. Увидел, как трое мальчишек на одного налетели. Тот худой до прозрачного. Отнял я его, отряхнул, отпустил, А он отскочил к кусту на два шага и орет: «Зачем, легавый гад, влез в наши дела, сами разобрались бы! Черт тебя поднес!» – Вздохнул Захаров грустно и добавил: – Эти трое убить его могли, ведь палками били. И вот тогда меня ругал бы весь город, мол, почему видел и не вступился? Какой от вас толк?

– За меня тоже милиция вступалась. Видно, теперь мое время пришло, – тихо сказал Борис. И добавил задумчиво: – Пацаны всех обзывают. Ну и пусть. Лишь бы жили они, не скулили от холода под забором и в подвале, не голодали, не умирали от побоев. Вырастут, наберутся ума. А пока какой с них спрос?

– А ты сам хочешь стать участковым?

– Конечно! Я б всей ребятне помог и старикам. Научил бы, как в соседстве жить надо.

– Сам умеешь?

– Бабуля научила. Она с соседями никогда не ругается и говорит, что их Бог. дает, потому со всеми нужно уметь ладить. Я посмотрел, как к ней люди наши относятся, самому захотелось. Со всеми помирился, и дружить стали. Не осталось у меня врагов. Никто по–злому не вспомнит теперь…

Илья, Дмитрий и Антон терпеливо ждали Бориса. Едва он вошел, его засыпали вопросами:

– Ну, как прошло собеседование?

– Куда тебя определил Захаров?

– О чем спрашивал?

– Обычный разговор был. Спросил, как надумал сюда поступать? Сам или убедили?

– И что ответил?

– Правду сказал, что участковый поработал. Кто сюда своей волей придет?

– Почему? Я сам приехал! У меня дед и отец в милиции работают. И меня с самого детства дразнили легашонком, – сказал Илья.

– Меня тоже силой никто не тянул. Приехал, выучился, теперь в высшую школу милиции пойду. Конечно, сначала практики наберусь, чтоб дальше определиться точнее. Может, в криминалисты или в следователи пойду, хотя и в уголовном розыске можно себя попробовать. Захаров советует в криминалистику.

– А мне так и сказал, что дальше собачьего тренера не продвинусь, – понурился Димка.

– Чего так? Когда сказал?

– После того выезда с операми, по вызову. Меня как стажера взяли. Да говорил я вам.

–Не помню!

– И я не слышал…

– Короче, соседи позвонили, мол, в квартире на одной с ними площадке женщины и ребенок дурными голосами орут. Их режут, или пытают, или убивают. Приезжайте скорее. Мы приехали. В той квартире никто не открывает. Высадили дверь. А там две бабы, обе в лежку пьяные, с ними девчонка лет пяти. Все в кровище, в порезах. И ничего толком понять не можем, что произошло? Сами набрались или споили? Одна из баб связана, рядом кусок стекла в крови. Только к ночи разобрались, что к чему. Это дочка с матерью из–за мужика передрались и чуть не угробили друг друга. У молодой бабы горло порезано, у старой – вены. Оказалось, мамка хотела отбить мужа у дочки. Та ей горло чуть не до плешки раскроила, потом испугалась и себе вены повредила. Ну а девчонка, видя все, чуть не сдвинулась. Вызвали «неотложку», баб в больницу, а я решил проверить ванную, туалет и кухню. Ну и все, попал как лопух. Меня на кухне ротвелерша припутала. И за самые яйца…

– А как она там оказалась?

– Закрыли загодя. А я открыл. Ей плевать, виноват иль нет. Вцепилась, и все. Думал, с корнями вырвет. Ну, так–то загремел в больницу вместе с бабами теми. Врач меня осмотрел, посмеялся, наложил повязку и сказал, что случалось и хуже', а тут я отделался легким испугом. Мол, удивительно, как ротвейлерша не успела сжать челюсти, уж не попали ль вы в зубы к бабке с порезанным горлом? А то она до сих пор кричит: «Митя, голубчик, где ты?» Того зятя тоже Митькой звать! Тезка, чтоб ему пусто было…

– А как ты от собаки вырвался?

– Опера помогли. Так врезали, что медведь загнулся б. Я как чумной оттуда выскочил. А опера растрепались, теперь евнухом зовут. Захаров посоветовал впредь миску в штаны подкладывать для безопасности.

– Куда? Сзади или спереди? – хохотал Антон.

– А тетки живы иль поумирали? – спросил Илья.

– Обе проперделись. Зашили их, заклеили, заштопали, и через неделю я видел, как хахаль обеих домой забирал. Старая баба все порывалась за бутылкой слинять. Так мужик всем своим интимом клялся, что выпивон дома ждет. Вообще я вам скажу, бабы живучие, как кошки. Если б эти двое вот так уделали своего мужика, он враз бы помер, не дожил бы до «неотложки».

– А ребенок? С девчонкой что? – не унимался Илья.

– Ее соседи приютили, не отдали нам. Так она вместе с мужиком за бабами приехала.

– Ты откуда знаешь?

– В больнице их навещали вместе со следователем.

– И что?

– А ни хрена! Те бабы нас во всем обвинили. Мол, сами никого не вызывали. В помощи не нуждались. Обычная бытовая драка случилась, ничего особого, а вот мы им навредили – двери высадили. Теперь их ремонтировать придется, но за чей счет? У самих денег нет. Пусть милиция шевелится. Не то через суд заставят, в жалобах утопят!

– Ни хрена себе! – выругался Борька.

– Вот за это самое и получил я от Захарова. Мало было мне, дураку, с заклеенными яйцами ходить, так еще и дверь ремонтировал. Но с тех пор не ездим на бытовые вызовы, пусть сами алкаши разбираются.

– А мы вчера на вызове были. Ребенка достали из мусоропровода, – сказал Илья.

– Живого?

– Какой там? Мертвый, конечно. Чуть больше года. Опросили жильцов подъезда, никто ничего не видел, как всегда. Десятками лет на одной площадке живут люди, а друг друга не знают и не общаются.

– А ребенок чей? – не выдержал Борис.

– Два дня искали, нашли мамашу, с девятого этажа она. Пьяная пошла выносить мусор с ребенком на руках. И выкинула все. Даже не спохватилась. Сказала, что матери звонила, узнавала, не забрала ли она сына. Сама все запамятовала, Когда в морге увидела – орала как сумасшедшая. Клялась, мол, больше в рот не возьмет.

– А муж ее как?

– Да у нее их полгорода. Теперь в следственном изоляторе сидит лярва!

– Как думаете, будут ее судить? – спросил Борис.

– Кто о том знает? Наше дело выполнено, дальше суд ' решать станет. Но я бы эту стерву до конца дней из зоны не выпустил, – помрачнел Илья и добавил: – Уж лучше в приют отдала бы!

– Насмешил, Илюха! Да приют переполнен. Знаешь, сколько баб, родив, от детей отказываются?

– Почему?

– Растить тяжело. В основном рожают соплячки, кому врачи в аборте отказали. А куда ей, она сама зеленая, на ногах не стоит. Дома с дитем не примут, выгонят.

– Но не сама по себе, кто–то ей сделал ребенка, он–то как? – удивился Борька.

– Молча! Он еще сотне девок заделает детей. Что ж теперь всех растить станет? Да и глянь на них, этих родителей, – наркоманы и сифилитики, городская перхоть, их людьми нельзя назвать – сплошь дети подземелья. Скоро и тебе, Борис, предстоит их отлавливать. К празднику всегда город чистят от дерьма.

– Не понял! А мне они зачем?

– Да никому дерьмо не нужно. Но на неделю забьют ими все. больницы и камеры. А праздник пройдет – вытолкают взашей, чтоб голову не морочить. Теперь бродяг, проституток и наркоманов полно. Прокорми такую ораву?! Да еще место на нарах сыщи! Где набраться? В городе, помимо них, хватает воров и воришек, бандитов и киллеров. На этих камер мало, – хмурился Илья.

– Нас на следующей неделе отправляют в изолятор на практику, на целых две недели! Пацаны хохочут, мол, конкретно в обезьяннике побываем. Там все, в натуре.

– Наша группа после вас пойдет в зоопарк! Ох и наслышались мы про зверинец. Мой кореш Серега уже побывал, такое рассказал, аж шерсть на коленках дыбом встала.

Нас теперь ничем не удивишь! – отмахнулся Димка.

– Как сказать! Я тоже не думал. А послушал, и жутко стало сразу.

– Что же рассказал корефан?

– В камерах друг на друга в карты играют. Кого проиграли, опетушат или уроют. И все тихо, никто не пикнет.

– А охрана что? Слепая?

– Кто ей скажет? Проигранный? Пока разберутся, если станут разбираться, вякнувшего уже уроют. Но с мучениями и глумлением.

– Почему? – вылупился Борька, в ответ ребята громко хохотали:

– Борис, такие вопросы не задавай. Хоть как–то помогать или что–то рассказать ментам считается западло. Их, когда узнают о связи с ментами, в живых не оставляют. Понял?

– Дошло, – погрустнел Борис.

– Не кисни. Работа у нас, конечно, не клевая. Многие прикипаться будут, наезжать, а при случае и булыжником по голове погладят…

– Да и с пистолетом, а то и автоматом засаду устроят иль облаву сообразят, в квартиру вломятся. Мы о том не только наслышаны, а в похоронах участие принимали, всей школой провожали в последний путь…

– Кончайте новичка пугать. У него небось полный дом родни, баба на печке ждет в родной деревухе, а вы до мокрых штанов довели человека, разве так можно? – ухмылялся Димка.

– Пусть заранее знает, на что идет. Потом обратный ход не даст. Мы еще не менты, только легашата, а уже хлебнули всего. Считай, каждый второй из группы, побывавший на практике, имеет ножевые и огнестрельные ранения. А спросить бы, за что? Ведь вот двоих поймали, ворюги махровые! Стреляли в наших потому, что те участвовали в облаве…

– А они живы? – спросил Борис.

– Кто?

– Курсанты.

– В прошлом году троих схоронили. Наркоманы убили… Поймали. Но ребят не вернешь, обидно. Толковые были пацаны.

– Еще недавно за убийство работника милиции расстрел давали, а теперь – срок.

– Ребят, я все хочу спросить, в нашей школе девки учатся или нет? – поинтересовался Борис.

– Ну, ты крутой пацан! Не успел порог перешагнуть, уже о девках заговорил. Молодец! Не теряешься!

– Да этого весь верхний этаж! Как грязи! Не пойму, зачем их взяли сюда? Не бабье это дело – работа в ментовке!

– морщился Илья.

– Короче, оглядись, оцени, подумай. Неделя в запасе у тебя есть. Но не больше, – предупредил Антон.

– А завтра у нас дискотека, своя, в красном уголке. Вот там и познакомишься с нашими ментовками. Не захочешь с ними, городскую приволокешь, если успеешь познакомиться.

– Снюхаться нет проблем. Затащить в общагу нереально, – погрустнел Димка.

– Да ты что? – не поверил Антон.

– Из пяти моих метелок ни одна не согласилась прийти сюда на дискотеку! – сознался Димка.

– Почему?

– Наверное, за людей не считают.

– Тогда не встречались бы…

– Да, кто их знает теперь!

– .Интересно, что Борису поручат для начала? – скорчил Илья любопытную рожу.

– Я думаю, ватагу сопляков повесят на него!

– Нет! С его могучими задатками поручат свору путанок! Чтоб он к празднику сделал из них тружениц города!

– рассмеялся Илья.

– Зачем они мне? – возмутился Борька, словно путанки уже ожидали его за дверью.

– Здесь не спрашивают твое согласие. Тут отдают приказы, и их обязаны выполнять безоговорочно.

– Но я не хочу работать с проститутками!

– Если велят – будешь!

– А коли местные сучки не по вкусу, пойдешь воров ловить в кабаках и притонах. Это гораздо сложнее. У фартовых оружие. Они лишь через прицел с нами говорят. Стволов больше наших голов, и все многозарядные. Так что выбирай. От блядешек хоть помятый, но живой вылетишь.

А вот от фартовых мудрено слинять на своих ногах. Оно и к наркоте в квартал если загремишь, сладко не покажется. Эти на талисманы порвут любого. С них какой спрос? Им хоть милиция или полиция – все по хрену. Пока в кайфе, лучше не трогать. Страшные люди! Хотя и людьми их назвать язык не поворачивается!

– А кто из вас там был? – спросил Борис.

– Меня посылали. Вон вместе с Антоном выгребли из подвала целый муравейник! Их там десятка два кучковалось.

– Вот видишь! И живые!

– Да ладно, Борис! Мы не вдвоем были. Тоже с десяток таких, что кулаком не свалить! Наши, самые что ни на есть! Хватили за шкирняк и утрамбовали в дежурку. А нас учили, как надо справляться и управляться. Никто не только не дернулся, подумать о том не успел. Всех подчистую замели и выгребли. Привезли в больницу. Теперь их лечат. Уж и не знаю, что с того получится. Но я б не стал на этих деньги изводить. Пусть дохнут, туда им дорога…