Текст книги "Пасынки фортуны"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

_—твое счастье.

_—Вот и я думаю. А что если мне остаться здесь, на Сахалине? Въезд сюда разрешен лишь по пропускам. Или по вызову. Сам понимаешь…

_—Ну, остаться по этим соображениям стоит, конечно. А работать где?

_—И о том я подумывал. Видно, самое верное мне в лесники податься. Изба будет, работа тоже. Бабу вызову. Вдвоем оно легче на ноги встать.

_—Значит, решился?

_—Я? Что с того? Вот если ты, как бугор, замолвил бы словечко за меня начальнику лагеря. Тот бы – в свою очередь. Чтоб без сомненьев взяли, – просил бывший законник.

_—Ладно. Давай начистоту. Ну, поговорю, положим. А ты опять?

_—Чтоб мне век свободы не видать!.. Завязать хочу! А через пару часов на руках у бывшего законника

лежало направление на работу в лесничество. И мужик ликовал. Он заранее строил планы, как будет жить. Приглашал бригаду навестить его после освобождения. Обещал каждого накормить так, что. пузо трещать станет. И мужчины разговорились:

_—Поди-ка, ульи заведешь в лесу? А? Медовуху будешь пить и грибами заедать?

_—А че? И стану! – лоснился законник.

_—Пузо отрастишь, что у медведя!

_—А чем я хуже его?

_—По фене ботать разучишься?

_—Зато по-человечьи научусь…

_—А что, мужики, вот раньше, слыхивал я воры

были! Не чета нам! Держаться умели чище, чем нынешние интельгенты. В декальтесах толк знали. Не гребли с тарелок руками. А все вилкой да ложкой. Мурлом в рвотину не кунались. Ну, ни дать ни взять – графьё чистопородное. И не только по фене, а и по-французски ботали. А уж коль деньгу сопрут, скорее ветерок легкий услышишь, чем прикосновение таких воров. И бабе любой умели они зубы заговаривать. Разомлеет какая краля, а вор тот ее гладит, обнимает. Она, дура, развесит уши, не враз поймет, что ни колье, ни броши, ни сережек, ни хрена на ней не осталось. А и шум поднять ей совестно. Зачем лапалась? Мужики смеялись.

_—Да, это верно! Измельчали мы. Настоящие профессора своего дела раньше были. Миллионами ворочали. Нынче нет уж таких.

_—Лапать некого стало!

_—А! При чем тут это? Те. воры с любым умели общий язык найти – и с князем, и с мужиком. А все потому, что грамотными были.

_—Э, мил, нынче грамотный иль нет, раз вор – всех за одну задницу и в кутузку. Чем больше воровал – больше и срок впаяют.

_—Нет, нынче воровское ремесло неприбыльно. Год, два воруешь – червонец сидишь. А иному и того хуже. На первом же деле прокол. Он еще жизни блатной не отведал, а уж в лагерь! Нет. Лучше и, верно, забиться в глушь, чтоб снова на казенные харчи не попасть.

_—Тебе, падла, никакие впрок не пойдут! – грохнуло вдруг за спиной. И оглянувшиеся враз мужики только теперь приметили Дубину, сидевшего на своих нарах.

_—А почему это мне впрок не пойдут? – прищурился бывший домушник.

_—Потому что ты, гнида ползучая, научился законников закладывать, – рявкнул Дубина.

_—Из-за таких вот, как ты, многие здесь оказались. В каталажке. Вас не то что закладывать, своими бы руками порвал, – побелел бывший налетчик.

_—Ишь, вострый какой! Жаль, что па воле свидеться не привелось. Сапоги бы мои лизал, – прищурился Дубина.

_—Уймись, скот! Думай, как здесь жить будешь, – повернулся к нему Аслан.

_—Я уцелею! Не боись! А вот ты…

_—Что?!

_—Погоди! Тебя с нетерпеньем ждут. Встречку подготовят, что надо, – хохотнул Дубина.

_—Ты опять за свое? – вскочил Дядя.

_—А чего ждал? Думал, меня изолятор падлой сделает? Я – не ты! Я всегда одинаков.

_—Ничего! Здесь либо дурь с тебя вышибу, либо совсем идиотом сделаю. Не только «малине», сам себе не будешь нужен!

_—Грозилка! Гляди, шею не сломай! – рассмеялся Дубина и отвернулся ко всем спиной.

Утром Аслан сорвал с него одеяло.

_—Вставай!

_—Что надо? – не понял Дубина.

И, оглядевшись, увидел, что все мужики стоят хмурые возле его нар. Он неохотно сел.

_—Вставай! Одевайся! – командовал Дядя.

_—Мне ни к чему. Я отдыхаю, – лег Дубина. Аслан схватил его за ворот рубахи. Рванул с силой. Рубаха треснула. Порвалась донизу: – А ну! Живо!

_—побагровел Дядя. И дал затрещину.

Дубина вскочил. Глаза кровью налились. Но понял, сейчас сцепиться с Дядей бесполезно. Но ведь он заставляет идти на работу. Вкалывать. А это значит

_—вылететь из закона. Нет! И Дубина снова полез на нары. Лег. Тогда мужики вмиг схватили его в охапку, выкинули из барака. Тут же закрыли дверь и, не оглядываясь на Дубину, пошли работать.

_—Вот так кенты! Свои законы заимели. Силом заставляете! Ладно же. Придет и мой час. Сочтемся, – скрежетал он зубами вслед бригаде.

Но голод делал свое. И через день Дубина сам встал вместе с мужиками. Молча на работу пошел. Думалось ему, что кенты из других бараков помогут продержаться до посылок. Но те сами жили еле-еле и делиться жалкой пайкой не хотели. Посылки? Ого! Услышав о них, воры рассмеялись в лицо Дубине.

_—Одну в месяц получишь. Да и то при хорошем поведении. Много ль на одной продержишься? Два дня от силы! А потом? Зубы на полку! А ты в долг просишь. Отдавать чем будешь? За взятую пайку две отдать придется. За весь срок не рассчитаешься. Так что сам выкручивайся. А на посылки не надейся. Мы на первых порах тоже ждали. От своих. Да только скорей сдохнешь,

чем дождешься. На воле все на обещанья щедры. А попал– и забыли. Не ты первый. Знаем мы эти жданики, – мрачнели воры.

Дубина пробовал отнимать пайки у сявок других бараков. За это опять в штрафной изолятор едва не попал. Пришлось уступить. Но не столько бригаде, сколько собственной требухе, которая вот уж вторую неделю подряд не только звенела, а орала пустотой. Есть просила.

Дядя, заметив Дубину, вставшего с нар, все же предупредил бригаду: не давать тому в руки ни топора, ни пилы, ни молотка. Пусть таскает бревна. Силы у него хватает. За двоих один справится.

Дубина вначале еле поворачивался. Неохотно перетаскивал бревна. Больше мешал. На него ворчали, покрикивали. Кое-как промучились до обеда. И Дубина понимал, что пользы от него нет. Но все ж поплелся в столовую вместе со всеми. Аслан молчал. Но когда бригада заняла свой стол, Дядя подвинул мужиков, освободив место Дубине. Тот поспешно уселся.

_—На! Лопай! – передал ему Аслан суп.

_—Равняй зад с мордой! – подхватил кто-то. Дубина ел торопливо, взахлеб.

_—Жри спокойно. Не отнимут, – сказал Дядя. Дубина мигом проглотил свой обед. Вроде теплее сало в животе, но сытости не почувствовал.

_—На еще, – подвинул Аслан свое. Дубина съел и это, не сморгнув.

_—Теперь до ужина терпи. Ведь сколько уже путем не ел. Сам виноват. Сразу досыта нельзя. Окочуриться можешь. Понемногу требуху к жратве приучай. Там втянешься, – говорил Дядя так, будто ничего не произошло меж ними.

После обеда Дубина стал покладистее, поворотливей. Не огрызался на мужиков. Не смотрел зверем. А и не заговаривал. И на шутки не реагировал. Часа через два он совсем выбился из сил с непривычки. Аслан это первым заметил. Вытащил из кармана кусок хлеба:

_—Ешь. Да перекури. Но недолго.

Дубина хотел поколебаться. Для форса. Но потом испугался. А вдруг Дядя раздумает? Желающих на пайку и курево нашлось бы! А кто нынче Дубина для Дяди? И выхватил хлеб. Кусок целиком в рот запихал, чтобы поделить было нечего. Проглотив, закурил. Сел на бревно, пыхтел самокруткой и свое обдумывал: «Хорошо, что и здесь свой. Хоть и падла. Вкалывать заставил. Но не сдыхать же с голоду. Вон и жратвой поделился. Другие и не подумали. Дядя, пусть лярва, а покуда заботится. Как знать, что дальше будет. Но на нарах ни черта не вылежишь».

Когда стало темнеть, мужики сложили инструмент, пошли на ужин. Аслан окликнул Дубину. Тот поторопился закрепить штабель. Но наспех. И едва отошел, бревна с грохотом посыпались на землю. Нагнали Дубину вмиг. Сшибли с ног. И… Покатились, гремя по ногам, рукам, обгоняя друг друга.

_—Мужики! – рявкнул Аслан. Он кинулся навстречу бревнам, завалившим Дубину.

Бригада поняла. Без слов бросилась помогать. Остановили бревна. Вытащили незадачливого торопыгу. Тот охал, кряхтел. Потирал ушибы, но… Никого не ругал. Ему помогли встать. Оглядели.

_—Да ничего с ним не станется. Он сам больше штабеля. Его дубиной не пришибешь.

_—Отлежится, отойдет!

_—Отоспится и все.

_—Ладно, пошли, может, и впрямь обошлось, – позвал Дядя. Дубина прошел несколько шагов и вдруг в глазах темнеть стало. Он остановился. Ноги дрожали. Нет! Никого не хотел звать на помощь. Это независимо от него сорвалось:

_—Дядя! – И тут же ткнулся лицом в землю, словно в пропасть провалился.

Лишь через полчаса он пришел в себя. На нарах. Сбоку ужин, завернутый в полотенца, стоял. Дубина удивился молча – не слопали, надо же! А когда открыл миску – понял, от своего еще прибавили. Тут же не одна, добрых три порции будет. И ел. Уж вылетать из закона, так хоть не задаром – на сытое брюхо. А Аслан сидел напротив. Мрачный. Но молчал. «На кого он злится? За что? Но думать некогда. Надо есть. Жрать, пока дают», – глотал ужин, не жуя, Дубина. Поев, он откинулся на подушку.

_—Как колган твой? – спросил Дядя.

_—А что? Порядок вроде.

_—Тогда спи, – встал Аслан.

_—Погоди, Дядя, – остановил его Дубина.

_—Ну, чего тебе?

_—Поговорить надо.

_—О чем?

_—Про наших.

_—Это о кентах, что ль?

_—Ну да!

_—А ну их…

_—Ты что, в откол?

_—Конечно.

_—Смыться хочешь? Так Шеф тебя из-под земли найдет.

_—Искать не придется. Я прятаться не стану. Уж если возвращаться, то домой! Понял? У меня иного места на жизнь нету.

_—Пришьют ведь, – приподнялся Дубина.

_—Это уж кто кого!

_—Но Шеф не один. Молись, чтоб до твоего возвращения его замели. Иначе – хана тебе!

_—Ладно, хватит меня пугать! Спи.

_—Подожди, Дядя. Я на суде слышал от конвоиров, что еще наших кентов попутали. Блоху и Кроху за сельский магазин и универмаг. А еще четверых – за ювелирный магазин. Говорили, вроде с мокрым делом. Лягаша – финачом. Ну, а Шеф с кем-то смотаться успел.

_—А Алим? – побледнел Аслан.

_—Его тоже…

– Тебя кто допрашивал?

_—Следователем Машуков был. Быстро меня зафраерил. Сам понимаешь, у Дамочки застукали. Ну, да что теперь? Хорошо, что пристукнуть стариков не успел. Тогда, сам понимаешь, на всю катушку либо вышку дали бы. А Шеф, хоть и обещал, когда посылал, но ни одного кента не дал на всяк случай. На суде тоже никого из своих не было, – насупился Дубина.

_—Ты кому это рассказываешь? Или я Шефа меньше тебя знаю? Он поможет! Так поддержит, что вовек отсюда не выберешься. Сам знаешь, как я тут оказался. А он – на воле. Да еще грозит мне! Кто с кого жмура сделать должен? Мне ль от него смываться? Да встречу – живого на куски порву! – гремел Дядя.

В эту ночь он долго говорил с Дубиной. С потемнелым лицом ушел на свои нары Аслан. Но не мог заснуть. Все вздыхал, ворочался. Нары под ним пойманными кентами плакались. А утром проснувшиеся мужчины заметили, как сдал за эту ночь Дядя. На висках седины прибавилось. Глубокие морщины прорезали лоб. И стал Аслан молчаливее, чем обычно. Шли дни… Дубина постепенно привыкал к мужикам.

Да и к нему пригляделись. Не напоминая, не храня в себе зла, бригада стерпелась с его храпом по ночам, с оглушительным смехом, от которого стекла дрожали. Ведь умел Дубина работать один за четверых. Бревна как игрушки ворочал. Но и поесть любил. Один бригадный паек мог уплести и даже после этого попросить добавки.

Конечно, и его пытались проучить кенты. Но Дубине было что им напомнить: как в куске хлеба ему отказали. И, поймав пару законников, какие других напасть на Дубину подбивали, он поднял их за воротники. Стукнув лбами так, что у тех не искры – пламя из глаз брызнуло, кинул в сугроб, хохоча. С тех пор в зоне его бояться стали. А Дубина ни на шаг не отходил от Дяди. Вначале потому, что тот его постоянно оберегал и опекал. Потом и привычка появилась. Но главное – нравилась Дубине мысль по зачетам раньше на свободу выйти. А как-то, когда срок Дяди заканчивался, Дубина сказал ему:

_—Сколько лет знал тебя по «малине», слышал много, а вот по-человечьи лишь тут тебя понял. В беде. Она мне глаза открыла. Теперь вот выйдешь ты на волю. А я и не знаю, как без тебя буду. Попривык уже. Коль вместе освободиться, лучше было бы…

_—Почему? – не понял тогда Аслан.

_—Да, понимаешь, нельзя тебе Шефа убивать. Самому нельзя. Жить надо. Дети имеются. Их растить нужно. По-путевому. А убьешь – снова срок получишь. Кому это нужно? Ни тебе, ни сыновьям, – крутнул лохматой головой Дубина и сплюнул сквозь зубы.

_—Так что ж по-твоему, простить его?! Нет уж! – вскипел Дядя.

_—Э! О чем ты? – отмахнулся фартовый и сказал: – В «малине» всегда так! Один выживает потому, что другого на чем-нибудь облапошил! Ну, не прощай! А сам-то лучше был, что ли?

_—Я за себя никого не подставлял! – побелел Аслан.

_—Однако тоже не чище других!

_—Это еще почему? Я поровну делил!

_—Свое, что ль, делил? Тоже ворованное! Как и мы! Рисковал – как все. Удача – радовался. Посадили – злишься. А что в том нового? Во всех «малинах» это бывает. Иные возвращаются, чтоб самим потом за счет другого выжить. Как Шеф. Другие вовсе уходят. Но не мстят. Некому. Сами лопухи – коль не сумели кентов перехитрить. А им теперь без твоей мести не сладко живется. Ловят всюду. И сажают. Надолго. Как тебя и меня. Сколько собака ни бегает, веревка на каждую сыщется. Так и с Шефом. Без тебя на него кто-то будет. А в случившемся сам виноват. Не надо было соваться в «малину», раз сидеть не любишь, – говорил Дубина.

_—Но он же мне и грозит!

_—Грозит. Потому что боится тебя. Иль не дошло до сих пор? Ты ж по выходе заложить его можешь. Любому лягавому. В отместку за свое. Вот и опасается. А как ты думал?

_—Ох, и влип я! На всю жизнь наука мне. А все ноги эти треклятые!..

_—То Шеф, то теперь ноги. Сам дурак. Вот я, если захочу покончить с «малиной», никого не стану трогать. Как пришел в нее, так и уйду. И ни один шеф не удержит. Ну их всех… Так и тебе советую. Но все ж домой возвращаться не стоит, покуда Шефа не поймают.

_—Может, его всю жизнь ловить «будут. А я из-за него не должен сыновей увидеть?

_—Тут – как повезет, – пожал плечами Дубина.

_—Нет! Ждать не стану. Мальчишки мои одни теперь живут. Без матери. Любой обидеть может. А ведь дети они. Совсем дети еще. Мои. Теперь уж старший институт заканчивает. И работает. На заводе. Младший – в техникум поступил. Старший мой пишет, что хоть и тяжело ему приходится, но скоро на инженера выучится, – вспомнил недавнее письмо Аслан.

_—А тебя они примут нынче?

_—Зовут, – соврал Дядя.

_—Ох, и не позавидую я тебе лет через пять. Обзаведутся сыны бабами. Дети пойдут. А к внукам тебя, блатного, подпускать не будут. Как бешеного пса вдаль от них держать станут, чтоб не научил их по фене ботать. Отцов фраерами звать, тебя кентом. И кричать: «Эй, мамка, дай горшок, не то пасть порву».

_—Перестань! Я уж тут во сне несколько раз их видел! – сознался Дядя.

_—А мне вот и сниться некому, – вздохнул Дубина. И внезапно разоткровенничался: – Мать ушла, когда я еще пацаном был совсем. Сестру забрала. Хотела и меня. Но отец не отдал. Сказал, что уж если делить, так все поровну. Тебе, мол, дочь, а мне – сын. На том и порешили. Мать уехала. Почему у них не склеилось, так я и не узнал. Разошлись и все тут. Ну, а отец пил уже. Не до меня ему было. Так и умер с запоя. Меня в детдом. Убежал с беспризорниками на юг. Карманника из меня не получилось. Зато когда в силу вошел, стали меня с собой на гоп-стоп брать: дам какому-нибудь фраеру по кумполу, а кенты его карманы обчистят. Только за такое сроки дают большие. По всему Кавказу мы гастролировали, а в Нальчике попались. Стал путевым вором. Отсидел. Иной жизни, кроме воровской, не представляю покуда. Но если была бы семья, не задумывался б. Тем более, что моя доля в общаке цела. На всю жизнь хватит…

_—Аслан! Аслан! – внезапно окликнул от двери дневальный.

_—Что случилось?

_—Начальник лагеря вызывает.

_—Зачем? – удивился Дядя.

_—Не знаю. Он скажет.

Бригада удивленно переглядывалась. Но нет, никто ничем не отличился и плохого не утворил. Аслан пошел, размышляя по пути, зачем его вызывают. А Воронцов встретил бригадира как обычно. Предложил присесть. А потом заговорил:

_—Через месяц, бригадир, ты выйдешь на свободу. Конечно, я не могу навязывать свое мнение. Но все же, считаю, с возвращением домой не стоит торопиться. Снова окружат прежние знакомые, приятели. И опять может случиться беда.

Дядя слушал, не перебивая. И Воронцов продолжил:

_—Ну, а у меня есть дельное предложение. Думаю, подойдет. В соседнем районе открывается лесосплавная контора. Сейчас они набирают людей к себе. Лесорубов, плотогонов. Мужики им нужны крепкие. С хваткой, как у тебя. Работящие! Ну и жизненный опыт чтоб был. Умение наладить работу, людей организовать. Вот я и подумал, а что если мы через месяц рекомендуем тебя туда бригадиром? Ну, и людей наших, какие будут освобождаться, в твою бригаду посылать будем! Ты их знаешь. Они – тебя. Здорово? Ну, а в отпуск и домой можешь съездить два раза в пять лет. Как человек. Ну что, договорились? – принял молчание Аслана за согласие начальник лагеря.

_—Нет. Я не останусь на Сахалине, – нахмурился Дядя.

_—Почему?

_—У меня дома дети.

_—Но ведь они уже взрослые! И обошлись же без тебя эти годы! Сейчас вернешься и если… Ну, ты меня понимаешь… Лишь помехой сыновьям станешь. Пусть время пройдет. Смой с себя позор. Чтоб к ним в дом вернуться отцом.

_—А кто же я для них по-вашему?! – вскочил Аслан.

_—Не спорю, отец. Но опозоривший себя и их. Аслан побелел. Он смолчал. Но чего это ему стоило…

_—Я предлагаю лучший выход. Здесь, на лесосплаве, ты сможешь восстановить свое реноме.

_—Так ведь воровал я не здесь. А там! И это ваше, как его, реноме… Там и очиститься надо!

_—Да, но у тебя нет специальности, по какой ты смог бы работать дома честно! – вспылил Воронцов. – Ведь у тебя на родине не из леса, как здесь, а из камня дома строят!

_—Моя специальность – мои руки! Без дела не останусь. И в «малину» не пойду. Но и на шее у детей сидеть не буду. Очищаться на стороне предлагаете? А ведь я туг лишь срок отбываю. Вина моя там. Живая! На своих ногах ходит. Нет! Туда поеду!

_—О какой еще ходячей вине ты говоришь? – удивился начальник.

_—Есть один, – и Аслан без утайки рассказал о Шефе, о его угрозах сыновьям.

_—Вон оно что… А я-то думал… Так они, выходит, сами теперь живут. Одни. Ну, может, зря волнуешься. Возможно, этот самый Шеф давно уже срок отбывает где-нибудь. Зря раньше о том не знал, – вздохнул Воронцов тяжело. И, глянув на Дядю, продолжил: – Трудно тебе пришлось, Аслан. Ни одной минуты, верно, спокойной не знал. Ты – здесь. А ребята – там… Значит, возвращаться домой надо. Но не убивать, не сводить счеты. Поверь, без тебя обойдутся. А вернешься, чтоб жить. Заново! Понял? Отцом тебе до конца жизни быть надо. Ладно. Считай, что не предлагал я тебе ничего. Не судьба, видно, остаться на Сахалине. Поедешь. Но без глупостей. Я верю тебе. В человеческое твое. Война, сам знаешь, много жизней отняла. Сейчас каждая во сто крат дороже. Я о твоей свободной жизни говорю. А на Шефа судья будет. Но не ты. Более строгий и справедливый. Ну, а ты иди в барак. У тебя всего месяц в запасе остался. И подумать еще о многом нужно. Многое пересмотреть.

Дядя ушел, ругая в сердцах Воронцова. Сам не зная, за что. Аслан рванул дверь барака. И, еще не войдя на порог, удивился. С чего это мужики так спорят? Что там случилось? Бригада даже не заметила Дядю.

_—Что тут за шум? – спросил Аслан.

Мужики вмиг смутились, умолкли. Видно, неловко было отвечать.

_—Да это я тут немного… Ну, оно и сам посуди, Дядя, ты скоро смотаешься от нас. А бугор нужен будет. Вот я и сказал этим, что когда ты уйдешь, я бугром стану над ними. А они не хотят почему-то, – удивлялся Дубина.

Аслан рассмеялся:

_—А на что тебе бригадирство?

_—Как на что? А зачеты? Да и деньги на счет бойчей пойдут! Опять же ксивы получше получу. С ними потом куда захочу пойду!

_—Так бугром тебя либо выбрать должны, либо начальство назначит, – ответил Дядя.

_—Вот и я говорю, нехай живее выбирают. Мне ждать некогда. Чем я им не подхожу? Вкалываю за троих, порядок держать кто лучше меня сумеет?

_—А ты не лезь. Коль захотят, то сами и выберут. От бригадира не сила, ум требуется.

_—Я тоже его имею! – насупился Дубина.

_—Рано ему в бугры.

_—Ишь, командовать хочет. Тут не «малина».

_—Мы, может, сявку бугром поставим. Он справедливей будет. В «малине» ему от всех доставалось, так в бригадирах он никого выделять не будет, – говорили мужики.

Но все ж бригадиром накануне отъезда Дяди решено было выбрать Дубину. Что ни говори, горло у него луженое, любого перекричать мог. Да и силища – никого в обиду не даст. На том порешили. И целую неделю изо дня в день готовил Аслан Дубину к предстоящему бригадирству.

Будто между прочим обронил Дубина как-то, что после срока останется он на Сахалине. Пойдет работать на стройку. Там, возможно, семью заведет. Но назад к Шефу не вернется. Мстить ему не будет. Не за что. Всяк сам ответчик за собственную глупость. Сказал, что хочет зажить спокойно. И бригадирство ему нужно лишь затем, чтоб потом на стройке уже не сомневались бы в его способностях. Взяли бы без оглядки.

_—Значит, с «малиной» завяжешь? – переспросил Дядя.

_—А ну ее! Говорили, в лагерях законники живут, как сыр в масле. А на деле – вон что! Хуже собак. Оно и на воле теперь вору нигде ходу нет. Сигнализации в каждом ларьке, лягавых всюду полно. На всякого вора по трое мусоров. Где уж там жить? А менять лагерь на лагерь – жизни не хватит. Да и надоело.

_—А твоя доля в общаке как же? Неужто откажешься?

_—А ну его, этот общак! На него позаришься – еще и посадить могут. Начнут копать, на каких делах я эту свою долю заимел! Пусть Шеф, когда его заловят, отчитывается! А я за чужие деньги свою свободу больше не запродам. – Помолчав, Дубина спросил: – Все ж мстить ему будешь?

_—Куда мне? Дай Бог, чтобы меня сыновья простили. Зачем же с кого-то долги требовать, коль у самого их полные карманы? За эти последние ночи все я обдумал. Не нужен мне Шеф. Хватит. Оглядываться боюсь. Да и поздно. Поеду. Коль дети не примут – вернусь сюда. Вольным. Помирать приеду. Чтоб не мешать ребятам, не мозолить им глаза. Не напоминать о себе…..Дядя смотрел в окно. За ним, обгоняя одна другую, убегают назад березы. Что это? Уже давно миновали Урал? Вот как! А он и не заметил. Здесь еще осень. Поздняя, холодная. Но снега пока нет. Скоро выпадет.

Из зимы в осень вернулся. Как из могилы в старость сиганул. Зима – как белый саван. В ней о жизни не помышляй. Лишь смерть кругом. А осень? Хорошо, когда старость нужна кому-то. А вот Аслана пустят ли в осень? Иль, приоткрыв дверь, вернут в зиму? Всякое может случиться. И Дядя вспомнил последнее письмо сына. Старшего. Арсен писал: «Не знаю, что и ответить на твои вопросы. Живется нам полегче, работаю теперь инженером. Зарабатываю неплохо. А братишка заканчивает техникум. Никто нам не помогал. Все, что имеем, сами добились. Да и отвыкли мы от опекунов. Рано повзрослеть пришлось. Ну, оно и к лучшему. Никому ничем не обязаны. Так что, думаю, в дальнейшем мы тоже сумеем обойтись и без твоей поддержки. Ты спрашиваешь, возвращаться ли тебе домой. Примем ли? Пойми только верно. По совести мы обязаны тебя принять. Но это лишь по долгу, А если по сути, хотим ли мы того, то скажу тебе честно – отвыкли мы от тебя. Не знаем, кем и как вернешься. Своим иль чужим человеком. Ведь привыкать нам друг к другу надо заново. А сумеем ли? Во всяком случае мы не уверены…» Дядя хмурился. Курил одну папиросу за другой. Бежал поезд, погромыхивая колесами по рельсам, словно выговаривал: «До-мой, до-мой…» Аслан считал дни до встречи. Вот так же когда-то возвращался он домой с войны. Тоже вглядывался в окно. Торопил поезд. Как давно это было! Тогда его, Аслана, встречали, как героя. А теперь? Как много лет прошло… Как болит память… Сердце загнанным зайцем по углам прыгает. Дрожит этот заяц. Белый, весь седой, старый – как горе. Но не хочет умирать. Чуть позже бы… Хочется на сыновей взглянуть. Какие они теперь? А там можно и на покой.

А колеса поезда стучат, отсчитывают секунды, торопятся… Вот и последние

метры. Знакомый перрон подвинул к ногам надежное плечо.

* * *

Аслан ступил на скользнувший навстречу асфальт. Вот и дома… Кончена дорога. Вернулся. Дожил. Дядя вдохнул теплый воздух. Здесь, у него на родине, еще далеко до зимы. Осень стоит. Сухая и теплая. Как мудрая старость, которая себе и другим в радость…

Аслан тяжело вздохнул. Нет, о себе он такого не думал. Вон сколько лет впустую выброшено. Зато оставшееся – вдесятеро дороже. Каждым часом дорожить станет.

Дядя улыбался своей земле, солнцу, небу, людям, которые торопливо покидали вагоны. Нет, они не знают, что такое разлука на годы, на целую жизнь. А потому живут другими заботами и радостями. Тут же сердце то мячиком прыгает, то будто льдинкой примерзает к ребру. С чего бы?

Аслан внимательно оглядел снующих по перрону людей. И вдруг будто ледяным ветром обдало, тем, сахалинским. И каждый мускул заныл, словно от боли. Гнида… Он тоже только что приметил Дядю. И, скользнув по нему мышиным взглядом, быстро юркнул в толпу. Исчез, словно привиделся. Дядя помрачнел. Тяжело отошел к скамье. Гнида Его Аслан хорошо знал. И помнил. Тот давно был связан с Шефом Сначала был фарцовщиком. Скупал у фартовых удачу. Потом на черном рынке ее перепродавал. С барышом. Приварок имел неплохой. Ну, а когда война закончилась и карточная система забылась, стал на дело ходить. Накрепко к Шефу привязался. Был его шестеркой. Вот и теперь, не иначе, как по поручению, выслеживал Аслана. С чего же отирался он здесь, на вокзале? Встречал. А теперь донесет. Гнида – так когда-то обозвал его он, Дядя. За жадность. За то, что живя горячей удачей фартовых, он часто попадался на черном рынке и закладывал кентов, неугодных Шефу. Теперь они все далеко. И не скоро вернутся. Но появился он, Аслан. Теперь его будут опасаться. Чтоб не заложил. Ведь многое он знает. Ох, и многое! Постараются убрать? Иль ублажить? Чтоб потом вместо себя опять подсунуть.

_—Ну уж, хрен вам в зубы! – крикнул Дядя. Пожилая дама, неизвестно когда присевшая на скамью, испуганно вскочила от такой неделикатности. И, пунцовея от негодования, заторопилась подальше от Аслана. Тот и внимания на нее не обратил. Схватив чемодан, сдернул его рывком со скамейки. Бурча под нос: «Туды их…», пошел к стоянке такси, сцепив невольно кулаки и зубы.

Шофер, услыхав адрес, кивнул понятливо. И рванулись бегом навстречу знакомые улицы. Вот по этой дороге уходил на войну. Домишки тут были старенькие. Теперь их снесли. Новые большие дома стоят. Крышами небо подпирают. Экие громадины! И, гляди ж ты, на балконах пеленки да распашонки сушатся. У кого-то дети да внуки появились. Кто-то не зря эти годы жил. А тут? Ювелирный был. Ох, и трясли его в свое время! А теперь – школа. Здесь… Аслан отвернулся. Этот магазин он грабил. Дядя смотрел вперед. Еще полквартала и – дом. Ждут ли?..

_—Стой. Приехали, – тронул таксиста за руку Аслан. Окна дома… Они – как глаза людей. Смотрят на приехавшего. Будто спрашивают – с миром ли? Здесь живут его дети. Они еще спят.

Аслан свернул на безлюдную в столь ранний час аллею. Ноги дрожали. Перекурить бы!.. Дядя нашел уединенную скамейку. Поставил на нее чемодан. Сел. Раньше здесь пустырь был. А теперь – сквер. Рядом с домом. Аслан улыбнулся. Если его примут, тут он будет гулять с внуками. Водить их за руки. Какие у них будут маленькие ручонки! И он посмотрел на свои огрубевшие жесткие ладони. Доверят ли внуков этим рукам?

_—С приездом! С благополучным возвращением, Дядя, – услышал он внезапно.

Шеф… Тот стоял, прислонившись к дереву. Всего в двух шагах. Между домом и Асланом.

Дядя резко встал, словно скамейка вмиг раскалилась под ним.

_—Сядь! Зачем так шустро? Нам с тобой спокойно поговорить надо…

_—О чем? – Аслан отшвырнул потухшую папиросу.

_—О будущем. Твоем и нашем…

_—У каждого оно свое. Общего нет. И трепаться мне с тобой ни к чему. Отвали! – напрягся Аслан.

_—Вот как? Значит, верно о тебе рассказывали? Проветрило тебя на Северах! Сознательным заделался? Встрече нашей не рад?

_—Иди-ка ты! Мне ли перед тобой отчитываться? Тебе ли меня встречать?!..

_—Не кипятись, Дядя! За прошлую обиду я возмещу. С лихвой. Доволен будешь. Я тут тоже не в меду купался… Тугие времена настали. Совсем тугие. Всех надежных кентов переловили. Теперь и щипачами не брезгую. Так что ты кстати, вовремя приехал. Прошлым сыт не будешь. Надо спокойно новую «малину» сколачивать. Дела делать. Теперь понту от магазинов нет. Черный рынок – скис. Публика сытно жрать приучилась. Башли заимела. Даже в сберкассы их волокет. Вот нам и пора на них выходить. Есть понт. А инкассаторами пока бабы в основном…

_—А если откажусь? – перебил Дядя этот шепоток.

_—Не сможешь, – оглянулся Шеф по сторонам.

_—Почему?

_—Не дам! Сумеешь отказаться – недолго и заложить. Ты же все наши ходы-выходы знаешь. Так что решай сейчас: или в «малину», или… – Шеф нырнул рукой в карман.

_—Послушай, ты. Возмещений мне не надо. И за Сахалин тебе мстить не собираюсь. Сам виноват. Но и в «малину» не пойду. Спокойно жить хочу. Сам. Вы меня не знаете, я – вас. Понял? А теперь пропусти, – Аслан взялся за чемодан.

_—Не торопись. Ушедший вор – стукач. Либо жмур.

_—Ты что, грозить мне вздумал? – побледнел Аслан.

_—Отсюда ты пойдешь нашим. Прежним Дядей. Или… Не уйдешь.

_—Добром говорю – отойди! Зарок себе дал! Не вынуждай! – сделал шаг Аслан, отшвырнув чемодан.

Рука Шефа разжавшейся пружиной вперед метнулась. Прямо к глазам Аслана. Бритва… И в этот же миг… Нет. Такого Шеф никак не ожидал. Не помнил он, чтобы раньше Дядя в драках пускал в ход больные ноги. А тут… Сапогом – в живот. Так на Севере в бараке стукачей били, рук не пачкая… Среди утра для Шефа ночь наступила. Он покатился по траве, давя кулаком крик, рвавшийся из горла. Вот он притих. Повернулся на бок. Аслан, подняв чемодан, пошел по аллее. Быстро, не оглядываясь. Но что это? Резкая боль в спине. Нож метнул…

_—Пожалел я, было, тебя. Хотел только без глаз оставить. А ты сам на смерть напросился, – приближался Шеф.

Вот он рванулся к Аслану. Тот как все еще держал чемодан, так и швырнул его в ноги Шефу. Падающего, встретил его ударом по горлу ребром ладони… Аслан прислонился к дереву. Перед глазами радуга вспыхивала. Только бы устоять на ногах! Сейчас Шеф отключен, но с минуты на минуту придет в себя. И тогда… Потребуются силы. Но где их взять? С трудом дотянувшись носком сапога, Аслан отшвырнул в кусты бритву, выпавшую из рук Шефа. Тот лежал, скрючившись. Но почему открыты глаза? Аслан всмотрелся. Нагнулся к Шефу.

_—Нет! Нет! Не может быть! – Но глаза Шефа леденели. В них умирали злоба и… жизнь.

Аслан распрямился:

_—Зачем я жив? – вырвалось стоном. Чтобы не упасть, вжался спиной в дерево.