Текст книги "Расплата за жизнь"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

– В другой раз, девчата! А то мы нынче без цветов и конфет! Даже неловко! Думали, что тут одни мужики. У вас здесь – целый малинник! – нашелся Потапов.

– Какие мужики? У нас тут полтора мужика на все три смены! Уже забыли, как мужик пахнет!

– Вы что ж, холостячки все? – удивился Сашка.

– Это ты с чего? Мужиков имеем. Но они дома! Здесь – все холостячки, любую выбирайте! – крутнулась шельмовато самая языкастая.

Соколов, не теряя времени, шел по цехам. Внимательно осматривал оборудование. Устаревшие линотипы, наборные кассы… Видно, не лучшие времена переживала типография. Уж слишком старое оборудование, слишком потрепано.

– А вы заказ сделать хотите? – услышал за спиной внезапное. Вадим быстро сориентировался:

– Да. Но раз нет начальства…

– Если визитки, мы и сами управимся. За час мешок отшлепаем, – предложила рыжая баба.

– А если покрупнее заказ?

– Смотря какой?

– Буклет или удостоверения…

– И это могем! – хохотала озорно.

– Я вижу, вы все можете! Вот повезло нам с приятелем… Клад – не бабы! – потрепал но плечу. И сказал тише: – Да вы и купюры сможете изобразить при желании!

– Ты что? Звезданулся? Это уголовщина! На хрена нам надо головой в петлю? У нас – дети! А ну пошли отсюда, деловые! Дураков в другом месте поищите! – подняла крик.

– Да пошутил я! Чего разоралась?

– Давай, чешите отсюда! Тоже мне, гости выискались, туды вашу мать! Мы к ним, как к людям, со всей душой! А они? – выдавливала Вадима из цеха готовой продукции.

Их выгнали, не пожелав выслушать объяснений. А утром к Потапову бочком вошла Софья. Разряженная бандерша объявила прямо с порога:

– Меня все к вам послали. Сказали, что вы и есть отменный специалист в наших делах!

– В каких делах? – не понял Сашка, с удивлением разглядывая незнакомую женщину.

– Ну как бы вам потолковее объяснить? – мялась Софка, не зная, как назвать свое заведение на культурном языке, не заматерившись, не уронив ни лица, ни имени. Но в голову, ну как назло, не приходило ничего из приличного.

А за дверью кабинета Потапова, схватившись за животы, хохотали Соколов и Тихонов Юрий. Это они послали Софку к Потапову, когда та сказала, что ей нужен специалист по блядюшникам.

Кое–как бандерша объяснила, кто она и откуда. Когда Сашка услышал имя, сразу понял, кто перед ним, и усмехнулся, догадавшись, кто ей посоветовал обратиться именно к нему.

Софья сидела как на иголках.

– Что случилось? Что привело вас ко мне?

– Знаете, я очень берегу репутацию. Свою и девочек! Мы никому не делаем плохого, – с трудом подыскивала слова. – Нас уважают во всем городе. И посетители – одни культурные. Нет шпаны, пьянчуг. Но вот вчера пришел один к нашей Зине. Мы встретили его с шиком. Накормили, напоили. Всю ночь он с Зинкой развлекался. Утром рассчитался с нами очень щедро и ушел. Я вскоре в магазин пошла за харчами. Чтоб пожрать. Стала рассчитываться деньгами Зинкиного кобеля. А продавщица глянула в деньги. Позвала своих. Меня так побили! Все харчи отняли, саму из магазина под жопу вытолкали. И пригрозили, если еще появлюсь – голову отвернут. А мне разве не обидно, ведь нас накололи, как последних дур! – всхлипывала бандерша. – Девочка обслужила его, как надо. Он же, падла, как последний козел с нами поступил!

– Этот клиент у вас впервые был?

– Нет! Он к Зинке и раньше подваливал.

– Вы знаете, кто он?

– Называет себя Иваном. Да нам на что знать про них? Главное, чтоб платили! Всякое бывало. Но такое впервой.

– Вы пытались сами его найти?

– Нет! Мне наш вышибала подсказал к вам пойти. Лягавым я не верю! Они с нас за это всю шкуру спустят до самой транды! Ох, извиняйте меня! – ревела Софка. – А кто мне убытки оплатит? Он, падла, сколько коньяка выжрал? Всю ночь, как воду, хлестал! И все на халяву? Эдак разоримся начисто!

– Что он о себе рассказывал Зинке?

– Да разве с ними говорят об чем–нибудь? Враз в постель! За это платят…

– Ну, так уж сразу и в постель? – не поверилось Потапову. – Если он у вас не впервой?

– Раньше я с его деньгами на базар ходила. Все нормально обходилось. А вот в магазине – вломили мне!

– Он часто к вам приходит?

– Бывает, раз, а то и два раза в неделю.

– Хорошо. Только вы не поднимайте шум. Никому ничего не рассказывайте о случившемся. Но как только этот клиент придет еще раз, сразу пошлите к нам своего вышибалу. Уговорите его! Ну а сами задержите клиента до нашего прихода. Угостите не скупясь. И ни слова, что знаете о фальшивках. Зину подготовьте, пусть ласково примет. Чтоб тот ничего не понял и не сбежал от вас прежде времени…

Софка понятливо кивала. Ушла довольная, успокоенная: А через три дня взяли чекисты клиента в борделе. Прямо из Зинкиной постели…

Уже совсем стали забывать о Щеглове, как однажды утром услышали, что начальник городской милиции убит у себя на даче среди ночи. Убийц поймать не удалось. Их никто не видел. Сколько их было? Один или двое? Ни крика, ни голоса, ни выстрелов не слышал никто. Никого в доме не разбудил своей смертью.

– Он всегда спал на мансарде. Говорил, что в комнатах жарко и ему не хватает воздуха. Наверху прохладнее. Я, как всегда, приготовила утром завтрак. Поднялась позвать к столу. Мужа на мансарде не оказалось. Думала, пошел к соседям на чашку кофе. Мы частенько заглядывали друг к другу. Но и там – не было. Его внук нашел. Случайно наткнулся. Увидел, что дед лежит на полу в беседке. Весь в крови. Перепугался и ко мне прибежал с криком. Я позвонила в город, – рассказывала жена Щеглова.

Всю эту ночь лил проливной дождь. Он смыл все следы, не оставив ни одной улики разъяренным следователям милиции, готовым вывернуть землю наизнанку, лишь бы найти убийцу Но тщетно…

Сашка с Вадимом приехали на дачу, когда милицейские следователи признали, что в этом деле они бессильны. Нет ни малейшей зацепы. Потапова это признание не удивило. Он осмотрел дачу, мансарду, глянул оттуда вниз, открыв небольшое окно. Увидел еле приметную тропинку, вьющуюся меж кустов тонкой змейкой. Она вела от дачи к берегу реки, заросшему ивняком.

Александра потянуло пройти по ней. И пока Соколов рассматривал беседку и все вокруг нее, Сашка пошел по тропинке не спеша, вглядываясь в каждый куст.

Вот здесь, под сосной, кто–то пережидал дождь. А может, вызвал Щеглова и смотрел, когда он выйдет из дома? Три сигареты выкурил одну за другой. Нервничал. Хозяин не торопился на зов. Сашка помнил: Щеглов не курил.

Значит, это был гость. Званый иль нет, все равно – чужой. Здесь он стоял не менее получаса. Третья сигарета недокурена наполовину. Видимо, хозяин вышел. Пригласил в беседку. Гость о ней не знал. Иначе не ожидал бы тут. Выходит, сюда приезжал редко, а возможно, и вообще – впервые. Что привело его сюда? Окурок, лежащий на земле целехонек. Пепел даже не рассыпался. «Мальборо»! Не из бедных был гость. Сигареты предпочитал хорошие. Потапов осторожно шел между кустов, деревьев.

– Саш! Саня! – вздрогнул Потапов от внезапности. Его звал Вадим.

– Посмотри, что я нашел! – позвал к беседке и, отведя шага на три, указал на разбитые очки, валявшиеся на земле.

Жена Щеглова, едва услышав, ответила, что муж очки не носил и на зрение не жаловался. Он прекрасно видел в ночи.

– К вам на дачу в последние три дня никто не приезжал? – спросил Потапов.

– У нас совпал отпуск. И мы с мужем решили уехать от всех, подальше от города, побыть с внуками. Потому никого у себя не принимали.

– А кому принадлежали эти очки? Может, узнаете? – указал Вадим.

– Нет, ребята! Это очки Дегтярева, заместителя мужа! Он их потерял, когда приехал со следователями и все искал, где их обронил. Говорил, что оправа самая удачная.

– Скажите: Дегтярев курящий?

– Да.

– Он часто приезжал к вам на дачу?

– Нет. Два или три раза. Муж его недолюбливал. И в дом не приводил. Но человек он вежливый, интеллигентный и вполне порядочный. Может, по службе у него не все получалось. Но врагами они не были.

– На чем он приезжал к вам на дачу?

– На дежурной машине! – кивнула на дорогу.

– А на лодке ему не случалось сюда появляться? – поинтересовался Сашка.

– Не помню. Но вряд ли. У них всегда было трудно со временем.

– На лодке кто к вам приходил?

– Не видела.

– Милиция осматривала тропинку, что ведет к реке? – настаивал Сашка.

– Нет! Только вокруг дачи, беседки и вот в том подлеске, где дорога из города к нам сворачивает.

– Муж в последние дни не говорил вам о каких–либо угрозах в его адрес? – спросил Вадим.

– Нет. Но я чувствовала, чего–то он опасается. И на мансарде, так думаю, спал не случайно…

– Он на кого–нибудь обижался в последнее время? – спросил Сашка.

– Многие ему досаждали. Областное начальство ругало всегда. Все грозились выгнать. А когда решил уйти, убедили остаться. Народ, сами знаете, всегда ненавидел милицию. Свои сотрудники много хлопот доставляли. Особо молодые! Из–за них одна головная боль…

– Ну а дружил он с кем–нибудь?

– С прокурором города! Они с ним с самого детства вместе! Еще со школы! Он и в городе на одной площадке с нами, и здесь – в соседях живем. Кстати, он тоже на даче теперь.

…Иван Лаврентьевич принял чекистов на веранде. Тут же согласился рассказать ребятам все, что знает о своем друге и соседе.

– Как вы считаете, кто реально мог убить Щеглова? Я не спрашиваю о врагах, неприятелях, но чутье друга должно было подсказать. К тому же вы сами – юрист, много лет работали следователем. И очень успешно. Может, сообща нам удастся найти убийцу? – говорил Вадим.

– Я сейчас в отпуске. Но, честно говоря, не сижу сложа руки… Щеглов был не просто соседом, а моим другом. И я с удовольствием помогу вам! – живо откликнулся Иван Лаврентьевич.

– Щеглов был убит из израильского пистолета, снабженного глушителем. Три выстрела! Два – смертельные. В упор убит. С нескольких метров, – рассказывал Сашка.

– Я читал заключение баллистической экспертизы. Знаю и мнение патологоанатома. Но это уже результат. Тяжелый и горестный. Нужно установить убийцу.

Сашка рассказал об окурках, Вадим об очках.

– Очки и впрямь были потеряны уже после смерти. А вот окурки… У нас тут курящих нет. Да и тропинкой никто не ходит. Забыли ее давно. Раньше бегали на речку купаться. Теперь она вовсе обмелела. Даже плотва ушла. Пойдемте посмотрим вместе. Может, кроме окурков что–нибудь сыщем? Ведь любой вор и убийца обычно трижды расписывается на месте преступления. Так было в моей практике всегда! – одевался Иван Лаврентьевич. – Честно говоря, я и забыл о тропинке! Она как–то выпала из памяти!

– Скажите, Иван Лаврентьевич, а вам в последние годы грозили расправой? – спросил Сашка.

– Случалось! Нынче время такое! Хамское, циничное, бездуховное! Все моральные ценности потеряны. Их материальными – не купишь. Хама хоть в парчу наряди, все равно он хам! Вот так и преступники! Кто у нас теперь правит бал? Вы имеете представление, какими суммами они ворочают? Астрономическими, сказочными! Со множеством нолей. А в душе – одна дырка… Такие как состояния наживают? Вот и возьми за душу. Он – раз за наган… Раньше его за угрозу в клетку можно было посадить. А теперь? Одного вот за такое взяли за решетку, он в комитет по защите чести и достоинства кляузу написал. Пришлось еще извиняться перед ним…

– Вот здесь! Вот они – окурки! – указал Сашка. Иван Лаврентьевич нагнулся. Взял один.

– Это Дегтярев курил, – сказал уверенно.

– Почему так думаете? – поинтересовался Сашка.

– Смотри, на фильтре два прокола. Будто мышь грызла Это его гнилые зубы так расписываются. Другие люди никогда не держат сигарету в зубах, дальше губ не берут. Этот, что б ни попало, сразу в зубы! Порода такая! – Иван Лаврентьевич осекся внезапно. Огляделся и спросил: – А собственно, что ему здесь нужно было?

– Вот и нас это заинтересовало, – поддержал сомнение Потапов.

– Пепел от сигареты целехонек. Значит, после дождя был здесь. Но в дом не вошел. Чего ждал? – говорил сам с собою прокурор.

– А я думаю, что до дождя или во время дождя здесь побывал, – не согласился Потапов.

– Пепел сигарет этого сорта рассыпается в пыль на третьи сутки. А если впитает в себя влагу дождя, то через двенадцать часов в пыль рассыплется. Давайте еще походим здесь. Спустимся к реке. Видно, он не на машине приезжал. Сюда пройти с дороги незамеченным невозможно, нужно открывать калитку. А ее давным–давно не смазывали. Она скрипучее сотни старух. И обязательно разбудила бы всех Щегловых.

– Иван Лаврентьевич! Вадим! Давайте сюда! Вы только посмотрите! – указал Сашка на валявшуюся в траве ручку.

– Странно! Это уже не совпадение. Такие похабные ручки привезли из Японии всего неделю назад наши молодые бизнесмены. Видите? Держу ручку пером вниз, и внутри у нее одетая женщина. Поднял ручку – баба уж успела раздеться догола.

– Вы знаете этих бизнесменов?

– Конечно! Их трое. Но ручек много привезли. Одну подарили Дегтяреву. Вернее – выпросил. Уж и не знаю зачем. С этими бизнесменами он полдня шептался в своем кабинете. А утром пришел с перепоя, весь опухший. Голову держать не мог. Скатываться стал мужик… Щеглов это видел и уже говорил с ним… – рассматривал ручку внимательно. – Не пойму, как он мог ее обронить здесь? Нужно было нагнуться слишком низко, что–то искать в траве или поднять, – говорил тихо прокурор.

– С платком мог вытащить и не заметить.

– А если это был не Дегтярев, а кто–нибудь из коммерсантов или из тех, кому были подарены такие ручки? – напомнил Вадим.

– Значит, Дегтярев был здесь не один, – пробурчал Иван Лаврентьевич.

– Выходит, надо встретиться с Дегтяревым, – предложил Потапов.

И через час заместитель Щеглова уже был доставлен в городскую прокуратуру.

Через три дня он дал показания, как организовал убийство своего шефа вместе с двумя бизнесменами. Он признал, что хотел давно играть первую скрипку, но законным путем добиться своего не удалось. Надоело ждать. А жить только на зарплату – устал. Тем более, когда вокруг все крутят громадными деньгами. Ему предложили войти в долю. Но… Связывал руки Щеглов. Хотел предложить ему разумное. Тот слушать не захотел. А всего–то надо было – не заметить, закрыть глаза кое на что. Щеглов заупрямился. Пригрозил увольнением.

– Другого выхода не осталось! – развел руками Дегтярев, признавший, что не сразу решился убрать шефа своими руками, подсылал киллеров. Но им не повезло. Пришлось убрать обоих, вот и спрятал концы в воду… Но…

Решил довести до конца сам. Как убил? Банально! Щеглов всегда держал открытым окно на мансарде. Я позвал. Он еще не спал. Сказал ему, что приехал со срочным сообщением. Он позвал в беседку. Я ему в последний раз предложил не мешать коммерсантам. Пусть вольно дышат. Чтоб не обидно было, предложил баксы. Он меня по всем падежам просклонял и пообещал, что этот разговор я могу считать последним. Я с этим, конечно, согласился… Пустил ему пулю в лоб. Ребята добавили. На том и кончили уговаривать дурака. Вот только жаль, что окурков накидал по неосторожности. А ручку три дня искал. Выронил случайно, когда зажигалку доставал. И все же, Иван Лаврентьевич, скажу вам: проиграли вы эту партию. Таких, как я, уже много. И с каждым днем нас все больше становится. А вы, как мамонты, вымираете. Думаете, меня расстреляют? Черта с два! Через пару лет буду на свободе! Потому что я нужен в этой жизни. Я усвоил ее! Я скоро вернусь! А вы – бесследно уйдете. И посмеются вам в лицо ваши внуки. За глупую правду, какая не стоит ни гроша. Она – сестра нищеты и горестей. А честное имя, каким дорожите, останется лишь на могильной плите, но кто его прочтет и вспомнит добром? Только идиоты, подобные вам… – рассмеялся Дегтярев.

– Уведите арестованного! – сдавил кулаки прокурор, поняв, что теряет контроль над собою. – Подонок! – бросил он вслед Дегтяреву. Тот, оглянувшись, жестом послал прокурора в задницу и пошел в камеру впереди охранника, беззаботно насвистывая…

Потапов с Соколовым немало удивились самоуверенности и наглости этого человека. Но каково же было их изумленье, когда через три года узнали, что Дегтярев на свободе. И вместо пятнадцати отбыл в колонии всего два с половиной года. Вместе с ним вышли на волю его подельники–коммерсанты и снова ворочают делами, разъезжая по городу на иномарках.

Иван Лаврентьевич умер за год до освобождения Дегтярева. В неполных пятьдесят сломал человека инфаркт, сдало сердце прямо на работе. Врачи оказались бессильны…

Соколов и Потапов с грустью вспоминали об ушедшем. На его место пришел молодой. Без опыта и практики. Зато родители богатые. В друзьях – ни одного старика. Лишь новые русские. Без багажа прошлого, без морали. В голове – звон. Таким легко живется. У них никогда не случается инфарктов… Да и откуда? Ведь бессердечные не знают, как оно болит – сердце.

Сегодня нам опять дежурить? – смеется Потапов, глядя на жену.

Та вздохнула:

– Ну почему у тебя не бывает праздников?

– Люсенька! Милая моя девочка! Короткие минуты могут принести больше радостей, чем долгие годы серого безделья. Не обижайся, но я люблю свою работу!

– А кого больше?

– Ты – мое счастье, работа – жизнь! И если любишь, поймешь меня! Я не могу без тебя и детей! Вы все трое бесконечно дороги. Но я родился таким… Ты это знала… Не сердись, – уходил на работу и в этот день.

Александр просматривал сообщения. Что произошло в городе за эту ночь? Вроде никаких потрясений. И вдруг в дверь послышалось царапанье.

– Кто там? Входите! – привстал Александр.

В кабинет вошла старуха, взлохмаченная, злая, она волокла за руку упиравшуюся девчонку лет двенадцати. Та вырывалась, пытаясь сбежать, но старуха крепко вцепилась в руку девчонки.

– Вот, полюбуйтесь! Сучку к вам привела! Сказали, только вы умеете их к рукам прибирать! Сладу с ней не стало! – зашлась бабка на весь кабинет.

– Это не по моей части. Я малолетними не занимаюсь! Обратитесь в милицию… – отмахнулся Потапов.

– Чего? Так в милиции одни козлы! Они мне и сказали: «Оставь девку на ночь! Утром на карачках приползет. На месяц про блядство забудет!» Это что? Разве так надо? Я ее веревкой до черна порола. А она ночью снова сорвалась, как с цепи…

– Может, больна?

– Одна у ней болезнь – на тряпки подрабатывает! Вчера с негром ее застала в подъезде. Поначалу, не разобравшись, подумала, что сам черт ее схомутал! Ведь чего боюсь – болезнь поганую может зацепить иль дитенка от негра! Ну что тогда? Хоть в петлю от срама! Помоги! Мил человек! Пожалей меня – старую и ее – глупую! Ить про тебя в Орле столько доброго слышим! Нешто откажешь и отворотишься? Мы же с ней сироты. Никого, вдвух маемся! Сдохну я – она вовсе скатится! – плакала бабка навзрыд.

– Как зовут тебя? – глянул на девчонку Та, огрев злым взглядом, отвернулась молча.

– Лизавета она! – ответила старуха за внучку.

– Сколько лет?

– Двенадцать скоро.

– Учишься в школе?

– Да где там? Выкинули ее еще в прошлом годе. Когда она учителю по истории предложила на большой перемене перетык! Тому уж за пятьдесят перевалило. Со стыда чуть не задохнулся. А она, чтоб вы думали, позвала за собой всех мальчишек класса. А учителя высмеяла и обозвала гадко. Ладно б просто таскалась. Теперь еще и на иглу села. С наркоманами связалась. Те вовсе до пути не доведут.

– Давно колешься? – спросил Елизавету так, что девчонка в комок сжалась, вздрогнула всем телом. Ответила тихо:

– На прошлой неделе и вчера…

– А до этого?!

– Не кололась.

– Где и кто колол?

Девчонка заплакала:

– Если скажу – убьют…

– А не скажешь – сама умрешь!

Елизавета громко, испуганно икала. Но адрес

назвала…

– Лечиться будешь! Понятно? По полному курсу! От всего разом! В больнице тебя никто не побеспокоит. Когда вылечишься, поговорим с тобой. У тебя будет время подумать над своим будущим…

Девчонку увезли прямо из кабинета. А через год, выйдя из больницы, пришла она к Потапову, подросшая, похудевшая, тихая.

– Что решила, Елизавета? – узнал девчонку Александр.

– Учиться надо мне, – ответила тихо. И добавила: – На врача. Только, наверное, не возьмут. Не поверят, – выкатилась слезинка.

– Я уже говорил о тебе. Будешь учиться… Но под контролем. Моим, личным. Хоть и не входит это в мои обязанности, – признался Сашка.

– Спасибо вам. Я буду стараться, – вышла из кабинета следом за бабкой. А через два года и впрямь поступила в медучилище.

Потапова знали многие. Он знал всех. Известны были ему почти все рабочие военных заводов. Там не раз приходилось пресекать воровство, вскрывать левые заказы, отправку готовой продукции не по назначению, контролировать поступающее сырье, металлы, детали.

Знал Александр проблемы и заботы горожан. Нередко его останавливали на улице. Советовались, делились радостью и горем. Постепенно он становился здесь своим, очень нужным человеком. В этом немалую помощь оказал ему Вадим, работавший вместе с Александром все годы.

Конечно, далеко не все в Орле считали чекистов нужными людьми. И на каждой улице жили те, кто с радостью свел бы с ними счеты за пережитые неприятности. Но… Идти в открытую – не решались.

Чекисты ходили по городу не оглядываясь, в любое время суток, хотя знали, что опасность рядом. Ведь и в Орле стихийно возникали свои черные рынки, где сбывался оптом нелегальный товар. Эти базары с молниеносной скоростью переходили с одной улицы на другую. Деляги умело скрывали товар. Перекупщики никогда не выдавали поставщиков и покупателей. Они умело миновали таможенников, налоговую инспекцию, лабораторный контроль качества. В сопроводительных документах указывались липовые данные. Вся эта неразбериха била по городской казне. Но горожане, не разбираясь в сути, зачастую покрывали, вступались за воротил черного бизнеса. Ведь те привозили дешевый товар. О низком качестве узнавали потом, когда продавцы исчезали из города бесследно. Шли горожане жаловаться властям… Запоздало сожалели о доверчивости. Сетовали на жулье. Но как пресечь, если сами, обманувшись один раз, вскоре попадались на другом.

Едва пресекли продажу дешевого мяса, вызвавшего эпидемию желудочного заболевания, свалившую с ног треть горожан, в Орел завезли спирт. Его умело прятали от проверок. Доступная цена притянула многих. Брали впрок. Кто на лечение, другие – для праздника, большинство – на выпивку сиюминутную. Многих не удалось спасти. Один за другим умирали горожане. «Неотложки» не управлялись доставлять в реанимацию всех. Иные не успевали назвать причину.

Массовые отравления насторожили чекистов. Они быстро выявили поставщиков спирта. Ими оказались жители закавказских республик. Это они скупали в Турции низкосортное сырье за копейки и, сделав свою наценку, гнали спирт в Россию, где оборотистые деляги изготавливали из этого спирта ликеры и водку…

В Орле открылось множество частных цехов, откуда потоком пошла в продажу продукция из спирта. Яркие этикетки и низкая цена продолжали притягивать горожан.

– Сосед умер? Слабак оказался! Меня никакая холера не возьмет!

Запихивали бутылки по карманам и сумкам… А вечером, кляня собственную доверчивость и смелость, скручивался мужик в штопор от нестерпимой боли. И, оказавшись в больнице, запоздало жалел о собственной беспечности.

Спиртовозы, приходившие с Кавказа, отлавливали таможенники и милиция, чекисты и гаишники, инспекторы и контролеры.

Соколов с Потаповым в эти дни забыли об отдыхе. Десятки спиртовозов были выдворены за пределы области, водители оштрафованы, груз уничтожен. Выявили, разыскали все подпольные цехи. Закрыли, изъяли самодельное спиртное, вылили его, конфисковали оборудование и тару.

Казалось, навели порядок, защитили горожан. Но… Справившись с одним, узнали о другом. В городе объявились неизвестные доселе кавказские банды.

Своих, местных, знали милиция и прокуратура, чекисты и даже горожане. Их отлавливали быстро. Здесь же, будто снег на голову, свалились заезжие гастролеры. Они оказались более дерзкими, жестокими и беспощадными. Они грабили и убивали, пытали и насиловали. Они расправлялись с каждым, кто имел на кармане хоть какую–то сумму. Бизнесмены и банкиры, арендаторы и предприниматели, цеховики и лавочники становились их жертвами каждый день.

Бандиты появлялись под видом проверяющих. Прилично одетые, с документами и удостоверениями инспекторов. Попробуй не отвори им! Но едва перед ними открывали дверь, в ход пускались ножи и пистолеты, газовые баллончики, цени.

Они не только отнимали деньги – все до копейки, не только били – снимая кожу и калеча людей, не щадя никого, ни стариков, ни детей. Они истязали, заставляя засветить всех, из кого можно было вытряхнуть деньги.

– Люди добрые! Три года всей семьей мы вкалывали на своей ферме. Три сына с невестками, я с женой. Во всем себе отказывали, по копейке собирали на комбайн. Сами знаете – с утра до ночи в поле, на хозяйстве работали. А вчера… Поставили нас под наганы. Ночью ворвались. Невесток, сыновей – цепями выпороли. Все забрали. До последней копейки. Хорошо, что не противились. Вон мой сосед – за топор ухватился. Так бандиты всю семью его извели. С самого шкуру лезвием снимали! Что же это творится? Ведь мы город кормим! Неужель защитить нас стало некому? – плакал арендатор, войдя к Потапову.

– Опишите их, – попросил тот человека. Фермер сбивчиво рассказал, как выглядели рэкетиры.

– Вы в милицию обращались? – спросил Соколов.

– А что толку, сынок? Все к ним поначалу шли. Приедут, посмотрят и уедут. Они ничего не могут! Их не дозваться. Ведь сами сказали, что не станут нас стеречь, мол, защищайтесь, как можете, заведите собак, звоните, если что. Но только и мы не сладим с ними, их много, нас мало. Вон сосед собак завел. Овчарок! Целую свору. Бандюги их за минуты перебили. Да еще и смеялись: мол, сыскал защиту от нас, старый дурак…

Едва ушел фермер, в кабинет фурией влетела Софка.

– Это что ж творится, мужики? Никакого житья не стало в белом свете! Обобрали нас до нитки! Ворвались спозаранок! Я думала, клиенты к девочкам пожаловали. Еще и обрадовалась, что их много. А они, едва открыла, враз меня за горло прихватили. Я, дура, заорала, что девки есть свободные, зачем ко мне – старухе – лезть? Думала, перебрали водки и в темноте не разобрались. А они мне говорят: «Размечталась, старая блядь! Кому нужна твоя гнилушка? А ну, сыпь «бабки», да поживей, покуда стоишь на своих катушках! Не то вмиг откинешься!» И так звезданули в ухо, что я в угол отлетела. А один сунул мне в бок туфлей и орет: «Хватайте сук! Эту стерву оставьте! Сама откинется! Только «рыжуху» с нее сдерите!» Гляньте, что с ушами сделали, серьги вырвали, цепочку сорвали, кольцо и два перстня чуть не с пальцами выдрали. Всех моих девочек обобрали дочиста. Клиентов до нитки раздели. Все отняли, все! – выла бандерша на весь кабинет.

– В милицию звонили?

Софка черным матом изошлась:

– Да разве их в беде дозовешься? Эти хорьки с перепоя поняли, что я их к девочкам зову на халяву порезвиться! Нам теперь только до этого! Ведь обобрали, по миру пустили нас всех!

Пока жаловались фермеры и путанки, чекисты говорили с милицией. Но те отвечали, что силы слишком неравные. И за свою смелость уже поплатились иные сотрудники. Что больше нет желающих подставлять головы под рэкетирскую расправу… А через неделю горожане уже боялись выйти на улицу в сумерках. Едва начинало темнеть, все и квартир и домов запирались наглухо. Никто не решался пойти в гости. О театрах и кино даже слышать не хотели. Страх перед рэкетирами парализовал жизнь в Орле. Они появлялись не только ночью, а и днем. Вытряхивали деньги из касс магазинов, павильонов, ларьков. Не стало житья бизнесменам. Их убивали в домах. Особой свирепостью отличалась грузинская банда. Ее главарь – Леван – держал в страхе весь Орел.

Сколько засад устраивалось на эту банду, сколько бессонных ночей караулили ее наряды милиции и чекистов. Рэкетиры словно чутьем угадывали ловушки, умело обходили их, орудуя совсем рядом.

– Да что за черт! Будто им кто–то фискалит о нас! Откуда знают, где им капкан поставлен? Ну, раз, другой ушли! Тут же, как заговоренные! Нельзя же верить в постоянное везение или совпадение! Такого не бывает! – злился Потапов, измеряя кабинет торопливыми шагами.

Сашка психовал не случайно. Вернувшись с задания, которое никак не удавалось выполнить, узнавал, что грузинская банда за это время в другом конце города наворочала кучу дел. Редко какое из них обходилось без трупов.

– Что Делать? Как поймать этого Левана? отчаивался человек.

– Да очень просто! Клин клином надо вышибать! – обронил Вадим, усмехнувшись.

– Что ты предлагаешь? Чтоб я уговорил уголовников помочь банду поймать?

– Во–первых – бывших уголовников! И, во–вторых, не вижу в том ничего крамольного. Пусть наши бывшие вспомнят на благо города прежнее ремесло. Ведь они шкуры спускали с «гастролеров», появившихся в их пределах. Убивали каждого. Ведь всякая охота идет по своим законам и правилам. Пусть они разберутся в этот раз с чужаками. Этим ты сохранишь жизни всем, кто рискует на заданиях. А потом, какие бы ни были у нас способности, нам не уложиться в те сроки, в какие управятся бывшие фартовые.

– А почему они теперь отсиживаются? Чего ждут?

– Сразу видно, не знаешь их. Не знаком с их законами. Они не вмешиваются, сидят тихо, чтоб не попасть в наши руки вместо гастролеров. Кому охота повесить себе на шею все, что те натворили? Докажи потом милиции и суду, что не виноват. Никто не поверит. Прежние судимости все затмят. И пошлют на дальняк до конца жизни ни за что! – объяснял Соколов Потапову.

– Но я не знаю их. В той среде у меня нет информаторов.

– Имеются. Не скромничай. Запамятовал, я тебе подскажу, – сел Соколов напротив. – Ты Егора вспомни…

– Но он не фискал. О таком говорить не станет, – отвернулся Потапов.

– Ты помог ему. Сам того не ведая. А он теперь считается твоим обязанником. Вот и воспользуйся хоть раз в жизни…

Егор пришел к Потапову, когда на улице совсем стемнело.

Бывший фартовый давно ушел в откол. Завязал с «малинами», жил тихо, одиноко, стараясь не видеться ни с кем…

Больше половины жизни провел он в северных зонах. Но годы сделали свое. И к Егору пришла старость. Он уже пятнадцать лет жил в Орле. Его ишь поначалу навещала милиция. Но не найдя ничего подозрительного, оставила в покое. Так бы и забыли о нем окончательно, если б не забрела к нему по бухой придурковатая Шурка. Она попросила опохмелиться, пообещав расплатиться натурой. Егор выгнал бабу. Но та не вернулась домой. Ее, изнасилованную, избитую, доставили в больницу на следующий день, где она и умерла, не сумев назвать виновного.

По городскому телевидению было рассказано об этом случае. Журналисты, по просьбе милиции, обратились к горожанам, знающим что–либо, видевшим хоть что–нибудь, сообщить им по телефону.

И сообщили. Кто–то видел, как Шурка входила в дом Егора. Тот не отрицал. Рассказал все как было. Но ему не поверили. Неделю носили на сапогах по камере ретивые милиционеры, выбивая признание. Егор крыл их матом, харкал кровью.