Текст книги "Расплата за жизнь"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

– А что с нею?

– Миома. Опухоль на матке. Злокачественная. Заболевание серьезное. Обычно из–за нервных стрессов. Не выдержала Быкова! Боялась, долго не соглашалась на операцию. Но иного пути не было.

– Ну и что! Это же старуха.

– Она – мать! И поверь, ее сыновья, какими бы ни были подонками, постараются ее навестить. Тем более, что она осталась без невесток, и сыновья ее о том знают.

– Что ж! Надо предупредить милицию! – повеселел Вадим, добавив: – Пусть подежурят!

– Надеюсь, своих они узнают!..

Мать Быковых приехала в больницу с соседкой. Та забрала вещи и пообещала навещать. И, передав сумку с продуктами, вскоре ушла.

Старуха, едва вошла в палату, направилась к своей постели. И вскоре легла, отвернувшись спиной ко всем женщинам, лежавшим в палате. Ни с кем не перекинулась ни одним словом. Но не спала до глубокой ночи.

Женщины в палате скоро узнали, что за соседка появилась у них. И ни одна не проявила сочувствия или участия к старой бабе, свернувшейся на больничной койке.

– Мне невестка все говорила: почему твой Бог не наказывает негодяев, всяких паразитов? Почему они с жиру бесятся, а мы весь век работаем и мучаемся? Я ей отвечала: поди, Господь все видит. И от его гнева и наказания никто не уйдет. И видишь, так оно и получилось! – указала на мать Быковых. Та не видела, но поняла, что речь идет о ней, вжалась в постель, завздыхала тяжко.

– Оно завсегда так! Кто ртом и задницей хватает, тот и подавится. Вон у нас в деревне председатель колхоза редким ворюгой был. Лысый прохвост. Все к себе в дом тянул. Его дети и институт за счет колхоза позаканчивали. А ни одного дня в поле не работали. Не знали, с какой стороны тяпку в руки брать. Когда коммунистов скинули, а в колхозе арендаторы да фермеры остались, председателю места не сыскалось. Все у него отобрали наши люди. И самого под сраку оглоблей! Вон из хозяйства! А ему деваться некуда! Кому нынче дармоед нужен? Ну и взвыл. Мол, пожалейте! Да кто нынче пожалеет? Кому охота кормить захребетника? Вот и поперли. Весь род его. Чтоб не топтали лентяи борозды, потом политые. Так–то вот и вымелись. Все до единого. В одной телеге поместились вместе с пожитками. Говорят, нынче пенсию себе выплакал. Кое–как живет. А уж кровопийца был отменный. Как милиционер! Уж коль что глянулось, с душою вместе вырвет. Да не впрок большой кусок! Подавился шелупень, – говорила старуха, глядя на Быкову.

Та, не выдержав, в коридор вышла. Но и там ее в покое не оставили.

– Это верно, что ты Быкова? – подошла женщина к старухе.

– Я. А что?

– Димка твой сын?

– Да, мой.

– Чтоб тебе кровью залиться и со стола не встать после операции за то, что ублюдка на свет произвела. Лучше бы сдохла! Пусть бы твоя утроба сгнила еще тогда! Зачем такого гада на свет пустила?

– Что вы кричите? Что вам плохого сделал мой Димка? Почему, когда был жив, все молчали? Или потому, что на мертвого легко взвалить все грехи? Ответить некому?

– Он мою дочку испоганил. Шестнадцать лет ей! И ему не совестно! Силой ее взял!

– Чего же в суд не подали?

– Написали заявление. А он с легавой оравой заявился. И сказал, что если подадим на него в суд, всю семью за решетку упрячет. А чтоб не сомневались, сына моего забрал. Две недели продержал в закрытом подвале. Голодного! Он еле живой пришел домой. Чтоб твоим сыновьям мои слезы отлились! И тебе, проклятая!

– Они и так умерли! Кого клянете! А и ваша дочь никому не нужна! У него жена имелась! Не болтайте на покойного! Лучше за дочкой следите, чтобы не путалась со всеми и не вешала свои грехи на чьи–то плечи! – отчитала Быкова бабу.

Та, плюнув ей в лицо, пожелала:

– Чтоб тебе рядом с выродками скорее оказаться!

Старуха отошла в дальний конец коридора, чтоб никого не видеть и не слышать. Но медсестра позвала ее к телефону. Бабка Быкова не поверила:

– Кто просит?

– Женщина вас зовет! Подойдите!

Она взяла трубку. Сухо поздоровалась. Потом вся напряглась. Лицо вспыхнуло. Задрожали руки. Она оперлась плечом на стену. Задышала тяжело. Говорившую с нею не называла по имени. Отвечала на вопросы коротко:

– Операция завтра. Утром. Да. Обследование прошла. Миома. Я знаю, буду крепиться. Что делать? Нет, мне ничего не надо. Все есть. Не беспокойтесь. И завтра не звоните! Я сама позвоню, когда встану. Нет! Все хорошо! Не тревожьтесь! Целую вас! Спасибо, что позвонили! – положила трубку. И, увидев любопытные взгляды больных, сказала дежурной медсестре: – Спасибо, голубушка, что дала с невесткой поговорить. Успокоила я ее, чтоб не тревожилась.

Постояв немного, пошла в палату с высоко поднятой головой, презрительно оглядев всех пересудниц и скандалисток.

Лейтенант милиции, белокурая девушка, дежурившая в этот день в больнице по поручению генерала, раздосадованно кусала губы, что не могла узнать, кто звонил Быковой и откуда.

Бабка, придя в палату, легла и вскоре уснула. А утром ее повезли в операционную.

– Брешет, что невестка ей звонила. Никому она не нужна! Бывшая Димкина жена – Верка – уже замуж вышла. За таксиста! И новый мужик ее детей на свою фамилию взял. От пенсии отказался. С чего она станет бывшей свекрухе звонить? На свадьбу позовет? Чтобы эта канитель от злости задохнулась? – провожали Быкову в операционную женщины, выздоравливающие после операций.

– Милые мои женщины! Очень прошу всех вас, поимейте милосердие к человеку! За что возненавидели ту, какая страдает не меньше вас! Разве она хотела, чтобы ее дети выросли такими! Или ваша ребятня без ошибок и промахов растет? Либо вас не огорчают ваши сыновья? Вряд ли хоть одна не плакала ночами от горя и обид, перенесенных от сыновей. Зачем же вы ее так терзаете? Ведь она, как и вы, мать! – подошла Люся Потапова после операции к женщинам, собравшимся в коридоре.

– Доктор! Если мои ребята напрокундят, я их сама за виски оттаскаю. И не стану ждать, когда соседи пожалуются. Не посмотрю, что уже взрослые. И потому что мне они – всегда дети, учу их жить по–людски, не позорясь самим и меня не подводя.

Мать на то и дана, чтоб говорить правду детям и не покрывать их пакости. Как Быкова! Вот они померли и не тревожьте их! А сколько горя после себя оставили? Она о том подумала?

– Теперь уж не исправить сделанного ни им, ни ей. Зачем же мстить за прошлое, какое не вернуть никому? Вы лечитесь. И я прошу вас, дайте возможность вылечиться этой женщине. Не губите ее и заодно мою работу.

А я слыхала, что живы они! Скрываются где–то! И, конечно, среди бандитов. – подала голос соседка Быковой по палате.

– Говорить могут много. Будь они живы, сами привезли бы мать в больницу или навестили бы ее! – спорила Люся, убеждая больных пощадить Быкову. Ей это удалось нелегко и не сразу.

– Пить, – попросила Быкова, едва придя в сознание. И соседка, вспомнив просьбу врача, пересиливая себя, позвала медсестру.

– Пить просит. Можно дать ей воды?

– Я сама, – заторопилась к больной.

– Кешка! Не смей выходить на улицу! Простынешь, опять уроки пропустишь в школе, – стонала старуха.

– Тьфу, черт! – отвернулись бабы. А до слуха долетело невольное:

– Димка, не бей ее, гад паршивый! Не трогай кошку, говорю тебе!

– С детства злодеем рос! – посочувствовали Быковой бабы в палате. А через час в больницу позвонили. И женский голос спросил:

– Как прошла операция у Быковой?

– Благополучно, – ответила медсестра. И спросила: – Кто интересуется? Что мне сказать больной?

– Скажите, что родственница справлялась. Мать ее невестки, Евдокия. Она сама еще не встает?

– Нет.

– Ну я через пару дней позвоню. Может, ей чего–нибудь нужно, я принесу. Или пусть через вас передаст.

– Хорошо, я скажу ей, – пообещала медсестра, запомнив имя звонившей.

Но ни через два, три, пять дней никто не навестил Быкову и не позвонил ей.

… Евдокия подметала двор, когда возле ее дома затормозила милицейская оперативка. Женщина недовольно сплюнула в сторону, истово перекрестилась и сказала:

– Чур меня! Господи, пронеси чертей мимо избы нашей!

Но из машины вышли двое сотрудников и направились к дому Евдокии. Поздоровались, войдя во двор.

– Чего надо? – прищурилась баба, покрепче ухватив черенок метлы.

– Узнать кое–что нужно…

– Поговорить хотим, – ответили оба.

– О чем? Я уже с вашим братом досыта нагавкалась. До гроба хватит! Видеть никого из ваших не хочу! Всю душу изгадили! – говорила баба громко.

– Зачем скандалите? Разве мы оскорбили или обидели чем–нибудь?

– Еще этого недоставало, чтобы в моем дворе меня обижали! Я не посмотрю, кто вы есть. Так попру – перья полетят!

– А нам о вас рассказывали как о культурной женщине. Зачем же вы так кричите? Мы к вам по делу приехали, не на посиделки. А вы и слушать не хотите, хотя вопросы наши касаются чести семьи, вашего имени, репутации.

– А вам что за дело до всего этого? Вон один радетель был. Хватило с нас. Кое–как сдыхали его! И вы не лучше! Одного поля ягоды! – сбавила на всякий случай тон, выпустив метлу. Подойдя чуть поближе, спросила: – Что надо? Сказывайте!

– Может, в дом разрешите войти? Этот разговор не для двора. И тем более не для улицы, – указали на соседей–старух, вставших с лавочки, внимательно следящих и слушающих из–за забора.

– Идите в избу! – показала приехавшим на приоткрытую дверь. И, оглянувшись на соседей, крикнула: – Ну? Чего вылупились? Чего уши развесили? Иль дома делов не стало? Пошли вон от моей хаты! Сидите на своих скамейках. Будет с вас языки об нас чесать! – вытерла руки о передник и, шагнув в дом, прикрыла за собою двери.

– Скажите, а к вашей дочери никто не приходил от Быковых?

– Еще чего! С ними покончено. Не об чем говорить! И в дом никого не пущу!

– С матерью Быковых поддерживаете отношения?

– На что она мне сдалась?

– Она лежит в больнице. Ей сделали операцию. Вы ей не звонили по телефону?

– Да у меня своих забот полон рот! Она про нас никогда не заботилась. С чего бы я о ней помнила? На что мне надо ей звонить? Мы сами живем. Она ни разу внуков своих не навестила. Не спросила, как они тут. Ни разу не помогла. С чего мы про нее должны печалиться? Хватит с нас Быковых! Сыты по горло!

– Видите ли, живы они! Оба брата! А поскольку Иннокентий – муж вашей дочери, то может внезапно прийти сюда!

– Еще чего! Я ему приду! Ноги повыдергиваю! Голову откручу! Всю судьбу Тоськину изгадил, осрамил!

– Они скрываются от правосудия! И деваться им некуда! Потому…

– Где эта ваша правда была, когда он работал средь вас? Как он над дочкой изгалялся! Только теперь спохватились! Даже если на карачках станет ползать, не пущу! И не прощу! – зашлась баба в крике.

– Нам хочется помочь вам. И чтобы никто из Быковых не тревожил вашу семью.

– Так я вам и поверила, – усмехнулась Евдокия.

– Иначе бы мы не приехали сюда!

– Ну и что вы предложите? – насторожилась женщина, подперев крутые бока кулаками, смотрела на гостей с недоверием.

– Иннокентий Быков обязательно к вам заявится. Но не средь бела дня. Он от людей прячется. Ночью придет.

– Зачем?

– Причин и поводов у него много! Обязательно попытается увидеться с женой. И вот тут проявите хитрость. Пусть он задержится, а кто–нибудь из вас сообщите нам, что Быков у вас. Либо когда пообещает прийти в следующий раз, поделитесь с нами. Уж мы его встретим! Не промедлим. Надоело за ними гоняться по всему свету.

– Ну уж и не знаю, придет ли он к нам, Кешка мой норов знает. Я его спину оглоблей изломаю враз. Но если ихняя бабка в больнице, они ее точно навестят. Вот там и словите. А у нас им делать нечего! В куски порву, коль увижу! Говорить с ним не стану!

– Ради дела сдержитесь! Нам их обоих, вместе с Димкой, взять надо. Вдруг не в больницу, сюда заявятся! Помогите их взять. В больнице они от нас никуда не денутся. Но могут и не прийти.

– В квартире их застаньте!

– Там их давно ждут!

– Во бандюги!

– Евдокия! Мы договорились с вами? Телефон запишите… Мы ждем. Помогите нам и себе! – попросили гости, уходя.

Евдокия вечером рассказала Тоське обо всем. Та испугалась:

– А ему чего от меня потребуется?

– Попросит, чтобы спрятала и не выдала никому! Натворили делов. Теперь мыкаются неведомо где! Их по всему свету разыскивают! Уж и покойниками прикидывались, нехристи! Ан шила в мешке не утаишь. По пакостям признали, видать, что живы прохвосты.

В это время над головами женщин что–то зашуршало на чердаке. Обе мигом присели, притихли испуганно и огляделись по сторонам.

– Кого там черти носят? – округлились глаза Евдокии. И, спохватившись, она взяла из угла коромысло, выскочила к лестнице, ведущей на чердак. За нею Тоська. У нее от непонятного страха подкашивались ноги.

– А ну вылазьте, окаянные! – лезла Евдокия по лестнице, обливаясь потом. Открыла двери, погрозила коромыслом в темноту. – Ну я вас! Кобели шелудивые! Шкуры поснимаю с козлов вонючих! – ударила коромыслом по шевелящемуся сену.

Оттуда с кудахтаньем вылетела наседка, сумевшая втайне от хозяйки высидеть цыплят. Те в страхе запищали на все голоса. Евдокия растерялась. Искала зятя – своего врага. А тут – прибавка в хозяйстве. Приятно и неожиданно. Эта радость мигом вытеснила из головы Кешку. Да и кто он такой, чтобы о нем долго думать?

Тоська громко смеялась над недавним испугом, гладя пушистые комочки, успокаиваясь. Она уже привыкла к одиночеству и ничего не собиралась менять в своей жизни. Она ее устраивала. Женщина стала успокаиваться, понемногу забывала Кешку.

Лишь Савва помнил о братьях Быковых всегда. Именно из–за них он потерпел фиаско у Ленки. И пусть женщина потом сменила гнев на милость, Савва решил добиться своего.

Он узнал, что мать Быковых находится в больнице на операции, и постарался, чтобы именно эта информация облетела весь город, вошла в уши толпы. Чтобы она не минула обывателя, торговцев, рэкетиров, бандитов и воров, даже бомжей! Чтобы она дошла до слуха братьев Быковых в самом гнусном виде.

– У бабки Быковой рак! Последняя стадия! Лежит в палате подыхающих, инфекционных больных! Уже у нее мясо от костей отваливается! А как воняет! Тьфу!

– Сдохнет и хоронить некому!

– И то верно! Говорят, на уколах живет!

– Перестанут их делать, тут же сдохнет!

– Ей жить осталось с неделю! Не больше!

– Батюшки! Как бездомную собаку закопают старуху. И это при живых сыновьях! Срам–то какой! Уж лучше бы их не рожала, даже в последнюю минуту не сможет свидеться! – говорили люди по всему городу.

А Савва подогревал слухи:

– Быкова помирает! Ее квартиру уже опечатали. Все переписали в ней. Многодетным отдают. Бедным людям.

– Старуху уже помыли напослед, чтоб в морге с ней не возиться. Она уже сама знает, что последние часы доживает!

– Конец! Бабка Быкова приказала долго жить! Померла она! Вчера. Под утро! Ее в морг увезли! Уже в квартиру семья вселилась. Сама видела…

У Быковой и впрямь наступило ухудшение. Анализ крови был угрожающе плох. Поднялась температура. Но эти симптомы, характерные для подобных операций, не пугали врачей. В течение тринадцати дней всегда после них шла борьба организма за жизнь. Конечно, никто не мог дать заранее никаких гарантий. Все зависело только от больного, его состояния. Но не сделай либо промедли врачи с операцией, шансы на жизнь Быковой сводились к нулю.

Все врачи знали, что при блестящей операции последствия такой болезни могли сделать свое дело и организм мог не выдержать.

– Жива она иль нет? – подходили женщины, соседки по палате, к постели Быковой.

– Кажется, пока дышит…

С утра до позднего вечера не отходила от постели больной Люся Потапова. Врач следила за каждым изменением. Постоянно проверяла температуру, давление, анализ крови. Уколы, капельницы, таблетки, микстуры – самые совершенные – применяли постоянно. От больной ни на минуту не отходили медсестры и врачи. За состоянием здоровья следили многие. Им интересовались все по многу раз на день.

Савва почти не уходил из морга. Он тоже ждал своего часа и ловил удачу.

– Никуда они от меня не денутся. Пожалуют, как милые. Тут я их и накрою. Сам.

Патологоанатом решил наказать прокурора и начальника милиции за недоверие к его сведениям. И решил поймать братьев Быковых без их помощи. Он хорошо изучил за долгие годы работы психологию людей. И был уверен, что слух, пущенный им по городу, дойдет до братьев Быковых, и те обязательно заявятся в морг. Теперь им в больнице делать нечего, – потирал руки Савва…

Чекистам в те дни было не до Быковых. Одно за другим происшествия срывали их среди ночи в Нарышкино, Мценск, Волхов.

– Взорван элеватор!

– Убит начальник автостанции…

– Исчез депутат городской думы! – сыпались срочные сигналы с мест.

Каждое новое задание отнимало не только время, но и силы. Установить причину, найти виновного как можно скорее. А тут новая беда опережает прежнюю:

– В банке обнаружена мина!

Кто ее заложил? Кто посягнул на жизни работников? С какой целью?

И снова в путь, и ночи без сна, работа без отдыха и перерыва. Будь в сутках втрое больше времени, и его не хватило б…

Какой нынче день? Что там дома? Как там живут семьи? О том забыли. Не до того. Надо успевать.

Едва нашли рэкетиров, подорвавших элеватор, в тот же день поехали разыскивать убийц начальника автостанции. На третий день взяли обоих.

Депутата городской думы разыскали. За него требовали выкуп с семьи. Из рук пятерых матерых бандитов вырвали человека. Он уже с жизнью простился. Долго не мог поверить, что остался в живых. Почти неделю был заложником. А взяли прямо в подъезде дома, когда с работы возвращался. Не ночью, вечером. Ударили по голове чем–то тяжелым, затолкали в машину. Повезли куда–то.

Как разыскал его Потапов? Как вышел на след? О том он доложил только генералу. Сам освободил депутата. Без единого выстрела. И террористов взял. Всех…

– Рискуешь, Сашка. Ну, не подставляй голову! Ведь дети, жена у тебя! – напоминал генерал.

– А как иначе может быть? – отвечал тот смеясь.

– Да, другого выхода не имел, – согласился начальник, опустив голову. – Мало вас! Потому и

страшно за каждого! Терять не хочу, – сознался не впервой.

Соколов нашел минеров банка. Там потрудились конкуренты, подослали молодчиков. За возможность удержаться на плаву, не быть банкротами, избежать следствия заплатили круглую сумму. Что им жизни? Соколов остался в живых по счастливой случайности. Трое киллеров были доставлены в следственный изолятор в ту же ночь. Лишь в половине шестого прилег человек, чтобы хоть немного отдохнуть, перевести дух, а в семь звонок:

– На обочине магистрали трое покойников. Мужчина, женщина и ребенок…

– Где именно?

– Тридцать седьмой километр…

И снова мчится машина, увозя усталого человека на очередное спецзадание. Опять рэкетиры… Дорожные грабители не щадили никого. Они останавливали машины под видом гаишников и милиции, «голосовали», просясь в попутные машины, прикидывались умирающими от усталости, даже калеками – беспомощными и несчастными.

Несмотря на множество предупреждений милиции и прессы, иные жалостливые водители не выдерживали и становились жертвами разбоя.

Случалось, выходили рэкетиры на проезжую часть дороги целой группой. С оружием. Не остановись водитель, прострелят колеса, выволокут шофера и не просто убьют, а измучают, истерзают, запытают всех сидящих в машине. Ни кого в живых не оставляли. Чтобы не было очевидцев и свидетелей. Поймать этих бандитов было труднее всего, если не попались они на месте преступления. Справиться с дорожными бандитами не могла даже патрульная авиация. Рэкетиры, заслышав звук приближающегося вертолета, моментально уходили с места преступления, уводя за собой очередную жертву.

Чуть ли не каждый день поступали сведения о трупах, найденных в поле, в лесу, в реке. На обочине…

Вадим понимал: поймай сегодня одну банду, завтра объявится новая. Не менее дерзкая и жестокая, изощренная и неуловимая…

Тридцать седьмой километр…

– Приехали, – тормозит водитель машину.

Место происшествия уже оцеплено. Здесь ждали следователей и чекистов.

И снова кровь на дороге, пустые гильзы, следы короткой и жестокой расправы…

Но вот в траве сверкнуло что–то. Вадим поднял пуговицу и тут же сравнил с теми, что на милицейской форме. Точь–в–точь. Кто–то, одетый в мундир, остановил машину. Конечно, нынче эту форму заиметь не сложно. А если ее не покупали?

– Может, они объявились? – мелькнула догадка. И Соколов внимательно осматривает место происшествия, надеясь найти новые улики, вещественные доказательства, рассматривает отпечатки обуви на земле. Здесь пассажиров и водителя оставили уже мертвыми. А значит, всякий след принадлежит убийцам. Один с троими справиться не может…

Но милицейская собака, взяв след, прибежала к магистрали. Беспокойно закружилась у проезжей части. Дальше след терялся. Убийцы, воспользовавшись автотранспортом, давно уехали.

«Где же их теперь искать? Быковы это или другие, они уже далеко. Хотя… Если братья – не сегодня, так завтра окажутся в Орле. Не все бандиты покидают город, где их разыскивают. Иные предпочитают обратное. Сыщи их в многолюдье! Поймай на улице, запруженной людьми. Это не на пустынной дороге, где можно применить оружие. Где права и возможности погони не ограничены. Хотя… Мои предположения вряд ли кого убедят», – думал Вадим, оглядывая местность вокруг.

Неподалеку тихая, кособокая деревенька прячется за лесом. Там давно затихла жизнь. Горстка стариков одиноко доживает свой век, сетуя, что Господь дал слишком долгую жизнь и позабыл о них, оставив на муки и страдания.

Раньше здесь водили хороводы. Детвора ловила плотву в речушке. Теперь деревня обезлюдела. Молодежь, едва окрепнув, уехала в город, забыв деревню навсегда.

Но вот из одной трубы вьется сизый дымок.

– Это у кого же печь топится? – вглядывается Вадим, и примечает: – У деда Тихона! У пасечника. Неужели к нему внук приехал? Иначе с чего бы теперь печь топил? Скотина на лугу. Себе уже вечером готовит, чтобы ночь тепло продержалось. Только для гостей расщедриться мог, – и идет знакомой тропинкой, петляющей в зарослях шиповника, малинника, ивняка.

Соколов научился ходить тихо. Так, что под ногами ни один сучок не скрипнет, не вспорхнет испуганная птаха.

Он не только видел, а и слышал каждый звук и шорох. Следуя профессиональной привычке, всегда старался держаться незаметно даже в лесу. Это не раз спасало ему жизнь. И вот теперь, решив повидаться с внуками деда Тихона, шел рядом с тропой словно тень, скользил незаметно, бесшумно.

Голос деревни он услышал издалека. Вон в дальнем конце заброшенной улицы сипло кричит петух. Его зовут шестым мужиком в деревне. А там – коза кричит. Старая. Как и ее хозяйка, бабка Стеша. Коза давно не доится. От старости усохло вымя. Облезла шерсть. Даже рога мохом покрылись. Но старуха держит животину Хоть чей–то голос рядом. Все отраднее… Оно и верно, не так одиноко. Есть о ком заботиться. Другая давно бы избавилась от той, какая напоминает саму хозяйку. Но как? Ведь и зарезать козу некому. Обессилели старики. Некому стало придерживать за рога. А любая жизнь, хоть и старая, никчемная, насилия не потерпит.

– Что? – остановился Вадим, вслушался в чужие голоса. Жителей этой деревни он знал слишком хорошо.

Через полчаса вернулся не один. Наряд милиции окружил дом Тихона. Из него вывели двоих полуголых мужиков.

– Ночью они ко мне ввалились. Четверо. Жрать потребовали. Самогонку. Грозились. Я им все отдал. Все, что было!

– А где два других?

– В город уехали. Так я понял, – отозвался избитый до черна старик. Он в точности описал братьев Быковых.

– Когда они должны вернуться?

– Мне не сказали, может, эти урки знают? – кивнул на двоих, взятых в наручники.

– Шалишь, контора! Мы своих не закладываем. Не знаем, когда возникнут. Одно точно! Тебе – не дышать! Это я говорю! Хана тебе! Встал на дороге, значит, ты – жмур! Секи про это! – цедил сквозь зубы заросший, звероватый мужик. И, стрельнув глазами в пасечника, продолжил:

– И ты, плесень, задохнешься! Распишут тебя уже сегодня. Это верняк!

– Меня обобрали, да еще грозят! – возмутился Тихон.

– Не ссы! Тебе отбашляли бы за все! А вот как корешей наших засветил легавым и конторе, шкурой заплатишь!

Не думали бандиты, что кому–то придет мысль искать их в заброшенной деревне, где никогда и никто не останавливался. Решили пробыть два–три дня. И, переведя дух, дождавшись братьев Быковых, двинуться дальше. Куда? Это было известно только Кешке Быкову…

Где он теперь, что ему нужно в Орле, не знал никто.

Старик Тихон подробно рассказал Вадиму о непрошенных гостях, все просил не выпускать их, уберечь деревеньку от разбойников. И даже когда обоих мужиков увели из его избы, молил Бога оградить его старость от лиходеев.

Братья Быковы в Орле… Узнав о том, начальник милиции области распорядился поймать их любой ценой.

Милиция устроила засады в квартире, где проживал Кешка со своей семьей, у матери Быковых, в больнице и возле дома Верки, Тоськи. Наблюдение установили и за моргом. Милиция забыла о сне.

Все выезды и выходы из города патрулировались. На всех улицах, на каждом перекрестке развесили фотографии Быковых с просьбой к горожанам – помочь в розыске преступников. По телевидению и радио, во всех газетах было рассказано о Быковых. Горожан предупредили.

Верка, бывшая жена Быкова, нарадоваться не могла тому, что успела выйти замуж за другого, сменила фамилию, себя и детей очистила от домыслов и сплетен. В глазах горожан стала умной женщиной. Честной и порядочной уже потому, что не стала жить с бандитом и навсегда отошла от этой семьи.

Ее муж защищал Верку. Хвалил ее на все лады. Тепло относился к детям, быстро признавшим отчима. Но и тот перепугался, узнав, что Быковы в городе. Ведь в сообщениях говорилось прямо, что оба бандита вооружены. Может, потому не выезжал на работу без ножа, который предусмотрительно держал у себя под сиденьем.

Верка перестала пускать детей во двор. Мало ли что взбредет на ум Быковым?

И только Тоська ходила по городским улицам без оглядки. Она знала, средь бела дня Кешка не решится подойти к ней. А ночью, если рискнет прийти в Зеленый Ров, ее отец и мать, все соседи сумеют защитить семью от бандита.

Мать Быковых ничего не знала. Она лежала в больнице, где медицинский персонал берег женщину от всяких разговоров, информации, слухов и сплетен.

– Милиция сама разыщет и возьмет Быковых. Это дело ее чести, пусть смоет с себя пятно без нашей помощи. Их сотрудники хорошо подготовлены и вооружены. Их много. Пусть докажут городу, что не зря хлеб едят! – говорил Потапову и Соколову генерал.

Александр и Вадим с облегчением вздохнули, хотя в глубине души не верили, что милиция справится с этим заданием, сумеет задержать Быковых.

– Тут дело не в том, кто лучше вооружен, и не в числе. Происходит самое неприятное. Любое их задание, операция тут же рассекречивается, и вся информация гуляет по городу свободно и доступна всем. В том числе и преступникам. Они заранее знают, кто и где им устроил засаду, сколько людей задействовано, предупреждены о каждой ловушке, а потому никогда в них не попадут. И поймать их милиция не сумеет. Все от того, что среди них имеются те, кто работает на руку Быковым. Вон в деревне, где взяли их подельщиков, старик Тихон остался без прикрытия. А Быковы туда вернутся. Обязательно нагрянут. И расправятся со стариком. Кто его защитит? Кто задержит Быковых? – досадовал Вадим, делясь своими опасениями с Потаповым.

– Не думаю, что забыли деда. Умолчали скорее всего специально, устроили там негласную ловушку. Слишком явный случай. Такое не выпустят из виду, – успокаивал Александр Вадима, будучи уверенным, что план по задержанию Быковых был разработан и продуман тщательно.

– Меня удивляет другое. В городе у Быковых не осталось друзей. Если и есть, никто не решится открыть им двери, принять и укрыть в своем доме, рискуя иметь неприятности. На такое никто не должен пойти. Но… где–то они пристроились, причем надежно. Их не выдают. Хотя пошел пятый день! – говорил Вадим.

– Но кто их может укрывать?

– Все возможные варианты перебрал. Иные уже проверил. Все мимо.

– Пусть болит голова у милиции. У нас с тобой передышка. А она долгой не бывает, – напомнил Потапов.

– Навещу я сегодня Иосифа. Он интересный собеседник! – вспомнил Вадим.

– Входи! Я думал, ты меня позабыл, или вовсе недосуг тебе? – глянул старик испытывающе.

Вадим уловил необъяснимую настороженность в словах и поведении старика. Иосиф долго не приглашал его в дом, все топтался в коридоре, загородив спиною двери в зал. Разговаривал тихо. Будто не хотел разбудить кого–то, спящего в доме.

– Я куртку принес. Как договорились. Может, глянете? – попросил Вадим.

Старик неохотно повел его в мастерскую. Вадим шел следом. В зале – никого. Но Соколов уловил табачный запах. Он знал, что Иосиф не курил. Лишь его сын. Хотя… Мало ли кто из знакомых, соседей или клиентов могли навестить старика.

– Слыхал, по городу бандитов ищут? – спросил Иосиф, разглядывая куртку.

– Видал! На всех столбах расклеили – отозвался Вадим.

– То–то и оно! Наша милиция наплодит негодяев, а люди должны помогать их отлавливать, как бешеных собак! Да еще голыми руками! Будто Быковы с наганами станут ждать, пока позвонят о них в милицию. Смех да и только!

– Я их не знаю. А потому мне и бояться нечего. Денег нет, машины тоже. На меня не нападут. Да и на вас тоже. Им богатые нужны, – успокаивал Вадим старика.

– Говорят, они в деревне деда обидели. У него тоже ничего не было. Никаких денег. Но чуть не убили, – дрогнул плечами.

– Я знаю, они прятались у него!

– В Орле им тоже спрятаться надо! А вот к кому ввалятся?

– К незнакомым не рискнут, – отозвался Вадим и почувствовал, что кто–то ловит каждое слово и внимательно следит за ним.

– Мой сын прослышал про бандюг, прислал ко мне внука, чтоб пожил, чтобы не страшно одному было, чтоб защитил, коли что! Вот теперь мы вдвух живем. Мальчонка хороший. Послушный. Вот только курит и спит подолгу. Зато с ним не соскучишься. Все учит меня, как жить надо! – усмехнулся Иосиф.

– Сколько лет ему?

– Двадцать два вот–вот…

– Уже большой! – увидел Вадим в дверях постриженного под панка внука Иосифа. Худощавый, узкоплечий, невысокого роста, с припухшими, как у девчонки, губами, с оттопыренными ушами, бледнолицый и сонный, он вышел из зала в одних трусах.

– Вот мой Колька! – кивнул Иосиф на парня. Тот, глянув на Вадима, прошел на кухню. Погремел кастрюльками.

– Колька! Ты хоть умойся, паршивец! – напомнил Иосиф.

– А я сегодня никуда не собираюсь! – послышалось из кухни глуховатое.

– Во молодежь пошла! Вчера мне свои песни крутил. Записи. Да такие, что слушать срамно. Мы с женой сколько лет прожили, вслух о таком не говорили. А теперь все просто! Вот и взыщи с них, нонешних. Коли ложится под эту:

… Ты скажи, ты скажи,

Че те надо, че надо.