Текст книги "Расплата за жизнь"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Глава 7. ПЕРЕСМЕШНИКИ

Быковы лишь через три месяца узнали, что решением суда Михаил Митрошин был оправдан за совершенное убийство Петра Попова.

Горожан такое известие сбило с толку.

– Это что же творится? Где закон? Теперь нас будут убивать, давить, как кур, сжигать, как мусор, а суд станет оправдывать бандитов да еще извиняться за то, что им пришлось тратить свои силы на установление справедливости?

– Нет, вы только подумайте! Его права были нарушены! Честь и достоинство семьи попраны! Здоровье бандитского выродка подверглось опасности!

– Их личности оскорбляли, подвергали унижениям! Как будто Мишка знает, с чем едят это достоинство! – судачили горожане, косясь в сторону старого дома с закрытыми наглухо ставнями и воротами.

– Суду видней! Собраны доказательства вины Петьки! Он, дурак, сам напросился на погибель…

– Ты что? Ослепла, старая? Погляди на Митрошина! Перед ним медведь мальцом покажется! Зверюга, а не мужик! А Петька? Иль ты мозги поморозила? Он смолоду недомерком был! На танцах у девок промеж ног мотался! Куда ему против Мишки! Это равно, что блохе с жеребцом задираться! – шамкали старухи на лавочках.

– Мишка свой! Трудяга мужик! Если что случилось по молодости, свое отбыл! Зато теперь вкалывает! Своими руками и горбом кормится. Никого не облапошил, ничего не украл. А Петька? Каждый год машины менял! Нынче на свои кровные не разбежишься! Дай Бог прокормиться. Уж не до жиру! А этот – бесился! Значит, воровал! Это уж ясно! Вот только на чистую воду его не успели вытащить! – говорили мужики в пивбаре.

– Туды его мать! И как удалось прохвосту выйти чистым из говна? Неужели волосатую руку заимел? Кто его из параши выволок? – удивлялся Димка Быков.

– Не о том думать надо. Этот козел теперь хвост распушит! Постарается достать всех, кто его девку огулял, кто дом взрывал, киоск подпалил, кто его сына сбил. Суд доказал факты. А прокуратура займется расследованием. И что тогда? – перебил брата Кешка.

– Что? Мы с тобой ничего не делали…

– Поймают исполнителей. А они выведут на организаторов. Понял? Тогда хана. Уже нам!

– Надо прикрыть ребят, – задумался Димка.

– Чем? Башли где возьмешь? И эти уплыли. Петькины! И надо было гаду взять его вместе с кейсом! – сетовал Кешка.

– Кому теперь загоним «Мерседес»? Я уже всем предлагал. Отказываются. Петька один клюнул. Эх, как кайфово все получилось и сорвалось в один миг! – сетовал Димка.

– Что машина? Чую, самим скрываться надо. Подальше от Орла! Чтобы не взяли за жопу!

– Чего это киснешь? Хрен что докажут! – отмахивался Димка, не любивший думать наперед, заглядывать в завтра.

Кешка умолкал, зная ограниченность брата, его неумение решать обдуманно вопросы, принимать верные решения, умение защититься от опасности заранее. Димка был боевиком. Кешка считал себя стратегом, домашним генералом. Его превосходство неоспоримо признавалось в семье, а потому ни одного шага не предпринималось без согласия и одобрения Иннокентия. Он был мозгом, Димка – силовиком. Они не могли обойтись друг без друга, Но вместе им было тошно.

Димка любил драки, горячие, жестокие, с кровью, увечьями и стонами. Особенно когда эта работа щедро оплачивалась. Он готов был измесить любого, лишь бы не даром.

Кешка не терпел драк. Сам в них не участвовал. Но… Организовал их множество. За результаты хорошо платили заказчики. Потом, случалось, были биты и они. Так уж закручивались ситуации. Кто больше платит, тот и хозяин бала.

Быковы считались в Орле самыми крутыми ментами. Их боялись многие. И только они – никого. Но вот теперь отчего–то все чаще портилось настроение Кешки. Да и было от чего.

Завелась у него любовница. Белокурая кудрявая бабенка. С голубыми улыбчивыми глазами, с ресницами до бровей. Пухлые губки сложены в капризный бантик. Прозрачные, розовые ушки. А шея… Нежная, белая, как шелк. Высокая грудь, тонкая девичья талия и точеные ноги сводили с ума многих мужиков города.

Ленка была самой обольстительной женщиной Орла. Она прекрасно играла на гитаре. Ее нежный голос, как пение малиновки, казался неземным.

У нее было много поклонников, воздыхателей. Но она отдала предпочтение Кешке, и Быков считал себя счастливцем. Ему завидовали все мужики. Еще бы!

О Ленке мечтали многие. Увидеть ее улыбку считалось подарком судьбы. Войти к ней – выигрышем в счастливую лотерею, обладать – неземным наслаждением.

Ленка никогда не любила многих. Только одного. Второму двери не открывались. Поэтому никто не бросил в ее сторону ни одного обидного слова, даже намека.

Ленку обожали, по ней вздыхали отцы многочисленных семейств, с тоскою глядя на своих обрюзгших, склочных жен, одетых в линялые халаты, истоптанные потертые тапки. Их груди, животы и зады были столь безобразно отвисшими, потерявшими весь былой вид и формы, что не только соседские, свои мужья отворачивались с отвращением, сплевывая досадливо в сторону расплывшихся либо иссохших жен. Что можно ожидать от таких, кроме тарелки супа, сваренного наспех. Об утехах и радостях не вспомнить. Лишь иногда, перед праздником, желая блеснуть осколками былого, накрутят бабы лохмы на бигуди, чтобы на другой день появиться перед своими толстозадыми мужьями в веселых кудряшках, с губами, накрашенными помадой морковного цвета. Но мужики еще долго помнят голову в бигудиных рожках, застиранные ночные рубашки, вылезшие из–под халатов. И украдкой от жен, краснея за себя, вспоминают Елену.

– Что за женщина! – вздыхали мужики, поворачиваясь спиной к женам.

Ленка никогда не выходила на улицу, не приведя себя в порядок. Всегда свежая, улыбающаяся, она казалась сотканной из солнечных лучей. Даже самые крутые парни, завидев ее, не решались не только приставать, заматериться, не смели дерзко посмотреть в сторону Ленки.

Кешка сам не верил в собственное счастье. Ленка стала его любовью и радостью.

Даже родной брат Димка жгуче завидовал Кешке и не понимал, почему она отвергла его – сильного, смелого, дерзкого? Что нашла она в Кешке, скучном и молчаливом?

Ленка всегда ждала Иннокентия. Она, едва он входил, обвивала его шею нежными руками. Целовала, гладила, называла так ласково, как никто другой. Он никогда не слышал таких слов от Тоськи. Все прежние любовницы в подметки не годились Ленке. Она умела любить так, что Кешка чувствовал себя с нею на вершине блаженства. Он верил, что нет на свете человека и мужчины достойнее, красивее, темпераментнее его. В этом Иннокентия убедила Ленка. Не верить ей он не мог.

Кешка гордился самим собою. Изо всех сил пытался оправдать лестные эпитеты любовницы. Он тщательно следил за собою и никогда не появлялся к ней в рубашке с грязным воротничком и манжетами, в неглаженых брюках или нечищеной обуви. Никогда не приходил без цветов и дорогих конфет, без марочного изысканного вина и подарка. Ему хотелось верить, что Ленка любит его не за это. Ведь отвергла более состоятельных поклонников. Значит, избрала по сердцу, не из выгоды, – думал, застегивая на белоснежной шее очередное дорогое колье или золотую цепочку, браслет, украшенный драгоценными камнями, перстень сказочной красоты. Или серьги, которые вызывали зависть всех горожанок.

Ленка принимала подарки, снисходительно улыбаясь, словно делала одолжение Кешке. Иногда целовала его в щеку, подчеркивая, что не даром ему рада.

Иннокентий старался изо всех сил угодить любовнице, удержать ее как можно дольше. И ни в коем случае не допустить ее разочарования, не получить отставку.

Ленка все это понимала…

Иннокентий стал ее любовником незадолго до появления в его семье третьего ребенка. И вскоре к Тоське остыл совсем, перестал замечать жену. Не прикасался к ней, старался избегать общения. Перестал водить к себе гостей и не появлялся с Тоськой на людях, не возил ее на машине.

Женщина думала, что это отчуждение из–за беременности, изменившей внешность. Тоська сама себя не узнавала в зеркале. Но знала, что беременность – явление временное. Стоит родить, как все наладится, вернется в норму. Она старалась реже попадаться мужу на глаза, чтобы не раздражать его. Но… Приехала к матери с отцом в Зеленый Ров вместе с детьми. Хотела до родов здесь пожить. А тут, как назло, соседская старуха приплелась на третий день. Ее в каждом доме боялись. Называли ведьмой. Ее никто не помнил в молодости. Все так и считали, что Алымиха родилась в черной шали, темной кофте и в длинной, до самых пят, юбке. Но не одежда наводила ужас на людей. Леденил душу взгляд старухи, пронзавший до самых костей. Ее глаза смотрели, казалось, из самой глубины головы, от затылка, из–под нависшего шишковатого лба и седых прядей, спадающих на лоб.

– Отдыхать приехала, бабонька? – глянула на Тоську пронзительно и захихикала скрипуче, едко. – Значит, дитя носишь ныне. Уже ему скоро и в свет появиться надо! Мальчонку родишь! Крепыша! Это как Бог свят говорю тебе. Но только стерегись, девка! Не любит больше тебя мужик твой! Другая у него на сердце имеется. Веселая, молодая, красивая! С ней в постели тешится, ей подарки несет. К тебе сердцем остыл и плотью. Не хочет думать о тебе. Она его сердце в плен взяла. Завладела накрепко. К тебе ничего не осталось. Даже к детям охладел супостат. Кобель окаянный!

– Не бреши, Алымиха! Не болтай напрасно! Кешка любит нас! И ни на кого не променяет. Откуда ты взяла про любовницу? Не до них ему. Мой муж – человек серьезный, – испугалась Тоська, вспомнив Кешкину холодность.

– Все они поганцы! И твой не легче! Ну, хочешь увидеть соперницу? – предложила Алымиха.

– Хочу! – вырвалось против воли.

– Налей воды в стакан. Дай сюда! Теперь теплой золы из печки. Свечу зажги! Смотри в стакан! – шептала старуха невнятно.

Тоська ждала недолго. Увидела в стакане воды, как в зеркале, Кешку с белокурой женщиной в постели.

– Ну что? Увидела? То–то! Говорю, что он кобель!

Тоська разревелась на весь дом.

Не вой. Помогу тебе, когда придет время. Не век кобелю без цепи жить! Надо их, шелудивых, в руках держать. В строгости! Под каталкой и ухватом!

Тоська уже не слышала слов Алымихи. Выла так, что мать с огорода прибежала.

– Ты чего?

– Кешка с бабами путается!

– Чего? Кто брехнул?

– Сама видела. Вон Алымиха показала в стакане, – еле выговорила Тоська.

– Нашла кому верить! Чего тебе, ведьма, надо? Зачем пришла сюда? Чего душу девке моей травишь? Иль греха не боишься? Иди к себе! Там воду и мути. Все никак не угомонишься, старая чума! Девка на сносях, ребенка ждет. А ты ей про мужнины пакости! Нашла время! Иди вон! – кричала Евдокия.

– Гонишь, дура! Ничего, в ногах станешь валяться, просить, чтобы помогла твоей Тоське! Она у тебя вдовой останется. Скоро! – засеменила Алымиха к двери, хохоча ядовито.

– Типун тебе на язык! – крикнула ей вслед хозяйка. И велела дочери замолчать. – Брехня все это! Заморочки, одурачивание! Не будь беременной, не поверила бы. У всех баб в это время нервы слабые! – успокаивала мать.

Но Тоська верила не ее словам, а своим глазам. Ночью у нее пошла кровь. Начались схватки. Отец, испугавшись, разбудил соседа, попросил отвезти дочь в больницу.

Кешка и впрямь был у Ленки, когда в дверь позвонил Димка и сказал, что Тоська умирает. Иннокентий не сразу сообразил, что произошло.

– Выкидыш! Понял? Давай в машину! Быстрее в больницу! – выдернул брата от любовницы.

К Ленке Кешка вернулся на третий день, заскочил на десять минут, чтобы извиниться за поспешный уход:

– Беда у меня, Ленка! Жена умирает!

– А разве она единственная на свете? – улыбнулась удивленно. – Или я тебе не подхожу? Или разлюбил меня? – обвила шею.

–Не только… У нас дети. Двое.

– Дети? Ну и что? Неужели ты так примитивен? Дети не должны отнимать жизнь у родителей. Они вырастают, а жизнь продолжается.

– Ты это к чему? – не понял Кешка.

– О себе подумай. И обо мне. Жизнь не вечна. Стоит ли расстраиваться по пустякам? Ею надо дорожить, каждой минутой. Жить себе в радость. Понял?

– Не совсем…

– Ох, какой непонятливый, – надула губки. И сказала жестко: – От меня ушел. Выходит, не любишь?

– Люблю, – поспешил убедить любовницу.

– Тогда почему торопишься? Куда спешишь?

– Она умирает…

– Что же с того? Разве ты ей сможешь помочь больше врачей? А если они не спасут, ко мне придешь? Да и помогут, ко мне вернешься. Или не так?

– Ты права. Но дети…

– А где они были, когда ты ко мне приходил?

– С женой…

– Почему тогда о них забывал?

– Помнил. И тебя любил.

– Разберись, кто дороже. Тогда и приходи! – указала на дверь. Он вышел не прощаясь. И пробыл у Тоськи в больнице до самой выписки.

Кешка сам себя истерзал. Да, Ленка стала лучиком в его жизни. Его гордостью и радостью. Он не шел, а летел к ней как на крыльях. Он никогда не был так привязан ни к одной из женщин. Тоська в молодости лишь нравилась ему. Он долго не ухаживал за нею. Уже через два месяца обладал девкой. А когда она забеременела, решил жениться. Тоська согласилась с радостью, без уговоров. Но нот теперь она не выдерживала никакого сравнения с Ленкой. И если бы не дети… Хотя… А может, Ленка права?

– Нет, нет! Дети мои! Хватит! Они не помеха! Ну и что, если люблю Ленку? Дети – при мне!

Он злился на Тоську за то, что та невольно помешала ему своей болезнью. Он молча сидел рядом, равнодушно смотрел в окно.

«Как там Ленка? Что делает? Простила его или все еще обижается? Ничего! Эта болезнь не вечна! Я вернусь! И она простит, все забудет», – думал Кешка, невольно улыбаясь, и внезапно поймал на себе пристальный, изучающий взгляд жены.

– О своей блондинке задумался? – спросила Тоська холодно. Кешка вздрогнул от неожиданности. Уж слишком внезапный был вопрос.

– Уходи! Не мучай себя! И меня не терзай. Я проживу без тебя! – сказала жена жестко.

– Тось, ты о чем? У нас дети, – увидел врача, появившегося в дверях.

– Дети мои! И ты о них забудь! – ответила жена, глядя на Кешку с ненавистью.

– Ты сначала выживи! – сказал он ей, когда они снова остались вдвоем.

– Если сдохну, мать моя их вырастит, без тебя!

– Замолчи, дура!

– Уходи! – потребовала Тоська твердо.

– Куда?

– К ней! К своей потаскухе грязной!

– Не смей ее обзывать! Ты не знаешь ее! Она не шлюха!

– Вон!

Только появление свекрови заставило замолчать обоих. Тоська, отвернув лицо, плаката. Еще бы! Сам сознался! И обдумывала, как жить дальше.

Успокоить себя саму непросто. Но к вечеру мать привела детей. И Тоське стало до бесконечности жаль их.

– Неужели им придется сиротствовать? Ну кому они нужны будут, когда меня не станет? Родители старые, долго не протянут. Не успеют на ноги поставить. А этому кобелю – не до них. А значит, надо выжить. Для них и для него, – приложив руку к животу, почувствовала, как в нем зашевелился ребенок.

– Успокойся, мой мальчик, мой сынок, я жива! И никому не дам тебя в обиду, – пообещала про себя.

Иннокентий тогда старался не оставаться наедине с женой. И навещал ее вместе с матерью и братом либо с тещей. Отлучался ненадолго. Старался избегать опасных тем. Ленку не посещал. Не до. нее было. Состоялся у Кешки разговор с матерью, она вмиг уловила неладное в отношениях сына и невестки. И, вернувшись из больницы, заставила признаться во всем.

– Идиот! Дурак! Кто так поступает с женой! Все мужики имеют любовниц, но никто не рекламирует это. Такое прячут, как грязное исподнее. Не умеешь втихаря, оставь это. Не можешь с нею расстаться? Разберись в себе! Но бросить троих детей, осиротить их я тебе не позволю! Никто не навязывал Тоську! Сам выбрал. О детях надо думать.

– Я не собираюсь их бросать, отказываться от них! Они мои! Но я люблю Ленку!

– Этих Ленок в твоей жизни будет много, а жена одна! И ради сучки, да еще в такой момент, не позволю тебе рисковать семьей. Потеряешь навсегда. А эта фифа неизвестно какою будет. Пока ты с нею сожительствуешь, все хорошо. А когда женишься, она тебе зубы и покажет!

– Она порядочная! Не сучка!

– Порядочные семьи не разбивают! И не путаются с женатыми. Не отбирают отцов у детей. Так поступают шлюхи! Последние, подзаборные, у которых нет ни стыда, ни совести. Они лишь одно ценят – деньги или подарки. А ты попробуй приди к ней с голыми руками. Да не один раз. Вот тогда ты узнаешь истинное отношение к себе.

– Ну нет! Ленка к подаркам равнодушна!

– Тем более! – усмехнулась мать криво.

– Пусть Тоська поправится.

– Конечно, не теперь, не сломя голову. И помни. Все любовницы хороши. Но женами они не становятся. Лишь в редких случаях. Детям никто не заменит родную мать. Это доказано жизнью. Я не хочу, чтобы ты убеждался на своей судьбе.

Тоська тем временем понемногу приходила в себя. Она обдумала все. И, посоветовавшись с матерью, решила сразу после больницы перебраться к ней в Зеленый Ров. С Кешкой надумала определить отношения после родов.

Евдокия тоже не теряла времени зря. Найдя Алымиху, попросила сказать правду о судьбе дочери. И, если сумеет, помочь Тоське выправить судьбу.

Старуха долго отказывалась. Не хотела слушать Евдокию, гнала из дома.

– Ты не меня, внуков пожалей. За них прошу. Они чистые! Им помоги, коли сможешь! – просила баба Алымиху.

– Им моя помощь не нужна. Вот появится третий. Здоровый малец, крепкий, как и судьба его. Нигде не споткнется. Он не в отца! Не в Быковых. Светлым человеком будет. И руки, и ноги, и мозги на своих местах. Счастливым станет! У старшего внука– потрудней. Здоровье хлипкое. Остальное – терпимо. У внучки муж забулдыга будет. Но недолго с ним промается. Второй – ее судьба. С ним и дети. С ним до смерти жить станет, – говорила старуха.

– А Тоська? Она–то как?

– Поживет с Кешкой. Покуда помирятся. Успокоится он. Но не в полюбовнице его беда. Не в ней погибель. Но девка твоя не без головы. Свою судьбу сама сумеет устроить со временем. Ей моя подмога без надобности.

Едва зашел разговор о выписке, Тоська сказала Кешке, что поедет к матери, чтобы там спокойно дожидаться родов.

Быков с радостью согласился и вскоре отвез семью к теще, сам вернулся домой и тут же позвонил Ленке.

– Представляешь, как я по тебе соскучился? Приезжай ко мне. Я один. Побудем вместе.

Ленка не сразу откликнулась. Ответила через паузу:

– Нет. К тебе не приеду. Не хочу светиться перед соседями. Ты приезжай, если хочешь увидеться.

Кешка решил навестить Ленку, но, как советовала мать, с пустыми руками.

Любовница, встретив Кешку, удивленно посмотрела на него. Но виду не подала, ничего не сказала. Лишь спросила:

– Как надолго остался один?

– До родов. Так сама жена решила.

– И дети с нею?

– Хочу привезти их через неделю, – ответил ей.

– А зачем? – удивилась Ленка, но спохватилась. – Хотя, конечно, ты отец. Скучаешь без них.

– Скажи, Лена, если бы я тебе предложил остаться со мной, насовсем, ты бы согласилась?

– Это как понимать? Ты делаешь мне предложение? – Вспыхнули щеки женщины ярким румянцем.

– Ну предположим, да! – решился Кешка проверить любовницу.

– Надо подумать. Так сразу не скажешь!

– Почему? Ведь ты говорила, что любишь меня.

– Все так. Но я люблю тебя одного! И ни с кем делить не собираюсь.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты любишь сразу многих. Не только меня. Это всегда непрочно. Такие отношения теперь считаются устарелыми.

– Ты о ком?

– О твоей семье. Ты еще не расстался с нею. А мне предлагаешь руку. Не сказал, свободным придешь или нет. Ты собираешься разводиться с женой?

– Если решим жить с тобой, то безусловно.

Ленка вздохнула облегченно:

– Тогда и мне решать будет проще.

– Так ты согласна?

– Подожди. Еще скажи, как ты представляешь наше будущее? Где мы будем жить?

– Ну, наверное, у тебя. Не могу же я жену с двумя детьми выгонять из квартиры!

– У тебя уж скоро трое будет, – напомнила Ленка.

– Дочку старшую придется взять к себе. Или сына. Жене одной трудно будет растить троих.

Ленка отодвинулась на край дивана:

– Ко мне? Да еще с ребенком? Я должна растить его? С чего ты взял? Что за глупость? Ты долго это придумывал? Ты хоть соображаешь, кто себе на шею хомут повесит? Или ты считаешь меня ненормальной?

– Эх, Ленка… А я верил, что любишь.

– Ничего себе! Вздумал на меня свои заботы спихнуть, запрячь, как лошадь. Да еще вселишься в мою квартиру! Хорош муженек! Да таких по городу знаешь сколько? Не пересчитать. Это я должна чужих детей растить? С чего бы? Мне что, жизнь осточертела? Ты их наделал, сам и расти. А нет – отдай матери, пусть воспитывает внуков, исправляет твои ошибки. Почему я должна за них отвечать? Явился соколик! Жениться решил, – рассмеялась в лицо зло.

– Я уже женат. С тобой пошутил. И не собираюсь разводиться с женой. Хотел тебя проверить. А ты вся и вывернулась наизнанку. Показала свою любовь. Мне наука впредь. Ладно. Спасибо за урок. Он затянулся немного. Ну да ничего. Все обойдется!

– Тоже мне проверяющий выискался! Иди! И ни шагу ко мне! Никогда! – открыла двери и, пропустив Кешку, защелкнула двери на ключ.

Кешка шел, тупо уставившись в асфальт. Он сам не знал, куда податься, куда деть свою осмеянную, изгаженную душу. Ее заплевала Ленка, та, которую он действительно любил. Ему нелегко было решиться на такую проверку. Он сам едва вынес все услышанное, зато взамен получил определенность.

– Уж лучше такая, зато с легкой душой ушел, – ухватился за покалывающее сердце. Впервые почувствовал боль. Постоял возле чужого дома, хотел идти, но в висках ломило. Он остановил такси, поехал домой. А через полчаса в двери позвонили. Пришел Димка и сказал, что по заявлению Митрошина в прокуратуре заведено уголовное дело по фактам изнасилования, наезда на сына, взрыва во дворе, поджога киоска. По увольнению разбираться нечего, там половину работяг выставили на улицу.

– Что делать будем? Дело поведут самые сильные следователи. Так мне сказали, – говорил Дмитрий и постарался успокоить себя и Кешку: – Ну что теперь докажут, сколько времени прошло!

– Кому дело поручено? – спросил Кешка.

– Помимо прокуратуры, его отдали под контроль «конторы».

– Что? – удивился Иннокентий.

– Так услышал. Наше начальство вроде уже вызывали. Он с самого утра до обеда где–то был. Когда вернулся, закрылся в кабинете на ключ. Я стучал, он не открыл. А секретарша сказала, что занят…

– Значит, отколоться решил. Ну и хрен с ним! Посмотрим, у кого это лучше получится, – ухмыльнулся Кешка.

– Наверное, срываться нам надо! – предложил неуверенно Димка.

– Куда? На Севере нас знают. Тут же засветят при розыске. Там и прикрыть некому. Спрятаться негде.

– Север большой, – не согласился Димка.

– Дурак! Если по своей системе, то без перевода ни шагу! Это через управление или министерство. А нам нужно без обратного адреса. А значит, без погон. Но и это мимо. На Севере туго. Сокращения везде. Зарплату по году не выдают. Люди оттуда мечтают уехать, да не на что. Куда головы суем? – перебил Кешка. – А если в Мурманск или Владивосток?

– Не суетись. Дай подумать. У нас есть время. Поспешный отъезд может насторожить. Давай выждем, – предложил Димка.

– Ну и влипли мы из–за Петьки! Он, падла, в жмуры свалил, а мы расхлебывай.

– Кончай ныть! Сам знаешь, почему кентовались. Не в нем навар. Он так и не раскололся, гад, где кубышка. Все за нос водил. Все вокруг да около. На интересе держал. Уже казалось, вот–вот проболтается. Сколько поили его до усеру? Специально. Но заткнулся. Ровно все монеты разом проглотил.

– Но сам он не мог вынести. Кишка тонка.

– Без тебя знаю. Кто–то помогал. Сам он не справился бы с этим. А значит, кто–то знает. Но кто?

Братья помолчали, обдумывая каждый свое.

– Кажется, я знаю, у кого искать! – сказал Димка и выдохнул: – У Любови Ивановны. Другому Петька не доверил бы. Только ей. Он у нее под каблуком всю жизнь жил. Что она говорила, так и думал. В чужие руки не отдал бы. У себя держать не рисковал. Да и бабе не доверял, сам знаешь. А матери чего не поверить, если она, выкупив квартиру, даже завещание Петьке оставила на нее. Ты слышишь? – толкнул брата.

– Молодец, братан! Думать научился! Взрослым стал. Вот о завещании вспомнил. Неспроста оно. Хотя куда бы она ее дела. Ведь кроме Петьки – никого.

– Ты вспомни! Она никогда, никого не впускала в спальню! Даже когда болела. На карачках выползала в зал, а спальню запирала на ключ. И это при том, что сама никуда уходить не собиралась, – вспомнил Димка.

– Ан и все верно! Зачем, что ей прятать там? Хотя, может, и всегда такою была. Мы не бывали у них до жмуровства Карпова, – думал Кешка.

– Если бы тряслась только за барахло, держала бы на замке шифоньер. А тут всю спальню.

– Но ведь и Петька туда не заходил.

– Это при нас…

– А что, если навестить ее? – предложил Димка. – Зайти можно. И повод найдем. Но как проверить? Вдруг у нее какой–нибудь хмырь ночует? Она не угомонилась. И кстати, где она своих козлов укладывает, если не в спальне?

– У нее в зале диван. Все хахали говорили, что в спальню не впускает никого.

– Как узнать, одна ли она дома? – тихо заговорил Кешка, загоревшись новой идеей.

– Позвонить ей. Поговорить. Набиться в гости. А на месте видно будет, – рассмеялся Димка и продолжил: – Если обломится та «кубышка», нам сам черт не страшен. С нею мы куда угодно смоемся. Везде примут. Хоть за рубеж…

– Дурак! Ту коллекцию знают во всем свете. Засвети – и тут же крышка! На месте возьмут. Все знают, чья она! Слышали, что украдена. Как нас примут? Секешь? – охладил Кешка брата.

– Можем в Ригу махнуть. Там не выдадут.

– К Маркову? Ну, Анатолий Фомич надежный кореш. Тот хоть черта спрячет, – согласился Кешка и вспомнил о семье. Задумался.

– Ты чего?

– Нужна стенка. Если нам придется линять в Ригу, наших надо обеспечить. Твоих и моих. Понял?

Димка только теперь вспомнил о своей семье. Но ненадолго. И, подтолкнув Кешку, спросил:

– Ты со своею прощаться будешь? Или сквозанешь молча?

– Ты о Ленке? Мы расстались с нею.

– По–хреновому? Или тихо? На время?

– Навсегда.

– Это совсем хреново!

– Почему?

– Ленка не сама по себе. У нее в руках игрушек много. Как знать, кто станет следующей?

– Ну и что? – удивился Кешка.

– Она тебя с потрохами заложит. Любому. Все, которые от нее ушли, добром не кончили. Не зря ее зовут роковой.

– И липнут к ней, – заметил Кешка.

– Все любят рисковать. Но знай, от нее без пакости не отвяжешься.

– Кончай стращать. Давай–ка лучше позвоним Поповой. Еще не поздно к ней в гости прийти. Уж пора нам с коллекцией определиться, – взялся

Кешка за телефон.

Любовь Ивановна не сразу взяла трубку. Узнав Быкова, поздоровалась. На вопрос о здоровье сказала, что чувствует себя нормально. Вчера вот расстроилась. Побывала на могиле сына. Все вспоминала, каким хорошим он был. И ночью долго не могла уснуть.

Мы навестим вас, если вы не против. Давно не виделись. А ведь Петр был нашим другом, может, наша помощь нужна? Мы с радостью! Только скажите! – торопился Кешка. Но в ответ услышал:

– Нет, Иннокентий! Мне, право, не до гостей. Я отдыхаю. В другой раз. Когда–нибудь. Если понадобитесь, я позвоню. В Петиной записной книжке есть ваш номер телефона. Спасибо, что помните о нас, – положила трубку.

– Старая сука! – разозлился Димка, узнав о разговоре.

– Нужен повод. Но такой, когда она не сможет отказать нам.

– Но какой?

– Теперь надо подождать немного. Что–либо придумаем. Навязываться самим не стоит. Если «кубышка» у нее, она будет опасаться любого и нас тоже. Меня даже радует, что она отказалась встретиться. Значит, монеты там. И она не хочет рисковать, – говорил Кешка.

– Кобелей не боится, а нас испугалась.

– К ней заходят знакомые. Но они либо не знают о коллекции, либо она их не интересует. Старуха, как видишь, в гостях разборчива, – усмехался Кешка.

– Так что придумаем?

– Не спеши, само придет.

– Успокоил, мать твою. У нас земля под ногами может загореться. И тогда уже не до монет нам будет! – злился Димка.

– Пока следствие раскрутится, у нас есть запас времени. Посмотрим, куда оно повернет. У меня в прокуратуре есть свои люди, Они, в случае чего, предупредят меня! – успокоил брата Иннокентий. И решил для себя, что для него нет более подходящего момента помириться с женой, привезти ее вместе с детьми домой и пожить тихо, не влипая ни в какие скандальные истории. То же самое посоветовал и Димке. Тот, подумав, согласился.

В этот же вечер Кешка уехал в Зеленый Ров. Теща, завидев его, глазам не поверила. Тоська, услышав шум мотора, выглянула в окно, увидела мужа, но не поспешила к нему навстречу. Мысленно она уже простилась с ним.

Кешка пытался примириться со всеми одним духом. Детям целую сумку конфет дал. Разных. Тестю – бутылку петровской водки поставил. Теще – новый халат на плечи накинул, к нему – тапки теплые, новые, махровые. Подошел к Тоське, она отвернулась. И вместо приветствия спросила язвительно:

– Явился, купец? Что тебе от нас нужно?

– Поехали домой, хватит в гостях жить! – не хотел заметить обидное.

– А я дома! Вот у тебя – в служанках жила!

– Тось! Хрен со мной! Подумай о детях! Они наши, твои и мои. Мы с тобой сами разберемся. Они не должны страдать.

– Иди к своей шлюхе!

– У меня кроме тебя и детей – никого! А ты жена мне!

– Надолго ли?

– Навсегда! Собирайся! Дом без вас – сирота! А я в нем, как покойник в могиле! Не могу без вас! Прости меня, дурака. Не повторю глупость. Поверь в последний раз.

Тоська смотрела на мужа, не зная, верить ей или нет. Но тут мать вмешалась:

– Чего душу томишь? Всю ночь ревела. Разве так перед родами годится? Ведь сам приехал, кается. Иль сердца не стало у тебя? Прости его! Уж если он еще раз спаскудится, тогда все! На порог не пущу злодея!

Тоська быстро собрала детей. Впихнула в сумки свои вещи. И уехала домой. В городскую квартиру.

Кешка, как и обещал ей, теперь все время возвращался с работы. Сам приносил все продукты, гулял с детьми во дворе. Редко виделся с друзьями. И жил, как примерный семьянин, избегая острых ситуаций.

Теперь не только соседи, даже начальство на работе удивлялось переменам в Быковых. Они ни с кем не скандалили, не выпивали, не спорили, перестали ходить в гости и к женщинам. И даже выходные проводили в семье.

– Кто–то им подпалил пятки, что вдруг остепенились. Неспроста это! – говорили торговцы на базаре. И только Быковы понимали, что именно теперь им ни в коем случае нельзя сорваться. Ведь дело в прокуратуре не лежало под сукном. По нему шла работа. Пока они, Быковы, оставались вне подозрений…

…Потапов и Соколов три недели были в командировке. Они многого не знали. А тем временем события не стояли на месте. И каждый день приносил свои новости.

Ленка, бывшая любовница Быкова, прождав Иннокентия с неделю, все думала, что вернется он к ней с повинной просить прощения за грубую выходку, не дождавшись, подарила улыбку другому. Тот давно ждал своего часа. И тут же вошел в дом Ленки, горя желанием стать ее фаворитом. Но женщина оказалась коварной и прощебетала голосом раненой иволги: