Текст книги "Расплата за жизнь"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

– Идут, – услышал Потапов тихое. И глянул на собаку, поднявшую голову.

Внезапно собака забеспокоилась, тихо зарычала. Но, повинуясь едва слышной команде, смолкла. И тут перед чекистами, словно из–под земли, вырос громадный пес. Рявкнув, хотел броситься на Артема. Но овчарка опередила. Пока собаки обнюхивались, виляя хвостами, на тропе показались «муллы». Их было трое.

– Пропускай вперед! – подал знак Артем.

Контрабандисты шли гуськом. Вот первый остановился. Вслушался. Тихим свистом позвал пса. Тот, лизнув овчарку, бросился на зов.

Увидев возвращающегося пса, «муллы» спокойно пошли по тропе, не ожидая, не предвидя засады.

Но, поравнявшись с чекистами, пес решил продолжить знакомство с овчаркой и сиганул в сторону от своих. «Муллы», увидев чужую собаку, насторожились. И мигом бросились обратно, но уйти им не привелось. Чекисты дали сигнал пограничному дозору, и те быстро доставили всех троих в Сумгаит.

– Послушай, Сань, а почему ты так часто рискуешь собой? Зачем в догонялки со смертью играешь? Пусть бы на эти задания молодые ходили. Они и по званию ниже, и опыта мало. Им стоило бы поднатореть. Почему свою голову подставляешь? – спрашивал Артем.

– Видишь, даже с опытом и то попадаем впросак. Новичков посылать сюда не только бесполезно, но и опасно. Убьют их «муллы». А терять ребят не хочется. Каждого учу. Выявляю способности. Но одно дело – теория. На практике все не предусмотришь… Сам знаешь, в нашей работе ошибки стоят дорого…

– А они считают, что ты им не доверяешь.

– Нет, Артем. Если б так, не работал бы с ними. Тебе это лучше других известно. Да только и в бой необстрелянных не берут. А здесь не просто бой. Настоящая война с контрабандой, где никто не знает заранее, каким будет финал. А у ребят – невесты. Ни жен, ни детей. Пусть повзрослеют, поменьше будет доверчивости, наивности – верных спутников ошибок…

– А знаешь, как я чекистом стал? Да именно потому, что меня девушка оставила. Я ее еще со школы любил. Когда в армию пошел, ждать обещала. Да только их обещаньям лишь дураки верят. Таким и я был тогда. На четвертом месяце службы получил письмо, что вышла замуж моя Армик за какого–то мужика, он ей в отцы годился. Зато богатый. Я в погранотряде служил. Ну и решил не спешить домой. Поступил в академию Дзержинского. А когда закончил, приехал домой на каникулы. Уже перед распределением. В офицерской форме. И вот тут встретил ее. Уже с ребенком. Ох и ревела, увидев меня. Рассказала, что замуж заставили выйти родители. Мол, зачем тебе мальчишку из армии ждать? Какой из него муж получится. Он и себя не прокормит. Нет в нем серьезности, деловой хватки. О нас в старости не станет заботиться. Только и умеет песни под окном горланить. Но ими сыт не будешь. Вот и послушалась родителей. Но… Вскоре пожалела. Муж редким скупердяем оказался. Год промучилась, чуть ноги таскала. И ушла к своим с грудным сыном. Но старший брат Армик не выдержал. Отловил старого борова. Прижал где–то. И пригрозил, если тот не будет помогать сыну – на ленты распустит. Тот пообещал. А сам заявил на брата в милицию. Тот и там рассказал всю правду. Но старый черт заплатил. И брата в милиции избили. Велели уехать из села. Вот тогда взялся за дело отец Армик – бывший фронтовик. В Москву слетал с жалобой. Оттуда человек приехал разобраться. Так–то и отсудили дом у борова. Но… Счастья нет. Одна осталась. Думала: я ей руку предложу. Ну да не дождалась. Чекиста не два года, всю жизнь надо ждать. А она не умеет. У нас без надежности в семье – жизни нет. Вот я и женился на подруге Армик – Каринэ. Отплатил бывшей любви за предательство. Пригласил ее на свадьбу. А теперь в редких случаях ее имя вспоминаю. Хотя именно из–за нее чекистом стал. Но бабам не верю. Особо красивым. В них яда много. Это знаешь, как у нас говорят, чем красивее лицо, тем уродливее душа.

– Ну не скажи! Не все одинаковы! – не согласился Александр.

– Кто чаю желает, кофе?! – заглянула в купе проводница. И приметив, что Александр кивнул, вошла. – Чай или кофе будете?

– Кофе!

– Стакана хватит?

– Конечно, – выложил деньги.

– А ваши попутчики где?

– Кто ж их знает! Может, курят в тамбуре.

– Скучно вам? Всплошную мужская компания подобралась. Скоро Ростов. Может, подселить к вам какую–нибудь деваху. Ваш верхний сосед в Ростове выходит. Все веселее будет.

– Нет, не надо! – наотрез отказался Потапов. И проводница обронила уходя:

– Счастливая ваша жена…

– Счастливая? Вряд ли! – подумалось Сашке. И вспомнилась Люся…

В первый год их совместной жизни улыбка не сходила с ее лица. Она была счастлива. Они любили друг друга безотчетно и светло. Они верили друг другу и жили на одном дыхании. Но не мог он рассказывать жене о своей работе. Щадил ее покой и нервы. А она чувствовала, что Сашка не хочет делиться, не доверяет или скрывает что–то. Вот тогда и прорезали высокий лоб жены первые робкие складки, горестные, как безотчетный страх по ночам. Она гнала его, а он душил… А тут некстати заметила порез на руке мужа. Спросила – отмахнулся. Ответил, что не помнит, а значит, случайно где–то задел. Она, как врач, сразу определила: порез от ножа. И здесь, выше локтя, случайным не мог быть.

Сашка даже рассердился на повторный вопрос жены. Ну не мог он ей сказать, что достал его ножом контрабандист при задержании. А на следующий день родственники «муллов» подкараулили Александра, возвращавшегося с работы. Едва отбился от них. Силы были слишком неравными. Их – семеро.

Когда Потапов вернулся домой, Люся сразу почувствовала неладное. А потом приметила на плече громадный синяк.

– Поскользнулся и упал. Ты не обращай внимания. Мне с детства не везло. Весь в синяках и шишках ходил. Добро бы дрался. Так нет! Учился по деревьям и заборам лазить, да чтобы быстрее всех других. Вот и платился ободранными коленями и задницей. Они у меня до конца школы не зажили, – попытался перевести разговор на другую тему.

– С какого забора в этот раз слетел? Чувствуется, булыжник был тяжелый.

Потапов даже вздрогнул. Жена попала, что называется, в самое «яблочко». Ему и впрямь досталось по плечу булыжником. Не сумел увернуться, поздно приметил. А жена, поняв, что правду не узнает, вздохнула тяжко. В эту ночь она ворочалась в постели до утра.

А еще через год заметил Сашка первую седину в волосах жены.

– Папа! Мама всю ночь тебя у окна ждала. Плакала, – проговорилась дочка.

– Аленка, милая, я на дежурстве был. На работе.

– Я знаю. Но мамка боится за тебя. И я – тоже… Потапов понимал: до Люси доходят слухи о задержаниях контрабандистов. Ведь иным из них приходилось обращаться к врачам. Те и поделились с женой.

Но как изменить ситуацию? Если совсем недавно «муллы» проносили в Сумгаит только наркотики, теперь потащили и оружие. Кому, для чего? Разгадка появилась вскоре. Случившиеся беспорядки готовились давно и тщательно.

– Хватит Сумгаита! Уезжаю навсегда! Вон из памяти и сердца! Заживу на новом месте с семьей. Все заново начнем. Не будет экстремалов! Буду вовремя приходить с работы. По выходным на природу станем выезжать. Вечером футбол посмотрю по телевизору. Может, сумеем дачку построить свою, пусть маленькую. Зато детям в радость. К земле привыкнут. Люся цветы посадит. Она очень любит их. Кстати, надо купить цветы ей. Когда я их дарил ей в последний раз? Уже и забыл. Все праздники в Сумгаите проходили напряженно. Только сядешь к столу на Новый год, тут же дежурная машина под окном воет. Снова ЧП. Срочно надо ехать на работу. А в дни рожденья звонил телефон, как сумасшедший! Скорее в кабинет! Опять беда! Выручи! Помоги! Поспеши!

Кто смотрел, что время перевалило за полночь? Никто не считался с покоем и отдыхом Потапова. У чекиста нет личного времени и права на покой, покуда жив и работает.

Начальство недолюбливало Сашку за резкий, прямолинейный характер, за неумение смолчать, за то, что всегда и во всем пер буром, напролом, не считаясь с опасностью. Не умел он лавировать. А уж если взялся за дело, не пытайся вставить ему палки в колеса – помешавший платился первым.

Потапов не терпел подхалимов и осторожных. Если видел недостатки, говорил о них в глаза. Именно за это начальство старалось избегать общения с Сашкой, но, словно по иронии судьбы, чаще всех поручало ему самые сложные задания, зная заранее – этот справится лучше других. И справлялся. Молча. Не ожидая похвал и наград, не требуя для себя ничего. Хотя многие работали иначе.

Он уезжал из Сумгаита с маленьким рыжим чемоданом, похожим на усталую собачонку, привязанную к хозяину невидимой нитью духовной близости. Потапов был бессребреником. И в чемодане никогда не хранилось ничего ценного. Белье и полотенце, запасная рубашка да электробритва с расческой. Вот и все. Скудно и просто. В карманах – не более чем на дорожные расходы. Невелики запросы у человека. Так жил не сетуя, считая себя счастливым в том, что имел семью, жену, которую всегда любил. Детей, какими дорожил больше жизни.

…Вот и теперь едет на новое место. Как там сложится? Какую работу поручат? Без дела не останется. И все ж… Заново начинать придется…

– Скучаешь, служивый? – вернулся в купе старик, откашливаясь. – А я с мужиками поспорил. В тамбуре! Они кричат, мол, на хрена нам, русакам, помогать Кавказу? Пусть они сами сумеют выжить. Свободными от всего! От русских продуктов, света и тепла! Во, гады! А я им в ответ, что на Кавказе покуда еще имеются русские люди! Так что, им с голоду подыхать? А они в ответ: пускай в Россию уезжают. Всех примем! Но как уедут? На какие шиши? Ведь нынешней пенсии на отъезд не хватит! Да и квартиры нынче продать мудрено. Отдашь за гроши. Но что на них купишь в России? Вот и мучаются люди, как на чужбине. Никому не нужными стали. И свои же, россияне, понять не хотят, что, махнув рукой на Кавказ, они прежде всего от нас отреклись. А мы и так нахлебались, досыта. Всякого.

– Что делать, отец? Всем теперь придется привыкать к самостоятельности. Хотим мы того или нет. Никто нас не спросит.

– А жаль. Как жили счастливо! Как в сказке. И все оборвалось! – покачал головой дед.

– Как в дурном сне жил. Ведь четверых сыновей потерял при той жизни, о какой жалеешь! – напомнил с верхней полки старику сосед Леха.

– А что, нынче не гибнут? Еще больше. И в России. Нынче везде, куда ни ткни, того и гляди война грянет! Страшно жить. Бандитов развелось больше чем собак. Лютеет народ. Не от добра все…

– Поневоле озлобишься, когда вокруг одно воронье и ни единого голубя, – выдохнул Леха, и взяв за ручку чемодан, сдернул его с полки. – К сеструхе завалюсь. Может, хоть она от меня не откажется, не назовет дурнем, даст душе успокоиться. Единственная она у меня осталась на всем свете. Она и позвала к себе. Другие отказали во всем. Даже мать… Предпочла мне отчима. Мол, он хоть кормиться поможет. А я лишь нахлебник. Так–то вот, Сашок! Нынче державе не нужны солдаты–калеки. Выплюнула она нас! Пусть хоть тебя минует эта доля! – толкнул дверь купе то ли лбом, то ли кулаком. И не прощаясь, не оглядываясь, пошел к выходу.

– Пусть бы калеками мои дети вернулись в дом. Только бы живыми! Но почему же так не повезло нам с Ламарой? – сдавил старик хрустнувшие кулаки.

– К вам можно? – появилась в раздвинутом дверном проеме молодая женщина. Ярко подкрашенная, одета дерзко, вызывающе, она смело осмотрела попутчиков и спросила: – Какая полка свободна?

– Вон та! Верхняя! Но как на нее полезешь – в эдакой срамной одежке? У тебя что заместо юбки? Огрызок какой–то! Вся задница на дворе гуляет сама по себе! И как средь людей в таком появляться? – заскрипел старик.

Но его сын предложил соседке свои услуги, опустил лестницу, чтоб женщине было легче взобраться.

Дед, видя, как сын заюлил перед бабой, пригрозил ему:

– Ты полегше! Хвост перед ней не распускай. Не то расскажу твоей, как сопли развесил перед срамницей, она тебя враз ощиплет, как петуха. Станешь похожим на того, какого из котелка ошпаренным вынули. Все каталки об тебя, кобеля, обломает. Уж я ей не смолчу. Враз доложу про козла срамного! – ворчал досадливо, возмущаясь сыном. Тот смущенно краснел, виновато косился на женщину, словно извинялся перед нею за несдержанность отца.

Женщина не обращала внимания на слова деда, видимо, не раз слышала подобное в свой адрес.

Распихав сумки в верхнем багажнике, села к окну и, попросив у проводницы чаю, пила его неторопливо.

– Вы в Москву едете? В Ростове живете? – засыпал ее вопросами сын старика.

– Я военврач. Живу там, где нужна! Где меня ждут, – ответила сухо.

– Ну да, врач! Если она врач, я – сенатор! Или как его – президент! Да кто ж такую к больным пустит? Они ж там враз помрут от удивления и стыда за баб! – язвил дед.

– Врачи в больнице в халатах работают, из–под них ничего не видно! – вступился сын за попутчицу.

– Нас не по одежке, по результатам ценят. Чем больше выжило, тем лучше врач! – ответила деду.

– Вы по какой специализации работаете? – поинтересовался Сашка.

– Хирург! А точнее – хирург–травматолог!

– Трудная у вас работа. И где же довелось практиковать?

– В Карабахе! А до этого – в Тбилиси, в Молдавии! Короче, там, где людей опалила война. Туда нас посылают. Была в Армении. Спасали выживших после землетрясения. Хотели в Сумгаит отправить. Но там без нашей бригады управились. Теперь уж и не знаю, куда забросят.

– И давно в военврачах? – полюбопытствовал Потапов.

– Уже десять лет.

– В Афганистане были?

– Пришлось! – потемнели глаза. Женщина сжалась в комок, замкнулась.

– Родные у вас есть?

– Конечно. Как у всех нормальных людей. Дочка в третий класс пойдет. Муж тоже врач. Вместе работаем. Мать с отцом. И даже свекровь имеется. Я к ней в отпуск ездила. В Ростов. Месяц с нею жила. Хорошая она женщина. Умная. И руки золотые. Все умеет. И шить, и вязать, и готовить. А главное – характер у нее добрый. Все понимает. Никого не судит. Плохого слова никому не скажет. Редкий человек! Нашила всяких платьев, костюмов. Едва глянула на наши фотографии, сказала: «Видно, устала ты от военной формы? Столько лет не снимая! Переоденься! Стань снова женщиной! Отдохни от памяти, от работы. Почувствуй себя снова девчонкой! Перестань хоть на время отпуска жить солдатом. Не сокращай себе жизнь. Я хочу чтоб ты жила долго и родила бы еще не меньше троих внуков!»

– Мудрая женщина! Вам и впрямь повезло. Как верно и тонко подметила. С такими матерями светло и легко живется! – сказал Потапов.

Старик сидел на полке в углу, молчал.

– А я как раз из Сумгаита возвращаюсь. Теперь там тихо. Навели порядок. Но случившееся не забыть…

– Вы тоже врач?

– Нет. К медицине никакого отношения не имею. Но жена – врач. Гинеколог.

– Вы долго в Сумгаите жили?

– Восемь лет… Теперь в Россию направили. На родину вернули. Даже не верится в это счастье! – признался Сашка.

– Ох, как я мечтаю о том! Мне после Афгана обещали место в госпитале. В Ленинграде. И мужу Но сорвалось. Снова послали в «горячую точку». А все потому, что немногие умеют работать в военно–полевых условиях, под бомбежкой. Требуют клиники, аппаратуру, лаборатории. А где их взять на войне?

– Рисковать не хотят собою. Боятся. Вот и ищут причины! Под обстрел не каждый голову сунет. Измельчали люди! – согласился Потапов.

– Скажите, Ирина, а не довелось ли вам случайно, встретиться в Афгане с кем–нибудь из моих братьев? Четверо там погибли. На всех похоронки пришли, – назвал фамилию и имена сын старика.

– Знаете, Василий, каждый врач помнит человека не по имени и фамилии, а по болезни, по ранению. У нас своя, профессиональная, память. Но вы говорите к тому же о погибших. Я к ним не имела отношения.

– Может, спасать привелось? – подал голос дед.

– Да разве в том состоянии, когда ко мне на стол попадали, помнили имена? Да и мне не до того было. Помогать надо срочно. Формальности не для военных условий.

– А многие умерли у вас на столе?

– Конечно, случалось. Но в том не моя вина. Ранения были слишком серьезными. Но даже при самом тяжелом пытались спасти человеку жизнь.

– Скажи, а правду говорят, что иногда ошибались? И на живого присылали похоронку? – спросил старик.

– Это не мой вопрос! Я похоронки не отправляла никому. Я делала все, чтобы их было меньше.

– К соседям нашим, в Батуми, пришла похоронка на сына. Они его оплакали, девять и сорок дней отметили. Потом и годовины. А он через три года вернулся. Живой! В плену был. Мать, как увидела его на пороге, поначалу обомлела. Испугалась до смерти, что покойник на своих ногах в дом воротился. Заблажила на весь дом, на всю улицу. А сын ее стоит, ничего не понимая, с чего это мать заходится? Хорошо, отец вскоре пришел. Увел в дом. Быстрей всех опомнился. А сын его потом много чего рассказал про Афган. Вот я и думаю, может, и мои вот так же в плену маются? И воротиться нет возможности. Не отпускают их бандюги…

– Всякое может быть. Но только и в плену не держат бесконечно…

– А вы в Афгане были? – обратилась Ирина к Потапову.

– Нет.

– Вам повезло. Судьба пощадила. Я там не один год жизни оставила, до конца не забуду этого кошмара.

– Я был неподалеку. На южной границе. И тоже, поверьте, незабываемо. Хватило лиха всем.

– Знаете, когда мы уезжали из Афгана, многие ребята плакали от счастья. И я ревела от радости, что все кончилось, не будут приносить мне на стол изувеченных мальчишек! Все женщины, девушки, кому пришлось побывать на той войне, потеряли способность беременеть, все женские функции полностью атрофировались из–за нервных стрессов. Вот вам и последствия войны. Они еще не раз ударят по каждому. За десятки лет не изгладятся.

– В Сумгаите не легче было. За несколько дней, как за годы войны… Скольким я помог, и жена… Но кроме ненависти ничего не увидели, – впервые признался Сашка.

– Они к нам свою ребятню присылали днем. Будто бы за хлебом, либо другой жратвы поклянчить. Мы давали. Жалко детвору. А они за то время успевали мин навтыкать. И уходили… А у нас вскоре, как при бомбежке, начинали палатки взрываться, машины, кухня. Так наши ребята этих пацанов отлавливать стали в горах. Поймают – в мешок его. И в наш лагерь. Потом их на наших пленных обменивали. Но у меня был средь них дружок. Сулейманом звали. Я его отца оперировала. Так этот мальчонка часто нас выручал. Предупреждал, когда «духи» на нас напасть решили. Откуда появятся и сколько человек. Несколько складов оружия указал. Их подчистую смели наши ребята. Взорвали. Но недолго мы дружили. Вскоре по дороге к нам подорвался Сулейман на душманской мине. Своею смертью чью–то жизнь спас. Из наших, – умолкла Ирина. И, достав пачку сигарет, пошла в тамбур перекурить.

– Чья–то мать, жена, а и ее не обошло. Ишь, курит. Знать, душа болит, – пожалел старик женщину.

Сашка попытался уснуть, закрыл глаза. И снова, как наяву, встал перед глазами тот мальчишка…

…Стояла осень, дождливая, промозглая, серая, какая всегда случалась в горах к концу октября. Ветер голодным шакалом выл, обшаривая ущелья. Холод пронизывал насквозь.

Сашка с Артемом возвращались с погранзаставы, где простились с демобилизованными, познакомились с новичками.

– Маловато в этот раз пойдет по нашим стопам. Всего трое. В прошлый раз пятеро ребят пошли в училище. Выходит, не пришлось им по душе служить на погранке. А ведь это будущие таможни. Маловато кадров. Может, ребята трусоватые? – повернулся к Артему и увидел, что тот настороженно разглядывает тропу, вьющуюся высоко в горах. – Ты что там увидел? Да кто в такую погоду нос высунет? Пошли. Дома заждались. Темнеет. Завтра воскресенье. Может, выспаться дадут?

– Смотри! – указал туда, где ручей уходил в ущелье. Потапов увидел осла, груженного чем–то громоздким. Около него двое людей стояли. Пытались увести скотину от воды, но тот уперся, раскорячась на всё четыре. Артем глянул на Сашку.

– Хворостом навьючили. Вообще, тут многие отапливаются хворостом! – сказал задумчиво.

– Пошли живее! Глянем, что за топливо везут? Зачем так далеко забрались? Ведь внизу этого хвороста задницей не истолочь! А значит, топливо лишь ширма. Шустрей! – заторопился к тем двоим.

– Сашка! Давай тише! Ведь эти хмыри смоются, а осла бросят. Ну приведем мы его в Сумгаит. И что дальше? Нас самих ослами назовут. Смеяться станут, что жидкий магарыч сняли с «муллов». Не при медведем! Они с ослом далеко не уйдут.

Но Потапов не слушал. Сердцем почуял неладное. Когда до осла оставалось не больше полусотни шагов, чекистов приметили костлявый, высокий старик и мальчонка лет десяти. Последний сжался в комок. От страха не мог двинуться с места. Кажется, дышать разучился. Смотрел на бегущих к ним людей громадными глазами и громко икал то ли от страха, то ли от холода.

– Беги, Карен! Беги! Спасайся! – крикнул старик, сдернув пацана за шиворот. Но у того ноги отказали. Старик вырвал из–за пояса нож:

– Прочь, шакалы! Прочь от нас! Ничего нет! Мы – бедные люди!

– Тихо, дед! Не кричи! А ну покажи, чем осла загрузил?

– Не видишь! Хворост домой везем!

Потапов разрезал бечевку, связывавшую хворост. Он рассыпался под ноги ослу. Но в хворосте приметил сверкнувшие стволы. Понял.

– Ого, папашка! Да ты и впрямь не зря сюда приехал! Это с какого дерева их снял? – глянул Потапов в сторону старика и увидел, как тот занес нож в спину Артема. Потапов в один прыжок сбил деда с ног, свалил на землю. Завернув руку, вырвал нож. Придавив старика к земле, связал ему руки бечевкой и сорвал с земли. – Сволочь! – взял за грудки.

– Погодите! Найдется и на ваши головы управа! – Сашка хотел подтолкнуть старика вперед, на тропу, но в это время на его руке повис мальчонка:

– Дядь! Не убивай деда! Мы все вам отдадим! Хотите, убейте меня! Его не трожьте! И так уж всех нас поизвели. Чего еще надо? От вас даже под землей не спрятаться! Совсем озверели. Вчера ваши последнюю корову забрали. Одного осла оставили! Как жить станем? – плакат мальчишка.

– Какую корову? Вот эту? – указал Сашка на карабины.

– А это для встречи с вами приготовили, чтоб больше ничего не отнимали. У деда еще с войны два золотых зуба было. Так их выбили, забрали ваши, сказали, что деду уже не понадобятся. Зато вашим нужны!

– Каким это нашим?

– Бандитам! Кто ж они еще?

– А мы при чем?

– А разве добрые люди по горам ходят? Зачем на нас накинулись?

– Молчи, Карен! Молчи! Пока жив, молчи! Нет ее, этой правды, нынче! Заблудилась она в горах. А может, ее тоже, как нас, поймали и убили, – тихо сказал старик.

– Смотри на него! Он уже мертвый. Со страху что ли? Кончай, дед, лапшу на уши вешать! Топай вперед. Там, внизу разберемся, кто есть кто! – потребовал Потапов и пошел следом за стариком, карауля каждое его движение.

Дед шел скользя и спотыкаясь. Мальчишка, как мог, поддерживал его. Артем вел осла, сгрузив ему на спину и хворост, и стволы.

– Зачем в город ведете? Стреляйте тут, чтоб родню не пугать. Баб пощадите. И так они от вас натерпелись. Пусть хоть этого не видят. Иль вы не люди? Сколько можно мучить нас? – просил старик.

– Где оружие взял, бедняк? У кого купил? – спросил Потапов.

– Про то одному Богу скажу. Он все знает.

– Богом убийства запрещены! Не прикидывайся праведником!

– В Писании сказано: защити себя, свою семью и дом свой! Так что нет на мне греха.

– А его за что хотел убить? Он у тебя ничего не отнимал! – указал на Артема.

– Он такой же бандит, как те, для кого припас винтовки. Ох уж и встретил бы!

– С чего это ты нас бандитами считаешь?

– Потому что всех добрых убили.

– Это кого же?

– Соседа моего! Сергея Тихомирова. Этот не дал бы нас в обиду, – хлюпнул носом старик.

У Потапова мурашки по коже пошли. Сергей Тихомиров был чекистом. Его хорошо знал Сашка, Год назад Сергея убили прямо в доме. Кто и за что – следствие зашло в тупик. Свидетелей трагедии не оказалось. Соседи молчали, не желая за показания разделить участь чекиста.

– А ты знаешь, кто его убил?

– Не видел. Но таких теперь полно! Хотя бы и вы! – выдохнул дед.

– Мы его друзья! – выпалил Потапов.

– Ну да! Друзья! Что–то я вас у него не видел ни разу.

Мы работали вместе! Сберечь вот не сумели. Когда хоронили, поклялись найти убийц и наказать их. Но поймать никак не удается.

– Что делать? Мне тоже вот не повезло. Хотел отплатить бандюгам за свое, да сорвалось. Может, того, кто Серегу погубил, заодно пристрелил бы. Они нынче уже и не скрываются. Чего их искать? На каждом шагу встретить можно!

– Нам не предполагаемый, нам конкретный убийца нужен. С доказательствами, – говорил Сашка.

– Вы ловите! А они убивают. Им не надо доказательств. Пуля в лоб – и весь сказ! Долго не ищут никого. По горам не скачут. Прямо в доме. Вот и ответь: кто из вас сильнее?

– Если все вот так станут отмалчиваться и бояться гадов, конечно, они возьмут верх. Но над такими, как ты! Сергея они не убили. На его место трое новых пришли. Не испугались.

– Дядь! Я видел, кто убил нашего соседа. Только это не один. Их было трое, – подал голос мальчишка и тут же осекся, услышав дедово:

– Молчи, Карен. Ни слова больше!..

Мальчишка словами подавился. Смотрел на

Сашку, боясь открыть рот.

– Ладно! Сами найдем! Только если это правда, что бандиты вас допекли и из–за них пришлось оружие доставать, не стали бы скрывать их имена. Выходит, вы с ними заодно! Может, и Серегу Тихомирова помогали убить…

– Дядь! Зачем такое сказал? Бандиты и моего отца убили! Неужели я после этого им стану помогать? Вы хоть один день жили без отца? – глянул в глаза Потапова, и тому стало холодно и неловко. В глазах мальчугана стыло совсем недетское горе. В них отразилось отнятое детство, горечь утраты, страдания и муки о том, что не мог он – пацан – отомстить за гибель отца.

Их взгляды встретились ненадолго. Взгляд взрослого человека и взгляд парнишки.

– Вы верите мне? – спросили глаза Карена.

– Хочу поверить…

– Я сделаю все, чтобы поверил. Я найду вас сам…

– Я буду ждать, – потеплел взгляд Потапова…

В Сумгаите, куда все четверо пришли уже затемно, Александр убедился, что ни старый Ашот Казарян, ни Карен не соврали. Их действительно терроризировали бандиты, сбившиеся в немногочисленные группы и промышлявшие грабежом местных жителей.

В этих группах были уволенные с химкомбинатов пьяницы и лентяи, которые считали, что смогут получать в городе дурные деньги только за то, что являются коренными жителями. Были среди них и те, кому не нашлось места ни в селе, ни в городе. Возвращаться таким было некуда. Вот и промышляли на жизнь разбоем.

В семье Ашота Казаряна было трое сыновей. Когда убили последнего, а милиция так и не смогла найти и наказать убийц, решил сам обзавестись оружием и защищать невесток и внуков.

Оружие ему подарили в Ахал–калаке родственники, узнавшие, что случилось у Ашота и для чего понадобились карабины. Обещали и сами в скором времени навестить семью, помочь деньгами и продуктами.

Когда Потапов возвращал оружие Ашоту, тот своим ушам не поверил:

– Зарегистрируй их. Иначе неприятности будут. И прежде чем стрелять из него, сто раз подумай. Каждое зло бывает наказано. Убьешь ты, кто–то посягнет на твою жизнь, невесток или внуков. Есть другой способ избавиться от бандитов. Его обдумай, пока не поздно. И поверь, мы редко опаздываем…

Ашот ничего не ответил. Молча ушел вместе с Кареном. А через пару часов мальчишка нашел Потапова. И торопливо назвал имена бандитов, убивших Тихомирова.

– Они и моего отца убили. Они прячутся в доме. Я знаю в каком. Хотите, покажу? Но их много. Вы, один, всех не одолеете. Семь или восемь бандитов. А во дворе того дома – две собаки! Здоровущие, больше нашего осла. Чуть кто к забору – брешут так, что в конце улицы люди просыпаются. И все боятся этого дома. Обходят его подальше. Там и люди – хуже собак. Вы постерегитесь! Не ходите один. А то убьют. Папка сильнее был, и то одолели. У нас ничего не было, а у них – наганы…

Когда пробило три часа ночи, чекисты незаметно подошли к дому, указанному Кареном, взяли в кольцо.

Две громадные кавказские овчарки и впрямь подняли брех. Но усыпляющие пули заставили их вскоре умолкнуть.

Мужик в подштанниках, лохматый и сонный, выглянул из двери посмотреть, что случилось. И тут же его взяли чекисты. Да так, что и опомниться не успел.

Пока двое тащили его в машину, остальные вошли в дом. Здесь недавно закончилась крепкая попойка.

На неприбранном столе вповалку лежат пустые бутылки. Запах домашнего вина и чачи – домашней водки – перемешался с запахами овечьего сыра, лука и рыбы. В тарелках с остатками еды – кучи окурков.

Нет, не на чердаке – в соседней комнате спали вповалку на полу восемь мужиков, понадеявшихся на собак. Когда скрутили двоих, остальные проснулись. Вмиг протрезвели. Схватились за оружие. Но куда там! Рукопашная схватка была жаркой. Потапову пришлось взять на себя главаря банды – кряжистого, крепкого мужика, увертливого и упрямого. Он попер на Сашку с ножом, Но получил подсечку. Упал. И едва Потапов бросился к нему, чтобы завернуть руку, тот уже вскочил на ноги и снова с ножом. Удар в челюсть был оглушающим. Сашка владел этим приемом в совершенстве. Но главарь лишь слегка пошатнулся. Глаза загорелись бешенством. Он сделал ложный выпад и скользнул вбок. Но лишь куртку пропорол ножом. От досады зубами заскрипел.

– Ну! Сдохни, лягавый! – метнул нож. Тот со свистом пролетел над головой. Потапов пригнулся. Сшиб с ног главаря ударом головы и вдавил в пол.

– Получи сдачу! – коротко ударил ребром ладони по сонной артерии. Мужик дернулся. Затих. Его, уже беспомощного, уволокли чекисты в машину.

Когда все бандиты были закрыты в машине, Сашка решил проверить чердак дома. Там он увидел перепуганную насмерть старуху.

Вместе с нею плакала девушка. Она готова была целовать сапоги чекистов, избавивших их семью и дом от своры бандитов.

– Нет, не убили никого! Но из–за них ушел из дома младший брат. В деревню, к родне. Переждать решил. А к вам не обратился потому, что боялся и не верил, – сказала девушка. И принялась убирать дом.

Главарь банды по кличке Муха даже скрывать не стал, что собственноручно убил Тихомирова.

– Случись встретиться, и сегодня его размазал бы! Он, падла, достал нас! Не хотел дышать тихо, как ему велели. Пришлось заставить. И тебя, если поймаю, живым не оставлю! – крутнул круглой и лысой, как пудовая гиря, головой.

Руки коротки! От нас не сбежишь. И за убийство чекиста сполна получишь! – усмехнулся Потапов.

– Послушай! Ты еще не успеешь порадоваться, что нас накрыл, как ни одного тут не увидишь. Это наша земля!

Потапов тут же позаботился, чтобы всю банду под усиленным конвоем увезли из Сумгаита в Баку, в тюрьму, откуда никому не удавалось сбежать.

На следующий день ему сообщили, что вся банда доставлена в тюрьму, где содержались особо опасные преступники.