Текст книги "Расплата за жизнь"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

– Среди рэкетиров Быковых не оказалось. А значит, не всех поймали, или братья видели и подкинули, зная, что их разыскивают. Но связка между ними есть!

– Главарь банды известный уголовник, на счету его много убийств. Он их не скрывает. О Быковых не знает. Фото всех рэкетиров, пойманных в Брянске, мне обещали передать сегодня. И уж кого–кого, а Быковых есть кому узнать…

…Но на фотографии чекисты не увидели Быковых. Трое рэкетиров, убившие шоферов, признали, что машину они через два дня продали в Белоруссии. Весь груз через оптовиков сбыли по низкой цене. А самих водителей закопали наспех, потому что убили их засветло. Не хотели быть замеченными другими водителями и пассажирами с магистрали, поэтому торопились.

Одежду водителей сожгли. А документы оставили у себя. Они никогда не бывают лишними.

– Нет, на трупах не осталось ничего. Мы их догола раздели! – заявил главарь банды.

Знают ли они Быковых? Каждому рэкетиру предъявляли фотографии братьев. Но никто их не опознал.

Милиция Орла, узнав о предстоящей эксгумации, занервничала.

– На каких основаниях вы собираетесь осквернять тела покойных? – негодовал генерал. Но, узнав причину, умолк пристыженно, оглушенный признанием рэкетиров.

– Вот это да! А я–то думал, что с Быковыми навсегда покончено. Как теперь объясню эти похороны? Вот черт! Никак не отделаться от этих братцев! – и тут же позвонил прокурору.

– Я уже в курсе дела. Что ж, продолжим поиски негодяев! Хорошо, что они не наши с тобой мундиры в могилу бросили, пока на рыбалке были. Не то вернулись бы домой, а там уже за помин душ наших, – отшутился невесело.

Узнав о том, что Быковых будут выкапывать и эксгумирование назначено на следующий день, Савва не знал, радоваться ему или огорчаться. Поводы имелись и к тому, и к другому.

Конечно, его удручало то, что впервые за все годы он, поверив матери Быковых, дал заключение, что трупы, предоставленные на экспертизу, несомненно братьев Быковых. Не мог же он добавить, что мать не помнила характерных отличий своих сыновей и целовала ноги покойников. Последний аргумент мог убедить патологоанатомов, но не следственные органы. А значит, появится первый брак в работе. Но Савва очень дорожил своей безукоризненной репутацией. Потому переживал.

Радоваться тоже был повод. Ленка поспешила со своей холодностью. И если братья Быковы живы, то Савва их из виду не выпустил бы. Но… Теперь пусть она его просит о том. Савва еще подумает, как отомстить ей за холодность.

Он позвонил женщине сам. Сказал, что произошло. И опознание трупов родственниками убитых будет проведено в его морге, где обязательно присутствие матери Быковых.

– И что ты намерен сделать? – поинтересовалась Ленка.

– Теперь мне безразлично. Проведу опознание, как положено, и конец на том. Меня более никто не интересует.

– Даже я? – удивилась Ленка.

– Вы меня принимаете за шута. Я для такой роли староват. Все прочее – недоступно. Так что ждите! К вам в любой момент может прийти прежний друг..

– Нет, Савва! Я не хочу его видеть. Приходи! Нам есть о чем поговорить! – спохватилась Ленка.

Вадим Соколов в этот день пошел к Валентине Поповой. Она обещала к сегодняшнему дню обязательно разыскать записную книжку мужа.

Потапов решил сегодня непременно встретиться с Егором. Бывший фартовый, даже отходя от дел, всегда в курсе всех событий. Быть может, он знает или намекнет, где надо искать Быковых. И слышал ли что о коллекции Карпова? Мимо ушей Егора такой слух не проскочит.

… Никто из работников милиции не пришел на эксгумацию. Когда гробы были доставлены в морг, следователь прокуратуры впустил поначалу родственников водителей.

– Отличительные особенности? – всхлипывали жены. И сообразив, что хочет от них следствие, заговорили разом: – Мой перенес операцию на аппендицит. У него шов долго не заживал. Сколько лет прошло? Год назад…

– А моего еще два года назад тому тятька бил, и в плече кость была с трещиной. Рентген показал. Снаружи, под пупком, большая черная родинка.

– А у моего нет большого ногтя на правой ноге. Отдавил, он и слез, – добавила первая.

Когда раздели покойных, все приметы совпали, и тогда впустили Быкову.

– Это не ваши сыновья погибли, – начал следователь.

– Что? Не мои? За взятку продали моих ребят! Даже мертвых! – заорала вне себя.

Жены и родственники водителей онемели от удивления:

– Чего это она? Ей бы радоваться, что ее дети живы, про взятку лопочет! Кто же за такое даст? Нам бы ее счастье! Вот дура!

– Мои это дети, мои!

– Господи, если бы это было правдой и встали наши мужики из гроба, я бы ей ноги обцеловала, – шамкала старая мать одного из водителей.

– Я от своего ни от живого, ни от мертвого не отрекусь! Коль твой сын, скажи, откуда у него этот шрам на ноге? – спросила Быкову жена водителя.

– Собака, наверное, укусила…

– Врешь, косой порезался да сенокосе.

– Когда нам можно своих забрать? – спросили следователя родственники водителей, забыв о Быковой. Та начала истошно орать, угрожать, что обратится к генеральному прокурору. Но ее никто не слушал и не воспринимал всерьез.

Когда покойных унесли из морга, Савва сказал следователю:

– Сколько лет работаю в морге, всякое видел. Но чтобы мать не обрадовалась тому, что дети живы, с этим столкнулся впервой.

– Ей, видимо, так удобнее и выгоднее. Их похоронили как героев. Теперь начнем искать как убийц. Судите сами, что для нее лучше.

– Я понимаю моральную сторону дела. Но ведь она – мать! И, черт побери, не случайно ее сыновья – негодяи. Им было с кого себя списать, – вздохнул тяжко.

– Эх, Савва! Нам в работе с такими мерзавцами приходится сталкиваться, что удивляться разучились, – признался следователь.

Тем временем Вадим Соколов разговаривал с Валентиной Поповой.

– Нет, он никогда не рассказывал мне о своих друзьях. По–моему, не имел их вовсе. Были знакомые, обязанные ему, или он был кому–то обязан. Петр не умел дружить. Он часто ссорился со своими знакомыми. Менял их. Быстро знакомился с новыми, еще скорее отходил от них. Он признавал приятельские отношения лишь с теми, от кого имел выгоду, пользу для себя. Для души – не признавал сближения с кем бы то ни было. Эгоистичный, самолюбивый человек. Он никому не верил. Во всех видел завистников, конкурентов. А потому жил трудно. Единственная в его судьбе – мать – имела на него влияние. Ее он мог выслушать, последовать совету, но и то не всегда. Ей одной он помогал, с нею считался, жалел и даже побаивался. Но не все рассказывал. Как я понимаю, многое умалчивал, не обсуждал с нею.

– А какие отношения были у вас со свекровью? – спросил Соколов Валентину.

– Трудно их определить одним словом. Мы никогда не ссорились. Но и не судачили друг о друге. Она не сплетница. Но и теплых отношений не было. Она как–то своеобразно относилась ко мне. Но никогда не причисляла к родне. Все годы – вприглядку. Как к необходимой вещи относилась. Никогда не ругала, но и не хвалила. Честно говоря, меня это устраивало. Я привыкла со временем к ней.

– Вы нашли записную книжку мужа? – напомнил Вадим.

– Да, возьмите ее, – подала пухлый блокнот в черной обложке.

– Я верну его вам.

– Не нужно. Знакомые Петра не были моими друзьями. Я с ними не поддерживала никаких отношений. Вместе с другими вещами отдала бы свекрови. Но и ей – ни к чему. Честно говоря, не пойму, для чего он вам? Ведь о смерти мужа все доподлинно известно. Расследовать или искать в этом деле нечего.

– Нас не смерть, а жизнь вашего мужа интересует. Его дела. Они и сегодня имеют свое продолжение, – ответил Соколов.

– Удачи вам. Я буду рада, если хоть чем–нибудь смогу помочь…

… Вадим вернулся в кабинет. Он решил сегодня, не откладывая, тщательно изучить записную книжку Попова. Тем более что никто не мог отвлечь его. Потапов еще не вернулся. И Соколов, включив настольную лампу, склонился над записями…

Потапов, придя к Егору, решил узнать все исподволь, не задавая прямых вопросов. Но Егор успел изучить Александра по прежним встречам. Знал, что не придет этот человек из любопытства, нет у него лишнего времени. Коль объявился, что–то заставило.

Александр справился о здоровье, поинтересовался жизнью. Егор ответил: мол, все потихоньку. Слава богу, жив и на воле! Чего еще желать?

– Мельчают теперь мужики. То ли дело раньше! Нынче поймают пацана, какой залез в карман, и скорей его в легашку! Сами даже подзатыльника отвесить не могут! Здоровенных мужиков «зелень» на улицах тыздит! Во дожили! – смеялся Егор.

– Теперь подростки пошли иные. Жестокие, бессердечные! – отозвался Потапов.

– Они всегда такие были! В зонах! Знаешь, где самая высокая смертность была? У «зелени».

– Не выдерживали условий?

– Хрен там! От пыток откидывались. Они любую разборку переплюнут по свирепости!

– Не удивительно. Знаешь, кто в Орле у нас занимался подростками в последнее время? Братья Быковы. А они кем были до милиции? Младший – бандитствовал все время. Чему он ребят научит? И что от них ждать после таких учителей?

– Быковы? Слыхал. Доходило про них. Оба брательника в легашах приморились. Падлы редкостные! Они доставали всех! И если бы не откинулись сами, им бы помогли!

– Не умерли… И даже не убили их.

– Как? Их схоронили!

– Оказалось, не Быковы это были! Другие. Шоферы! Им милицейскую форму подкинули. Вот и подумали, что Быковы. А потом рэкетиров поймали. Они и сказали, мол, шоферов закопали. Быковых не знают.

– А легавое барахло откуда взялось? – удивился Егор.

– Ответили, что не было его. Голяком зарыли.

– Пусть лапшу на уши не вешают. Это вам трандят. Я бы с них вытряс. На что жмуров легавым тряпьем испозорили? За бабки? Зачем мусоров отмыливали от дела? Такое дарма не делают. Уж если устроили «подкидыша», то явно не на ханшу, либо за обязанку! Не иначе. Мои кенты такое не утворили бы, ни за какие башли не сфаловались бы ментов отмывать.

– Егор, а ты сам знал Быковых?

– Слыхал про них много. Всякое. Видел мельком. Тыздить не доводилось, мокрить тоже. Ни они в моих клешнях, ни я в их лапах, не канали. Но доведись – разборки им не миновать.

– Живы они, Егор! Хотя и могила, и памятник на кладбище имеются. Розыск не знает, где их теперь найти, под какой фамилией прячутся. Оба бывшие милиционеры. Конечно, документами запаслись. Возможность была.

– А зачем они тебе нужны? – хитровато прищурился Егор.

– Человека они убили. Завладели его машиной, деньгами. Сбежали из Орла. Теперь скрываются от правосудия. Но жить надо. А за счет чего? Конечно, будут убивать и грабить. Сколько крови прольется, кто погибнет от их рук? – говорил Потапов.

– Быковы… Средь моих не прикипятся. Это верняк. Мои легавых не отмахнут ни от кого. А вот серед нынешних, этих, как их теперь зовут – крутые, еще рэкетиры, пошмонать стоит. Слыхал я, Саня, что в Подмосковье сколотилась своя легавая «малина». Там в ней одни мусора прикипелись. Все, кого с ментовки вышибли, кто сам слинял. В той «малине» не без отбору. Тех, у кого клешни пудовые либо колган светлый. Кто про всех все секет. Кого тряхнуть, кого зажать. Там дарма никто не харчит. Ну и дышат они файно. Всех подмяли под себя. Может, и эти, кого шмонаешь, тоже там дышат? Куда им деваться? Называют все их Люберцы. Сам я с ними дела не имел. В отколе, ты про то секешь. Но от своих знаю, что кто той «малине» на пути стал, живому не быть, в порошок сотрут.

– Спасибо за подсказку, – запомнил Александр и решил узнать о коллекции.

О ней сказал Егор вот что:

– Много было всякой вони и дыму. Кто только не пытался надыбать ее, но никому не обломалось. Как заговоренная. Сколько фартовых и шпаны на ней накололись, сколько душ забрала – счету нет. А в руки не далась. Никто ее не видел. Может, и не было никогда, одни брехи, сплошная темнуха! Вот и крутые на ней сгорели. Решили завязать. И фартовые послали подальше брехунов. А шпане и вовсе не по кайфу. Неведомое шарить все равно, что голыми клешнями сокола в небе ловить. Не стали время дарма изводить. Треп это все! Нету этих монет!

Потапов где–то в глубине души уже согласился с Егором. Ведь и впрямь, если воры, с их опытом и навыками, не сумели взять коллекцию, ну как бы справился с таким делом Попов? Слабый, трусливый человек, он боялся собственной тени…

Но, войдя в кабинет, увидел Вадима. Тот тщательно проверял каждого абонента, означенного в записной книжке Попова.

– Корпишь? Что–нибудь нашел? – спросил без особого интереса.

– Пока лишь одного на заметку взял. Но и то… Старикашка. Ему скоро семьдесят. Живет на улице Маяковского в частном доме. Скоро его сносят. Старика зовут Иосифом. Его в честь Сталина так назвали. Всю жизнь сапожничал. Работал на обувной фабрике. Когда вышел на пенсию, подрабатывал на редких заказах починкой обуви.

– А какое отношение имеет к монетам? – удивился Потапов.

– Его телефон записан у Попова.

– Ну и что? Может, ботинки чинил у старика.

– Возможно. Но к чему? Напротив дома Поповых комбинат бытовых услуг. Там и ремонт обуви. Быстрый и недорогой, – удивился Вадим.

– Верно! – вспомнил Потапов. И спросил: – Этот Иосиф один живет?

– Нет. У него есть сын. Но он имеет свою квартиру и живет всей семьей на Пушкарной. В пятиэтажке. Но прописан у отца.

– Кто этот сын? Нумизмат? – поторопил Потапов.

– Нет. В обществе официальных коллекционеров не значится. Работает санитаром на «скорой помощи». Но странно, его телефона не было у Попова. Только Иосифа – старика.

– Значит, Петр поддерживал отношения только с сапожником. Странно. Запись о нем старая?

– Номер телефона Иосифа записан особо. Не на странице, а под обложкой. Чтобы никому не бросилось в глаза. Сама запись не старая. Но и не из свежих. Правда, не пойму, как дряхлый старик и недомерок Попов могли вдвоем вынести сейф из квартиры Карпова?

– Постой, погоди, Вадим! Кажется, ты нашел разгадку! – подскочил Потапов возбужденно.

– Какую?

– «Неотложка»! Только на нее обратил внимание сторож из магазина, что рядом на углу, в правом крыле дома Карпова. И пропустил бы без проволочек. Именно «неотложка» часто приезжала по вызову к соседям–пенсионерам, и на нее никто не обращал внимания. А сын старика–сапожника работает санитаром на «неотложке». Уж не на ней ли увезли сейф? С помощью этого санитара и, возможно, водителя. На носилках. Просто и быстро! Среди ночи…

– Надо навестить Иосифа! – загорелся Вадим.

– Не забыть и сына! Этот в стороне не остался.

– Естественно, Петра он знал. И все остальное не было для него тайной.

Чекисты решили завтра нанести визит сапожнику и проверить на месте свои предположения…

Эта ночь показалась Вадиму Соколову самой длинной. Он обдумывал предстоящий визит до последней мелочи, чтобы не допустить ни одной ошибки и промаха.

Утром Александр все же решил рассказать своему руководству о новых обстоятельствах дела. Не хотел самовольно рисковать. И пошел с докладом. Вадим ждал, нервничая, считая каждую минуту Он был уверен, что они с Потаповым вышли на верный путь к коллекции.

Генерал внимательно слушал Александра. Не перебивал, вслушивался в каждый довод. И потом сказал:

– Версия с «неотложкой» действительно интересна и заслуживает внимания. Все прочее – фантазия. Старый человек, проработавший всю жизнь на производстве, имевший неплохие заработки и пенсию, не пойдет на аферу. Да и не связался бы с Поповым. Сами говорили, что запись недавняя. Значит, недолго знакомы. А старики, да будет вам известно, люди осторожные, бережливые. Они копят на гроб. На достойные похороны. Сомневаюсь, что все свои сбережения он отдаст на коллекцию, да еще украденную. Какую практически не применить. Да и Попов не столь глуп, чтобы доверить дряхлому старику свое сокровище без всяких гарантий. Умри Иосиф в любой день, с кого спросил бы Попов коллекцию или деньги?

– У него сын!

– Я о том помню! Но сами взвесьте! Где санитар «неотложки», где коллекция? Это абсурд!

– Хотя бы проверить версию!

– Вас шарахает из стороны в сторону. От братьев Быковых к старику–пенсионеру! Уверен, что и здесь будет промах.

– Мы топчемся на месте потому, что застряли в постоянных сомнениях. А нужно действовать, искать, не теряя времени. Пора отойти от вчерашних методов. Вы посмотрите, те, кого пора давно взять, уже сбиваются в банды и убивают безнаказанно. Преступность выросла до гигантских размеров. А мы вместо того чтобы пресечь, остановить, противостоять ей, сомневаемся… Мы слишком перестраховываемся и боимся. Я не могу так работать. Либо вы даете нам возможность справиться с этим заданием по поиску коллекции, либо нам надо уходить. Нельзя работать, ежедневно деградируя, и видеть, как иссякает авторитет нашей организации. Нам перестают верить. Люди все реже обращаются к нам за помощью, все меньше получают информации. Случайно ли такое? Нас ставят на одну доску с милицией! И говорят прямо, что и мы, и они совсем бессильны против нынешних преступников. И добавляют, что нас, дармоедов, разогнать надо!

– Вот как заговорили? Уже меня поучать и стыдить! Помилуйте, может мы с вами в угоду обывателям станем рекламировать свои успехи ради дешевой популярности? Или вы забыли, сколько наших ребят, лучших сотрудников, гибнут ради дешевой популярности? И это тогда, когда каждая деталь проверена, обдумана многократно. Вы пришли с сырой информацией. Первоначальной. Тут же просите подтвердить задание. Потрудитесь сначала собрать подробные сведения! Сами придете к верному выводу, а потом решите, стоит ли просить добро! Я не первый раз говорю: не имею морального права рисковать вашими жизнями. И вашей головой. Жизнь чекиста и так коротка, – добавил, вздохнув.

Информация… Ее Вадим с Александром собирали по крупице. Тщательно отсеивая лишнее. Но не только стариком–сапожником интересовались чекисты. В Люберцах и в Брянске, в Белоруссии разыскивали Быковых и машину Маркова.

Черный «Форд» Анатолия Фомича вскоре был найден. Его не разобрали на запчасти. Не перекрасили. Банально заменили номера. Но машина после смерти Маркова сменила шесть хозяев.

Кто купил ее у Быковых и где, невозможно стало добраться до первоначалья.

– За две тысячи баксов толкнули мне машину. Нет, не на авторынке. Увели меня оттуда, уговорили, предложили импортную. Глянул. Все в порядке. Ну и купил…

– А кто продавал?

– Мужик! Сказал, что машина его сына. А тот их из Германии пригоняет. Надоест одна – продаст ее, другую пригонит. Ну, этим теперь многие зарабатывают.

– Не объяснил, почему дешево продает?

– Сказал, мол, деньги срочно нужны. А кому они не нужны? Понятное дело, купил.

– Когда купил?

– С месяц назад…

Ни покупатель, ни машина не навели на след Быковых. О них нигде не было слышно. Лишь в сводках, поступавших к чекистам каждый день, росло число жертв, погибших от рук неустановленных преступников.

Одна из банд прижилась возле Орла. Кто они?

На магистрали останавливали иномарки и, убив пассажиров, угоняли машины. Убивали водителей зарубежных грузовиков. И это не далее чем в тридцати–сорока километрах от города.

Охрана и патрулирование трассы дали свои результаты. Были пойманы четверо бандитов. Но они оказались чеченцами и, как выяснилось, не контачили с другими группировками и не доверяли никому. Их передали следственным органам.

За прошедшее время Вадим Соколов все же навестил старика–сапожника, чей телефон имелся в записной книжке Петра Попова. Пришел под видом клиента с просьбой починить подносившиеся полуботинки.

Соколову открыл дверь крепкий, жилистый старик. И, глянув на Вадима, спросил строго:

– Тебе чего надо?

– Я к Иосифу с просьбой.

– Какой еще просьбой? Ошибся! Ступай! – попытался выставить за дверь.

– Сапожник мне нужен. Полуботинки вот принес в починку!

– Иди в мастерскую. Чего сюда лезешь?

– Да разве там починят? Клеем намажут, два дня подержат и отвалится подошва. Прошивать разучились. Нет там мастеров, сплошная халтура. А о вас говорят, что надежно делаете! Хороший мастер.

– Кто говорит? – насторожился старик.

– И почтальон, и в магазине вашем посоветовали. Все продавцы хвалили…

– Ну ладно, проходи. Коль ты моих друзей знаешь, гляну твою обувь. А то я думал, что тебя подослали ко мне.

– А какой секрет у вас, что меня подсылать станут?

– Налоговые инспекторы нынче объявились. Узнают, что дома обувь ремонтирую, таким налогом обложат, ничему не будешь рад! – сдвинул густые брови на переносице. И провел Вадима в боковую комнатушку, служащую мастерской.

Оглядев полуботинки Соколова, спросил:

– С полчаса подождать сможешь?

– Конечно! – охотно согласился Соколов и присел на стул напротив Иосифа.

Понемногу они разговорились.

К тому времени, пока старик отремонтировал полуботинки, Вадим знал, что Иосиф работал сапожником больше полувека. На свой заработок жил безбедно. Его покойная жена ни одного дня не работала, жила, как птичка, без забот. Только и делов, что по дому управляться. Сына растили. Единственного. Все мечтали выучить его на доктора. Он не хотел. То в летчики пошел, по здоровью забраковали. На инженера–строителя самому через полгода надоело. Бросил на половине. Поступил на экономиста. Отсоветовали друзья. Потом в геологи подался. Но там не смог, жена заявила, что выходила замуж за человека, не за бродягу. Мол, если хочешь семью сохранить, живи дома! И он ее послушал!

– Кем же он стал теперь? – спросил Вадим.

– А никем! На «неотложке» обслуживает вызовы! То рожениц в роддом отвозят, то трупы в морг! Разве это дело?

– Ему повезло! – вздохнул Вадим.

– С чего бы так–то?

– Вы у него есть. Поможете, коль туго будет.

– Куда же деваться? Непутевый, но мой сын.

– Ничего, возьмется за ум, станет постарше!

– Куда уж дольше! Он и так немолодой! Уж за сорок! Вся голова, как колено, лысая. Вот и говорю ему, что умные волосы дурную голову покинули. Все по бабам растерял да по друзьям! А они до хорошего не доведут, – смазал прошитый провощенной суровой ниткой шов и, почистив обувь, отдал Вадиму.

– Носи на здоровье!

– Сколько с меня? – рассчитался тот с Иосифом и спросил, можно ли еще принести в ремонт туфли сына.

– Неси! Теперь уже запросто приходи!

Вадим, проходя следом за сапожником по дому,

заметил, что комнаты неплохо обставлены, прибраны. Словно заботливая хозяйка никогда и не покидала свое жилище. И через пару дней вечером снова завернул к сапожнику.

– А, это ты! Входи, знакомец! А то я все один сижу. Без дела заскучал. Прокисаю! – повел в мастерскую, явно обрадовавшись приходу Соколова.

Иосиф привычно надел фартук, сел напротив Вадима и, осмотрев обувь, попросил:

– С часок займет. Подожди!

– Я не спешу, – отозвался Вадим. И, попросив разрешения, закурил.

– Вот и мой сын курит. Уж много лет. А спроси, с чего? Всегда сытый был, когда жил с нами. Ни горя, ни беды не знал. Но друзья… Они у него всякие. С них пример брал. Они курили. И он не захотел отставать.

– От курения вреда мало. Лишь самому себе. Лишь бы родным плохо не делать да людям. Чтобы никому горя не причинить.

– Э–э–э, Вадим, теперь так жить не получается. Время лихое. Все кровопийцами заделались. Друг дружку сосут. Все друг другу платят. Порой сами не знают за что. Раньше я и за спасибо ремонтировал обувь соседям. Нынче – не могу. Материал больших денег стоит. Да и жить надо на что–то. От прежнего, чистого, ничего не осталось. Только воспоминания.

– У вас хоть есть что вспомнить. У нас и этого скоро не будет. Вон сосед мой живет на одной площадке сколько лет. Вчера пришел ко мне, просит баксы в долг. Мол, через неделю отдам. Импортный видеомагнитофон решил купить, а полета не хватило. Я ему в ответ – нет баксов. Откуда они у меня возьмутся? Сам знаешь, от получки до зарплаты еле дотягиваю. Так он обиделся. Будто не он, а я у него в долг просил. Сегодня встретились, даже не поздоровался. А у него сын – нумизмат. Какие–то монеты собирает. Хвалится, что очень древние, ценные. Чего стоило бы продать какую–нибудь за баксы. И покупай, что хочешь. Так нет, им свое дорого! – внимательно следил Вадим за Иосифом.

– Я тоже не пойму, зачем в долг брать, если свое имеешь. Жизнь одна! В ней копить что–то, да еще в долг, смысла нет! В гроб не заберешь. На том свете не сгодится. А детям это вообще не нужно. У них свои ценности. Нынче каждым прожитым днем дорожат. Жив и хорошо…

– Вот и я так считаю. Что толку иметь монеты, какими кардинал Ришелье расплачивался? Мне за них в нашем магазине буханку хлеба не дадут. Пошлют следом за кардиналом. Еще и психом назовут.

– Те деньги в то время ценились, в своей стране! У нас они хождения не имеют. И спрос на них лишь у коллекционеров. А простому человеку они ни к чему, это верно. Ему дай наши – деревянные. Чтобы отовариться можно было всюду. Но умные люди не перевелись. И кто имеет в заначке, предпочитает вкладывать деньги в беспроигрышное. Не в банк, не в акции, а в то, что со временем ценилось и повышалось в стоимости. Вот возьми, сколько вкладчиков погорело на этих банках? Ограбили людей они. Разве не так?

– Я не клал в банк, поэтому не погорел! – отозвался Вадим.

– Не о тебе речь, о других…

– Слыхал по телевидению…

– Ну вот, на акциях люди теряли. Обанкротились предприятия и все. Пропали деньги, вложенные людьми! Так–то и с ресторанами, магазинами, киосками. Их государство и рэкетиры разоряют. Хотя это одно и то же. Что остается денежным людям? Куда вложить деньги без риска разорения? Сам посуди, – глянул хитровато.

– Мне сдается, нет в Орле таких людей! – ушел Вадим от прямого ответа.

– И зря так думаешь! Есть и даже много! Вот только на нашей улице пятеро таких. Один марки собирает. Филателист. Его альбом великие деньги стоит. Он эти марки с незапамятных времен собирает. Хотя сам на сухом хлебе сидит. И в доме – шаром покати, все голо, хуже, чем у нищего. Поэтому у него даже собака сбежала с голоду. Он ей на Рождество кость не кинул, чтоб подавилась. Сам все жрал. Кому он эти марки собирает? Ведь никого нет во всем свете! Перед смертью гроб ими оклеит! Чтоб на том свете чертям хвалиться. Еще один – мой ровесник, на старости лет с ума спятил. Иконы собирает. Весь дом ими завесил. Всю жизнь в неверующих прожил. А тут вдруг просветлело в голове. По деревням всех старух обобрал. У какой выпросит, у какой за буханку хлеба возьмет. Но берет лишь старинные. И все одна в одну – музейные. Ну ладно бы верующий был! Взял – отдай в церковь, чтобы люди, приходя в храм, представляли Господа и молились ему, прося прощения за грехи. Так нет. Он их у себя на складе держит. И своих домашних молиться заставляет. Знаешь, почему? Иностранцы у него побывали. Как увидели иконы, ошалели. И купили некоторые. За большие деньги. Вот тебе и посуди. Не дурак! Дождался своего часа. Вложил копейки, получил тысячи. Дело не в вере, а в натуре человеческой. Нынче за выгоду что хочешь продадут. Но денежные, – поднял указательный палец Иосиф, подчеркивая важность сказанного.

– Таких единицы. Хорошо, у них семьи нет. А если бы была, чем кормить? Тут уж не до марок с иконами! – играл в простака Соколов.

– Ты знаешь, Вадим, не все те нищие, что христорадничают. Вон бабка, в угловом доме живет, всю жизнь побиралась. На базаре ее не то что торговцы, всякая собака знала. Так и она нашла мозги под старость. Ростовщицей стала и на проценты живет. А какой дом отгрохала – настоящие хоромы. Хотя два года назад из лохмотьев не вылезала. Теперь бы ты на нее глянул! Королева! Правда, не без плесени и нафталина! Но кофе пьет только из английского фарфора. Во, старая кляча!

– Значит, не перевелись Гобсеки у нас? – рассмеялся Вадим, заметив: – Но ведь жизнь у нее прошла. Что видела в ней хорошего? Что вспомнит?

– А что ей тужить? Никто из этих мозолей не набил. Горб не натер! Жили припеваючи! На людях сухой хлеб грызли. А дома при закрытых дверях и ставнях себе ни в чем ни отказывали. Это точно! Наши люди хитрости не потеряли! Чем трудней, тем кусок жирней. Лишь бы соседи не увидали, а стены не выдадут.

– Выходит, мы с вами глупцы, что проглядели, упустили свою удачу. Потому вам сегодня подрабатывать приходится, а и мне на работе крутиться, как белке в колесе. Иначе не дожить до завтрашнего дня.

– Ну, тут уж всяк по–своему, как повезет! – вздохнул Иосиф, окинув Вадима насмешливым взглядом, какой Соколов постарался не заметить.

– Мне, честно говоря, непонятно, как можно всю жизнь ходить в лохмотьях только для того, чтобы в гроб слечь королевой. Какой в том смысл?

– В лохмотьях она ходила лишь на людях! А дома – совсем другое!

– А тот иконщик? Он столько лет ждал иностранцев, чтобы зажить путем. Небось, вся семья от истощения усохла?

– Оно и видно! У всех щеки из–за спины видать! – рассмеялся Иосиф.

– Я слыхал про одного. Он мой сосед, фамилию не помню. Копейки собирал. Так его убили! А у него ни семьи, ни родни! Схоронили, как собаку. Вот для чего он собирал? Для кого? Сам не воспользовался. Верно, украли, а может, государству отошло. Люди говорили, что его монеты уж очень дорого стоили! Может, и так. Но для чего их собирать, если даже передать, завещать их некому?

– Во, чудак! Откуда он знал, что помрет? А коли деньги имел, пристроил в беспроигрышное! Где никакая власть лапу не наложит, не отнимет, налогом не обложит. Это его. И в цене растет с каждым годом. Больше чем на золотом займе. Он это знал. Был уверен, что свою старость обеспечит. Но не повезло, – вздохнул Иосиф.

– Говорят, богатые мало живут.

– С чего взял?

– Переживания и страх убивают прежде времени.

– Это кто же тебе такое наплел? – удивленно вскинул брови.

– Моя бабка так считала, – признался Соколов.

– Несчастная старуха. Не сумела путево жить, сберечь что–нибудь для внука, вот и прикрыла глупость свою пустой болтовней. Она хоть раз видела, чтоб богатый человек помирал от переживаний? Она никогда с такими не зналась. Чего богатому переживать? У него кусок хлеба всегда имеется. Вот только хвалиться тем не стоит перед каждым. Это верно. Но только знай, Вадим. Кто больше всех плачется и жалуется на бедность, так это богачи. Они больные, если не поканючат. Они любого в слезах и соплях утопят, жалуясь на нехватку и нужду. А тряхни их в доме, и увидишь такое, что музеи померкнут против них. Запомни это, – отдал обувь Вадиму и, взяв деньги, повел к выходу.

Вадим, проходя зал, оглядел комнату. Еще раз удивился строгому порядку в ней, но вопросов не задавал. Спросил лишь, сумеет ли Иосиф отремонтировать замок в кожаной куртке и покрасить ее? Мол, на новую еще не накопил.

Иосиф, подумал, согласился.

Вадим многое понял, сделал выводы для себя и хотел поделиться ими с Потаповым. Но тот говорил по телефону с женой:

– Люся! Когда у нее операция? Завтра? С утра? Ты меня извести, как она пройдет. Постарайся! Ну, ладно! Остальное дома обговорим! – положил трубку. И, повернувшись к Вадиму, сказал: – Завтра мать Быковых будут оперировать.