Текст книги "Клевые"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Андрей… Стоило лишь немного отойти памятью от дня сегодняшнего и ей снова виделся худой до прозрачности мальчонка с глазами полными слез. Он тянул к ней руки, прося каплю тепла. Большего не хотел. Он считал ее своею матерью, сестрой, своей жизнью и солнцем. Без Юльки он вряд ли выжил бы в детском доме…

Тогда он безотчетно любил ее одну. По-своему чисто, по-детски доверчиво. Он не мог без нее нигде и нуждался в девчонке всякую минуту. Она сама заставила его закончить школу, вырвала из шпа– новской компании. Защищала мальчишку кулаками и кошельком. Она и не заметила, как приросла к нему душой, поверив, что он и впрямь доводится ей братом.

– Андрюха! Я тебе обновку принесла! Давай примерь! – вспомнилось, как купила ему костюм фирмы "Адидас".

У парнишки глаза загорелись. Он немел от восторга. Как радовался, как благодарил тогда! Все лицо обслюнявил поцелуями, неумелыми, мальчишечьими.

– Андрюха! Я тебе гостинцев купила! – всплыл в памяти день, когда парень, вернувшись с войны, уже встал на ноги.

Юлька с горечью вспоминает, что ни разу за все годы он не спросил, когда у нее день рождения? Даже грошового подарка не

сделал никогда. Ни к Новому году, ни к Восьмому марта. Не подарки – Юльке тоже хотелось внимания. Но… Она делала скидку на недостаток воспитания, сиротство. Оправдывала перед самой собой. И никогда не обижалась, ни в чем не винила его.

Вот только в последнее время что-то надломилось. Юлька сама стала нуждаться в тепле и чьем-то внимании. Но ни от кого его не получала. Разве от Серафимы? Но она была совсем чужой…

– Еще стольник! Завтра уже можно навестить Андрея. Отдам баксы и начну собирать для себя. Приодеться надо. Иначе клиентов поубавится. Башлять станут жидко. Да и холодно, невтерпеж, – думает Юлька и вдруг почувствовала на своем горле цепкие пальцы.

– Попалась, курочка! – услышала хриплый голос. В ушах зазвенели колокола. Девка вмиг собралась в комок. Как когда-то в драке. Хотела вырваться. Но не получилось.

– Сама снесешься или тряхнуть? – увидела щетинистое лицо мужика, едва ослабившего пальцы. Этой секунды хватило. Ударила головой в лицо изо всех сил. Мужик отлетел. Но Юльку тут же прихватил второй.

– Ну, сука! – занес кулак над головой.

Но девке повезло, успела всадить в пах коленом. Она мчалась на освещенную улицу, слыша за собой тяжелый топот погони. Успеет ли? Ведь знала, что пасут сутенеры Измайловскую гостиницу. Нельзя было появляться там одной. Но Андрею так нужна спальня…

Юлька бежала по проезжей части дороги в надежде остановить такси, уйти от погони, а она настигала.

– Двести долларов оставила дома! А эти… Еще двести отнять хотят! Ну, падлы! – увернулась из-под самой руки. Услышала звук тормозов остановившейся машины, и сильный удар в висок отбросил девку чуть не под колесо.

Юлька не знала, как она оказалась дома. Кто привез, кто принес ее в комнату? Открыв глаза, увидела Егора.

– Очухалась, кикимора! Я же говорил, что нечисть убить невозможно! Она выживет! Давай, стерва! Дыши! Из-за тебя двое мужиков в ментовке попухли. Ждут лягавые, чтобы, одыбавшись, вякнула, какая разборка меж вами произошла? Чего от тебя хотели кен– ты? Ты гляди, не лажай их. Иначе тыкву твою не уберечь. Их коре– фаны тебя припутают. Поняла иль нет?

– Плевать мне на них. Не я – они хотели меня на баксы тряхнуть. Как было, так и скажу! – ответила Юлька, вспомнив все.

– Дело твое. Но как потом дышать станешь, соображай сегодня. Уже не двое притормозят. Орава! За все разом из шкуры вытряхнут. От них не слиняешь! Лягавые тебя спасти не успеют. Фортуна изменчива, бортанет – не успеешь охнуть. А стопоряг нынче половина города! Все без работы и зарплаты. У тебя башка одна. Вот и секи, как уберечь ее лучше. Что стоит сказать, о чем смолчать!

А вскоре к Юльке пришел следователь, вместе с ним – Вагин.

Юлька не могла оторвать голову от подушки. Она раскалывалась. Бабу мутило.

– Надо врача вызвать! – повернулся участковый к Тоне.

– А вызов и леченье кто оплатит? У меня лишних денег в карманах не водится! Сами знаете, сколько мне лечить братца! Одни уколы съедают половину того, что имеем. А у меня еще двое иждивенцев на шее. Если есть у нее чем оплатить эту роскошь, пусть вызовет. Никто не запрещает. Сама на то не пойду!

– Ладно! Успокойся! – поморщился Вагин, и спросил Юльку:

– Ты тех двоих мужиков узнала? Что произошло между вами?

Следователь торопливо открыл папку.

– Не знаю их. Ни одного! Что им нужно, не поняла. Может, спутали с кем-то…

– Так спутать нельзя. Они долго гнались за вами. И были вооружены! Ножи у обоих имелись. Ваше счастье, что милицейская машина шла, приметила неладное, остановилась. Очень вовремя. Считайте, с того света вырвала! А вы говорите, не знаете. Не бывает такого, – укорил следователь. – Благо, у нас в горотделе ваш участковый оказался. Он вас узнал. Сказал, куда отвезти надо. Иначе

– в больницу… Вагин вас на руках принес из машины.

– Ладно уж! Так и быть! Отработаю ему натурой!

– Чтоб тебя, заразу, бомжи оприходовали в очередь! – добавил участковый крепкое слово и выскочил из комнаты, как ошпаренный.

Следователь, коротко усмехнувшись, тут же забыл сказанное Юлькой. Снова спросил:

– Почему они гнались за вами?

– Их спросите!

– Хорошо. Но почему вы убегали от них?

– Испугалась, наверное.

– Чего?

– Подумала плохое.

– Так уж и без причины? – не верил человек.

– Не помню ничего! Голова болит! – отвернулась Юлька.

– Придется в следственный изолятор перевезти. Там врач имеется. Может, и память к вам вернется, – нахмурился человек.

– Не поеду никуда!

– А вас никто не спросит. Милиция вам жизнь спасла, а вы не хотите помочь следствию в раскрытии преступления. Ведь по этому случаю заведено уголовное дело.

– Я не могу помочь. Ничего не знаю. Дайте прийти в себя! – взмолилась Юлька чуть не плача.

– Согласен подождать до завтра! Постарайтесь вспомнить причину своего бегства! Больше мне от вас ничего не надо!

– Вагина позовите! – попросила, оглядевшись по сторонам. Юлька не увидела своей сумки.

Участковый, заглянув, спросил зло:

– Чего тебе?

– У меня была сумка! Где она? Там баксы лежали в кошельке!

– Вот так и спасай их! Ее от смерти сберегли, а она какую-то мелочь вспомнила! О таком даже вспоминать стыдно! – зло захлопнул двери.

Юлька в истерике забилась. Выругавшись, выскочил из комнаты следователь, забыв папку. Когда вернулся, Юлька набросилась на него с бранью:

– Черт вас поднес на мою голову! Зачем спасали? Чтобы забрать последнее? Чем вы лучше тех двоих? Они, может, половиной подавились бы! Вы отняли все! Идите вон отсюда! Спасатели-маро– деры! Вам ли кого-то сажать за решетку? Самих из клеток нельзя выпускать до конца жизни! Бандюги! Грабители! Пидерня! Падлы! Чтоб ноги вашей не было! Паскуды зловонные! Чтоб вы подавились, мусоряги треклятые! Лягашня голодная! Говноеды!

Юлька орала до хрипоты. Она не увидела, не услышала, как исчез следователь. Она лежала в постели, ее трясло от обиды.

Лишь к вечеру немного успокоилась. Хотела пойти умыться. В это время в комнату заглянул Егор.

– Эй, кикимора! Жива, паскудница! К тебе, между прочим, гости! Смотри, чтоб не оказались корефанами тех, какие в мусорилов– ке канают! Если чуть чего, стукни в стену. Ярядом буду! – предупредил на всякий случай и открыл дверь перед людьми.

Юлька ожидала Андрея с Ольгой, либо посланцев от задержанных милицией. Но, увидев вошедших, онемела:

– Костя? Что случилось? – нашлась не сразу.

– Мне сказали, что ты больна, у тебя неприятности с милицией. Ну я и приехал с другом, – топтался в нерешительности, скрипя протезом.

– Присядьте! – спохватилась не сразу.

– Что у тебя стряслось?

– Да ничего, мелочи! – вытерла заплаканные глаза, не желая вспоминать случившееся.

– Знаешь, Юлька, давай без условностей, рванем ко мне! На свежий воздух! Тебе срочно надо поменять окружение, пока болото не засосало вконец! Собирайся живее! – подал Костя руку.

Юлька, глянув на него, молча покорилась.

Прямо от дома, от ворот уехала на машине, не заботясь и не спрашивая куда, к кому, зачем увозят ее. Юльке впервые захотелось покинуть и забыть всех сразу.

Машина, промчавшись по улицам, выскочила в пригород, миновала его и выехала на заснеженную проселочную дорогу, рванулась к лесу, холодному и молчаливому. Свернув с опушки, подъеха

ла к дачам, оставленным людьми еще осенью.

Небольшие домишки, как шаловливые дети, завязли в сугробах по пояс.

– Как здорово здесь! – выглянула Юлька из машины.

– А вот и моя берлога! Выходи! Не бойся! – помог Костя выбраться из машины. И, обогнув ее, что-то сказал водителю. Тот понятливо кивнул. Влез в салон. А через минуту исчез из вида.

– Давай, Юля! Входи! – подошел к аккуратному домику Костя. Открыл замок и пропустил Юльку вперед, вошел следом.

Через полчаса, когда от печки пошло тепло валом, Юлька разделась. Огляделась вокруг. Небольшая комната, кухня и прихожая. Ничего мудреного, но всюду чувствовалась заботливая рука хозяина. Каждый угол был оформлен, имел свое лицо. И не просто жил, а служил человеку, платя ему теплом за доброе.

Вон в том углу – оленья рогатая голова, будто из любопытства в человечье жилье заглянула. Под нею два дубовых ведра расписаны хороводами. В хороводе девки и парни, такие, что глаз не оторвать. Румяные да веселые. В сарафанах и рубахах, вышитых узорчато.

Юлька куцую юбку на колени натягивает. Стыдно за свою одежду стало.

Костя приметил, порадовался молча. Значит, не все потеряно.

В другом углу – сова глазами крутит. Как умудрилась часами прикинуться? Все перья на месте, глаза залеными огнями горят. Однако в лес не улетает. Приглянулось жилье человечье.

Под нею резной шкаф. На нем все цветы леса в букет собрались. Даже цветущий папоротник имеется, мечта невест. Кажется, стоит прикоснуться – и сбудется желание.

Каждый стул и стол, всякая полка имели свое лицо, свою особенность.

– Как здорово здесь! Это, правда, твоя дача? – спросила ошеломленная невиданной сказкой Юлька.

– Здесь моя мастерская! Тебе она нравится?

– Еще бы! Отродясь такой красоты не видела! Спасибо тебе, добрый кудесник! Ты первый, кто доказал, что сказки и в жизни бывают…

Костя накормил Юльку печеной картошкой, солеными грибами, копченой рыбешкой.

– Извини. Скудновато здесь у меня. Но ведь тут я работаю. Забываю о запасах. И зачастую сижу сам на подножном корме. И ничего! На пустой желудок хорошие полотна получаются. Жизнью проверено!

– Счастливый ты человек!

– Я до недавнего времени считал себя таким! – подошел вплотную. – А вскоре понял, что счастье не бывает однозначным, оно многогранно. И одинокие не бывают счастливы в полной мере.

– Я, кажется, поняла! Погоди! Не торопись сказать последние слова. Ты не знаешь меня. Я не должна слышать ничего. Не должна быть рядом…

– Юля, я знаю все. Я все забуду, что было до меня. Я никогда не напомню и не упрекну.

– Почему я? „

– Другую не хочет сердце.

– Ты совсем не знаешь меня!

– Тем интереснее. Каждый день, как загадка! Ты меня, я тебя узнавать будем. Глядишь, к концу жизни вовсе обвыкнемся!

– А ты не боишься ошибиться?

– Не хочу! Так честнее будет! – поправил Костя и попросил: – Налей чаю, хозяюшка! Хватит в гостях быть.

Они пили чай, заваренный на лесных травах. Неяркая свеча горела в руках Василисы Прекрасной. Юльке впервые было хорошо и спокойно на душе. Может, основательность и тишина подействовали на Юльку, она села рядом с Костей на плетеную циновку и, положив ему голову на плечо, предложила:

– Давай я сама расскажу тебе обо всем. Чтоб нечего было добавить твоим друзям. А уж потом сам решай. И уже не мне – тебе придется думать, стоит ли продолжать или пресечь, покуда не зашли далеко?

Костя молча обнял Юльку, притянул к себе.

– Слушаю, Юля, – улыбался в темноту счастливой, безмятежной улыбкой.

Юлька рассказала о детском доме, об Андрее, о том, как оказалась на панели, как пришла в дом Серафимы и о последнем случае с сутенерами. Она не упустила даже мелочей, понимая, как неприятно и больно Косте слушать все это, решила выложить все одним залпом, чтобы потом не возвращаться, не дополнять сказанное. Она ничуть не оправдывала, не выгораживала себя. Рассказывая, будто видела свое прошлое со стороны. И выворачивала наизнанку.

– Я хотела найти работу. Хотя бы такую, где давали бы жратву. Япросилась в столовые и рестораны посудомойкой или уборщицей. Но меня повсюду опередили. На макаронную и кондитерскую фабрики стояли толпы желающих безработных. О молзаводе и говорить нечего. К мясокомбинатам не пробиться. Вся улица, как на демонстрации, толпами забита. Куда ни сунься – ответ один: у самих перебор… И если бы не Андрюха, влезла б в петлю. За него стало страшно. А что если он с голоду умрет? Ведь многие не выдержали. Сама бы о панели не подумала. Слишком голодной была. Такие мысли лишь на сытое пузо приходят. А тут случайно остановилась у столба, возле центральной почты. Голова закружилась. Я ухватилась, боясь свалиться. Стою, ровно прилипла. Тут ко мне чувиха подвалила и спрашивает: "С хрена ли тут канаешь? Хмырей кле

ишь? Иль набухалась?" Я ее послала на три рубля. Она хотела мне по морде дать, но увидела, что еле на ногах держусь. И спросила: "Тебя кто ковырял?" Я врубилась, что она про подпольный аборт спросила. И ответила, мол, не до того. С голоду откидываюсь. Она расхохоталась. И говорит: "Ну и дура! У тебя кормилица меж ног имеется! Иль мозги посеяла? Все равно, когда сдохнешь, на том свете ее черви сожрут. Так хоть теперь ею воспользуйся по назначению!" Но где там, когда ноги не держат, а в глазах все рябит и плывет. А та бабочка гонит меня от столба. Это ее участок был. Недаром на подошве туфли мелом цена была написана. Она ту ногу на носке держала все время. Меня гнала, чтоб ей конкуренткой не стала. Я это не враз поняла. Но отошла на скамью, через дорогу. Села дух перевести, в себя прийти. Тут вскоре мужик подвалил ко мне. Клеиться начал. Я и не догадалась, что эта скамья вроде торгового ряда для потаскух. Туда только такие и садились. В другой раз, может, и дала бы по морде. Тут сил не стало. Он сгреб меня в машину. Увез домой. Накормил, напоил. Сделал свое дело. И даже денег дал. Я на них всю неделю от пуза ела. Когда бабки стали таять, снова к той скамье пришла. И опять приклеился чувак. Так я за неделю собрала не только для себя, а и для Андрея. Он ничего не знает и теперь.

– Не надо, Юля! Он – не ребенок! Должен понять, откуда сегодня у женщин деньги берутся. Не в пробирке живет. Все видит, понимает. Ему выгодно прикидываться незнающим. Но скажи, если не догадывался, как просил бы денег, зная, что сегодня никому не дают зарплату за полгода. Знает, что нет у тебя профессии, какая бы оплачивалась валютой без задержек, да еще в такой сумме! Тут большого ума не надо, чтобы высчитать, понять. Конечно, знал. И он не лучше любого сутенера! Те хоть охраняют, клиентуру находят. Этому просто выгодно прикидываться дураком. Но он хуже! Он – сволочь! Жаль, что там, в Чечне, хорошие ребята полегли. А дерьмо, такое, как Андрей, уцелело! – возмущался Костя.

– Не смей так говорить! – отшатнулась Юлька резко. – Если б не было его, мне незачем было бы выживать!

– В какой-то мере! Но он вот так не думал. Взрослея за твоей спиной, жирел. У него не мозги, пузо росло. Он никогда не считал тебя сестрой. Дойной коровой!

– Что?! – вскочила Юлька, багровея.

– Успокойся! Ты сама это уже поняла. Но поздно. Понимаю, обидно! Но уже не исправить его. Ты считаешь, что сама во всем виновата. Плохо растила. Проглядела. Но и он не в колбе жил. Не под колпаком. Вот и сделай вывод, кто из вас больше потерял, кто жизнью бит сильнее? Тебе на него не положиться в будущем. Он и не вспомнит, устроившись в семье, начнет доить еще и стариков и жену. Приживалка! Он даже не предложил тебе хоть какой-то выход! Он сказал, когда у него свадьба?

– Нет! Я думаю, он с ней не затянет! Как только купит спальню!

– Причем она? Это лишь пыль в глаза. Предлог, чтобы тебя тряхнуть, не пригласив на свадьбу, но урвав все возможное для себя. Он когда-нибудь брал деньги в долг? У тебя?

– Случалось, – припомнила Юлька.

– А возвращал их?

– Я не взяла! Оставила ему! Какие могут быть займы между нами? Да и жалела. Хотелось, чтобы скорее он на ноги встал.

Костя крутнул головой, сморщился:

– Теперь хоть понимаешь, что происходит? Он и женится из выгоды, не по любви! Он никого не любил, кроме себя. И уже не способен! Это особая порода! Таких теперь полно! Их называют вырожденцами. Они давно потеряли все присущее мужчине. И дело вовсе не в сиротстве, не в тебе. Он – приспособленец, мужик-пиявка, паразит! Это с зачатия в натуре заложено. Такие всегда выживают на чьем-то теле. В одиночку погибают. Либо приспосабливаются на время. Но чуть появляется возможность присосаться к сильному, никогда ее не упустят.

– Злой ты, Костя! Андрей тоже на войне был. Там без меня выжил! – напомнила Юлька.

– На войне все зависит от судьбы. Она не улучшит и не ухудшит человека. Мозги, конечно, многим прочистила. Из мальчишек

– мужчин сделала. Но не все людьми остались даже там. Иные жизни, здоровье теряли. Другие – душу и совесть. Вот те, кто последним не дорожил, чаще других выживали.

– Но ты тоже жив!

– Знаешь, Юлька! Я не убегал из окопа. Не прятался за спины. И хотя тоже не понимал смысла в этой войне, не подвел никого. И спокойно встречаюсь с сослуживцами. Не краснею ни перед кем, ни за одну минуту там…

– Но ты кого-то убивал?

– Тех, кто стрелял в меня, в моих друзей! Так поступали все! – бледнело лицо парня.

– Не злись. Я, кажется, задела за больное. Давай не будем ворошить его! – предложила Юлька, заметив перемену.

Она быстро отвлекла, повернув разговор на другую тему. Костя постепенно остыл, показал свои картины. Юлька, разглядывая полотна, словно заглянула в душу Кости. Восторгалась и сочувствовала, жалела и смеялась…

Особо приглянулись ей картины, взятые из жизни леса. Словно живые, смотрели из травы синеглазые незабудки, колокольчики, ромашки. Грузный шмель опустился на цветок шиповника, с удивлением оглядывает мотылька. Там гусеница ползет вверх по стеблю, ближе к теплу, солнцу.

На другом полотне озорной бельчонок прячется от матери-бел– ки, ему так не хочется возвращаться в дупло.

Красавец-лось, протиснувшись меж деревьев, вышел на росистую поляну. Трубит, зовет подругу порадоваться жизни.

Юлька разворачивает новое полотно. И вмиг узнает себя. На полотне еще не стих бой. Клубы дыма стелются над окопами, изрезавшими землю рубцами}. Не видно лиц воюющих, лишь тени. Где свои, где чужие – не понЯоъ. Их разделяет небольшая полоса земли, освещенная солнцем. Оно словно разорвало тучи дыма и осветило девушку. В ее руках белый платок, она бросает его на землю, призывая воюющих к примиренью. Добрый, кавказский обычай, какому обязаны подчиниться все. Юлька подметила, сколько души вложил Костя в эту работу. Ее он назвал "Когда умирает война". Юлька на этой картине была похожа на солнечный луч, бросивший вызов самой смерти.

– Ну как тебе? – спросил Костя тихо.

– Здорово! Спасибо! Здесь все понятно. Даже мне!

– Когда-то все закончится! Война и неразбериха, беспредел с нищетой! Забудутся горести. Потому что по закону жизни – зима, как и горе, не вечны, а жизнь все равно берет свое… Знаешь, Юлька, моя мама до того, как отправили меня на войну, была неверующей. Не мог бы назвать ее ярой атеисткой, но и в церковь – не ходила, не молилась. Во всяком случае, такого за нею не замечал. Но… Когда вернулся, увидел дома иконы. И мать, приехав вместе со мной из госпиталя, первым делом пошла в церковь, поставить благодарственную свечу за то, что Господь сохранил мне жизнь. Потом сама призналась, что только вера помогла, иначе свихнулась бы от горя. Бог не дал, увидел и помог. Да и кто ее мог утешить, кроме Господа? Все матери молились и просили об одном: "Спаси и сохрани". Одному Богу было жаль всех. И нас, и чеченцев. Когда-то всем нам будет стыдно за эту войну. И перед Богом. Но ведь не матери нас послали! Не по своей воле оказались там… Но и теперь во сне продолжаю стрелять. Война не скоро забудется. И даже когда стихнет последний выстрел, до конца войны будет еще далеко. Еще будут лить слезы по погибшим матери и вдовы, сироты. А их немало. Это тоже война…

– Костя! А о жизни когда заговоришь? – робко спросила Юлька.

– О ней я тебя спрошу!

– Меня? А что я отвечу? Мне нечего тебе сказать! Ты – человек! А я вот этот дым. Когда-то и меня разнесет ветром…

– Ну так уж и рассеет? Яо другом хотел услышать, – обнял за плечи. – Захочешь ли не на картине, а в жизни стать моим лучом? Навсегда, на всю судьбу? Ведь я тоже не подарок. Калека! Злой, как черт. И кроме вот этого, ничего не умею. Живу скудно, трудно, ра

ботаю сутками, забывая о себе и о других. Мало тепла во мне. Нелегко с таким ужиться. И предложить, кроме самого себя, по сути, нечего! Тесная квартира, вот эта дачка. И старенькая мать. Ни машины, ни денег не имею. Живу за счет удачи. Найдутся покупатели на мои работы – я оживаю! Когда их нет, перебиваюсь на подножном корме. Так что смотри сама! Тебе решать и выбирать. Что предпочтешь? Навязывать не смею!

Юлька глянула на парня снизу вверх:

– А ты детей любишь? Я давно мечтаю родить сына! Своего! Самого родного человека!

– Юлька! Ты – не оригинальна. Я тоже о сыне мечтал! Но ты не ответила на первый вопрос!

– Во чудак! Иначе второго не задала!

– Понятно! Тогда давай договорим все! Я чаще всего здесь живу. Тут работаю. В Москве – мама. Раз в неделю приезжаю к ней. Привожу готовые работы. Покупаю продукты и снова сюда.

– А кто продает твои картины?

– Тут как повезет. Случается, на выставке продадут. Иногда в магазине, в салонах.

– Надо их по разным городам предложить, а еще в гостиницы. В некоторых есть на стенах картины. Куда как хуже твоих. Попробуй предложить!

Костя задумался, согласно кивнул головой. И спросил:

– Ну а ты где жить станешь?

– Конечно, здесь, если не помешаю…

Они переглянулись, рассмеялись в один голос. Поняли друг друга без слов.

Они не сразу заметили, что ночь уже прошла, и наступило утро. Ясное и солнечное, как изначальный отсчет.

– А ведь сегодня Рождество Христово! С праздником тебя, хозяюшка! – поздравил Костя Юльку и предложил: – Вот и начнем новый отсчет в жизни…

Юлька, решившись остаться с Костей, уверенно убирала в доме. Сама затопила печь, принесла воды из колодца. Готовила, стирала, мыла полы и окна, стараясь не шуметь, не мешать Косте. А вечерами они отдыхали, переговариваясь тихо, вполголоса.

Иногда Юлька не выдерживала. И, подставив табуретку, влезала на нее, чтобы чмокнуть Костю в щеку, заглянуть через плечо на полотно и подсмотреть, кого рисует?

На холстах мерзли сугробы, усеянные красными ягодами рябин, похожих на капли крови.

– Как тебе? – спрашивал Костя.

– Очень нравится!

– Послушай, Юль, завтра за мною друг приедет. Отвезет в Москву. Пора мать навестить, узнать, как продаются картины, ку

пить продуктов и обратно вернуться. На все про все два дня уйдет. Сможешь здесь побыть сама? Конечно, я могу тебя с собой взять, но тогда мы рискуем теми работами, какие я начал. Готовые возьму. А незаконченные могут сжечь бомжи. Случалось, иногда они появляются и хозяйничают на дачах. Даже дома жгли. Если увидят, что дым из трубы идет, уже не подойдут. Могут и не объявиться. Но лучше не рисковать. Зимой бомжи повсюду.

– Да я останусь, зачем уговаривать? Чего в Москве не видела? Хоть отдохну, – успокоила Юлька и вечером проводила Костю, помахав ему с крыльца рукой.

– Ну что такого – два дня побыть одной? Всю жизнь жила в одиночестве, пока не встретила Костю! – улыбалась Юлька.

Всего три недели прожила она с ним. А уже привыкла, привязалась к человеку, будто знала его всю жизнь.

– Я рожу тебе сына! И ты перестанешь кричать во сне! Ведь дети к миру рождаются на земле. Ты станешь отцом. А я – матерью нашего малыша. Он будет очень красивым и счастливым. Он никогда не будет сиротой. И ты, Костя, забудешь о пережитом, – говорила Юлька, словно Костя был рядом, никогда не уезжал с дачи.

Юлька не сразу услышала голоса за домом.

– Здесь кто-то есть! Давай попросимся погреться! – забарабанило в дверь.

– Какого черта надо?! – хрипло отозвалась баба, добавив пару крепких слов.

За дверью на минуту стихло, потом послышалось:

– Эй, бабка! Дай огоньку, окоченели. Иль погреться пусти! Не то красного петуха под порог пустим! – послышалось из-за двери угрожающе.

Юлька нашла коробок спичек, решила отдать бомжам, чтобы они ушли от дома. Она открыла дверь и остолбенела от ужаса. Двое сутенеров, от каких едва спаслась совсем недавно, стояли на крыльце.

Юлька хотела захлопнуть двери, но не успела. Мужики узнали ее и, сшибив с ног, заломили руки.

– Попалась, сука! Мы в бегах из-за тебя канаем, а ты тут приморилась? Думала, не надыбаем? Получи свое, курва! – почувствовала Юлька короткую боль. Она не успела крикнуть, позвать на помощь. Смерть опередила последнее желание жизни. Да и была ли она?..