Текст книги "Клевые"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

Скворцов хохотал, как мальчишка, над проделкой Ефима:

– Ну и позывной у вас!

– Это точно! Неповторимый! А ты как? Отошел от Афгана или еще дергаешься? – спросил Петрович, осторожно нащупывая путь к основной теме разговора.

– Теперь уже проще! Снова на крыло встал. Уже полгода в небе. До этого не допускали к полетам из-за контузии. Слух подсел, нервы шалили. Теперь полегче. Да и я уже в гражданской авиации. Это не военка! Грузы, пассажиров вожу! На жизнь хватает! Жаловаться грех. Пока внутренние, российские линии обслуживаю!

–  Ты вштурманах? – поинтересовался Петрович.

– Командир корабля!

– О-о! Выходит, все в порядке! Пилот какого класса?

– Первого! А вот без проблем не обходится и у меня! – погрустнел Скворцов.

– Что случилось?

– Дочь… Понимаешь, выпер я ее из дома. Психанул! Уже четвертый год пошел. Не знаю, где она. Соплячка еще! Да норов покруче моего! Ни разу не пришла, не позвонила! Даже не знаю, жива или нет моя Динка?

– За что выгнал?

– Пойми, Толик, забодала она нас! Хуже пацана росла! Куда ни пытался ее приткнуть, всюду проколы! Нам с матерью грубила. Колотил, как собаку! Да не помогло!

– А может, по-доброму стоило с нею?

– Пытался! Бесполезняк! Как стерва! Огрызается, хамит всем напропалую, будто не я, она Афган прошла…

– Ты ее все время растил или у родни?

– С матерью, с моей женой росла.

– То-то и оно, к тебе ей привыкнуть нужно было, полюбить! А за что, если ты враз за ремень ухватился? Жена не остановила вовремя…

– Она тоже в Афгане была. Врачом. Вся издергана. Теперь на неотложке работает, вызовы обслуживает. В себя прийти некогда. Жизнь, видишь, как повернулась? Задницей ко всем! Вчерашние заслуги нынче называют преступлением. Разве мы в том виноваты?

– Мы – нет! Детвора тоже! Твоя Динка нуждалась в тебе с первого дня! И никто тебя ей заменить не смог бы! И мать! Не с того начал! Ремнем девчонку не воспитаешь! Ей матерью, женой быть. Как справится, если саму растили без тепла?

– У тебя свои дети есть? – перебил Скворцов.

– Нет!

– Когда появятся, поймешь меня! Советовать проще!Самому вырастить совсем иное дело!

– Куда как легче выпороть пацанку! И всегда себя считать правым! А ты пробовал узнать, чего она хочет?

– Да я у нее в куртке сигареты нашел! Знаешь, ей тогда десяти лет не было!

– Ну и что? Давай с тобой зайдем за угол. Там семилетние у прохожих курево стреляют, – усмехнулся Петрович.

– Те – бездомные! Им голод задавить надо. Моя тогда домашней была.

– Ты сам во сколько курить стал?

– В десятом классе!

– Дома курил?

– Нет, конечно! В школьном туалете!

– Теперь все в ускоренном…

– Да? А ты знаешь, чем она занималась в подвале с мальчишками? Я ее чуть не убил, когда увидел!

– Поверь, не удивил. Мы каждый день облавы устраиваем по городу. Всякого насмотрелся.

– Может, и мою подловил? – побледнел Леонид.

– А ты как думаешь? На что ей жить? Жрать, одеться, обуться, на какие шиши? Иные, конечно, воруют. Попадаются! Гремят в колонии, зоны! Но это уже срок, судимость, испорченная биография…

– Я понимаю! Она жива?

– Пока да!

– А что случилось с нею? Ты из-за нее меня вызвал?

– Угадал!

– Что отмочила?

– Пока ничего. Вот и вызвал тебя, чтоб дальше не случилась беда! Пока не поздно.

– Где она? У тебя в камере?

– Нет! Но я с нею увижусь скоро!

– А я свою Динку так давно не видел!

– Чего же не искал? Не заявил? Не попросил помощи у нас?

– Не верил. Да и толку в том? Теперь ей семнадцать! На привязи не удержать. Все равно сорвется!

– Зачем живую душу на цепь сажать? Сам, случись такое, зубами перегрыз бы! Иль мало горя хлебнул в Афгане, что со своей пацанкой говорить разучился?

– Да как с нею? Все испробовал!

– Ты сказал, что командиром экипажа работаешь?

– Само собой!

– На пассажирском самолете летаешь?

– Да.

– Там у вас положены бортпроводницы. Может, сыщешь возможность для своей Динки? Уверен! Это ей подойдет. Будете вместе работать. А потом, может, свыкнетесь, согласитесь жить под одной крышей? Но без кулаков, оскорблений и упреков за прошлое!

– Это идея! Только не опозорит ли она меня на работе?

– Не думаю! Сколько получают у вас стюардессы? – спросил Петрович.

– Неплохо! У нас они за свою работу зубами держатся!

– И еще! Я не гарантирую ничего. И не знаю, согласится ли Динка в бортпроводницы, тем более в один экипаж с тобой? У нее и по сей день рубцы остались после тебя. На памяти и в душе. Потому на первое время ей потребуется место в общежитии! Ты меня понял? Возврат домой целиком зависит от вас обоих! Ты не дави! И главное! Не ее вини в случившемся! От хороших родителей дети не убегают. Это говорю по своему опыту! Не огорчай, браток, меня! И присмотрись, где маху дал. В чем оплошка твоя кроется? Дочь у тебя не глупа! Характер настырный! И выводы умеет делать правильные! Так что не оплошай, командир!

– Тогда я вечером позвоню тебе, Толик! Все обговорю, подготовлю! Но думаю, сложностей не будет!

– Да, знай, я Динке не скажу, что работать ей с тобой придется! Пусть станет фактором внезапности ваша встреча! Иначе она откажется! А тут перед полетом деваться некуда! Сначала смирится, притерпится, потом привыкнет. Помни, многое от тебя! – предупредил Анатолий.

– Согласен! Вот обрадую жену! Даже не ждал! Неужели артиллерия нам, небесным, поможет летать в небо со спокойным сердцем? Всегда мы расчищали ваш путь! Теперь ты помоги! Как там, где наша память живет…

Он позвонил лейтенанту на следующий день утром. Сказал, что все уладил. Даже с общежитием. И одну из своих стюардесс уговорил перейти в другой экипаж.

– Я так боюсь, чтобы не сорвалось! – выдал себя человек и несколько раз напомнил номер телефона, чтобы не забыл Петрович позвонить после разговора с Динкой.

Та и не думала прийти к лейтенанту на обговоренную встречу. Пользуясь сутолокой в кассовом зале, присматривалась к пассажирам, искала клиентов, когда вдруг почувствовала, что ее взяли за локоть. Оглянулась и вмиг сморщилась. Узнала Петровича. Тот усмехнулся:

– Что ж не пришла, как договорились?

– У меня еще крыша не поехала, чтоб самой к вам возникать!

– Чем обидели тебя? Или нагрубили?

– Это у вас недолго! – попыталась высвободить руку. Но не получилось.

– Не дергайся! Иди спокойно! – нахмурился лейтенант. И, приведя девку в отделение, спросил: – Иль не поверила мне? Я для тебя лоб расшибал, искал работу. А ты даже результат узнать не хочешь!

Динка отмахнулась равнодушно:

– А что без толку спрашивать?

– Да не скажи! Даже несколько вариантов имею! Вот, к примеру, самая, на мой взгляд, подходящая! И главное, даже место в общежитии имеется!

– Новый притон открылся? Я согласна, если на коммерческих началах! В муниципальный не пойду! Там живых баксов до конца жизни не увижу. А клиентов заставят обслуживать в три смены!

– Сейчас по всему городу с фонарем ищи, на одну смену желающих не наберешь! У людей на кусок хлеба нет!

– Да, поубавилось клиентов! – вздохнула Динка.

– Вот потому предлагаю переквалифицироваться, пока не поздно! Да и работа хорошая! Чистая, легкая, всегда с людьми…

– Ой, уж не в бухарник ли барухой?

– Тебя в барухи не возьмут! И кончай кривляться! Не забывайся! Я к тебе как к человеку обращаюсь! К разумному, – посуровел Петрович.

Динка вмиг стихла, улыбка исчезла с лица. Перед нею сидел тот, кого она снова испугалась.

– Ты когда-нибудь летала в самолете?

– Нет. Отец все обещал. С самого начала. А потом, видать, испугался своей затеи.

– А хотелось бы?

– Если на Колыму, конечно, нет! А вообще, я даже не знаю, как в самолет входить надо. Только во сне летала. Но сама, без самолета. И на отца злилась за то, что обманул, не взял с собой ни разу в полет. Но теперь, даже если и предложит, сама откажусь. Хотя он на военных летал…

– Есть место бортпроводницы на самолете, выполняющем российские рейсы. Заработок там приличный…

– Стюардессой?! – широко распахнулись глаза Динки. – Не возьмут. У меня всего шесть классов! А там среднее образование нужно.

– Этот экипаж берет. Но с условием, что будешь учиться сама. Помогут.

– А как отбашляю? Кто на халяву станет стараться?

– Там командир – афганец. Жизнью бит. Ему плата не нужна! Хороший, честный человек. Он тебя никому не даст в обиду. Я с ним говорил, он мне обещал.

– Неужели возьмут меня? На самолет? А зарплату там всегда дают?

– Без задержек!

– Что мне нужно, чтобы туда попасть?

– Пройти медкомиссию, взять направление в общежитие. А прежде всего прийти в отдел кадров. Там все объяснят. И с Богом! Отрывайся от своего прошлого насовсем. Пусть твоя жизнь будет чистой и светлой, как путь над облаками!

– Вы правду говорите? – все еще не верилось Динке. Но вскоре, получив адрес отдела кадров «Аэрофлота», вылетела на улицу пулей.

Петрович, предупрежденный Скворцовым, приехал во Внуково, чтобы увидеть, как пойдет Динка к самолету в свой первый рейс. Она еще не видела экипаж. И поднималась по трапу беззаботно.

Нот вот знакомое лицо одного из пилотов привлекло внимание. Узнала. Остановилась, замерла от неожиданности. Оглянулась назад. И вдруг услышала:

– Давай, дочка! Поторопись! Тебя ждем! Полетим вместе, мое пернатое семечко! Не бойся! Не подведи меня, постой за честь нашу и фамилию! – протянул к ней обе руки. Как долго он готовился к этой встрече. Обдумывал слова, а Динка уткнулась лицом в его ладони, заплакала. До боли знакомо…

ГЛАВА 13 КОНЕЦ ПРИТОНУ

Нинка встала в тот день раньше всех. По давней привычке поставила две чашки кофе. Себе и Егору. После этого хотела поехать к гостинице. Но… На кухню вошла Антонина.

– Кофеек попиваешь? А за жилье когда платить думаешь? Третий месяц без копейки живешь и все обещаниями кормишь! У меня от них теплее не стало, в карманах не прибавилось. Надоело все! Если в два дня не рассчитаешься, вещи на улицу выброшу!

– Послушай! Я у тебя не первый год живу! С меня твое заведение начиналось. Если б не я, чтоб ты тогда делала? Ведь погибали!

– пыталась пристыдить бабу, но та словно взбесилась.

– Вот это да! Выходит, за свое доброе должна благодарить тебя? Ну уж обнаглела! Если каждая вот так станет рот открывать, не платя ни копейки, далеко зайдем! Скажи спасибо, что столько времени ждала!

– Ну, плохо с клиентами стало! В гостинице пусто! Цены адские! Сама знаешь!

– Ничего знать не хочу!

– Тонька, не наступай на горло! Будет – отдам! Ты меня не первый день знаешь! – взмолилась Нинка.

– Когда будет! Каждый день одно и то же говоришь! Если и другие так, на что нам жить? Вас пожалей, а о семье забудь! Так что ли? – подбоченилась Антонина.

– Что случилось? – вошел на кухню Егор.

– Выгоняют меня…

– За что?

– А за то, что третий месяц за жилье не платит!

– Ну это ты, Тоня, круто берешь! Кого другого, а Нину стыдно тебе упрекать!

– Ты с чего здесь возник? Я круто беру? А когда к столу садишься, не думаешь, откуда жратва взялась? Иль на твою пенсию станем жить? Да на нее кота не прокормить. Ты с таким пособием неделю не протянешь, сын и мать есть! Ты о том думаешь?

– Думаю! И знаю, не последний кусок доедаем! Оставь человека в покое! Остановись! Не дери глотку!

– Ты кто такой, чтоб мне указывать? Ты – иждивенец, нахлебник, дармоед! Еще меня позоришь перед потаскухой? Она дороже меня? Я тебя кормлю, одеваю, обуваю и вот как отблагодарил?!

– Дом не только твой, а и мой. Ты с него имеешь! Не вкалываешь!

– А кто на базар ходит? Кто стирает, готовит, убирает? Кто лечит тебя? Или это ничего не стоит? Хотя разве поймешь? Ты не че

ловек, не мужчина! Захребетник! Устроился на моей шее, еще и понукаешь! Ну, уже черта с два!

– Остановись, Тонька! – подошел к бабе, дал хлесткую пощечину впервые в жизни, чтобы опомнилась, встряхнулась.

– Ты?! Как посмел? Вон из дома! Вместе с этой шлюхой выметайся!

– Черта с два! Дом этот – отцовский, а не твой! Я тут прописан! Не нравится, сама выкатывайся, стерва!

В перепалке с сестрой Егор и не заметил, как ушла Нина. Она шла на почту, чтобы дать матери телеграмму, решила попросить у нее денег.

Нинка никак не могла заполнить бланк. Слезы размывали бланк, слова невозможно разобрать.

– Что это ты ревешь? – услышала баба, оглянулась, увидела Вагина. Участковый стоял совсем близко.

– Да так, мелкие неприятности!

– Пошли выйдем! Поговорим спокойно, – указал на скамейку рядом с почтой.

Нинка присела, рассказала Ивану, что произошло:

– Не везет мне, Вань! В последнее время ну хоть лопни! На жратву себе еле зашибаю. А она за глотку взяла! На Егора сорвалась. Тоже наехала! Обозвала, унизила, гонит из дома!

– Зажралась баба! А ведь я ей во многом из-за тебя помогал! Сниму своих ребят со стремы, перестанут они дом присматривать, рэкетиры его враз разнесут! И Тоньку к ногтю, пикнуть не успеет. Нынче крутых много! Давненько за нею охотятся. Мои всякую неделю выдергивают от дома налет. Может, пусть тряхнут, пощекочут стерву? Проучат немного! Нам она уже полгода не платит. А я молчал. Ждал, не напоминая. Хотя и ребята, и сам без зарплаты насиделись. Тоже есть хотим. Но не борзеем…

– Мне уже все равно. Что будет с Тонькой, какое мне дело? Егора жаль! Хороший человек, тихий, безобидный, съедает его Антонина. Жадная баба, все ей мало!

– Ничего! Подожди немножко!

– Как ждать, чего? Она мне сказала, чтоб без денег не возвращалась.

– Ладно! Но тебе все равно уходить придется. Нельзя оставаться, мало ли кто нагрянет. Они по ночам заявляются. Не смотрят, кто жилец, кто хозяин. Всех трясут. Подряд. Не хочу, чтобы и ты под горячую руку попала.

– Мне некуда уходить. И к матери вернуться не на что. Ни гроша на кармане, как назло!

– И мне помочь нечем. Резве вот, пятьдесят тысяч… Больше нет у меня, – протянул деньги, Нинка отказалась.

Но Вагин сунул купюру в карман пальто. Встав, предупредил бабу:

– Постарайся не ночевать у Серафимы. Опасно для тебя! Да и днем осторожней будь. Найди другую крышу. Жаль тебя, потому предупреждаю.

Нинка подошла к электричке и, сев в нее, встретила одну из путанок, когда-то жившую у Серафимы. Невезучей была девка, потому немного жила в притоне. Нашла что-то другое и ушла без сожаления. Ее у Серафимы никто не вспоминал, скоро забыли. А вот теперь, спустя время, увидела Нинка девку. Та обрадовалась старой знакомой:

– Теперь я иначе живу. Работаю телефонисткой на почте. Вышла замуж. Живу в семье. Сынишку имею. Игорешку. Ему второй год. Уже ходит, лопочет. Все нормально. О моем прошлом никто не спрашивает. Оно даже самой не нужно. Дурной сон. Был и нет его. А ты как?

Нинка поделилась с нею откровенно.

– Послушай! Какого хрена мучаешься? Давай к нам! Уезжай из Москвы! У нас в Смоленске человеком станешь! Заново жить начнешь! У нас люди!

– А ты не в Москве?

– Нет! Я здесь всего на два дня. Завтра домой уезжаю. На выходные приехала по делам вместе с мужем! Он попросил. Я из дома не люблю уезжать!

– У меня никого нет в Смоленске!

– А я? Возьмем на первое время! А там устроишься на квартиру к бабе Дусе. Хорошая старушка. Уборщицей работает у нас! Чистюля! Добрейшая душа. Я сама у нее жила. От нее замуж вышла. Все наши девчата через ее дом прошли. Замуж повыходили. Может, и тебе повезет. У бабки Дуси рука легкая. Девки не задерживаются. Ты с ней легко поладишь. У нее отдельный домишко, тихо и спокойно. Никто не помешает. Забудешься и все пройдет.

– А возьмут ли меня?

– С руками! У тебя среднее образование?

– Да! – подтвердила Нинка.

– С неделю подучим и начнешь самостоятельно работать! Тебе главное зацепиться! Потом, может, другое найдешь. Но мне нравится! Люди у нас хорошие! Запиши мой адрес! – продиктовала и сказала, заторопившись к выходу: – Не медли! Может, у нас твоя судьба!

Нинка уже подходила к гостинице, когда ее нагнала импортная "Вольво".

– Вас подвезти? – улыбнулся человек.

И на ломаном русском объяснил, что он живет в гостинице.

Нинка усмехнулась. Объяснила, зачем она направляется туда же. Человек открыл дверцу машины, пригласил ее, а вскоре привел в номер.

Баба забылась с ним на три дня.

Повезло! Но что будет завтра? – задумалась, едва оказавшись на улице. Она решила пересчитать деньги. Их было много. Здесь хватало на оплату жилья и на месяц жизни. А-дальше?

Белый лоскуток бумаги выпал из кармана. Нинка подняла. Смоленский адрес. Она совсем забыла о встрече в метро.

– Не медли! Может, у нас твоя судьба? – вспомнила и улыбнулась невесело.

– Где она, эта судьба? Давно не жду от нее ничего хорошего! Нет ничего у меня! Ни в прошлом, ни нынче, а и от завтра добра не жду. Сама от себя устала! – плетется домой, не оглядываясь по сторонам.

И только вошла в коридор, увидела свои чемоданы. Их уже выставила Антонина, не стала ждать. Как и обещала.

Нинка дернула двери в дом. Заперты. Постучала. Открыл Егор, провел на кухню. Виновато опустил голову:

– Твое место уже занято! Прости меня, Нинуля! Ты мне очень дорога! Почему ты не моя сестра? Как не хочу отпускать тебя! Да и идти тебе некуда…

– Не надо, Егор! Есть куда пойти! Пока зовут. Видно, мой час настал. Надо отрываться, пока не поздно и не все потеряно. Может, там повезет?..

– Куда ты?

– В Смоленск! Говорят, там еще есть люди! Там можно встретить судьбу и начать жизнь заново. Глядишь, не выгонят, приживусь. Возьми вот деньги за жилье! – поспешила Нина.

– Не надо денег! Оставь себе! Понадобятся, пригодятся. Обойдется змеюка без твоих. Ты на меня не сердись, не держи обиду! Будь моя воля, выкинул бы всех клевых, оставил бы тебя и мать. Жили бы спокойно. Пусть не каждый день ели бы мясо, зато спокойно спали бы. И никто не плевал бы нам вслед. Но я не один! И не могу распоряжаться по-своему. Есть сестра! Но если можно, оставь адрес!

– Когда устроюсь, позвоню тебе! – спрятала деньги, взяв чемоданы, вышла на улицу, не оглядываясь, не жалея ни о чем.

Вскоре Нинка приехала на Белорусский вокзал. А когда совсем стемнело, подошла к поезду, отправляющемуся в Смоленск.

Всю ночь лежала, не сомкнув глаза. Думала, взвешивала, ругала себя, что не ушла от Тоньки раньше, не искала, не имела запасных вариантов и осталась на улице, как состарившаяся дворняжка, изгнанная за непригодность жестоким хозяином.

Ранним утром она приехала в Смоленск, нашла Надюху. Та, накормив, вскоре отвезла ее к бабе Дусе. А через день Нинку взяли работать телефонисткой.

– Ничего, девонька! У тебя все наладится. Ты вон какая краси

вая, молодая! Погоди, попривыкнешь к нашей жизни, не захочешь вспоминать Москву! – утешала старушка.

– Век бы ее, проклятую, не знать! – сорвалось у Нинки невольное.

– Видно, всю душу тебе там изгадили! Но ничего, пройдет зима и в твоей душе. Даже старый клен каждой весной в женихи рядится! А уж возле березоньки, такой, как ты, обязательно тополь появится! Помяни мое слово, девонька! – говорила бабка, улыбаясь светло.

Нинка быстро освоилась на работе. И ей она пришлась по душе. Девчата-телефонистки сразу признали и через месяц перестали считать приезжей.

– Летом на Днепре купаться будем! В лес с нами сходишь за грибами. У нас здорово! Весь город весной в сирени утопает!

– Я летом к матери поеду хоть на три дня. Так давно ее не видела! – отвечала Нинка.

– Что ж это ты такая невеселая? Почему никуда не ходишь с подружками? Гляди, сколько ребят по тебе сохнут! А ты их замечать не хочешь. Иль есть у тебя сердешный? – спрашивала бабка Нинку.

– Никто мне не нужен! Все эти мальчишки еще не стали взрослыми! Им нужна баба! Чтобы прыть согнать! О серьезном с ними даже думать нечего! У меня эта пора прошла. Я свое отгуляла! Семью хочу. Но с мужчиной! С пацанами не буду связываться! – отвечала Нинка, и баба Дуся на неделю умолкала.

Нинка пришлась по душе старушке. Они вместе коротали вечера за неспешными делами. Девка сама удивлялась, что так легко и безболезненно отошла от разгульной, бесшабашной жизни. Ее не тянуло к возврату в нее. Она не реагировала на восторженные комплименты. И торопливо проскакивала мимо гостиниц, словно стыдясь своего прошлого. Она становилась иною, спокойной, ровной, приветливой, но очень сдержанной женщиной. Она не верила словам. И к людям относилась настороженно, не доверяя, не распахивая, как прежде, душу настежь…

…Егор с того дня, как Нина ушла из его дома, почти не разговаривал с сестрой. Редко выходил на кухню, да и то лишь перекинуться несколькими словами с матерью и Алешкой. Но однажды не рассчитал. И, свернув из коридора, столкнулся с Антониной лицом к лицу. Та несла в кастрюле кипяток и от внезапности выронила. Закричала от боли.

Егор тоже не успел увернуться. И вошел на кухню, чтобы снять носки.

– Дохляк вонючий! Все ноги ошпарил. Черт тебя поднес, ублюдок! – орала Тонька.

– Еще и я виноват! Ты же кастрюлю выронила! Меня обожгла!

– Ты посмотри, что с моими ногами сделал? Чего выполз? Кто тебя сюда звал? Сидел бы в своей комнате, козел!

– Что ты сказала! – встал со стула, забыв, зачем оказался на кухне.

– Что слышал! Одно горе от тебя! Живешь, как домовой! Никакого толку! Одна видимость от мужика! Неужели до старости на моей шее сидеть будешь!? – плакала Тонька, натирая ноги сырым белком яйца.

– Спасибо, сестричка, что призналась! Век не забуду лютости твоей. Одного не пойму, с чего срываешься? Что нужно, чего хочешь? Чтоб я ушел из дома?

– Если б было куда сплавить тебя, сегодня в твою комнату четверых баб поселила! От них доход! От тебя одни убытки!

– Да провались ты, стерва! Довела! Все тебе мало! Не нажрешься никак! На доме красный фонарь горит! Скоро у себя на заднице повесишь! Не стыдишься Алешки, матери! Имей возможность, и нас продала бы!

– Тебя даром никто не возьмет! Никому говно не нужно!

– Подавись своими деньгами, змея подколодная! – выскочил в комнату, оделся наспех, сунул в карман остатки пенсии, документы и выскочил из дома, хлопнув дверью. Он решил никогда не возвращаться сюда. Его обидело молчание матери. Она не одернула Тоньку, не пристыдила, не попыталась успокоить и остановить его. А значит, согласна с дочерью.

– Надоел всем! Обузой стал. Кому я помешал? Что сделал плохого? – шел, не разбирая дороги, не глядя под ноги.

Как оказался на Белорусском вокзале, сам не мог понять.

– Вы в Смоленск? – спросил его седой старичок– попутчик.

– Да! Там, я слышал, еще есть люди…

Егор даже не заметил оглянувшихся на него пассажиров.

Утром он вышел из вагона без копейки в кармане. К кому, зачем он сюда приехал? Егор и сам ответить не мог. Он знал, сюда уехала Нина. Может, найдет ее? Но зачем? Если перестал быть нужным семье, разве примет его чужая женщина, ведь между ними ничего не было, даже разговора…

Смоленск оказался большим городом. Куда как больше, чем его представлял себе. Он ходил по улицам без цели. Он радовался, что оторвался от дома, где рядом с ним жила ненависть.

Егор отдыхал на лавочках, вглядывался в лица смолян. Нет. Нинки среди них не было.

– Куда деваться? Куда идти? – почувствовал, как холод пробирает душу. – Может, попроситься на ночь к кому-нибудь? Но кто пустит? Родная сестра без денег не откроет! Обсчитала, сколько потеряла из-за меня! Козлом назвала, ублюдком. А все из-за жадности. Проклятая жизнь! Никого и ничего в ней не осталось! Ни род

ни, ни друзей, ни бабы! – устало опустился на парапет. И глянул в темное небо. – Там звезды живут. Даже черноту разрывают! Светят кому-то! В моей судьбе ни одной искры! Как в могиле заживо! И даже плюнуть некому станет вслед, – подумал невесело.

Бродячий пес, подойдя к Егору, обнюхал человека и, повиляв хвостом, отошел, словно понял, что этот мужик голоднее его и угостить ему нечем.

– Что делать? Среди людей как в пустыне остался! Да и чему удивляться, сам от себя устал! – почувствовал, как леденеют ноги, холодный ветер морозит лицо. Человек поежился, собрался в комок.

Некуда податься. Колючий снег застревал в волосах, сыпал за шиворот, вышибал из глаз слезы.

Двигаться… Только этим можно согреться и прогнать из тела леденящую стужу. Но к чему? Отодвинуть смерть на завтра? И знать наверняка: ее не избежать. Тогда к чему усилия? Они излишни. Все равно идти некуда.

– Что с вами? Почему вы здесь сидите? – услышал Егор удивленный вопрос. Он оглянулся. Увидел невысокую женщину. Та подошла поближе: – Кто вы? Приезжий?

Егор хотел ответить, но скулы свело холодом. Человек мучительно пытался открыть рот.

– Да вы совсем окоченели! Вставайте! Живее! Пойдемте со мной!

Егор сделал шаг и упал на обледенелые широкие ступени. Женщина взошла по ним и, войдя в громадный, освещенный дом, кого– то позвала.

Двое людей, подхватив Егора, потащили на руках к зданию.

– Гостиница «Россия», – прочел он вывеску из разноцветных огней. – Мне нечем платить за ночлег. Я не могу туда идти! – хотел, но не смог сказать человек.

Его внесли в вестибюль, усадили в мягкое кожаное кресло.

– Девчата, помогите человеку! – открыла женщина двери в ресторан.

Возле Егора засуетились люди. Кто-то принес горячий чай, другие предложили закурить.

– Нина Владимировна! Где вы его нашли? Еще немного и конец пришел бычеловеку!

– Он внизу сидел. Почти не ступенях, едва заметила, – ответила та, которую назвали Ниной Владимировной.

– Наверное, бомж! – предположил вахтер, вглядевшись в лицо Егора. Тот отрицательно замотал головой.

– Вы из Смоленска?

Егор отрицательно качнул головой – нет!

– Попейте горячего чая! Согрейтесь! – предложила Нина Владимировна. И, подойдя к женщине, выглянувшей из ресторана, сказала тихо:

– Накормите человека…

Егора завели в небольшой кабинет. Предложили снять куртку.

– Так скорее согреетесь! Это что же за беда выгнала вас в такую погоду на улицу? – хлопотала вокруг человека молодая горничная.

– Он, наверно, напился и заблудился!

– Нет, он немой!

– Девчата, отстаньте, дайте согреться. Пусть поест, попьет чаю. Не мешайте!

– Я случайно здесь! – еле вытолкнул Егор слова сквозь стучавшие зубы.

– Случайно около гостиницы или в Смоленске? – подошла Нина Владимировна.

– Везде случайный…

– Даже так? У вас беда? Хотя о чем я спрашиваю? От радости никто не замерзает на улице! Вы уж не обижайтесь за вопрос. Ешьте! Потом поговорим, – хотела уйти Нина Владимировна, но Егор попросил:

– Можно в вестибюле побуду?

– Зачем? Там прохладно. Найдется для вас место!

– Мне нечем платить!

– Успокойтесь! Придите в себя!

– Свои выгнали! Выдавили, как собаку! Здесь же… ну кто я им всем? – пил Егор чай, согревая ладони и душу. Клацали зубы о края стакана. Ведь умереть хотел. Не дали… А ведь чужие, совсем незнакомые люди… Не оставили на улице. Выходит, правду сказала Нинка, уходя в тот день из дома, что в Смоленске не перевелись люди, – снова вспомнилось человеку.

Его кормили, поили чаем. Не требовали плату. Он чувствовал себя неловко.

– Нина Владимировна! Я очень благодарен за все. Возможно, не стоило обо мне беспокоиться. Ведь я всюду лишний, везде помехой стал, – начал тихо. И рассказал женщине обо всем, что случилось. О пережитом и передуманном, о выстраданном и, признавшись, как оказался у гостиницы, сам того не зная, добавил: – Я ни на что не надеялся. Ни на сочувствие, ни на доброту. Потерял веру в эти качества. Ведь теперь живут инстинктами, как в зоне. Есть сила и деньги – выживешь. Ослаб – сдыхай. А у меня нет сил! Нет ничего. Что-то потерял, другое – отняли, иное – вытравили. У меня нет главного – смысла, ради которого стоит жить!

– Сейчас вы не в том состоянии. Слишком жива обида. Не стоит на ней зацикливаться. А о жизни, смысле в ней еще будет время подумать, когда отдохнете! Хоромы предложить не могу. Но койка имеется. Горничная вам покажет, где вас поместим! – сказала уходя женщина.

Егора поселили в маленькой комнате, где горничные хранили постельное белье.

– Здесь тепло и сухо, а главное, никто не беспокоит, – пожелала спокойной ночи и тихо прикрыла за собой двери.

Утром Егор проснулся от шума в коридоре. В гостинице начинался рабочий день. Убирали в номерах, в коридоре, вестибюле. Вскоре и к нему постучалась горничная, ей потребовалось постельное белье. И женщина, открыв шкаф, пожаловалась, что дверцы плохо закрываются, а столяра в гостинице никак не найдут.

Егор подошел, глянул, попросил найти ему стамеску и отвертку. Через десяток минут двери шкафа закрывались легко и плотно.

Горничная тут же рассказала об этом Нине Владимировне. Та ничего ей не ответила. Решила сама поговорить с человеком. Тот не заставил себя ждать.

– Как вы намерены жить дальше? Что решили для себя? Я вчера думала, как помочь вам. Конечно, проще всего было бы дать деньги на обратный билет, чтобы вернулись домой! Семья есть семья! Может, помиритесь, все наладится, ведь там мать, она, конечно, беспокоится! Матери каждый ребенок дорог, и о вас ее сердце болит. Но… Станет ли это помощью? Где гарантия, что случай вчерашний не повторится вновь? А ваша сестрица не воспримет возвращение как ваше поражение? И уж тогда постарается взять реванш! Может, нужно переждать время, чтобы ваша семья поняла, что вы способны прожить без них, прокормить самого себя? Это было б вашей победой! Но решайте сами, как разумнее и правильнее поступить.

– Мне по душе последний вариант. Но имеется заковырка. У меня нет ни гроша даже на еду!

– Не спешите, Егор! О проблемах поговорим чуть позже. Сначала по сути! Вас устраивает самостоятельная жизнь, я правильно поняла? – спросила Нина Владимировна.

– Конечно! Хочу человеком стать! Жить без попреков. Зарабатывать себе на кусок хлеба своими руками! Чтоб не стыдиться заработанного, чтоб мне никто вслед не плевал!

– Что вы умеете?

– В зоне работал на шахте. Там же научился немного столярничать, плотничать. Пусть не совсем профессионально, но своими руками делал ремонт в доме матери. Штукатурил, белил, красил, сам заменил ванну, мойку, старые трубы сменил на новые. Без дела не сидел. Мне за дом краснеть не пришлось бы!

– Я предлагаю вам остаться у нас в гостинице! Работы хватит! Без дела не соскучитесь. Конечно, наш дом гораздо больше вашего. А потому и забот поприбавится. И работать придется побольше, как всем нам. Ведь хозяину всегда не до отдыха!

– Значит, снова в домовые? – усмехнулся Егор.

– У нас по штату положен столяр. Оклад неплохой! Уверена, что устроит. На вашей совести – вся мебель гостиницы. Ну а если придется помочь сантехникам или малярам, тут отдельный наряд выпишет бухгалтерия. Но помните, Егор, никаких выпивок! Этого у нас не прощают!

– Я не пью! После аварии в шахте в рот глотка не взял. Хотя годы прошли.

– Жить вы будете в той же комнате, где сегодня ночевали! О вашем питании не беспокойтесь. Получите талоны и по ним вас станут кормить в ресторане, какой до семи вечера работает в режиме столовой! Помыться всегда сможете в служебном душе.

– Но мне нужен инструмент для работы.

– Составьте список. И завтра все получите!

– Еще одно! Мне надо будет съездить домой, чтобы взять вещи, сменное белье! Я ведь в чем стоял, в том и ушел.