Текст книги "Блеск и коварство Медичи"
Автор книги: Элизабет Лоупас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)
– Не получишь, – раздался новый голос, женский, с венецианским акцентом. Бьянка Капелло вплыла в комнату, одетая в платье из белого шелка с кроваво-красным корсажем. В руке она держала розу, стебель которой был весь покрыт шипами.
– Она моя, – сказала Бьянка Капелло.
Великий герцог сделал жест скипетром.
Двое ударили Руанно своими серебряными кинжалами. Он упал. Его тело лежало у ног великого герцога, а они продолжали наносить удары, снова и снова. По гладкому мрамору пола потекла кровь. Не обычная алая кровь, а расплавленный металл, медь и железо, добытые из самого сердца земли.
– Руан! – закричала Кьяра. Она попыталась подбежать к нему, но каждое движение было неестественно, ужасающе медленным, как будто она застряла в прочной и липкой сети. – Руан, Руан…
Она открыла глаза, все еще шепча его имя.
Она была в подвале, на своей лежанке. Масло в лампах заканчивалось, и они начинали мигать. Все это ей привиделось под действием соннодольче.
– О Руан, – сказала она вслух. – Он хочет убить тебя. Он не сказал мне этого прямо, но я знаю, что это так. Услышь меня, услышь, где бы ты ни был.
В подвале стояла тишина. Она была там одна. И Руан Пенкэрроу не мог слышать ее предостережений.
Глава 42
Лабиринт в садах Боболи
17 июля 1578
Несколько недель спустя
Кьяра пришла в себя, ощущая вкус крови во рту и запах мокрой земли. Она вся дрожала, хотя воздух и не был холодным. Стояла темень. Вначале она подумала, что ее похоронили заживо, но потом услышала звуки: стрекотание, жужжание, шорох листьев. И воздух был свежим. Она лежала на траве – густой, ровной, мягкой как бархат. Видно, за ней хорошо ухаживают.
Но где она?
Она перевернулась на спину. Небо было черным и безоблачным, светили звезды, Млечный Путь возвышался над всем этим столбом серебристого дыма. Луна была почти полной и достаточно яркой, чтобы предметы начали отбрасывать тени. Она находилась на круглой поляне, окруженной живой изгородью. Но нет. Поляна была не совсем круглой. Скорее она имела форму цветка с одним, двумя, тремя – шестью лепестками. Роза с шестью лепестками – центр лабиринта. Лабиринта, стены которого состояли из невысоких деревьев, обрезанных и ухоженных. Пространство между ветвями было заполнено побегами вьющихся роз и паслена. Повсюду разбиты клумбы, но было слишком темно, чтобы различить, какие цветы там росли.
Она села. На ней была ее обычная одежда: голубой холщовый корсаж и юбка, полосатые чулки и синие кожаные туфли, волосы заплетены в косы и скреплены заколками в виде черепахового панциря. Голова болела, но это была не обычная головная боль и, слава всем святым, не голос демона. Кьяра подняла руку и нащупала больное место на затылке. Там большая шишка. Должно быть, кто-то ее ударил. Но когда? За что?
Кьяра начала восстанавливать события. Она была в Казино ди Сан-Марко. Руфино тоже был там – хотя подожди– ка, нет, его там не было. Она вспомнила, как вышла на улицу, и рядом с лошадьми его не оказалось, и тогда она пошла его искать.
И это все, что она помнила.
Кьяра посмотрела на звезды. Вон там, это Полярная звезда, как учил ее Руан. А ее собственное созвездие, жалящий хвост и лапки скорпиона, было на противоположной стороне неба, значит, там юг. Был ли сам лабиринт сориентирован по сторонам света? Если да, то рисунок его линий должен совпадать с рисунком на полу лаборатории в Казино ди Сан– Марко.
Она сосредоточилась на созвездии Скорпиона, а затем медленно опустила глаза, не поворачивая головы. Там, среди других теней, чернел коридор, проход в южном направлении между двумя лепестками розетки. Выход.
Она встала.
Во Флоренции был только один человек, богатый настолько, чтобы позволить себе огромный лабиринт из деревьев и вьющихся роз. Она наверняка находится в садах Боболи, за палаццо Питти. Неужели великий герцог приказал оглушить ее и бросить здесь? Было ли это очередной безумной проверкой с его стороны? Вряд ли это попытка убийства: он, разумеется, понимал, что рано или поздно она придет в себя и найдет выход. В конце концов, этот лабиринт представлял собой одну-единственную хитро закрученную дорожку.
– Прямо на юг, – громко сказала она. – Затем на восток и дважды на запад.
Какой-то мелкий зверек умчался прочь, испугавшись звука ее голоса. Она шагнула в проем между стенами листьев, которые в лунном свете казались черно-серебристыми. Верхушки деревьев – грабов и тисов – были выше ее головы. Пространство между деревьями густо заросло лозой, кустами ежевики и розами. На первом же повороте ее рукав зацепился за ветку, и она услышала, как рвется ткань.
– Che palle, – чуть слышно выругалась Кьяра и продолжила свой путь. Тропинка была узкой, а луна освещала только верхнюю часть живой изгороди, но не саму дорожку. Она выставила руки перед собой и как раз вовремя – ладони уперлись в ветки, длинные и острые. Охнув, она отдернула руки.
Кьяра осторожно преодолела петлю лабиринта и направилась в сторону запада. Она прижала ладони к телу – ранки от уколов были неглубокими, но все равно болели. Неужели тропинка сужалась? Еще одна ветка задела кожу, и когда она снова повернула на юг, то почувствовала, как куст ежевики впивается в руку, разрывая ткань рукава. Но Кьяра упорно продолжала двигаться вперед. Если лабиринт был создан по тому же чертежу, что и рисунок в лаборатории, то сейчас, пройдя дорожку до конца, она должна оказаться во внешнем кольце. Но заглянуть за стену из деревьев и кустов не удавалось, так что оставалось только идти дальше, чтобы проверить это. На северо-восток, обходя первую петлю лабиринта. Вдруг она почувствовала головокружение. Почти такое же, как если нанести на кожу капельку соннодольче. Казалось, что ветки обрели способность двигаться и специально пытаются схватить ее одежду. Она отталкивала их и шла дальше. Поворот, еще один, продолжай идти. Продолжай идти.
Продолжай идти. Я здесь, с тобой, и я помогу тебе дойти до конца.
Она даже не удивилась тому, что услышала голос Руана. Равно как и тому, что почувствовала его присутствие, и даже могла его увидеть – боковым зрением на самом краю обзора.
«Что со мной происходит?» – спросила она себя, продолжая идти. Снова поворот, а потом еще один.
Зачем, как ты думаешь, великий герцог приказал разлить соннодольче по сотне небольших колб, а потом разбавить их дождевой водой?
Был ли это голос Руана или ее собственные мысли?
Она чувствовала, как с каждым ударом ее сердца царапины от сучков и веток отзываются болью. На ладонях, на предплечьях. Тонкая веточка задела ее лицо, и отломанный кончик застрял в волосах.
Нужно продолжать идти во что бы то ни стало. Петля, поворот, снова петля.
Их разбавили чистой дождевой водой, такой, которую используют для полива. Для того, чтобы поливать эти самые кусты. С каждой царапиной в твою кровь попадает соннодольче. Если бы ты не принимала это снадобье в малых дозах и у тебя не выработался иммунитет, ты бы умерла, так и не дойдя до конца лабиринта.
Значит, это все-таки была попытка убийства.
Великий герцог. Но зачем?
Я могу заставить тебя замолчать. Навсегда.
Бьянка Капелло. Если она знала, что лабиринт отравлен, то вполне могла организовать это все. И разве кто-либо сможет обвинить ее в том, что мистическая сестра великого герцога решила прогуляться в садах Боболи и ее сердце вдруг остановилось?
Каждый следующий проход был короче предыдущего. Это значит, что она снова движется к центру лабиринта.
То, что растения были наполнены соннодольче, было похоже на правду. Хотя яд и не убивал ее – она все еще могла идти, – но на нее уже накатывало знакомое сонное состояние. Хотелось лечь, свернуться калачиком и вечно смотреть волшебные сны.
Ты должна идти дальше. Должна пройти весь лабиринт до конца.
Было странно, что она слышит голос Руана так отчетливо, как будто он совсем рядом, хотя отцовского голоса и голосов демонов она не слышала уже очень давно.
Да, с тех пор, как ты начала принимать соннодольче.
Это сказал Руан или это ее собственные мысли?
Неужели это правда? Кьяра попыталась вспомнить, когда голоса появлялись в последний раз.
Время будто остановилось, а затем, как тропинка, вытянулось в обратном направлении. Вот она стоит под дождем на пьяцца делла Синьория. А вот она держит в руках серебряное сито, наполненное водой. Она стоит у закрытой двери, просунув пальцы в дверную щель, и слышит, как внутри кричит донна Изабелла. Она стоит на верхней ступеньке мраморной лестницы с великой герцогиней Иоанной. И вот она уже говорит с Бьянкой Капелло, а в волосах у той красные лилии.
Кьяра все шла и шла по лабиринту.
Лунный свет отражался от листьев, шипов и лепестков роз, казавшихся черно-белыми, на фоне которых ягоды паслена и ежевики были похожи на капельки крови. Касались ли ее ноги земли? Она не была в этом уверена. Но она не сомневалась в том, что Руан идет рядом с ней, хотя, конечно же, его здесь не было, он плыл где-то на корабле, на пути во Флоренцию, где великий герцог собирается его убить и…
Она вдруг поняла, что вышла из лабиринта. Перед ней были железные ворота. Закрытые. Она устала, очень устала, но вместе с тем ей казалось, что она только что проснулась, а поход через лабиринт ей приснился. Лишь царапины на руках и на лице напоминали о том, что все было на самом деле.
На востоке над крышами городских домов уже появилась золотистая линия – всходило солнце. Наверняка скоро придет садовник и откроет ворота. А пока она просто присядет, опершись на железную створку, и ненадолго закроет глаза.
– Сестра Кьяра, – сказал великий герцог. Он восседал на красивом резном стуле, держа в руках кубок, украшенный драгоценными камнями. Он выглядел – злым, что ли? Отчасти да, но в то же время отчасти удивленным, отчасти заинтересованным и, что самое странное, отчасти удовлетворенным. – Вот и ты.
– Да, ваша светлость.
– Ты была по ту сторону закрытых ворот. В лабиринте. Верно?
Она спала, когда ее нашел садовник. Он побежал за ключом, но вернулся со слесарем – оказалось, что ключ странным образом потерялся. К тому моменту, как замок наконец открыли, солнце было уже высоко, а колокола пробили полдень. Ей дали разбавленного вина – в самой простой глиняной кружке – и предоставили возможность уединиться на несколько минут, чтобы справить нужду. И на том спасибо. Однако царапины на ее руках и лице все еще были свежими, а одежда – грязной и изорванной, и с этим едва ли можно было что-то сделать. Умыться и переодеться ей не дали, а прямо в таком виде провели к великому герцогу.
– Да, ваша светлость, – ответила она. – В лабиринте.
– И как ты себя чувствуешь? Я вижу, что у тебя порезы. Я пошлю за своим лекарем, чтобы он ими занялся. Но кроме этого – все хорошо?
Значит, это правда. Растения в лабиринте были политы соннодольче, и поэтому великий герцог не мог поверить, что она осталась жива при всех своих царапинах. Но когда его первое удивление прошло, он начал задумываться почему.
– Я нормально себя чувствую, ваша светлость. Я была…
– Но как ты вообще оказалась в лабиринте? Ворота запираются снаружи, а ключа нигде нет.
– Не знаю, ваша светлость. Я была…
В этот момент в комнату вбежала Бьянка Капелло, шелестя бархатными юбками и сверкая драгоценностями. Увидев Кья– ру, она побледнела, да так сильно, что, казалось, вот-вот упадет в обморок. Она поправила юбки – но нет, это она попыталась спрятать брелок – медальон, на котором на тонких золотых цепочках болтались разные мелкие предметы.
– Сударыня, – обратился к ней великий герцог, как к посторонней женщине, а не своей супруге. Они все еще разыгрывали этот фарс с притворным трауром. – Что вы здесь делаете? Я не посылал за вами.
– Ваша светлость! – Она поспешно сделала реверанс. – Я слышала, что… в садовом лабиринте нашли женщину и…
– Вы имеете к этому какое-либо отношение?
Значит, и это было правдой – она тоже знала, что лабиринт отравлен. И когда ей сказали, что мистическую сестру великого герцога нашли живой, она решила убедиться в этом лично. Потому что именно она все это устроила: и нападение, и лабиринт.
Я могу заставить тебя замолчать. Навсегда.
Ее лицо залилось румянцем.
– Отнюдь, мой господин.
Она молча стояла еще несколько секунд, а затем великий герцог жестом приказал ей сесть на стул рядом с собой. Она села, явно сожалея о том, что вообще пришла сюда, и желая поскорее уйти. Кьяра смотрела на нее спокойно, и не думая приседать в реверансе. Если великий герцог и заметил это – а он наверняка заметил, – то не подал виду.
– Пожалуйста, продолжай, сестра Кьяра.
– Я была в Казино ди Сан-Марко, ваша светлость, и вышла, чтобы подозвать лошадей и Руфино. Это последнее, что я помню. Затем я очнулась в центре лабиринта. Думаю, что Руфино или участвовал в сговоре, или же был убит, или его просто отвлекли. Меня, скорее всего, оглушили ударом сзади по голове.
– У тебя есть какие-либо предположения относительно того, кто бы мог это сделать?
Сказать правду? Солгать? Или промолчать?
Не сейчас. Еще слишком рано. Как бы сильно она ни ненавидела Бьянку Капелло, она пока еще не в силах выступить против нее открыто. «Подожди – говорила она сама себе. – Подожди. Не нападай, пока ты не уверена, что победишь».
– Нет, ваша светлость, – произнесла она с безразличным выражением лица.
– Ясно.
Великий герцог отхлебнул из кубка – он пил то самое горячее вино со специями, как и в тот день, когда Кьяра впервые попала во дворец. Он перевел взгляд на Бьянку. Кьяра вдруг поняла, что та себя выдала, и причем дважды: во-первых, прибежала выяснить, как ее жертва сумела выжить, а во-вторых, она так явно пытается спрятать предмет, висящий у нее на поясе.
– Скажите, сударыня, – обратился великий герцог к своей жене, о которой никто не знал, что она его жена, – что у вас в руках и почему вы пытаетесь это спрятать?
– Ничего, мой господин. Просто игольница и ножницы.
– Покажите мне.
Вначале она не шелохнулась. Великий герцог пристально посмотрел на нее, слегка прищурив глаза. Затем произошло что-то странное. Весь ее облик изменился: она ссутулилась и опустила глаза, как будто превращаясь из гордой венецианки в испуганную служанку. Дрожащими руками она отцепила медальон со всеми его цепочками и молча передала великому герцогу.
– Уже лучше, моя Биа, – сказал он. – Теперь посмотрим, что у нас здесь.
Биа? Должно быть, ласковое прозвище, принятое между любовниками.
– Действительно, игольница и ножницы. Наперсток. Золотая ложечка, ключи. А это что?
Он взял в руки один из ключей. Не золотой и даже не украшенный камнями. Обычный железный ключ. Бьянка
Капелло застыла, казалось, превратившись в восковую фигуру.
– Железный ключ. И я знаю, что это за ключ – ключ от садового лабиринта, который я держал в тайнике в своей комнате.
Бьянка молчала. Почему она не возмущалась, не отрицала принадлежности ключа, не пыталась что-то выдумать? «Та Бьянка Капелло, которую я знаю, – думала Кьяра, – обязательно бы защищалась. Она бы задирала нос и гордо заявляла, что, как венецианская дворянка, она вне любых подозрений. Но кто эта жалкая Бьянка, эта Биа?»
Тишина затягивалась.
– Итак, – сказал наконец великий герцог. – Передо мной женщина, которая провела ночь, запертая в лабиринте. Она вся в царапинах, некоторые из них довольно глубокие, и все же она стоит передо мной живая и здоровая. Это возможно только в том случае, если она кое-что у меня украла, кое-что ценное и уникальное.
Кьяра задержала дыхание. «Ангелы небесные, – взмолилась она, – пожалуйста, не дайте ему забрать у меня сонно– дольче. Она, Бьянка Капелло, пыталась меня убить. И единственная причина, по которой ей это не удалось, – то, что я принимала данное снадобье. Я жива, и у меня нет ни головных болей, ни обмороков, ни голосов, звучащих в голове. Оно нужно мне, и будет нужно до тех пор, пока я не получу философский камень и не исцелю себя окончательно».
– С другой стороны, – продолжал рассуждать великий герцог, – здесь женщина, у которой в руках был ключ. Ключ от этого самого лабиринта, который был похищен из моего тайника. Зачем ей этот ключ? Конечно же, чтобы запереть там первую женщину, рассчитывая на ее смерть.
Бьянка Капелло молча смотрела в пол.
– Две воровки. Причем худшие из воровок, потому как крадут у собственного господина. И как прикажете мне их наказать?
– Ваша светлость, – сказала Кьяра, решив для себя, что будет защищаться, даже если Бьянка Капелло этого не делает. – Можно мне сказать?
Великий герцог кивнул:
– Говори.
– Я признаюсь в том, что взяла маленькую бутылочку снадобья под названием соннодольче, – сказала девушка. Она не стала называть его ядом, хотя все присутствующие прекрасно знали, что это яд. Бабушка всегда говорила, что пока ты не произнесешь слово, его не существует. – Признаюсь, что использовала его так, как вы описали в тот вечер, когда я помогла вам его создать, – одну каплю на кожу раз в неделю. Но вы и так это знаете, ведь только благодаря этому снадобью я смогла пройти через лабиринт.
– Верно.
– Колба, которую я украла, размером с мой большой палец, и она на две трети пуста. Это очень небольшое количество снадобья, но именно благодаря ему я осталась жива. И вы не лишились вашей верной soror mystica.
– Я собираюсь наказать тебя не за само снадобье. Я даже рад, что ты на своем опыте доказала, что маленькие дозы действительно могут защитить от большой порции этого вещества. Но я накажу тебя за то, что ты посмела взять что-то из моей лаборатории без моего ведома и разрешения.
«Если бы ты только знал…» – подумала Кьяра. А сама сказала покорным голосом:
– Я готова к наказанию.
– Я позволю тебе брать небольшое количество снадобья для того, чтобы ты могла и дальше его принимать. И чтобы больше не совершала подобных краж.
Кьяра молчала. Даже если бы она и захотела что-то сказать, то вряд ли смогла бы – таким сильным было чувство облегчения.
– Я не понаслышке знаю, – продолжал великий герцог, – что никто не может просто взять и перестать принимать соннодольче, когда ему заблагорассудится, – в его голосе сквозило явное удовлетворение. – И, продолжая его принимать, ты будешь привязываться ко мне все сильнее и сильнее и все больше будешь готова выполнять мои поручения, какими бы они ни были.
«Я отыщу рецепт, – мысленно пообещала Кьяра самой себе. – Из-за одного этого я клянусь отыскать рецепт соннодольче, чтобы изготавливать его самой и быть свободной».
Великий герцог продолжал:
– А в качестве наказания ты будешь служить донне Бьянке при ее дворе…
– Но…
– Молчи. Служить, как ты служила покойной великой герцогине и моей сестре. Ты будешь послушна и исполнительна. Мне будет удобнее, если ты будешь всегда под рукой, когда мне захочется поработать в своей лаборатории, будь то на вилле ди Пратолино или во Флоренции. Но я не могу просто взять и поселить возле себя женщину. Во избежание скандала ты должна быть в свите какой-то особы женского пола.
Бьянка Капелло подняла голову. Она все еще выглядела пристыженной, но глаза ее горели злобой.
– Я не хочу, чтобы она была рядом со мной, Франко, – сказала она тоном маленькой капризной девочки. – Она будет мне напоминанием…
– Вот именно. Напоминанием о том, что ты хотела ее убить, но тебе это не удалось. Она будет прислуживать тебе, а ты, в свою очередь, будешь обращаться с ней хорошо и предоставлять ей все необходимые удобства. Каждый день ты будешь смотреть на нее и думать, что если бы твоя затея удалась, то на твоей совести был бы смертный грех. И понесла бы за это заслуженную кару от моей руки.
«Тебе ли говорить о смертных грехах, – подумала Кьяра. – Может, в этот раз она меня и не убила, но если мы будем жить под одной крышей и видеться каждый день, она наверняка попробует снова. Если только я не убью ее первой».
– Ты сделаешь, как я сказал, Биа, – произнес великий герцог. Этот дьявол Медичи был явно доволен собой. – А ты, сестра Кьяра, согласна на мои условия?
«Подожди, – сказала она себе. – Покорись. Пусть он поверит, что ты сдалась. Твое время еще придет».
– Согласна, ваша светлость, – ответила она.
Глава 43
Дворец Питти
31 июля 1578
Две недели спустя
– Мария! – позвала Кьяра. – Мы возвращаемся назад, принцесса. Идите к нам!
– Собачки! – верещала маленькая трехлетняя принцесса Мария, неуклюже бегая за Риной, заливаясь при этом радостным смехом. – Я хочу поймать собачку!
Виви, Рина и Лея с веселым лаем скакали по траве. Их длинные рыжие уши летали во все стороны. Ни у кого из них не было ни малейшего желания быть пойманными.
– Если она упадет, то на ее платье останутся следы от травы, – сказала Элеонора, самая старшая из оставшихся в живых дочерей великой герцогини Иоанны. Ей было одиннадцать лет. От своего отца Элеонора унаследовала узкое смуглое лицо, а от матери – ее набожность и скрупулезную аккуратность. – Позовите собак, синьорина Кьяра. Они только вас слушаются.
– Виви! – крикнула Кьяра и громко свистнула. Благородная принцесса Элеонора никогда бы не сделала ничего подобного. Виви тут же откликнулась и подбежала к Кьяре. Остальные собаки последовали за ней. Кьяра прицепила к их ошейникам красные кожаные поводки. Вслед за собаками прибежала и Мария. Она запыхалась и вся вспотела от беготни, а ее медового цвета кудри спутались и растрепались по плечам. Элеонора неодобрительно цокнула языком.
– У тебя вид, как у простой крестьянки, – сказала она. – Не завидую той няньке, которой придется расчесывать твои волосы.
При мысли о расческе личико Марии скривилось. Она хотела было убежать, но Кьяра вовремя схватила ее за руку. Они пошли наверх по широкой лестнице, ведущей во дворец. К ним навстречу вышли нянька маленькой Марии и служанка Элеоноры. В возрасте одиннадцати лет девочке уже полагалась личная горничная, а не нянька.
– Я вас здесь оставлю, донна Элеонора, – сказала Кьяра. – Прогуляюсь еще немного с собаками, чтобы они успокоились.
– Хорошо, – согласилась Элеонора. – Увидимся за ужином.
План великого герцога наказать обеих женщин, поселив их под одной крышей, не совсем удался. Первые два дня Кьяра прислуживала донне Бьянке на вилле ди Пратолино, напустив на себя вид холодной почтительности, которую она полностью скопировала с покойной великой герцогини Иоанны. В свою очередь, донна Бьянка обращалась с Кьярой, как с самой последней поденщицей. «Никогда не смей заговаривать со мной, – приказывала она ей самым высокомерным тоном, на который была способна. – Не смей скрестись в двери, ожидая, что я обращу на тебя внимание. Потому что ты не стоишь моего внимания. Я – супруга великого герцога, и скоро меня открыто признают великой герцогиней. Делай то, что я тебе говорю, и держи язык за зубами. Ты не достойна моего внимания».
И Кьяра, стиснув зубы, делала все, что ей приказывали. С другой стороны, ей совсем не нужно было внимание Бьян– ки Капелло. Но потом, на третий день, произошло нечто странное.
Неся в руках чистый ночной горшок, Кьяра бесшумно вошла в личные покои донны Бьянки. И перед ее глазами предстала странная картина. Настолько странная, что девушка даже не была уверена, увидела ли она это на самом деле, или же это был плод ее воображения, вызванный жуткими воспоминаниями о фресках с изображением грешников в церкви Санта-Мария-дель-Кармине, где лежало тело донны Изабеллы. Только у этих грешников были тела и лица донны Бьянки и великого герцога. Кьяра выронила из рук горшок. Тот с треском разбился, и Кьяра выбежала прочь из комнаты. На следующий день ее отослали обратно во Флоренцию. Она должна была жить во дворце Питти и помогать присматривать за детьми.
Поначалу дети холодно отнеслись к Кьяре, но затем она привезла во дворец собак, и девочки, изголодавшиеся по душевному теплу, со всей искренностью привязались к Рине и Лее. Анна, средняя из сестер, была слишком слаба, чтобы бегать по саду, но ей нравилось сидеть в кресле, обложившись подушками, и прижимать к себе Лею. А что касается бедного малыша Филиппо, ему недавно исполнился год, то он едва мог самостоятельно сидеть, не говоря уже о том, чтобы гулять в саду.
Элеонора и Мария вошли во дворец в сопровождении служанок, а Кьяра направилась обратно вниз по лестнице, держа собак на поводке. К ее большому удивлению, она увидела троих мужчин, направлявшихся прямиком к ней. Кто это может быть? Откуда они взялись? Похоже, они специально ждали, пока дети не зайдут внутрь, и лишь потом появились из своего укрытия.
– Синьорина Кьяра, – обратился к ней один из мужчин, сделав шаг вперед. Его голос был знаком Кьяре, и в следующее мгновение она, к своему невероятному изумлению, узнала кардинала Фердинандо де Медичи. Однако он был одет не в красные одежды служителя церкви, а в мирскую одежду, причем достаточно простую на вид.
– Ваше высокопреосвященство, – сказала она. – Я не знала…
– Ш-ш-ш. Никаких титулов, прошу тебя. Я здесь инкогнито. Когда я узнал, что тебя перевели… – тут он замолчал.
Аристократическое воспитание не позволило ему скорчить кислую мину, но даже без этого было видно, насколько ему противно произносить имя Бьянки Капелло. – Перевели сюда, чтобы смотреть за детьми, – закончил он и продолжил свою речь уже более ровно. – Узнав это, я решил встретиться с тобой и поговорить наедине.
«Святые угодники! Еще одна интрига! У меня и так уж целая куча собственных секретов. Мне еще ваших не хватало! Нет уж, спасибо. С другой стороны, мне известно, что вы ненавидите своего брата и Бьянку Капелло, и поэтому я не смогу удержаться от любопытства узнать, что вы там задумали».
– Здесь не совсем удобно говорить, – сказала Кьяра. – Здесь кто угодно может услышать. К тому же я с собаками.
Кардинал – или скорее принц, в этой-то одежде – щелчком пальцев подозвал одного из своих придворных. Мужчина, даже не спросив разрешения у Кьяры, бесцеремонно забрал у нее поводки. Кардинал взял ее под руку и повел по дорожке на северо-восток сада.
– Ты когда-нибудь бывала в коридоре Вазари? – сладким голосом спросил он. – Там нам никто не помешает. Туда позволено входить только членам семьи. Вход вон там, чуть дальше.
Есть ли у нее выбор? Можно, конечно, высвободить руку, устроить сцену, убежать прочь и потребовать назад поводки с собаками у того нахального вельможи. Или же пойти с кардиналом и узнать, чего он хочет? Он же не желает ей ничего дурного? Он ведь кардинал Фердинандо де Медичи, близкий друг великой герцогини Иоанны. Более того, от кого стоит ожидать опасности, так это от самого великого герцога.
Но ведь он тоже Медичи, а это значит, что с ним нужно быть настороже. Причем всегда.
– Я была там несколько раз с великой герцогиней, – ответила Кьяра. – Мы ходили с ней через весь город от палаццо Веккьо во дворец Питти. Моя бабушка называет его горностаевой норой.
Принц Фердинандо – в таком облачении язык не поворачивался назвать его кардиналом – громко рассмеялся.
– Ах да, твоя бабушка. Мона Агнесса Нерини, ведь так ее зовут? Несокрушимая сторонница республики. А вот и вход.
Мона Агнесса Нерини, ведь так ее зовут? Что он еще знает о бабушке? Неужели он выследил Пьерино Ридольфи за тридевять земель в Германии и выпытал у него всю правду о его побеге? Самого Фердинандо эта информация мало интересовала, но при необходимости он мог рассказать кое– что своему брату…
Он провел ее сквозь арку в каменной стене, которой был обнесен сад. Затем они поднялись по достаточно высокой лестнице и очутились перед дверью, охраняемой одним– единственным стражником. Тот узнал принца Фердинандо и распахнул перед ними дверь. Они оказались в длинном коридоре, наполненном светом, который вливался через небольшие квадратные окошки по одну сторону коридора и большие круглые окна – по другую сторону. На стенах между окнами висели картины, потолок был украшен фресками, а пол выложен гладко отполированными каменными плитами рыжеватого оттенка. Этот длинный коридор проходил прямо через жилые дома и лавки горожан, что вполне в духе Медичи – не остановиться ни перед чем ради собственного комфорта и роскоши.
– Мой отец и мой брат собрали здесь неплохую коллекцию картин, доступных взору только членов семьи, – сказал принц. – Пройдем чуть дальше. Там есть одно прелестное местечко.
Чуть дальше по коридору располагалась небольшая ложа, выходившая прямо внутрь великолепной церкви[90]90
Коридор Вазари проходит прямо через церковь Санта-Феличита.
[Закрыть]. Принц жестом указал на стоявшую здесь скамью, обитую мягкой тканью.
– Присаживайся, синьорина, – сказал он. Затем он присел сам и подождал, пока Кьяра не займет место рядом с ним. – Теперь поговорим о делах. До меня дошли очень тревожные сплетни относительно твоей новой госпожи. Я думал…
– Она не моя госпожа, – перебила Кьяра и тут же поспешно добавила: – Мой господин.
Принц снова рассмеялся. Что он хочет сказать этим смехом?
– Госпожа не госпожа, это неважно, – сказал он. – Мне сказали, что мой брат настолько обезумел, что тайно сочетался с ней браком.
– Боюсь, что это правда.
– Все ясно. А я пишу своему брату из Рима и советую ему подходящих принцесс для второй женитьбы, а он уже, видите ли, женился на этой венецианке.
– Я вообще не понимаю, почему он должен жениться, – не выдержала Кьяра. – Прошло всего лишь несколько месяцев со смерти великой герцогини. Он что, не может подождать хотя бы год ради приличия? И почему вы, мой господин, так торопитесь предлагать ему новую невесту?
– Милая моя, – сказал Фердинандо. На этот раз он не смеялся и даже не улыбался. В его голосе звучала неподдельная искренность, если, конечно, он был на нее способен. – Я был глубоко привязан к великой герцогине. Думаю, ты это знаешь. Я был очень опечален известием о ее смерти.
Кьяра отвернулась и посмотрела на церковь, изо всех сил стараясь не заплакать. Если бы он только знал всю правду о ее гибели.
– Я знаю, мой господин, – вымолвила она.
– Но есть две причины, по которым я хотел поскорее устроить новый брак для моего брата, и я думаю, сама
Иоанна со мной согласилась бы. Во-первых, я хотел вырвать его из когтей этой венецианки, а во-вторых, нам необходим законный наследник престола. Маленький Филиппино слишком нездоров. Если Франческо будет настолько глуп, что узаконит своего подкидыша, я прикажу задушить этого мальчишку. Я даже готов взять на душу грех братоубийства, но не позволю отдать корону этому безродному бастарду, в жилах которого нет и капли крови Медичи.
– Вы так смело об этом говорите, – заметила Кьяра, нервно сглотнув слюну.
– Но ты же меня не предашь?
– Нет, конечно.
Раньше, когда она была еще сама собой, Кьярой Нерини, дочерью книготорговца, она бы удивилась и слегка испугалась того, что такой знатный господин раскрывает перед ней свои потаенные мысли. Но сейчас, после четырех лет жизни при дворе Медичи, она уже знала, в чем состоит его хитрость, и понимала, зачем он это делает. Только для того, чтобы подчинить ее своей власти. Если хоть что-нибудь из того, что он ей сказал, будет предано огласке – пусть даже по его собственному наущению, – он в любой момент может сделать ее виноватой и погубить навеки.
