Текст книги "Блеск и коварство Медичи"

Автор книги: Элизабет Лоупас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Глава 26

Дворец Питти

27 августа 1576

Неделю спустя

– Для своей свадьбы, – промолвила великая герцогиня, – я выбрала в качестве эмблемы пару голубков с надписью Fida Conjunctio, – союз, скрепленный верностью.

Она вышивала на алтарном покрывале голубя, символ Духа Святого. Кьяра работала по канве, где не требовалось особого искусства. Это хорошо, поскольку ее левая рука еще не вполне слушалась ее, но, по крайней мере, на ней снова начали отрастать ногти.

Она надеялась, что Святой Дух проявит большую верность по отношению к великой герцогине, чем ее законный супруг.

– Я помню это, ваша светлость, – сказала девушка. – Я тогда была еще совсем маленькой и не жила при дворе, но помню, что в городе устроили большой праздник. И конечно, герцог Козимо был еще жив. Его слуги швыряли монеты, и мы с моим братом Джанни дрались за каждое серебряное кваттрино.

При мысли о Джанни острая боль пронзила ее висок, а в голове раздался злобный шепот отца: «Это ты должна была умереть, а не он».

– Я и не знала, что у тебя был брат, – сказала великая герцогиня. Она завязала узелок и протянула руку за новой иглой, со вставленной в нее белой шелковой ниткой – их готовила швея. Взяв новую иглу, великая герцогиня продолжила класть стежки. Интересно, каково это – вырасти в таком окружении, что тебе даже не приходится самой заправлять нить в иглу.

После столкновения с Бьянкой Капелло в палаццо Медичи великая герцогиня сделала Кьяру частью своего внутреннего круга, этакой домашней любимицей, наподобие маленькой гончей Рины, что жила у донны Изабеллы, или Леи у донны Дианоры. Выяснилось, что великий герцог невзлюбил одну немецкую даму из окружения герцогини и бесцеремонно отослал ее обратно в Вену; так что собаки и Кьяра стали новыми игрушками одинокой Иоанны Австрийской. А кроме того, донна Химена, чье доброе сердце было разбито смертью Изабеллы, все больше и больше замыкалась внутри себя. Если она с кем и заговаривала, то чаще всего это были разговоры о постриге в монастырь.

За исключением всех этих молитв – уж слишком много их было – Кьяра в целом была довольна жизнью при дворе великой герцогини. Виви бегала за ней повсюду, ей было приятно знать, что у нее есть живое создание, которое любит ее, которому она нужна. Ведь вся ее семья – бабушка и сестры были так далеко. Сможет ли она когда-нибудь увидеть их снова? Оставалось лишь надеяться и верить, что однажды все они вернутся домой. К привычным урокам чтения и письма добавились новые занятия – с цифрами и формулами. Учитель назвал это вычислением. Конечно же, была и латынь, хотя великая герцогиня не одобряла эти уроки, поскольку латынь ничего не говорила о Боге, церкви и святых. Великий герцог прислал книгу с названием De alchimia opuscula complura veterum philosophorum[73]73
   Собрание алхимических трудов древних философов.


[Закрыть], и Кьяра билась над ней, страница за страницей. По слухам, магистра Руанно выпустили из Барджелло, но Кьяра еще не виделась с ним. Он иногда ей снился, но при пробуждении она помнила лишь обрывки этих сновидений – его рука, крепко схватившая ее за горло или просто лежащая у нее на запястье. Вид его покрытой шрамами руки поверх ее рукава пробуждал в ней ощущение безопасности. Еще ей снилась лаборатория. Возможно, настанет такой день, и они втроем, вместе с великим герцогом и магистром Руанно, смогут снова продолжить работу над opus magnum.

А что если этот день никогда не наступит? Станет ли она из-за этого переживать? Неужели ей есть дело до всего этого теперь?

– Синьорина Кьяра? С тобой все в порядке?

Она отвлеклась от своих мыслей.

– Да, ваша светлость, простите меня. Мой брат погиб… в результате несчастного случая.

– Упокой Господь его душу. А твои отец и мать? Их ведь тоже нет в живых?

– Да, ваша светлость.

– Возможно, наступит такой день, когда великий герцог найдет возможным освободить тебя от обета, ты выйдешь замуж и заведешь своих детей. Дети – великое утешение. Я сама…

Она замолчала, сосредоточившись на паре крошечных стежков, очерчивая крыло белого голубя.

– Я и сама надеюсь еще на одно дитя, – наконец произнесла она. При этих словах ее щеки залились румянцем. – Этот вопрос уже стал всеобщим достоянием. Весь двор следит за тем, насколько часто великий герцог оказывает мне честь… своим ночным присутствием. Кто знает, если на этот раз Господь наградит меня сыном, великий герцог, может быть, тоже возьмет себе девиз Fida Conjunctio.

– Я буду молиться, чтобы так все и вышло, ваша светлость, – сказала Кьяра, прекрасно зная, что даже тысяча молитв и даже молитвы за каждую отдельную звезду на ночном небе все равно не превратят великого герцога в верного супруга. Только не с Бьянкой Капелло, немедленно занявшей место донны Изабеллы, устраивающей пышные приемы и притворяющейся покровительницей поэтов и музыкантов. Только не с Бьянкой Капелло, напоказ выставляющей свой живот каждому встречному.

– Впервые я встретила его в Вене, – сказала великая герцогиня. Ее стежки стали ложиться медленнее, а потом и вовсе прервались, когда она увлеклась воспоминаниями. – Мы… мы были близки по духу… Он и я. Привез мне подарки. Он понравился мне больше, чем герцог Феррарский, и тот женился на моей сестре Барбаре. Они оба были в Вене тем летом. Любопытно, что между их вельможами возникла настоящая битва, ведь герцог Феррарский долгие годы состязался с герцогом Козимо в борьбе за право наследования титула.

Кьяра тоже перестала шить. Левая рука болела, и она была рада возможности дать ей отдых.

– Я думала, что буду, по крайней мере, довольна… Но ошиблась. Ты знала, что во время свадебных торжеств он впервые встретил… ее?

– Нет, ваша светлость, не знала.

– Я тоже не знала, и довольно долго. Они держали это в тайне, но сейчас мне кажется, что я просто не хотела этого замечать. Но потом, несколько лет назад мои придворные дамы осмелились рассказать мне правду.

Она посмотрела на алтарное покрывало с вышитым белым голубем. Голубь один, без пары.

Кьяре хотелось сказать ей какие-то утешительные слова, но как назло ничего не лезло в голову. Великая герцогиня молча сделала еще один стежок, потом еще один, заполняя контур голубиного крыла.

– Магистр Руанно, твой алхимик, – сказала она. – Знаешь ли ты, что он прибыл из Австрии вместе с моей свитой?

– Нет, ваша светлость. – Кьяра почувствовала, как колючее тепло румянца заливает ей щеки. – Я думала, он из Англии. Вернее, не совсем из Англии, но откуда-то оттуда. Он иногда говорит на таком языке, который вовсе не кажется мне на слух английским.

– Он родился в Англии, в месте под названием Корнуолл – «Корновалья» по-итальянски. Эта местность славится своими оловянными и медными рудниками, и этот мальчик, Роханнес, как мы его называли в Саксонии, родился с металлом в крови.

Странно было слышать о магистре Руанно как о каком-то мальчике. Он казался цельным и неизменным, как будто он таким и появился в лаборатории, взрослым мужчиной со шрамами и всем остальным. Она никогда не задумывалась о том, где он жил прежде, откуда взялись шрамы на его руках и как давно они появились. Его было просто невозможно представить себе без них.

– Он был подмастерьем сына Агриколы и его блестящим учеником. Ты ведь знаешь, кем был Агрикола?

– Да, ваша светлость. На уроках я читала немного из того, что он написал. Я знаю, что он автор прекрасной книги о металлах и горном деле.

Великая герцогиня кивнула.

– Мой брат, император, знал, что великий герцог… тогда еще принц, интересуется алхимией, поэтому он устроил все так, чтобы юный Роханнес приехал во Флоренцию.

Кьяра стала класть больше стежков на своей канве. Она не знала, что ей говорить, и зачем великая герцогиня затеяла этот разговор о магистре Руанно.

– Во Флоренции он нашел большую любовь, и ему хватило глупости думать, что он будет счастлив. Попался в ту же ловушку, что и я. Ему было что-то около пятнадцати-шестнадцати, когда я впервые встретила его. У него были темные волосы, и выглядел он довольно грубовато. Изабелла была старше, ей было двадцать три или двадцать четыре, не помню. Она легко соблазнила его, как мне кажется, ради забавы. Успев устать от своего мужа, она металась в поисках новых ощущений. И с мальчиком Роханнесом она обрела больше, чем ожидала. Она тоже влюбилась в него, по крайней мере, на какое-то время.

– Я не знала, что вы были так тесно знакомы с магистром Руанно, ваша светлость.

– О, это не совсем так. Но я наблюдала за ним и за Изабеллой. Они впервые увиделись в день моей свадьбы. Несчастный день и для них, и для меня. Я знаю, что ты…

– Ваше Императорское Королевское Высочество, – вдруг раздался чей-то голос.

Они обе подскочили. Это была одна из немногих оставшихся при дворе немецких дам, которая всегда обращалась к великой герцогине, соблюдая все титулы в мельчайших подробностях.

– Ваш деверь, кардинал принц Фердинандо де Медичи, прибыл и просит аудиенции.

– Будь любезна, проси его, – сказала великая герцогиня и опустила иглу. – Маргарет, принеси нам, пожалуйста, вина и сладкого печенья. Нет, Кьяра, ты останься. Я хочу попросить кардинала, чтобы он тебя благословил.

Брат великого герцога вошел в комнату. Двое священников, сопровождавших его, поклонились великой герцогине и вышли.

– Мир вам, сестра моя, – сказал кардинал.

Кьяра едва ли могла представить себе человека, менее всего желавшего принести мир. На вид он был как все Медичи – смуглый, бородатый, с коротко остриженными волосами, которые начали редеть по обеим сторонам лба. В отличие от великого герцога, он был довольно полным мужчиной, с круглыми румяными щеками и чувственным ртом. Одет он был в обычные для кардинала одежды, но вместе с тем его одеяние было так щедро украшено вышивкой и драгоценными камнями, что не могло не навевать мысли о мирских богатствах. Да и тонзура[74]74
   Тонзура – выбритое место на макушке, знак принадлежности к духовенству.


[Закрыть] у него не была выбрита. «Как можно быть кардиналом, не приняв при этом священнический сан?[75]75
   Фердинандо де Медичи (впоследствии – великий герцог Тосканский) уже в 14 лет получил титул кардинала без принятия священнических обрядов.


[Закрыть]» – удивилась Кьяра.

Все дело именно в том, что он был Медичи.

Интересно, сколько у него любовниц в Риме?

С другой стороны, Кьяра вспомнила, как в день похорон старого герцога он посмотрел на стоявшую у окна герцогиню и осенил ее крестным знамением. Она тогда еще подумала o том, что между кардиналом и его невесткой существует связь скорее духовного, нежели телесного свойства.

Сложный человек, весь сотканный из противоречий.

– Мое почтение, господин кардинал, – поприветствовала его великая герцогиня. Она встала во весь рост и поклонилась ему, затем опустилась на колени и поцеловала крупный ограненный сапфир, который он носил на правом указательном пальце. Выпрямившись, она взяла его за надушенную белую руку, что было жестом удивительной близости со стороны дочери австрийского императора, никогда не прикасавшейся ни к кому. – Брат мой, входите же, присядьте, выпейте бокал вина, отведайте сладкого печенья.

Окажись на месте кардинала кто-то другой, Кьяра подумала бы, что перед ней любовники. Она тоже встала, сделала реверанс и осталась стоять. Ни один из них не обращал на нее ни малейшего внимания. Она вполне могла сойти за стул, стол или подсвечник.

Вошла служанка с подносом, и великая герцогиня вместе с кардиналом присели, взяв с подноса бокалы с вином и тарелочки с маленькими пряными печеньями с ароматом абрикоса, посыпанными сверху кристаллами сахара. Пригубив немного вина, великая герцогиня сказала:

– Синьорина Кьяра, подойди поближе.

Кьяра шагнула вперед и снова сделала реверанс. Она не была уверена, стоит ли целовать перстень кардинала, но он не протягивал ей руки, а ей уж точно не хотелось тянуться к его липким от сахара пальцам.

– Фердинандо, это синьорина Кьяра Нерини, девушка, выбранная вашим братом быть его помощницей в алхимических занятиях. Она была в свите Изабеллы, и нам, разумеется, пришлось найти ей новое место. Так она оказалась здесь.

У Кьяры слегка закружилась голова от того, что великая. герцогиня с такой легкостью называет всех просто по именам.

– А она моложе, чем я мог себе представить, дорогая моя Иоанна, – заметил кардинал и весьма не по-кардинальски окинул ее взглядом. – Итак, синьорина Кьяра, вы ассистируете моему брату в его алхимических экспериментах? Я не думал, что для такой задачи он выберет настолько молодую девушку.

– Он потребовал, чтобы Кьяра дала обет целомудрия, – сказала великая герцогиня. – Он даже упросил священников из собора Святого Стефана одолжить ему на ночь Пояс Пресвятой Девы Марии, чтобы Кьяра принесла на нем свою клятву.

– Девственница, гляди-ка… – Глаза кардинала заблестели, и Кьяра почувствовала, как его взгляд проникает сквозь ее одежду, корсаж, юбки и нижнее белье. – Скажи-ка мне, синьорина, а зачем моему брату нужно, чтобы ты хранила девственность?

Ей вспомнился спокойный и твердый голос магистра Руанно: «Принц хочет, чтобы ты поступила к нему на службу девственницей, но делает он все это только для того, чтобы угодить своей супруге и любовнице. Они и так сгорают от ревности, и единственный выход – объявить тебя девственницей и заставить поклясться в том, что ты будешь хранить невинность».

Она, конечно же, не посмела повторить его слова в присутствии великой герцогини.

– Мистическая сестра алхимика – всегда девственница, господин кардинал, – ответила Кьяра. Это была ложь, но ни великая герцогиня, ни кардинал наверняка ничего не знали про Пернеллу и Николаса Фламеля. – Она олицетворяет луну, лабиринт, воду и серебро – символы девственности и женского начала, привнося силу этих элементов в процесс сотворения философского камня.

– Вот видите, Фердинандо? – сказала великая герцогиня. – Франческо полностью погряз в магии и алхимии. Я боюсь и за его бессмертную душу, и за душу Кьяры. Вот почему я прошу вас благословить ее.

Сквозь тяжелые немецкие согласные ее речи светила искренность. Что бы люди ни говорили про Иоанну Австрийскую, великую герцогиню Тосканскую, ее благочестие было чистым и откровенным, как у святой.

– Подойди поближе, дочь моя, – сказал кардинал. – Встань передо мной на колени.

Что-то плотоядное сквозило во взгляде его черных глаз, и Кьяра понимала, что в его воображении она становится на колени совсем не за благословением. Она шагнула к нему и преклонила колени. Она была довольно близко от него, чтобы увидеть, что его сутана сшита из тонкого шелка, а не из грубой шерсти, а ее кромки обшиты алой тканью как знак его ранга. Его короткая мантия – Кьяра забыла, как она правильно называется – была из фиолетового шелка с вплетенным в ткань муаровым узором, а на груди висел массивный золотой крест, инкрустированный жемчугом и аметистами. Она перекрестилась в надежде, что этот жест отвлечет его от грешных мыслей, и закрыла глаза словно в молитве.

Он положил руки ей на макушку. Она могла бы сказать, что он ощупывает ее волосы пальцами знатока. Волосы у нее были самыми что ни на есть обыкновенными, если не считать их длины и нескольких серебряных прядей в том месте, где был шрам. Сейчас волосы девушки были зачесаны назад и собраны в одну толстую косу, заколотую простыми серебряными булавками в кольцо на затылке.

– Непорочная Дева Мария, заступница всех дочерей Евы, – медленно и размеренно произнес он. – Защити эту девушку и сохрани ее невинность от всякого зла. Отврати ее мысли от колдовства и мирской суеты.

Кьяра слышала, как великая герцогиня повторяет за ним слова молитвы.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Своим большим пальцем кардинал начертал в воздухе крест над ее головой. Это продлилось не больше секунды, но и этого хватило, чтобы расшевелить головную боль. Шрам у виска резко начал болеть, хотя никто к нему не прикасался. Священник отнял руки.

– Спасибо, Фердинандо, – поблагодарила великая герцогиня. – Вы всегда находите нужные слова.

– В вашем присутствии, моя дорогая Иоанна, нужные слова приходят сами собой, – ответил он. При взгляде на Иоанну выражение его лица изменилось. Никакой хитрой чувственности. Только теплота, любовь и восхищение.

«Какая жалость, – подумала вдруг Кьяра, – что не он старший сын в семье. В таком случае он мог бы на ней жениться, и они были бы счастливы вместе. Да и великий герцог Франческо был бы гораздо счастливее, окажись он не первенцем. Его бы все оставили в покое наедине с алхимией и его безвкусной любовницей». Ей было неловко видеть, что священнослужитель, брат великого герцога, питает столь нежные чувства к своей невестке. С другой стороны, любой, кто провел бы достаточно времени с великой герцогиней, проникся бы ее скромным очарованием. Любой, но не сам великий герцог и не его любовница.

На рукаве у кардинала был вышит голубь. Конечно, это символ Святого Духа, но уж очень он напоминал того голубя, которого великая герцогиня вышивала на алтарном покрывале. Я выбрала себе в качестве эмблемы пару голубков…

– Благодарю вас, кардинал, – сказала Кьяра. Она встала с колен, стараясь не смотреть на этих голубей. Головная боль мягко пульсировала позади глаз. – Спасибо вам, ваша светлость, что вы были так добры, позаботившись о моей душе.

Глава 27

Дворец Питти

Несколько дней спустя

Итак, великая герцогиня приказала принести из кладовой в конце коридора два рулона пурпурного шелка и один – небесно-голубого. А еще моток золотых нитей из сундука с замком на верхней полке. Нить была и впрямь золотая, с металлическим отблеском, и похожа на тончайший шелк, закрученный в спираль. Кьяра положила ключ обратно в поясную сумку и взяла в руки лампу.

– Пойдем, Виви, – мягко позвала она и повернулась, чтобы выйти из комнаты.

В дверном проеме стоял магистр Руанно дель Ингильтерра в ореоле лучей послеполуденного солнца. Лица его не было видно, но она узнала его. Каким образом? Наверное, по росту и по ширине плеч, выдававших его трудное прошлое.

– Магистр Руанно, – произнесла она. Она не видела его – ну разве что во снах, о которых предпочитала не думать – с той самой ночи в лаборатории, когда он согласился помочь бабушке и девочкам бежать в Пистою в обмен на ее тайные послания о донне Изабелле и донне Дианоре, светлая им память. Сколько времени прошло с тех пор? Пять месяцев? Полгода? Кажется, целая жизнь…

Их тайная переписка не помогла никого спасти.

– Вы напугали меня, – сказала Кьяра. – Что вы здесь делаете?

Он молча вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Огонек на ее лампе всколыхнулся от ветра и погас.

Кьяра немного испугалась, но в то же время почувствовала себя, на удивление, в безопасности. В темноте она слышала дыхание магистра Руанно и свое собственное. Она сделала шаг назад. Больше отступать было некуда. Он подошел ближе. Где-то в глубине живота она ощутила странное волнение, которого раньше никогда не испытывала.

– Вы ж-живы, – пробормотала она. Это единственное, что пришло ей в голову.

– Да, – ответил он и прибавил что-то на непонятном языке, то ли на латыни, то ли на том странном языке, на котором обычно ругался. Это прозвучало как цитата. Затем он сказал: – Зажги, пожалуйста, снова лампу. Я хочу поговорить с тобой наедине, но не в темноте.

Кьяра положила мотки ниток обратно на полку, взяла огниво и зажгла свет. Она привыкла делать это в темноте, на ощупь. Сколько раз ей приходилось первой вставать и зажигать лампы в их крохотной кухне, пока мама и бабушка занимались малышами? Поврежденные пальцы еще плохо ее слушались, но в конце концов ей удалось снова зажечь свет.

Из темноты перед ней предстал образ магистра Руанно. Он был одет в простые темные штаны, камзол, чисто выбрит и аккуратно подстрижен. Он выглядел исхудавшим и, как ей показалось, печальным. Однако вскоре она поняла, что печать глубокой тоски на его лице была скорее признаком угрюмой озлобленности. Оставалось только догадываться, что он пообещал великому герцогу за свою свободу. Что бы это ни было, у него на шее по-прежнему висел его гематит, обрамленный железом и медью.

Виви подбежала к его ногам, встала на задние лапки и поставила передние на голенища его сапог. Он взял ее на руки и погладил.

– Что вы от меня хотите? – с опаской спросила Кьяра. Она по-прежнему была немного напугана, у нее слегка дрожали коленки. Ее раздражало, что Виви так доверчиво ведет себя с незнакомцем и он отвечает ей тем же. – У нас был уговор, и я выполнила все о чем мы договаривались. Вы не можете обвинять меня в их смерти.

– Я тебя не обвиняю. Великий герцог сказал, что ты была ранена в Черрето-Гвиди.

Она невольно спрятала руку за спину. Скрюченные пальцы выглядели ужасно, и ей не нравилось, когда на них обращали внимание.

– Покажи мне.

Она неохотно протянула ему руку.

– Как это произошло?

– Мои пальцы зажало в двери, – коротко ответила Кьяра, пытаясь уйти от дальнейших расспросов.

Он положил ее руки в свою ладонь и с нежностью поднес ее бедные пальцы к своим губам. В этом поцелуе совсем не было страсти, а скорее признание того, что она тоже позаботилась о донне Изабелле и по-своему старалась защитить ее. Признание того, что их совместная неудача еще больше их связала. Если бы у нее остались слезы, она бы снова сейчас расплакалась.

– Расскажи, что на самом деле случилось? Герцог утверждает, что это несчастный случай, а по городу ходят сотни разных слухов.

– Это не был несчастный случай.

Он ждал, все еще держа ее за руку. Виви уютно устроилась в его согнутой руке и, словно котенок, счастливо пискнула.

– Она пошла в комнату, куда ее позвал муж. Они стали кричать друг на друга, и он орал ей в лицо, что донну Дианору убили, причем с ведома великого герцога, который убедил дона Пьетро, будто тот имеет на это полное право. Они спорили о самом герцоге и обо всех интригах вокруг него. Затем дон Паоло ударил ее. Там в комнате был еще один мужчина. Муж донны Изабеллы назвал его Массимо. Из-за закрытой двери я слышала звуки борьбы, но я ничего не видела. Я как могла пыталась открыть дверь, но у меня ничего не вышло.

Он прикоснулся большим пальцем к ее руке.

– Я знаю.

– Затем ее муж открыл дверь, и моя рука оказалась как раз между дверью и стеной. И вот тогда… я даже не сразу почувствовала, что произошло… Он объявил, что донна Изабелла упала в обморок и приказал принести уксус.

– Он говорил правду?

– Нет. Когда я вошла, она была уже мертва. На ее шее остались следы, такие четкие, что их всякий бы заметил. Кто-то из этих двоих задушил ее шнурком, красным шелковым шнурком. А может, они сделали это вдвоем.

– Ходят слухи, что над ее телом надругались после смерти. Это правда?

Голова у Кьяры закружилась от тягостных воспоминаний. Стены, покрытые фресками, силуэты людей, искаженные при неровном свете факелов… человек, распятый вниз головой… женщина в похоронном саване, сидящая прямо со скрещенными на груди руками. Звук вынимаемых гвоздей, похожий на крики демонов в преисподней…

– Я не помню. Меня лихорадило, я ничего не помню… – пробормотала она.

– Ш-ш-ш, Кьяра. Этого достаточно, ты не должна помнить.

Черт возьми, ну она и воняет.

Задери-ка ей юбку, Эмипиано. Всегда хотел взглянуть, какие причиндалы у принцесс.

Кьяра сглотнула и резко отдернула руку, чтобы отвернуться и закрыть рот рукой. Только бы ее не стошнило. Где угодно, но только не здесь, в кладовой великой герцогини.

– Кьяра.

Она услышала, как лапки Виви коснулись пола – видимо, он поставил ее на пол. Затем она почувствовала, как его руки обняли ее очень нежно.

– Тихо, все хорошо, – повторял он. – Я должен был узнать правду. Но даже если так, прости, что заставил тебя вспомнить.

Его голос был глубоким и мягким. Тепло его рук успокаивало ее и не просило ничего взамен. Его тело позади нее было твердым и достаточно сильным, чтобы на него можно было опереться, и на секунду она закрыла глаза и прислонилась к нему. «Забудь, – говорила она сама себе. – Забудь и возвращайся в тот немой, водянистый туман, где уже ничто не важно».

«Он хочет убить тебя, – среди полной тишины вдруг раздался демонический голос в ее голове. – Он винит тебя за то, что ты не помогла донне Изабелле».

«Ты уже дважды избегала смерти, – прошептал голос отца. – Ты должна была умереть, должна была умереть. Но ничего, в третий раз ты уже не уйдешь».

«Ты посмела прикоснуться ко мне, – вторил им голос Изабеллы. – Ты закрыла мои глаза. А потом ты смотрела на меня, когда я лежала мертвая в гробу и гнила. Как ты могла? Как ты посмела?»

Он собирается убить тебя. Можешь рассказать великому герцогу о том, что он помог сбежать твоей бабушке, которая была связана с Пьерино Ридольфи. Зачем еще ему приходить в эту маленькую кладовую, кроме как убить тебя, убить тебя, убить тебя…

Она вырвалась из его объятий и повернулась к нему лицом. Ее сердце стучало и готово было вот-вот выпрыгнуть из груди.

– Великая герцогиня ждет, когда я принесу шелк, – сказала она, едва переводя дыхание. – Она пришлет кого-то за мной.

Может, это было просто мерцание света от ее маленькой лампы, но ей показалось, что глубокая печаль в его глазах стала еще безысходнее, коснувшись каждой линии его лица.

– Возможно, – сказал он. – Но думаю, у нас есть еще немного времени.

– Дайте мне пройти.

Он не пошевелился.

– Мы с тобой еще не закончили.

Виви взвизгнула и подпрыгнула, как будто хотела сказать: «Погладь меня, возьми меня на руки».

– Что… – пролепетала Кьяра, – что… вы хотите… от меня?

Стоя почти вплотную к ней, он положил руку ей на шею, как раз там, где начинается плечо. На нем не было перчаток, и она впервые почувствовала его прикосновение у себя на коже, ощущая каждый из кончиков его пальцев на задней стороне своей шеи. После всех ее снов это прикосновение могло показаться ей приятным, но сейчас она ощущала лишь ужас, пронзивший ее с головы до пят.

– В ту первую ночь перед посвящением ты спрашивала у меня, чего я хочу, – сказал он. – Ты помнишь?

Она не могла ни пошевелиться, ни ответить. Но она помнила.

– Я сказал, что хочу заполучить Lapis Philosophorum ради золота, что он мне принесет. Достаточно золота, чтобы вернуть мое имение у англичанина, который силой забрал его у меня. Я до сих пор этого хочу. Но теперь я хочу еще кое-что.

– Не надо, – прошептала она.

– Думаю, ты тоже этого хочешь, даже если сама себе в этом не признаешься.

Кьяра закрыла глаза. Она действительно хотела этого, в самой глубине сердца – чтобы ничего не помнить… Лишь тьма и спокойствие…

– Мести, – тихо промолвил он.

Она открыла глаза.

Он провел рукой вниз по ее плечу, а затем убрал. Ее ноги слегка подкосились, и если бы не полки, она бы непременно упала. Виви взвизгнула и наступила своими лапами на ее юбку.

– Мы можем отомстить, – произнес он. – Мы оба.

– Я не понимаю, почему вы на свободе, – сказала она. Ее легкие разрывались будто после долгой пробежки. – Почему великий герцог отпустил вас?

– Я дал ему клятву, – ответил он. – Я поклялся, что не буду искать мести и что стану снова его английским алхимиком, как и прежде.

– И поэтому… он освободил вас.

Он улыбнулся своей волчьей улыбкой.

– Но, в отличие от тебя, я не намерен вечно соблюдать эту клятву.

– Зачем вы все это мне говорите? Я не хочу ничего знать, я не хочу…

– Тихо, – прервал он ее. – Я рассказываю тебе это, потому что не хочу, чтобы ты думала, будто я подчинился великому герцогу несмотря на все его преступления. Будто я предал забвению… ее смерть и смерть Дианоры.

– А какое вам дело до моего мнения?

Он ничего не ответил.

Кьяра почувствовала, как ее сердцебиение и дыхание начинают понемногу успокаиваться. Затем она спросила:

– Получается, великий герцог снова хочет продолжить наши поиски философского камня?

– Да. Это единственная причина, почему он оставил меня в живых. А кроме того, это единственная причина, почему он прислал лучших врачей, чтобы излечить твою лихорадку и спасти твою руку. Мы оба привязаны к нему – земля и луна – к его солнцу. Он свято верит, что мы должны работать вместе, чтобы наши поиски увенчались успехом.

– Но вы сами в это не верите.

– Нет, не верю. Нет никакого Lapis Philosophorum, по крайней мере, не в той форме, в которую верит он. Но есть масса других вещей, которые можно изучить с помощью алхимии. Например, получать больше металла из добываемой руды или исцелять различные болезни. Богатство и власть герцога дают нам необходимое сырье и оборудование, а кроме того, защищают от тех, кто называет алхимию колдовством.

– Магистр Руанно, – вымолвила она. Внезапно она осознала, что с самого начала разговора он называл ее Кьяра, просто Кьяра, не «мона Кьяра» или «синьорина Кьяра», или «сестра Кьяра». Интересно, может ли она тоже называть его просто по имени? Но у него столько имен… Руанно, Роаннес, Роханнес. Есть ли среди всех этих имен его настоящее имя?

– Руанно, – сказала она, проверяя его.

– Руан, – поправил он Кьяру. – Мое настоящее имя Руан. Называй меня на «ты».

– Руан, – повторила девушка. Ему шло его настоящее имя – без лишнего смягчения, как на латыни или на итальянском. – Он убил их, я знаю. Не своими собственными руками, но он организовал это и теперь покрывает своего брата и герцога Браччанского. Ты уверен, что сможешь работать рядом с ним и пройти через все четырнадцать этапов magnum opus, не испортив все своей ненавистью?

– Ненависть ничего не испортит, а только усилит…

– Я не верю.

Свет лампы начал мигать. Заканчивалось масло. Она взяла Виви – та заерзала и хотела было выскочить у нее из рук – и попыталась пройти мимо него. Он не стал ей мешать, но лишь протянул руку, зацепил пальцем за серебряную цепочку и вытащил лунный камень из-под корсажа ее платья. Он сиял молочным светом с оттенками зеленого, синего и розового, отражая свет лампы. Зажав камень в ладони, он прикоснулся им к гематиту на своей шее.

– Мы связаны друг с другом, – повторил он. – Мы трое: ты, я и герцог. В жизни и смерти.

Тут лампа погасла, и комната погрузилась в полный мрак. Даже лунный камень погас. Виви вся задрожала и в страхе вцепилась когтями ей в шею.

Дверь открылась, и свет из коридора залил кладовую.

– Бери собаку и шелк для великой герцогини и иди, пока нас не увидели вместе, – сказал Руан. – Мы отомстим, Кьяра, и я клянусь, что буду защищать тебя от беды, если это будет в моих силах, до конца своих дней.

Не оборачиваясь, он вышел из комнаты. Кьяра посмотрела ему вслед, и вдруг ее голову пронзила жгучая боль, настолько острая, что, казалось, она притаилась в каждом узле ее заплетенных волос.