Текст книги "Блеск и коварство Медичи"
Автор книги: Элизабет Лоупас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)
Но великий герцог и так все уже знал. Она читала это в его взгляде, в его кривой усмешке и в той черной тени, которая еще больше сгустилась вокруг него. Он все знал и ждал, что же скажет сейчас Кьяра.
– Мы спускались с третьего этажа, – ровным голосом проговорила Кьяра. – Но собаки, наши стареющие собаки… им было сложно спускаться по ступенькам.
– Насколько я понимаю, она приказала женщинам отвести собак обратно наверх. А ты? Где была ты? Осталась с великой герцогиней и видела, как она упала? Или же ты поднялась наверх со всеми остальными?
Простите меня, дорогая герцогиня. Да, я вынуждена предать вас сегодня, но это лишь для того, чтобы спасти свою жизнь. Только так у меня будет время и свобода отомстить за вас позже. Бьянка Капелло заплатит за вашу смерть. Клянусь вам.
– Нет, меня там не было, – сказала Кьяра, глядя ему прямо в глаза. – Я ушла наверх вместе с остальными женщинами. Я прибежала, только когда услышала крик, и поняла, что она уже упала.
Часть 4
БЬЯНКА
Белый лебедь
Глава 40
Вилла ди Пратолино
21 июня 1578
Два месяца спустя
Кьяра медленно проехала мимо привратницкой с крышей из красной черепицы и оказалась среди изумительных южных садов виллы Пратолино. Следом за ней двигались две крытые повозки, полные книг, алхимического оборудования и минералов. С момента смерти герцогини великий герцог проводил большую часть своего времени здесь, управляя строительными работами, сооружая новую личную лабораторию и предаваясь наслаждениям – ах, какие истории об этом рассказывали! – из них можно было бы составить новый «Декамерон», с описанием пышных форм Бьянки Капелло на каждой странице. Магистр Руанно так и не вернулся во Флоренцию, и поэтому единственным человеком при дворе великого герцога, кто мог отличить атанор от алембика, была Кьяра.
Великий герцог отправил списки в Казино ди Сан-Марко, перечислив все, что нужно забрать на виллу Пратолино. Под контролем Кьяры слуги сложили вещи в коробки, а затем погрузили на повозки. Эти хлопоты помогли ей забыть о своем гневе, печали и душевной пустоте, по крайней мере, на время. Когда повозки были готовы, она отправилась вместе с ними на север, в Пратолино. Для опытного всадника на лихом скакуне весь путь занял бы не более пары часов, но для мулов, волокущих тяжелый груз, он оказался намного более долгим. Первый проход по этому маршруту занял большую часть дня. Эта поездка, уже третья, прошла немного удачнее, хотя Кьяра и устала от верховой езды. И устала от попыток забыть. По крайней мере здесь, в Пратолино, будут еда, питье и постель, а возвращаться во Флоренцию надо только на следующий день.
– Сестра Кьяра, – позвал ее один из возниц. Вначале латинское слово soror им не нравилось, но в конце концов они привыкли к нему, видимо, решив, что сестра – это что-то вроде монахини. – Кто-то едет.
Кьяра осадила свою послушную старую кобылу и прикрыла глаза от вечернего солнца, чтобы лучше видеть. Это был одинокий всадник на сером муле, одетый в черно-белую мантию. Когда он приблизился, Кьяра увидела, что это не мантия, а миноритская сутана, к тому же всадник был пострижен – значит, не монах, а священник. Но что великому герцогу нужно от священника?
– Надеюсь, никто не помер, – мрачно сказал возница. – Зачем еще его светлости может понадобиться священник, когда он живет в таком грехе.
– Мы это сейчас выясним. – Кьяра помахала рукой и позвала незнакомца. – Добрый вечер, святой отец.
Священник остановил мула.
– Добрый вечер, синьорина, – ответил он и с неодобрением посмотрел на Кьяру: молодая женщина верхом в сопровождении двух повозок, управляемых слугами. В то же время он слегка прищурился и скривил губы так, как будто ему не терпелось поведать некий большой секрет. Со словами «Да пребудет с вами Бог» он осенил их крестным знамением.
Кьяра, а за ней и все слуги смиренно перекрестились.
– Надеюсь, там все хорошо, святой отец?
– Очень хорошо, в самом деле, – ответил он и слегка пришпорил мула, как будто собираясь ехать дальше, но
затем снова осадил. Было ясно, что он не уедет, пока не поделится с ними своим секретом, будь он хоть сто раз священник.
– Очень хорошо, – повторил он снова. – Я, браг Массео ди Барди из миноритского монастыря в Борго Оньиссанти[88]88
Оньиссанти – букв. «Церковь Всех Святых» (итал.).
[Закрыть], лично выслушал исповедь великого герцога и внес порядок в его жизнь.
– Что сделали?
– Я, – снова начал он, подумав, что его слова не расслышали, – брат Массео…
Он запнулся, осознав свою оплошность, и так сильно покраснел, что стал похож на жареную свеклу.
– Я умоляю Бога простить мою гордыню, – сказал он. – Не смею вас задерживать, синьорина. И ради вашего же блага забудьте мои неразумные слова.
Он изо всей силы ударил пятками по бокам мула – не то чтобы это было хорошей идеей, ведь как все минориты он был обут в мягкие сандалии, – и мул поплелся прочь.
– Что он имел в виду, сестра Кьяра? – спросил возница. – Великий герцог решил исповедоваться? Он что, отослал венецианку? Если да, то скатертью ей дорога.
Кьяра коснулась шпорами боков своей кобылы. Та фыркнула и зашагала вперед, а мулы, запряженные в повозки, последовали за ней.
– Думаю, он просто хотел придать своим словам побольше важности, – ответила она. В этом была доля правды, к тому же слугам лучше не думать так много о личной жизни хозяина. Однако у Кьяры закрались некоторые опасения, которые она гнала прочь. Не может же Франческо Медичи быть настолько сильно одержим страстью, чтобы жениться на своей венецианской любовнице всего через два месяца после смерти герцогини? – Давайте разгрузим и разберем вещи, – быстро сменила она тему. – Лаборатория великого герцога находится в оранжерее в конце сада.
Когда в лабораторию вошел великий герцог, она мыла стеклянные колбы и расставляла их в шкафчике по размеру, начиная с самой большой. Жестом приказав слугам оставаться снаружи, он закрыл за собой дверь. Он изменился. Стал еще полнее, но это была нездоровая полнота – полнота мужчины, который давно не ходил на прогулки, не ездил на охоту и вообще не ездил верхом. Кьяре показалось, что черная тень, всегда окружавшая великого герцога, теперь проникла прямо под кожу, создавая темные пятна там, где их раньше не было. Или ей это просто почудилось при неровном свете лампад?
– Луна уже высоко, сестра Кьяра, – сказал он. – Если будешь работать только при свете этих лампад, наделаешь ошибок.
Она поставила в шкафчик последнюю колбу и взяла льняное полотенце, чтобы вытереть руки.
– Я уже закончила, магистр Франческо, – ответила она. – Слуг разместили в конюшнях вместе с мулами и повозками. Вы позволите мне ужинать и спать в той же комнате, где и раньше?
– Всему свое время. Вначале я хотел бы с тобой поговорить.
Один из светильников затух, и в комнате стало еще темнее.
– Как пожелаете, магистр Франческо.
– Я получил письмо от магистра Руанно.
Спустя мгновение Кьяра поняла, что она невольно задержала дыхание, а ее руки сжимают полотенце так крепко, что это отдается болью в ее искалеченных пальцах. Она осторожно разжала пальцы и вздохнула.
Я вынужден вернуться в Англию ввиду неотложных дел… Что бы он ни говорил тебе, не слушай…
– И что он пишет? – спросила она. – Как скоро вернется?
– Пока неизвестно, вернется ли он вообще. Признаться, магистр Руанно меня разочаровал. Взял и уехал без моего разрешения.
Однако великий герцог совсем не выглядел разочарованным. Он просто делал вид, что разозлен непослушанием своего слуги. На самом деле ему был нужен этот английский алхимик. Не так-то много людей с такими знаниями и навыками, как у Руана.
– Возможно, – сказала Кьяра, – его вызвали в такой спешке, что у него не было времени попросить официальное разрешение?
– Возможно.
– Но с ним все в порядке? Он попросил вашего разрешения, чтобы вернуться?
Великий герцог улыбнулся.
– Ты так интересуешься, вернется ли он, что это становится уже подозрительным. А я-то думал, что его отъезд, напротив, тебя обрадует, ведь ты теперь единственный алхимик при моем дворе.
Святые угодники! Сейчас надо тщательно взвешивать каждое слово.
– У вас есть много других алхимиков, – сказала Кьяра, осторожно выбирая слова. – Это опытные и образованные люди: я видела отчеты, которые они вам присылают. Но чего у них нет, так это уникального дара магистра Руанно чувствовать и понимать металлы и другие элементы. Он с этим родился. Он доказал это, управляя вашими рудниками, плавильными мастерскими да и самой лабораторией. А я ведь простая дочь книготорговца.
– Ты моя soror mystica, поклявшаяся служить мне верой и правдой. Думаю, ты умеешь больше, чем кажется тебе самой. Быть может, у нас получится самим создать философский камень, без еще чьей-либо помощи.
«Или я сумею создать его сама, – подумала Кьяра. – Вы и не догадываетесь, ваша светлость, что на каждый большой сундук с инструментами, который я привезла сюда, есть маленький и неприметный, который я доставила в подвал книжной лавки, где сооружаю собственную лабораторию. Откуда вам знать, что здесь, в вашей замечательной новой лаборатории, я устраиваю все таким образом, что любая ваша попытка создать философский камень будет обречена на провал? Это совсем несложно: щепотку алюминиевой пудры сюда, каплю aqua fortis туда. И вы не замечаете ничего, кроме того, что философский камень снова и снова ускользает от вас».
– Я сделаю все, что смогу, магистр Франческо, – она старалась говорить кратко и послушно. – Но что мы будем делать без магистра Руанно, когда нам понадобится сила земли?
– Мне нужно будет об этом подумать, – ответил он и взял в руки стеклянную колбу, заполненную едким алкагестом[89]89
Алкагест – в алхимии – название сильного растворителя.
[Закрыть], прозрачным, как вода. Он задумчиво наклонил ее сначала вправо, затем влево. Сквозь дутое стекло колбы его глаза превратились в нечто страшное. – В любом случае магистр Руанно пишет, что садится на корабль из Лондона, а так как посыльный, доставивший мне письмо, не мог сильно обогнать этот корабль, думаю, что он будет во Флоренции в течение месяца.
Мне нужно будет подумать об этом.
Руан уехал без его разрешения – и таким образом разрушил связь между ними тремя. Великий герцог уже однажды смилостивился над ним, в то ужасное время, когда погибла донна Изабелла. Но больше на это он не пойдет. Да, он позволит Руану вернуться, так, как охотник позволяет добыче зайти в расставленные силки. Он воспользуется им, его навыками и способностями. А потом…
– Я сам об этом позабочусь, – сказал великий герцог и поставил колбу обратно на стол. – Ничего не говори магистру Руанно, когда он приедет. Просто вежливо прими его. Возобновим работу над magnum opus в день летнего солнцестояния.
Она ответила жестом уважения – мужским поклоном от пояса, скрестив руки на груди. Это помогло ей спрятать глаза и губы, когда она произносила: «Как вам будет угодно, магистр Франческо». Она лгала.
На следующее утро она позавтракала куском свежеиспеченного хлеба, несколькими плодами инжира и разбавленным вином. На вилле Пратолино, как и во всех других владениях Медичи, ей выделили собственную маленькую комнатку. В этой даже было окно, из которого она могла полюбоваться садом с его причудливыми скульптурами, стрижеными кустами и заводными статуэтками-автоматонами, которые были так дороги жесткому механическому сердцу великого герцога. Покончив с едой, она встала на колени перед кроватью и быстро протараторила «Аве Мария» и «Отче наш». Часовни в Пратолино не было, хотя, судя по тому, что сказал пристыженный священник, она могла здесь скоро появиться. Затем она поправила свои юбки, вышла в коридор и направилась к боковому выходу, ведущему в конюшни.
– Синьорина Кьяра.
Женский голос, хрипловатый, властный, с легким венецианским акцентом.
Кьяра остановилась. И как только она остановилась, то поняла, что оказалась в ловушке – теперь уже нельзя было просто продолжить свой путь, сделав вид, что она ничего не слышала. В последний раз она слышала этот голос на лестнице в палаццо Веккьо.
Да что я? Сам Франческо называет его чудовищем, когда вы не слышите.
Ей хотелось выкрикнуть обвинения, высказать все, что она видела своими глазами: Бьянка Капелло, высокая и крепкая, как посудомойка, бьет слабую и немощную герцогиню, которая к тому же на сносях. Умышленно или нет, но она обрекла ее на смерть. Но нет, раз уж она выбрала путь медленной холодной мести, то сейчас следует молчать. Еще слишком рано.
Полная злобы и отвращения, девушка обернулась и встретилась глазами с любовницей великого герцога.
Бьянка Капелло была одета в шелковое летнее платье кремового цвета со свободной юбкой, широкими рукавами и высоким кружевным воротником. Глубокое декольте обнажало ложбинку между ее белыми грудями. Бархатный лиф платья – впрочем, и платьем это сложно назвать, настолько оно было открытым – был так обильно расшит золотом, что оставалось только удивляться, как она не сгибается под его тяжестью. В ее рыжих волосах красовался венок из красных лилий.
Красные лилии. Геральдический символ Флоренции и великих герцогов Тосканских. Как будто она просто прошлась по саду на рассвете и сказала себе: «Смотрите, красные лилии, какая прелесть, сорву себе немного на венок…»
Так, значит, священник действительно «упорядочил» жизнь великого герцога. Он их обвенчал. Иначе она, ненавидимая всеми венецианка, не посмела бы нацепить эти лилии. Но, конечно, великий герцог приказал бы придушить этого священника, если бы узнал, что тот разболтал его секрет. Так что можно было спокойно притворяться, будто она ни о чем не знает.
– Доброе утро, синьора Бьянка, – сказала Кьяра, но даже и не подумала сделать реверанс. Она не сделала даже того едва заметного движения коленями, как в тот день во дворце Медичи.
– Наступит день, – сказала Бьянка Капелло, – когда ты встанешь передо мной на колени и будешь молить о прощении за свое неуважение. Ты видишь лилии у меня в волосах?
– Вижу.
– Ты понимаешь, что они означают?
Кьяра спокойно выдержала ее взгляд.
– Нет, – ответила она. – Просто красивые цветы. Что в них такого особенного?
Широкие брови Бьянки сердито поднялись кверху.
– Это красные лилии, дура. Великий символ Флоренции и всей Тосканы.
– В самом деле? – Кьяра улыбнулась. Признаться, было приятно видеть Бьянку Капелло такой рассерженной и такой беспомощной одновременно. Наверняка великий герцог запретил ей рассказывать кому-либо об их тайном браке, но, как и тот священник, она не могла удержаться от того, чтобы этого не сделать. Однако она не могла сказать об этом прямо. «Пока я делаю вид, что мне ни о чем не говорят эти лилии, она будет злиться все сильнее и сильнее. Но побежать жаловаться великому герцогу она тоже не сможет, потому что ей не положено вести себя как великой герцогине. Пока еще не положено».
– Милые цветы, – сказала она. – Я гуляла утром в саду. Там кроме красных лилий еще много красивых цветов.
Лицо Бьянки покраснело от злости так сильно, что стало почти такого же цвета, как и те лилии, которые она еще не смела носить на людях или даже в присутствии великого герцога.
– Я заставлю тебя пожалеть об этом. Тебя запрут в такое подземелье, где ты никогда больше не увидишь цветов.
– Осторожнее с угрозами, синьора Бьянка. Может быть, вы и любовница великого герцога, но я его soror mystica и единственный алхимик-магистр в его лаборатории.
Это, конечно, не было правдой. Руан скоро вернется, да и в любом случае запаковка инструментов в сундуки и последующая распаковка еще не делали ее полноправным магистром. Да и вообще, даже простым алхимиком назвать ее сложно. Но ей хотелось поддеть Бьянку и посмотреть, как далеко та сможет зайти.
«Она пробуждает все худшее из того, что есть во мне, – подумала Кьяра. – Так же было и с великой герцогиней, последним поступком которой стала попытка ударить Бьянку. И это при том, что она никогда никого не била в своей жизни. Что в Бьянке Капелло такого, что в ее присутствии все начинают проявлять самые дурные черты своего характера? Неужели это из-за нее великий герцог так глубоко погрузился во тьму?»
– Я больше не его любовница, – сказала Бьянка, едва выговаривая слова от душившей ее злобы. – Я его жена. Да, его жена – больше не тайная подруга для любовных утех, а полноправная супруга. Вот что значат эти красные лилии, раз уж ты настолько глупа, что не понимаешь этого.
– И когда об этом объявят в городе? Скоро?
– Ты сама знаешь, что об этом смогут объявить только через год. Через год после смерти этой бедной уродины Иоанны Австрийской. У меня будут собственные покои во дворце Питти и полная опека над ее детьми. Что ты на это скажешь? Элеоноре одиннадцать, и она может меня отвергнуть, но Анне только восемь, Марии всего три, а принцу Филиппо лишь год, и он еще совсем глупыш. В конце концов они полюбят меня сильнее, чем когда-либо любили ее.
– Как вы смеете упоминать имя покойной герцогини в своих гнилых речах? Вам никогда не стать такой, как она. При дворе десятки женщин, которые расскажут об этом детям.
– Ты так считаешь? Посмотрим, что ты запоешь, когда я въеду в город на колеснице, запряженной золотыми львами и с короной из красных лилий на голове.
– Возможно, вам придется ждать этого дольше, чем вы думаете, – возразила Кьяра. – Камилла Мартелли, например, была супругой старого герцога Козимо, и у нее не было никакой коронации. И где она сейчас? Заперта в монастыре, лишена всей собственности, а подруг видит разве что через окошко монашеской кельи. Быть женой великого герцога и быть великой герцогиней – это не одно и то же.
– Для меня – одно и то же. – Бьянка уже успокоилась и, кажется, начала понимать, как глупо было с ее стороны раскрыть секрет их тайной свадьбы. – Ты никому ничего об этом не расскажешь, синьорина Кьяра. Великий герцог прикажет тебе хранить молчание.
– Он и вам приказал хранить молчание, а толку-то?
Бьянка потянулась к волосам и сняла венок. Она прильнула к лилиям губами и вдохнула их аромат, а затем подняла глаза. Ее лицо изменилось – стало бледным и мрачным. Глаза были цвета грозовых туч. Кьяру так поразила эта перемена, что она даже отступила назад.
– Ты молчала о том дне, когда умерла герцогиня, – сказала Бьянка. – Ты сказала великому герцогу, что тебя там не было. Почему, синьорина Кьяра? Ты решила держать это при себе, чтобы однажды использовать против меня?
«Солги, – подумала Кьяра. – Солги так, как ты никогда не лгала раньше».
– Я не стану очернять имя герцогини, – сказала она, – говоря о ней и о вас в одной фразе.
– Вот и не говори, – сказала Бьянка Капелло. – Иначе я заставлю тебя замолчать навсегда и обо всем. Не стоит меня недооценивать, синьорина Кьяра.
Глава 41
Книжная лавка Карло Нерини
Два дня спустя
Вбежав в книжную лавку, Кьяра тут же поспешила на кухню, которая располагалась в задней части дома.
– Бабушка! – воскликнула она. Прежде чем продолжить, ей пришлось перевести дыхание. Виви бегала вокруг нее, стуча коготками по чистому дощатому полу. – Он на ней женился!
Бабушка отвлеклась от помешивания супа и подняла голову. Темные пятна у нее под глазами с каждым днем становились заметнее. На кухне пахло жареной курицей, фенхелем и чесноком – запахи из детства, когда они все еще были вместе: папа и мама, бабушка, Лючия, Маттеа и она сама. Семья. Обычная республиканская семья из Флоренции, счастливая и до мозга костей настроенная против Медичи. Кьяра никак не могла поверить в то, что все так круто изменилось.
– Кто женился и на ком? – спросила бабушка.
– Великий герцог. Женился на Бьянке Капелло.
Бабушка попробовала суп и добавила соли.
– Не более чем сплетни, надо полагать. Франческо Медичи не настолько глуп, чтобы жениться на своей венецианской шлюхе, когда сестра императора – его покойная супруга – еще не остыла в гробу.
– Это не сплетни. – Кьяра поставила свою кожаную сумку на стол и начала доставать склянки с белыми и красными порошками внутри. – Я отвозила инструменты и минералы в новую лабораторию великого герцога на вилле Пратолино. И там я встретила священника.
– Может быть, кто-то умер, – заметила бабушка. Она макнула кусочек хлеба в суп и дала его Виви. Та сидела рядом, опираясь на белые подушечки передних лапок, и когда бабушка бросила краюшку, прыгнула и поймала ее в воздухе.
– Нет. Никто не умер. – Кьяра стала сортировать бутылочки по цвету. – Я говорила с самой Бьянкой Капелло, чтоб ей в аду гореть. Это, конечно, должно было быть секретом. На людях он все еще строит из себя скорбящего вдовца.
– Тем лучше для тебя. Этот Медичи настолько одержим своей любовницей, что ты можешь возиться со всеми этими порошками и микстурами и таскать все, что тебе нужно. Что это вообще такое?
– Красные кристаллы – это киноварь, сульфид ртути. Глядя на него, никогда не догадаешься, что внутри серебристый металл. А белый порошок – это философская шерсть, цинк, сожженный на открытом огне.
Бабушка осенила себя крестным знамением, а затем сделала знак корна – два пальца, направленные вниз наподобие рогов, что должно спасти от происков дьявола. Кьяра улыбнулась.
– Это не колдовство, бабушка.
– Колдовство или нет, а лучше подстраховаться.
– Уж лучше бы я действительно умела колдовать. Бьянка Капелло угрожала мне. Она проговорилась, что вышла замуж за великого герцога, а затем пожалела о сказанном.
– Лучше тебе держаться подальше от дел Медичи, внучка. Зачем тебе лаборатория великого герцога, если здесь, в подвале, у тебя есть своя?
– Я скучаю по магистру Руанно. Великий герцог сообщил, что он возвращается во Флоренцию, и в то же время он сказал, что ему под силу создать философский камень и без помощи магистра. Возможно, что магистр Руанно едет навстречу убийце с кинжалом.
Бабушка задумчиво посмотрела на нее. Казалось, она решает, сделать ей что-то или нет. В конце концов она проговорила:
– Главное, чтобы тебя нигде не ждали с кинжалом. Ты заходила сегодня на псарню?
Бабушка взяла еще один ломтик хлеба и покрутила рукой в воздухе. Виви забегала кругами, а затем снова поймала хлеб, когда бабушка его бросила. Она любила собак и уделяла много времени тому, чтобы учить Виви таким трюкам.
– Заходила. Ростиг и Зайден тоскуют по великой герцогине: он отказывается есть, а она просто целый день лежит у двери, ждет и надеется. Жена псаря заботится о них, и о Рине и Лее тоже, но они все равно одиноки – некому больше их любить.
– А дети? Я думала, они захотят забрать питомцев своей матери.
Ведь это важно, чтобы у детей остались хоть какие-то… andenken… как это… подарки на память о матери.
– Даже не знаю, спрашивали ли их об этом. Они во дворце Питти, и великий герцог доверил опеку над ними Бьянке Капелло. Как будто он не понимает, что об этом пойдут слухи.
Бабушка фыркнула. В один такой звук она умудрялась вместить столько презрения, сколько Кьяра не вместила бы и в тысячу слов.
– Она не сможет позаботиться о детях великой герцогини, не говоря уже о собаках. Приведи их сюда, внученька, по крайней мере старых, – я обеспечу им хороший обед и мягкие подстилки, ради памяти великой герцогини.
– А Рину и Лею я могла бы отвезти к детям – они моложе и активнее, и дочери герцогини могли бы с ними играть в саду. Не думаю, что донна Бьянка будет проводить много времени с девочками: она ценит эту должность, но не самих детей.
Бабушка погладила Виви по головке.
– Только будь осторожна, – сказала она. – Мне не нравятся все эти разговоры об убийцах и о том, что венецианская шлюха великого герцога тебе угрожает. У нас было достаточно неприятностей из-за Медичи, и нам не нужны новые.
– Я буду осторожна, бабушка. Мне нужно доставить на виллу Пратолино еще один список вещей, и когда я это сделаю, то привезу сюда последние необходимые минералы, чтобы начать свою собственную работу. После этого мне не скоро нужно будет возвращаться к Медичи.
– Думаешь, великий герцог просто забудет о тебе и отпустит на все четыре стороны?
– Думаю, что не забудет. – Кьяра взяла кусочек хлеба для себя и тоже макнула его в суп. – Но он плохо выглядит, бабушка. Он сильно потолстел, и у него такой вид, как будто он ничего не делает, кроме как лежит на кровати, ест и пьет. Он, кажется, теряет интерес к алхимии, и если это произойдет, то я ему буду больше не нужна.
Бабушка снова задумалась. На этот раз она подошла к ящичку, где хранился свежий хлеб, и достала оттуда бумажный пакет, сложенный вдвое и скрепленный восковыми печатями. Печати были сломаны.
– Я сомневалась, давать тебе это или нет, – сказала она. – Я бы хотела, чтобы Медичи и все, что с ними связано, ушли из твоей жизни. Но твой магистр Руанно… что ж, он не такой, как они, так что я все же отдам это тебе. И раз уж ты собираешься вернуться туда, где живет этот дьявол со своей шлюхой, то, возможно, это тебе понадобится.
Кьяра взяла пакет. На нем был адрес книжной лавки Карло Нерини во Флоренции, без каких-либо имен, но этот почерк с его узкими высокими буквами и четкими прямыми линиями поразил ее в самое сердце. До этого она видела этот почерк только однажды – в короткой записке, написанной невидимыми чернилами и прикрепленной шелковой ниткой к ошейнику Виви.
– Это от магистра Руанно, – произнесла она. – Ты его открыла?
– Письмо пришло на этот адрес, разве нет? А я еще достаточно хорошо вижу, чтобы прочесть заказ – я ведь решила, что это именно заказ. А это заказ и есть – магистр Руанно просит книгу стихов великого Данте. Не знаю, что он хотел этим сказать.
Кьяра открыла пакет. Все, как и сказала бабушка, – безобидная просьба прислать книгу Данте. Но только половина листка была исписана, а вторая оставалась чистой.
Но, конечно же, она не будет чистой, если поднести листок к огню.
– Я возьму этот листок с собой в подвал, – сказала она. – Нельзя допустить, чтобы его кто-то увидел.
– Осторожнее с письмом, внучка. Сожги его, когда закончишь.
Могла ли бабушка, которая пережила столько заговоров и восстаний против Медичи, которая родилась при Первой Республике и была ярым сторонником Второй, ничего не знать о невидимых чернилах? Конечно, она о них знала.
– Да, я буду осторожна, – пообещала Кьяра.
Спустившись в подвал, Кьяра зажгла светильники и осторожно расставила склянки с кристаллами киновари и философской шерстью по местам на полках. Затем она разожгла жаровню, достала письмо и поднесла его к огню.
На рассвете я сажусь на корабль. Я отправил письмо великому герцогу, но, разумеется, я не узнаю, какой прием меня ждет, пока не прибуду во Флоренцию. Я достаточно хорошо знаю великого герцога, чтобы ожидать от него одновременно и теплых объятий, и кинжала, спрятанного за спиной. Поэтому я собираюсь принять необходимые меры предосторожности.
Мое главное желание осуществилось, хотя и не совсем так, как я это представлял. Во Флоренцию же я возвращаюсь только ради двух вещей. Первая – это месть. Вторая – это ты.
Подписи не было, но ведь и раньше ни одно из его сообщений не было подписано.
Первая – это месть. Вторая – это ты.
Мне снится Корнуолл, Милинталл Хаус и луна над Уил Лоур, но еще мне снишься ты. Ты рядом со мной, и мы бродим вместе вдоль утесов. Я чувствую твое дыхание и запах.
Она разорвала листок на кусочки и бросила их в огонь жаровни, все сразу. Пламя разгорелось сильнее, и, казалось, тепло проникло в ее тело, в самое сердце. Нужно было срочно принять соннодольче. Прошло всего лишь шесть дней, но ей уже не хватало тех снов и того облегчения, которые оно приносило.
Мое главное желание осуществилось.
А какое же у нее главное желание? Найти философский камень, который должен исцелить ее? Желание учиться, экспериментировать и познавать сокровенные тайны мироздания? И главное – готова ли она покинуть свой дом, покинуть Флоренцию, покинуть бабушку и сестер, и все ради Руана Пенкэрроу, его дома-лабиринта и рудника на краю света? «Я люблю тебя, Руан. Я признаю это, по крайней мере, в своих мыслях, но я не готова уехать. Пока еще не готова».
Она достала миниатюрную бутылочку соннодольче из тайника, недоступного даже для бабушки, и долго смотрела на нее. Бутылочка была наполовину пуста. «Надо быть осторожнее, – подумала она. – Неизвестно, когда великий герцог изготовит еще. Я кое-что знаю о компонентах, но точные ингредиенты и пропорции известны только ему. Это еще один секрет, который мне предстоит разгадать. Интересно, Руан продолжает его принимать, или возвращение в его родной Корнуолл само по себе является для него достаточным утешением? Надеюсь, продолжает. Если он возвращается во Флоренцию, то ему понадобится защита от ядов».
Она вытащила пробку и капнула из бутылочки себе на запястье – в этот раз на левое. В течение минуты или двух жидкость сохраняла форму капли, а затем впиталась в кожу. Как вода в песок…
Бережно запечатав бутылочку, Кьяра убрала ее на место. Затем подошла к узкой койке в самом темном углу подвала и растянулась на соломенном матрасе. Закрыла глаза.
Когда Руан вернется…
Ей привиделось, что она находится в главном зале палаццо Веккьо, стоя наполовину в тени. Великий герцог восседает на троне, инкрустированном золотом и драгоценными камнями. Одежда его тоже расшита золотом и серебром, а на голове – корона великих герцогов Тосканских с красной геральдической лилией в центре. В правой руке он держит скипетр – жезл с набалдашником в виде земного шара. Казалось, что от этого великолепного облачения исходит свет, который еще больше подчеркивает черную тень позади него.
Медленно-медленно Кьяра повернула голову.
В противоположном конце зала в арке дверного проема стоял Руан Пенкэрроу. В отличие от великого герцога, он был одет в простую темную одежду, с непокрытой головой и хлыстом для верховой езды через плечо. На его левом запястье сидела черная птица, похожая на ворону, но не ворона, с длинным загнутым красным клювом. А сзади него был столб света, яркий, как само солнце.
«Он – полная противоположность великому герцогу», – подумала Кьяра, поглощенная видением. Простое темное облачение, очерченное светом.
– Добро пожаловать обратно во Флоренцию, магистр Руанно, – сказал великий герцог. – Думаю, ты пришел убить меня, чтобы отомстить за смерть моей сестры Изабеллы.
Кьяра попыталась закричать, но не смогла.
– Да, я пришел убить тебя, – согласился Руанно и шагнул вперед. – И забрать с собой нашу soror mystica.
– Ты никогда ее не получишь. Она не может жить без соннодольче, рецепт которого знаю я один.
Из боковой двери вышли двое мужчин с серебряными кинжалами. Они направились к Руанно. Тот не двигался. Черная птица вскрикнула и взвилась в воздух. Она поднималась все выше и выше, и Кьяра вдруг поняла, что в этом видении у тронного зала не было потолка и не было этажа над ним, а вместо этого было открытое небо.
– Я получу ее, – сказал Руанно.
