Текст книги "Чёрная кровь (СИ)"

Автор книги: Елена Зинкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Борясь с подкатывающей к горлу тошнотой и головокружением, Джи пытается перевернуться на живот, будто так у него получится остановить эту поганую карусель, но ощущения путаются, сливаются: вот он вроде бы тут, в темноте, лежит на плоской кровати – и одновременно там, в полумраке – тоже лежит, но на кровати помягче… Перед глазами всё смазывается… и начинает постепенно проявляться, словно всплывая из неведомых глубин, новый образ – странный и кажущийся совершенно незнакомым: холод, пещера с высокими сводами, совсем рядом громкий женский плач – причем Джи откуда-то знает: это плачет его мать – и в тоже время он совершенно точно помнит, что при нём она ни разу не проронила ни единой слезинки…

Смысл искажается. Звуки плывут, перемешиваются – становится не за что зацепиться. Джи всё больше проваливается сквозь мглу и холод, через боль и кровь, через чьи-то страхи, чей-то гнев и чей-то ужас… Он тонет. Глаза его больше не видят ничего, а мысли твердеют, тяжелеют и остаются где-то там, далеко, на поверхности, в другой жизни.

***

«Император должен умереть!» – мысль рождается, повторяется, с неожиданной силой дёргает за ниточки сознания, расползшегося в необъятной темноте.

«…умереть!»

Да, Джитендра уверен, что именно так. Потому что именно император виновен в смерти его матери и его горячо нелюбимых сводных братьев. И если последних он ещё может ему простить, то убийство матери – нет. И Торила Третьего тоже… Джи не знает, хорошим или плохим тот был королём, да и узнать его как отца ему не довелось, но Торил пошёл против всех, официально заключив брак с нечистой… У Джитендры не сохранилось никаких ранних детских воспоминаний, ничего кроме смутных блужданий, но пока он рос, пока подслушивал разговоры слуг или вельмож, в нём крепла уверенность – они с матерью живут в роскоши только благодаря милости короля. И вообще – живут.

А теперь Джи остался один.

И виноват в этом император Астрии, затеявший войну со всем миром, успешно выигравший её, и решивший избавиться от бывшего короля Зоа, а ведь тот согласился стать всего лишь наместником. Кайлаш убедительно объяснил Джи, что подобное вполне оправдано с точки зрения завоевателя. Ведь царствующая семья завоёванной страны остаётся таковой, пусть и не официально. И в любое время король или его потомки вполне могут поднять восстание, которое с готовностью поддержит народ…

Впрочем, к чему ждать? Джи убьёт императора без всяких восстаний и отомстит ему за всё. Должен отомстить.

«Нет, не должен».

Тьма вокруг приходит в движение, словно чёрная вода, кто-то касается нитей его сознания, начиная перебирать их словно струны. Джи даже не понимает, кому принадлежит эта вдруг всплывшая мысль. Но она кажется странной. И очень тяжёлой.

«Всё-равно не получится».

Джи мысленно морщится. Он согласен… теперь, когда он здесь, вряд ли выйдет попасть во дворец…

Стоп! Где это здесь?

Мгновение кажется, что он о чём-то забыл, но вот сейчас, через миг уже вспомнит… но миг проходит и его накрывает огромная волна, уволакивая в давящую, но успокаивающую глубину.

***

Который час?

Который день?

Сколько он в этой темноте? Кажется, Джи уже просыпался совсем недавно. А до этого ещё несколько раз… Как же хочется пить! Ещё, конечно, есть, но шершавая, царапающая нёбо сухость во рту, собственный вялый язык и слабость, захватившая в плен его тело – всё это кажется глупостью и пустяком. Всё, что ему сейчас нужно – это хотя бы один, крошечный глоточек воды!

Но воды нет. А где она есть – Джи не знает. Он отрезан от мира, заперт, наверное, впервые в жизни. Ему уже сложно вспомнить, что это значит – чувствовать людей вокруг себя. Или просто хотя бы знать, что они рядом. Вдыхать запахи: сильные или едва ощутимые – духов, свежей выпечки, старого сыра, студёной, только-только поднятой из колодца воды, от которой сводит зубы…

Может, о нём просто забыли?

Или специально заперли здесь, чтобы уморить? Но зачем тогда было спасать от дакини?

Вопросы вспыхивают в голове – и ни на один у него нет ответа. А вокруг лишь проклятая тишина… Хотя иногда Джи кажется, что он слышит какие-то звуки, разные: от стука до шелеста. Чудятся ему и человеческие голоса, но они словно бы не живые. Впрочем, Джи несколько раз вставал, прижимаясь к шершавому камню щекой, пытался кричать, пока не охрип, но ничего не менялось. Смог ли он привлечь чьё-то внимание? Или эти звуки – лишь игра воспалённого мозга? Кажется, ему снились кошмары… Или это кошмар наяву? Кошмар длинной-длинной ночи…

Но ночи такими длинными не бывают.

А ведь ему сказали потерпеть до утра… Интересно, до какого именно?

Никогда ещё Джитендра не чувствовал подобного отчаянья. Даже в ту кровавую ночь… или в подвале с дакини – там был страх, ужас, сейчас же им овладела безмерная тоска. Ни проблеска надежды. Только ожидание мучительного конца.

Зачем он вообще согласился поехать сюда?

Как будто был выбор…

Нет, он вроде бы должен кого-то убить… кого-то…

***

В миг, когда в темноте раздаётся громкий щелчок, а за ним – каменный скрежет, и по глазам даже сквозь зажмуренные веки ударяет яркий свет, Джи с трудом заставляет себя отвернуться.

– А?.. Как же… я не знал, что тут кто-то есть…

Голос звучит растерянно и испуганно. Слуга?

– Вы… с вами всё в порядке?

Сквозь туман в голове продирается мысль: если не ответить, дверь могут снова запереть. Так что Джи даже находит силы произнести довольно чётко:

– Нет, – распухший язык задевает онемевшее нёбо, – подыхаю.

Слуга исчезает из вида раньше, чем удаётся его разглядеть. Только со звонким стуком падает на пол метла. И до Джи вдруг доходит, что он видит синее небо. Но как? Когда гигант вёл его, в коридоре не было окон! А сейчас через пустой проём… погодите. Взгляд фокусируется на тёмной толстой щели. Так вот как отрывается дверь! А ведь сколько Джи ни ощупывал каменную поверхность, так и не смог обнаружить ничего похожего на ручку или рычаг… Или он ощупывал её во сне? Если присмотреться, становится понятно, что дверь, это часть стены, при необходимости втягивающаяся сама в себя.

Но что дальше? Выход-то вот он, перед самым носом…

Мысли ворочаются как огромные фолианты из королевской библиотеки Зоа, поднять которые под силу не всякому даже очень сильному человеку. Ах да, выход… Он же так хотел выйти! Ноги касаются пола, руки упираются в шершавую стену, а глаза уже различают границу пронзительной синевы и грубого камня. Только вот добраться до них Джи не успевает – на пороге возникает настолько тощий человек, что кажется, его кто-то просто взял за ноги и голову, да и вытянул.

– Ситар Кайлаш? – строго спрашивает этот человек.

Джи кивает. И начинает сползать по стене. Его хватают под руку без каких бы то ни было видимых усилий и усаживают обратно на кровать. При этом на запястье остаётся отчётливый след от влажных, но ледяных пальцев. Очень хочется вытереть его об колено…

– Лал! Разве тебе не передали, что у нас ещё один постоялец?

– А? Эм… я ничего… Джохар-инха, я не виноват!

Взгляд фокусируется на сгорбившейся фигуре, оставшейся маячить в коридоре. Точно – слуга. Вон как вцепился в свою метлу, а лицо спрятал за выбившейся из хвоста соломенной чёлкой. Жалкий, убогий, и совершенно не оправдывающий своё имя.

А тот, кого он назвал Джохаром, тем временем рассматривает Джи так пристально, словно оценивает, какая часть его тушки на какое блюдо сгодится… Или это просто голод и жажда так разыгрались, что мысли лишь об одном?

– Лал, неси воды и еды… Из еды – ничего твёрдого. Там должна была ещё остаться каша. И Джагжита позови.

Джи не выдерживает и хмыкает. Ну и имена у слуг… словно специально подбирали.

– Что-то вы, Ситар Кайлаш, не очень похожи на того, кто провел три дня без еды и воды.

Что? Три дня? Да уж, длинная вышла ночка… но утро же наступило – а это самое главное.

– Мы, ганды, живучие…

– Это хорошо, – кивает Джохар.

И оборачивается к уже вернувшемуся с подносом слуге. Следом за сутулым Лалом в комнату-камеру входит ещё один, и этот, кажется, просто физически не способен кому-либо поклониться. Словно породистый жеребец, лишь позволяющий себя вести под уздцы – статный, с длинными жилистыми руками и непослушной копной волос, щёткой торчащих во все стороны. И именно он обходит Джохара, толкает Джи в грудь, роняя на кровать, и опускает одну руку ему на лоб, а другую на живот.

Где-то глубоко внутри вновь зарождается дрожь.

И вместе с ней – приятное тепло. Так вот оно что… он саубха.

Джи почти умудряется провалиться в небытие, но его дёргают за плечо и бесцеремонно возвращают в реальность и сидячее положение. Джагжит кивает на стол, на который первый слуга как раз ставит поднос.

– Сначала п-поешьте и п-попейте, – поясняет Лал.

И отходит назад, за спину молча наблюдающего за всем тощего человека. Из-за этих троих в комнате почти нет свободного места. Джи осторожно, двумя руками берёт чашку, подносит к губам, отпивает, чувствуя взгляды. Но не удерживается и залпом опрокидывает в себя всё содержимое, жадно глотая, не обращая внимания ни на что, кроме прохладной живительной влаги, текущей по горящему горлу и падающей в пищевод.

В принципе, он с детства привык к слугам, вечно стоящим над душой, пусть и без того искреннего подобострастия, которое оказывалось его сводным братьям. Только вот обычно перед Джи расставлялись десятки блюд, а тут одна несчастная тарелка с густой светлой жижей. Но пахнет вкусно. И после первой же ложки по телу начинает растекаться блаженство.

– Не торопитесь, – учтивый голос касается края сознания. – Отдохните пока.

Лишь собрав со дна тарелки последние остатки каши, Джи замечает, что вновь остался один. И что дневной свет сменился на оранжевое сияние масляной лампы. Он долго смотрит на дверь, вернувшуюся на своё место и слившуюся со стеной. Точнее стену, вновь ставшую почти сплошной. Потом падает спиной на кровать. Странно дело – вроде столько на ней провалялся, но глаза закрываются снова. Или это кто-то их ему закрывает?

______________

* Лал (инд) – буквально означает «ласкать»

** Джагжит (инд) – можно перевести как «правитель мира»

*** Саубха – ганда, чьи способности часто называют магией, хотя другие утверждают, что это сила мысли, а не волшебство. Обычно способны лишь на мелкие фокусы, но некоторые способны на большее, например, лечить или говорить с природными стихиями. Саубха отличаются тем, что всегда имеют какую-то нечеловеческую часть тела, в отличии от других ганда. Даже людоеды-дакини могут ничем не отличаться от чистокровного человека.

______________

***

А быть заложником оказалось ни так уж и плохо. Семь дней Джи только и делал, что спал и ел. Ему даже принесли пару книг, так что погрузившись в рассказы знаменитого даже в Зоа романиста, описывающего нелёгкую жизнь рыбаков на побережье Ядовитого океана, мозг даже и не думал делать из случившего какие-то выводы. Или не хотел. Тем более, что теперь в комнате (называть её камерой как-то не хотелось) всегда было светло, а трижды в день Джи приносили еду и меняли ночную вазу. Только в одном ему неизменно отказывали – в просьбе помыться. Хотя Лал и грел воду в большом кувшине, её хватало лишь умыться. Но на восьмой день, когда терпение Джи готово было уже лопнуть, примерно после обеда (второй приём пищи после пробуждения) за ним явились двое: Лал и Джагжит. Причём первый, кажется, горбился даже сильнее, чем обычно.

– Господин Ситар, – как всегда пробубнил он еле слышно. – В-вам нужно пройти с нами.

Джагжит при этом зачем-то окинул комнату взглядом и зашёл внутрь, встав рядом с кроватью и нависнув над Джи угрюмой скалой. Пришлось отложить книгу и напомнить себе, что хоть это и слуги, но чужие. К тому же Джи совсем не хотелось, чтобы его снова хватали за руки или другие части тела…

Повели Джи вниз по лестнице. До самого первого этажа. Сойдя с последней ступени, Джагжит мазнул взглядом по двум стражникам, зачем-то караулящим внутри башни, и направился к широким деревянным дверям, похожим на двери амбара. Толкнул их. И посторонился, пропуская Джи в большую просторную залу… наполненную водой. Джи ни разу в жизни такого не видел. Словно какой-то безумец решил устроить озеро прямо в основании башни.

И вот он стоит на самом краю этого бассейна, любуется на абсолютно ровную поверхность воды и вдруг слышит:

– П-позвольте позаботиться о вас, г-господин Ситар…

– Спасибо, Лал, не нужно. Я с шести лет принимаю ванну один.

Ложь, конечно. Джи попытался как-то раз вымыть свои волосы, но мало того, что запутался в них, так ещё и мыльный порошок попал в рот, нос, глаза и надолго отбил желание своевольничать. Но сейчас он готов на любые мучения, лишь бы никто не смотрел на него и не трогал его. Даже слуги.

– Н-но у нас приказ, г-господин…

– Не нужно!

Он не оборачивается, чтобы они не увидели выражения его лица. Потому что Джи не уверен, что сможет с ним совладать. Но в чём проблема? Им же легче.

– Топиться не собираюсь, так что просто подождите снаружи.

Вот-вот раздадутся шаги и скрип нормальной деревянной двери на металлических петлях. Но вместо этого ему вдруг перекидывают косу со спины на плечо и дёргают за тесёмки у шеи.

– Руки.

Голос незнаком. Это Джагжит? Так он умеет говорить? От неожиданности Джи послушно поднимает руки над головой, позволяя стащить с себя рубаху. Потом косматый слуга обходит его, опускается на колени и начинает развязывать узел уже на штанах. Джи же может только смотреть на жёсткую щётку волос и думать, что предпочёл бы вместо него робкого Лала.

Спрятаться в воде ему не позволяют. Вместо этого усаживают на низенькую скамейку, обливают с ног до головы обжигающе горячей водой и начинают мыть… Если закрыть глаза, можно представить себя дома. Правда, в замке его мыли по-другому: в спальню приносили большую бочку, потом наполняли её водой. Забравшись в неё, можно было расслабиться, позволив намылить себе волосы… в замке никто не размазывал пену по его телу так, как это делает сейчас Лал, смачивая тряпку в пузырящемся растворе и тщательно водя ею по рукам и ногам, пока Джагжит неожиданно аккуратно массирует затылок.

Нет, ни представить, ни расслабиться невозможно! Нереально! Никак! Его словно… словно…

– Г… господин, нам так же приказано п-помыть вас и и-изнутри…

Нет-нет-нет!

Какой-то абсурд!

Но в руках у Лала тонкая трубка, а Джагжит уже давит на плечи. Да как он вообще смеет?!

Раньше, чем мозг успевает это осознать, Джи уже вскакивает и пинает скамейку.

– Не смейте меня трогать! Пошли вон! Да я велю вас всех до смерти запороть! Не подходите! Только попробуйте!

Лал и правда остаётся на месте, зато Джагжит, мокрый по пояс, идёт прямо на него. Джитендра пятится. Но нога его неожиданно встречает пустоту. Удар об воду заставляет Джи выдохнуть весь оставшийся воздух и увидеть звёзды, вдруг вспыхнувшие на сводах потолка. Спину жжёт, словно лизнуло огнём. Но его уже хватают и выкидывают на скользкий мокрый пол. Колено отзывается резкой болью. И всё же Джи пытается встать… но кто-то придавливает его сверху. Рядом с лицом оказывается смуглая нога в сандалии на тонкой подошве, а краем глаза Джи видит, как из воды вылезает Лал – так этот тоже сиганул за ним следом…

– Отпусти, тварь!

Это он оседлавшему его Джагжиту.

– Господин, – звучит над головой сдержанный голос. – Лучше расслабьтесь. Так быстрее всё кончится.

– Я не желаю, чтобы что-то начиналось!

Джи задыхается. Голова готова расколоться на части. Глаза следят за Лалом, подходящим к столу у стены. И замечают длинные, багровые полосы у него на спине под ставшей прозрачной от воды белой рубашкой. Похоже, раны свежие, только что заново начавшие кровоточить.

«Лучше расслабьтесь. Так быстрее всё кончится», – Джагжит сказал это так уверенно и так отстранёно. Эти слуги… как часто с ними делают то, что хотят? Как часто они повторяют сами себе эти слова? Сейчас в их глазах он, наверное, выглядит как избалованный и истеричный мальчишка, забывший о своей роли… роли заложника.

– Меня… ждёт аудиенция у императора? – спрашивает Джи, заставляя голос звучать ровно. – Не так ли?

В ответ – тишина. Возможно, им не велено говорить. Или они делают это специально, отыгрываясь на «господине», по воле судьбы оказавшемся на их месте… но ясно одно – порученное слуги выполнят до конца. И, если нужно, позовут ещё людей на подмогу. И хотя Джи чувствует, что если приложит побольше усилий, ещё может попытаться сбросить с себя Джагжита, вместо этого он разжимает кулаки. И прижимается щекой к мокрому полу. В конце концов, столько всего произошло… есть ли смысл бороться? Родных убили, его лишили чести в женском обличье, отослали из родной страны, пытались сначала съесть, а потом уморить голодом…

И тут вдруг такая честь – подставить зад самому императору!

Прямо подарок судьбы.

_______________________________

4. В спальне Императора

***

За щелями-окнами снова царит ночь, блестят миллиарды звёзд, и гуляет холодный – уже совсем не летний – ветер. Он оставляет на губах солёный привкус, проникает под тонкую ткань и щекочет влажную спину, хотя её буквально только что насухо вытерли несколькими полотенцами. Но сегодня перед Джи по лестнице поднимается не огромный человек с золотыми волосами, а нечто убогое, вечно сутулящееся и прячущее лицо за длинной чёлкой. Лал. Джи идёт следом, придерживая, чтобы не наступить, длинный подол и стараясь не смотреть на кровь, пропитавшую рубаху имперского слуги. Выглядит отвратительно.

Позади же, почти впритык, поднимается Джагжит. И он – словно движущаяся стена, подгоняющая, но бесстрастная.

Оба слуги хранят молчание. Слышно только шуршащие шаги по каменным ступеням.

Одно узкое окно сменяет другое, за ними – скопления жёлтых огней. Столица не спит. А дальше, за городской стеной, за полосой непроницаемой тьмы на масляно-чёрных волнах искриться отражение звёздного неба. Его разрезает яркая светящая дорожка, убегая сужаясь прямо к огромной белой луне, Королеве Ночи… Невиданный простор. В Зоа, даже если забраться в самую высокую башню замка, не увидишь ничего, кроме скал и лесов, хотя небо там вроде бы ярче… Интересно, когда Джи ещё представиться возможность увидеть его?

Ткань, забившись между ног, заставляет вернуться мыслями в башню – в какой-то момент он просто забыл, что длинный подол нужно придерживать. Эту сорочку на Джи надели после экзекуции и прочих водных процедур, мокрые волосы расчесали тогда же и снова заплели в косу. Вообще, он надеялся, что их ещё и посушат, и это хоть немного, да отсрочит неминуемое… но вместо этого Джи обули в сандалия, подтолкнули к дверям – и вот ведут вверх по лестнице. Но куда?

Точно – не во дворец. Неужели обратно в каменный мешок?

Получается, догадка насчет императора неверна? А ведь он её ещё и вслух высказал! И даже смирился, позволив слугам делать, что приказано…

Стыдно то как!

Но зачем тогда всё это было?..

Джи больше не смотрит на узкие окна, взгляд его прикован к шершавым ступеням – бездумно переставляя ноги, он нехотя вспоминает, сколько отвратительного слышал про императора и местную знать. Да ещё и те звуки в гостиницах из-за стен… Несомненно, в Астрии под этим прекраснейшим небом царят самые грязные нравы, так что неудивительно, что кто-то решил позабавиться с ним этой ночью. Например – глава башни… или кто-то типа того.

«Демоны забери этого извращенца!.. Или извращенку…»

Но, получается, такая у него судьба? Неужели ради этого его и везли через всю страну?

Нет, Кайлаш вроде говорил, что Джи – заложник. Кто-то вроде посланца доброй воли, член бывшей королевской семьи и гарант верности теперь уже герцогства Зоа… А теперь, выходит, ещё и подстилка для местных козлов?

Нет! Больше никогда он не позволит коснуться себя!

Вновь взглянув на узкое окно, как раз поравнявшееся с ним, и серьёзно задумавшись, сможет ли пролезть в него, Джи не замечает, как пропадает всё время маячившая впереди спина с красными полосами. Только чувствует, что его вдруг толкают. Оказывается, Лал свернул к высокой, украшенной угловатой резьбой каменной арке, а навстречу им уже выходит высокий и тощий, как сухая ветка, Джохар. Смотритель башни.

«Это явно не мой этаж…»

– Господин Ситар, пожалуйста, следуйте за мной.

Можно подумать, у него есть право отказаться.

От вежливого тона коробит сильнее, чем от быстро брошенного оценивающего взгляда. Джи оглядывается на лохматого слугу, оставшегося на лестнице, поджимает губы и сдвигается с места. Всё же догадка оказалась верной, даже если частично: его точно ведут к кому-то в спальню.

Приходится сильнее сжать зубы и тем хоть немного успокоить дрожь в животе.

Нет, больше никаких истерик!

За аркой открывается полукруглый зал. Джохар проходит всего около десятка шагов и пару раз ударяет костяшками пальцев по створке совершенно обычной деревянной двери, гладкой, немного блестящей в свете факелов – их железные крепления, как и сами двери, лишены какой-либо резьбы и украшений, из чего напрашивается вывод: человек здесь обосновался не богатый и не особо облечённой властью. Впрочем, кого ещё могут поселить в этой мрачной каменной башне? Ну кроме заложника?

Хотя пара стражников охраняют и его покой.

И эти двое сейчас так пялятся на Джи, словно тот какая-то диковинка. Или будто бы они знают, что с ним только что делали. Или что собираются…

Джи опускает взгляд. А Джохар тем временем уже стучит снова – и только теперь с той стороны доносится нечто похожее на мычание. Тощий смотритель вздыхает. Потом с явным усилием толкает створку двери и тут же отступает в сторону, и Джи понимает – от него требуется переступить порог в одиночестве. Но прежде, чем сделать это, он обращает внимание на толщину этой самой двери – не меньше торса человека! И не такого дохляка, как смотритель, а кого-то вроде златогривого гиганта… может в комнате именно он? Мысль почти тут же улетучивается, потому что в открывшуюся щель Джи замечает и нечто ещё более поразительное – ряды книг. Сначала даже кажется, что это такой рисунок на стенах, но нет – выпуклые корешки разных размеров и расцветок каждый по-своему отражают мерцание свечей. Поражённый, Джи переступает порог комнаты, ровно на один этот шаг забывая, что внутри кто-то есть.

Дверь за его спиной закрывается бесшумно, отрезая прохладный воздух и потрескивание факелов.

Один долгий вдох Джитендра смотрит на человека, развалившегося в кресле и спокойно читающего книгу. Потом резко опускает взгляд.

Ганеш Рохан Ананта. Император собственной персоной!

Император, которого он должен…

Оказывается, есть большая разница между тем, чтобы собираться убить кого-то, кого ни разу в жизни не встречал, а видел только на картинах… и тем, чтобы смотреть прямо на него и понимать, что вот именно этого человека ты должен лишить жизни.

Нет, это как-то…

И вообще, почему он здесь, а не во дворце?

Всю дорогу с первого этажа Джи морально готовился к встрече с каким-нибудь извращенцем, а тут, демоны его забери, сам правитель Зоастрийской империи! И что делать? Получается, ему даже нельзя покончить с собой, раз предоставился шанс выполнить задание…

Джи смотрит на пальцы своих ног, выглядывающих из сандалий. На мохнатый ковёр. Рядом с креслом императора стоит широкий подсвечник в виде какого-то цветочного куста, и в каждом бутоне по короткой свече – и этих свечей совсем не мало, и горят они ярко, заставляя поблёскивать медь в длинной косе, перекинутой через подлокотник и свисающей почти до самого пола. На императоре длинный тёмно-зелёный халат, резко напомнивший Джи такого же цвета искрящий плащ, всполохи пламени на гобелене, окровавленное бланжевое платье и Сунила с книгой, прижатой к животу…

Злость наполняет рот горечью. И Джи не может остановится, он поднимает взгляд выше и вот уже смотрит прямо императору в глаза. Сначала они кажутся просто тёмными, но когда тот откидывает голову назад, пламя свечей заставляет их матово блеснуть изумрудной зеленью. А ещё у Рохана резкие скулы, тонкие губы и широкие плечи, хотя до того великана ему, конечно, далеко… И всё равно рядом с ним Джи чувствует себя просто тростинкой.

Неожиданно император роняет книгу на колени, вздыхает и кивает куда-то в сторону от двери:

– Раздевайся… ложись на живот, и чтобы я не видел эти твои причиндалы.

Нет, Джи конечно не ждал, что с ним будут церемониться, но чтобы так? Сразу?

А кивнули ему, оказывается, на кровать. Она большая, больше чем была у Джи в Зоа –пожалуй, на неё вполне уместится человек десять… Но если не считать полок с книгами, полностью покрывающих стены, это единственная достопримечательность маленькой спальни. Здесь вообще как-то пусто: только кровать, кресло, да ещё этот пылающий подсвечник.

Злость куда-то уходит. Джи почему-то просто не может заставить себя возненавидеть человека, у которого есть такая комната. Он бы даже не отказался заиметь похожую, разве что окно, спрятавшееся почти под самым потолком, сделал бы больше. Но это так же не значит, что он уже готов лечь и раздвинуть ноги. Или куда там императору вздумается совать свой член.

И тут Джи замечает небольшой столик, прислонившийся к стене как раз между ним и кроватью с тяжёлым паланкином. Взгляд скользит по широкой круглой вазе с ярко-красными яблоками, узкому серебряному кубку и… останавливается на ноже – кажется, тоже серебряном.

На самом деле, чтобы взять его, достаточно лишь сделать шаг и протянуть руку.

«Император должен умереть!» – вновь вспыхивает в голове, но уже так тускло, что кажется лишь эхом.

Однако из кресла тут же доносится:

– Хочешь попробовать?

«Он что, мысли читает?»

Джи с трудом отрывает взгляд от ножа. Облизав губы, он впервые за месяц позволяет своим чувствам потянуться наружу – впервые с той ночи, когда такое привычное и теплое присутствие матери неожиданно исчезло, сменившись пугающей пустотой. Вообще, он и раньше нечасто это делал, в конце концов нет ничего интересного в том, чтобы чувствовать чужую жалость или презрение, а именно это окружало его в замке каждый день. Его – не бастарда, но и не законного сына, да ещё и… нечистого.

Но что если император тоже… не совсем человек?

Ничего. Джи не чувствует ничего. Словно разучился за один месяц делать то, что умел с рождения!

– Ты не понял, что я сказал?

В голосе императора не раздражение, а усталость. Словно ему всё это не слишком интересно. А Джи не может ни слова вымолвить в ответ – горло просто онемело, в животе образовалась тяжесть, а ноги, ноги будто приросли к красной пушистой ковровой дорожке.

Хлопает закрытая книга. Император поднимается с кресла и халат его расходится выше пояса. Дверь упирается Джи в спину. Но нажиму не поддаётся.

– Боишься?

Что за дурацкий вопрос?! Но чем ближе подходит император, тем сильнее стучит в висках. Снова Джи чувствует абсолютную беспомощность и неспособность придумать хоть что-нибудь ради своего спасения. Но когда между ними остаётся не больше трёх шагов, Рохан вдруг сворачивает к столику, берёт серебряный бокал и подносит к губам. Багровая жидкость переливается через край и струйкой сбегает по хищной скуле на рельефную шею и дальше, на ключицу, заставляя потемнеть изумрудную ткань халата. Но вот бокал ставится обратно, Рохан снимает очки, кладёт рядом и косится на Джи:

– Может мне казнить тебя и попросить Кайлаша прислать другого сына?

– Да, наверное, так будет лучше, – слышит Джи собственный хриплый голос. Он даже не заметил, когда тот вернулся.

В ответ император еле заметно качает головой… и вдруг его длинная рука дотягивается до Джи: железные пальцы сжимают локоть, дёргают – и вот он уже летит в сторону кровати и больно ударяется о её край животом.

Треск. И ворот сорочки врезается в горло.

– Ты же не ждал, что тебя будут уговаривать, верно?

Джи, как тряпичную куклу, перебрасывают на кровать дальше, в голую спину упирается рука, и мир сжимается до размера ладони, оставившей на ягодице горящий след.

– Что-то ты какой-то тощий и бледный… плохо кормят?

Сжимая зубы, Джи заставляет себя промолчать. Никакие вопли ему не помогут. Даже если будет молить о пощаде – лишь растеряет остатки достоинства. Как там было? «Лучше расслабиться, так быстрее всё кончится»? Но тело разуму подчиняться не хочет. И чем больше эта венценосная скотина мнёт его зад, тем сложнее успокоить биение сердца и сведённые судорогой мышцы.

Снова шлепок.

– Ну вот, порозовел… – довольный голос. – Раздвинь ножки.

Что? Он хочет, чтобы Джи сам это сделал? Может ещё и сесть на его хер добровольно?!

Упёршаяся в спину рука съезжает выше, к шее, обхватывает её и сжимает, да так, что у Джи второй раз за день вспыхивают звёзды перед глазами. Кажется, ему просто голову сейчас оторвут!

– Ладно, как хочешь…

Из горла вырывается хрип, когда между ног влезает жёсткое колено. И он чувствует прикосновение и чего-то горячего… члена? И им об него трутся!

– Н-не надо…

Чей этот противный скулёж? Неужели его собственный?

– Да ладно, – раздаётся насмешливый, но напряжённый голос над головой. – Не всё так плохо, как я думал…

А?

Но раньше, чем Джи успевает сосредоточиться на услышанном, его уже насаживают на толстенный шампур.

Нет, только не снова… И хоть в этот раз боль другая, унижение то же. И опять слёзы текут, а ногти врезаются в ладони. Но рядом нет никаких осколков от гранитного пола. Джи даже не видит лица своего насильника. Его вдалбливают в мягкий матрас, заставляют давиться слюной и хрипом. А в какой-то момент прямо за шею отдирают от покрывала, поясница трещит, воздух застревает в груди. Ни вдохнуть. Ни выдохнуть. И вместо звёзд под зажмуренными веками – красные пятна.

«Я сейчас умру… нет, я уже умираю…»

В какой-то момент ощущения исчезают, и Джи повисает в бесплотной темноте. А потом его накрывает тишина.

***

– Это он?

– Угу.

– У меня мурашки по коже от его глаз.

– Нормальные глаза, голубые… Васу, с каких пор ты стал таким чувствительным? Может пора в отставку?

– Рохан, они почти прозрачные.

– Если бы они были прозрачными, мы бы увидели содержимое его черепушки, не так ли?.. И вообще, чего припёрся?

– Хариш требует аудиенции.

– Опять насчёт рудников?

– Он хочет копьё.

– Гони в шею…

– Ещё сгорела гильдия гончаров.

– О демоны… Есть свидетели? Опять кого-то похитили?

– Тела пока считают. Но, сам понимаешь, стража не особо рвётся расследовать убийство каких-то нечистых…

– Заставь их.

– Слушаюсь… А чего это он? Спит?

– Этот-то?.. Отрубился. Даже жалко его немного.

– Да правда, что ли? А морить голодом три дня было не жалко?

– Тц… отстань. Все петензии к Калидасу.

– «Претензии».

– Что?

– Ничего. Так и оставишь его до утра?

– Да пусть валяется. Много места не занимает…

***

– Просыпайтесь!

Кажется, его трясут за плечо. Да так грубо.