Текст книги "Чёрная кровь (СИ)"

Автор книги: Елена Зинкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Джи опускает взгляд. Он не притворяется, ему действительно не по себе вспоминать о случившемся, да и сохранять спокойствие становится всё сложнее. Но когда не смотришь в глаза – врать значительно легче.

– … в общем, я повёл себя глупо. Вы изволили уделить мне своё драгоценное время, а я…

– Зачем ты всё это говоришь мне?

Так, и что теперь? Продолжить смотреть себе под ноги или поднять взгляд на Рохана? Его тон такой холодной и равнодушный, ещё немного и точно прикажет Джи убраться. Ладно… девушка его не заинтересовала? Ну и отлично. На самом деле решиться на это было довольно сложно, и если бы император вдруг полез к нему… кто знает, выдержал бы это Джи? Или начал бы снова позорно скулить?

– Я… я просто слышал, что вы благосклонно относитесь к… ганда. Так почему заставляете нас торчать в этих каменных ящиках? Чем мы провинились?!

Тишина вместо ответа. Но горло словно сдавливает что-то невидимое, и Джи не решается произнести больше ни слова.

– Это всё? – поднимает брови Рохан. – Ты пришёл сюда лишь за этим?

Нет-нет-нет. Только не сейчас. Но что бы Джи не сказал – императору становится лишь скучнее, да ещё и в голосе его теперь звенит раздражение. Неужели придётся отказаться от остатков гордости и упасть на колени? Начать ползать и умолять? После ночного разговора с Рагху Джи неожиданно почувствовал прилив сил и желание жить, и даже решился на активные действия – но есть граница, через которую он не переступит. Хотя, тоже самое он говорил себе и раньше, но с тех пор эта самая граница сильно сдвинулась со старого места… а значит, не за горами тот день, когда невозможное станет возможным, а неприемлемое – вполне допустимым. «Уж лучше умереть!» – твердил он себе. Но сейчас почему-то продолжает цепляться за жизнь и падать всё глубже.

Но, быть может, стоит приложить ещё немного усилий?..

Хотя… хватит с него этой комедии и этого унижения.

– Нет, я пришёл, чтобы вы меня снова трахнули, венценосный убл… Ваше Величество.

Улыбка. Он сам не заметил, как уставился на императора. Но совершенно упустил тот момент, когда губы Рохана начали растягиваться. Улыбки не было, и вот она уже есть – неширокая и надменная.

– Я так и знал, что тебе понравилось. А упирался-то…

Да неужели?

– Ну так что же ты торчишь у двери? Или мне опять идти к тебе самому?

Что случилось? С чего вдруг такая резкая перемена? Пока Джи мямлил и обвинял, император лишь скучал и раздражался, а тут вроде и тон сменился, и в глазах зажёгся огонёк. Или он и правда поверил, что заложник не смог забыть «волшебную» ночь с ним в главной роли и пришёл за повтором?! Теперь по спине Джи вместо жара пробегают мурашки, а ноги прочно прирастают к полу. В животе же появляется противное ощущение, будто внутренности обмотали верёвкой и стягивают в пучок.

– Ну же!

Рохан поворачивается в кресле боком, уперев локоть в стол и уложив острый подбородок на кулак. И Джи на ватных ногах сдвигается с места. Пять шагов. Всего пять. Как же это мало. Но с каждым шагом в ушах шумит всё громче, а когда он начинает обходить стол, от пота сорочка прилипает к спине и животу. Император следит за ним уже безо всякой улыбки. И вдруг встаёт, усаживается на край стола, берётся за ткань на плечах Джи и резким движением разрывает сорочку почти до подола. Отпускает. Смотрит.

– Разве я не сказал тебе больше так не делать? Это значит, что ты должен убрать эти сиськи.

Джи вздрагивает только сейчас, осознав, что всё ещё в женском обличье. Но вместо того, чтобы прикрыться, распрямляет плечи и, подняв взгляд и глядя Рохану прямо в глаза, позволяет своему телу вернуться в изначальное состояние.

Но император не отвечает на взгляд, он даже не смотрит Джи на лицо, когда вновь касается его плеча. Его пальцы сжимаются, ладонь скользит выше, к шее, забирается под основание косы… и вдруг император спрыгивает со стола и рывком разворачивает Джи. И толкает на стопку бумаг.

– Эх, вряд ли ты чему-то научился с прошлого раза… – разочарование в голосе Рохана звучит как насмешка. – Так что хотя бы выпяти зад нормально.

Нет, это неправильно. Сейчас его опять просто насадят на член – как кабана на вертел, а потом отправят обратно.

– В-ваше… величество… – произносить слова удаётся с трудом, слишком мешает чернильница под щекой и снова сдавившие шею пальцы, но Джи умудряется немного прогнуться в пояснице и даже почти что расслабить ягодицы, благо к ним император пока что прижимается одетым. – Вы можете… не так торопиться?..

– Эй, куда делась твоя внезапная наглость? Что за учтивый тон? Хотя лезть с указаниями, как именно мне развлекаться – это уже что-то с чем-то!

Сразу за словами раздаётся треск ткани. Похоже, у Рохана страсть рвать одежду, причём и на себе тоже… занимает у него это ровно пару мгновений – и вот уже сзади вновь прижимаются бёдра, но теперь они обжигают. Джи сжимает зубы. Он почти готов к резкой боли. Но вместо неё чувствует лишь нетерпеливое прикосновение пальцев.

– Отлично… как Джохар и сказал, у тебя тут всё цело.

– Что?

Ему даже почти удаётся оторваться от стола, но император наваливается сверху и касается дыханием шеи:

– В прошлый раз ты так скулил, что мне пришлось позвать этого старика, и он тебя осмотрел…

Внутрь проталкивается палец, за ним второй. Рохан словно специально позволяет Джи прочувствовать каждое своё движение, будто и правда следует просьбе не торопиться. И пусть так почти что не больно, но унизительнее в сотни раз! Но надо вытерпеть это. Ведь пока император доволен – ещё есть надежда.

– Ах!..

Это происходит неожиданно. Молния прошибает позвоночник от копчика до затылка. А всё потому, что Рохан сделал что-то… как-то…

– Х-ха…

– Вот так, дыши ровно, – снова раздаётся у самого уха, но давление с шеи исчезает. – Или снова будешь умолять меня остановиться?

Нет, не будет. И это удивляет – разве такое возможно? Подобное странное чувство во всём теле, очень похожее на возбуждение? Раньше он уже ласкал себя сам и не раз, но это какие-то совершенно иные ощущения – хочется закрыть глаза и прислушаться к ним, и уже даже как-то неважно, что именно с ним делают и где. Но вдруг спине становится легко и прохладно, император отстраняется и вытаскивает пальцы. И целых несколько секунд не происходит вообще ничего. А затем Джи вновь чувствует прикосновение. В прошлый раз после такого его окунуло в боль с головой, а тело разрывало на части… Но сейчас член проталкивается внутрь почти безболезненно. Хотя и приятного в этом нет ничего. Но всё меняется, когда его головка касается чего-то внутри, какого-то определённого места – и Джи снова накрывает волна резкого, пронзительного, но короткого наслаждения. Хочется ощутить его снова. Но Рохан уже подаётся назад. Медленно, будто собирается выйти – и тут же развращается резким толчком, заставившим вскрикнуть. От шлепка бёдер об ягодицы звенит в ушах.

Рохан ускоряется, и Джи вынужден вцепиться в стол. Да, этот ублюдок и в прошлый раз был таким же яростным и ненасытным, словно зверь, терзающий добычу. Вот и сейчас край стола всё сильнее вдавливается в живот, дышать просто некогда, из горла вылетают странные звуки – то ли кашляющие, то ли хрипящие, но сквозь них Джи отчётливо слышит чужое учащённое дыхание. Рохан не произносит слова, но его тело говорит за него. Вот он чуть замедляется, вот задерживает дыхание, а вот вдруг застывает, словно прислушиваясь к чему-то. И когда он делает это в очередной раз, Джи уже сам прижимается к нему навстречу. Просто потому, что ему хочется это сделать самому. И потому, что так острый край стола отвлекает намного меньше.

Но как же обидно! После всех мук вдруг погрузиться в столь приятные и обволакивающие с ног до головы ощущения… и именно в руках этого человека… этого убийцы… Но тело отвергает доводы разума и чужие теории. Телу наплевать на то, что правильно и неправильно. Оно хочет ещё и ещё. Чтобы острее. И забыться, не думать ни о чём вообще. Только чувствовать, опять и опять, как задевается то особенное местечко, как от него разгораются внутренности, и весь остальной мир просто теряет значение.

И снова Рохан замирает. И Джи вновь прижимается к нему, что есть сил, но неожиданно понимает… что всё кончилось. Точнее, Рохан довёл до конца лишь себя. И вот внутри остаётся лишь горячая сперма, уже начавшая стекать по ногам, а император падает в кресло. Продолжая лежать животом на столе, Джи смотрит на него, слишком расслабленного и кажущегося таким беззаботным с задранным до подмышек камзолом и оторванными пуговицами… с дорожкой рыжих кудрявых волос до пупка. И с головы до ног Джи начинает наполнять отвращение. Отвращение к себе. Как он мог наслаждаться? Это не входило в планы. Конечно, он собирался быть покорным, не ныть, не сопротивляться и даже, быть может, сделать что-нибудь сам, но не растаять в руках извращенца, словно лёд на летнем солнце!

Но в теле такое приятное напряжение… и так хочется продолжить…

Однако, скрип двери заставляет Джи очнуться, подскочить и врезаться спиной в стену рядом с окном.

В кабинет без стука входит Васу. Его золотая грива свалялась соломой, а тёмно-зелёный плащ сыплет искры. Искры… плащ, огонь… крик с лестницы… Ноги немеют, и Джи мгновенно сползает на пол. Но гигант уже подходит к столу вплотную, его кулаки с грохотом упираются в гладкое дерево, заставляя подпрыгнуть и чернильницу и бумаги.

– Опять? – спрашивает Рохан замогильным тоном.

– Опять, – негромко отвечает ему великан, бросив на голого заложника невидящий взгляд будто на пустое, не значащее ничего место.

– Где?

– Ксандрия.

– Понял. На этот раз я тоже поеду.

– Как скажешь… отправляемся через час.

Стол под Васу издаёт жалобный треск. Но выдерживает, даже когда тот рывком отталкивается от него и тем же быстрым шагом покидает кабинет. А Рохан остаётся сидеть в кресле со спущенными штанами и голым животом, но беззаботностью и расслабленностью от него теперь даже не пахнет. Хотя Джи видно лишь пальцы, размеренно постукивающие по подлокотнику.

– И долго ты ещё собираешься сидеть на полу?

– Сколько получится, – отзывается Джи, пытаясь разогнать дымку болезненных воспоминания.

Но дрожащий голос, похоже, выдаёт его. Потому что Рохан вдруг вцепляется в подлокотник и выглядывает из-за спинки кресла.

– Всё-таки было больно?

В его голосе не слышно раскаяния. Таким тоном даже когда интересуются у незнакомого человека, как у него дела – то и то вкладывают больше участия. И Джи неожиданно осознаёт: Рохану просто нет до него дела. Вообще. Быть может, он даже не задумывается, мучает он кого-то или нет. Как не задумывается ребёнок, забавляясь со зверушкой, таская и дёргая за уши, хвост и другие конечности. И даже то, что Джитендра из убитой им семьи, видимо, не вызывает у Рохана никаких особенных чувств.

– Нет, мне понравилось, – опускает Джи голову. – Было… весьма недурно.

– Недурно?

Император удивлён. Похоже, от него можно чего-то добиться, лишь задев. Возможно, он так привык к подлизыванию и поклонению, что просто не воспринимает подобное обращение от кого-то столь ничтожного, как заложник. Демоны, как же сложно…

– Ну лучше, чем в прошлый раз, – Джитендра сознательно подливает масла в огонь и почему-то чувствует себя от этого немного счастливей. – Но мне бы помыться.

– Может, тебе ещё и водички подать?

– Водички? В смысле, тот кувшин, что мне обычно приносят по утрам? Да им только умыться и можно.

Но стоит ли продолжать говорить в подобном тоне? Император явно не в духе после визита Васу, но на лице эмоции не разобрать. Лишь складка между бровей выдаёт напряжение и недовольство, но это лучше, чем равнодушие. И так, по крайней мере, Рохан не выкинет его из головы, как только Джи уйдёт.

– Хорошо, – неожиданно вздыхает император, и его физиономия исчезает за спинкой кресла. – Я прикажу, чтобы с этого дня тебе приносили больше воды… желаешь ещё что-нибудь?

Странное чувство. Вроде недавно Джи уже задавали подобный вопрос.

– А ещё… – он поднимается с пола вместе с разорванной сорочкой. – Вы не могли бы не рвать мою одежду каждый раз?

– Твою? – смешок. – Всё, что у тебя сейчас есть, тебе даю я.

«И забрал у меня всё тоже ты».

Джи молча обматывает бёдра бесполезным куском ткани, представляя, какими взглядами его проводят стражники. Но в этот раз это даже неплохо – раз Рохан уже дважды проявил к нему особый интерес, эти ублюдки наверно не посмеют больше сунуться в его каморку. Но прежде, чем уйти, нужно сделать ещё кое-что.

– Ваше Величество, – Джи обходит стол и останавливается на противоположенной его стороне, там, где совсем недавно стоял Васу. – Чем я могу отблагодарить вас за доставленное удовольствие?

Задумчивый взгляд Рохана, устремлённый на полку с книгами, заторможено смещается на Джитендру, а складка между его бровей вдруг становится глубже.

– Что ты сказал?

– Я говорю, что благодарен вам. И спрашиваю, чем могу отплатить?..

– Нет, ты только что назвал меня шлюхой и спросил о цене. Бхарат!

Рохан лишь слегка повысил голос, а дверь уже скрипнула. И внутрь просовывается голова в шлеме, щёлкает забралом, и через порог переступает уже весь стражник целиком.

– Ваше вели…

– Отведи этого безумца обратно и передай Джохару, чтобы всыпал ему десять… нет, двадцать плетей.

– Слушаюсь!

Джи даже сообразить ничего не успевает, как его хватают и выволакивают в коридор. Кажется, он слегка переборщил.

_______________________________

9. Калидас

***

Порка. Что может быть хуже?!

Ладно, секс… бывает у всех, а у тех, кто слабее, часто не на добровольной основе – это Джи ещё может понять и принять… Но чтобы его, приёмного сына короля Зоа, высекли словно провинившегося слугу?!

Немыслимо. Невероятно.

Мозг отказывался осознать происходящее до самого последнего момента. Джи даже не запомнил, как его втолкнули в узкую, но светлую комнатушку, прямо под ноги смотрителя, очнулся лишь глядя на свои руки, белой бечёвкой приматываемые к выступу на лавке. Лавке, на которую его уложили животом. Уложили, содрав намотанную на бёдра порванную сорочку.

На миг нахлынуло облегчение – не поведут во двор, под взгляды челяди и праздных зевак! Но почти тут же Джи заметил устроившегося в дверях стражника – вероятно, того самого Бхарата, что приволок его сюда, а сейчас вцепился своими жадными глазами прямо в душу.

Затошнило.

Лал закончил вязать узел и попятился к двери, но Джи показалось, что поплыл. Очертания его фигуры исказились…

– Двадцать?

– Двадцать.

Первый удар показался самым сильным. Хребет будто перешибло пополам. Если бы не всунутая в рот дощечка, он бы точно откусил себе язык или раскрошил зубы в песок. Всё, что знал о боли, растворилось в страхе. Нет, он не переживёт второй! Не надо!

Но второй удар был ещё больнее. И когда смотритель дёрнул хлыст обратно – показалось, вырвал кусок кожи. Или мяса. Джи не выдержал и замычал.

Третий заставил захлебнуться собственной слюной. Четвёртый – рвануть верёвки, изогнуться, надеясь уйти от ненасытной плети. После пятого Джи задрожал, пытаясь заставить себя не шевелиться, не стонать, а кислотный поток слёз – остановиться. Шестой, седьмой, восьмой лишали сил, словно черпая вёдрами из пересохшего колодца. После девятого исчезло всё, тьма перед глазами раскалилась до бела, и языки жгучего огня обосновались на спине и глубоко пустили корни.

Десятый Джи ощутил словно клюв огромной птицы. Но был ли то действительно десятый?

Он молился, но так и не потерял сознания. До самого двадцатого удара.

Хотя толком не запомнил, как потом Джагжит нёс его, лишь почувствовал, как опускают на кровать, запах которой уже стал привычным, и услышал, как запирают дверь.

А лежать оказалось удивительно приятно. Ведь никто больше не клевал его истёрзанную спину. Правда, спустя какое-то время зад начал подмерзать, да и плечи… но когда Джи попытался нащупать ногой одеяло – кожа на спине затрещала. Вот ведь дурак! Обрадовался, решил, что нашёл подход… Но чего ещё он ожидал? Что чудовище не поведёт себя как чудовище? Напрасно.

Но это был неплохой урок – и Джи его усвоил.

Хотя, похоже, что двадцать ударов для местных – сущая ерунда, раз никто даже не пришёл, чтобы позаботиться о нём… Но почему же тогда так больно?

Этот мир, этот новый мир удивляет с каждым днём. Что правильно, что допустимо и что считается нормальным – приходится гадать самому. Например, всего несколько часов назад та первая ночь с императором казалась ему сущим кошмаром. Но сейчас Джи начинает понимать – настоящую боль он, возможно, ещё и не чувствовал никогда. Но и сегодняшней ему хватит за глаза. И ведь, если подумать, теперь боль волнует его куда сильнее позора… разве не должно быть наоборот? Разве не так было с главными героями во всех прочитанных книгах? Они страдали, но не позволяли запятнать свою честь… А что делает он? То стонет, то плачет… И перед кем? Перед слугами!

Может быть, хватит уже?..

Может, пора стиснуть зубы и поумнеть?

Но как же всё-таки замёрзли ноги…

Джи открывает глаза и косится на тускло светящуюся лампу. Слишком тускло. Скоро догорит. Вздыхает. И заставляет своё тело измениться ещё раз. В какой-то момент от вновь вспыхнувшей боли перед глазами рассыпается блестящая пыль… но ещё немного… и наступает долгожданное облегчение. Воспалёнными от высохших слёз глазами Джи снова косится на стол, там стоит кувшин и тарелки… Надо бы встать и поесть, но теперь он не может пошевелиться уже просто потому, что сил не осталось. Он пуст. Но всё же поддевает ногой откинутое покрывало и забирается под него.

***

– Что?.. Кто ты? Где Кайлаш?

Кажется, что не успел поспать и минуты. Снова холодно, особенно животу.

– … или это ты и есть?

Что именно происходит, удаётся сообразить далеко не сразу. Но почему-то изумлённое и вытянувшееся ещё больше обычного лицо смотрителя заставляет схватиться за откинутый край одеяла и прикрыться им.

И вдруг обнаружить две мягкие выпуклости на собственной груди.

– Может быть, объяснишь, что всё это значит?

У Джохара в одной руке зажата открытая баночка с каким-то резко пахнущим содержимым, вторая же застыла в воздухе, не то готовясь ударить, не то защититься. Но вот костлявые пальцы уже вновь вцепляются в одеяло, и через пару мгновений борьбы Джи даже уступает и отпускает – к этому моменту его тело уже почти полностью успевает вернуться к мужскому.

Джохар моргает несколько раз.

– Так, значит…

В его голосе чудится разочарование и вместе с тем угроза. Словно Джи только что уличили в чём-то преступном.

– Это просто моя способность, – отвечает он наконец. – Ч-что… что в этом такого?

– Просто?.. Способность?.. Да в этой башне и чистокровный саубха не сумел бы применить чары без моего ведома!

– Уж простите, что у меня нет копыт и рогов…

Всё верно, ему и так досталось слишком мало от матери, но даже у неё не было ничего нечеловеческого. Но что с того? Ведь это лишь означает, что Джи ближе к человеку, чем к демону, так?

– Ты правда Ситар Кайлаш?

– Правда.

Тёмно-карие, почти чёрные глаза сужаются. Джохар берёт со стола маленькую крышечку и начинает аккуратно завинчивать баночку. Джи молча следит за его тонкими, угловатыми пальцами, пытаясь отогнать мысли о возможности нового наказания.

– Вы не поели, – вдруг произносит смотритель, возвращаясь к вежливому тону. – Да и со спиной у вас, кажется, уже всё в порядке?

– Да.

– Понятно. Тогда позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Значит, ещё действительно ночь. Дверь со скрежетом возвращается на место, и Джи облегчённо выдыхает. Впрочем, с чего бы ему вообще волноваться? Император же в курсе? Хотя, он тоже вроде бы удивился… ну да ладно.

А поесть и правда, наверное, надо.

***

Утро для Джитендры настаёт с приходом Лала. Слуга как обычно приносит кувшин и таз для омовения, забирает пустые тарелки, а потом возвращается с завтраком. И совершенно не смотрит на Джи… разве что, когда кладёт на край кровати новую одежду. Хотя, новая она лишь в том смысле, что Джи видит её в первый раз, а в остальном… явно уже много раз стиранная ткань успела выцвести и покрыться шарушками, но на ощупь кажется довольно мягкой, а когда он одевает её – ещё и теплой. И пусть светло голубой выцвел до серого… выбирать всё равно не приходится.

– Спасибо, – произносит Джи неожиданно даже для самого себя, кутаясь в длинные рукава и просовывая ноги в узкие, но выбранные точно по размеру башмаки.

Лал не отвечает ничего. И ничего не спрашивает. Точно бездушная кукла. Неужели ему совершенно не интересно, почему Джи уже может нормально двигаться? Хотя, если вспомнить… Тогда Лал работал, даже не смотря на исполосованную до крови спину… а ведь вряд ли к нему после порки приходили с баночкой едко пахнущей мази.

– И за одежду… и за то, что спас меня тогда…

– … г-господин?

Он уже у двери, он уже почти вышел, но сейчас вынужден оглянуться. Как же бесит эта его длинная чёлка! Совершенно не видно выражения глаз!

Свежее масло в лампе ярко пылает, но всё равно ему не сравниться с солнечным светом – так и этому слуге, наверное, никогда не понять, что сейчас чувствует Джитендра.

– Я не знаю, сколько они планировали продержать меня в темноте, моря жаждой и голодом… но не думаю, что выдержал бы до конца. И если тебя из-за этого наказали… мне правда жаль.

– Г-господин, я н-не совсем понимаю…

Длинная светлая чёлка трясётся, голос дрожит, словно Лала напугали произнесённый Джитендрой слова. Но почему-то кажется, что он просто пытается закончить этот разговор как можно быстрее и сбежать. Хотя одно другому ведь не мешает?

– Просто… – Джи вздыхает и переводит взгляд на стол, – давно хотел сказать тебе об этом…

Тишина. Скрежет. Щелчок.

И снова щелчок и скрежет. Только успевшая закрыться дверь вновь уходит в стену, а на пороге возникает долговязая фигура с дикой шевелюрой. За спиной Джагжита видно замершего Лала и, как обычно днём, кусочек неба, хоть и пасмурного сегодня.

Окинув Джи прицельным взглядом, новоприбывший слуга отходит в сторону, словно ждёт, что его поймут без слов. Впрочем, в последнее время это не проблема. Но спросить-то можно?

– Куда?

– К Калидасу.

В памяти возникает смутный образ – высокий старик со сморщенным лицом, но волосами чистого чёрного цвета, как и у Джи, и даже с такой же светлой кожей. Значит, к советнику? Жаль, что нельзя отказаться. Бросив взгляд на исходящую паром яичницу и поблескивающий поджарившейся корочкой кусок мяса, Джи сглатывает голодную слюну, слезает с кровати и уже делает шаг к двери… но в последний момент возвращается к столу, хватает тарелку и уже вместе с ней выходит в коридор. Капли дождя, пробившись в башню сквозь довольно широкое здесь, на этаже, окно, мгновенно заставляют потемнеть и потяжелеть ткань на плече. Втянув носом свежий влажный воздух, Джи идёт по коридору, куски яичницы выскальзывают из пальцев, да ещё и немного кружится голова, но если сегодня его снова ждут неприятности, то лучше уж как следует подкрепиться, потому что от ночного перекуса остывшим супом и засохшим хлебом в желудке не осталось и следа. Впрочем, после превращения он всегда чувствует сильный голод.

Коридор кончается, а вместе с ним и широкие окна, каким-то образом каждый раз закрывающиеся в тёмное время суток. И вновь начинается лестница – тут окна открыты всегда, но это скорее просто щели, через которые протиснется разве что ребёнок. Джагжит ведёт всё выше и выше, а Лал где-то по пути испаряется вместе с опустошенной и практически вылизанной тарелкой. И вот уже ноги начинают уставать, а горло всё сильнее сушит неутолённая жажда, но слуга не сворачивает ни на одном из этажей.

Но рано или поздно случается очевидное: лестница кончается. Просто за очередным поворотом вдруг не оказывается стены. И потолка. Но дождь не успевает обрушиться на голову, а Джагжит, быстро пробежав по открытой площадке, уже дёргает деревянную дверь в небольшую постройку. Как будто кто-то решил построить на вершине башни ещё одну.

Но Джи не спешит за ним, он останавливается, чтобы кинуть взгляд вниз: раскинувшийся под ногами город кажется лишь небольшим двориком, окружённым лесом, а море так и вовсе скрыто за густой и серой пеленой дождя – и всё же от этого вида быстро начинает кружится голова.

– Ситар Кайлаш?

Сначала Джи решил, что его позвал слуга, но там, за порогом мини-башни, спиной к низкому ярко пылающему камину стоит человек и смотрит прямо на него. Калидас.

– Оставь нас, – снова раздаётся тот же голос.

Джагжит склоняет голову и отходит в сторону, Джи же, удивляясь, как вообще услышал что-то сквозь шум дождя, пересекает площадку и переступает порог, и дверь закрывается за ним сама.

– Итак, – человек (или, скорее, нечеловек) складывает руки за спиной и наклоняется. До него не больше десяти шагов, но ощущение, будто тот находится за тридевять земель… – Так-так… Посмотрим…

Калидас делает шаг в одну сторону, потом в другую, словно присматриваясь к статуе. Но Джи и ощущает себя как статуя, окаменевшая и не смеющая шевельнуться.

– Так ты помесь саубха и мандега?

– Н-н…

– Не отрицай. Или я своего не почую?

Так, значит, всё-таки «своего»? В принципе, узнать в нём мандега было не сложно: чаще всего у таких ганда светлая кожа и болезненный вид, ведь «бессмертие» активизируется лишь в момент смерти, возрождая тело, а всё остальное время они отличаются разве что бледностью и слабостью… но касается это лишь тех, в ком сильна эта самая «бессмертная» кровь. Джи же…

– Твоя способность – очень интересный результат этой смеси. Не совсем чары, но и не совсем возрождение. Но, к сожалению, ничего полезного в ней нет, не так ли? Очередной фокус… Вот было бы у тебя что-то от урваши…

Калидас подозрительно прищуривается и, кажется, даже принюхивается. Джи отступает назад к двери и чувствует, как холодная поверхность упирается в спину. Почему-то он чувствует страх. Но вот чего именно боится – не понимает. Ему просто здесь не нравится, и этот Калидас тоже. Да и какой-то он странный, вроде бы сам нечистый, но так презрительно отзывается о себе подобных… Джи всегда думал, что у более чистокровных ганда особые отношения – а этот, похоже, самый что ни на есть чистокровный. Но выглядит он таким старым… или, скорей, измождённым?..

Что вообще задумал Рохан, окружив себя нечистыми? Выходит, Рагху сказал правду, и император – спаситель ганда? И вся эта война… Нет, такое просто невозможно!

– О чём задумался?

Джи вздрагивает, обнаружив, что Калидас уже совсем рядом, уже наклонился прямо над ним. И уже даже зачем-то схватил его за руку, выворачивая запястье. Острый ноготь рассекает кожу. Брызгает кровь. Испачканный в ней палец советник с задумчивым видом суёт себе в рот и отпускает руку Джитендры. И словно возвращает ему право дышать.

– Ч-что? З-зачем вы?..

Не будь сзади стены, он бы точно рухнул, а так еле стоит, пытаясь унять дрожь в коленях.

А советник уже отходит обратно к камину. Больше в этой комнате с теряющимся где-то в темноте потолком нет ничего. Разве что лавка с мягкой обивкой у стены и несколько потрескавшихся от времени гобеленов с изображениями богов: Индра, Варуна, Агни… – если верить легенде, то тех самых, что впустили в мир демонов и позволили им овладеть телами людей. И пусть боги потом отделили от континента часть суши, где новых существ оказалось больше всего, много осквернённых осталось и среди людей. Говорят, с тех пор прошла тысяча лет…

– Ты ещё здесь? – Калидас оборачивается очень удивлённым, будто только что о нём вспомнил. – Можешь идти… и да, не смей больше беспокоить императора по пустякам.

Дверь за спиной открывается и Джи просто чудом удаётся устоять. Когда он поднялся сюда пару минут назад, дождя даже толком и не заметил, сейчас же его острые струи вдруг вонзаются в плечи и безжалостно барабанят по макушке, заставляя щуриться, чтобы разглядеть в серой пелене спуск и начало лестницы. Страх ещё пульсирует в груди, даже не совсем страх, но что-то тёмное, заставляющее хватать мокрый воздух ртом и судорожно вспоминать собственное имя.

«… небойся,этопросточары.»

– Что?

«… ты_меня_слышишь?»

Это не похоже на звук. Или на мысль. Но если и похоже, то на мысль чужую, тихую, неразборчивую, как доносящийся издалека голос. Скорее просто шум, в котором можно угадать слова. Джи замирает, так и не ступив на лестницу, пялясь в серую шуршащую пелену прямо перед собой.

– Кто ты?

Он не слышит сам себя, уши словно заложило ватой.

«… бя… не… до…»

– Что? Я не понимаю!

«…»

Ощущение вдруг пропадает, шум дождя врывается в уши, холод пронзает тело и душу. Кто это был? Ещё один из заключенных здесь ганда? Неужели есть кто-то, обладающей схожей с его способностью, но более сильной? Джи никогда не умел общаться мысленно, лишь чувствовать и передавать эмоции. Но здесь, в Истерии, ему и это оказалось недоступно… и всё же он заставляет себя задержаться на вершине башни ещё немного. Он закрывает глаза, пытаясь отстраниться от звуков и телесных ощущений. Сосредоточиться на тьме. Глубокой, спокойной тьме внутри. Почувствовать её. А потом позволить выйти за свои пределы.

Эта тьма – его я. Его эмоции и его невидимые руки и ноги.

Но снова что-то мешает. Словно он всё ещё находится в своей камере и не способен пробиться за окружающие его каменные стены. Тьма плещется, бьётся, словно морская вода о прибрежные скалы, но звуки дождя становятся громче. Джи пытается отогнать их, сосредоточиться на внутреннем «я»… Но холод заставляет его сдаться.

Открыв глаза, Джи встречает взгляд Джагжита. Тот стоит внизу лестницы и с интересом смотрит на него.

– Для медитаций погода сегодня на редкость неподходящая, – проговаривает слуга, изображая на своём лице нечто, похожее на снисходительную ухмылку.

Джи хоть и зол, но вынужден с ним согласиться.

_______________________________

10. Приглашение

***

«

– Боги не пьют кровь, чтобы выжить…

Ракеш облизывает губы и чуть отталкивает Сунила, но уже в следующий миг снова прижимает к себе, заставляя войти до конца – несмотря на тесноту и даже боль. И даже сам начинает приподнимать и опускать бёдра. Не остаётся ничего, кроме как подчиниться этому плавному ритму, погружаясь всё глубже, и словно бы чувствуя то, что чувствовать не должен. Словно это в него сейчас входят. Словно это он сейчас лежит на спине и еле сдерживается, чтобы не застонать во весь голос. И словно это у него настолько пересохло горло, что кажется вот-вот треснет и расколется на осколки.

»

Выдохнув, Джи захлопывает небольшую брошюру в тонком переплёте и мягкой обложке. Разве такие книги бывают? Дешёвый вид и похабное содержание… А имя одного из героев? «Сунил»… с самых первых строк Джи было трудно отделаться от мысли, что он читает про приключения своего пажа, умудрившегося выжить и даже повзрослеть.