Текст книги "Чёрная кровь (СИ)"

Автор книги: Елена Зинкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Но одиночество уже не кажется Джитендре таким уныло-постыдным – и в последнее время он даже почти не чувствует себя жалким. Разве что обиженным, подавленным и забытым…

На самом деле, это всё очень знакомо: точно так же Джитендра с головой уходил в тренировки в замке Зоа, обижаясь на мать, сбегая от насмешек братьев и настороженных или презрительных взглядов слуг… Неужели с тех пор ничего не изменилось? А ведь он грезил, как вырастет. Как отправится в путешествие. Найдёт любимую и друзей…

Быть может, ещё не совсем поздно?

После вынесения приговора Джитендра ждал, что его вышлют на полуостров вместе с другими родственниками Джая Кайлаша, но когда Равиндра пришёл и спросил, хочет он отправиться с ним или остаться – Джитендра отказался. Он ещё верил, что Рохан скоро освободиться и придёт к нему. Придёт и… и что-то измениться в этом мире.

Но Рохан так и не появился.

Интересно, как он отреагирует, если Джитендра возьмёт и исчезнет? Вот прямо сегодня, на пятьдесят пятый день после смерти Калидаса?

Погода кажется подходящей для подобного настроения. С каждым днём всё теплее и в воздухе уже во всю пахнет весной. Солнце светит нежнее, готовятся лопнуть набухшие почки и выпустить первые зелёные листья. Хочется улыбнуться высокому небу и отпустить душу в полёт. Далеко-далеко, чтобы никогда не вернуться… Ксандрия, Интертега, Вивет – столько мест ещё есть на свете, где он никогда не был, столько людей и ганда, которых не видел… На полуостров можно и не спешить, но найти Тауруса и убедиться, что тот ничего не натворил… Столько дел!

Ведь Джитендра наконец-то свободен.

Свободен… и может делать всё, что пожелает…

А почему бы и нет? Он достаточно ждал. Но уходить просто так совершенно не хочет.

А значит – пойдёт к Рохану сам!

Нет, вообще-то Джитендра давно думал об этом, просто не решался. Боялся, что его не поймут, осмеют и унизят… Но если и так, то и пусть! Пусть Рохан всё ему скажет в лицо! Это лучше, чем ждать. Лучше, чем жить, бесполезно надеясь!

Ведь ему нравится император? Даже больше, чем нравится. И Джитендра хочет снова оказаться в власти его объятий. В этом стыдно признаться себе и ещё стыднее – кому-то другому. Словно принять поражение.

Но что такого? Да, он – сдаётся!

Сдаётся, чтобы положить конец своей пытке.

Сегодня. Он сделает это сегодня.

Когда солнце начинает клониться к закату, Джитендра заканчивает тренировку и привычно приказывает принести в его комнату воду. Он стал мыться каждый день. Быть может ганда и способны тренировать тела намного дольше, чем обычные люди, но потеют они точно так же. А после тщательных водных процедур, Джитендра с трудом дожидается темноты. Радостное волнение борется в нём со страхом. Да, он решился, но сердце ходит в груди ходуном. Хорошо, что ранней весной день кончается всё ещё быстро, а жизнь во дворце уже не так оживлённа, как месяц назад. В последнее время тайком находя Рохана, Джитендра всё чаще заставал его в кабинете одного, и знает, что иногда император читает и пишет письма, иногда просто пьёт вино, стоя у окна, порой чертит или рисует – что-то похожее на изображение корабля по частям, и что сегодня он наверное снова будет один.

Тоже один.

«Рохан настолько не желает видеть меня, что даже предпочитает пить в одиночестве» – вот что раньше крутилось в голове у Джитендры, но в этот вечер он впервые не ощущает обиды.

В конце концов, это возможность.

Форма одежды – ночная. Длинная сорочка до пола и шерстяная накидка с капюшоном, чтобы спрятать лицо. Незаметно передвижение по дворцу давно вошло в привычку. Слуги, солдаты… не миновать только охрану у дверей кабинета. Перед лицом скрещиваются две тяжёлых секиры.

– Кто такая?

От волнения Джитендра не может сразу ответить. Он не думал, что его не узнают. Но оказывается вот что может случиться, если почти два месяца прятаться ото всех во дворце.

– Милорд… приказал…

Когда шёл сюда, Джитендра уже был готов к косым взглядам и даже ухмылкам – с подобным он часто сталкивался в башне – но раз уж так получилось, признаваться ведь не обязательно? Вот он и выдаёт эти два слова тоненьким голоском, плотнее натягивая на лицо капюшон.

Его больше не спрашивают ни о чём. Но внутрь не пропускают. Вместо этого один из стражников, почти такой же огромный, как Васу, стучит дважды в дверь.

– Что? – доносится нетерпеливое из кабинета.

– К вам тут дама, Ваше Величество!

– Гони в шею, я никого не жду!

– Слышала? Пошла прочь.

Охранник груб, но не зол. Он не кричит, а просто лениво произносит эту грубую фразу. Возможно, он принял Джитендру за резвую служанку, решившую навязать своё общество императору… ну…

Нет, это глупо.

Джитендра отходит за угол. А потом представляет себе кабинет. Он видел его много раз, наблюдая за Роханом, так что переместиться туда не составляет труда. Просто он так давно не использовал эту способность, что забыл о ней. А ведь мог даже из спальни не выходить…

Этот кабинет больше, чем тот, в башне. Здесь много пустого пространства и окон, но стол почти точно такой же. И точно так же завален стопками бумаг, конвертов и папок. Рохан быстро пишет, склонившись к перу. Щурится. Болят глаза? Он устал?

Тихий треск вылетает вместе с искрами со спинки кресла. В тот же момент император хватается за меч. И только потом вскидывает взгляд.

Джитендра касается тонких шнурков под подбородком, но тянуть за них не спешит. Пальцы онемели, а в ногах образовалась противная тяжесть. Как быть? Сбежать? Притвориться, что случайно сюда заскочил?

Рохана смотрит настороженно. И Джитендра понимает, что забыл скинуть капюшон.

– Побеспокоил?

Спросить получается довольно спокойно. И неважно, что горло сжало от страха – страха, что настороженность на этом усталом лице сменится презрением, раздражением или насмешкой. Но всё, что он видит и чувствует – изумление.

– Рохан?

– А? Да? Джитендра? Это правда ты?

– А ты ждал кого-то ещё?

– Нет, я не ждал…

Странный разговор. Но дышать становится немного свободней.

– Ты… пришёл попрощаться?

– Что? Нет. Почему?..

– Но ты так одет…

Рывком скинув капюшон и развязав простой узел у горла, Джитендра позволяет накидке упасть на вытоптанный тонкий ковёр.

– Что не так с моей одеждой?

– О…

Если Рохан продолжит и дальше себя вести непонятно, он просто подойдёт и ударит его. Но в этот момент взгляд Джитендры падает на горло императора.

– Я вижу, ты избавился от ошейника?

– А что, тебе бы хотелось, чтобы я до конца жизни носит эту дрянь?

– Ну… она довольно полезна…

– И унизительна.

– Это да…

Снова тупик. Нет, правда, ему что, действительно всё нужно делать самому?

Видимо – да.

До стола пять шагов. Ещё семь, чтобы обойти.

– Ты хотел мне что-то сказать. Если мы выживем. Помнишь?

Рохан отодвигается вместе с креслом от стола и опускает взгляд. На что он смотрит?

– Или это больше неважно?

Император продолжает молчать. Но его пальцы на подлокотнике кресла начинают выстукивать мелкую дробь.

– Извини, – наконец произносит он. И сердце Джитендры проваливается прямо в желудок. – Ты спрятался ото всех, и я хотел дать тебе время…

– Время на что?

– Точно не знаю. Равиндра сказал, что у тебя шок.

– И поэтому ты даже ни разу не навестил меня?

– Поэтому. А ещё я ведь обещал тебе спокойную жизнь… и что не трону.

Хочется сломать что-нибудь. Желательно ценное. Но и этот стол подойдёт. Схватив клинок для бумаг, Джитендра одним движением вонзает лезвие в еле заметную щель – дерево издаёт протяжный стон, по столешнице пробегает щель, и на пол падает отколовшийся угол. Осыпается стопка бумаг. С грохотом обрушивается тяжёлое пресс-папье в виде мраморной черепахи.

Вздрогнув, Джитендра закрывает глаза. Но лишь на миг.

– Ты обещал. Что-то сказать.

Нет, ни за что. Он не заплачет. Не сейчас.

– Обещал, – соглашается Рохан, касаясь отколотого края стола пальцем и ведя по нему до ещё удерживаемого Джитендрой клинка. Добирается до запястья. И хватка слабеет, отпуская холодную стальную рукоять. Джитендра позволяет чужой ладони скользнуть вверх до плеча. Потом пальцы Рохана дотрагиваются до его подбородка. И губ.

– Просто я хотел выбрать время и место. Сам.

Джитендра не знает, что ответить. Всё его существо трепещет. Он больше не зол. Не испуган. Но замер, словно с приставленным к сердцу ножом. Одно движение и конец. Так опасно. И так горячо. Прикосновения Рохана обжигают, от них хочется бежать со всех ног.

– Я так долго ждал…

От сказанных тихо слов по спине пробегает властная волна. Ноги подгибаются. Но Рохан тут же ловит его и усаживает к себе на колени.

Снова это приятное чувство. Этих объятий. Словно Джитендра в самом надёжном и безопасном месте на свете. Его обнимают, прижимают к большому и сильному телу. И снова ему хочется в нём раствориться. Остаться здесь навсегда.

– Я тоже. Но ты всё не шёл.

Шеи касаются губы. Вместо ответа. Ладони Рохана спускаются по животу вниз, но замирают. Джитендра чувствует его опасение. И кладёт свои руки сверху, направляя дальше вниз.

– Если ты не против, я не буду меняться…

– Не меняйся.

Выдох в шею. Чуть дрогнувший голос. Только от этого мышцы сводит сладкая судорога. И тут сквозь тонкую ткань член обхватывают сильные пальцы.

– Больно?

– Нет… мне хорошо.

Джитендра чувствует нарастающее возбуждение императора, но как ему разделить с ним своё? Быть может… если он смог убить, поделившись желанием смерти, то сможет передать и другое чувство?

Его ладони всё ещё на руках Рохана.

Он чувствует их тепло и даже биение пульса. И если соединить со своим…

– Я не могу больше… – сипло и тяжело выдыхает император.

Заставляя сжаться. И так же ответить:

– Хорошо. Я готов. Я хочу, чтобы ты вошёл.

И всё же Рохан медлит. Его пальцы сильнее обхватывают член Джитендры, губы касаются затылка, опаляя дыханием.

– Я не уверен, что смогу быть нежным…

– И не надо. Я к этому всё равно не привык.

Хриплый смешок. Обхватившие за живот и поднявшие в воздух руки. Снова край стола врезается чуть ниже солнечного сплетения, снова трещит разрываемая ткань, а ягодиц качается горячее и большое. Твёрдое и пугающее, стоит только представить, как оно входит внутрь…

– Ты… можешь смочить его слюной?

Нет, он не против. Давление рук на поясницу исчезает, Джитендра оборачивается и опускается на колени. Он уже ласкал член Рохана однажды в купальне. И с тех пор у него не было ни желания, ни возможности улучшить свои навыки. Но если только слюной… полностью взять в рот не выходит. Можно попробовать облизать…

До сих пор едва касавшаяся волос рука ложится на голову, надавливает, слышится выдох. И вдох. Словно Рохан пытается перестать дышать. А всё потому, что сгорает изнутри. Джитендре сложно отделить свои ощущения от его, и сердце начинает стучать рвано, совсем непослушно.

И вдруг член в руке напрягается, делается ещё толще и твёрже. Внутри чувствуется нарастающая дрожь. И прямо на лицо Джитендры брызгает жидкость. Она не холодная и не горячая. Начинает стекать по шее и щекам.

– Извини.

– Ничего.

Его поднимают и усаживают на стол, обтирают лицо обрывками сорочки. Но Рохан делает это так торопливо, что Джитендра ловит и останавливает его руку. Разводит ноги пошире и откидывается на спину. Ширины стола как раз хватает, чтобы голова не свесилась с другой стороны.

– Ты же не скажешь сейчас, что больше не хочешь?

Вместо ответа к бедру изнутри прижимается твёрдый член. Рохан наклоняется сверху, почти касаясь подбородка губами. И шепчет:

– Не скажу. Никогда не скажу.

Его руки властно подхватывают колени, одна соскальзывает вниз, чтобы направить член, Джитендра закрывает глаза, готовясь к боли. Всё-таки он немного соврал. Но желание столь велико, что он готов потерпеть.

И член входит действительно туго. Кажется, что-то внутри уже почти готово порваться. Но Рохан не спешит. Его дыхание становится медленнее и тяжелей. Огромное тело почти дрожит от напряжения и нетерпения. Но он ждёт, пока мышцы привыкнут к его толщине. И только немного погодя делает новый толчок, на этот раз погружаясь значительно глубже. И доставая до той точки, от прикосновения члена к которой у Джитендры перехватывает дух и искры вспыхивает под плотно зажмуренными веками.

И снова остановка.

Приоткрыв один глаз, Джитендра замечает, что Рохан рассматривает его лицо. И вдруг спрашивает:

– Как ты это делаешь?

– Что?

– Сводишь меня с ума. Знаешь, я ведь… ходил посмотреть на урваши. Всё гадал, чем же так хорош мальчишка из Зоа? И почему он кажется милее самых красивых девушек мира?

– Знаешь, меньше всего на свете я хотел бы узнать, что ты сравнивал меня с кем-то…

Это напоминает о Санджи. О том, что тот ходил в спальню Рохана… но новый толчок заставляя забыть обо всём. Да не так уж это и важно. Пока он чувствует, что желанен.

– Обещай, что не исчезнешь.

Голос Рохана звучит как приказ. Уткнувшись в его плечо, император двигает бёдрами всё быстрее. Его пальцы вцепились в бёдра прямо под коленями. Эта боль… он словно специально её причиняет. Это его способ донести до Джитендры свои чувства. Он просто не знает, что Джитендра читает их сам. И тоску. И надежду. И даже страх обмануться.

Рохан и правда словно открытая книга.

Но внутренний мир его сложен. Его натура, его характер, предпочтения и привычки – Джитендре хочется лучше узнать это всё. Но сейчас он желает лишь наслаждаться. Подаваться навстречу. Отдавать всего себя без остатка. И брать столько же в ответ.

– Выходи за меня.

– Что?

– Выходи за меня!

Воздуха не хватает. Член елозит по пупку, а живот Рохана то и дело прижимается к нему. Джитендра просто не может понять, что услышал. Не может поверить. Он почти на грани, он вот-вот готов кончить… и именно в этот миг Рохан вдруг замирает.

Это так подло.

Но один короткий встречный толчок заставляет его изогнуться. А Джитендру – начать забрызгивать собственную грудь собственной спермой.

– Ещё?

– Ох…

Снова толчок. И снова сладкая нега. Теперь Рохан движется не спеша. И Джитендру затапливает эта неторопливая нежность. Но ждущий взгляд императора заставляя закрыть горящее лицо руками.

Прикосновение губ к сгибу локтя почти невесомо.

– Так ты выйдешь?

– Я же парень…

– И что?

– Думаю… мир к этому… не готов…

Его укачивают. Его наполняют теплом и медленно нарастающим удовольствием. Его снова целуют. Руки, лоб, колено, живот…

Происходящее кажется сном. Ожившей фантазией. Становится страшно, что всё вдруг прекратится. Развеется, словно туман. Джитендра приподнимается и обхватывает плечи Рохана, насколько хватает рук. И уже сам утыкается лицом в его шею. Ловит губами мягкую мочку уха, сжимает, касается языком. И чувствует, как напрягается Рохан, пытаясь сдержаться, остановиться… но его член уже сокращается внутри. Уже заполняет Джитендру.

– Ах ты негодник…

***

– Выходи за меня.

Сколько прошло времени – неизвестно. За окнами царит ночь. Они оба лежат на шерстяной накидке, укрытые плащом Рохана, согревая телами друг друга. На самом деле толку от Джитендры немного, это император вечно горячий.

Вот зачем он спрашивает это снова?

– Зачем? Разве в империи уже пятьсот лет как не появлялось императриц?

– Причём тут это?

Подперев голову кулаком, Рохан смотрит на него сверху вниз. Свечи давно догорели и теперь кабинет освещает лишь свет звёзд из окон.

– Ну как же… жена императора – императрица?

– Нет, императрица – император женского рода. То есть правитель. А ты что, желаешь взять управление страной на себя? А то я уже порядком устал от всех этих дел…

– Нет, я…

– Ну вот…

Его рука заползает под плащ и ложится Джитендре на живот.

– Ты же понимаешь, чтобы наш сын имел право на трон, я должен взять тебя в законные жёны.

– Трон… И как ты себе это представляешь? Что я буду превращаться в женщину, когда тебе будет надо показаться на людях с супругой? Но это же глупо. Вся столица давно уже в курсе, что у тебя сын то ли от служанки, то ли от проститутки.

– Ну, мы можем сказать, что ты приехал сюда, прикинувшись пацаном, а на самом деле девчонка? К тому же, смотри, ты из Зоа. Получается объединение старой династии Ваха Манара…

– Да, Калидас говорил что-то об этом…

– Откуда ты знаешь?

– От Рагху.

Невинная ложь.

– Ну так что?

– Ты хочешь одурачить весь мир?

– Нет. Только его половину.

От ладони Рохана исходит тепло. И оно живительнее и приятней всех самых мощных энергий на свете. Джитендра не уверен, что должен согласится на его предложение, но знает точно – он хочет быть рядом. Не смотря ни на что.

– Есть кое-что, в чём я должен признаться, – произносит тихо Джитендра, поворачиваясь и пряча лицо у Рохана на груди. Рука с его живота перебирается на спину. – Знаешь, я до сих пор не знаю, как относится к нашему сыну. Я вроде понимаю, что должен чувствовать что-то…

– Ты ненавидишь его?

– Нет, но…

– Боишься? Не хочешь видеть? Он напоминает тебе о чём-то плохом?

– Всё не так! Просто я даже боюсь к нему прикоснуться…

Тяжёлый вздох Рохана приподнимает голову Джитендры.

– Тогда ты ведёшь себя не как мать, а как отец. Так что я очень хорошо тебя понимаю. Я ведь тоже, когда прихожу, лишь смотрю на него. И всё думаю, какое дать ему имя?

– Имя?

– Ну конечно, не может же мой сын расти безымянным?

– И то верно… Может быть «Индра»?

– Кхм… я слышал, что в вашей семье принято называть детей в честь этого бога, но чтобы так нагло украсть его имя…

– Да ладно, думаешь, ему есть до нас какое-то дело?

Улыбка Рохана кажется озорной.

– Ну Индра – так Индра! Кстати… великий санракши, не побоявшийся украсть имя у бога, не соизволите ли вы перенести нас отсюда прямо в мою спальню? А то знаете, мне-то ничего, но вот вы вряд ли привыкли спать на полу. А идти отсюда пешком…

Звучит здраво. Но почему-то не особо приятно.

– Я думал, ты отнесёшь меня на руках… НЕТ, СТОЙ, ПОГОДИ, Я ПОШУТИЛ!!!

– Поздно, Джитендра, поздно.

Громкий смех Рохана отражается от высокого потолка, стёкла в окнах вздрагивают, дверь распахивается, плащ стелется по воздуху шлейфом. Стражники вытягиваются, прижимая секиры к груди. Джитендра ещё несколько раз бьёт в грудь императора и тоже отчего-то начинает смеяться.

А как же целый мир? Путешествие?

Потом. Всё потом…

________________

Эпилог

***

На острове днём царит вечное лето. И пусть по ночам температура падает ниже нуля, местная зелень и животные способны выдержать и не это. Однако, под ногами не спеша идущего человека трава вспыхивает и мгновенно чернеет… но спустя всего миг из мелкого пепла уже начинают пробиваться свежие ростки.

Конечно же, это не совсем человек. Да, только слепец примет его за человека.

Существо зовут Индра. Его светлая кожа покрыта фиолетовым узором, будто нарисованным светящейся краской, в которую добавили толчёного стекла. Или брильянтов. Мириосу кажется, что визуально разницы не было бы никакой. Но на самом деле он знает, что это никакой не рисунок, как и длинная копна волос, напоминающая гриву степного львы из одного из миров, которые он посетил – не парик. И всё же мандега хочется протянуть руку и схватиться за слишком пушистые для человека локоны. Только пробегающие между ними мелкие тёмный искры кажутся не совсем безобидными.

– И что теперь? Ты так просто отпустишь нас на материк? А как же законы, о великий страж Чёрного континента?

– Эм...

Чёрная скала бросает на каменную насыпь длинную тень, её вершина как раз указывает на пещеру у подножия Лысой горы. Индра взбирается всё выше, Мириос плетётся за ним, а совсем рядом в воздухе искриться облако светящейся пыли. Слишком слабое даже для самых слабых саубха, которых знает мандега, но только вот эта душа родом не с острова.

– Бог, это же ты отправил Индрани на большую землю? Она ведь даже телепортацией не владела и сама туда добраться не могла.

– О, неужели?

– И душу её ты тоже хранил у себя, не так ли? Но почему ты не позволил Джитендре сразу получить то, что причиталось мальчику по праву?

– Ты всё знаешь сам, хитрый мандега.

Индра останавливается, поставив ногу на камень, и оборачивается, охватывая одним взглядом весь раскинувшийся под скалой остров.

– М-м-м, как ещё много осталось...

– Да, Равиндра не спешит. Он решил подождать и понаблюдать, как поведут себя те, кого он отправил первыми... О, бог, так ты тоже хотел понаблюдать за сыном Индрани? И решить... решить нашу судьбу?

– Ты слишком много думаешь, старина Мир... Так, ладно... Лилавати? Ты уверена?

«… да…»

– Что, даже попрощаться не хочешь?

«… поговорив с ним, я могу… засомневаться…»

– Ну, всё равно без тела твоя энергия скоро рассеется, а потом будет только больнее.

В голосе Индры можно услышать грусть, но Мириос не уверен, что бог вообще знает, что такое боль. Однако он зачем-то притворяется ради маленькой саубха. Демону-мандега никогда не понять бога.

– Тогда приготовься. Всё произойдёт очень быстро, ты даже испугаться не успеешь.

Облако блестящей пыли подлетает к ним ближе. Ветер никак не влияет на него, и всё же кажется, что совсем недавно это облако души было плотнее.

Индра протягивает к облаку руку. Между его пальцев пробегает крупная чёрная искра. Почти тут же вторая, светлее. И третья. Искр становится больше, от фиолетового до лилового, пока все они не белеют совсем. Облако души саубха колышется рядом. Искры долетают до неё, наверняка пугая, но девочка стойко остаётся на месте. Пока Индра не поднимает вторую руку.

На этот раз Мириос замечает только одну яркую вспышку.

В воздухе остаётся запах озона. Как после проливного дождя.

И несколько мелких пылинок, которые уже исчезают.

– Она точно переродится?

– Где-нибудь. Когда-нибудь. Мандега, ты же и сам знаешь, что ничто не исчезает бесследно в этой вселенной… Ну что? Теперь твоя очередь?

– Нет, спасибо!

Мириос поспешно отступает. Мелкий камешек выворачивается из под ступни и ему приходится быстро воткнуть посох рядом с собой, чтобы не упасть.

«Эх, старость – не радость».

– Старина Мир… ты же знаешь, что то – чего ты ждёшь, никогда не случится?

– Никогда не говори «никогда», бог. Но лучше я ещё тысячу лет подожду возможности вернуться к дочери, чем отправлюсь скитаться миллионы лет по мирам, даже не помня, кто я.

– Как пожелаешь.

Улыбка на странном изрисованном лице Индры кажется очень холодной. Да, такой она и должна быть.

В следующий момент мандега уже остаётся один на скале. Но не в мире. И этого ему будет достаточно на какое-то время.

______________

Дополнительная глава: Шлюха из Интертеги

***

В мире полно людей. Одним ты нравишься, другим – нет, но это не значит, что мир плох. Просто нельзя подстроиться сразу под вкусы всех окружающих. Даже если очень хочется. Зато можно угодить некоторым конкретно – тем, кто рядом. Тем, от кого ты зависишь.

Мама всегда говорила Санджи де Сегвиль де Сэдора (правда, он не был тогда ни де Сегвиль, ни де Сэдора), что он должен быть послушным, иначе его выгонят на улицу, заставят спать в сточной канаве и питаться крысами. Что такое сточная канава, Санджи уже знал – видел заплывшие грязью колеи вдоль дороги из окна кареты, да и крысу встретил однажды ночью в коридоре… и этот раз стал последним, когда он покинул свою маленькую спальню после заката. В общем, ни то, ни другое восторга у него не вызывало, поэтому Санджи правда пытался быть послушным. И очень удивился, когда на свой десятый день рождения вместо обычно-дорогого подарка получил чемодан с собственными же наскоро собранными игрушками и путешествие в холодной карете в самый дальний и убогий район города. Вместе с мамой. Потом какая-то древняя старуха провела их на второй этаж ветхого дома с поскрипывающим и рассыпающимся прямо под ногами полом – кроме него Санджи ещё запомнились щели… огромные щели в стенах, через которые дуло так сильно, что свечу, чтобы она не потухла, приходилось заворачивать в лист бумаги, а спать – крепко прижавшись к маме.

Но на третью ночь он остался один. Предыдущим вечером мама густо накрасилась, одела длинное платье и куда-то ушла. И вернулась только утром – растрёпанная, с размазанными по щекам цветными и чёрными пятнами.

– Малыш, – тихо произнесла она, стоя в дверях и глядя прямо на него, закутавшегося в одеяло и трущего спросонья глаза. – Ты же не хочешь, чтобы твоя мамочка умерла с голода, правда?

Конечно, он этого не хотел. А ещё он не хотел, чтобы его живот болел от той жирной и подгоревшей каши, которую старуха постоянно приносила в комнату. Вместо фруктов и сладостей. Каждый раз пытаясь вспомнить их вкус, Санджи чувствовал подступающие к глазам слёзы. Но не поддавался им. Потому что мама запрещала. Говорила, что в слезах прячутся демоны, пожирающие красоту… но почему же тем утром она сама выглядела так, словно долго плакала? Это всё из-за него? Потому что он не был послушным мальчиком? И поэтому их выгнали из большого и тёплого дома, всегда полного вкусной еды и слуг?

– Прости меня, мама… прости, что я тогда упал и испачкал твоё новое платье… тебе же его подарил тот мужчина? И поэтому он… велел нам уйти?

Санджи долго держался, он боялся спросить, он боялся услышать ответ.

Но всё же услышал его:

– Да, это ты виноват, – ответила мама, закрывая за собой дверь. – И если разочаруешь меня ещё раз, то останешься тут навсегда. Один.

Один? Навсегда? Санджи не мог представить себе это – в отличии от канавы и крыс – но этой ночью ему было очень холодно. И внутри, и снаружи. И поэтому ему стало страшно.

– Прости… мама, я больше никогда… прости…

– Хорошо.

Мама проспала полдня. А когда проснулась, заставила его раздеться догола и тщательно осмотрела. Потом забрала одежду и снова ушла. Но на этот раз вернулась довольно быстро – со сморщенными и холодными руками, словно надолго опускала их в воду. И начала говорить. И говорила очень долго. Даже когда старуха принесла им ужин, и они принялись есть, замолкала лишь для того, чтобы прожевать почти безвкусное варево.

– Ты не должен задавать вопросов. Молчи – так будешь казаться умнее. Не говори вообще ничего, пока к тебе не обратятся, а прежде чем ответить – подумай. Даже если уже знаешь ответ. Главное пойми, чего от тебя хотят. Если человек груб – ему нужно оказать небольшое сопротивление и сдаться… Понимаешь? В любом случае, не говори и не делай ничего, не подумав. Ты должен понравиться. Сделать для этого всё. И тогда тебе купят новую одежду, игрушки, вкусную еду, ты снова сможешь спать в тёплой постели… и твоя мама будет счастлива. Помнишь, как я учила тебя просить у того мужчины подарки? Если видишь, что у человека плохое настроение – будь тише воды. Но всё равно улыбайся. Представляй, что вот сейчас он подарит тебе что-то очень хорошее – и твоя улыбка будет искренней и убедительной. Всем нравятся улыбки… всем… почти всем. Но если вдруг ты почувствуешь, что такое поведение раздражает – просто постарайся понять, что будет лучше. Иногда… да, иногда им нравятся слёзы…

– Мама, кому «им»?

– Не перебивай! Слушай и запоминай!

– Х-хорошо…

Наставления длились ещё долго. И даже когда свеча догорела, мама всё продолжала говорить… и, кажется, он уснул раньше, чем замолк её голос.

А утром его помыли, одели в чистую и ещё тёплую от утюга одежду, причесали и отвели на ближайший перекрёсток. Там стояла карета, чёрная и с закрытыми окнами, так что снаружи даже сквозь решётку не удавалось разглядеть, кто же там внутри. Но когда дверца открылась, Санджи увидел высокого бородатого мужчину с тростью и в цилиндре. Тот спустил одну ногу на разбитую и вонючую мостовую, а вторую оставил на приступке. И надолго замер, глядя на Санджи почти не моргая – и Санджи тоже стоял, и тоже смотрел. А ещё улыбался, представляя, что сейчас этот дяденька достанет из кармана целую пригоршню земляничных конфет.

И тот действительно достал. Но не конфет, а блестящих камешков.

– Если мальчик подойдёт и проблем не возникнет, получите остальное на этом же месте ровно через три дня.

– Благодарю…

Это был первый раз, когда он ехал в карете без мамы. И последний, когда видел её. Потом был странный тёмный дом с окнами всегда закрытыми ставнями, были другие дети. Каждый день их мыли, каждый день учили чему-то: читать и писать, держать вилку и ложку, разбираться в истории и биологии, обращаться по титулам и вести светские разговоры. Иногда в дом приходили дяди и тёти, они осматривали их спальни, даже присутствовали на занятиях, а потом кто-то из детей собирал вещи и уезжал. И не возвращался обратно… Что касается Санджи, его забрали уже через год. Но в целом ничего не изменилось – только один дом поменялся на другой, да и учить его начали индивидуально. А ещё теперь в его спальню ночью стал приходить человек. Он трогал Санджи. Просил трогать себя. Было стыдно, непонятно и горячо, но мама оказалась права – если быть послушным, можно получить довольно многое из желаемого. И пусть не горы конфет и игрушек, но что-то, похожее на заботу… Санджи даже какое-то время действительно верил, что его любят. Да, примерно ещё год или полтора. К тому моменту он уже немного вытянулся, научился лучше понимать происходящее… и всё же, когда Патри… тот мужчина, что «усыновил» его, привёл своего друга и предложил «опробовать» Санджи…

Нет, мир не рухнул. Наоборот, всё встало на свои места. Санджи просто убедился, что чувства – это выдумка. Важно лишь то, что удобно и выгодно. Так мама продала его, когда ей потребовались деньги, так и Патри де Сегвиль расплатился им, когда захотел заручиться поддержкой спонсора. Ему нужны были какие-то бумаги, позволяющие выкупить чужую мастерскую… А потом потребовалось задобрить сенатора. И инспектора.

А через три года Патри продал его одному из членов парламента. И тогда Санджи узнал, что такое групповой секс. И что боль тоже бывает приятной.

Время шло, у патрициев появлялись всё новые и новые любимчики – моложе и невиннее, но Санджи продолжал пользоваться успехом, уже даже не совсем понимая, кому именно принадлежит, переезжая из одного дома в другой, из одной постели в другую.

Пока не разразилась война.

Отношения в парламенте испортились, политики стали умирать или уезжать из столицы. Если бы Санджи не оказался в тот день в доме самого премьер-министра, вероятно, погиб бы. Или пропал без вести. Или очутился в канаве, вынужденный питаться крысами. И хотя у него скопились некоторые сбережения… в городе, где складов с зачарованными зельями больше, чем с пшеницей, потратить их Санджи смог бы вряд ли. Ему вообще не приходило в голову нечто настолько абсурдное, как сунуться на объятые огнём улицы. Нет, не огнём имперских воинов, но граждан Интертеги, решивших самолично разобраться с неугодными им патрициями, которых они же сами и выбрали несколько лет назад.

Но чего Санджи не ожидал, так это путешествия в Астрию. Премьер-министр, подписавший бумаги о сдаче и принесший клятву верности императору, усыновил Санджи, добавив к его фамилии ещё одну, и отправил в столицу империи как важного заложника.