Текст книги "Чёрная кровь (СИ)"

Автор книги: Елена Зинкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Не знаю. Когда я попал сюда, ты уже отдыхал.

– Вот значит как… А чт-… ? В смысле, как там…

– М-м-м… Не думаю, что смогу ответить на все твои вопросы, но если ты чётко задашь их, я хотя бы пойму, что именно тебя интересует.

Резонно. Просто вопросов много, а в голове ещё царит туман. Но кажется, в словах Мириоса было что-то ещё, вызвавшее интерес…

– Вы сказали, отец Равиндры сошёл с ума? То есть мой…

– Твой дед, – подтверждает Мириос, не дожидаясь, пока Джитендра определится с названием. – Разве этот поганец тебе о нём не рассказывал?

«Этот поганец» – наверное, Равиндра.

– Нет. Но я помню, как тот чел-… тот мужчина… и мама… и дядя…

Не так-то просто выговорить подобное вслух. Но в потускневших глазах мандега светится понимание. Однако он не спешит помочь и перебить его снова. Словно думает о чём-то своём. Но когда пауза затягивается уже слишком сильно, Мириос вдруг глубоко – всем телом – вздыхает.

– Не думаю, что Равиндра когда-нибудь признается в том, что сделал… Но знай, этот мальчишка никогда безучастно не наблюдал за страданиями своей сестры. Он любил её, правда, очень любил. Может быть, даже сильнее, чем должен был. И не раз пытался защитить Индрани. Но одну черту переступить он не мог. По крайней мере, пока она вдруг не исчезла…

– Какую черту?

– Убийство сородича.

Простой ответ. Но Джитендра почему-то никогда не задавал вопрос, напрашивающийся сам собой: куда делся глава рода? Не мог же могучий мужчина из его воспоминаний за какие-то десять лет состариться и умереть естественной смертью? Возможно Джитендра не спрашивал, потому что подсознательно знал ответ.

«Наверное, когда мама исчезла, дядя решил, что её убили… и тогда он отомстил.»

«Если бы его смерть спасла эту девочку…

… смерть ради жизни…

… он так похож на тебя…»

Это тяжело. Не грустно или печально, но действительно тяжело. Может ли он обвинить Равиндру в том, что тот не поднял руку на своего отца раньше? Говорят, проще всего понять другого, поставив себя на его место, но это же невозможно. А если бы даже вдруг получилось… Джитендра не уверен, как бы сам поступил. Но, наверное… ему не стоит больше так однозначно утверждать что-то или отрицать…

Пламя свечи вздрагивает. Снаружи доносятся голоса. И это напоминает о проблемах сегодняшнего дня.

– Где Рохан? – меняет он тему.

– На суде, – быстро отвечает мандега, и его кокон приходит в движение, когда старик вытаскивает руку, чтобы почесать ухо.

– Суде?

– Ну-у-у… Равиндра так это назвал. Суд – что-то вроде собрания, где люди обвиняют других людей… выносят наказание и всё такое. Неужели не знаешь?

Конечно же Джитендра знает, что такое суд. Просто хотел более подробного объяснения. Но раз дело дошло до суда, значит всё кончилось? Секар проиграл?

– Но как императору удалось так быстро справиться с мятежом?

Помнится, в Зоа, когда войска подошли к столице, король Торил получил ультиматум: предложение сдаться с возможностью сохранить не только жизни членам правящей семьи, но и часть власти – при условии, что Зоа добровольно вступит в состав империи и примет её законы. Но даже после подписания договора не только в столице, но и по всему королевству ещё долго вспыхивали беспорядки, так что Джитендра не по наслышке знает, сколько времени может занять улаживание всех проблем. Разве что Рохан поспешил с судом специально? Интересно, кого же он судит?..

– Император людей заключил договор с нашим… эм… правителем, – старик словно специально кидает кусок информации, ожидая, что остальное из него потянут клещами.

– Договор?

– Да. Мы предоставляем свою помощь в ответ на согласие людей позволить демонам перебраться с острова на материк.

– Нет, только не это…

Равиндра сошёл с ума? Тут один Таурус-то заставляет нервно потеть… А теперь получается, что среди людей, привыкших иметь дело лишь со слабаками, окажутся сотни сильных ганда, прошедших естественный отбор в течении тысячи лет…

– А что башни? Те, что изобрёл Калидас?

– О, малыш Тау упоминал о них. Он как раз отправился в путешествие. Думаю, он их разрушит. Хотя лично мне хотелось бы их изучить…

Схватившись за голову, Джитендра сползает с подушки, прячась под одеяло.

Рохан тоже сошёл с ума, если согласился.

– У тебя ещё есть вопросы, юный санракши?

– Ребёнок. Вы не знаете, где мой сын?

– О, ещё один юный санракши? – судя по тону, старик улыбается. – Нет, извини, не знаю.

– Ладно… я найду его сам.

Буквально выпрыгнув из кровати, Джитендра вдруг обнаруживает, что одет в одну лишь ночную сорочку. И как ни осматривай комнату, а ничего подходящего на роль одежды в ней не видно. Разве что эта накидка, которой укрылся старик…

– Меняю одеяло на ваше покрывало, Мириос.

– О, даже так?..

Натужно крякнув и распрямив ноги, мандега вытаскивает подоткнутые под бока края плаща. И принимает стащенное с кровати одеяло. А Джитендра набрасывает на себя покалывающую пальцы плотную ткань, завязывает шнурок у горла и, сведя вместе полы плаща так, чтобы полностью спрятаться в нём, выходит из комнаты босиком.

На самом деле, ему не нужно особенно волноваться о своём виде. Внутренний взор – полезное умение, оно позволяет осматривать коридор на несколько поворотов вперёд, вовремя прятаться в пустых помещениях, избегая встреч со слугами и солдатами, а так же искать, искать, искать…

Джитендра не знает, что сделает, найдя сына. Он правда не знает. Его ведёт долг. Или какая-то странная убеждённость, о которой он даже думать не хочет. Но он откладывал это слишком много раз.

Этаж сменяется этажом. Нет, ему не обязательно подниматься по лестнице, но послать свою душу – как это назвал Равиндра – через потолок наверх всё равно надо. И далеко не сразу Джитендра догадывается, что искать в дальнем крыле бесполезно, как и в помещениях слуг. Остановившись у очередного поворота, он пытается представить, куда бы поместил сына сам. Какое место счёл бы достаточно безопасным.

И ответ приходит один – рядом с собой.

Но не будет же Рохан носить ребёнка повсюду?

И тут Джитендра вспоминает, что заметил кого-то, когда выбегал из комнаты, в которой очнулся. Там у дверей стояла охрана, но он почти не обратил на неё внимания. Почему? Потому что слишком привык к шанкха на острове. И их фигуры, способные стоять совершенно неподвижно, заметило лишь его подсознание.

Так вот значит какую помощь предложил Равиндра?

Конечно, сотня послушных шанкха с Чёрного континента – это смертельная сила. А если ещё и подчиненные Тауруса помогли… Вот чьи способности язык не повернётся назвать жалкими фокусами.

Размышляя об этом, Джитендра возвращается назад. Но проходит мимо комнаты, где оставил Мириоса, и за первым же поворотом видит похожую картину: две неподвижные мускулистые фигуры, словно состоящие из булыжников, стоят по бокам от двери. Вот почему он сразу не пошёл в эту сторону?

Шаг замедляется. Сердце сжимается в груди. Словно в охраняемой комнате Джитендру ждёт персональный суд, а у него никакой защиты, одни обвинения.

Остановившись перед шанкха, он какое-то время смотрит на тёмную ручку – то ли медную, то ли давно не чищенную золотую…

Наконец, протягивает руку. Один из шанкха переступает с ноги на ногу, заставив вздрогнуть. И рвануть дверь на себя. Забежать внутрь. И остановиться, встретившись взглядом с широко распахнутыми глазами дородной женщины.

– Камила?

Он не видел её несколько лет.

– Да, юный господин, это я.

Женщина быстро справляется с испугом и натянуто улыбается. Он помнит её такой. Всегда безукоризненно вежливой. Она была кормилицей его братьев. Мама сама выбрала её для своих детей. И теперь она здесь. Сидит и качает люльку, подвешенную на золотистых нитях.

– Дядя Джай… ?

Камила осторожно кивает, пристально следя за ним своими умными глазами.

– Это он приказал?

– Мы прибыли неделю назад. С тех пор мне было поручено заботиться об этом ребёнке. И три дня назад вернувшийся император разрешил мне остаться при нём.

Она не знает, чей это сын?

Джитендра опирается на захлопнувшуюся за спиной дверь и переводит взгляд на люльку. Потом осторожно отталкивается и медленно подходит к ней. Прислушиваясь к себе. Пытаясь поймать мельтешащие чувства за скользкие хвосты. Но это так сложно.

Просто ребёнок.

С большой головой.

С виднеющимися из-под чепчика светлыми волосёнками.

Сосущий во сне маленький палец.

Только вот он вдруг открывает глаза. Голубые, словно летнее безмятежное небо. И смотрит странно серьёзно. Даже палец изо рта вынимает.

И каким-то седьмым или сто двенадцатым чувством Джитендра чувствует в нём часть себя. Чувствует и понимает, что так теперь будет всегда. Где бы он ни был, это ощущение никуда не исчезнет. Как не сотрётся из памяти взгляд этих невинных, но серьёзных детских глаз.

– Куда вы, юный господин?

Камила снова испугана. Может быть тем, как резко он развернулся и направился к двери.

____________________

37. Я император

***

Он блуждал по дворцу, погружённый в собственные мысли, уже даже не замечая, как выбирает пустые коридоры. И что ноги замёрзли, а в животе давно поселилась отчетливая пустота, называемая в простонародье просто – «голод».

Возможно, он блуждал именно в поисках кухни.

Но нашёл ту комнату, в которую их когда-то перенёс Таурус. Точнее сначала заметил вылезающие из-под дверей зелёные побеги, потом прислушался и почувствовал биение знакомых душ Джагжита и Лала. Уже более уверенное и сильное. Но всё ещё внушающее опасения.

Заходить не стал. Отправился дальше.

И каким-то образом налетел на внезапно открывшуюся дверь. Не то что бы Джитендра сильно задумался, скорее он просто позволил мыслям свободно течь, не концентрируя внимание ни на одной конкретно – но удар в лоб заставил их все спешно вылететь из головы.

И вот он сидит на полу, глядя, как в коридор выходит солдат и, ничего странного видимо не заметив, отходит в сторону, выпуская кого-то ещё. Оказывается, что невысокого черноволосого парня. Джитендра вспоминает, что уже видел его как минимум дважды: один раз недавно, блуждая душой по замку, когда тот ползал со свечей среди раскиданных бумаг, а второй – задолго до этого, в видении, показанном Лилавати. Рохан брал этого парня с собою в темницу.

– Кто ты?

Поймав на себе подозрительный взгляд, Джитендра уворачивается от солдата, только сейчас заметившего свою оплошность и зачем-то решившего поймать его за руку. Возможно, чтобы помочь встать. Но Джитендра справляется с этим и сам. Поправив накидку и скрывая свою белую сорочку, он просто спрашивает:

– Рохан здесь?

Изумление, гнев, снова изумление – последовательно овладевают молодым человеком. Солдат же вновь, но уже не так уверенно, тянет руки к Джитендре.

«Выпить его?..

… ах, это всё Таурус виноват!»

Шагнув в сторону и в тот же миг подцепив шпагу солдата, быстро вытаскивая её из его ножен, Джитендра поудобнее перехватывает эфес и проворачивает кисть, рассекая воздух рядом с собой. Не то что бы он пытается ранить кого-то или продемонстировать особенное умение… просто этот солдат ему надоел.

Но получается не так ловко, как хотелось.

Отпустив шпагу и позволив той пружиня отскочить от пола обратно в руку, Джитендра спрашивает ещё раз:

– Так Рохан здесь?

– Ты-ы-ы… – заторможено тянет черноволосый.

И тут Джитендра вспоминает его имя.

– Господин Милений, я не хочу состарится, дожидаясь ответа.

Да, это очень нагло. И вызывающе. Влияние Равиндры, очевидно.

– Император занят важными государственными делами, – рожает тот наконец хоть какой-то ответ. – Но я передам Его Величеству, что ты… вы его искали.

– Не надо.

На самом деле, он вовсе не против напомнить Рохану о его обещании, но в то же время чувствует, что пока не готов встретиться с ним. Всё так изменилось… И Джитендра разворачивается к людям спиной и пускается в обратный путь, откуда пришёл. Но завернув за угол и убедившись, что никто его не преследует, а напротив – услышав удаляющиеся по коридору шаги, меняет своё решение. Он отправляется следом за Милением.

Но чем дальше он идёт, тем труднее становится прятаться от посторонних глаз. Ранее он специально выбирал безлюдные коридоры, но сейчас слуги, солдаты и даже дворяне встречаются на каждом шагу. И в очередной раз едва не столкнувшись с целой толпой и спрятавшись в очередном закутке – кроме пыльный кладовки и выбора-то не было – Джитендра решается остаться в ней. А дальше отправиться уже только мысленно. Ну или душой – если верить Равиндре.

Милений же, как назло, ещё долго плутает по кабинетам и коридорам, забирает у кого-то бумаги, другим отдаёт, что-то оставляя себе, иногда вообще возвращаясь назад, к людям с которыми уже говорил… но в конце концов его путь приводит Джитендру в темницу. Только на этот раз в пыточной находится не девушка-служанка, отравившая Дургу, а наследный принц Арвинии – Саши Секар сидит прикованный спиной к толстому столбу. Рохан стоит довольно далеко от него, на другой стороне тёмного помещения, пропитанного кровью и болью. Свет от большого очага в стене почти не достаёт до него.

– То есть, ты признаешь, что эти дворяне принесли тебе клятву верности в обмен на те деньги, что ты взял из моей казны?

– Боже, заткнись! Признаю или не признаю, какое это уже имеет значение?!!

– Никакого, – соглашается Рохан, беря у вошедшего Миления стопку бумаг, быстро пробегая по ним глазами и возвращая часть с кивком. – Разве что для протокола. На самом деле я тебе даже благодарен. Среди этих трусливых крыс всегда было много недовольных, но я всё никак не мог придумать, как вычислить тех, кто действительно готов пойти на предательство… А приводить их всех в пыточную на допрос как-то по-варварски, не находишь?

– Строишь из себя цивилизованного человека?

– Я император. И в детстве получил самое лучшее образование… наверно.

Сплюнув на пол, Секар усмехается, демонстрируя с одной стороны отсутствие двух зубов. Словно чей-то удар вышиб их за раз. Но Джитендра не особенно приглядывается к нему, а многочисленные пятна и подтёки на лице и других частях тела воспринимает просто как грязь.

– Ты чудовище! Монстр, для которого существует только результат!

– Я император… и у меня не так много свободного времени, как ты полагаешь. Так что буду рад, если ты ответишь ещё на пару моих вопросов – и мы на этом закончим. Кто из герцогов был связан с твоим планом с самого начала?

– Да пошёл ты…

При этих словах палач вытаскивает из очага длинную раскалённую кочергу, но Рохан поднимает руку, останавливая его.

– Секар, ты уже почти мёртв. Я казню тебя сразу, как только закончу с этой волокитой. Но подумай, что будет с твоей страной? Лишь от тебя зависит, насколько милосердным я буду.

Гневный взгляд, брошенный на Рохана, способен, наверное, испепелить целую гору. Но императору этого мало.

– Знаешь, я могу из всех ваших женщин сделать рабынь, детей отправить на воспитание, а мужчин… мужчин на рудники. Как тебе это?

– Ты же всегда был против рабства?

– Я всегда был слишком мягок. И вот что из этого получилось. Надо было сразу казнить всю верхушку. Всю знать и их отпрысков. Но я позволил им остаться правителями на своей зем-…

– Мягок? Позволил?! У тебя не было выбора! Иначе эта война длилась бы до сих пор!

– Ладно, – вздыхает Рохан. – Оставим этот бесполезный спор. Но своим мятежом ты ничего не добился, только подставил свою страну под удар. Так что на твоём месте я был бы более сговорчив… и вымаливал пощаду хотя бы для своих солдат.

– Они живы?

– Не все, конечно.

– Я… – Секар закрывает глаза, запрокидывая голову. – Я просто хотел, чтобы ты потерял что-то настолько же дорогое, как и я…

– Я уже говорил тебе, кто приказал убить Дургу!

Кажется, эта тема до сих пор болезненна для них обоих.

– Но привёз её сюда ты! И ты же подложил её под своего ручного шакала!

– И поэтому ты решил забрать у меня трон?

– Не просто трон. Я хотел развалить эту империю – плод твоих многолетних усилий!

– Потому что это самое ценное для меня?

– А разве не так?!

– Возможно… было когда-то.

– Что ты хочешь этим сказать?

В ответ Рохан лишь мотает головой. И оборачивается к решётке на двери, за которой застыл невидимый Джитендра.

– Ты здесь?

Такое ощущение, что император обращается прямо к нему. Но когда Милений снова заглядывает в дверной проём с вопросительным выражением на лице, Рохан лишь прикрывает глаза и вздыхает. А палач перекладывает несколько устрашающих инструментов в очаге, заставив вспыхнуть и осыпаться на пол горсть углей. Секар вздрагивает. Но быстро вновь принимает гордый вид.

– Ладно… – перелистывает Рохан свои бумаги. – Итак, продолжим: как давно твои люди начали пребывать в столицу? И где прятались? Вам помогал кто-то из местных?

Почему он снова сам ведёт допрос?

Джитендра прерывает подглядывание. Ему слишком тяжело смотреть на человека, которому он в некоторым смысле сочувствует. Но новость о казни… не то что бы звучит неожиданно. Рохан и не может поступить иначе. Он не просто какой-то там сапожник, к которому пришли за местью. Он государь, которого предал вассал. Убил его людей, захватил трон, угрожал его сыну…

Мотнув головой, Джитендра открывает глаза в кладовке. И ему совсем не хочется из неё выходить. Скажи кто полгода назад, что однажды наступит день, когда он не захочет покидать тесное и тёмное помещение, и не потому что боится, а просто ему тут комфортнее, чем снаружи – не поверил бы ни за что.

Но он всё-таки выходит. И возвращается в свою комнату. Она пуста. Мириос ушёл, оставив на кровати скомканное одеяло.

Завтрак приносят после рассвета.

До темноты Джитендра не покидает постели, и никто не приходит к нему. Даже старый мандега. День заканчивается и сменяется на другой.

Рохан… наверное, слишком занят.

Но лучше не думать о нём. И ни о чём вообще. Потому что стоит задуматься – и сомнениям не будет конца. Например, должен ли он попытаться уговорить императора пощадить Секара? Да и с Джаем Кайлашем вопрос не решён. Где его дядя? Какую кару заслужил? В темнице, за толстыми решетками Джитендра видел знакомую форму солдат из Зоа – она почти не отличается от астрийской, те же цвета: зелёный и золотой, только лев изображён на гербе один. Что их ждёт?

А если вспомнить про демонов с острова… разве кому-то есть дело до его опасений?

Нет, Джитендра уже понял, что не вправе вмешиваться. Да и не желает.

Только что-то грызёт изнутри. Но это не совесть. Скорее обида. И злость на свою слабость. Да, он – санракши, в нём смешалась кровь всех демонических семей, но… что это меняет? Он даже Лилу не смог спасти…

В подобных мыслях проходят три дня. А на четвёртый после завтрака ему неожиданно приносят корыто… большое. И воду. В вёдрах. Вереница из девушек кажется очень знакомой. Именно так Джитендра всегда мылся в Зоа. Но тогда он ещё был ребёнком… то есть, не так. Тогда он ещё был девственником и совершенно не понимал, почему должен стесняться, обнажаясь перед другими. И осознание факта, что это всего лишь служанки – совершенно не помогает, зато заставляет встряхнуться. Быть может потому, что он вспоминает своё первое мытьё в башне. И последовавшую за той унизительной процедурой ночь в спальне императора…

Но сейчас ещё только утро.

К тому же, вымыв и высушив его кожу и волосы, девушки одевают Джитендру не как для ночных утех, а в чёрный камзол с серебряной вышивкой, сшитый словно специально для него.

А потом приходит Милений.

– Ситар Кайлаш, император приглашает вас на оглашение приговора.

Не совсем понятно, кому именно Рохан собирается вынести приговор и почему там должен быть Джитендра. Но даже такое внимание поднимает настроение, и он почти с нетерпением следует за посыльным.

Снова тронный зал. Пол уже починили. Но разбитые части витражей сиротливо занавешены тёмно-зелёными гадинами с золотым гербом, изображающем льва и розу.

И снова в зале много солдат, только не в форме Арвинии.

Джитендру провожают к стене слева от трона, там его уже ждут Санджи из Интертеги и Рагху из Вивета. Из шестерых заложников осталось лишь трое…

– Как там Джигги? – больше из вежливости интересуется Джитендра.

Качнув шпагу на поясе и гордо задрав подбородок, кудрявый блондин растягивает губы в улыбке, но так напряжённо, словно не уверен, насколько она уместна.

– Я забираю его с собой…

– Рохан вас отпускает?

В ответ на его взгляд Рагху отводит глаза. В своей коричневой куртке он явно старается держать поближе к стене и подальше от случайных взглядов.

– Меня – да, – отвечает Санджи, хотя Джитендра на него и не смотрит. – Кстати, если соберёшься заехать в гости… убедись, что забыл своего императора где-нибудь по дороге.

– Что случилось? Тебе не понравились проведённые в его спальне ночи?

Нет, Джитендра не забыл, кто согревал императору постель, пока он ждал ребёнка. Однако Джитендра совершенно не собирался когда-либо поднимать эту тему вслух. Но вылетевших слов обратно, увы, не вернёшь. И пусть стоящие рядом солдаты делают вид, что не слышат ничего и не видят – Санджи вспыхивает, как помидор. Потом цвет его лица темнеет и начинает тяготеть ближе к фиолетовому.

– От чего же, – натужно хмыкает он, наконец, пытаясь сохранить улыбку на губах. Получается неубедительно, но неожиданно мышцы вокруг его рта расслабляются, и Санджи вздыхает. – Во всяком случае, я своё получил.

Видимо, это означает конец разговора. Проглотив намёк, Джитендра снова окидывает взглядом зал, чтобы отвлечься. И начинает рассматривать людей, собравшихся ближе к трону. А их там немало: в стороне, ближе к левой стене, стоят просто дворяне, но у лестницы – явно заключённые. Их руки забиты в колодки, а колодки соединенны цепями между собой. Но одежда этих людей, хоть и имеет весьма потрёпанный вид, явно расшита золотом и серебром. Дворяне.

И один из них как раз пристально смотрит на Джитендру.

Старик.

В нём с трудом можно узнать Джая Кайлаша. Разве что по крючковатому носу… Морщины прорезались глубже, лицо осунулось, спина согнулась… и нет этой нелепой широкополой шляпы с огромным пером. Но взгляд по-прежнему гордый. И требовательный. Недовольный. Чего он хочет? Чтобы Джитендра заступился за него? После того, как он отправил его сюда с жаждой убийства, навязанной чарами?

Нет, даже если дядя был уверен, что его брата и почти всю королевскую семью убили по приказу Рохана, как мог он сделать смертника из единственного выжившего сына короля? Пусть и приёмного? Ведь по сути, он послал его на верную смерть.

«Лучше бы я остался в постели…»

Отвернувшись, Джитендра переводит взгляд к дверям, где как раз появляется глашатай и громко объявляет о прибытии императора. По правую руку от Рохана идёт златогривый Васу, а слева семенит Милений. Маленький и какой-то прямоугольный, с короткими ногами и узкими плечами, он смотрится карликом по сравнению даже с императором, не говоря уже про могучего шанкха.

А потом начинается объявление приговора – длинная монотонная речь, зачитываемая Милением, оставшемся стоять у подножия трона, в то время как Васу поднялся по лестнице и занял место позади Рохана.

Джитендра особенно не вслушивается, пока перечисляются незнакомые имена и совершённые злодеяния: всё равно в основном всё сводится к предательству и нарушению клятвы. Прерывают чтеца лишь дважды. Первый раз – почти в самом начале, когда в качестве наказания назначается конфискация имущества. В какой-то момент один из не закованных в цепи, а стоящих в стороне, дворян вдруг выскакивает на дорожку прямо перед Милением.

– За что?! – вскрикивает он. – Мы не поддались на подкуп! И не явились на зов захватчика трона!

Рохан смотрит на него несколько секунд, потом подпирает щёку кулаком.

– Вы сидели в своих замках, как крысы, слишком долго.

– Мы собирали силы, чтобы бросить их на освобождение столицы! И войска из мятежных герцогств были уже на подходе, мы не могли действовать поспешно!

– Вздор, – негромко, но весомо заявляет Рохан. – Вы решали, кого сделать будущим императором.

Только что кричавший дворянин не сразу решается возразить, а к нему уже подбегают солдаты и пытаются увести.

– Вы не можете! – вырывается тот, очнувшись. – Мы всегда были основой империи! Кто поддержит вас, если не мы?! А если снова вспыхнет мятеж?!!

– Не вспыхнет. Хопстел, продолжай.

Прочистив горло, Милений снова поднимает длинную, скрученную в рулон бумагу к глазам. И довольно надолго в зале вновь воцаряется лишь его голос. И даже новость о казни Саши Секара не вызывает особых волнений. Однако, когда очередь доходит до определения наказания для герцогов-бывших правителей, приведших свои войска к столице, Рохан пару раз негромко стучит пальцами по подлокотнику трона – и Милений останавливается. А император даже поднимается с трона.

– Лорд Хариш из Интертеги, ты слышишь меня?

Человек с абсолютно белыми волосами и прямой как струна спиной медленно кланяется Рохану, он не скован и стоит довольно близко к трону.

– Ты уже почти год достаёшь меня с требования дать тебе людей, чтобы отвоевать древние рудники у степных племён. И я наконец-то решил удовлетворить твою просьбу. Смотри, ты видишь перед собой великих полководцев, не усидевших в своих поместьях и поспешивших к захваченной мятежниками столице. Они так боялись не успеть к разделке пирога, что взяли с собой лишь самые лучшие и мобильные силы. Казнить их… как думаешь, не будет ли это слишком недальновидно?

– Милорд, вы полагаете, что в Степи от них будет больше пользы? Но мне так же понадобятся солдаты, чтобы охранять этих людей.

– Не потребуются.

Рохан делает паузу, обводя взглядом посеревшие лица приговорённых.

– Если кто-то из них сбежит или саботирует твой поход, просто пошли весть. И семьи этих смельчаков тут же будут казнены. Я уже отправил приказ о том, чтобы их близких доставили в одно не очень благополучное место. Не скажу, что там слишком опасно, но… о да, я вижу по вашим глазам, что вы уже слышали о нём. Полуостров Арвинии по договору отдан демонам с Чёрного континента. Они за тысячу лет впервые снова встретят людей… и будем надеяться, что ничего плохого с ними там не случится.

У нескольких человек в закованной шеренге подкашиваются ноги. Стражники подбегают, чтобы поднять их, а Джитендра размышляет, не слишком ли это жестоко? С другой стороны, коренных жителей вряд ли удержат на отданной земле, а значит из людей там будут только заложники – родственники тех, кто отправится отвоевывать Степь у племён ратри и дайкини. Это их шанс вернуть честь себе и своим семьям. Ведь все они приносили императору клятву верности. И все они её нарушили. Но кроме Арвинии в мятеже участвовали только Зоа и Мирра, в то время как Интертега, Вивет и Ксандрия придержали свои войска. Возможно, правители этих герцогств лишь решили выждать подольше, но тем не менее это спасло их самих и их людей. А вот Джай Кайлаш…

Кстати говоря. Если речь идёт о родственниках приговорённых, значит и Джитендра должен будет отправиться на поселение на полуостров Арвинии?

__________________________

38. Вещи, о которых не обязательно говорить вслух

***

Что это за чувство?

Откуда оно?

Сколько ещё продлится?

Почему так нестерпимо?

Снова один. Снова в кровати. Снова не нужен. Но что-то мешает уйти в мир книг и отрешится от всего. Мысли. Они в его голове. Назойливые, будто жужжание комара.

Впрочем, какие комары, когда зима за окном?

Холодно и одиноко.

Быть может, ему лишь показалось? Быть может, Джитендра сам всё это придумал? И Рохан на самом деле не испытывает к нему ничего? Но император так печется о сыне… Джитендра много раз заставал его у кроватки. Заставал мысленно. Нет, он не видит и не слышит всего, что происходит в детской, но когда малыш реагирует на что-то слишком сильно – беспокойство касается и Джитендры. И в то же мгновение он отправляет своё сознание в полёт.

Правда, видеть, как сын радуется отцу, бывает невыносимо.

Наверное, это называется «ревность».

Прошёл почти месяц, но Рохан так ни разу к нему и не пришёл. Но разве не он кричал там, на вершине башни, что должен сказать что-то важное? Может Джитендра не так его понял?

Интересно, когда это началось? Это недовольство? Когда император успел стать настолько ему необходим, что жизнь без него превратилась в непроглядную серую череду дней и ночей? Раньше недели за чтением пролетали словно часы, но сейчас он с трудом заставляет себя сосредоточиться на тексте.

Да и сколько уже можно читать?!

Надоело!

Когда такая тоска разъедает душу, нет дела до выдуманных кем-то героев и их страданий.

Ему нужно что-то придумать. Чем-то заняться… Может быть, тренировкой? В книгах часто говорят: «физические нагрузки – лучше лекарство от душевной боли» – но для этого надо хотя бы заставить себя вылезти из кровати…

Завтра. Он сделает это завтра.

И Джитендра действительно начинает новый день с зарядки. Более полугода он не тренировался нормально – и его тело ослабло. Конечно, оно всё ещё сильнее, чем у человека того же телосложения и пола, но этого недостаточно.

А что если именно из-за дряблых мышц Рохан и не хочет больше видеть его?

Или императору настолько не нравятся короткие волосы? Но они уже отрасли ниже плеч…

Нет, это уже смахивает на истерию.

Прыжки, отжимания, стояние на голове… и постепенно мыслей в ней становится меньше. Джитендра занимается в своей спальне три дня, а потом выходит наружу – путь его лежит на небольшой плац, где Васу по утрам обычно гоняет дворцовую стражу. Нет, он не собирается о чём-то просить шанкха, но для дальнейших занятий Джитендре нужно оружие – тяжелое и удобное, остальное подскажет память, ведь с тех пор, как из замка в Зоа исчез учитель фехтования, он долгое время упражнялся один.

В корзине с инвентарём как раз находится несколько тренировочных шпаг. Шпага – не меч, она легче, тоньше и принцип фехтования совершенно другой. Но на первое время хватит и её.

Через неделю после начала своих тайных тренировок Джитендра натыкается на слугу. Не то что бы он раньше не попадался людям на глаза, но в этом закутке на заднем дворе – невидимом ни из одного окна и скрытом от случайных взглядов старой беседкой и высокими зарослями – его поймали впервые. Однако, это не повод куда-то бежать или прерывать уже начатую серию упражнений, или даже удивляться, когда спустя какое-то время у тренировки появляется наблюдатель.

– Неправильная серия шагов, – раздаётся за спиной.

Приход Васу Джитендра заметил около получаса назад, но замечаний от него не ожидал.

– Вы знаете арвинскую вязь?

– Конечно.

«Арвинской вязью» зовётся набор хваток и положений тела, легко перетекающих друг в друга, способный – в теории – отразить любую атаку. И это совсем не секретная техника. Но хорошо, когда есть учитель, способный заметить неточности и направить в нужное русло. Однако под надзором Джитендра занимается всего пару дней – когда Васу убеждается, что привел в норму все его неправильные формы, снова оставляет одного. И даже слуг, первое время появлявшихся следом за теперь уже Первым Советником, больше не видно.