Текст книги "Чёрная кровь (СИ)"

Автор книги: Елена Зинкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Ещё Джитендра узнал, что на пиру обычно бывают лишь главы семей и их приближенные. Но так как Мириос остался последним из мандега и уже очень давно не принимал приглашений, а урваши никогда не было дела до магической силы, то пещеру в основном посещают саубха, ратри и дакини. Что касается шанкха – то после провальной попытки несколько столетней назад подчинить остальные семьи и остановить кровавую охоту, они превратились в слуг. Слуг, с которыми, естественно, никто и не думал делиться.

Дакини и ратри страшны физическим воплощением своей силы. Саубха – магическим. Учитывая, что местные ганда не чета тем, кого Джитендра когда-либо знал, он понял, что никак не сможет их остановить и заставить снять барьер. В конце концов, он никогда не участвовал в сражениях. Да, фехтованию его обучили… но и только.

Позвать Рохана? Обычного, пусть и сильного человека?

Хотя, подготовка императора наверняка лучше…

Но Джитендра выбрал другой путь. Стоя тут, у балкона, он ждал Равиндру.

– Привет, дядя.

Он был уверен, что Равиндра в замке. В этих мёртвых стенах легко найти всё, что ещё не потеряло своей души. В том числе и санракши. А ещё Джитендра не сомневался: дядя не уйдёт, не поговорив с ним. И зашедший в гостиную молодой мужчина не обманул его ожиданий.

И вот сейчас, стоя на пороге, Равиндра источает тонкий аромат беспокойства, неуверенности и надежды. Возможно, он ждёт, что Джитендра признает свою неправоту. И откажется от Рохана. И тогда император, скорее всего, присоединится к тем, кто заперт в пещере.

Впрочем, почему-то кажется, что Рохан не позволит так просто справится с собой… Стоит только вспомнить лохмотья, в которые превратилась его одежда… Да уж, пока Джи спал, император доставил Равиндре немало хлопот.

Эта мысль заставляет улыбнуться.

Равиндра тоже улыбается в ответ. Даже еле заметные морщинки в уголках его глаз смотрят приветливо. Но уловив это добродушное настроение, Джитендра тут же прячет улыбку. Ему говорили, что его глаза могут выглядеть очень холодными, но тоже самое можно сказать и о его дяде. Ведь они почти копия, один только старше.

– Я был в пещере, – ровным голосом сообщает Джитендра. – И то, что я там увидел, мне не понравилось.

Черты лица хозяина замка каменеют. Теперь его улыбка кажется маской, приклеившейся настолько крепко, что так сразу и не снять. И это говорит Джитендре, что в отличии от него самого, Равиндре маски носить непривычно – он не умеет ни держать их, ни вовремя менять. Чтобы этому научиться, мало просто пожить при дворе, нужно ещё и испытать, чего стоит улыбаться в ответ на оскорбления и уничтожающие взгляды. Или немного побыть в роли императорской подстилки, в которой даже слуги видят кого-то ниже себя.

Впрочем, он отвлёкся.

А молчание тем временем продолжает висеть – густое, почти ощутимое. Равиндра ждёт чего-то. Наверное, требования. Или вопроса. Он не отрицает и не пытается оправдаться. Почему? Вероятно, ему всё равно, что Джитендра подумает. И он с самого начала не планировал посвящать его в то, что творится на острове. И правда, зачем? Если верить Мириосу, Равиндра только и ждёт, пока племянник сполна разовьёт в себе силу… чтобы потом поглотить.

Это совсем не обидно. Джитендра привык, что им пользуются. Он давно уяснил, что в этом мире о нём бескорыстно заботилась только мать. Остальным всегда было что-то нужно.

И всё-таки, неприятно. Досадно. И немного постыдно.

Но Джитендра ожидал даже худшего. Например, что его тут же попытаются схватить и запереть. Не представлял как именно… но Равиндра уж точно что-нибудь да придумал. Но тот продолжает стоять, не двигая ни единым мускулом.

– Разочарован?

Напряжённый голос. Напряжённый вопрос. Джитендра удивлён и теперь вынужден снова вслушаться в шлейф посторонних эмоций. Равиндра не скрыл их, хотя, наверное, мог. Или это ловушка?

Джитендра чувствует, что тот уязвлён. И чего-то боится. Только чего? Что его племянник сбежит, не дав себя выпить? Но куда он денется от него на этом острове?.. В этом-то и есть основная загвоздка – на острове оставаться нельзя.

– Это отвратительно, – наконец, отвечает Джитендра, не став скрывать своего отношения. – Но это ваше дело. Меня оно не касается.

– Но ты часть… нас.

Мягко. И снисходительно. Как напоминание, которое всем известно, но в силу обстоятельство должно быть произнесено. И Джитендра почти ждёт, что Равиндра добавит: «малыш» – но если вспомнить, тот уже давно так к нему не обращается. Хотя именно сейчас он кажется заботливым дядюшкой, слишком молодым и ещё не осознавшим своё положение, но искренне пытающимся соответствовать ожиданиям. Или это то обращение, которого ему самому не хватало?

– Десять лет – даже для нас это долгий срок. А ты был совсем мал. Поэтому я не могу сказать, что ты изменился, Джитендра. Но пусть ты вырос другим, теперь ты дома. И ты должен принять обычаи своего дома.

– Моя мать тоже должна была принять то, что с ней делали?

– Твоя мать…

Джитендра ждал чего-то вроде: «она не понимала своих обязанностей» или «такова судьба женщин, ведь мы пытаемся создать идеального санракши». Но вместо этого на лице Равиндры появляется отчаявшееся выражение. Даже кажется, что он сейчас возьмёт все свои слова обратно, но… этого не происходит. Его взгляд становится твёрже. Плечи распрямляются.

– Этого не повторится, – заявляет Равиндра с уверенностью, граничащей с клятвой. – Иначе я не учил бы тебя. А заставил бы превратиться и зачать ребёнка уже от меня, – голос его становится всё жёстче. – Или от кого-то, чью силу я сочту подходящей. Ведь в тебе слишком мало от саубха… – он даже подпирает подбородок рукой, словно задумавшись и уже размышляя вслух, – …но в моей сестре этой энергии было слишком много, поэтому сначала, наверное, стоит провести изменения… Да, думаю, я начал бы с измерений. Знаешь, есть способ по крови узнать совершенно точные пропорции… правда, если в тебе от бессмертных окажется слишком мало, то ты можешь этого не пережить…

«Он меня пугает. Или хочет, чтобы я испытал благодарность? За то, что со мной так не поступили? А ведь когда я тут оказался, я был беспомощнее овцы… Нет! Я больше не позволю себя обмануть!»

Гостиная погружается в темноту. Снаружи наоборот всё наливается сиянием: звезды на небе, растения на земле. Даже воды океана блестят с каждой минутой всё ярче. Удивительная красота. Но сейчас она кажется Джитендре отвратительной. Как прекрасное кружево, усыпанное искрящимися алмазами, скрывшее частично разложивший труп. Так и эти слова Равиндры – они лишь прикрытие. Лишь попытка дать объяснение и заставить поверить, что ничего ужасного в традиции кровавых пиров вовсе нет. Или в изнасиловании женщин. Но, похоже, Равиндра увёл разговор в сторону. Или это сделал сам Джитендра?

«Всё равно».

– Я больше не желаю здесь оставаться. Освободи подчиненных Рохана, мы возвращаемся на большую землю.

Быстрый прищур. Словно что-то в его словах особенно зацепило Равиндру. Это заставляет напрячься, и постоянно маячащее на грани сознания видение каменистого пляжа становится реальнее и ощутимей. Да, Джитендра заранее был готов исчезнуть из гостиной. Он слишком хорошо запомнил, что значит быть заключенным. А если Равиндра захочет его запереть, то вряд ли обойдётся лишь стенами и замком на двери. Джитендра боится, хоть ничего конкретного и не может представить. Но любая возможность кажется ему просто ужасной. И жёсткий тон и взгляд Равиндры эти его опасения подтверждают.

– А я тебе запрещаю, – отвечает мужчина ледяным тоном. – В конце концов, какое тебе дело до тех отбросов? Они лишь бледное подобие настоящих ганда, как вы их назвали… И сам подумай: зачем возвращаться? Я позволил тебе сохранить игрушку. Этого человека. Ведь именно он тебе нужен? Так забирай и играйся, как он игрался с тобой!

– Ты что-то знаешь?

Вопрос вылетает сам собой.

Равиндра склоняет голову к плечу и вздыхает:

– Люди одинаковы везде.

Это ни о чём не говорит Джитендре. И, в тоже время, говорит о многом.

– Ты раньше не бывал на большой земле?

Кажется, или он уже спрашивал об этом?

– Нет, – тем не менее отвечает Равиндра. – Но теперь… даже не знаю… если ты сбежишь туда, я просто буду вынужден взять друзей и отправится следом…

– Но ты не остановишь меня?

– Хотел бы, – лёгкое движение взлетевших бровей, – но боюсь, это уже невозможно…

Улыбка – всё ещё холодная, всё ещё очень подходящая этим раскосым ледяным глазам, наверное более голубым, чем у Джитендры. Но всё же – улыбка. Она снимает напряжение. Позволяет немного расслабиться.

– Ты освободишь пленников?

Равиндра прикрывает глаза и отвечает не сразу. Он будто думает над ответом. И только спустя какое-то время, отняв пальцы от подбородка и снова расправив плечи, произносит, качая головой:

– Нет. Мы никак не успеем наловить замену.

Джитендра вдруг понимает, что уже давно перестал слышать чувства Равиндры. И хоть лицо его кажется живым, но от слов веет лишь логикой без эмоций.

– Подумай ещё раз, – продолжает Равиндра. – Тебе незачем возвращаться. В том мире ещё больше жестокости. Ещё больше крови. И несправедливости. У нас же слабые становятся добычей сильных. Причём не так уж и часто, иначе мы бы все давно уже просто исчезли. И кто ты там? На том континенте? Заложник? Любовник? А здесь тебе подчиняются все. А тот человек не сможет больше брать тебя силой…

Глубоко и шумно Джитендра вдыхает, задерживает воздух в груди, пока Равиндра не умолкает, и только после этого медленно выдыхает.

– Значит, вы поговорили?

И снова голова Равиндры склоняется к плечу, а пальцы тянутся к подбородку, но тот просто сплетает руки на груди.

– Можно сказать и так. Этот парень довольно упрямый. Но при желание прочитать его не труднее, чем открытую книгу. Разве ты сам этого не знаешь?

– Я читаю лишь чувства, – признаётся Джитендра, слишком поздно осознав, что купился на ставший вдруг доброжелательным тон. И быстро добавляет: – Пока что…

Равиндра молча и важно кивает. И оглядывается через плечо в коридор. Мгновением позже до Джитендры тоже долетает звук тяжёлых шагов. Через некоторое время Равиндра отходит от порога и там появляется высокая и широкая фигура Рохана. Его одежда всё ещё состоит из лохмотьев, но в дополнение к ним на шее тускло блестит золотая полоса. Света в гостиной слишком мало, чтобы дать ошейнику засиять. Правый глаз императора совсем заплыл, а левая рука вывернута под неестественным углом, за спиной же его угадываются бугристые силуэты двух шанкха, всё ещё скрытых в тени.

– Поприветствуй хозяина.

Это Равиндра. В его голосе снова откуда-то взялась мягкость. Но в ответ Рохан лишь смачно плюёт на пол. Равиндра вздыхает и оборачивается к Джитендре:

– Я не стал его дрессировать… Просто… Мне кажется, он нравится тебе таким, какой есть. Но немного воспитания ведь никому не помешают, не так ли? – мужчина делает паузу, будто ждёт подтверждение, и добавляют уже другим, менее притворно-учтивым тоном: – Ну разве смог бы ты там добиться чего-то подобного?

Джитендра не знает, плакать ему или смеяться. Каким-то непостижимым образом его радует эта картина. И в тоже время руки и ноги дрожат от желания бросится и обследовать вывихнутую руку, сорвать дурацкий ошейник. И как следует отпинать властителя Зоастрийской империи за то, что позволил такое с собою сотворить. Всё это странно и так незнакомо. Эти мысли и эти эмоции. За две недели на острове Джитендра почти привык обходиться без них, но сейчас сам в себе обнаружил нечто новое, чего не было раньше. Или он просто не замечал?

Но перед глазами вдруг встают жёлтые глаза с крупным чёрным зрачком. И их ожидающий взгляд. Там, в пещере, Рагху ни о чём не просил его. И не спрашивал. Словно признал Джитендру одним из врагов. И его право делать с ним всё, что тот пожелает. Даже выпить душу или съесть заживо. И всё же в глазах ратри была не покорность, но вопрос. Молчаливый и без упрёка. И почему-то сейчас Рохан, глянувший на Джитендру из-под спутанной шали рыжих волос, всем своим видом выразил в точности то же. Ожидание. Только почему-то Джитендре кажется, что у императора, в отличии от Рагху, на это есть свои причины. Сладковатый привкус раскаянья – вот что ощущает Джитендра сейчас от него. И припоминает, что ощущал нечто подобное всё время, после возвращения в замок. Просто Рохан всегда слишком сильно демонстрировал другие чувства – вроде гнева или желания. А когда перестал, более слабые Джитендра почти не улавливал. Или не придавал им значения…

Но сейчас мысли Рохана практически можно прочесть.

Что-то вроде: «Я заслужил наказание».

Джитендра снова шумно вдыхает и выдыхает, сбрасывая наваждение. На самом деле, с тем же успехом это выражение на лица императора можно представить с подписью: «Ну когда уже будут кормить?»

С подобными мыслями Джитендра переводит взгляд с Рохана на Равиндру.

– Дядя, так ты освободишь пленников?

Последняя попытка.

– Нет, – отрицательно качает головой Равиндра.

Со стороны пленённого императора тут же доносится оживление.

Джитендра же кивает сам себе:

– Тогда прошу меня извинить.

Ему не нужно прикасаться к Рохану, как не было нужно касаться баранины, чтобы перенести её к себе на стол. Он не двигает даже пальцем. Но гостиная исчезает. Холод хватает за сердце. И уже в следующий миг в спину ударяет душный дым и голоса, вместе с ярким светом костров.

Подготовление, похоже, в самом разгаре.

Убедившись в появлении Рохана рядом с собой, Джитендра оборачивается и там, за решёткой, видит рогатого статного мужчину, одетого во что-то, вроде длинного узкого платья, сплетённого из тонких лиан. За ним от костра, разведённого в ближайшей яме, поднимается с корточек приземистый дайкини. Кончик его длинного языка высовывается изо рта и достаёт до подбородка.

– Даже не знаю, должен ли я и извиниться перед вами, – бормочет Джитендра, вглядываясь в незнакомые лица и видя на них замешательство и лишь тень узнавания. – Во всяком случае, я забираю ваш обед, так что – простите!

Большая земля далеко. Но у Джитендры есть ориентир – высокая башня, а ещё в наличии целая гора, чтобы выпить её. И превратить в такую же мёртвую, как замок на склонах или корабль у подножия.

Но в последний момент спину опаляет стремительно приближающийся жар. Уже окунаясь в спасительный холод переноса, Джитендра чувствует, как чья-то рука обхватывает его, видит, как огромный сгусток голубого огня разбивается о широкое тело. Оно пахнет потом и кровью. И прижимает его к себе.

«Твои волосы… Твоя коса…» – почему-то ничего другого Джитендре в голову не приходит.

_____________________________

31. Враг на троне

***

Ночь.

И снег…

…пушистый, укрывший под собою кусты и тропинки…

горящий оранжевым вокруг длинных столбов с клетками-светильниками наверху…

синеющий на открытом, неосвещённом пространстве лужаек…

…и чернеющий там, где оставили свои следы сапоги.

– ЧУЖАКИ! ОКРУЖИТЕ ИХ!

Острые пики. На плоских наконечниках играет пламя. Рохан продолжает прижимать его к груди, словно там самое безопасное место, но Джитендре всё же удаётся рассмотреть сбегающихся на крики людей. Их форма что-то напоминает… эти красные камзолы с чёрными поясами, чёрными ножнами для шпаг и чёрными же шлемами – не имеют ничего общего с принятой в Астрии и Зоа расцветкой: изумрудного с золотым.

«В чём дело? Неужели они не узнают императора?

Конечно, он сейчас не при параде, но всё же…»

Ветер проникает под ворот тонкой шёлковой рубашки, заставляя поёжиться.

– По какому праву вы находитесь здесь?

Голос императора звучит спокойно. Он спрашивает тихо и без опаски. Но только Джитендра слышит, как учащённо бьётся его сердце.

– Это император?

– Ганеш Рохан Ананта?! Он жив?..

– Доложить императору!

– Я здесь, – разбивает цепочку выкриков Рохан, заставляя солдат вздрогнуть. – Докладывай.

– Новому императору!

– Не знал, что мой сын уже занял трон…

Что-то не так. Рука на плече Джитендры сжимается крепче, а та что на спине, ещё решительнее надавливает на позвоночник, буквально вдавливая его целиком в горячее тело Рохана. И этот жар… по острой скуле сбегает капелька пота, за ней вторая…

«Точно! Пламя!»

Снег и люди в красном удивили Джитендру, он совсем забыл, что за мгновение до переноса Рохан закрыл его от магической атаки саубха! Без всякой защиты!

«Как он вообще может стоять?!»

И разве только что император не сказал про сына?

«Так значит, родился мальчик…»

Сердце Джитендры пропускает удар, но уже в следующее мгновение он решительно упирается в грудь Рохана и без особых усилий освобождается от объятий. Точнее, руки мужчины чуть расходятся, при этом сам он переводит удивлённый взгляд на Джитендру и напрягает мышцы сильнее.

На самом деле Рохан на редкость силён для человека.

Но в санракши течёт кровь шанкха.

И всё же именно человек выигрывает этот бой, заставив Джитендру вновь уткнуться носом в лохмотья на широкой груди. И в это же самое время команда с корабля окончательно окружает их обоих плотным кольцом. Они все появились в заснеженном саду на некотором расстоянии друг от друга, но чем больше сбегалось солдат в красном, тем ближе к своему правителю отступали ганда. Их измождённый вид напомнил Джитендре, что если не считать шока переноса, они вряд ли успели прийти в себя после содержания в клетке и ожидания смерти, а ведь всего сутки назад их пытался сожрать морской монстр. Да и сам Джитендра вдруг понял, что и с ним самим всё не очень в порядке. Он потратил слишком много собственных сил. Почему так вышло? Души горы не хватило? Да, он не знал точного расстояния, потому перенос и добрал плату из его собственной души? Это ощущение внутри… не совсем слабость… скорее пугающая пустота…

Крики становятся громче. Вдруг кто-то из ганда бросает огненный шар в ряд солдат, но тот безобидно разбивается о древко копья, оставив лишь почерневший след.

«Видимо на большее они сейчас не способны…

Или перенос взял часть платы и у них?

Это я виноват… ну зачем я выбрал дворцовый сад?»

– Не глупите, – доносятся до сознания негромкие слова Рохана, тот явно обращается к своим подчинённым. – Не провоцируйте. Без оружия нам лучше не дёргаться. Выждем.

Вокруг уже сплошной лес из копий. Их заставляют сбиваться во всё более плотную кучу.

– Нет, господин, – смело возражает кто-то, – надо прорываться и бежать, пока не стало слишком поздно.

Скосив глаза на источник голоса, Джитендра замечает взлохмаченную шевелюру Рагху. Его довольно тесно прижало к ним спиной.

– Думаешь, сбежать из дворца так просто? – поразительно, но Рохан игнорирует наглость ратри и лишь качает головой. – Только не такой толпой. К тому же я слишком приметный… сможешь вытащить Си… Джи?

Его голос гудит как натянутая тетива.

– «Си Джи»? – переспрашивает Рагху. – Ситара?

Он явно специально растягивает слова, не спеша давать ответ… а тут ещё в окружении возникает волнение. Распоряжение из дворца. О том, что «бывший император приглашается во дворец, а коли попытается сбежать сам или кто-то из его прихвостней – не церемониться, бить на поражение».

Пики тут же прокладывают путь сквозь сомкнутые тела. Подчинённых Рохана тычками и руганью отгоняют подальше, и те не остаются в долгу – огрызаются, но отступают. Однако один, оставшийся последним между солдатами и своим господином, продолжает упрямо стоять, хотя несколько плоских наконечников и упираются ему в живот сквозь тонкую ткань. Это не Рагху. Просто парень со слишком длинными для человека ушами. Рохан хлопает его по плечу и отталкивает в сторону. И почти тут же едва уловимым движением отправляет следом Джитендру. Но вместо того, чтобы послушно спрятаться за не такой уж и широкой спиной, Джитендра вцепляется в оттолкнувшую его руку. И поднимает глаза.

На осунувшемся лице Рохана непреклонное выражение. Эти сжатые губы и раздувшиеся крылья носа… и мелко пульсирующая жилка у виска. Император избит и унижен, ему, наверное, сложно принять неповиновение. Хотя, когда он легко его принимал?

Взгляд падает на ошейник.

«Поделом…»

– Быстрее! Ты! Отойди!

Это ведь к нему обращаются? Джитендра оборачивается. Солдат в красном на расстоянии пики. Один из нескольких, но самый горластый и без испуганного или нерешительного блеска в глазах, как у остальных. До него не дотянуться. А без физического контакта… Нет, пока Джитендра ничего не может сделать. Ему нужно время.

Внезапно в памяти всплывает, где он уже мог видеть этого человека. Или очень похожего. Да красная с чёрным форма не зря показалась Джитендре знакомой – его инструктор носил одежду хоть и другого покроя, но той же расцветки… а ещё это лицо: смуглая кожа, пухлые губы и круглые глаза. Арвинец? Что тут делают солдаты Арвинии?

– Я тоже желаю встретиться с новым правителем!

– А кто этого не желает?! – звучит насмешливый ответ. – Но всякому сброду не место во дворце!

Эти слова, практически выплюнуты в лицо с нескрываемым отвращением, заставляют задуматься о своём внешнем виде… Но вместо того, чтобы взглянуть на себя, Джитендра всматривается в солдата. А может это и не солдат вовсе? Форма его не простого покроя: несколько декоративных складок, не очень заметная тусклая вышивка… больше полос на воротнике и манжетах…

Вдруг перед глазами появляется рука Рохана, но Джи и сам успевает заметить наконечник копья, почти клюнувший его в лицо. Заметить, но не отклониться. К горлу подкатывает тошнота, а зимний ветер перестаёт казаться таким уж холодным.

Но сейчас не время выяснять, почему у него такая плохая реакция. Или у кого из солдат лопнуло терпение.

Переведя дыхание, Джитендра привстаёт на цыпочки, бросает ещё один взгляд поверх толстого, как молодое дерево, предплечья настоящего императора Зоастрии и спрашивает:

– То есть ты, смерд, смеешь намекать, что наследник королевства Зоа – какой-то плебей? Я правильно тебя понял?

С одной стороны, подобное заявление кажется бесполезным. Ведь на самом деле Джитендра никакой не наследник, хоть и был послан сюда в качестве такового. Да и Арвинии вряд ли есть дело до одной и покорённых стран… Но что-то подсказывает – подобный заговор не обошёлся без участия его приемного дяди и приемного отца: Джая Кайлаша. Если Арвиния просто взяла и первой оккупировала столицу Зоастрии, все герцогства должны были сразу заявить о своём выходе из состава империи. Нет, за столь лакомый кусок им самое время вцепиться в глотки друг друга. Даже скатившись размерами до старых границ, Астрия по-прежнему богатая и большая страна. И попытка одной державы захватить в ней власть точно вызвала бы неудовлетворение у остальных. У Джая Кайлаша – уж точно.

А значит, новому императору нужны заложники для переговоров. Те самые, которых собирал Рохан.

– Наследник? Зоа?

Глаза наглого арвинца ещё раз смеривают фигуру Джитендры внимательным взглядом. Точнее, ту её часть, что не скрыта руками и плечом Рохана.

– Именно. Разве ты не знаешь о заложниках, собранных прежним императором?

Колебание в ответном взгляде сообщает Джитендре, что о чём-то таком этот старший солдат (он ведет себя так, словно имеет право задавать вопросы и принимать решения) точно слышал. Но гордость не позволяет ему признаться, насколько мало он знает. Надавить ещё?

– Меня зовут Ситар Кайлаш, я сын герцога Кайлаша. Брата бывшего короля Зоа.

Без приставки «приёмный» звучит явно лучше, и уж гораздо однозначнее, чем «бывший приёмный сын бывшего короля, в настоящий момент приёмный сын его брата». Но что-то в его словах заставляет Рохана вдруг опустить руки и отступить. Искоса глянув на него, Джитендра наталкивается на холодный отблеск презрение – и в глазах, и в повороте головы и даже изгибе грязной шеи.

«Индра тебя задери! Рохан, о чём ты подумал? Я просто хочу зайти в этот дрянной дворец вместе с тобой!»

Без окружения людей, без горячего тела вблизи, холод вольготно осваивается под рубашкой, осушает выступивший на спине пот и заставляет кости скулить.

– Ладно, – наконец взмахивает рукой старший арвинец. – Ведите во дворец обоих!

Но сам первым срывается с места и чешет рысцой в сторону светящегося входа.

Затем и копья вокруг приходят в движение. Звон при столкновении наконечников нарастает. Джитендра первым оборачивается к светлым стенам, окружённым многочисленными уличными светильниками, и первым делает шаг по дорожке между занесённых снегом розовых кустов. Он никогда не был здесь. Но Рохану этот сад, вероятно, знаком с детства. Интересно, каково это? Брести пленником по родному дому, захваченному врагом?

Ступеньки главного крыльца широки, но не высоки. Видимо, специально для дам, чтобы те не утруждали себя задиранием подола, стелющегося по земле и полу. Но Джитендра шагает сразу через две. Он ещё никогда не чувствовал себя таким гордым. Несмотря на холод и зияющую пустоту внутри, он отчего-то находится в приподнятом настроении с того самого момента, как увидел ошейник на Рохане. Это уже начинает казаться не вполне нормальным … но думать об подобном, наверное, не время.

Коридор с узкой дорожкой. Свежие цветы в специальных креплениях на белых стенах. Много слепящего света. Очень много. И вот, наконец, огромные двери, а за ними тот самый зал, что Джитендра помнит ещё по видению Лилы. Только вот все стены занавешены багрово-красным с чёрно-жёлтым узором – герб Арвинии.

Уже было перешагнув порог, Джи вдруг замирает.

«Лилавати! Ты здесь? Ты слышишь меня?»

Тишина.

Никакого отклика в пространстве.

Словно её и не было тут никогда.

Может, получится связаться в башне?

Толчок в спину заставляет послушно сделать ещё несколько шагов. И вдруг обнаружить почти прямо перед собой стоящую на коленях фигуру Васу. И пусть на нём нет доспехов, но эти волосы, даже поблекшие, Джитендра узнает повсюду. А вот его лохмотья… Чтобы убедиться, приходится обернуться – но нет, Рохан не отдал каким-то образом то, что осталось от его когда-то вполне цивильной одежды, Васу. Но сейчас они оба выглядят как братья. Или как заключённые, недавно покинувшие одну камеру на двоих.

Васу оглядывается на звук шагов с совершенно каменным выражением лица. Пытается встать. Но не менее десятка людей, окруживших его, вынуждают шанкха остаться коленопреклоненным. А Джитендра замечает вмурованные с пол массивные кольца, через которые пропущены цепи. Цепи, что идут к кандалам на мускулистых руках и ногах.

– Итак, вы оба живы… – доносится с возвышения разочарованный голос.

Там, на троне, восседает молодой человек. У него широкая грудь, мощные икры затянуты в блестящие сапоги. Красный камзол богато вышит золотым и чёрным. И золотая мантия спускается по плечам.

– Секар? Саши Секар?

Для этого трона крепкий арвинец кажется всё равно слишком мелким.

______________________________

32. Зачем упрямиться?

***

Нет маленьких столов на высоких ножках. Нет дам в пышных платьях или щеголяющих своей выправкой и чувством юмора кавалеров. Приёмный зал заполнен солдатами. А на лице человека, сидящего на троне – усталое довольство, которое кажется маской.

– Ладно, сначала закончим с одним делом…

Не успевает Секар договорить, как человек, всё это время стоявший позади, вдруг наклоняется к его плечу. И явно начинает что-то шептать. Одет он немного нелепо… на самом деле Джитендре не видно ничего, кроме тёмно-багровой атласной мантии, висящей на смешных, закреплённых на плечах вставках-удлинителях – и мантия эта охватывает всю фигуру человека и даже смыкается спереди, словно занавес. Однако шутом тот не выглядит. На самом деле в исходящих от советника эмоциях Джитендра чувствует даже больше достоинства и самолюбования, чем от того, кто сидит на троне.

«Ну конечно. Саши – марионетка, а этот – кукловод…»

Стоит так подумать, как Секар раздражённым движением отмахивается от своего шептуна. И даже голову отводит подальше от вытянутого ослиного лица, на котором тут же вспыхивает гнев. Но Секар не обращает на это никакого внимания – упершись локтями в колени и переплетя пальцы рук перед собой, он уже наклоняется вперёд.

– Итак, Васу, продолжим. Напомни, на чём мы остановились?.. Кажется, «клянусь верой и правдой служить новому правителю великой империи»?

Молчащий до этой секунды бывший второй советник ещё раз оборачивается и поверх головы Джитендры смотрит на своего императора. В его глазах уже более живое выражение, но чувства шанкха Джитендра прочесть не может. Или понять. Какая-то смесь надежды, вины и… злости? Впрочем, от надежды быстро не остаётся даже следа.

Присутствие же Рохана за спиной ощущается словно раскалённое, но сжатое пламя гнева.

– Давай, не тяни! – властно напоминает о себе новый император. – Ты же понимаешь, даже если великий Рохан вернулся, это ничего не меняет. Ты только глянь на ошейник! Сразу ясно, как демоны его обласкали… Эй, Ситар, расскажешь потом, что собираешься делать со своей зверюшкой?

– Почему «потом»? – не дрогнув и бровью, отвечает Джитендра. – Могу и сейчас. «Посадить обратно на трон» – что-то вроде этого, полагаю…

Звон цепей. Непонятный предостерегающий взгляд из-под тусклых, но всё равно несомненно золотых волос. Значение этого взгляда становится ясно уже через миг, когда по щелчку пальцев Секара из-за трона появляется корзинка в руках знакомого старшего солдата. Нет, это не корзина, а люлька. В ней безмятежно спит младенец. Прямо под занесённым для удара кинжалом.

А кинжал хорош. Настоящее произведение искусства. Столько драгоценных камней, и не просто вразброс, а цветочным узором…

– У меня тут с советником вышел спор, – тем временем не менее лениво и устало произносит Секар. – О том, что делать с этим ребёнком. Я… слышал нелепый слух, что его… м-м-м… родил ты? От императора? Так ты урваши?

В отличии от шанкха, часто удостаивающихся права быть солдатами, или саубха, ублажающих своих хозяев и их гостей всякими фокусами, урваши – самый презренный вид ганда. Дакини и ратри обычно не покидают бойцовских ям, а мандега держат ради их редких сил, заключённых в крови, и всё же никого так не презирают, как урваши. Потому что урваши, даже если сами того не желают, вызывают в людях низменные желание. Урваши – это живая похоть во плоти, и место их – в самых дальних и потаенных углах частных домов. Или в соответствующих заведениях для богатых господ. И весть о том, что одно из этих существ понесло дитя от императора…

Шёпот. Не особо удивлённый. Наверное, солдаты уже давно в курсе слухов. Но вот плечи Васу от чего-то становятся уже. Он горбится ниже к полу, словно это его обвиняют, и вину эту он признаёт.

«Какое же гадство».

– Я сан-рак-ши, – медленно, по слогам произносит Джитендра, кожей чувствуя сотни колких взглядов, но не спуская глаз с корзины. – Но вряд ли кому-то из вас знакомо это слово…

Вдруг шаги. За спиной. Под шарканье ног десятков солдат, с копьями кинувшихся следом, Рохан выходит вперёд, игнорируя впившиеся в плоть острые наконечники. А Джитендра впервые после перемещения получает возможность взглянуть на его спину. Там дыра. В лоскутах. Часть ткани просто исчезла, но волосы целы, а что до кожи… на ней лишь грязь, запёкшаяся кровь и синяки.