Текст книги "Сказка о Шуте и ведьме (СИ)"

Автор книги: Елена Зикевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

   – Мерзавец, знаю, – тихо и устало хмыкнул он. – Но это того стоило. Ты ж меня несколько раз чуть не прикончила. Я уж думал: всё-таки убьёшь... Но, видимо, не судьба. А над техникой надо работать...

   – Ты!.. – слёзы подкатили к горлу, и я держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться в голос от злости и обиды.

   Опять он меня провёл...

   – Ты! У... Убила бы... гада! Как ты мог!..

   – Извини, пришлось. Нельзя было тебя так оставлять, – он вздохнул, неуверенными движениями собрал края рубахи и прижал к ране.

   Восстановление за счёт жизненных сил хозяина!

   И опять я не успела ничего сделать.

   Тёмное пламя полыхнуло по всей длине раны и Джастер, выгнувшись от боли, со стоном упал на траву, бессильно раскинув руки. Бледное лицо покрылось испариной, зато одежда как новая.

   Я метнулась к беспамятному Шуту, расстегнула серебряную пряжку пояса и без жалости дёрнула чёрную ткань. На месте новой раны в пятнах подсыхающей крови тянулся длинный воспалённый рубец. Многочисленные царапины покрылись бурыми корочками. Шрам от удара кинжалом набух и обильно сочился сукровицей, но и так ясно: чтобы устраивать поединки, да ещё и такие, надо совсем себя не жалеть.

   Понятно, почему я его чуть не убила, и он перемирия запросил... Как он на ногах вообще стоял?!

   Нельзя было меня так оставлять...

   А моё мнение для него пустой звук?

   Стараясь не коснуться бледной холодной кожи и давя чувство вины в зародыше, я вернула чёрную ткань на место. Сам напросился – сам и получил.

   Живой меч в траве выглядел обиженным, но не чернел, только потемнев.

   – Дурак твой хозяин.

   Я встала и подняла своё оружие. По ногам прошелестел ветерок, как будто призрачный змей вздохнул, соглашаясь: да, дурак, но любимый же... Я тоже вздохнула, наклонилась и вложила рукоять Живого меча в ладонь Шута. Серый клинок благодарно блеснул, и огненный змей тут же свернулся вокруг беспамятного хозяина.

   Ничего, выживет этот негодяй. Не помирает, как вчера.

   – И я дура, – подытожив результат нашего поединка, я огляделась. Ещё недавно заросшая травой почти по пояс, теперь луговина была вытоптана так, будто здесь и впрямь кипела битва. Или стадо коров прошло.

   На какие-то зверьки у него получилось... Шут несчастный...

   Я вытерла рукавом вдруг защипавшие глаза, и только теперь я обратила внимание, что оба меча: Живой и сделанный Джастером, были очень похожи. Положи рядом – и, без умения чувствовать волшебство, разницы не увидишь. С какой целью он это сделал – непонятно, но спрашивать я не собиралась. Я вообще не собиралась с ним разговаривать, когда очнётся.

   Пусть сначала прощения просит за свои уроки!

   Я вздохнула и побрела обратно к костру. Ярость и гнев схлынули, и внутри царили только опустошение, усталость и боль во всём теле от неожиданной тренировки. Всё, что хотелось: лечь и забыться.

   Чашка Джастера с недопитым отваром, одиноко стоявшая у костра, как и остальные его вещи, укором взывала к моей совести. Но я демонстративно перешагнула её, отнесла покрывало и подушку в шатёр и постаралась вещей Шута больше не замечать.

   О раненом воине я больше заботиться не собиралась.

   Сам напросился – сам справится.

   Оставшийся день для меня прошёл, как в тумане. Трав у меня не было, заняться нечем, даже «Легенды», так и лежавшие в шатре, я не смогла читать, потому что книга сразу напоминала о Шуте, а я не хотела о нём думать.

   И я бродила по лесу вокруг лагеря, сидела возле кострища, а то и просто лежала на траве и любовалась облаками. В сторону лежащего воина я старалась не смотреть и обходила его стороной, давя в себе жалость и стремление подойти и помочь.

   Но даже обида из-за его выходки и всех гадостей, которые Шут наговорил, была где-то с краю. Куда больше меня занимала открывшаяся в душе неведомая грань. Никогда не представляла себя на месте солдата или наёмника, да и вообще с оружием в руках. А тут...

   Я дважды чуть не убила человека. И не какого-то грабителя или разбойника, спасая свою жизнь. А Джастера, который... Который по-прежнему был мне небезразличен.

   Причём второй раз после того, как сказала, что мне важна его жизнь...

   И хотя первый раз действительно был нелепой случайностью, сегодня я действительно хотела его убить!

   Ох, Янига-Янига, да что же с тобой такое? Ты же ведьма любовной магии, а не солдат или наёмник, чтобы другим смерти желать...

   Разве это моя судьба?!

   Неужто не хватило братцев с тем проклятием?!

   Только вот в душе вместо вины или злости тонко и уверенно пела струнка гордости за то, что Шут остался доволен моими успехами. Конечно, по совести, назвать успехом драку с едва живым противником назвать никак нельзя, но...

   Очень уж эта победа ласкала моё самолюбие, неоднократно уязвлённое насмешками воина.

   А ещё странным образом вдруг согрело душу оружие, которое Джастер сделал для меня.

   Я помнила, как жадно смотрели на откованный меч кузнец и его подмастерья. Хотя мой меч не сравнить с Живым, но наверняка такая работа стоила не один «бутон», а может, и не одну «розу».

   Как Шуту удалось укрыть от жадных и любопытных взглядов кинжал, я даже не представляла.

   И я ловила себя на том, что, как Джастер, бережно глажу пальцами рукояти возвращённого на талию оружия, к которому ещё утром не хотела прикасаться.

   Даже кинжал не вызывал больше страха или отвращения.

   Я подобрала клинок, осторожно отмыла от засохшей крови и вытерла пучками травы, рассматривая и удивляясь. Лёгкий, тонкий и узкий, заточен он действительно был на совесть: край лезвия сходился в паутинку. Когда я осторожно коснулась пальцем острия, то не почувствовала укола, зато с изумлением наблюдала набухающую каплю крови. Только потом пришла боль.

   Понятно, почему, я того удара не заметила. Кинжал входил в тело легко и без сопротивления, как в воду.

   Меч таким острым не был. Конечно, познаний в оружейном деле у меня никаких, но мне показалось, что он специально не доточен.

   Конечно, будь Шут здоров, вся моя боевая ярость не помогла бы его даже оцарапать. Но...

   Неужели Джастер и этот бой предусмотрел? Или готовился к подобному? Будь здесь заточка, как у кинжала, воин сейчас лежал бы разрубленным трупом...

   Насколько же далеко он предвидел мои поступки? Как такое вообще можно предвидеть?

   Удара кинжалом он же не ждал...

   Слишком много знаю и много болтаю... В постели я ему не горяча... Обидно признавать, но он знал, как меня разозлить. Не думает же он так на самом деле?

   Или...

   Могу ли я вообще верить его словам, когда это не касается магии?

   И оружия.

   Солнце скрылось за деревьями и по вытоптанной траве пролегли длинные тени. За всё это время Шут так и не пошевелился, лишь ветер трепал волосы и чёрную ткань рубахи. Голубого сияния Живого меча было не видно. И, несмотря на всю мою решимость оставить Джастера выкручиваться самостоятельно, при взгляде на одинокую полупустую чашку и небрежно оставленный мной плащ совесть взывала всё громче и громче.

   Вздохнув, я подбросила веток в огонь и повесила греться котелок с остатками утренней похлёбки.

   Не встанет сам, когда я закончу с ужином, так и быть, пойду, посмотрю, что с ним.

   Но не раньше.

   Джастер встал, когда похлёбка почти закипела. Я демонстративно отвернулась, решив, что не буду разговаривать, но воин медленно побрёл не к костру, а в лес.

   Я сняла котелок с огня и стала ужинать, даже не сомневаясь, что он скоро вернётся.

   Так и вышло. Высокая фигура в чёрном показалась из-за деревьев, когда я закончила ужин, и честно говоря, начала немного волноваться.

   Воин же направился к воде, и я поняла, почему он задержался. Джастер шёл медленно, заметно пошатываясь, баюкая левую руку у груди и выверяя каждый шаг, словно боялся упасть. Чёрная рубаха свободно трепетала на ветру: пояс, как и Живой меч, остался лежать в траве.

   Я отвернулась, не собираясь ему помогать.

   Даже чашку воды не подам.

   Сам такое отношение заслужил, скотина неблагодарная.

   Шут добрёл до кромки воды, неловко опустился на колени, протянул здоровую руку, собираясь зачерпнуть горсть...

   Спокойная река вздыбилась, и сразу две водяницы, хищно и торжествующе улыбаясь, кинулись на воина, обхватив руками за шею и утягивая за собой в воду.

   Только волны сомкнулись.

   – Джа!.. – я вскочила, разом забыв обо всех своих обидах. – Джастер!

   Не зная, что делать, я заметалась по берегу, чуть ли не голося в голос, как деревенская баба. Будь Шут здоров, я бы и пальцем не пошевелила, чтобы ему помочь!

   Но он же еле живой! Он даже без оружия!

   Они же его сожрут!

   Вода полыхнула пурпуром, и это были не отблески заката. Речная гладь пошла волнами, и среди них показалась светлая голова.

   – Джастер! – я кинулась к воде. – Джастер! Сюда!

   Шут не успел оглянуться, как снова исчез, явно утянутый водяницами.

   – Джастер!

   В отчаянии я стискивала кулаки, жалея, что не вижу ни одной нежити, чтобы ударить по ней руной и хоть чем-то помочь Шуту....

   Ближе к середине реки вдруг вспух водяной горб, а затем взорвался, выбросив четыре водяницы на поверхность и раскидав их по берегам. На воде же безжизненно закачалось тело в чёрной одежде.

   Я подобрала подол платья и кинулась в воду, пока нежить приходила в себя, а обессиленный воин не начал тонуть.

   – Не смей помирать, слышишь? – зло шипела я, безжалостно вытаскивая полуобморочного Шута за здоровую руку. – Давай, Джастер, вставай, тут уже мелко!

   Он кивнул и действительно пошёл сам, неловко освободившись от моей помощи. Я хотела обидеться, но потом увидела, что правой рукой, кривясь и морщась, он прижимает левую руку к груди.

   – Ссссс.... – снова зашипели по кустам водяницы. – Ссссссссъедим...

   – А ну, пошли вон отсюда! – я зло развернулась, и боевая руна налилась силой сама собой. – Кому сказала?!

   Ответом был только плеск воды и сердитые веера брызг от толстых хвостов.

   Какими бы дурами водяницы ни были, второй раз связываться со мной они не захотели.

   Тем временем воин добрёл до костра. Осторожно выверяя каждое движение, Шут сел возле огня, взял кружку с отваром, недовольно дёрнул уголком губ, но выпил остатки. Левой рукой он старался не шевелить.

   С мокрых волос и одежды капало, прилипшие тина и водоросли делали его самого похожим на подводного жителя. Впрочем, я, наверно, выглядела не лучше. Мокрое платье и рубаха путались в ногах, мешая идти. Возбуждение от нападения водяниц спало, и я застучала зубами от холода.

   Подобранный по дороге пояс и Живой меч я опустила на землю возле воина.

   – Переоденься, простудишься.

   Джастер заговорил так неожиданно, что я вздрогнула от негромкого хрипловатого голоса. Шут держал пустую чашку в руке и смотрел в огонь. Обувь он стянул и грел ноги у костра.

   – А ты? – я тоже скинула туфли и вылила из них воду, устраивая пострадавшую обувку поближе к огню.

   Вместо ответа он равнодушно и слабо шевельнул пальцами здоровой руки.

   – Переоденься, ведьма.

   Вот ведь, грубиян! Даже «спасибо» не сказал, скотина!

   – Спасибо, Янига, – эхом моим мыслям негромко отозвался Шут. – За всё.

   Я фыркнула в ответ, развернулась и отправилась в шатёр за сухой одеждой. Новое платье я надевать не собиралась, а красивой рубахой придётся пожертвовать на одну ночь. Ничего, эта одежда высохнет и переоденусь.

   Жалко ему мне платье заговорить...

   Когда я переоделась и вынесла развесить мокрое на просушку, воин бессильно лежал у костра, закрыв глаза, и, кажется, был без сознания. Пустая чашка лежала рядом, выпав из ослабевших пальцев и чудом не укатившись в костёр.

   Я развесила платье и рубаху сушиться на кустах, и посмотрела на бледного, бесчувственного воина.

   Сколько бы ни было в нём силы, а две тяжёлые раны и драка с водяницами Джастера доконали. Где сидел, там и свалился. Даже водоросли с одежды не убрал... Так и лежит в мокром...

   И тут меня осенило. «Новое покупать – никаких денег не хватит»...

   Так, значит, с волшебной рубахой у него и одежды на смену нету?!

   Нет! Не стану я его жалеть! Сам виноват, сам пусть и выкручивается!

   И чашку воды не пода!..

   Я прикусила губу, обрывая сама себя. Не подала бы, да.

   Только вот он этого от меня и не ждал.

   Несмотря на наш договор, Шут не ждал от меня ни прощения, ни понимания, ни помощи. Он этого ни от кого не ждал.

   И не из гордости или обиды.

   Он просто привык полагаться только на себя.

   Потому и пошёл к реке сам. И утонул бы после драки на радость водяницам, не вытащи я его из воды.

   Ой, Янига, Янига... Дала слово ведьмы, обещала помочь, а сама дважды чуть не убила... И своей гордыней в третий раз чуть нежити не помогла...

   Нет! Он сам виноват! Никто его не просил такие уроки устраивать! И в воду лезть необязательно было, мог бы и меня попросить воды подать, не переломился бы!

   Пока я давила в себе угрызения совести, Джастер тяжело вздохнул, с болезненной гримасой неловко повернувшись на бок спиной к огню и поджимая босые ноги.

   Я невольно поёжилась: солнце село, по небу бежали низкие облака, и от воды понесло заметной прохладой. Ночь обещала быть холодной, и хорошо, если дождя не будет.

   – Ты гордый и самовлюблённый дурак, – я взяла чёрный плащ и укрыла спящего Шута. – Сволочь неблагодарная. Сам виноват, что так получилось!

   Воин только снова тяжело вздохнул, но глаза так и не открыл.

   Убрав его чашку и обувь подальше от огня, я забрала свои подсохшие туфли и отправилась спать в шатёр.

   Спала я плохо, ворочаясь всю ночь и не в силах выкинуть случившееся из головы.

   Обида и беспокойство одинаково грызли мне душу, но я не могла простить Шута за то, что он так со мной обошёлся и наговорил столько гадостей. Лишь под утро мне удалось ненадолго задремать, но очень скоро я проснулась от холода, коварно проникнувшего под полог шатра.

   Закутавшись в плащ, я выглянула наружу и поняла, что в шатре, оказывается, тепло. Дождь ночью всё же прошёл, и в сером утреннем тумане всё было мокрым не только от росы, но и от дождя, а в воздухе дышалось паром.

   Я застучала зубами, отпустив полог и пытаясь согреться. Ну и холодина... Мне бы плащ Джастера сейчас...

   Джастер! Великие боги! Он же всю ночь на таком холоде и под дождём...

   Забыв про свои обиды, я сунула ноги в ещё не просохшие туфли, застучала зубами и торопливо выбралась наружу.

   Мои платье и рубаха упали с ветвей в траву, побитые дождём, от костра осталось только тёмное пепелище. В забытом мной котелке, как и в обуви Шута, было полно воды.

   Сам воин так и лежал с закрытыми глазами в прежней позе, только на побелевших щеках горели алые пятна. Плащ и одежда у него промокли насквозь.

   Жив... Он жив...

   – Джастер, проснись!

   Я протянула руку и вздрогнула: влажная кожа просто полыхала горячечным жаром, но при этом мне казалось, что внутри воина словно таится огромная глыба льда.

   – Джастер, вставай! Вставай, пожалуйста! – я тормошила Шута, пытаясь привести в чувство. – Давай, надо уйти в шатёр! Тебе нельзя здесь больше лежать! Ты же болен!

   С трудом мне удалось добиться, чтобы он приоткрыл глаза и посмотрел на меня. Глаза у него были мутные и почти безжизненные, а губы заметно пересохли, потому что треснули, когда он попытался что-то сказать.

   – Молчи и вставай! – я требовательно смотрела на него. – Ты тяжёлый, я не могу тебя донести до шатра!

   С трудом, опираясь на меня, Шут добрался до единственного сухого места в нашем лагере: двойная ткань и густые ветви уберегли внутренность шатра от дождя.

   С не меньшим трудом мне пришлось заставить воина раздеться: в горячке он просто не понимал, что я от него хочу. Когда понимал, то двигался так неловко, что мне хотелось взять кинжал и разрезать его одежду в клочки, а не помогать раздеваться, страдая от его болезненных гримас.

   При виде жутких воспалённых рубцов и обилия мелких ран и порезов стало стыдно. Он и в самом деле еле живой, а я со своей гордой обидой столько носилась...

   Уложив воина на покрывало, я сунула ему в руки Живой меч и укрыла Шута своим плащом, устроившись рядом с ним. Джастер почти обжигал, как раскалённая печь, но при этом его трясло от холода. Но хотя бы на сухом лежит...

   И как он собирался в одиночку с таким справляться?

   Хотя... Без меня он бы таких ран не получил и был бы сейчас жив и здоров...

   Пригревшись, я сама не заметила, как уснула и проспала до полудня.

   К счастью, хмурое утро распогодилось, и солнце выглянуло из-за туч. Я развесила нашу одежду сушиться, разгребла мокрое пепелище и разожгла огонь, содрав с веток для костра мокрую кору.

   Когда в отмытом котелке закипела вода, я бросила в воду кору с ивовых прутиков. Таким средством Холисса всегда сбивала жар у женщин, приходящих за зельем изгнания, и я решила, что Джастеру от такого отвара хуже точно не будет.

   Приготовив поздний завтрак, я снова вскипятила воды и , после недолгих раздумий стала делать вчерашний лечебный настой.

   Обида не прошла, но притупилась. К тому же Шут не просил о помощи и даже не ждал её от меня. Это решение было полностью моим.

   Жаль, что той мази, которой он щедро поделился с книжником, сейчас у меня нет...

   День снова прошёл в несложных заботах: я отпаивала Джастера отваром и настоем и дремала с ним рядом.

   На солнце наша одежда высохла быстро, а к вечеру жар у Шута спал.

   Он настолько пришёл в себя, что даже смог одеться, пока я готовила себе ужин, но это занятие его так утомило, что воин снова уснул, накрывшись своим плащом.

   И, хотя мы не перемолвились даже словом, спать рядом с ним намного теплее, чем одной.

   Утром Джастер спал дольше обычного, что неудивительно. Чудом было, что он вообще выжил после таких ран, даже с помощью Живого меча.

   Я успела привести себя в порядок и, позавтракав, снова собирала травы для отвара, когда услышала из-за спины:

   – Лапчатку забыла.

   Негромкий голос заставил меня вздрогнуть и обернутся к Шуту.

   – А зачем она? – я покрутила в руке тройной листочек. Не чуяла я в ней никакой силы, но Джастер настоял на её сборе.

   – Остальные травы усиливает, – морщась, он выбрался из шатра и поднялся на ноги. Пояс с Живым мечом он так и не надевал, а левую руку согнул в локте и придерживал правой. – Заживает с ней быстрее.

   – То есть, я могу её и в свои...

   – В лечебные добавляй, – он медленно побрёл в сторону леса. – В любовных обратный эффект будет.

   Я покрутила лапчатку в пальцах и добавила к остальным травам. Кажется, часть моих рецептов опять нужно пересмотреть...

   Когда Джастер вернулся, я взяла чашку с готовым настоем и села рядом с воином.

   – Как ты? – мне было неловко, но не спросить я не могла.

   – Лучше, чем вчера, – он усмехнулся, пригубив настой. – Но уроки пока придётся отложить. На несколько дней точно.

   – Джастер... – я не выдержала и уткнулась лбом в его плечо. – Прости, пожалуйста...

   – Эх ты, ведьма... – он отозвался неожиданно тепло и мягко, отчего в душе поднялась горячая волна благодарности. – Не переживай, всё в порядке. Не помер же.

   – У тебя ещё осталась та мазь? Твои раны надо обработать, чтобы быстрее зажили. – Я постаралась взять себя в руки и отстранилась от Шута, чтобы не расчувствоваться окончательно.

   – Нет. Меня же не убивают каждый день, – он с усмешкой снова пригубил лекарство. – А царапины и так заживут, что на них внимания обращать?

   – Но состав-то ты знаешь? – Не собиралась я отступать от задуманного.

   – Знаю, – он кивнул. – Заячий жир доставай.

   Я кивнула и под его руководством занялась изготовлением очередного лекарства.

   Заячья шкурка, про которую я совершенно забыла, пришла в негодность и отправилась на корм жукам и червям.

   – Ну вот, – я держала в руках горшочек с приятно пахнувшей мазью. Удивительно простой состав, надо обязательно записать. – Снимай рубаху.

   Джастер начал неловко раздеваться, стараясь не тревожить левую руку. Я не выдержала, поставила горшочек на землю и стала помогать. При виде двух жутких воспалённых рубцов и обилия мелких ран и порезов опять стало стыдно. Он и в самом деле еле живой, а я со своей обидой столько носилась...

   – Ложись, – я старалась не смотреть на дело своих рук. Джастер, кривясь от боли, послушно опустился на траву. Я набрала мазь и осторожно стала наносить на раны. Закончив с обработкой двух главных, я решила, что хуже не будет, если и остальные «царапины» тоже получат свою порцию лекарства.

   Пальцы легко скользили по твёрдым мышцам рук и груди, спускались на живот, снова вверх, и я вдруг поняла, что не могу остановиться, наслаждаясь этими осторожными прикосновениями, минующими серьёзные раны. Очень уж ярко вдруг вспомнились его ласки...

   – Янига... – Джастер вдруг тихо и жарко выдохнул сквозь зубы, отчего меня пронзило сладостной молнией вожделения. – Что ж ты делаешь... ведьма...

   «Какая ты горячая, оказывается...» – вдруг вспомнила я и прикусила губу от внезапного укола обиды.

   – Джастер, – я требовательно заглянула воину в лицо. – Ты говорил правду?!

   – А как ты сама думаешь, ведьма? – он усмехнулся, пока в серых глазах плавилась знакомая страсть.

   Я покосилась на дело своих рук и смутилась, потому что впервые вдруг поняла, что могу распалять его желание не меньше, чем он моё.

   – Ты мерзавец и лже...

   – Прости, – Шут бережно приложил палец к моим губам. – Мне нужно было тебя разозлить.

   – Я тебе поверила! – сердито ткнула пальцем ему в грудь, и Джастер взрыкнул.

   – Больно же, ведьма!

   – Сам виноват, – удовлетворённая этой местью, я взяла баночку с мазью, собираясь уйти. – Какой наставник, такой и ученик.

   – Издеваешься, Янига... – тихо прорычал воин, ухватив меня за рукав здоровой рукой.

   – Лежи. Ты ещё не оправился от ран. – Я обернулась и, не в силах остановиться, провела ладонью вниз, к поясу, осторожно гладя горячую кожу и лишь кончиками пальцев легко касаясь натянутых ниже штанов.

   – Янига...

   – Тебе пока нельзя напрягаться. Лежи. – Я лукаво улыбнулась и коснулась губами его шеи, тихо прошептав на ухо: – Сегодня ты мой, Джастер. И пощады не жди.

   – Ведьма... Какая же ты ведьма... – жарко простонал он, пока я осторожно ласкала обнаженное горячее тело, спускаясь все ниже и ниже к предмету моего вожделения.

   – Джастер... Зачем ты это делал?

   Шут лежал, закинув правую руку под голову, а я пристроилась рядом, набоку и, оперевшись на локоть, любовалась чётким профилем.

   Как же я рада, что он жив...

   – Любая жизнь ценна, Янига, – он смотрел на бегущие облака.

   – Даже убийц, грабителей и разбойников? – нахмурилась я.

   – У них всегда есть возможность отказаться от того, чем занимаются. Умереть – это их выбор. Захотят уйти – пусть уходят.

   Меньше всего я ожидала услышать подобное признание.

   – То есть, если они бросят оружие или побегут, ты просто дашь им сбежать?

   – Бегать за ними точно не буду.

   Ах ты, добрый какой! Для меня, выходит, исключение ещё сделал, по всей поляне гоняя!

   – Значит, тебе наплевать только на свою жизнь? – я не выдержала и высказала обиду. – Если ты так хочешь умереть, почему бы тебе просто не дать себя убить тем же разбойникам? Обязательно надо было...

   – Для меня жизнь давно утратила смысл. Что касается разбойников и всех остальных, у них всегда есть шанс меня убить. Даже у тебя почти получилось. Только от твоей руки умереть всё же не судьба. – Шут криво усмехнулся, осторожно коснувшись свежего шрама на груди.

   Меня же снова захлестнула смесь обиды, вины и непонятного раздражения. Я сердито села, но воин даже не обратил на это внимания.

   – Ты сам виноват! Мог бы и....

   – Чтобы клинок получился прочным и гибким, острым, как бритва, и способным держать удар, он не единожды проходит огонь горна и холод воды, выдерживает удары молота и порывы ветра...

   – Я тебе не!..

   – Иметь дар и владеть им – разные вещи, – негромко продолжил Джастер, не обращая внимания на мой гнев. – Чтобы полностью овладеть своей силой, в душе должна быть гармония. Доброта, ум, воля и уверенность в себе – это основа всего. Ты добра и умна, но решительности и уверенности тебе не хватало. Это приходит только с победой над противником. Настоящей победой, в которую вложил душу и вырвал на пределе сил. Только её вкус смывает горечь разочарований и поражений, обид и страданий. А милосердие, проявленное к побеждённому, укрепляет великодушие в сердце.

   Шут посмотрел на меня.

   – Ты не согласна, ведьма?

   Я отвернулась, сердито закусив губу. Возразить мне нечего, но и соглашаться так сразу я не собиралась. Тоже мне, знаток душ человеческих нашёлся!

   – Для юной ведьмы любовной магии у тебя был слишком гордый и боевой характер, Янига, – оказывается, он ещё не закончил. – Но ты так привыкла жить в тени своей наставницы, что боялась проявить собственную силу. И боялась оружия, хотя тебя тянуло к нему.

   Привыкла жить в тени Холиссы?! Я?!

   – С чего ты взял? – фыркнула я, сердито покосившись через плечо на Шута. – Я никогда не...

   – Ты же его сразу услышала. – Джастер едва заметно улыбался. – Там, на дороге. И не отказалась взять, когда я предложил. Тебя останавливал только внутренний страх.

   – Поэтому надо было меня напугать до полусмерти? – раздражённо огрызнулась я, не желая признавать его правоту. – А потом наговорить кучу гадостей?! По-человечески объяснить не мог? И вообще, откуда ты это знаешь?

   Шут грустно усмехнулся и осторожно сел, опираясь на здоровую руку.

   – Клин клином вышибают, ведьма. Страх не победить словами, только делами. Оставь я всё как есть, и он пустил бы корни, разрушая твою натуру и мешая жить. Но даже угрозы для жизни оказалось недостаточно, чтобы ты начала сражаться. А вот злость помогла. Прости, что наговорил... всякого. Признаться, не думал, что смогу разозлить тебя настолько сильно. Ты меня удивила.

   Извиняется он... Наговорил... всякого. А я поверила... глупая.

   – Обязательно надо было подставляться в последний раз?! А если бы я тебя... опять...

   – Не убила же, – он равнодушно повёл здоровым плечом, поморщившись от боли. – Любое дело надо доводить до конца. Без этого удара твоя победа не была бы полной. Зато твоих страхов больше нет. Или я не прав? – он взглянул на меня. В тёмных глазах отражалось пламя. – Разве ты не чувствуешь себя сильнее и уверенней, Янига?

   Я обиженно закрыла рот, вынужденно признавая его правоту. В полном молчании мы сидели и думали каждый о своём.

   Впервые я вдруг поняла, что Джастер внимательно наблюдает за мной. И не просто наблюдает, а влияет на меня, так или иначе заставляя делать то, что считает нужным.

   Это осознание отозвалось неожиданным раздражением. Мне совсем не хотелось становиться игрушкой в его руках. Но в то же время я не могла не признать, что и в самом деле многому научилась и стала гораздо увереннее в себе, чем была до нашего знакомства.

   Даже сейчас я спорила с ним, как не посмела бы всего три дня назад...

   Но рисковать своей жизнью, чтобы избавить меня от страхов...

   Ох, Джастер...

   – Выходит, я должна поблагодарить тебя за такую помощь? – ну не могла я просто смириться с тем, что он опять меня провёл.

   – Скажешь, когда сражаться научишься, а не по дури мечом размахивать, – Шут проигнорировал мой выпад. – Над техникой тебе работать и работать. Да и над всем остальным тоже. Ты ж из тени своей Холиссы сейчас только кончик носа высунула. Но хотя бы голос свой у тебя прорезался, а то всё молчала да ревела. Хочешь возразить, ведьма?

   Да как он смеет такое говорить про меня и Холиссу?! Негодяй! Хам! И это после всего, что я для него сделала?!

   – Значит, ты всё-таки говорил правду!?

   – Ты о чём, ведьма?

   – Что я тебе...– я невольно смутилась, чем вызвала новую усмешку.

   – Тебя такой скромности наставница научила?

   Скромности? Холисса?!

   Я фыркнула.

   – Да она любовников, как модница платья, меняет! – сердито огрызнулась я, сама не понимая, что меня так рассердило – А таких, как ты, на завтрак ест.

   Воин оценивающе приподнял бровь и хмыкнул.

   – Поди, она ещё и красотка? – поинтересовался он. – Может, познакомишь? Вдруг я ей приглянусь?

   Бабник. Какой же он всё-таки мерзавец и бабник...

   – Холисса – достойная ведьма, а не девка уличная! А ты – кобель блудливый! – я сердито вскочила и начала одеваться. – И не подходи ко мне больше!

   – Как скажете, госпожа, – с усмешкой отозвался Шут, окончательно разозлив меня. – Гав-ав.

   – Выходит, ты совсем никого не ценишь и не уважаешь, да?! Все вокруг для тебя игрушки и пустое место?! Это из-за неё, да? Поэтому ты запрещаешь себе подпускать кого-то ближе, чем на длину своего фламберга?

   Ответом было хмурое молчание, но я чувствовала, что не ошиблась, и меня словно прорвало.

   – Ты боишься собственных чувств? Или того, что я смогу этим самым клином потеснить её в твоём...

   – Нет. – Воин встал, не скрывая болезненной гримасы, но взгляд был твёрд и непреклонен. – Этого я не боюсь. Ты не моя женщина, а я не твой мужчина. И хватит об этом. Это первое. И второе. Ты дважды просила расторгнуть наш договор, Янига. И дважды я отказывал тебе, потому что ты не понимала, о чём просишь. Но. В третий раз отказывать не стану. Мы расстанемся. Подумай, чего ты хочешь на самом деле, ведьма. Заодно можешь собирать вещи. Завтра мы уходим отсюда.

   Отвернувшись, хмурый воин отправился в шатёр за своими вещами, оставляя меня в неприятной и глубокой задумчивости.

   13. Чёрная луна сильных трав

   Дорога сбегала с пригорка к небольшому озеру, на берегу которого расположились симпатичные домики.

   Издалека было видно, что там какой-то праздник. Дома и улочки украшены цветочными гирляндами, жители в ярких нарядах. Чем ближе мы подходили, тем громче становились слышны музыка, громкие голоса, смех и... хрюканье вместе с характерным запахом.

   Вот кто был главным украшением праздника.

   Молодые поросята и годовалые свиньи в курточках и штанишках, платьицах и шляпках красовались на специально сделанном помосте, украшенном цветами, а жители громко обсуждали, кто из обожаемых питомцев достоин приза.

   Выглядело зрелище забавно и весело. После двух дней молчаливого путешествия по лесу с мрачным, как сыч, воином, мне очень захотелось посмотреть на это представление поближе, чтобы хоть немного развеяться от тяжёлых дум.

   Всё это время я мучилась между горечью от его признания, что я не его женщина и что если я захочу – то мы расстанемся, и в то же время во мне тихо кипела обида на то, что он всё это время ловко управлял мной, как куклой.