Текст книги "Частная школа (СИ)"

Автор книги: Елена Шолохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

21

Следующие два урока и обед Дина пропустила. Ушла в дальний конец аллеи, ведущей от главного корпуса к стадиону, сейчас пустому. Облюбовала скамейку в тени лип, да так там и просидела два с лишним часа, пытаясь успокоиться.

Сотовый, на который вереницей сыпались сообщения от подруг и Никиты, она игнорировала. Даже не открывала их. На звонки тоже не отвечала. Не хотелось сейчас ни с кем разговаривать.

Такое унижение нужно было пережить без свидетелей. К тому же казалось, если она начнёт с кем-нибудь говорить о том, что сейчас произошло на литературе, то точно расплачется. Она и так еле держалась. А предстать пусть даже перед подругами квашнёй в слезах, ноющей и жалеющей себя… нет уж. Никогда.

Она полезла в сумочку за платком, но наткнулась на бумажный комок. Развернула и выругнулась вслух. Это была злополучная страница из тетради Маринеску. Дина швырнула её со злости на землю. Но на безукоризненно чистой площадке этот несчастный комок белел так вызывающе, нарушая порядок, что она не выдержала, подобрала и сунула в боковой карман сумки. Потом в урну выбросит.

После обеда Дина вернулась в класс, ни на кого не глядя, села за свой стол и держалась так, будто никакой унизительной выволочки и в помине не было. Даже наоборот, она казалась ещё надменнее, чем обычно. Олеся Приходько, которая хотела сначала подойти, лишь посмотрела на неё и, стушевавшись, отошла.

– Ты где была? – зашептала Лиза, подсев поближе.

– Как ты? – обеспокоенно спросил Никита.

– Прекрасно, – невозмутимо ответила Дина.

Он хотел ещё что-то спросить, но в класс вошёл Валентин Владимирович, и все расселись по местам.

История всегда ей нравилась, но сегодня Дина едва высидела урок. Боковым зрением видела, как на неё поглядывал Маринеску, только теперь его взгляды не волновали, как утром, а вызывали глухую злость. На эту Катю она и вовсе смотреть не могла. Безумно хотелось высказать ей всё, что кипело внутри. Выразить брезгливость тихушной доносчице. Но ещё там, на скамье в липовой аллее, она решила, что не будет ничего ей делать. И высказывать ничего не будет. По крайней мере сейчас. Потому что спокойно сказать не сможет, а скандалить не хотелось. Это некрасиво, недостойно. Орущие девки, считала Дина, это всегда фу какое зрелище. Поэтому и сидела всю историю как изваяние, подавляя бурю в душе́. К счастью, историк её не вызывал и вообще не трогал. Хотя мог бы, он тот ещё провокатор.

Однако когда урок закончился, Валентин Владимирович попросил её задержаться. Дина сразу поняла – из-за Лаврентьевны.

Как только аудитория опустела, куратор подошёл к ней и присел в своей фривольной манере на соседний стол полубоком. Несколько секунд смотрел на неё, хмурясь и покачивая при этом ногой в модном ботинке. Дина взгляд его выдержала с ледяной невозмутимостью.

– Это правда? – наконец заговорил куратор. – Ты вырвала страницу у Эрика?

– Да.

– И зачем?

– Просто так.

– Ну это же ерунда какая-то… – хмыкнул он. – Насолить ему хотела?

– Да, – процедила Дина, – насолить ему хотела.

Валентин Владимирович тяжело вздохнул.

– Эх, Дина, Дина. Ну, ты понимаешь, что только себе хуже сделала?

Дина молчала.

– Нина Лаврентьевна уже доложила директору. Так что идём сдаваться. За что ты, кстати, так на парня взъелась? Или это у тебя такой странный способ привлечь его внимание?

Дина хмуро взглянула на весельчака-куратора, но ничего не ответила. Ему только слово скажи – он ещё больше затроллит.

* * *

Отчасти Дине повезло – у Нонны Александровны возникли срочные дела. И времени на полноценную отповедь у неё не было. Поэтому она буквально на ходу, пока застёгивала жакет и складывала в кожаную папку какие-то бумаги, бросила пару фраз о том, какой глупый и непорядочный поступок совершила Дина.

Затем директриса остановилась прямо перед ней, пронзила насквозь своими глазами-буравчиками и холодно произнесла:

– Сегодня же, прямо сейчас, извинишься перед Маринеску. Валентин Владимирович, проследите. Каждую субботу в течение месяца помогаешь в библиотеке по два часа. И никаких поездок в город до октября.

Директриса уже собиралась выйти, но тут повернулась и, выставив указательный палец, добавила:

– Да, и вот что. Ты же в вашем классе староста, насколько мне известно? Думаю, тот, кто способен на такие мелкие пакости, не достоин быть старостой. Валентин Владимирович, выберите кого-то другого. Скажем, Олега Руденко.

– Но зачем сразу так… – подал голос куратор.

Однако стоило Нонне Александровне всего лишь взглянуть на него вопросительно, и он, безоговорочно капитулировав, замолк.

На этом директриса наконец ушла, не оглядываясь.

– Ну и кому ты в итоге насолила? – повернулся к ней куратор.

Вместо ответа Дина вложила ему в руку карточку – электронный ключ от большинства кабинетов в школе. Он повертел его в руках и сунул в карман щегольского пиджака.

– Ну что, подруга, пошли извиняться. Я его вызову с урока, ну, чтоб не при всех…

Дина шла как на голгофу, не в силах даже представить грядущий кошмар. Плевать ей на разжалование из старост, меньше забот только будет. Хотя обидно, конечно. И чёрт с ним, с городом. И лучше бы она у Амалии Викторовны хоть каждый день отрабатывала, только бы не извиняться перед Маринеску. Такое унижение она точно не вытерпит.

Если бы куратор не шёл рядом, она бы снова куда-нибудь сбежала, но тот шагал как конвоир. И хотя он предложил извиниться наедине, не перед классом, Дина видела – происходящее его очень забавляет. Он и улыбку-то не особо старался скрыть.

Они остановились возле кабинета физики, где сейчас шёл урок у одиннадцатого класса. Валентин Владимирович, приоткрыв дверь, заглянул в аудиторию, поприветствовал физика и попросил Маринеску выйти на минуту.

Дина слышала, как там, за дверью, приближались шаги. И слышала, как сердце бухало в груди всё быстрее и быстрее, разгоняя кровь. Лицо пылало, и ничего она с этим не могла поделать.

«Проклятая Чума, – думала Дина в отчаянии, – никогда не прощу ей этого унижения».

Вот Валентин Владимирович отступил назад, в коридор вышел Маринеску и прикрыл за собой дверь. Он перевёл недоуменный взгляд с куратора на Дину и обратно.

– Что? – спросил, нахмурившись.

– Дина хочет тебе кое-что сказать, – произнёс куратор.

Маринеску уставился на неё озадаченно, а у Дины язык словно к нёбу присох. Она смотрела на него, сгорая от стыда, и слова не могла вымолвить.

– Ну, Дина, – подтолкнул её легонько Валентин Владимирович. – Что ты там хотела сказать Эрику?

Дина молчала, понимая, что ни за что и никогда не сможет сказать ему «извини». Пусть Чума потом хоть что с ней делает, пусть хоть отчисляет, но извиняться она перед ним не станет. Пауза затягивалась, тогда Валентин Владимирович, поняв, что шоу не состоится, вздохнул с сожалением и сказал сам:

– Эрик, Дина просит прощения за свою неудачную шутку. Да, Дина?

– Да, Валентин Владимирович, – наконец выдавила она из себя.

– Да, Эрик, – поправил он её.

– Да, Эрик, – зло повторила она и, обогнув Маринеску, вошла в класс.

22

Сразу после занятий Полина и Лиза отправились в город. Вернулись они поздно, перед самым ужином. Выставили на стол покупки: шампанское, мартини, Швепс, коробку шоколада и ещё какие-то баночки и упаковки – Дина лишь равнодушно скользнула взглядом и опять уставилась в книгу. Булгаков ей сегодня никак не давался. Раз по десять приходилось перечитывать каждый абзац, и всё равно в голове ничего толком не откладывалось.

– Блин, так не вовремя тебя наказали, – посокрушалась Лиза. – Честно говоря, лучше бы мы Полькин день рождения где-нибудь в городе отметили, всё равно же воскресенье. Можно было бы пораньше отсюда свалить на весь день. А так будем тут сидеть и трястись, что впалимся…

– Можете поехать и отметить без меня, – с еле уловимой обидой ответила Дина.

– Да ну ты что! – возмутилась Полина. – Конечно, мы лучше тут, но вместе. Ничего, проносило ведь раньше. И Чумы здесь по воскресеньям не бывает. А ты сильно расстроилась, что тебя наказали?

– Да ерунда, – фыркнула Дина. – Лучше спрячьте поскорее всё это добро, пока кто-нибудь не заявился.

У неё даже получилось скроить кривую улыбку, чтобы девчонки не догадались, как ей на самом деле тошно. Никому и ни за что она бы не рассказала, какое ей сегодня пришлось пережить унижение.

– Да, правда, – согласилась Лиза, – давайте лучше в шкаф всё уберём.

Полина кряхтя всунула пакеты в набитый одеждой шкаф. Потом посмотрела на Дину сочувственно.

– Чума сильно ругалась?

– Нет, – бесстрастно ответила Дина.

– Правда, что она тебя из старост турнула? – спросила Лиза. – Ну и коза же она!

К горлу снова подкатили тошнота и горечь. Однако Дина не подала и виду. Она скрестила руки на груди, вздёрнула подбородок кверху, поджала губы, изображая мимику Нонны Александровны, и с наигранным пафосом произнесла:

– Тот, кто способен на такой гадкий поступок, не достоин носить высокое звание старосты.

Девчонки прыснули. Потом Лиза добавила:

– Теперь от этого высокого звания Руденко руками и ногами открещивается. Сама слышала, как он Валику сказал, что не будет заниматься этими глупостями. Слушай, а зачем Валик вызывал сегодня с физики этого гопника?

На миг снова волной поднялось удушающее чувство стыда. Умеет же Лизка ткнуть туда, где болит! И спросить то, чего нельзя никому рассказывать…

– Да, – отмахнулась Дина и соврала на ходу: – Просто сказал ему насчёт пересдачи теста.

– А меня больше терзает вопрос, кто мог сдать Дину, – с задумчивым видом произнесла Полина. – Почему вы про это не думаете? Ведь это сделал кто-то из наших. Тот, кто знал. А знали только мы.

– И в самом деле, – свела брови к переносице Лиза, – кто Лаврентьевне стукнул?

– Знали только я, – начала перечислять Полина, загибая пальцы, – ты, Дина, Ник, Корбут…

– И Приходько! – добавила Лиза. – Сто пудов это она и настучала. Сама подумай, не я, не ты, не Дина. Ник бы никогда её не сдал. Дима тоже не такой. Только Приходько остаётся. Ну всё, будет ей…

– Да не она это, – прервала её Дина.

– А кто тогда? – спросили обе подруги хором.

– Новенькие. Точнее, новенькая. Казанцева. Она меня видела. Сунула свой нос в кабинет как раз в тот момент, когда я вырвала страницу. Я думала, она только ему разболтала. Но, оказывается, не только ему. Ещё и Лаврентьевне, выходит, донесла.

– Вот же дрянь! А ты ещё её защищала. Я же говорила тебе, что её надо проучить!

– И правда, коза, – согласилась Полина. – Стукача нам только не хватало. Что делать будем?

– Да, Дин, что ты ей сделаешь? – у Лизы загорелись глаза.

– Ничего не буду делать. Я с мышами не вожусь. И вообще хочу, чтобы меня отчислили и отправили домой. Надоело всё.

– Брось, Дин, – сложила брови домиком Полина. – Это у тебя просто апатия. Осень, да ещё эта вся фигня с Лаврентьевной и новенькими. Послезавтра повеселимся и…

– Блин, мне не до веселья теперь, – Лиза нервно вышагивала по комнате из угла в угол. – Она не мышь, она – крыса! Дин, с ней серьёзно надо что-то делать! У меня просто в голове не укладывается. Я вот тоже кое-кого у нас терпеть не могу и знаю про них всякое, но не бегу же и не докладываю… Дин, ну что будем делать-то с ней? Чего ты молчишь?

– Я ничего делать не буду.

– Ты серьёзно? – вскинулась Лиза. – Она на тебя настучала, и ты стерпишь? Ты вот так просто проглотишь такое? Да никто тебя не поймёт! Дина, что с тобой?!

– А мне и не надо, чтобы меня понимали. Мне плевать, кто и что подумает. Я просто сама не хочу участвовать в этой мышиной возне.

Лиза хотела пылко возразить, но в последний момент осеклась. С минуту смотрела, чуть прищурившись, на Дину.

– Так тебе всё-таки нравится Маринеску, да? – спросила она. – Как он появился, тебя не узнать стало. Из-за него ты вдруг стала такой добренькой, что даже решила простить эту крысу? Типа, раз он с ней дружит, то и ты не станешь её трогать, да? Может, ещё подружишься с ней?

– Ты достала меня своими идиотскими идеями, – вспыхнула Дина.

– А с чего вдруг ты подставляешь правую щёку, когда тебя ударили по левой?

– Лиза, ты бредишь! – разозлилась Дина. Слова подруги её уязвили сильнее, чем хотелось бы. – Ничего и никому я не прощаю, и никто мне не нравится. А уж Маринеску – тем более. А таких, как Казанцева, вообще на дух не выношу. Я её презираю и брезгую. И мне проще её вовсе не замечать, считать пустым местом, считать, что её попросту нет, чем влезать с ней в какие-то разборки и дрязги.

– Ну нет. Так дело не пойдёт. Если ей один раз сойдёт это с рук, то она так и будет всё время стучать на всех.

– Ой, ладно тебе, Лизок, – усмехнулась Дина, – ты же не из-за меня негодуешь, ты из-за Корбута так на неё зла.

– Ошибаешься. Здесь, Дин, не только твои интересы задеты, это всех касается. Раз среди нас завелась крыса, нельзя на это просто закрыть глаза. Да тут и без того как в тюрьме, так ещё нам стукача не хватало!

– Девочки, не ссорьтесь! – взмолилась Полина, уже устав от каждодневных препирательств между подругами.

– Дина, ты как хочешь, но я это так не оставлю. Пусть впредь ей неповадно будет стучать.

– Ой да делай ты что хочешь, только отвяжитесь все от меня.

Этот спор и её тоже вымотал, а она и без того чувствовала себя на исходе. Полинка права, решила Дина, на неё и впрямь какая-то апатия навалилась. Внутри, в груди постоянно давило. Всё не нравилось и раздражало. И как никогда хотелось домой…

23

В субботу уроки начинались на час позже и заканчивались на час раньше, чем в обычные дни. Завтрак тоже подавали позже. Однако Катя в столовую не явилась. Эрик сначала ждал её, как обычно возле лестницы на втором этаже, потом спустился в столовую, успел прикончить завтрак, но она так и не пришла. На звонок тоже не ответила.

Может, предположил он, Катя проспала, сейчас собирается впопыхах и придёт сразу на уроки.

В аудиторию, где по расписанию должна быть математика, Эрик явился самым первым, но вскоре потихоньку стали подтягиваться и остальные. Олег Руденко, всё такой же суровый; под стать ему почти такая же серьёзная девчонка в очках, кажется, Даша Кутузова; балабол Ренат, подружки Дины, а с ними рыжая девчонка, вроде Олеся, и два мажорчика – Ник и Дима. Не было двоих – Дины и Кати.

Эрик забеспокоился. Ещё вчера вечером, за ужином, он наблюдал, как на Катю косились кто-то – презрительно, кто-то – насмешливо, кто-то – и вовсе с угрозой. Причём не только из их класса. Судя по всему, в курсе Катиного доноса были почти все. Ещё тогда он понял – случилось то, чего он опасался. Дина, конечно же, всем успела рассказать, что Катя её слила. И, очевидно, не только рассказала, но ещё и настроила народ против неё. Науськала, как свору собак. И теперь те всего лишь ждали подходящей возможности.

Почти до самого отбоя он торчал рядом с Катей. Когда расходились по комнатам, велел ей чуть что сразу звонить или писать. Но последнее сообщение от неё было ночью, уже после отбоя. Она уверила, что всё нормально и пожелала спокойной ночи.

И вот теперь её здесь нет. И то, что нет и Дины, вызывало в нём ещё бо́льшую тревогу. Учителю Лиза сказала, что Дина плохо себя чувствует. Понятно, что это отговорка, что они её покрывают.

– А с Катей Казанцевой что? Тоже больна? – спросил математик.

– Да, – ответила рыжая. Обернулась на подруг Дины, и все они, многозначительно переглянувшись, разулыбались.

Это окончательно подтвердило опасения Эрика. Ночью или утром сама Дина или же по её наказу Кате что-то сделали. Что-то очень плохое, раз она не явилась ни в столовую, ни на уроки, но что – он терялся в догадках. И с телефоном что? Почему не звонит и не отвечает? Отобрали его у неё или запугали?

Никакие формулы ему в голову не лезли. Под ложечкой противно ныло от нехорошего предчувствия.

– Не видел Катю? – шёпотом спросил он у Рената.

Тот покачал головой, но от Эрика не укрылось, как перед этим он метнул быстрый взгляд в сторону подруг Дины. Корбут тоже сидел с понурым видом. Или виноватым? Значит, в курсе пакости. А поскольку последние пару дней хорошо общался с Катей, теперь ему не по себе. Но, видимо, малодушно уступил этой стерве Дине. Все они тут пляшут под её дудку.

А ведь он в какой-то момент подумал, что есть в ней что-то… живое и даже влекущее, вопреки её стервозности и высокомерию. И дело не только во внешности, а в чём – он и сам не понял, но, подловив её вечером на крыльце, вместо того, чтобы высказать ей всё, что думает, и осадить так, чтобы в другой раз к нему даже лезть побоялась, он неожиданно для себя сдал позиции. Почему-то не смог нагрубить или пригрозить. Тогда, наедине с ним, она как будто была совсем другой. Вроде и надменной, но не мерзкой, а даже наоборот. Пусть между ними и возникло натяжение, но тогда оно почему-то показалось волнующим. Даже потом, когда спать лёг, Эрик вспоминал этот момент, и в груди как будто теплело.

Зря он тогда дал слабину. Надо было поставить её на место, жёстко и резко привести её в чувство. С такими, как она, только так и надо.

В груди закипела злость: чёртовы мажоры. Но если и правда они что-то Кате сделали, то пожалеют ещё. Все пожалеют, а она – в особенности.

24

Эрик и так сидел как на иголках, а эти переглядывания, перешёптывания и смешки украдкой его и вовсе вывели из себя.

– Где она? Что с ней? – спросил уже громче и требовательнее у Рената.

Но его тут же одёрнул математик. Сухощавый, с блестящей лысиной, в круглых очках, он превосходно знал свой предмет и искренне считал, что ничего не может быть важнее математики. И очень сильно оскорблялся на посторонние звуки.

– Вы хотите вместо меня вести урок? – строго спросил он, вперившись острым взглядом. – Или мне уйти? Нет? Тогда попрошу соблюдать тишину, а все вопросы, не относящиеся к уроку, оставить на потом.

Пришлось молчать и терпеть до конца урока. Но едва началась перемена, Эрик прихватил Рената за предплечье и чуть ли не волоком потянул за собой.

– А ну идём.

Тот, семеня следом, причитал:

– Да что такое? Куда ты меня…? Отпусти!

Они свернули в небольшой холл, заставленный фикусами, шефлерами и другими деревцами так плотно, что свет из окна еле пробивался сквозь ажурную листву растений.

Эрик припёр Рената к стене. Тот был почти на голову ниже его, щуплый, сутулый. Такого и трясти-то неловко, но сейчас было не до церемоний.

– Так где она? Что с ней? – наседал Эрик, вжимая его в стену.

– Да я-то откуда знаю? – задёргался тот. – Я что, её пасу?

Но Эрик и не думал выпускать его, потому что чувствовал – знает. И не просто знает, а в курсе какой-то пакости, которую они Кате устроили. Иначе с чего бы он так нервничал? Вон аж вспотел весь, и глаза бегают.

– Да не знаю я, говорю! – сглотнув, сказал Ренат. – Я же весь вечер вчера в комнате был! Ты же видел меня! И утром тоже. Так что не знаю я. Отпусти!

– Ренатик, – раздалось за спиной у Эрика, – ну что ж ты не скажешь ему правду?

– Что? – моргнул тот и перевёл взгляд на хозяина приторного и вкрадчивого голоса. Точнее, хозяйку.

Эрик выпустил лацкан пиджака Шмыгова и оглянулся. Сзади стояла лучшая подруга Дины и остальная свита – Полина, Никита и несколько девчонок и парней из десятого класса.

Лиза улыбалась, но улыбалась как-то гадко, зло и самодовольно. Такие улыбки так и хочется стереть с лица.

– Ну, рассказал бы новенькому, что его подружка, оказывается, страдает энурезом.

– Что? Ты о чём? – нахмурился Эрик.

– Слово незнакомое? – усмехнулась Лиза. – Недержание мочи у Казанцевой. Описалась она сегодня ночью. Наверное, теперь сушит матрас и стирает бельишко.

Девчонки хихикнули, блондин и два парня-десятиклассника гадко ухмыльнулись.

– Ну что, идёмте на географию? – Лиза обратилась к Полине и Нику, но потом снова взглянула на него: – Передавай привет своей подружке-сыкушке.

Тут уж вся компания громко прыснула, затем развернулись и неспешно удалились.

Эрик отпустил Рената, и вовремя. Как раз мимо проходила Нонна Александровна. Увидев Эрика, она остановилась, придирчиво оглядела его, но, видимо, не нашла к чему придраться. Ещё бы – в новой форме он не отличался с виду от остальных пижонов.

– Что здесь происходит? – спросила она холодно. – Какие-то проблемы?

– У кого?

Взгляд её сделался ещё более сердитым.

– Напомню, если кто забыл, – драки и разборки запрещены…

– Никто и не дерётся.

Она перевела вопросительный взгляд на Шмыгова, но тот, хоть и слегка заикался от волнения, подтвердил слова Эрика.

– Нонна Александровна, мы просто разговаривали.

Но она по-прежнему смотрела на них с подозрением. Выждав паузу, спросила:

– Что у вас сейчас?

– География, – ответил Ренат, поправляя воротник.

– Тогда почему вы тут стоите? – нахмурилась она. – Урок начнётся через две минуты, а кабинет в другом конце коридора. Поторопитесь.

Эрик вместе с Ренатом молча поплелись в сторону кабинета географии. Но едва директриса скрылась из виду, Эрик развернулся и пошёл в обратном направлении.

Через несколько минут он уже, перешагивая через ступеньку, быстро поднимался на третий этаж спального корпуса.

Сейчас здесь царила абсолютная тишина. Оно и понятно – все были на занятиях.

Стараясь не шуметь, Эрик искал нужную дверь. Хорошо, что на всякий случай выяснил у Кати, где она поселилась. Толстый ковёр скрадывал его шаги, но он всё равно двигался осторожно. Интерьер здесь оказался такой же, как на «мужском» этаже, а всё равно было слегка не по себе. Словно он незаконно вторгся на чужую территорию.

Наконец обнаружил нужную комнату и тихо постучал.

Не дождавшись ответа, отворил дверь и заглянул.

Катя сидела прямо на ковре, видимо, возле своей кровати, на которой и правда не было ни постельного белья, ни матраса.

Сейчас она не плакала, но вспухшее красное лицо выдавало недавние рыдания. Да она и до сих пор время от времени шмыгала носом, листая при этом какой-то блокнот. Причём так увлечённо читала, что не сразу заметила появление Эрика. Тот на миг замешкался – что лучше сказать, чтобы как-то поделикатнее прозвучало?

Но тут она вскинула глаза, увидела его и тотчас переменилась в лице. Сначала как будто испугалась, аж вздрогнула, затем стремительно покраснела и отвернулась. Руки её безвольно опустились на колени, блокнот в кожаной светло-коричневой обложке соскользнул на ковёр.

– Эрик… Не смотри на меня, пожалуйста… Ты всё знаешь, да? Тебе рассказали? – спросила она страдальческим голосом и снова начала всхлипывать. – Мне умереть хочется…

– Ну… чего ты? Всякое бывает. Тем более это болезнь…

Эрик опустился на корточки рядом с ней.

– Никакой болезни у меня нет, – покачав головой, сдавленно произнесла Катя, пряча от него лицо. – Я не знаю, кто это сделал… меня просто облили водой… меня и постель…

Всхлипы стали чаще и надрывнее.

– То есть как облили?

– Я не знаю… не знаю… ночью, наверное… пока я спала… Я крепко сплю. Но все считают, что я… Но клянусь, это не я… – Катя, вздрагивая, рыдала. – Я же не смогу больше на люди показаться…

– Да глупости какие. Кать, да это ж просто тупая шутка. И все знают, что это не ты. Все в курсе, что эта стерва Дина со своими дебильными подружками тебе просто мстит за то, что ты про неё сту… рассказала. Не надо было, конечно. Говорил же я тебе, но что уж теперь…

– Я хотела как лучше… хотела по справедливости… А теперь, кроме тебя, никто со мной не разговаривает… даже Дима перестал… крысой все называют… даже девочки из других классов… А теперь ещё такой позор… я не знаю, я не смогу тут… – подвывала Катя.

Эрик приобнял её за плечо, приговаривая.

– Ой да брось ты. Ну порезвятся сейчас эти идиоты, но скоро всё забудется…

– Нет, – покачала головой Катя, – не забудется… Они ещё что-нибудь придумают, пока не выживут меня отсюда. Её подруги мне утром так и сказали… мол, уматывай отсюда. Крысам и убогим тут не место. Да я и сама не хочу тут быть, но куда мне идти…

– Никуда не идти. А с Диной я потолкую. Сегодня же. И они отстанут от тебя. Обещаю… А это что? – Эрик поднял с пола блокнот, повертел в руке.