Текст книги "Частная школа (СИ)"

Автор книги: Елена Шолохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

29

Эрик не знал, что и думать. Этот дневник лишь сильнее всё запутал. Точнее, вопросов и подозрений стало теперь только больше.

– Почему ты так уверена, что это Дина? Не у неё одной такие инициалы.

– Ну а кто?

– Да мало ли…

– Это сто процентов кто-то из пансиона, раз смог запросто зайти в её комнату и подложить книгу.

– Ну, допустим. Но и в пансионе народу хватает. В одном нашем классе трое с инициалами ДК. А, может, это кто-то из другого класса…

Катя упрямо покачала головой.

– Нет, я уверена, что это Ковалевская.

– Ты просто на неё злишься. Но, Кать, это очень серьёзное обвинение.

– Нет, это серьёзное преступление. Шантаж и доведение до самоубийства. Ты понимаешь, человека не стало? Девушки, которой бы жить да жить. А её нет. Это страшно! А Дина зато живёт в своё удовольствие и радуется.

– Ну здесь же не сказано, что это Дина. Так что не факт.

– Да нет же! Смотри, всё ведь сходится. – Катя принялась загибать пальцы. – Инициалы – раз. Разругались накануне – два. И не просто же поссорились, а между ними что-то серьёзное произошло, все говорят. И вот это: считать, что знаешь человека столько лет… А они же с Диной из одного города, Олеся говорила. Дружили очень давно. Вот. А, ну ещё она ведь кроме этого ДК ни разу не написала Дина там или Ковалевская. Но ведь не могла она про свою лучшую подругу совсем не написать ничего, ни строчки. Пусть даже они и поссорились. Да тем более даже что поссорились! Видишь? Ну какие тебе ещё нужны доказательства?

– Да просто факты. Для того, чтобы так серьёзно обвинить человека, нужны факты. ДК может быть и Корбут. Или Кутузова. Или ещё кто-то.

– Да нет же! – негодовала Катя. – Алиса знала, кто ДК. Зачем бы она спрашивала у Кутузовой и Приходько, кто принес книгу? Она бы так и написала… Она бы сразу знала, что это Даша положила. И не называла бы её то ДК, то Кутузова. В общем, нет, не она.

– Ну тогда Корбут.

– Нет, это не Дима, – решительно заявила Катя, качая головой. – Это на него не похоже, а вот на Дину – вполне.

– Сильно ты его знаешь…

– Зато я вижу, какая Дина. Тайком делать подлость, мстить и шагать по головам – это в её духе. Про тест по литре забыл? И это она тебе всего лишь за дуру отомстила. И мне вот теперь тоже мстит… А Даша Кутузова мне сразу сказала, когда Нина Лаврентьевна отчитала Ковалевскую, что она теперь мне жизни не даст. А Дима… он просто… ну, не знаю… не хватает у него смелости и силы пойти против всех, против Дины. Не каждый так может. Но он добрый, понимаешь. Я вижу, что ему плохо из-за всего этого.

– Добрый трус, короче, – усмехнулся Эрик. – Он тебе нравится, да?

Катя густо покраснела, помолчав, ответила:

– Это Дина, я чувствую.

Эрик пожал плечами. Умом он понимал, что доводы Кати вполне логичны. Всё, что он знал и слышал про Дину, очень даже укладывалось в образ циничной, злобной и мстительной гадины. Да он и сам сразу же, с первого взгляда, понял, какая она стерва. И теперь не понимал, почему в душе́ не хотелось с Катей соглашаться. Почему так хотелось, чтобы злополучное ДК не имело к Дине отношения, вопреки здравому смыслу.

Катя восприняла его молчание как уступку и деловито продолжила:

– Мы не можем просто оставить это как есть. Ты же понимаешь? И я знаю, что делать. Я думала над твоими словами – ты прав. Нонна Александровна – лицо заинтересованное, ей невыгодно, чтобы в этом копались. Ей лишь бы видимость благополучия сохранить. Конечно, она не захочет справедливого расследования. Поэтому нам надо, чтобы про этот дневник узнало как можно больше народу. Через интернет, например, можно его…

– Эй, Катя, притормози. В таких делах не надо торопиться. Допусти хоть на минуту, что это не Дина. Да, она та ещё сволочь, но одно дело – устроить тебе травлю за то, что ты её заложила. И совсем другое – методично довести лучшую подругу до самоубийства.

– А, по-моему, это как раз в её стиле. И то, и другое.

– Короче, Катя. Мы пока никому ничего сообщать не будем, хорошо? Я не говорю, что мы забьём на этот дневник. Но пока мы будем просто наблюдать. Заодно попытаемся узнать побольше, что тут происходило в прошлом году.

– Она тебе нравится, да? – повторила Катя его недавние слова.

– Да с чего ты взяла?

– Я видела, как вы с ней переглядывались… Ещё до того, как… Ну и потому что ты пытаешься её выгородить, хотя ведь ясно как день, что это она.

– Да не нравится она мне, просто… Просто по себе знаю, каково это, когда тебя со всех сторон обвиняют, а всё на деле совсем не так… Катя, обещай, что никуда ты этот дневник пока выкладывать не станешь?

– Хорошо, – неохотно пообещала Катя.

Они вернулись как раз к отбою. Разошлись по своим этажам.

Рената всё ещё не было в комнате.

– Ты что, тоже на день рождения к Аксентьевой ходил? – спросил его Олег Руденко. Он как раз вышел из ванной и готовился ко сну.

– Да не, просто гулял. Они нас с Катей, конечно, звали, прям силой затаскивали, но мы отбились.

Олег на это только молча кивнул и принялся расстилать кровать. Эрик взглянул на него с удивлением, но не стал ничего говорить, отправился в душ.

Уже когда оба легли, Эрик всё же спросил:

– А ты вообще в курсе, что меня и Катю типа бойкотируют? Катя – это тоже новенькая, если ты не заметил.

– Бойкот? – переспросил Олег. Помолчал с минуту, потом изрёк: – Детский сад.

После полуночи заявился и Ренат. В темноте, ещё и явно пьяный, судя по выхлопу, отбил все углы, чем-то пару раз громыхнул, выматерился, упал, снова выматерился, но всё-таки кое-как добрался до кровати.

Эрик потом полночи не мог уснуть, всё думал о прочитанном, о словах Кати, о Дине. Спрашивал себя: если бы точно знал, что ДК – это она, сдал бы или нет? Обнародовал бы записи Алисы или не смог? Затем решил, что лучше возьмёт этот дневник у Кати, пока она не наворотила новых дел.

На утро вечно цветущий Ренат выглядел так, будто он тяжело и долго болел. Беднягу аж качало при ходьбе. Впрочем, на первый урок такими же красавчиками пришли и Корбут с Никитой Прочанкиным, да и вчерашняя именинница недалеко от них ушла.

Не успел урок начаться, как в аудиторию пожаловала Нонна Александровна. И вид её ничего хорошего не сулил. Холодно оглядев весь класс и выдержав зловещую паузу, от которой даже учителю стало явно не по себе, она сурово произнесла:

– Ковалевская, Спицына, Аксентьева, Приходько, Прочанкин, Корбут и Шмыгов после уроков жду в своём кабинете.

30

Вечеринки всегда нравились Дине. И неважно, где их устраивали – тайком в пансионе, как сейчас, или в каком-нибудь заведении в городе. Ни одну она не пропускала, хотя к алкоголю всегда относилась прохладно. Просто её организм принимал любые градусы неохотно и реагировал не так, как у других. Никакого радостного возбуждения, никаких горящих глаз, раскованных движений и заливистого смеха. Такими становились её подруги. У неё же от нескольких глотков вина начинала трещать голова и клонило в сон.

Поэтому весь вечер Дина могла цедить для виду один бокал, едва смачивая губы. Но это ничуть не мешало веселью. И без горячительного она чувствовала себя непринуждённо в любой компании. А любила вечеринки, наверное, потому, что они разбавляли однообразные будни, где каждый шаг строго по расписанию. И то, что директриса их запрещала, лишь подогревало интерес.

Но в это воскресенье Дина с удовольствием просто полежала бы с книжкой в тишине и покое. Будь вечеринка где-то, она бы и не пошла, но не сбегать же из собственной комнаты. Да и Полина не поняла бы.

На завтрак они не пошли – надо было успеть приготовиться к вечеру. Вместе с девчонками она делала бутерброды на шпажках, нарезала фрукты, цепляла надувные шарики к настенным полкам, носила из соседней комнаты стулья. И даже как-то развеялась, забыв про хандру. Втроём они болтали, смеялись и даже подпевали хором «Незабудка – твой любимый цветок».

Вот только когда началось самое веселье, Дина поймала себя на мысли, что каждую минуту ждёт, когда оно закончится и все уйдут.

Но, как назло, посиделки затянулись почти до полуночи. И что совсем плохо – не обошлось без громкой ссоры.

Началось с того, что Корбут, хоть и пришёл вместе с Ником, но сидел как на поминках.

Лиза напрасно старалась его растормошить – разговоры он не поддерживал, есть ничего не хотел, только пил как не в себя и от всех отмахивался. А когда Лиза пригласила его на медленный танец, включив специально на ноутбуке «Trap» Елизаветы, отказался, причём резко. Буквально рявкнул это своё «не хочу».

Лиза отшанулась и, обидевшись, умчалась в ванную плакать.

– Ты чего, Димон? – спросил его Никита. – Что с тобой?

– Да всё со мной нормально.

– От твоего нормально Лизок вон слёзы льёт, – едко заметила Дина. – Зачем девушку обидел?

– Да, Дим, зачем ты так с ней? – подхватила Полина.

– Да как «так»? Ну не хочу я танцевать, что такого? Чего пристали? – огрызнулся он.

– Эй, потише, не кричи на Полину, – встрепенулся Ренат. – Так-то у неё день рождения.

– Да ни на кого я не кричу! – снова повысил голос Дима, но тут же сбавил обороты и сказал уже спокойно: – Извини, Полин. Я не хотел. Просто… не знаю. Настроения ниже плинтуса.

– Не у тебя одного, – сказала Дина. – Надо уметь держать себя в руках, не маленький.

Корбут замолк. Ничего больше не говорил, и никто к нему не цеплялся.

Лиза вернулась, села за стол, но к Диме не обращалась и даже не смотрела на него. Обижалась.

Дина её понимала – это больно, когда тебе грубит тот, кто… Она осеклась. Стоп, мысленно велела себе. Она так сильно расстраивается из-за Маринеску вовсе не потому, что он ей нравится. Это вообще не так. Он ей не нравится и не может нравиться. Просто обидно очень. Он заступается за эту мямлю Катю, оскорбляет, угрожает, хотя Дина ей, по сути, не сделала ничего такого уж, а вот та ей – да.

Как будто в ответ на её раздумья, Никита ляпнул:

– А как думаете, между Маринеску и нашей крыской что-то есть? Может, он её пялит? А то с чего бы ему её защищать?

– Кто о чём, а у Ника одно на уме, – зло фыркнула Дина. Его предположение почему-то стало вдруг ей очень неприятно.

– Ну а что? Дело житейское.

– Вот что ты вечно несёшь, а? – вновь вскипел уже не совсем трезвый Корбут. – Тебя-то что так колышет, кто кого пялит?

– Да ты чего, Димон? – удивлённо захлопал глазами Ник. – Ты чего вообще сегодня? Как с цепи прямо… бросаешься на всех, на Лизку, на Полинку, на меня… психуешь на ровном месте…

– Ничего я не бросаюсь, просто… Задолбало всё… Не, я понимаю бойкот, новенькая налажала, нехорошо поступила, тут не спорю… Но кто придумал сделать, типа она надула в кровать? Ты? – с наездом спросил Корбут у Дины. – Ты же у нас всегда всем указываешь, что делать.

– Что?! – Дина аж поперхнулась. – Ты что вообще несёшь? Корбуту не наливайте, он уже заговаривается.

Дина повернулась к подругам, желая разделить с ними праведное возмущение, но заметила, что Полина, не выдержав её взгляд, опустила глаза. А Лиза скроила уже знакомое выражение – когда её подлавливали на какой-нибудь неблаговидной мелочи, она делала упрямое и «непробиваемое» лицо, поджимала губы и цедила: «Да. И что с того?».

Это выражение она переняла у Дины. Раньше она ей подражала во всём.

– Так, стоп. Я чего-то не знаю? – нахмурилась Дина.

Полина смутилась ещё сильнее, Ренат Шмыгов беспокойно заёрзал на стуле, Приходько и вовсе стала пунцовой. Только Лиза хранила покерфейс.

– Ну? Девочки? Ник?

– А ты, значит, не в курсе? – ухмыльнулся Корбут. – Как же так? Такая подляна и мимо тебя прошла? И даже не доложили? Не похвастались?

– Нормально скажет мне кто-нибудь, что произошло? – начала раздражаться Дина.

– Да мы просто прикололись над этой крысой, вот и всё, – ответила Лиза. – Облили её ночью, пока она спала. Обычной водой! И простынь тоже… Блин, да что тут такого-то? Этому приколу сто лет в обед. Так дети шутят. С чего вдруг решили из этого трагедию раздуть? И потом, она – крыса, вы понимаете вообще? В другом месте её бы за такое поколотили и вообще не знаю, что бы сделали. А мы просто подшутили, чтоб неповадно было стучать. Потому что если не отучить сразу, так она и будет бегать нас закладывать.

– Кстати, да, – поддержал Лизу Никита.

– Не будет, – упрямо заявил Дима. – По-хорошему попросить, объяснить – и не будет.

Лиза злилась, спорила с ним. Корбут психовал. Все кричали. От этого крика голова раскалывалась. Дина сначала хотела высказаться по поводу этой шутки, но решила, что лучше потом, наедине. И без того праздник превратился в базарный скандал.

Когда все разошлись, Лиза снова заперлась в ванной и долго там рыдала, а наутро выглядела едва живой, смотреть жалко.

– Как думаешь, почему Дима её защищает? – спросила Дину Лиза перед первым уроком.

Дина пожала плечами – самой бы узнать, почему эту Катю с таким рвением защищает Маринеску.

Она осторожно повернулась, посмотрела как бы в окно, лишь скользнув мимолётным взглядом по этим двоим.

– Она же не может ему нравиться, да? – продолжала нашёптывать Лиза. – Кому она вообще может понравиться?

Со звонком в класс ворвался физик, и Лиза замолкла. И почти следом за ним явилась директриса.

Дина всегда поражалась, как ей удавалось без лишних слов наводить на людей священный страх. Перед ней ведь трепетали все: и ученики, и педагоги. Да что уж, даже её отец, девиз которого по жизни: наглость – второе счастье, перед Ноной расшаркивался. Такой почтительности, с которой он разговаривал с директрисой, Дина никогда у него не слышала. А ведь если посмотреть – обычная сорокалетняя тётка или сколько там ей? Ухоженная, конечно, стильная, но далеко не красавица. Чем же тогда она так берёт?

Это всегда интересовало Дину, но сейчас больше волновало другое: откуда она узнала про их вчерашний загул?

После Ноны Александровны в аудитории воцарилась гнетущая тишина. Лишь спустя минуту напряжённого молчания физик пару раз кашлянул и предложил вернуться к теме урока.

* * *

– А крыса-то никак не уймётся, – злилась после уроков Лиза. – Ну что, Димочка, доволен?

Корбут понуро молчал.

– Не будет она больше стучать, – передразнила его Лиза.

– Димон, давай скажем, что только мы с тобой выпивали, а девчонки ну просто с тортиком там… чай пили, а? – предложил Никита.

Корбут пожал плечами, мол, ему всё равно. Пусть так.

– Да, давайте, – поддержал Шмыгов, стрельнув взглядом в Полину, на которой лица не было.

Они стояли всемером в коридоре перед кабинетом директора и ждали вызова.

– Ну что? И дальше будете с ней цацкаться? – шипела Лиза. – Пора уже от шуток переходить к конкретным мерам…

– Да тихо ты, – перебила её Дина. – Не нагнетай, а? Сейчас Чума нам самим покажет конкретные меры.

В коридор выглянула секретарша и пригласила первой Лизу. По своему обыкновению директриса вызывала на беседу каждого по одиночке.

– Отрицай всё, – прошептал ей вслед Никита, – и вы, девчонки, всё отрицайте. Чай и тортик, и всё, больше ничего не было. Только мы втроём немного, типа, накатили в честь Полинки. Окей?

– Ах, Том, какой вы благородный*, – устало усмехнулась Дина. (цитата из книги "Том Сойер" Марка Твена)

Директриса мурыжила их долго, допрашивая, как матёрый следователь. Правда, Дину она не так уж задержала и вопросы свои задавала скорее для проформы, как будто уже и так всё знала. Больше стыдила и позорила, чем выспрашивала. И совершенно ничего не хотела слушать.

– За грубое нарушение распорядка, – сухо объявила она им в конце «разбирательств», – вы все будете… бегать. Каждый день в течение месяца у вас семерых будет дополнительный урок физкультуры. Некуда девать свободное время и лишнюю энергию? Значит, будете бегать. И ещё. Про осенний бал тоже можете забыть.

– Как? – вырвалось у Лизы. – Его не будет?

– У вас – не будет.

– А родительский день? – встревоженно спросила Дина.

Директриса смерила её долгим взглядом, потом всё же ответила:

– Это зависит от вас. Свободны.

В коридоре Лиза накинулась на Корбута, будто он всё это подстроил.

– Дозащищался, да? Крысу пожалел, да? – голос её поднялся почти до визга. – Последний осенний бал! Последний! Никогда ей этого не прощу!

31

Эрик видел, как смотрели на Катю – как на прокажённую. Весть о том, что она якобы вновь донесла, только теперь почти на весь класс, разлетелась по школе молниеносно, ещё до конца занятий.

– Я сбегу отсюда, – всхлипывала она после столовой, где во время обеда практически каждый норовил прошипеть ей в спину, а то и в лицо, какую-нибудь гадость.

Глумились ещё хуже, чем накануне. Руки, конечно, никто не распускал – такое могли заметить учителя, которые обедали там же, в отдалении. Но что будет потом, вечером – неизвестно. И это тревожило Эрика. Ведь ясно – Дина и её свора простыми перешёптываниями не ограничатся. Если уж на него перед самым обедом попытались наехать трое десятиклассников, подловив в уборной (мол, кто с крысой общается – сам крыса), то что сделают Кате, когда не будет никого рядом?

Он-то, выросший на улице, с теми тремя холёными мажорами, конечно, справился без труда. Одного скрутил, двое других и не стали дальше к нему лезть. Но Катя не такая. Она и ответить толком не может, сразу в слёзы.

– Да брось. Куда ты сбежишь? – возразил Эрик, на самом деле понятия не имея, как ей помочь, как усмирить народ, как надавить на Дину и её компанию.

– Хоть куда, всё равно. Но я больше так не могу, – уже в голос плакала Катя.

– А это точно не ты? – поколебавшись, всё-таки задал Эрик вопрос, который волновал его с момента появления в классе Чумы.

Катя аж плакать перестала на миг, вытаращив на него круглые тёмные глаза:

– Нет! Конечно, нет! Ты что, тоже думаешь, что это я?

– Нет, – соврал Эрик. – Просто на всякий случай спросил.

Откровенно говоря, была у него такая мысль в первый момент. Просто по инерции подумалось – раз тогда нажаловалась, то и сейчас почему бы нет…

Но Кате он верил. Да и зачем ей?

– Интересно, кто их слил, – хмыкнул он. – Если узнать – то от тебя точно отвяжутся.

– Да как узнаешь? – снова всхлипнула Катя.

До самого вечера он держался рядом – вместе делали уроки в библиотеке, ужинали, потом прогулялись по территории школы. Можно было чем-нибудь заняться, хотя бы в теннис поиграть или в бильярд, а то и сходить в бассейн, но Катя никуда не хотела. Точнее, не хотела туда, где могли быть люди. И Эрик её понимал, трудно выдержать такой гнёт, хотя самому наворачивать круги по школьной аллее было скучно.

– Кстати, давай я тот дневник лучше у себя спрячу, – предложил он.

Катя с минуту молчала, хмурилась, кусала нижнюю губу.

– Почему? – спросила наконец. – Ты мне не доверяешь?

– Не тебе. Просто так надёжнее будет, думаю.

Она пожала плечами.

– Ну ладно.

Хоть Катя и согласилась, но Эрик видел – ей стало неприятно. И остаток прогулки они провели в молчании.

– Дневник я завтра на уроки тебе принесу, – пообещала она перед тем, как разойтись по своим комнатам.

* * *

А на другой день Катя не явилась ни в столовую, ни на занятия. Прямо дежавю. Только на этот раз он ничуть не сомневался – эти чёртовы стервы снова что-то ей устроили.

В подтверждение он несколько раз ловил на себе взгляд Дины. Вчера, кстати, тоже. Она, конечно, делала вид, что смотрит в окно или на кого-нибудь, но сама наблюдала за ним. Проверяла, как он отреагирует или что? Притом стоило ему повернуться – она сразу отворачивалась. И вот что это за маневры?

Он вообще-то тоже следил за её реакцией, когда Нина Лаврентьевна спросила, почему опять нет Казанцевой. Приходько с Кутузовой ответили, что утром Катя была в комнате, собиралась на занятия, но обе ушли раньше неё, и почему она так и не собралась – не знают.

Дина же и бровью не повела, сидела, что-то вычерчивала у себя в тетради, не обращая внимания на вопросы русички. Словно и ни при чём.

На перемене он хотел к ней подойти, но решил, что лучше наведается в комнату девчонок сам.

Катя и правда сидела у себя. Выглядела она целой-невредимой и даже не заплаканной, вот только одета была странно. В тонкой маечке, сквозь которую просвечивала едва наметившаяся грудь, и в полотенце, обмотанном вокруг бёдер.

– Ты почему не на уроках? – спросил её Эрик. – Ты что, только встала?

– Нет. У меня куда-то делась форма, – озадаченно сообщила она.

– То есть? – не понял он.

– Ну, одежда моя куда-то пропала. Рубашки, юбки, кофты, всё. Вещей у меня, конечно, мало было, но… даже нижнее бельё исчезло.

Она густо покраснела.

– Везде искала?

– Ну в комнате – да, везде. Нет ничего. Только вон носок один. – Катя подняла белый носок, лежавший на кровати. – И то почему-то на полу валялся, у двери.

Эрик, нахмурившись, взглянул на носок, на дверь, на Катю. Потом заглянул в шкаф-купе, разделённый на три секции. Катин отсек и правда был пуст, лишь плечики сиротливо болтались на штанге.

– Соседок своих не спрашивала?

– Они ушли рано. Я из ванной вышла – обеих уже не было. Потом только в шкаф заглянула…

– Поди вместе с твоим шмотьём и ушли.

Катя понуро кивнула.

– Наверное.

– А мне почему не написала?

– Я бы написала, я хотела… собиралась.

– Ладно. – Эрик снял первое попавшееся платье из чужой секции. Швырнул вместе с плечиками Кате. – Надевай.

– Ты что?! Так нельзя!

– Как нельзя?

– Ну, чужое брать…

– Серьёзно? Ты это скажи потом своим соседкам. А пока надевай то, что есть. Пойдём искать твои вещи.

– А где?

– У них и спросим.

– А можно я лучше, пожалуйста, тут подожду? Не хочу я чужое надевать.

Эрик покачал головой, глядя на неё, но настаивать не стал. Ладно, сам поищет.

Решил пока к Дине не подходить. Ничего она не скажет, не для того же придумала эту затею с пропажей вещей. А вот рыжую вполне можно прижучить.

Так он и сделал. Выловил Олесю на ближайшей перемене. Та сначала лепетала, краснея пятнами: какие вещи? Чьи вещи? Куда пропали? И всё время при этом косилась на неразлучную троицу – Дину и её подруг. Те стояли поодаль, у окна, сначала что-то разглядывали во дворе, потом о чём-то возбуждённо болтали или, может, спорили. Без разницы.

Правда, позже тоже стали на него коситься по очереди. Олеся порывалась уйти, но Эрик крепко прихватил её за локоть.

– Пока не скажешь, никуда не пойдёшь.

– Отпусти, мне больно! – хныкнула Олеся и снова бросила беспомощный взгляд на трёх подруг. – Да прекрати же!

– Я ещё и не начинал. – Эрик заметил, что Дина теперь не просто поглядывала, а наблюдала за ними в открытую. Затем что-то сказала Лизе, кивнув в их сторону. Жаль, издалека не слышно. Хотя и так можно догадаться – очевидно, подослала её к нему.

Лиза потянула за собой третью подругу, Полину.

Подошли они вдвоём, но ничего сказать не успели. Лиза открыла рот и замерла с кривой полуулыбкой, глядя за его спину. Эрик выпустил Олесю и обернулся. По коридору царственно шагала директриса.

Приходько, не теряя времени, сбежала, а следом и Лиза с Полиной незаметно удалились. Эрик отошёл к ближайшему окну, освобождая директрисе путь, прислонился к откосу, сунув руки в карманы, будто просто стоит отдыхает.

Пронзив его взглядом, Нонна Александровна поравнялась с ним, а затем неспешно продефилировала мимо. Тонкие губы её дёрнулись, словно что-то хотела сказать, но, к счастью, передумала.

Эрик бездумно посмотрел в окно, выходящее на задний двор, и взгляд его зацепился за ярко-розовую тряпку, свисавшую со стенки мусорного контейнера. Только это была не тряпка, а кофта, понял он затем. Катина кофта. А на асфальте, рядом с контейнерами, белели ещё какие-то вещи.

Они выбросили её одежду в мусорку, догадался Эрик. Вот ведь твари!

Он посмотрел на Дину – какая же она всё-таки неуёмная, пакостная стерва. Подослала своих шавок нагадить и довольна: сидит себе преспокойно на подоконнике, ногой покачивает, книжку листает… ну и на него исподтишка поглядывает.

В висках заколотился пульс. Хотелось подойти и как следует встряхнуть её так, чтобы вся дурь из головы вылетела.

Дина почувствовала его взгляд. Отложив книгу, подняла голову и уставилась на него в ответ.

Эрик медленно подошёл к ней, остановился рядом, буквально касаясь бедром её колен. Заметил, как она сразу занервничала, хоть и изо всех сил старалась этого не показать. Но глаза и мимика выдавали её с головой. Знает кошка, чьё мясо съела. Да ещё и свита её разбежалась.

– А я ведь предупреждал тебя, – негромко произнёс он и упёрся одной ладонью в откос, другой – в край подоконника так, чтобы она не сбежала, так, будто взял её в плен.

Дина, сглотнув, вновь посмотрела ему в глаза, и Эрик отметил, что на её скулах явственно проступил румянец.