Текст книги "Мерцающий остров (СИ)"
Автор книги: Елена Крыжановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
67
Только приехав в городок Стильон, я увидела вывеску гостиницы «Хризанта». Она привлекла меня, потому что это похоже на моё настоящее имя. Шакли его знает. Надеялась, мне это принесёт удачу. Но всё случилось, как я говорила: утром нашли тело, и началось расследование.
Богатого постояльца, с которым я играла, отравили. Донатона, как бы его ни звали на самом деле, убили из-за секретных документов. Он был не простым агентом тайнецов – советником, взялся сам доставить документы и провести секретные переговоры. Сменил внешность, отказался от охраны, поехал с документами один и… За ним следили и убили.
Тайная полиция пришла в ярость. Не думаю, что там всерьез подозревали меня. Меня не арестовали сразу, хотели только допросить. Думаю, тот, кто прибыл вести расследование, считал, что я сыграла роль наживки. Советник увлёкся мною, раскрылся, забыл об осторожности… Они хотели знать, кто мой сообщник. Но я действительно случайно столкнулась с этим типом! Если бы сходу поняла, что этот Донатон связан с тайной полицией, я бы к нему на милю не подошла, тем более – играть!
– Постой, – Шакли потёр лоб. – Когда точно это было? Накануне того дня, как мы встретились?
– Разумеется, нет, – вздохнула Бабочка. – Намного раньше. Мы встретились… на тридцать второй день после убийства.
– Но ты говорила… – невольно вспомнила Аванта. – Прости. Рассказывай новую версию, настоящую.
– Меня не выпустили из гостиницы в то утро. Вежливый господин в мундире и трое вооруженных полицейских приказал мне подняться на второй этаж, в номер Донатона. В пустую комнату рядом с той, где лежало тело, и лекари-эксперты вычисляли яд. Он сел за стол спиной к открытому окну. Думал, его манеры и внушительное: «Нам всё известно! Даже не думай мне врать, рассказывай, кто подослал тебя к покойному?» – произведут на меня впечатление, я заплачу и стану каяться во всём. Я, как могла, изобразила испуганную дурочку, пустила слезу и расспрашивала, кто этот Донатон, почему они подозревают меня, кто и ради чего мог его убить. В общем, допрос на самом деле вела я.
Мне не было никакого дела до мёртвого тайного советника. Я выжидала момент, прыгнуть в окно. Высокий второй этаж, следователь не думал, что я могла бежать оттуда. Но у меня пространственная память, я не была в этой комнате, но знала, куда выходят окна. И помнила, что там внизу брезентовый навес какой-то лавки. Я попросила воды, следователь отвлёкся, и я выскочила мимо него в окно. Упала на косой навес, съехала по нему и спрыгнула на улицу. Когда из парадных дверей «Хризанты» выбежали полицейские, я была уже на другой улице. А там – до вечера петляла по трущобам.
– Это почти совпадает с тем, что ты говорила раньше, – заметила Аванта. – Кроме подробностей, как именно и когда ты сбежала через окно.
– Нет, я сказала, что пряталась в трущобах, но этого не было, – возразила Бабочка. – Я знала, что по городу пойдут облавы. И первое место, где меня будут искать – среди нищих, в беднейших кварталах. Там меня бы, как приютили за монетку, так бы и сразу выдали властям. Я быстренько купила старое платье за гроши, переоделась, потом пошла в более приличный магазин, купила новое, похожее на дорожный наряд скромной учительницы музыки. Прихватила папку с нотами и устроилась в другую гостиницу. Старое платье, в котором меня видели в магазине, сожгла. Хотела сжечь и голубое, да пожалела, оно было дорогим и совсем новым. Такая глупая ошибка, чисто женская…
Неделю я сидела как мышь в дешевой комнатке, только время от времени выходила в холл на этаже, играла самые нудные произведения. По улицам прокатывались облавы, в гостиницу тоже заходили, но меня не узнали. Я жила очень скромно, мне приносили газету с объявлениями, по которым гувернантки, компаньонки и прочие небогатые барышни ищут приличную работу. Но я не собиралась оставаться в Стильоне, я только и мечтала сбежать оттуда. Когда я рискнула наконец покинуть своё убежище и уехать в вечернем дилижансе из города, в воротах меня узнали по приметам и арестовали. Приметы были такие: «Задерживать для выяснения личности всех женщин любого возраста, со спутниками и без». Всех, кого наловили за день, допрашивал тот самый агент из гостиницы. И он меня узнал, как я ни старалась изменить голос и внешность. Сказал, что меня выдали глаза. А потом нашёл платье и убедился.
– Выходит, сестрёнка, ты первый раз попала на заметку к тайной полиции, примерно, в те же дни, что и я, – проговорил Шакли.
– На три дня раньше, если я правильно считала. А что? Тебя радует или огорчает это совпадение?
– Я думаю, что твой Донатон – большая шишка в тайной полиции, был заместителем главы. Ведь сразу, как его убили, Фанбран стал новым тайным советником. И у меня такое чувство, что не секретные документы были целью убийц, а сделать так, чтобы освободилась должность.
– Ты думаешь?.. Он сам убил и занял его место? – сообразили все.
– Чужими руками, разумеется. Но именно так и думаю. Он мог убить. По срокам сходится. Но ты попала в лапы не к нему?
– Нет. Тот следователь, что упустил меня, видно, считал своим личным долгом заставить меня на них работать. За то время, пока я пряталась, не знаю как, но тайнецы выяснили, кто я на самом деле. А у меня семья… как бы сказать… – Бабочка опустила глаза.
– Слишком знатная? – угадал Сильф. – Ты похожа на беглую принцессу.
– Ну, не настолько знатная, – криво улыбнулась Бабочка. – Моего отца не называли его высочеством, только сиятельством, но этого достаточно, чтобы неблагонадёжная дочь очень осложнила им жизнь. Хоть он действительно профессор математики, но только одной ногой отец в научном кругу, а другой… Слухи, светские сплетни, репутация в обществе, в их мире это страшное оружие.
– А почему ты сбежала от семьи? – спросил Шакли. – Надоело быть слишком хорошей девочкой?
– И это тоже. Хотелось жить без правил. Вернее, по своим правилам. Я жаждала свободы. Но могла бы ещё долго не решиться, если бы не глупое решение родителей устроить мне помолвку. Смешно, но перспектива замужества не с тем, с кем хочет невеста, или с кем хотят родители, – самая частая причина для «принцесс» начать самостоятельную жизнь. Не думала, что окажусь рядом с ними в этой статистике. Привыкла считать, что у меня более широкое взаимопонимание с родителями. С отцом – да, но этого оказалось мало.
– Тайнецы пригрозили выдать тебя родным?
– И это тоже. Как вариант. Меня могли отправить на каторгу за убийство, которого я не совершала, могли созвать газетчиков и выдать сенсацию, что дочь знатного рода стала мошенницей и перебивается случайными подачками от богатых мужчин. Могли… всё, что угодно. Я быстро подписала согласие, в обмен на неразглашение моей тайны и свободу от тюрьмы. Мне сразу дали первое задание. Самой найти Мерцающий остров и встретить там связного. «Бавваон» – моё новое имя в списках агентов и наш пароль. Я его не выбирала.
– А что ты подумала, когда разгадывала шифр в моём письме? – спросила Аванта.
– Сначала я не знала, какая именно комбинация букв нам нужна. Потом решила, что речь о том связном. У них есть другой агент в городе, который ждёт меня, он связан с изобретениями, всё сходилось.
– В чём суть твоей встречи с агентом? – хмуро спросил Шакли. – И как они рассчитывали, что ты найдешь неуловимый остров? Ты знала способ?
– Тот же, что и все – нанять ловкого проводника. Мне не давали инструкций, как пройти ворота, как найти остров, только сказали: каждый полдень в течение месяца связной ждёт на перекрёстке возле площади Тени. Там должна быть оплетенная виноградом арка. Сама площадь маленькая, на углу каждого дома – дерево, они дают тень. Меня предупредили, что контрабанда в этом городе карается смертью. В моих интересах не попадаться. С собой мне ничего не передали, значит, я должна тайно что-то вынести, что передаст тот Бавваон. Что можно украсть из центра проверки изобретений? Только запрещенное изобретение, это – как дважды два. Но что?
Совсем недавно, когда Аванта нам открыла свою цель, я подумала, что мы связаны сильнее, чем подозревали. Необъяснимо сорвались испытания одного изобретения, а кто-то хочет вынести другое? А если, то же самое?
Что, по-вашему, значит «срыв испытаний»? Изобретение сломалось? Его подменили? Украли? Или оно подействовало не так, как ожидалось? Твой отец знал, что рядом с ним есть вредитель. И это тот, кому он доверял. Если он назвал своего врага Бавваоном, демоном двуличия, вряд ли это совпадение. Хотя… возможно. Для нас это не настолько популярное древнее существо из легенд, но на Мерцающем острове каждый ребенок может знать это имя.
– Халиса, почему ты в самом деле пошла сюда? Почему не сбежала? – Бабочка вздрогнула. Шакли впервые назвал её настоящим именем. – Ты понимаешь, чем опасны все запрещенные разработки. Это что-то способное убивать слишком многих сразу или иначе слишком жестоко действовать. Технологии, способные разрушать миры. Понятно, почему ты согласилась работать на них. Но почему действительно работаешь? Из-за семьи? Только бы они не узнали? Или другой крючок?
– Когда меня нет рядом, чтобы доказать слухи, пусть болтают что угодно. Родителям это не понравится, но не повредит настолько, чтобы я гробила свою жизнь. У тайнецов есть метки. Меня везде найдут по ней, мне не скрыться.
– Какая метка? – заинтересовался Сильф.
– Аванта, помнишь, в крепости все солдаты меченые. У них татуировки, по которым всегда можно знать, где они. Так выслеживают беглецов. Они сказали, что твой знакомый Яно мёртв, раз его метка молчит. У меня тоже есть такая, только ее не видно, – Бабочка подняла правый рукав до локтевого сгиба. – Здесь. Ты её чувствуешь?
Сильф провёл ладонью, не касаясь кожи. Бабочка вздрогнула от щекотки.
– Я вижу просто небольшое пятнышко, как золотая монета, только овальное. Красное, как солнечный ожог.
– Так и было сначала. Мне посветили на руку каким-то особым фонариком, вроде просветки. Я почувствовала жжение, не сильное. На следующий день появился розовый ожог, пекло, как от солнца, но скоро всё прошло и пятно пропало. Но теперь они всегда знают, где я.
– Такую метку можно убрать, – равнодушно сообщил Сильф. – Совсем несложный ритуал. У тебя под кожей мёртвый огонь, и если чем-то проверить, печать светится. Но её можно выманить на дорогую тебе вещь, хоть на твоё перламутровое крылышко. А потом очистить вещь обычным огнём. Метка сгорит.
– Ты мог убрать её в любой момент⁈ – воскликнула Бабочка.
– Ты не просила, – Сильф скромно ухмыльнулся. – Хочешь? – он снова потянулся к ее руке.
– Нет, не сейчас! Я должна выманить связного на эту метку. Вдруг он проверит? Я получу то, что он принесёт, а уж потом… – Бабочка прерывисто со всхлипом выдохнула. – Простите. Какая я была дура, что не сказала вам!
– Ничего, – мягко улыбнулась Аванта. – У всех свои тайны. Шакли, ты слышишь? – она толкнула компаньона локтем, но шакал не обернулся. Был занят мешком, в котором беспокойно ворочался медлис.
– Тришка проголодался, – буркнул Шакли. – Мы выяснили всё? Можем идти?
– А почему у тебя нет такой метки? – настаивала Аванта. – Или есть?
– Нет, – Шакал раздраженно дернул плечом. Всё-таки оглянулся. Кинул быстрый взгляд на компаньонов, сбросил куртку, рывком поднял оба рукава рубашки: – Проверь.
– Нету, – подтвердил Сильф. – Но за тобой тоже следили: перо удачи.
– Может, у тайнецов ко всем свой подход, – поморщился Шакли, снова одеваясь. – Не знаю, почему мне дали только перо. Но за мной постоянно таскалась живая слежка. Возможно, в кругу банд умеют сводить такие метки, и со мной они посчитали этот способ ненадежным? Они не знали, что я одиночка.
– А меня это подвело, – вздохнула Бабочка. – Я поклялась им, что работаю без сообщников.
– Так вот что изменилось вчера ночью, – поймал подсказку Сильф.
– Что? – дёрнулась Аванта.
– Не только мы раскрыли тайну Бавваона, Верен тоже вчера узнал важную новость, и она многое меняет. Та, неизвестная нам перемена, связана с этой. И это перемена к лучшему. Всё, что я знаю.
– Ты точно чувствуешь, что Верен жив? – хмурился Шакли. Сильф двинул плечами:
– Это и вы все знаете. Он не просто жив, он сейчас знает, что делает. Это важно.
– Но как связано с нами? В подземелье он столкнулся с другим Бавваоном? – волновались Бабочка и Аванта.
– Возможно. Я не вижу его одного, у него было уже много встреч. Главное, он узнал то, что нам поможет.
– Поможет обмануть демона хитрости? – с отчаянной надеждой смотрела на него Бабочка. Вертолов развёл руками, не зная всех подробностей ответа.
68
Верен шевельнулся и застонал. В углу камеры тут же поднял голову и поспешил подойти старик в балахоне, больше похожий на призрака. В полумраке можно было разобрать, что он седой, бледное измождённое лицо, как у тяжелобольного, руки с длинными пальцами почти прозрачны и дрожат. Двигался он свободно, только на левой щиколотке позвякивало кольцо кандалов. Всего одно и без цепи.
– Осторожно, – удержал старожил нового соседа за плечи. – Подвижность вернулась, теперь вы можете упасть отсюда. Погодите, я сделаю пониже, – он что-то покрутил в длинном столе на колесиках и тот опустился на полметра. – Теперь попробуйте сесть. Без резких движений, боль ещё не ушла. Держитесь за меня…
Верен хотел что-то сказать, но получился хриплый кашель. Горло неимоверно ссохлось, словно он ел раскаленный песок. Цепляясь за край своей койки, он смог сесть, и когда чуть отдышался, незнакомый старик принёс ему кружку воды.
– Пейте понемножку, но часто. Боль не растворится совсем, у вас не только иллюзорные раны. Но станет легче, поверьте.
– Благодарю. – Глотнув ещё воды, Верен со стоном выдохнул и провёл скованными руками по лбу, не отпуская кружку. – Как будто отмороженную руку сразу сунуть в горячую воду, только сильнее. И не рука, а всё, особенно мозги. Что за отрава во мне бродит?
– Название препарата вам ничего не скажет, – заверил сосед. – Это химическое средство воздействует на зону боли в мозгу. Мозг даёт телу ложные сигналы, пытаясь оправдать беспричинную боль. Пейте воду и ждите, когда яд уйдёт.
Верен смерил старика подозрительным взглядом. Его балахон, сильно потрепанный, почти превратился в лохмотья, но раньше, нет сомнений, был мантией учёного.
– Так вы из этих?
– Был из них, – прошелестел сокамерник. – А вы, молодой человек, контрабандист?
– Почему? – удивился Верен.
– У вас вид искателя приключений, если я в этом что-нибудь понимаю. Сюда нечасто, но забредают отчаянные ребята, хотят пробраться в город в обход таможни. С ними обходятся неласково, если поймают. Но никогда – публично. Здесь ведь не тюрьма. Нельзя, нервировать жителей этого благословенного места. Мерцающий остров свято хранит свои тайны. И главное правило, чтобы ни человек, ни вещь, ничто без разрешения не проникло сюда и не покинуло этих стен.
– Меня арестовали не на острове, на берегу. Свободный путешественник, – представился Верен.
– Сейчас не совсем свободный, – заметил иронию старик ученый. Его измученное лицо преобразила тень улыбки. Верен усмехнулся, пожав плечами:
– Пустяки. Превратности странствий. Звание от этого не меняется.
От движения он почувствовал сильную колющую боль в боку. Поморщился, с трудом приподнял разодранную рубашку и скосил глаза на огромный черный синяк.
– Три ребра, как минимум.
– Если позволите, я помогу. Проверю, чтобы не было смещений, – предложил сосед. Его чуткие пальцы постоянно дрожали.
– Сам справлюсь, – Верен прижал одну ладонь к боку и, шипя сквозь зубы, исследовал синяк. – Нормально, только трещины. Всерьёз ничего не задето, не волнуйтесь. Со мной работали мастера. Вижу, вам знакомо действие этого чудного изобретения, от которого буквально кровь кипит в жилах. Приходилось?
– Нет, – сосед по камере отвёл глаза. – Если вы спрашиваете, делал ли я такие опыты, то это не мой профиль, молодой человек. Но действие знаю. Кстати, первые испытания ведутся на добровольцах, можете представить? Доза очень мала и это не настолько страшно… они должны подробно описать свои чувства, а уж потом крайние дозы высчитывают для преступников.
Наверное, трудно поверить, но вам ещё повезло. И я бы с вами поменялся. Физическая боль – не худшее, чем они могут мучить. Мне достаётся боль памяти. Я без конца переживаю смерть жены, разлуку с маленькой дочерью, невозможность её увидеть уже взрослой. И это заточение… быть в нём не так страшно, как снова и снова осознавать тот миг, когда наконец понял – это смешное недоразумение не разрешится, это не сон, выхода нет…
– Много ли учёных, обвиненных в измене своему кругу и этому городу сейчас в подземельях?
– Не знаю, право, – растерялся сокамерник. – Может быть, я один. О внутренних расследованиях я слышал раньше, пока сам не попал сюда. Но чтобы настоящий приговор, скандал… не помню. Вероятно, от нас тоже скрывали. А для чего вам знать?
– Бывают же совпадения, – Верен кашлянул, отпил ещё глоток и кружка опустела. Он пристально смотрел на старика. – Я не провидец, но для вас могу немного побыть им. Скажете, если угадаю. Вы не магистр, внутренней магии не имеете, вы настоящий изобретатель, практик. Вас ложно обвинили после срыва испытаний какого-то важного изобретения, верно? У вас есть любимая дочь… Не знаю имени, но ясно вижу её перед собой. Красавица, гладкие темные волосы, ясные серо-голубые глаза, сообразительная, но без хитрости. Отважная и упрямая, горы свернёт, если что решила. Совсем недавно она училась в пансионе, жила со строгой тётушкой. Теперь…
– Молчите! – отец Аванты страшно побледнел. – Больше ни слова! Ничего мне не говорите, умоляю вас. Я не должен слушать ничего такого, из области ваших фантазий.
– Считаете, я шпион тайной полиции, или как она называется у вас? Внутренняя?
– Я думаю, нас слушают, – шепнул старик. – Ни вы, ни я не подсадные, но если не хотите выдать этим чудовищам что-либо важное для себя, не говорите со мной.
– Они решили совместить наши пытки? Разумно, – прохрипел Верен, снова чувствуя иссушающий жар в горле. – Сразу видно, изобретатели. Общаться очень тихо не поможет?
– Откуда мы знаем, где скрытые прослушки, – печально ответил сокамерник. – В стенах, в полу? Какая их чувствительность? Не знаем, видят ли нас. Что-то писать или общаться жестами тоже рискованно.
– Неужели, ничего не придумать? Шептать на ухо – самый надежный способ, если только шпион не сидит у вас в черепе.
– Вы наивны, молодой человек. Даже не представляете, где вы. У вас скованы руки. У меня браслет на ноге. Если через них установлена примитивная связь на крови, они передадут самые тихие слова, чуть ли не наши мысли.
– А мой друг говорил, плотный экран мешает связи, – вспомнил Верен. – Разве стены и дверь здесь не экраны?
– Для тех, кто пытается пробиться к нам снаружи – да. Но в двери есть окошко, и её стальная оковка может работать как резонатор. Тем, кто рядом, в подземелье, нас будет отлично слышно. И даже видно, если им это нужно. Выпейте ещё, вам нужно пить часто. – Он взял кружку и набрал ещё воды. – Пересядьте на лавку, там удобнее, чем на этом пыточном одре. Сможете встать?
С поддержкой соседа Верен перебрался под стену на деревянную лежанку. Выпил воды.
– Благодарю за помощь. Но то, что уже известно нашим шпикам, говорить можно? За что вы здесь?
– Хочется верить, что по ложному обвинению, и что моей вины тут нет. Но это неправда. Я вовремя не разглядел врага в ближнем кругу и угодил в ловушку. Получается, я виновен как его пособник.
– Но вы хотя бы знаете его? Уверены?
– Я не могу об этом говорить, – отец Аванты опустил глаза, глядя на свои дрожащие от нервного истощения пальцы. – У меня есть подозрение, не более того.
– Что ж, если нельзя говорить ни о чём важном, что касается вашей работы, и мы даже не знаем имён друг друга, но хоть немного поболтаем об отвлёчённых понятиях, – с лёгкостью согласился Верен. – Меня это отвлекает от сломанных рёбер и прочих подарков вашего гостеприимного города. Причудлива человеческая память, мне бы думать, как выбраться отсюда, а я вспоминаю одну глупость… Привязалась, покоя не даёт. Однажды, мы с приятелем, чтобы скоротать время, вспоминали древних героев. Он называет имя, если я знаю, кто это, тогда я называю. И вот он назвал имя, которое я никогда не слышал, и настаивал, что не придумал его, но не мог толком сказать, чем знаменит этот древний персонаж. Тогда он выиграл, а я вот теперь думаю, правду он сказал или нет? Вы человек учёный, может, вы слышали? Есть в истории некто по имени Бавваон?
Отец Аванты вздрогнул, испуганно покосился на дверь, потом на собеседника. Верен сохранял безмятежное выражение лица. Только глазами чуть заметно подал знак поддержать игру.
– Как говорите… Бавваон? Да, ваш приятель не ошибся. Но это не герой. Если вы играли только на героев, тогда это нечестно. Бавваон – легендарное существо, демон хитрости и двуличия. Умеет принимать самые безобидные формы, его никогда не распознаешь сразу в прекрасной девушке или в ребенке. Бавваон не искуситель, не разрушитель, даже не клеветник, скорее, шантажист. Под маской он узнаёт чужие тайны, обманом выведывает важное и пользуется этим. Его символ, кажется, мотылёк.
– Что? Мотылёк? – Верен закусил губу. – Вы не ошиблись?
– Я уж сейчас не помню, но что-то безобидное, точно, – заверил опальный ученый.
– Благодарю, что разрешили мои сомнения, – скрипя зубами, стараясь говорить спокойно, кивнул Верен. – Теперь припоминаю, действительно, слышал когда-то легенду о демоне-хитреце. Не было там подсказки, как его обезвредить? Не помните?
– Увы, не знаю, – печально откликнулся старик.
– А этот Бавваон крадёт только секреты или ценные вещи тоже?
– То, что он присвоил обманом и считает своим, разумеется, украдёт, – голос отца Аванты стал строже. – Но одному ему не справиться. Нужны помощники.
– Так это имя целой банды демонов?
– Пожалуй. Я знал одного… одну легенду о нём здесь, – чуть не забывшись, но вовремя вернувшись к шифру, сказал учёный. – А вы?
– И я встречал упоминание о нём, но далеко, не в этих стенах.
– По крайней мере, две легенды? Любопытно.
– Я бы сказал, их больше. Должен быть главный демон и его помощники. Уверены, ваша легенда говорит о главном?
– Как учёный, пусть бывший, я не берусь судить на глазок, вот если бы проверить источники, – подыграл сокамерник.
– И какая примета, или предмет отличает того, кого знаете вы? Чтобы сравнить, нужно найти отличия.
– Такое маленькое блестящее колёсико, как шестеренка от часов, – старик ученый пальцами показал диаметр. В нём три отверстия и знак, печать. Без него… демон лишится силы.
– Я понял, – кивнул Верен. – Всё из-за этой небольшой детали?
– Если бы так. Сперва пропала деталь, а позже… всё остальное. И не вернуть.
– А стоило возвращать? – многозначительно уточнил Верен.
– Это снова из области фантазий, – упрекнул его отец Аванты. – Но если хорошо подумать, эта деталь, кажется, приводила в движение весьма опасный механизм.
– Для демона просто находка?
Сокамерник прерывисто вдохнул. Нервно сплёл пальцы, чтобы унять дрожь. Верен видел его состояние и мучился невозможностью рассказать отцу, что Аванта рядом, что она не одна и, возможно, вместе друзья что-нибудь придумают.
– У меня странное чувство, будто рядом со мной знаменитый изобретатель. Если не можете придумать, как нам выбраться, придумайте, как безопасно разговаривать в этом аквариуме.
– Не обещаю напрасно, молодой человек, но постараюсь. А вы точно со своим приятелем играли лично? Может быть, письменно?
– Хотите знать, не прочитал ли я где-то это странное имя, верно? – Верен изобразил задумчивость. – Хм, кто его знает, теперь кажется, будто читал. Отчетливо помню две «в» подряд. Кажется, там ещё было три чего-то?
– Мастерская «Три винта» – лучшая в городе. Я даже думал, они могли бы сделать замену любому талисману. Не наделив его волшебной силой, но внешне – точная копия.
– И, говорите, вы успели передать заказ на копию этого талисмана?
– Увы, даже в руках подержать не довелось. А такая забавная блестящая вещица…
– Она бы скрасила вам заточение? Понятно. Но на просветке, обычно, отбирают все металлы. Благородные, обычное железо, сплавы…
– Тут нужен редкий сплав, но объективно его ценность небольшая. Любимый металл колдунов – нейзильбер. «Новое серебро», родной брат мельхиора, но намного прочнее. Сплав меди, никеля и цинка в равных долях.
– Впервые слышу, надо же, какие чудеса бывают, – Верен отчетливо кивнул. – Постараюсь запомнить.
– Что толку, – прошептал опальный учёный, – Теперь уж не поможет. Вы не останетесь здесь вечно, а мне отсюда не выбраться. Силы на исходе. И скоро…
– Гоните от себя уныние, пока вы живы. Всё может очень резко измениться не только в худшую сторону, – подмигнул Верен. Его сокамерник ответил бледной улыбкой.
Лязгнул засов в двери:
– Обед! – объявил стражник.
– Вот видите, нас ещё и кормят! А уж с компанией как повезло… готов благодарить своих мучителей. Почему, всё-таки, меня не отправили в одиночку? Судьба?
– Вы бы один не выжили, – бесцветно проговорил отец Аванты, глядя в одну точку и механически поднося ложку ко рту. На обед им принесли суп с краюхой хлеба. – По правилам вас должны поместить в лечебный корпус, где постоянное дежурство и контроль лекарей. – Но кто-то рискнул нарушить правила. Вы можете описать магистра, который…
– Я его не очень разглядел. Сухонький, непонятного возраста, кажется, в очках. Волосы гладко зачесаны, светлые или седые? Впрочем, не ручаюсь. Думаю, это не он, а мой… личный следователь был против лечебного корпуса. Оттуда проще сбежать.
– Не так легко, как кажется.
– Но там не подземелье? Солнце? Даже с решетками на окнах это сочли слишком мягким для меня. А если, к примеру, кому-то из нас резко станет хуже?.. Вы здесь дольше меня, вы старше и отнюдь не блещете здоровьем. Мало ли что случится ночью.
– Прекратите свои глупые фантазии, – ворчливо оборвал его сокамерник. – Скорей уж вы… побочный эффект от первой дозы. Случается у пяти процентов жертв… хотел сказать, добровольцев. Эта ночь будет для вас опасной, очень опасной. Я бы даже не рекомендовал вам вообще спать. Если вас настигнет бесконтрольный бред, ваше сознание раздвоится, начнётся сон наяву. А во сне человек далеко не та же личность, что в здравом уме.
– Ну вот, теперь вы меня пугаете, – легкомысленно хмыкнул Верен.
– Напротив, это я боюсь остаться с вами рядом в эту ночь, – сокрушенно покачал головой отец Аванты, незаметно сжав руку сокамерника. – Я, всё-таки, учёный, молодой человек, я знаю, как бывает… Впрочем, если даже вы впадёте в безумие и растерзаете меня в бреду, приняв за злейшего врага, вы лишь прекратите мои мучения. Я сочту это милосердным и не стану винить вас. Так и знайте, я вас заранее прощаю. Но почему вам не дали противоядие! Для профилактики его нужно принимать всем после… сеанса.
– Да бросьте, – тон Верена был недоверчиво-снисходительным, но рука вернула незаметный жест понимания. – Зачем заранее хоронить себя? И меня тоже! Разве я похож на буйно помешанного? У меня сил не хватит догнать вас или схватить, вы легко ускользнёте от монстра, который, по вашим словам, дремлет во мне.
– В момент приступа и помрачения рассудка человеком обладает сверхъестественной силой тела. Это шоковое состояние, в нём не чувствуют боли, не помнят себя, не видят препятствий.
– Это состояние кажется привлекательным. Серьёзно? Выбор между мучительной бессонницей и буйным забытьём? Я выберу второе!
– Не шутите так, молодой человек, – напряженно предупредил сокамерник. – Я замечаю лихорадочный блеск в ваших глазах и бессознательные движения пальцев и век. Меня это всерьез беспокоит. Дай Боже нам пережить эту ночь без происшествий. Ложитесь отдыхать. Но, я вас умоляю, постарайтесь не заснуть!
Верен не послушался. Сидя на лавке, привалился к стене и закрыл глаза. Он чувствовал, как болезненно бьётся пульс в каждой ране. Постепенно поднимался жар, как всегда после сильной перегрузки. Ни одна серьезная рана не обходится без лихорадки, а тут возможен ещё более интересный побочный эффект…
