Текст книги "Неисторический материализм, или ананасы для врага народа"

Автор книги: Елена Антонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

– Если вам все равно, то математику, – вежливо сказал Сергей.

– Мне не все равно, – заворчал дед, – чему вы там моих студентов научите.

Сергей разозлился.

«Дедом еще не стал, а уже поучает», – подумал он.

– А почему вы решили, – резко сказал он, – что мне все равно?

Звонок раздался как нельзя кстати, – еще немного, и они наговорили бы друг другу массу неприятных вещей. Завкафедрой с облегчением отвел их в большую лекционную аудиторию, где столы амфитеатром спускались вниз. Сергей примостился сзади и стал внимательно слушать лекцию деда по молекулярной физике. Читал он неплохо, по тетрадке не бубнил и вниманием аудитории владел. Про враждебный капиталистический мир и советских ученых, которые покажут кузькину мать мировой буржуазии, к счастью, не говорил. «Справлюсь», – решил Сергей.

После лекции они немного поговорили об альфа-частицах, которыми Ферми бомбардировал ядра гелия, и дед подобрел – в этом Сергей явно разбирался лучше него. Но радовался он недолго. Вопрос деда, который был продиктован желанием сблизиться, поверг его в панику.

– Вы где воевали? – поинтересовался дед.

Сергей оторопел. Сказать, что не воевал, деду было невозможно – тот сразу же проникся бы презрением к трусу, который отсиживался в тылу.

– Вы, конечно, были очень молоды, – продолжал дед, – но последние два года войны, наверное, успели захватить?

– Да, успел, – пробормотал несчастный внук, который начал понимать, какую кашу заварил Андрей.

– На Западном направлении, – торопливо сказал он, посмотрел на часы и сделал вид, что очень торопится. – Извините, мне надо за багажом.

– Конечно, конечно, – спохватился дед. – Вам же надо устраиваться, а я вас задерживаю. Простите.

Сергей помчался на свою квартиру, встал перед камерой и торопливо сказал:

– Андрюха, срочно найди мне, где я мог воевать в сорок четвертом и сорок пятом. С фамилиями военачальников и прочими атрибутами. Давай быстрее, пока я портал перепрятываю.

Его следующей задачей было забрать временной портал со двора и спрятать его в квартире, чтобы в следующий раз возвращаться из лаборатории сразу туда. Он побежал обратно в тот двор, из которого начал свое путешествие по пятьдесят третьему году. Андрей спрятал портал за газовыми контейнерами. Начало темнеть, когда Сергей добрался туда. К его удивлению, улицы были довольно неплохо освещены, фонари горели уютным желтым светом. Но во дворе фонарей не было, и сгустившиеся сумерки, хотя и помогали ему избежать любопытных взглядов, мешали поискам. Он наклонился и пошарил в заборе, отделявшем заднюю сторону двора от спортивной площадки школы. Ему нужно было найти кирпич, который Андрей пометил белой краской. В сумерках все кирпичи казались серыми. Пришлось включить фонарик. Кирпичей, помеченных белым в третьем снизу ряду, оказалось целых три. Видимо, два были случайно запачканы известкой. Сергей, молясь в душе, чтобы бдительным гражданам, проживающим в доме, не показались подозрительными его поиски, торопливо ощупывал забор. Наконец под его пальцами оказалась прохладная пластмасса, прикрывающая отверстие в кирпиче. Он нашел край пластинки и отломал ее. В глубине было отверстие, в котором лежал пластмассовый контейнер. Сергей торопливо сунул его в карман, разогнулся и увидел грозного гражданина, который направлялся к нему из-за газовых контейнеров.

– Что вы тут делали? Я все видел! – обличающе начал он.

– Раз видели, что же не помогли? – вознегодовал Сергей. – Стояли тут и смотрели, как я ползаю в снегу и ищу ключи? Где же ваша товарищеская помощь?

– Какие ключи? – растерялся гражданин.

– Которые мой сын тут обронил, когда играл у вас во дворе с вашими ребятами. Кстати, – продолжал наступать Сергей, – почему вы разрешаете им играть здесь? Безобразие, – заключил он и, обойдя раскрывшего рот гражданина, вышел со двора.

– Ни тебе такси вызвать, ни автобус поймать, – ворчал Сергей, несясь пешком назад к дому. – А как я вывернулся, однако, – гордо сказал

он. – Видел бы Барсов.

Дома он раскрыл контейнер. Внутри лежал прибор, похожий на крохотный осциллограф. На миниатюрном экранчике была полукруглая шкала, где на равном расстоянии друг от друга светились зеленые точки. Сергей закрыл крышечку и оглянулся. Портал надо было спрятать абсолютно надежно, чтобы в его отсутствие с ним ничего не случилось. Он вынул из дипломата баночку с белой пастой, расковырял дыру за печкой и пастой надежно замазал портал. Паста моментально высохла. Все. Пора было отправляться назад, в будущее.

V

– C учетной карточкой я действительно лопухнулся, – признал Андрей, когда Сергей материализовался в лаборатории. – Держи. – Он вручил ему конверт с черным московским штемпелем.

– Ты мотался в Москву? – удивился Сергей, разглядывая конверт.

– Еще чего! У нас хорошая копировальная техника!

Сергей недоверчиво вертел конверт в руках. Его терзали сомнения – в партийной документации он не разбирался.

– Ты хоть представляешь, как она выглядит, эта партийная карточка?

– Учетная карточка члена КПСС, – поправил Андрей. – Не волнуйся, мы в архиве уже выяснили, как все это выглядит. А ты молодец, – сказал он, помолчав. – Вникаешь потихоньку.

– Кхе. Гм, – деликатно напомнил о себе Анатолий Васильевич. – Давайте проанализируем сегодняшний день. В целом неплохо, явных проколов вроде нет.

Сергей немного подумал, стоит ли ему обидеться. Он-то собой очень гордился и считал, что сегодняшний день он прожил не просто хорошо, а даже отлично. В роли преподавателя он раньше никогда не выступал и немного трусил. Но Барсова заботило совсем другое:

– Вот вам книжка – «Марксизм и языкознание». Извольте проштудировать и к месту цитировать.

– Тоска какая, – возмутился Сергей.

– Ничего, потерпишь, – отрезал Андрей. – Давай приниматься за дело.

В лаборатории уже стояла мебель, которую предстояло переправить в квартиру Сергея, – самая шикарная, какую они только смогли достать.

– Погоди, – возмутился Сергей, шаря глазами по лаборатории. – Дай дух перевести. Пожрать, наконец. У вас тут есть кому приготовить кофе, в конце концов?

Сергей явно расстроился, не заметив в лаборатории блондинку, вшивавшую ему диск.

– Вот оно что! – дошло до Андрея. – Кофе ему подавай. Если я его сварю, тебя устроит?

Сергей огорченно молчал. Анатолий Васильевич усмехнулся и взялся за телефон.

– Катюша? Вы не могли бы поухаживать за нами, неумелыми мужчинами? Ах, не успеваете снять измерения? Ну тогда извините. Просто тут вернулся Сергей, ему скоро возвращаться… ах, вот как! А как же измерения? Останетесь после работы? Поистине, Катюша, ваш вклад в науку просто неизмерим.

Анатолий Васильевич оглянулся на Сергея.

– Вот бабник, – возмущался Андрей. – Кофе ему, видите ли.

– Надо же напряжение снять!

– Очень ты там напрягался!

Сергей вдруг почувствовал, что на самом деле очень вымотался.

– Лучше бы я целый день за компьютером сидел. Или мебель таскал, – вздохнул он.

– Нервное напряжение очень выматывает, – прозвучал нежный и немного сонный Катин голос. Она неслышно появилась в лаборатории и потянулась за кофеваркой, которая стояла на тумбочке сзади Сергея.

– Скажите пожалуйста, – пробурчал Андрей. – Нервы у них!

– У нас нервы, – согласился Сергей, ощущая ухом Катину мягкую грудь. Кофеварка, видимо, застряла между стеной и тяжеленным матричным принтером, и Кате пришлось долго ее вытаскивать, склонившись над Сергеем. Уху было хорошо.

За кофе Сергей расслабился.

– Вообще-то, они ничего, – рассуждал он, прихлебывая горячий кофе и томно глядя на Катюшу. – Доброжелательные. То раскладушечку предлагают, то ключ от квартиры… Но, елки-палки, если у них там каждый мужик после «здравствуйте» спрашивает, где воевал, должен же я про войну что-то знать.

– Кстати, насчет войны, – вспомнил Барсов. – Ты был отправлен на Белорусский фронт, в артиллерийские войска. Освобождал Гомель и Слуцк. Там, кстати, есть что рассказать. Гомель был полностью разрушен, освободителям даже переночевать было негде устроиться. А когда освободили Слуцк, увидели, что там есть очень симпатичные домики, только нашим они показались необычными – очень аккуратненькие и построены на западный манер. Сами дома – деревянные, а фундаменты – каменные, из плит. И ступеньки такие высокие, тоже из каменных плит сложены. Оказалось, что это были надгробия с русских кладбищ. Их так и укладывали, именами вверх. А при освобождении Слуцка ты был контужен.

– Не хочу я быть контуженным, – попробовал возмутиться Сергей.

– Хорошо, – хладнокровно пожал плечами Андрей. – Тогда сейчас мы тебе изобразим шрамы на теле. Какие бывают при разрыве снарядов. Без наркоза, между прочим, как на войне.

– Ладно, контужен так контужен, – тут же согласился Сергей. – Я разве что говорю. Только здесь никому не говорите. А то потом так и приклеится.

– А потом, – продолжал Барсов, – вас, Сережа, отправили в Москву. Всю дорогу вы были без сознания, ничего не знаете, ничего не помните. Так что ваш рассказ о войне будет коротким.

– Я на Сталина должен на занятиях ссылаться, – пожаловался Сергей. – И еще на каких-то идеологических балбесов.

– Да-а, – задумчиво протянул Барсов, вспоминая. – Сколько времени на это было впустую потрачено когда-то. Но, – успокоил он, – никто не знает, что именно говорили Сталин и компания про науку. Это я по своему опыту помню.

– Как это? – удивился Сергей.

– Дорогой мой, – рассмеялся Анатолий Васильевич. – В пятьдесят третьем мне было… – Барсов не стал уточнять, сколько, собственно, ему тогда было. – Достаточно, – сказал он, – чтобы кое-что уже соображать. И то, что там на каждом шагу надо ссылаться на классиков марксизма-ленинизма, он точно помнит. И еще он помнил, что почти в каждой группе студентов были завербованные сотрудники «первого отдела».

Сергей вытаращил глаза.

– Первый отдел – это представители НКВД. Стукачи, – пояснил Анатолий Васильевич. – Отвечают за политическую благонадежность сотрудников. У них тоже своя норма – на сколько человек в месяц доносить. Нарываться на арест пока рано, надо работать. А потом уже можно будет не ссылаться.

– Я понимаю, – печально вздохнул Сергей, – что чувствовал Иисус Христос, идя на Голгофу.

– А не поговорить ли Сереге с Владимиром Ивановичем? – предложил вдруг Андрей, допив свой кофе и печально поглядывая на Катюшу.

– О чем? – насторожился Барсов.

– Пусть сам подскажет, как Бахметьеву к нему лучше подмазаться.

– Вот этого делать не стоит, – подумав, ответил Барсов. – Сергей будет чувствовать себя гораздо свободнее, если будет сам выбирать форму общения.

– Почему? – обиделся Андрей. – Кто, как не сам дед, сможет ему рассказать, каких он тогда людей уважал?

– Вот уж Владимир Иванович – последний человек, кто в этом нам сейчас может помочь, – твердо сказал Анатолий Васильевич, не обращая внимания на обиженно насупившегося Андрея. – Потому что сейчас, с позиций своего возраста, он будет говорить одно, а на деле окажется, что тот тип людей, которым он симпатизирует сейчас, в юности вызывал у него только раздражение.

Андрей недоверчиво посмотрел на него.

– Да-да, поверьте мне, старику, – сказал Барсов, слегка кокетничая, и удовлетворенно наклонил голову, услышав ожидаемое «Ну какой же вы старик», произнесенное хором Катюшей и Сергеем. – Жизненные ценности очень меняются с возрастом, – продолжал он. – В вашем возрасте, – повернулся он к Андрею, – уже можно это проследить. Покопайтесь в памяти, и вы согласитесь, что тех, с кем вы сейчас общаетесь с удовольствием, вы когда-то могли считать тупицами, или странными, или что-то в этом роде.

Сергей и Андрей посмотрели друг на друга.

– А вот и нет, – вдруг сказал Андрей, успокаивая подозрительно глядевшего на него Сергея. – Я тебя идиотом и тупицей никогда не считал.

– Тогда вы были другим, – объяснил Барсов.

– Но я и сейчас его идиотом не считаю, – неожиданно горячо сказал Андрей. – В меня никто так не верил, как Серега. Я ему на самом деле за многое благодарен, – добавил он, доведя Сергея до крайней степени изумления.

– Это потому, что Сергей менялся с возрастом, как и вы.

– Андрей, – обрел его друг, наконец, дар речи, – я сейчас прямо запишу, что ты сказал. Это на случай, когда ты снова начнешь намекать на мои крайне скудные умственные способности.

– А что, я намекал? – удивился Андрей.

– Сколько я себя помню, – кивнул Сергей.

– Это, наверное, потому, что ты все время отвлекался.

– От чего?!

– От главного. Все время у тебя какие-то дурацкие отвлечения были. То плавать, то в футбол, то девчонок каких-то в кино водил. Про лю-бовь. – В последнее слово Андрей вложил все презрение, на которое был способен.

Сергей откинулся на спинку стула в крайнем изумлении, забыв про кофе. Действительно, насколько он помнил, Андрей в этих развлечениях никогда не участвовал. У него вечно были какие-то заочные курсы, дистанционные олимпиады и спецкурсы, которые Сергей считал занятием, недостойным настоящего мужчины. А в это время Андрей, оказывается, считал, что это он, Сергей, прожигает жизнь зря!

– Это называется – жить полной жизнью, – вкрадчиво сказал Анатолий Васильевич. Андрей презрительно фыркнул.

– Он человек науки, – примирительно сказал Сергей. – Его аппаратура – это и есть для него самая что ни на есть полная жизнь.

– Н-да, – задумчиво сказал Анатолий Васильевич. – И в результате сейчас там – вы, а не он.

Андрей насупился. Подобные разговоры всегда вызывали в нем чувство неловкости. И вообще, тратить время на пустую болтовню было не в его характере.

– Ладно, – пробурчал он, забирая у него из рук недопитую чашку. – Чаи гоняем, а дело стоит. Ночь скоро.

Он подошел к дивану, примериваясь, с какой стороны за него удобнее ухватиться. Они должны были вдвоем с Сергеем перенести туда мебель и обставить квартиру так, чтобы вызвать у соседей жгучую зависть.

Катя невозмутимо наблюдала за тем, как он ползает вокруг мебели с рулеткой, отмеряя семьдесят сантиметров. Сергей встал рядом и критически посмотрел на диван, советуя разобрать его на части, чтобы легче было маневрировать в довольно тесной квартире. Андрей спорил, доказывая, что справятся и так, потому что время дорого.

– А вы что, хотите мебель до ремонта поставить? – с интересом спросила Катя.

Сергей горестно вздохнул. В душе он надеялся, что про ремонт не вспомнят из-за надвигающегося вечера. Но Барсов был тверд.

– Одной мебелью не удивишь, – внушительно сказал он, и через пять минут появились синие строительные комбинезоны, как на рекламных роликах, цветные пластмассовые ведра и большие кисти на длинных ручках. Сергей с Андреем одновременно нажали на диски и оказались на кухне. Андрей внимательно осмотрел квартиру, одобрил размещение видеокамер и микрофонов, пообещав в следующий раз послать его куда-нибудь во внешнюю разведку времен холодной войны, и расстелил на полу в маленькой комнате полиэтилен.

Через десять минут они оба старательно возили кистями по стене.

А через полчаса уставшие и измазанные побелкой с ног до головы участники эксперимента с отчаянием обозревали результат.

– До чего же качественно раньше белили стены, – недовольно заметил Андрей. – Они, конечно, молодцы, но делать побелку на века…

– У меня такое впечатление, что эта стена вся состоит из побелки, – пробормотал Сергей. – Во что мы с тобой ввязались, а?

В дверь деликатно постучали.

– О! – оживился Сергей. – Предвидится контакт с аборигенами.

Это оказался, конечно, любопытный Николай Васильевич Хворов.

– Мы с Раисой Кузьминичной, – начал он и запнулся, глядя на заляпанных побелкой друзей. Его пушистые светлые брови поползи

вверх. – Ах, вы затеяли ремонт? – его взгляд упал на ведра и кисти. – Из чего это они? – полюбопытствовал он, дотронулся до пластмассы и с сомнением хмыкнул. – И что, удобная вещь?

– Очень. Легкие и…

– Зато на плиту не поставишь, – безапелляционно заявил сосед.

– Зачем на плиту? – хором поразились путешественники во времени.

– Холодец сварить, – объяснил Николай Васильевич.

– Да, холодец, конечно, не сваришь, – нерешительно согласился Сергей, а Андрей робко полюбопытствовал:

– А в кастрюле нельзя?

– Ну что вы, – испугался Николай Васильевич. – Это же будет совсем не то. Я, собственно, что пришел. Меня Раиса Кузьминична послала.

– И далеко она вас послала? – съязвил Андрей. Сергей наступил ему на ногу.

– Да к вам, – не заметил иронии сосед. – Мы хотели вас на ужин пригласить. Вы же, наверное, не устроились еще.

– Это очень соблазнительно – ужин! – согласился Сергей. – Да мы вот развели тут… – он обвел рукой весь беспорядок, который они успели учинить, – теперь хочется закончить побыстрее.

Николай Васильевич с сомнением посмотрел на кисти, пробормотал что-то неодобрительное и вышел.

– А комбинезоны даже не заметил, – обиженно сказал Сергей.

Они стали смывать побелку дальше.

– Вернусь – убью Катерину. Советчица нашлась, – сквозь зубы сказал Андрей, когда они в очередной раз несли воду с колонки. – Поди-ка смой побелку без водопровода, – проворчал он, открывая дверь в квартиру.

– Ишь, размечтались, – рассмеялась незнакомая женщина, глядя на них в дверной проем из маленькой комнаты. – Водопровод им подавай. – Она стояла на табуретке рядом с дверным проемом и энергично скребла чем-то по стене.

– Здравствуйте, – вежливо сказал Сергей. – Вы… мне, право, неловко… – стал он бормотать. – Это грязная работа…

В комнате слышались еще чьи-то голоса, и, судя по звуку, скребли по всем стенам.

– Кто же так воду носит? – рассмеялась еще одна женщина, которая сидела на плечах у Николая Васильевича и скребла под потолком. Побелка падала прямо на голову соседа, которую он предусмотрительно повязал носовым платком. Работа кипела вовсю. Трое мужчин и трое женщин – видимо, три супружеские пары – скребли стены какими-то скребками и тут же следом мыли их, распределившись по периметру стен. Приятели смущенно осматривались, не зная, как себя вести.

– Э… вы, наверное, Раиса Кузьминична? – вежливо сказал Сергей, глядя наверх.

– Нет, – засмеялась она. – Я – Мария Ивановна.

– Очень приятно, – шаркнул ножкой Сергей.

– Я работаю на кафедре педагогики, – сообщила она.

– Значит, вы – Раиса Кузьминична? – спросил Сергей женщину с несколько лошадиным лицом, что стояла рядом с Хворовым и мыла стену.

– А я – Серафима Петровна, – кокетливо сказала та, глядя на Сергея большими карими глазами.

– Очень приятно, Сергей, – опять раскланялся Сергей.

 – Веду историю у ваших иностранцев, – сообщила она, окуная тряпку в ведро.

– А! Значит, вы – Раиса Кузьминична, – догадался он, повернувшись к последней женщине. Она отвернулась от стены и рассмеялась.

– Ты просто маньяк какой-то, – заметил Андрей, догадавшись, наконец, поставить ведро на пол.

– А вот и нет. Я – Маргарита Николаевна, – весело сообщила женщина. Ее прическа была уложена, как у тургеневских барышень, – пышные взбитые волосы увенчивались изящной башенкой наверху.

Сергей обомлел. Эта пара – Маргарита Николаевна и Григорий Иванович Кирюшины – была знакома ему с детства. Он до сих пор называл их иногда тетя Рита и дядя Гриша. Сколько он помнил себя, его родители всегда с ними дружили. Кирюшины были душой компании, потому что были наделены всяческими талантами и очень богатым интеллектом. Он не сразу, но все же пришел в себя и сказал:

– Очень приятно, Сергей.

– Да что вы говорите? – засмеялась она. – Ой, Гришенька, – обратилась она к мужчине с кудрявой шевелюрой, который стоял рядом и нежно смотрел на нее. – У тебя все волосы в побелке, – и она тыльной стороной ладони ласково провела по его голове, запачкав их еще больше. – Это мой муж. Он преподает философию марксизма-ленинизма.

Сергей открыл рот и чуть было не спросил, что это за наука такая. К счастью, он быстро вспомнил, где находится, и вовремя прикусил язык.

– Раиса Кузьминична жарит поросенка, – гордо сказал Николай Васильевич. – И пироги печет. Пойдем потом к нам ужинать.

– Ах, неопытная молодежь, – улыбнулась Серафима Петровна. – Не умеете воду носить.

– А как? – растерялся Андрей. Было задето чувство его профессиональной гордости.

– Если два ведра повесить на коромысло, то в руке можно принести еще третье ведро, – пояснила она. – Вдвоем принесете два лишних ведра – меньше ходить за водой.

– Так у меня и коромысла нет, – сокрушенно развел руками Сергей.

– Гришенька, – нежно позвала Маргарита Николаевна. – Дай им наше коромысло. Сейчас Григорий Иванович вам принесет, – сказала она.

– И наше возьмите, – отозвался молчавший до этого мужчина – видимо, муж Серафимы Петровны. Его лысину прикрывала длинная прядь волос, которые еще росли по бокам и были старательно уложены поперек головы. Они с Григорием Ивановичем направились к выходу.

– Ну и взаимовыручка у вас. – поразился Андрей.

– Так… как же? – удивился Николай Васильевич, стряхивая с себя побелку. – Ведь устраивается человек.

Сергей посмотрел на стены. Они были отмыты, и его оттеснили в другую комнату, чтобы он не путался под ногами. Полиэтилен был уже

снят – его оценили как вещь необычайно практичную, но непрочную. Женщины домывали пол.

– Ну вот, – удовлетворенно сказала Серафима Петровна. – Завтра можно будет красить.

– Я хотел обои, – заметил Сергей.

– Где же вы их у нас достанете? – удивился Николай Васильевич. – За ними в Москву ехать надо.

– Да я привез уже, – сказал Сергей. – Багаж пришел.

– Так быстро? – хором удивились гости.

– А… я его еще два месяца назад отправил, – нашелся Сергей, надеясь, что его не спросят, откуда он тогда знал, что его здесь возьмут на работу.

Их пластмассовые ведра забраковали, сказав, что толстые ручки не наденутся на коромысло. Поэтому вместе с коромыслом принесли шесть железных ведер, и он помчался за водой, с негодованием обнаружив, что Андрей исчез. Впрочем, когда он возвращался, Андрей с коромыслом уже бежал ему навстречу.

– Они тут так командуют парадом, что только держись, – прокричал он на бегу.

Дома Сергей обнаружил, что все шестеро соседей сгрудились вокруг мужа Серафимы Петровны, издававшего восхищенные возгласы, и что-то увлеченно рассматривали. Это был принесенный Андреем пылесос, который мог работать в горячем режиме и моментально высушить стену.

– До чего красиво сделано! – восхищалась Маргарита Николаевна.

– Красненький, – соглашалась Мария Ивановна, сморщив курносый веснушчатый нос.

– Уж очень легкий, – сомневался Николай Васильевич. – Ненадежная вещь. Самому легче дуть – что он тут высушит, крохотный такой.

Андрей вернулся с тремя ведрами воды, Маргарита Николаевна сняла с плиты на печке кастрюлю с горячей водой, и все по очереди принялись отмываться на кухне. Андрей тем временем включил пылесос и направил струю горячего воздуха на стену. Пылесос взревел, как самолет на взлете, посеяв переполох среди гостей.

– Ох, – воскликнула Серафима Петровна, хватаясь за сердце. – Я уже думала – воздушная тревога опять.

– Эта фитюлька так гудит? – удивился Григорий Иванович.

– Не подставляйте руку, – прокричал Сергей. – Обожжетесь.

Но муж Серафимы Петровны, имя которого так и не удалось пока выяснить, уже дул на руку. Свалившиеся с лысины длинные пряди свисли до самых плеч.

– Ничего себе дует, – приговаривал он озадаченно. – Это как же – такой маленький, а так дует.

– Климушка, – ласково окликнула его Серафима Петровна. – Весь твой «золотой заем» растрепался.

Сергей удивленно воззрился на Андрея. Тот прошипел ему в ухо:

– Облигации раньше были такие. Государственные. «Золотой заем» назывались. Обязательные.

Сергей похлопал глазами. Лучше надо было историю учить, в очередной раз сокрушенно подумал он.

Потом все по очереди подставляли руку, трясли и дули на нее и восхищались советской техникой. Сергей счел пока за благо промолчать, что пылесос – японский.

Мария Ивановна тем временем развернула кусок обоев.

– Ой, – восхищенно воскликнула она, – какие плотные. Ах, золотистые! Ах, блестят!

Все застыли перед обоями, как перед картиной. Мужчин красота рисунка мало трогала.

– Не будут держаться, – говорил один.

– Слишком тяжелые, – согласно кивал другой.

Потом все недоверчиво рассматривали коробочки с клеем, говоря, что лучше и надежнее самим сварить клейстер. Андрей на глазах у всех залил клей теплой водой в ведре, и все отправились к Хворовым ужинать.

– Ну, не знаю, как насчет возбуждения их зависти к нам, – шепнул Сергей Андрею, – но я им уже весь иззавидовался.

Андрей, который, к негодованию соседей, сделал было неудачную попытку удрать обратно в двадцать первый век на полчасика, молча смотрел на стол, щеголявший вышитыми салфеточками, милыми домашними мисочками и вазочками. Стол уютно освещался розовым абажуром с бахромой. В середине красовался зажаренный целиком молочный поросенок с веточкой герани в зубах (за неимением укропа в январе). Вокруг него на тарелочках красовались пироги, вазочки с соленьями и блюдо вареной картошки. Все это великолепие издавало невероятный аромат.

– Чем это пахнет? – удивлялся Сергей. – Вроде бы не специями.

– Ты, наверное, удивишься, – прошипел в ответ Андрей, – но пироги пахнут пирогами, а жареный поросенок – жареным поросенком.

– А я думал, специями. Гуля говорила, что без специй невозможно готовить.

– Ха! Твоя Гуля! – язвительно сказал Андрей, глядя, как хозяйка кладет ему в тарелку кусок поросенка.

К еде Андрей всю жизнь относился как к досадной помехе, отвлекающей от дела. Его вообще раздражала удивительная несовершенность человеческого организма. Он требовал время на сон, заставлял ощущать голод и усталость – все это нерационально и непроизводительно. Его родители тоже были люди науки, ели наспех, а искусство накрывать на стол вызывало у них презрение, которое они даже не считали нужным скрывать. Они называли это мещанством и уделом тупиц и бездельников.

Но сейчас накрытый стол, и особенно жареный поросенок, вызвал в нем самые светлые чувства. К тому же соседи сэкономили им массу времени и сил.

Раиса Кузьминична оказалась невероятно красивой. Она была моложе Николая Васильевича лет на десять и казалась его дочкой или младшей сестрой. Через ее плечо свешивалась толстая русая коса. Ямочки на щеках, прозрачная кожа и нежная улыбка делали ее необычайно привлекательной.

Ужинали весело и шумно. В самый разгар веселья незапертая дверь медленно раскрылась, и на пороге появилась девочка лет трех в зимнем клетчатом пальтишке. Она задумчиво сосала варежку.

– Валечка, нехорошо так без стука входить, – послышался женский энергичный голос.

– О, Любовь Борисовна, милости просим, – зашумели все сидящие за столом. – А где же Михаил Андреевич?

– Только с репетиции идем, – рассмеялась она. – Сейчас все расскажу. Вот только разденемся, и придем, – пообещала она, схватила дочку и исчезла.

– Михаил Андреевич сегодня Тростникову с Паниной в аудитории запер, представляете, – сказала Мария Ивановна. – Они должны были танец к сегодняшнему дню отрепетировать, но пробаловались. Они ведь знаете какие.

– Хулиганки, но талантливые, – кивнула Серафима Петровна. – Да, Клементий? – обратилась она к мужу.

– Да уж, Клементий Николаевич, кому, как не вам, знать, – засмеялась Маргарита Николаевна.

Сергею с Андреем пояснили, что Клементий Николаевич, впервые войдя к ним в аудиторию первого сентября, неосторожно поинтересовался, действительно ли это третий курс, английская группа.

– Sorry? – переспросила его Тростникова.

– We don’t speak Russian, – поддержала ее Панина.

Клементий Николаевич, вообразив, что это группа, составленная из настоящих англичан, которых зачем-то надо учить истории партии на английском языке, побежал в деканат, требуя переводчика. Деканша была на уроке, а секретарь, добросовестная и исполнительная девушка, решила, что к ним в институт прибыла делегация из Англии. В панике она побежала к той же Тростниковой, оставив в деканате Клементия Николаевича, который судорожно решал, не обидятся ли англичане, если он расскажет им про девятнадцатый съезд партии и борьбу против мирового капитализма.

Тем временем Тростникова, которая знала язык лучше многих преподавателей, с удовольствием согласилась быть переводчицей. С урока была срочно вызвана деканша. Побежали за ректором. Тот пулей поднялся на четвертый этаж, сетуя на «товарищей», которые не предупредили, и бросая распоряжения насчет совместного пения «Интернационала».

Увидев Тростникову, безмятежно стоявшую в коридоре, он схватился за сердце.

– Ради бога, только не сегодня, – простонал он. Тростникова была прочно связана в его сознании с неприятностями. – Идите в класс.

– Пожалуйста, – пожала та плечами. – Только меня переводчиком попросили быть.

Ректор недоверчиво посмотрел на нее.

– А где же англичане? – спросил он.

– Не знаю.

Англичан искали по институту долго. Тростникова добросовестно помогала в поисках, отчего они не стали короче. Клементий Николаевич все это время ждал переводчика в пустом деканате, злясь на нерасторопность декана. Пара была сорвана, Тростникову чуть было не отчислили, но потом оставили благодаря заступничеству того же Клементия Николаевича.

– Сам виноват, – сказал он. – Поддался на провокацию.

Потом он отвел Тростникову в сторону и растолковал ей, что за это дело могут припаять статью. Тростникова повозмущалась, что у работников НКВД нет чувства юмора, но потом затихла, вспомнив, что из их дома накануне ночью увезли на черном вороне вполне славного и порядочного человека. С чувством юмора в то время действительно не у всех было хорошо.

– У меня в их группе не будет семинаров? – с опаской спросил Сергей.

– Как же, обязательно будет, – пояснила Маргарита Николаевна. – Она ведь уже на четвертом курсе.

Сергей поник головой.

– Ничего, не дрейфь, – заржал Андрей. – Предупрежден – значит вооружен. Может, она на Клементия Николаевича весь свой юмор истратила.

Сергей от удивления чуть не подавился поросенком. Он первый раз слышал, чтобы его друг шутил – пускай неуклюже, зато от души.

– Вы на флоте служили? – приветливо спросил Андрея Николай Васильевич. Видимо, выражение «не дрейфь» вызвало у него морские ассоциации. Андрей судорожно дернул головой.

– Я тоже, – сказал Хворов, приняв это движение за кивок. – А вы где…

– Он – на Северном флоте, – торопливо сказал Сергей, уловив тоскливый взгляд друга. – Обслуживал радиомаяки на пути следования американских конвоев с гуманитарной помощью, – вспоминал он то, что успел прочитать о войне за последнюю неделю.

Он с любопытством покосился на кругленький животик Николая Васильевича, обтянутый розовой рубашкой с белыми костяными пуговичками. Интересно, налезала ли на него в свое время хоть какая-нибудь форма.

Андрей стал выбираться из-за стола, заявив, что он хочет проверить клей.

– Мы к вам сейчас присоединимся, – сказала Раиса Кузьминична, разливая чай.