Текст книги "Неисторический материализм, или ананасы для врага народа"

Автор книги: Елена Антонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Ох и зануда! – вздохнул Сергей, махнув рукой, на которой висела простыня. – Я понял! – продолжил он. – Чтобы заставить человека забыть большое горе, надо изводить его мелкими неприятностями!

– Как это сбежал? – удивился Вениамин Карлович. – Отсюда не сбежишь. Увели, наверное.

Психологи, наблюдавшие все это в кабинете у Барсова, замерли в ожидании, что скажут заключенные об исчезновении Сергея.

– Обвинят его в том, что он – подставной агент ГПУ, – предположил умудренный годами и жизнью седой психолог из Москвы.

– Неужели на допрос уже увели? – поразился Вениамин Карлович. – Так ведь даже и дверь вроде не открывалась…

– Ха! – презрительно воскликнул Захар Африканович. – Он наверняка подсадная утка НКВД.

Седой психолог торжествующе поднял указательный палец.

– Не говорите ерунды, – хором заявили Терентий Патрикеевич и Вениамин Карлович. – Если бы он был подсадной уткой, его бы не стали так рассекречивать.

Седой психолог смущенно кашлянул.

Вениамин Карлович охнул и сел на кровать.

– Я знаю, – прошептал он. – Он, наверное, американский шпион.

Терентий Патрикеевич и Захар Африканович задумчиво покивали и устремили глаза на дверь, за которой, как они считали, скрылся Бахметьев.

– Если шпион, тогда конечно… – неуверенно протянул Терентий Патрикеевич, не совсем представляя себе, что такого есть в организме американских шпионов, что позволяет им исчезать из запертых и охраняемых помещений. Наверное, изобрели что-нибудь. На то они и американцы.

– Что делать будем? – вопросил Терентий Патрикеевич.

– Сидеть, батенька, – развел руками Вениамин Карлович.

– Да нет. Со шпионом-то что делать?

– А зачем нам здесь что-то делать? – рассудительно заметил Захар Африканович. – Вон НКВД пусть делом займется.

На том обитатели камеры и порешили. И в самом деле, у них своих забот хватало. На разоблачение шпионов у людей, сидящих в тюрьме, как-то не остается энергии.

Сергей подошел поближе к монитору.

– Фу, – сморщилась Катюша. – Ну и запах.

– Я скоро весь этим провоняю, – возмутился Сергей. – Вечером, как хотите, а я приду в душ.

– Эй, смотрите, к ним гости, – заметил Митя.

Дверь камеры действительно распахнулась, и на пороге показался разгневанный Скворцов.

– Заключенный Бахметьев?! – рявкнул он.

Ответом ему была мертвая тишина. Скворцов удивленно оглянулся.

– Заключенный Бахметьев?! – вопросил Скворцов, удивленно озираясь. – Где заключенный Бахметьев?

– Как где? Вы же сами его увели, – в свою очередь удивились заключенные.

– Как увели? Кто?!

– Так ваши же. Они ведь не представляются, – ответил за всех Терентий Патрикеевич.

Скворцов молча захлопнул дверь.

– Сейчас придет целая команда. Двигай, Сергей, – похлопал его по плечу Барсов.

 – Опять двигай, – проворчал он для порядка, подхватил увесистый пакет и оказался прямо в камере.

Заключенные уставились на него.

– Вас же только что тут не было, – пробормотал мальчик.

– Ну да, – согласился Сергей. – Вот! – Он поставил на стол пакет.

– Как это? – хором спросили все, жадным глазами глядя на пакет.

– Я, братцы, продал душу дьяволу. Теперь прохожу сквозь стены.

Дверь резко распахнулась, и в нее ворвался Селиванов с двумя военными.

– Встать! Обыск! – проорал он и увидел Бахметьева.

– А ты откуда взялся? – вырвалось у него.

 Сергей притворился очень удивленным:

– В каком смысле? Вы же меня сами привезли. Но, если хотите, могу уйти домой.

Озадаченный Селиванов повернулся и выбежал разбираться со Скворцовым.

Тот в это время сидел в своем кабинете и беседовал с Иосифом Виссарионовичем Сталиным, который невесть как там оказался. Когда Скворцов вошел, он мог поклясться, что там никого не было. А когда он поднял голову от стола, генералиссимус как ни в чем не бывало сидел у окна и молча хмурился.

Селиванов застал Скворцова в тот момент, когда он, оживленно жестикулируя, горячо уверял подоконник в гуманном обращении с заключенными. В пылу рвения он как-то не заметил, что вождь исчез, забыв откланяться.

Селиванов был так озабочен душевным состоянием своего верного подчиненного, что на время даже забыл о новом заключенном, которого он давно мечтал заполучить в одну из камер вверенного ему учреждения.

Когда надзиратель заглянул в глазок камеры, заключенные вместе с Сергеем Бахметьевым сидели за столом, сытые и пьяненькие, и дружно распевали:

«Ближе к сердцу кололи мы про-офили,

Чтобы слышал, как бьются сердца-а!»

Вениамин Карлович сидел рядом с мальчиком, которого, как оказалось, звали Сашей, и время от времени дружески похлопывал его по плечу.

Надзиратель не поверил своим глазам: Бахметьев вовсе никуда не сбежал, а наоборот, разливал всем в рюмки – хрустальные! – темно-золотистую, характерно маслянистую жидкость. Он ворвался в камеру. На столе валялись разноцветные бумажки от конфет, рыбьи кости и отчетливо несло перегаром.

– Эт-та что…

– Нет, ребята, – решительно встал Сергей. – Ваша братия меня сегодня утомила.

Он вырубил надзирателя электрошокером и, когда тот оказался на полу, быстро подскочил к нему и брызнул в нос из баллончика. Надзиратель блаженно закрыл глаза, свернулся на боку калачиком, подложил ладонь под щеку и захрапел. Они уложили его на кровать Захара Африкановича и накрыли одеялом.

– Нет, ты скажи, – домогался Терентий Патрикеевич. – А вот где ты все это взял?

– Я ж тебе говорю, чудак, – проникновенно говорил Сергей. – Я фокусником работаю. Из цилиндра кроликов доставал. А ведь семгу легче достать, чем кролика, правильно?

– Нет, почему? – не соглашался Терентий Патрикеевич.

– Как почему? Семга-то не убегает, она же дохлая!

Вениамин Карлович смотрел на всех добрыми глазами и покачивал головой.

– Ах, молодежь, молодежь. Надзирателя усыпили… Расстреляют нас завтра, как пить дать.

Сергей подлил ему еще коньяка.

– Надзиратель сам уснул. Между прочим, на посту уснул, что является служебным преступлением. А во-вторых…

Он не успел сказать, что будет во-вторых, потому что дверь распахнулась и в дверях камеры возник конвоир.

– Заключенный Бахметьев, – прокричал он и осекся. – Это что такое? – не веря своим глазам, спросил он, глядя на недопитую бутылку.

– Ишь ты какой, – восхищенно сказал Сергей, – прямо сразу не в бровь, а в глаз! Это, брат ты мой, – поучительно сказал он, поднося бутылку этикеткой к самому носу конвоира, – такой замечательный коньяк, какого ты никогда не видел. И не увидишь! Поэтому – пробуй.

Конвоир попятился. Все было не так, неправильно. Его встречали так радушно, будто он пришел в гости к добрым знакомым. По губам его мазнул кусок невероятно ароматной красной рыбы, а в руках очутилась рюмка.

– М-м-м, – замотал он головой. – Я не могу. Нам нельзя, – добавил он нерешительно.

– Ха! – саркастически воскликнул Сергей. – Твой начальничек в кабинете сейчас водку хлещет. Значит, и тебе можно. Давай, только быстро. Нам с тобой задерживаться нельзя.

– Нельзя! – благодарно сказал конвоир.

– Поэтому быстро садись, глотни, и пошли.

Конвоир благодарно поднес рюмку к губам. На мгновение у него появилось желание спросить, а как, собственно, коньяк оказался в камере, но ему вдруг показалось, что это не так уж важно.

Он решил отложить вопросы на потом. Когда бутылка уже опустеет. Он лихо махнул коньяк – обжигающий, замечательный коньяк! – и закусил рыбкой. И какой рыбкой, мама родная! Он даже не представлял себе, что может быть такая рыбка.

Перед ним очутилась вторая рюмка коньяка и необыкновенная прозрачная баночка с аппетитным салатиком. Боже, какой салат! Там были продукты, названий которых конвоир не знал, но они так и таяли во рту.

Кажется, потом была водка, потому что коньяк кончился. Зверь, а не водка, потому что с перцем. Ее, вроде бы, враг народа Немиров принес.

– Ну что, друг, пошли? – услышал он чей-то голос. Кажется, это был голос его замечательного друга Бахметьева.

– Пошли! – с готовностью согласился конвоир. – А куда?

– А на допрос, – пояснил друг Бахметьев.

– Не, – помотал головой конвойный. – Туда не надо. Там тебя бить будут. Селиванов Кузю привел.

– Так. А кто у нас Кузя? – осведомился Бахметьев.

– О, – округлил глаза конвоир, пристраивая голову у Бахметьева на плече. – Он такой… огромный. И страшный.

– Разберемся, – решил Бахметьев. – Ты, главное, не упади. За меня держись, понял?

– И вовсе я не упаду, – оскорбился конвоир, встал и повис на шее у друга Бахметьева.

– Ты, главное, за меня держись, – озабоченно повторил Сергей, и они потихоньку двинулись к выходу, провожаемые восхищенными взглядами собутыльников – то есть сокамерников.

В коридоре конвоира совсем разморило, и Сергей аккуратно уложил его прямо на пол. Чтобы ему слаще спалось – и дольше, он и его побрызгал из баллончика.

Знакомая секретарша Дарья удивленно захлопала ресницами, увидев заключенного Бахметьева, элегантно одетого, одного, без конвоира. Сергей подмигнул ей, на секунду склонился над ее столом и резко распахнул дверь в селивановский кабинет.

– Так, – с ходу начал он, обращаясь к громиле, который, увидев его, плотоядно усмехнулся и начал вылезать из-за стола. – Ты – Кузя?

– Что-о? – оскорбленно взревел детина двухметрового роста. – Какой я тебе Кузя?

– Извини, но тебя так здесь все называют, – подчеркнуто вежливо сказал Сергей. – А на самом деле ты кто?

Селиванов встрепенулся. Кузины кулаки – это хорошо, но он не любил, чтобы в его кабинете забывали, кто здесь начальник.

– Так, – сказал он, тоже вставая, чтобы возвышаться над жертвой. – Заключенный Бахметьев. Ваша фамилия? Имя? Отчество?

– У-у-у, совсем ты, брат, плох. Бахметьев я, Сергей Александрович.

Селиванов обмакнул ручку в чернила и стал старательно выводить буквы в первой строчке протокола. Сергей наклонился над столом и доверительно спросил.

– А как обстоят дела с политинформациями во вверенном вам учреждении?

Селиванов издал невнятный звук. Слово «политинформация» было для него как красная тряпка для быка.

– Все паясничаете, заключенный Бахметьев? – вкрадчиво сказал

он. – Вы, кажется, забыли, в каком учреждении находитесь? Так мы вам сейчас напомним!

– О нет, я не забыл, – прервал его Сергей. – Я нахожусь в органах советской власти, которые призваны обеспечивать социалистическую законность. Я прав, подполковник?

Насчет этого подполковник не был уверен. Но слово «законность» ему очень не понравилось. Поэтому он выкрикнул вторую из двух своих любимых команд:

– Молча-ать!

– Молчу, – согласился Сергей.

Селиванов скрипел зубами. Ему очень хотелось начать пытать Бахметьева, сокрушить его челюсть Кузиным кулаком, но что-то пока удерживало его от этого. Болталась где-то в уголке сознания трусливая мысль, что не так прост этот арестованный. Иногда у него возникало ощущение, что тот с ним играет, как кошка с мышкой.

«Хозяин», – мелькнуло у него, но эту мысль он попытался загнать поглубже в подсознание. Он старался не замечать недоуменных взглядов Кузи, у которого давно чесались кулаки, и заставлял себя продолжать вести допрос, по возможности придерживаясь протокола.

– Как давно вы сотрудничаете с американской разведкой? – начал он.

– А почему вы решили, что я с ней сотрудничаю? – заинтересовался Сергей.

– Почему? – торжествующе ответил Селиванов. – Вы даже не потрудились спрятать улики.

Он вынул из сейфа бутылку смирновской водки, ананас, продукты в упаковках и банках с иностранными надписями и книжку Дугласа Адамса.

Книжку Сергею стало жалко – во-первых, она была не его, а Андрея, во-вторых, она ему нравилась, а в-третьих, он предвидел, что ему придется объясняться с Митей.

– Книгу придется вернуть. Казенное имущество, – сказал он со вздохом.

Селиванов усмехнулся и открыл коробочку с салатом. Он рассчитывал на то, что за целый день Бахметьев успел проголодаться, – обед в камеру намеренно не приносили, – и начал медленно смаковать его.

– Ах, и хорош салатик, – причмокивал он. – Угощайся, – подвинул он коробочку костолому Кузе.

Он поглядывал на Сергея, рассчитывая уловить в его глазах голодное выражение.

– Ишь ты, как набросился, – сочувственно сказал Сергей. – Не кормят вас тут, что ли? Ты вон тот попробуй, с креветками и шампиньонами.

– Хочешь? – несколько растерявшись, продолжал свою роль Селиванов. Хотя чувствовал, что пытка голодом провалилась. Об обильном застолье в камере он еще не знал.

– Нет, спасибо, вы сами ешьте, не стесняйтесь, – радушно предложил Сергей.

Селиванов еще немного поел, изо всех сил чавкая, но наконец даже он почувствовал, что пауза затягивается. Он облизнул жирные губы, вытерся рукавом и подтянул к себе листки протокола:

– Итак, откуда у вас эти вещи?

– Из магазина, я полагаю, – пожал плечами Сергей.

– Ах, из магазина? Неувязочка получается, гражданин Бахметьев. Нет в наших советских магазинах таких вещей. И упаковочки такие… – он постучал по пластиковой коробочке деревянной перьевой ручкой, с которой облезла местами зеленая краска, – у нас не производятся.

– Ну молодец, – восхищенно сказал Сергей. – Догадлив. И ведь правда, не производятся.

– Так откуда у вас эти вещи? – снова спросил польщенный похвалой Селиванов, приготовясь записывать.

– Так это всем американским шпионам такие выдают.

– Как это? – не понял Селиванов. На его памяти еще ни один арестованный не сознавался в шпионаже – во всяком случае, до физического воздействия. А тут… Вот так рыбку он подцепил! Ай да удача! Ему уже представлялся стремительный взлет карьеры, награды, благодарности… – Надо срочно дожимать, – решил он.

– Об этом, пожалуйста, поподробнее.

– Все очень просто. Приходишь, регистрируешься, что ты американский шпион…

– Как регистрируешься? Где?

– В Кремле, – пояснил Сергей. – Регистрируешься там, что ты – американский шпион, и тебя ставят на довольствие. И все.

Селиванов бросил ручку.

– Так. Значит, отказываемся сотрудничать со следствием, да? – теперь уже с нешуточной угрозой произнес он.

– Ну почему же. У меня и справка есть, – радостно сказал Сергей и протянул бумажку.

– «Справка, – дрожащим голосом прочитал несчастный Селиванов, – выдана в том, что Бахметьев Сергей Александрович прошел регистрацию в качестве американского шпиона в установленный срок. Данная справка является основанием для выдачи ежемесячного шпионского пособия. Действительно по первое февраля тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года».

Сергей с удовольствием слушал, покачивая ногой в такт. Он гордился этой справкой, потому что текст диктовал самолично. А уж Митя с Иваном доводили корочки, подпись и печать до полного технического совершенства. В подлинности подписи не усомнился бы ни один эксперт, поскольку она была сканирована с подлинной.

Селиванов растерянно взглянул на него.

– Ты дальше читай, – предложил Сергей.

– А что дальше?

– Как это что? Подпись! – оскорбленно воскликнул Сергей. Еще бы! Митя столько с ней провозился, что ее должен был кто-нибудь оценить.

– «Заведующий отделом… – Селиванов запнулся, вглядываясь в буквы, – отделом американских шпионов! – растерянно произнес он. – Вышинский А.Я.» Вышинский А.Я.! – шепотом повторил он, глядя на Сергея.

– Он самый! Андрей Януарьевич, бывший генеральный прокурор, а ныне – сотрудник МИДа.

Селиванов чуть не плакал. Ему срочно требовалось подумать. Он нажал кнопку, вызывая конвойного. Прошла минута – никого. Он нажал еще раз.

– Никто не придет, – спокойно объяснил Сергей.

Селиванов метнул на него злобный взгляд и стал колотить по кнопке звонка кулаком. Но никто и не подумал являться на зов.

– Черт! Заснули они, что ли? Посмотри, что там, – скомандовал Селиванов нахохлившемуся Кузе. Тот распахнул дверь и застыл в дверном проеме.

– Что такое? Дарья! – позвал он.

Селиванов выбежал в приемную, забыв про Сергея. Тот, воспользовавшись моментом, схватил книгу, нажал на диск, сбросил книгу на руки Андрею и снова вернулся в подвал. Не торопясь отжимать диск, он огляделся и повел левую руку в сторону, материализовавшись в коридоре, недалеко от приемной. Впереди него оказался товарищ Скворцов, который озабоченным шагом спешил к начальству.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться, – сказал он, растерянно наблюдая, как тот трясет бесчувственную Дарью, которая спала, сидя за столом. Дарья не просыпалась, и ее голова от тряски стукалась о стол, производя твердый ритмичный стук.

– Товарищ подполковник! – крикнул Скворцов.

Селиванов оставил Дарью в покое, и она снова повалилась на стол, продолжая спать.

– Ну что тебе? – недовольно оглянулся Селиванов.

– Разрешите доложить, – четко, по форме, отрапортовал Скворцов. – Конвоир Хасанов найден спящим в коридоре. Не можем разбудить.

Селиванов оторопел.

– Как «не можем разбудить»?

– Не просыпается. Лежит, как бесчувственный, и все. И перегаром разит.

– Чего-чего? – не понял Селиванов.

– Пьяный он, товарищ подполковник. Странно это. Он с поста-то вроде не отлучался.

Селиванов открыл было рот, чтобы приказать арестовать пьяного конвоира, но оглянулся на Дарью и промолчал.

– И дежурный по второму этажу пропал, товарищ подполковник, – добавил Скворцов.

– Как пропал? – шепотом переспросил Селиванов.

– Вы ее на диванчик уложите, – негромко посоветовал Сергей из-за подполковничьей спины. – Видите – плохо человеку.

Селиванов спохватился, что заключенный Бахметьев находился без присмотра у него в кабинете, и запоздало похолодел. Там секретные бумаги, оружие и Бог знает что еще. Вдруг его осенило:

– Твоя работа? – спросил он, опасаясь услышать утвердительный ответ.

– Я же в камере сидел, – напомнил Сергей. – А потом – с вами все время…

– Ты в кабинет без конвойного вошел, – вдруг сообразил Селиванов.

– Так что же было делать, если он по дороге заснул. А мне, – развел он руками, – было крайне любопытно с вами поговорить. Поэтому, не обессудьте, я уж сам дошел.

– А чего это он по дороге заснул? – подозрительно спросил Селиванов. – И потом, – спохватился он, – чего это тебе было любопытно со мной поговорить?

– Я все думал, – нарочито медленно сказал Сергей и остановился.

– Ну? Чего думал-то? – поторопил подполковник.

– Да вот, – вздохнул Сергей, – хватит у вас фантазии обвинить меня в чем-нибудь, кроме шпионажа, или нет. Не хватило, – с сожалением заключил он и вдруг потребовал:

– Ну давайте, ведите меня в камеру уж кто-нибудь. Или опять самому тащиться?

– Я тебя сам отведу, – встрепенулся Селиванов и с негодованием посмотрел на Скворцова. Мол, все приходится делать самому.

Открыв дверь, подполковник сразу почувствовал, что что-то в ней не так. Прямо скажем, в тюремных камерах крайне редко ощущались вкусные запахи. Он повел носом и вошел внутрь. Все заключенные мирно спали и даже не проснулись, не вскочили встревоженно, как обычно. Селиванов подошел к столу – там лежали какие-то яркие красивые бумажки, видимо, обертки от чего-то необыкновенного, чего не досталось ему, Селиванову. И коньяк, с досадой подумал Селиванов, ему тоже не достался. Эта мысль наполнила его раздражением, переходящим в ярость, и он стал обходить спящих, срывая с них одеяла. Они лениво отмахивались, не просыпаясь, и мычали что-то типа «отстань». Вот тут Селиванов действительно очень удивился – а где же страх?

Откинув очередное одеяло, он увидел лицо пропавшего надзирателя. Надзиратель спал беззаботно, как младенец, причмокивая губами и чему-то улыбаясь во сне. Ярость Селиванова была столь велика, что как-то вытеснила удивление и законный вопрос: каким образом человек, всегда проявлявший служебное рвение и непримиримость к врагам народа, вдруг оказался на постели одного из них и заснул прямо при исполнении служебных обязанностей? Поэтому вместо того, чтобы попытаться подумать, он взревел:

– Встать!

Надзиратель подтянул коленки к подбородку и засопел. У Селиванова потемнело в глазах. Он вытащил пистолет из кобуры и замахнулся, от всей своей полковничьей души желая разбить безмятежный лоб спящего сотрудника. Этого Сергей допустить не мог. Он поспешно сунул руку в карман. Селиванову в лицо пыхнуло чем-то дурманяще-сладким, и он провалился в блаженное забытье.

Проснулся он оттого, что ему было жестко и холодно. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой зеленую стену, которую загораживало что-то темное. Он поморгал глазами в надежде, что препятствие исчезнет, но оно, наоборот, стало ближе и превратилось в лицо надзирателя, который изумленно таращился на своего начальника.

Состояние бешенства за последние два дня стало у Селиванова привычным. Он обнаружил, что они оба лежат на твердом бетонном полу коридора, вернее, того маленького рукава коридора, который вел к лестнице в подвал. Камер там не было, поэтому туда никто не заглянул. Кто-то ввинтил лампочку и зажег там свет.

Сергей предусмотрительно брызнул в нос Селиванову меньшую дозу снотворного, чтобы они с надзирателем могли проснуться примерно в одно время.

– Ты что тут делаешь? – спросил Селиванов, стараясь сдерживать кипящую в нем злобу.

– А вы, товарищ подполковник? – спросил надзиратель, испуганно глядя на него и пытаясь подняться. Затекшее тело слушалось с трудом. – Как мы здесь оказались? – изумленно спросил он, оглядываясь кругом. – И… почему мы тут спали? Вместе?

– Это ты меня спрашиваешь? – взорвался Селиванов. – Это я должен тебя спросить. Почему ты спал в камере у заключенных врагов народа?

На лице надзирателя отразилось такое искреннее недоумение, что Селиванов дальнейшие расспросы прекратил. «Всех расстрелять», – думал он, с трудом поднявшись и торопливо шагая к своему кабинету. Он подергал ручку – заперто. Возмутительно! Он вспомнил, что секретарша тоже заснула за своим столом, и повел плечами, ощущая противный озноб. Дарью расстрелять вместе со всеми!

Обдумывая, кого и как он будет расстреливать, Селиванов спустился вниз и подошел к часовому.

– Почему мой кабинет заперт? Где секретарша? – отрывисто спросил он.

– Так ведь, товарищ подполковник! – растеряно сказал часовой. – Четыре утра. Дарья Тихоновна сдала ключи и ушла. А вы где…

Он осекся, взглянув в глаза подполковнику, и вытянулся, щелкнув каблуками.

– Ключи, – требовательно протянул руку Селиванов.

Часовой поспешно снял ключ с доски и протянул начальнику. Селиванов направился к лестнице, потом решительно развернулся, вернул ключ, потребовал машину и уехал домой, к перепуганной жене. Засыпая, он вспомнил про вещи, оставшиеся в квартире Бахметьева, и ему сразу стало хорошо.

– Завтра я тебе такой холодильник привезу – под потолок, – похвастался он жене. – Будет где мясо хоть полгода хранить.

– Под потолок не бывает, – задумчиво сказала жена.

– У меня бывает!

Придется заказать грузовик, решил он и, вполне успокоенный, заснул.

В девять утра жители преподавательского дома по улице Коммунистической увидели, как к дому подкатил грузовик, из которого выскочил давешний военный в форме подполковника и три грузчика в телогрейках. Они деловито взбежали на второй этаж и стали вскрывать дверь в квартиру номер семь. Замок не поддавался. Один из грузчиков, пыхтя, стал пытаться просунуть в дверную щель отвертку, приналег плечом на дверь, и она открылась.

– Тьфу, черт, замок-то отпертый был, – выругался он.

Подполковник, оттеснив его плечом, быстро вошел в квартиру и замер. Ему показалось, что перед ним мелькнула какая-то тень, по воздуху проплыл диван, желтея уютным пушистым пледом и все исчезло. Квартира была пуста. Только слегка колыхалась полотняная занавеска на двери и на стене, на том месте, где раньше стоял компьютерный стол, белела какая-то бумажка. Селиванов подошел поближе и прочитал надпись, сделанную красными чернилами: «ФИГ ТЕБЕ, СЕЛИВАНОВ!».

Он быстро сорвал бумажку и оглянулся. Так и есть – все грузчики успели прочитать, и теперь на их лицах блуждало глумливое выражение. Взбеленившийся Селиванов приказал немедленно обыскать все квартиры в доме. Никаких следов бахметьевского имущества там, конечно, не оказалось. Поскольку оно было заботливо вытащено хозяйственным Митей при содействии Андрея как раз перед носом у подполковника. Бедный Селиванов никак не мог поверить, что остался без холодильника под потолок, обещанного жене. Он уже и место для него определил. Он немного побегал по коридору, снова вбежал в бахметьевскую квартиру, поорал на грузчиков и стал думать, чего бы еще полезного совершить.

– Прямое включение, – сказал Андрей. – Серега, давай медленно шагай вот отсюда – вон туда. – Андрей быстренько настроил аппарат, и…

– Товарищ подполковник, что это? – спросил грузчик, вытянув указательный палец в сторону входной двери. Там появилась еле заметная переливающаяся дымка, которая служила силовым экраном. Из дымки вдруг вышел Сергей Бахметьев собственной персоной. Он медленно шел по направлению к маленькой комнате за полотняной занавеской и внимательно смотрел по сторонам, не обращая внимания на присутствующих в квартире людей.

– Как вы тут оказались? – взревел Селиванов. – Руки вверх!

Он вытащил пистолет.

– Товарищ подполковник! – испуганно воскликнул один из грузчиков.

– Вроде все забрали, – раздумчиво произнес Сергей, проходя мимо Селиванова.

Если бы Селиванов был способен хоть что-нибудь замечать вокруг, он бы увидел, что сквозь Сергея немного просвечивала стена.

– Руки за голову! Стоять! Сидеть! Лежать! – надрывался Селиванов, потрясая пистолетом. Сергей, не обращая на него никакого внимания, прошел через комнату и исчез за полотняной занавеской. Селиванов, топоча сапогами, вбежал туда, терзаемый нехорошим предчувствием. И недаром – Бахметьев опять исчез.

– Никакой наблюдательности, – вздохнул психолог. – Хоть бы испугались, что, мол, что-то тут сверхъестественное. Поудивлялись бы для приличия, откуда Бахметьев вдруг появился. Только о холодильнике своем и думает! Поразительно!

– В отдел! – издал клич Селиванов и помчался к машине.

– Сейчас в камеру побежит, – вздохнул Сергей. – Никакого покоя.

И, подхватив пластиковый пакет, исчез из лаборатории.

Действительно, прежде чем прийти в свой кабинет, Селиванов помчался в камеру. Пыхтя от нетерпения, он ворвался туда, как только конвоир отпер дверь. Заключенные мирно сидели за столом и поедали «быстрые завтраки» из цветных пластмассовых мисочек. На столе лежали пустые пакетики.

– «Каша «Быстров». Овсяная с изюмом», – прочитал конвойный, взяв пакетик со стола.

– Кто посмел? Откуда? – завопил Селиванов.

– На столе было. Когда мы проснулись. Разве не вы принесли? – простодушно удивился Саша.

Сергей скромно дожевывал кашу.

Когда Селиванов был особенно злобен, из всех слов русского языка – других языков он не знал – в его памяти оставалось только одно слово: «Стоять!». Причем было совершенно неважно, сидели при этом те люди, которым адресовалась команда, или уже и так стояли. Сейчас он был не просто злобен – он был взбешен. Исчезнувший холодильник и, наоборот, невесть откуда появившаяся каша «Быстров», особенно если она с изюмом, кого угодно выведут из себя. Поэтому то, что все в камере случайно как раз стояли в тот момент, когда он прокричал то единственное, что помнил, его нисколько не смутило. Главное, что, прокричав «Стоять!», он немного успокоился и стал деловито сгребать красные красивые пластмассовые мисочки.

Вениамин Карлович был очень тронут тем, что сам начальник отдела внутренних дел убирает у них со стола грязную посуду.

– Спасибо! – вежливо сказал он.

Селиванов не стал рассматривать это как сарказм. Потому что, к счастью для Вениамина Карловича, он не знал, что это такое. Быстро заперев дверь, он побежал в свой кабинет, прижимая мисочки к груди. Секретарша Дарья Тихоновна испуганно вжалась в стул, встретившись с ним взглядом.

– Скворцова ко мне! – рявкнул Селиванов, промчался к своему столу и вынул из сейфа початую бутылку водки.

Скворцов прибежал через две минуты, запыхавшийся и встревоженный.

– Сядь, – коротко скомандовал Селиванов, наливая и ему полстакана.

Он склонился к Скворцову и что-то прошептал. Скворцов побледнел, залпом выпил водку из мутного граненого стакана и кивнул головой.

– Помни, никаких резких движений. И чтобы он тебя не видел. А то снова исчезнет. И не промахнись – прямо в голову. Но не торопись. Как только я почешу нос…

– Черт побери, – выругался Митя в лаборатории. – Ничего не слышно. Андрей, – крикнул он в глубь лаборатории. – Помехи пошли. Звук почти пропал.

– Пропал, пропал, – проворчал Андрей, подходя к компьютеру. –

Сам-то контур не можешь изменить?

Он подошел к компьютеру и слегка повернул двойную решетку, похожую на огромное барбекю.

– Хасанова послать за заключенным Бахметьевым, – тут же услышали они голос Селиванова, так ясно, как будто он был рядом.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Андрей, – в следующий раз помехи сам устраняй. И повадился же Селиванов с Серегой по душам беседовать…

Они отправились немного передохнуть. Ночь они практически не спали, наблюдая за Селивановым и разбирая пожитки Бахметьева, которые они «вывезли» из его квартиры. У монитора остался дежурить молодой ассистент, которому было велено в случае чего всех будить и бить тревогу.

Дарью срочно послали в комиссариат с какими-то бумагами, Хасанов отправился за Сергеем. Селиванов пригласил Кузю, не объясняя причин, – надо же будет кому-то все убрать потом, – и налил себе еще водки.

На этот раз Сергей вошел в кабинет Селиванова не один – его ввел Хасанов и хотел было, как обычно, выйти дожидаться в приемную, но Селиванов остановил его.

– А ты тут постой на всякий случай, а то заключенный у нас очень шустрый. То исчезает, то мебель вывозит, то… Ты как, милый человек, в квартире оказался сегодня?

– Материализовался, – улыбнулся Сергей.

– Так-так... А вещи из квартиры куда мать… матерьзовались?

– А вам зачем?

– Как это зачем? – заволновался Селиванов. – Вещи-то не твои уже. Конфисковали их в пользу трудового народа.

Сергей расхохотался:

– А суд? Ведь суда еще не было. А приговор, значит, уже вынесен? Вот так социалистическая законность.

– Ну и что? – упорствовал Селиванов. – Распоряжаться мебелью не имел права. Все равно ее конфискуют после суда. Значит, она уже не твоя. Так куда же вы, заключенный Бахметьев, вещи спрятали?

Скворцов чуть приоткрыл дверь в приемной и поднял пистолет на уровень бахметьевского затылка. Палец дрожал на курке.

– Облегчите свою участь, – мягко вещал Селиванов. – Иначе это будет отягчающим обстоятельством на суде.

– Куда же я мог их спрятать, – притворно удивился Сергей, – если тут у вас безвылазно сижу, под замком?

– Так я ж тебя видел! – крикнул было Селиванов, но тут же взял тоном ниже: – Мы же вас все видели в квартире у вас.

– Знаю-знаю. Когда вы за холодильничком приехали, который обещали жене на кухню. Чтобы мясо по полгода хранить.

– Я там… мы… откуда ты… какой, к черту, холодильник? Что вы мне голову морочите, гражданин Бахметьев? Как вы оказались в квартире?