Текст книги "Неисторический материализм, или ананасы для врага народа"

Автор книги: Елена Антонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Катюша прибавила звук:

– Нельзя ли потише, – недовольно сказал она. – Не слышно ничего.

Из-за спины побагровевшего Селиванова выдвинулся суровый молодой лейтенант и, пока товарищ полковник искал подходящие слова, внушительно произнес.

– Мы вас арестовывать пришли!

– Да-да, конечно, – вежливо согласилась Катюша, потягиваясь и обнаруживая невероятно сексуальный пупок на аппетитном животике.

– Не есть добже, – заволновался поляк в лаборатории, глядя на монитор. – Они же есть бандиты. Могут девушку снасильничать!

Однако все помыслы Селиванова были направлены на Бахметьева. Он не мог простить незаслуженно понесенную политучебу и жаждал крови.

– На диванчике полеживаешь, да? – брызгая слюной, заговорил

он. – Лежи-лежи! Недолго тебе осталось!

– Ты давай не отвлекайся, – спокойно заметил Сергей, открывая книжку. – Твое дело понятых звать.

 – Без тебя знаю, – сварливо отозвался Селиванов, чувствуя, что сбивается с тона, и послал лейтенанта за понятыми.

Катюша увлеченно пялилась в экран, а Сергей натянул на себя пушистый плед, перелистывая странички.

– Ну, слушаю вас, подполковник. Чего мне лепить будем?

Лейтенант в ужасе закрыл глаза. Селиванов побагровел бы еще сильнее, если бы смог, но вместо этого побледнел и хрипло проорал:

– Документы на стол!

Сергей рассеянно взглянул на него поверх книги:

– Паспорт и партбилет в верхнем ящике стола.

– Другие документы. Быстро!

– Ну, извините, других нет.

– Щас найдем, – угрожающе сказал Селиванов и выдернул верхний ящик.

– Нехорошо, подполковник! Совсем нехорошо. Протокол нарушаете! Без понятых не положено…

Селиванов растерянно смотрел на валявшийся на полу ящик, в котором, кроме паспорта и партбилета, действительно ничего не было. Сергей усмехнулся про себя. Кроме тощей папки с лекциями, во всех его многочисленных ящиках была девственная пустота.

Перепуганная Серафима Петровна, конвоируемая молчаливым военным, вошла в комнату.

– Сергей Александрович, здравствуйте, – выдавила она, с жалостью глядя на соседа. То, что он продолжал беззаботно валяться на диване, она сочла за проявление шока.

– Я уверена, здесь какая-то ошибка, – неуверенно сказал она.

Селиванов яростно швырял ящик за ящиком. По мере того как груда пустых ящиков росла, его охватывало отчаяние. Как все жестокие люди, он был трусоват. Сейчас он чего-то явно не понимал. Ни на одном обыске – а таких обысков он провел сотни – он не сталкивался с подобным. У него складывалось впечатление, что вся квартира была декорацией, которой никому не приходило в голову пользоваться на самом деле. И это начинало наводить его на мысль, что Голендимов все же был прав – не надо было связываться с Бахметьевым. Вон он лежит – спокоен и весел. И, похоже, забавляется ситуацией изо всех сил. Ох, не так ведут себя при обысках, не так. Ведь копошилась у него в глубине сознания мысль, что Бахметьев все же может быть связан с Москвой. В который раз жажда мести оказалась сильнее разума. Придется все-таки соблюдать протокол. Тогда потом можно будет извиниться и сказать, что ошибся. Лучше, мол, проявить революционную бдительность, чем упустить врага.

Подполковник вдруг спохватился, что он ворочает ящики один, а в квартире царит подозрительная тишина. Оглянувшись, он увидел, что два его помощника сидят на диване рядышком с Катей и увлеченно наблюдают, как один из незадачливых охотников летит на стуле по небу, привязанный к метеорологическому зонду. От такого предательства ему стало совсем обидно.

– Немедленно! – дрогнувшим голосом сказал он. – Приступить к выполнению служебных обязанностей.

Помощники встрепенулись и усердно заметались по квартире, открывая дверцы шкафов, прощупывая карманы одежды, которой, кстати, оказалось на удивление мало, и зачем-то заглядывая под кресло.

– В компьютер загляните, – подсказал Сергей. – Там могут быть вражеские текстовые файлы.

Селиванов подозрительно посмотрел на него и на всякий случай скомандовал:

– Проверить!

Старательный лейтенант добросовестно осмотрел системный блок, снял с него непривинченную крышку и доложил:

– Подозрительных бумаг нету. Только железки.

От железок Селиванов лейтенанта отогнал на всякий случай – вдруг потом эта штука не заработает, а в ней, говорят, голые бабы есть. Селиванов рассчитывал привлечь какого-нибудь «ботаника» из заключенных, который, конечно, научит его включать компьютер.

Стоя посреди разоренной квартиры, спиной к возмутительно продолжавшему лежать Бахметьеву, подполковник узрел книжные полки и, воспрянув духом, ринулся к ним. На них стояла новенькая «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков)» издательства тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. Он по привычке немного подумал, к чему бы тут придраться, но вовремя увидел на обложке, что учебник одобрен ЦК ВКП(б). Как назло, кроме книг, снабженных в предисловии цитатами Маркса, Энгельса и Ленина, там не было ничего.

– Сказать вам пароли и явки? – раздался позади него насмешливый голос Сергея.

Селиванов резко развернулся, и глаза его удовлетворенно засверкали из-под нахмуренного лба. Он ринулся к Сергею и выхватил у него толстую книжку в блестящей черной обложке, на которой что-то было написано на вражеском империалистическом языке.

– Вы немецкий шпион! – торжествующе выкрикнул он.

– Книга на английском языке, – мягко заметил Сергей.

– Неважно, – отмахнулся радостный Селиванов. – Значит, английский. Что в ней написано?!

– Вообще-то здесь материал для домашнего чтения студентов, – улыбнулся Сергей. – Почитать?

– Читай давай, – потребовал подполковник. – И не пробуй соврать. Я сразу пойму.

– Ну что ж, – сказал Сергей голосом сказочника, который сидит среди малышей. – Садитесь поудобнее.

Селиванов послушно взял стул и поставил его поближе к дивану. Двое сопровождающих его военных встали сзади. Про Катюшу, которая продолжала сидеть перед видеомагнитофоном, все забыли.

– Будем просвещать органы. «Далеко-далеко, – начал Сергей, – на не нанесенных на карту задворках нефешенебельного района Западного Спирального Рукава…»

– Ага, – удовлетворенно сказал подполковник Савельев и стал судорожно записывать адрес.

– «…Рукава Галактики, – продолжал переводить Дугласа Адамса Бахметьев, – находится маленькое, никому не известное желтое солнце...»

– С Азией, значит, тоже установлены агентурные связи, – вставил Савельев. Он просто засветился от счастья.

Сергей невольно засмеялся и продолжал:

«Вращаясь вокруг него на расстоянии девяноста двух миллионов миль, там прозябает совершенно незначительная маленькая зеленовато-голубая планетка, чьи произошедшие от обезьян формы жизни настолько невероятно примитивны, что до сих пор полагают, будто изобретение цифровых часов было Бог весть каким достижением. У этой планеты есть, вернее, была одна проблема: большинство ее обитателей были в основном очень несчастны».

Полностью успокоившийся и невероятно счастливый Селиванов откинулся назад и азартно потер руки.

– Пропаганда! – вскричал он. – Грубая антинародная пропаганда.

Ты – международный империалистический агент и враг народа.

– Ну, это ты меня недооценил, – возмутился Сергей. – Я – не какой-то там мелкий агент. Я – шеф, понял? Хозяин я.

– Что-о? – вылупил глаза Селиванов, силясь понять всем своим полковничьим умом, о чем речь.

– Ну, – торопливо сказал Сергей, боясь, что забегает вперед, – к этому мы вернемся попозже. Устал я от вас, – пожаловался он и натянул плед на голову.

Селиванов злорадно захохотал, – мол, от нас не спрячешься, – и вдруг смех застыл у него в глотке. Потому что холмик, явственно обозначавший не очень худенькое тело его поверженного врага Бахметьева, вдруг опал и ярко-желтый плед плоско опустился на диван. Обомлевший Селиванов осторожно приподнял плед. Кроме блестевшей черными боками книжки Дугласа Адамса, под ним ничего не было. Потому что Барсов с Андреем, внимательно наблюдавшие за происходящим, не упустили момент и вытащили Сергея из-под пледа прямо в лабораторию. Он так и приземлился на пол в положении лежа.

– Ну вот, – заметил Андрей, – а ты боялся, что мы не будем следить.

– Вот когда вы перестанете играть в свои игры, а начнете спасать меня, тогда и посмотрим, – мудро рассудил Сергей.

Андрей фыркнул и помог ему встать.

В лаборатории все психологи сгрудились у мониторов, наблюдая за реакцией, готовые фотографировать зрачки, выражение лица и позы во всех ракурсах. Сергей присел на стул рядом с Барсовым.

– Молодец! – похвалил тот его. – Правильно Андрей говорил, что у тебя удивительное самообладание!

Сергей второй раз за время эксперимента здорово удивился.

– Андрей так говорил? Впрочем, после того, что он вытворял со мной с самого детства, это неудивительно.

Услышав голос Сергея, психолог из Польши подскочил к нему и энергично потряс его руку.

– Бардзо смело! Браво! – воскликнул он.

Остальные повернулись к нему, торопливо изобразили нечто вроде аплодисментов и снова вперили горящие взоры в экраны мониторов.

– Ну, – скромно заметил Сергей, – тут я мог бы и сам нажать на диск…

– Сто раз тебе объяснял, – вскипел Андрей. – Если бы ты сам нажал, то сюда перенесся бы диван и все в радиусе семидесяти сантиметров. А это не тот эффект.

Селиванов оказался отличной фотомоделью, потому что все его движения стали делиться на фазы, в течение которых техники спокойно успевали прицелиться и снимать. В объектив видеокамеры попадали все присутствовавшие к квартире, включая Катюшу и Серафиму Петровну.

Селиванов замер, потом медленно приподнял книгу. Постепенно до него дошло, что под ней никого не было.

– Эй, – негромко сказал он и провел рукой по пледу.

Вместе с лейтенантом они приподняли диван. Под диваном Бахметьева не было, что было неудивительно, поскольку расстояние между стоящим диваном и полом составляло не больше пяти сантиметров.

Серафима Петрова привстала на цыпочки.

– А где Сергей Александрович? – удивленно спросила она, трогая за плечо лейтенанта, который загораживал ей диван.

Это как будто послужило сигналом к началу паники. Савельев подскочил, повернулся к сопровождавшим его младшим чинам и, отнеся руки с растопыренными пальцами назад, будто изображая пингвина, дико заорал:

– Где?!

«Сваливает ответственность на нижестоящих», – прокомментировал Сергей.

– Он был рядом с вами, товарищ подполковник, – пробормотал растерянный лейтенант.

– Молчать! Упустили!

– Товарищ подполковник, – умоляюще сказали хором подчиненные. – Через дверь никто не выходил. Там же за дверью наши сотрудники стоят.

Савельев снова повернулся к дивану, потряс плед, перелистал книжку, а потом накинулся на Катю.

– Где твой брат?

Катюша вздохнула и нажала паузу:

– Он же вам сказал, что он – Хозяин. Он уходит, когда хочет, и, когда хочет, приходит.

– Как уходит? Куда? – озадаченно спросил Савельев. В его голосе появились жалобные нотки.

Барсов посмотрел на Сергея:

– Электрошокеры проверил?

Электрошокерами они называли замечательное устройство, которые им подарили братья по разуму, застигнутые Андреем за невинными шалостями в Пермской области. Элегантные цилиндрообразные создания развлекались тем, что нагоняли необъяснимый страх на местных жителей, срезали деревья лучом и проецировали следы, возникавшие на песке ниоткуда на глазах у изумленных аборигенов деревень. На исследование аномальных явлений были потрачены огромные средства, посланы экспедиции, одну из которых возглавлял Андрей. Он вошел в контакт с хулиганящими инопланетными подростками, нисколько не заботя себя законами земной этики. Постращал их для начала, а потом, увлекшись, сам немного поэкспериментировал с чужеземной техникой. Цилиндрические подростки были в восторге, пригласили в гости (правда, не называя адреса) и на прощанье подарили замечательные крохотные приборчики. Если их направить в сторону несимпатичного тебе человека, они сгущали пространство вокруг него, насыщали его электромагнитными волнами, и это сжатое пространство каким-то образом очень нешуточно лупило в нос. Эффект был потрясающий – противник испытывал жуткий страх во время трансформации пространства, потом от всей души получал по носу. После этого наступало нервное потрясение, поскольку земляне привыкли соотносить удары с чьим-нибудь вполне материальным и видимым глазу кулаком. Самое замечательное было в том, что они не требовали смены элементов питания, заряжаясь то ли от солнечной энергии, то ли черт его знает от чего еще.

Сергей, вздохнув, нажал на диск и приземлился на кухне.

Катя тем временем продолжала дожимать Селиванова:

 – А вот куда и как он уходит – об этом ни вам, ни мне знать не полагается, – внушительно сказала она. – Лично я его об этом даже спрашивать боюсь.

– Так не бывает, – горячо запротестовал Селиванов и завертелся на месте от возбуждения, простирая руки к дивану. – Как же… он же тут только что… из двери никто не выходил.

На лице Серафимы Петровны застыло торжествующее выражение. Она явно болела за Бахметьева, и это наполнило сердце Барсова невыразимой радостью.

– Из дверей точно никто не выходил, – подтвердила она.

– Что вы мне тут голову морочите? – заорал Селиванов. – Выходил – не выходил! Что за фокусы! Вылазь, тебе говорят! Хуже будет!

Он хватал валявшиеся на полу ящики, заглядывал в них и бросал обратно. Вдруг вид стоящих на месте, остолбеневших сотрудников привел его в необузданную ярость.

– Почему не ищете? Вы мне ответите за укрывательство! Я вас… вы у меня…

Перепуганные сотрудники бросились к шкафам и стали открывать и закрывать дверцы.

Селиванов первый застыл на месте, услышав на кухне шаги, и шепотом скомандовал:

– Проверить! Карчемкин! – обратился он к одному из подчиненных. – Встать у окна! Никого не впускать и не выпускать.

Карчемкин нервно оглянулся на окно, ожидая, что через него каждую минуту может влететь нечистая сила. Он вытащил пистолет, лихорадочно соображая, что он слышал про серебряные пули и чеснок в далеком детстве.

– Ворносков! На кухню – за мной!

Он хотел скомандовать «За мной ползком!», но перед женщинами, безмолвно наблюдавшими за ним, хотелось выглядеть героически. Даже несмотря на то, что одну из них он сейчас будет арестовывать.

– Вор носков? – удивленно пожала плечами Катюша.

– Ворносков, – хриплым шепотом пояснил Карчемкин. – Фамилие у него такое.

Он опасливо покосился на Катюшу, смутно подозревая, что она ведьма.

Тем временем Селиванов, возглавляя их с Ворносковым маленький отряд, осторожно выглянул на кухню из-за дверного проема. Зрелище, которое он там увидел, наполнило его полковничью душу негодованием и глубокой тоской. Хозяин – то есть проклятый враг народа Бахметьев – сидел за столом и смачно и беззаботно поедал ананас! На столе лежала гора бананов, ананасов и еще каких-то неизвестных органам фруктов империалистического происхождения, которые Сергею только что вручили в лаборатории.

«Ешь ананасы, рябчиков жуй!» – воскликнул бы Селиванов, если бы когда-нибудь читал Маяковского. Нахала требовалось призвать к порядку, запугать и стереть в порошок. Так никто никогда не вел себя при аресте: всегда был необходимый трепет в достаточном для селивановского самолюбия количестве, липкий ужас и обреченность в глазах арестовываемого и его родственников. И уж конечно, моментальное и безоговорочное повиновение. Он никак не мог придумать команду, которая заставила бы Бахметьева вскочить, вытянув руки по швам. К тому же он категорически не понимал, как тот смог очутиться на кухне.

Его убогая фантазия смогла подсказать ему только команду «Встать!», в которую, надо признать, вкралась большая доля сомнения.

– Встать! – тем не менее скомандовал он.

– А что, вы там уже все поискали? – поинтересовался Сергей. – Я тут перекусываю немножко. Хотите? – протянул он ему дольку ананаса.

Селиванов с негодованием затряс головой. Кушать деликатесы из рук врага – так низко он пока еще не пал, нерешительно подумал он. Вот когда он отправит брата и его сестрицу в тюрьму – тогда другое дело.

Сергей тем временем вздохнул и открыл прозрачную баночку с салатом, в котором угадывались креветки и грибы. Селиванов молча стоял и встревоженно наблюдал, как быстро Бахметьев его поглощает. Так ему, пожалуй, ничего не останется.

Он вытащил пистолет.

– Встать, руки за голову, – скомандовал он. – Пройдите в комнату.

– Ладно уж, – вздохнул Сергей. – Пошли.

Селиванов сделал было шаг вслед за Сергеем, но потом спохватился и скомандовал лейтенанту Ворноскову:

– Ведите его в комнату. А я тут пока… проверю. Да, – спохватился

он. – Продолжайте обыск.

Оставшись на кухне один, он торопливо доел салат, откусил от ананаса, от банана, прожевал, обливаясь ананасовым соком, потом схватил какой-то серовато-зеленоватый маленький ворсистый фрукт. Поморщился – шкурку надо было счистить. Заглянул в холодильник, и его глаза загорелись нездоровым блеском. Водка в литровой империалистического вида бутылке с надписью «Смирнов» на этикетке, фрукты, пакеты с надписью «Креветки», «Шампиньоны», коробочки с салатиками, какая-то диковинная рыба в столь же диковинной упаковке, тоненько нарезанная. Селиванов, рассматривавший все эти чудеса, не сразу услышал деликатное покашливание Карчемкина. Он резко захлопнул холодильник и оглянулся.

– Разрешите доложить, обыск закончили. Ничего не обнаружили.

– Плохо искали, – злобно сказал Селиванов. – Холодильник очистите тут.

Карчемкин удивленно хлопал глазами.

– В сумки, говорю, сложите все из холодильника и заберите с собой, – злясь, пояснил Селиванов.

– В сумки? – растерянно повторил Карчемкин.

С сумками был непорядок. Не было у оперуполномоченных сумок. Пистолеты были в кобуре, а вот сумок не было. Рванув на себя дверцу кухонного шкафчика, Селиванов обнаружил странные сумки из тонкого шуршащего материала с яркими рисунками. Он видел в городе похожие и с удовлетворением подумал, что завтра его жена пойдет в магазин с такой же.

Пока Карчемкин нагружал сумки бахметьевской снедью, Селиванов мстительно заявил Катюше:

– Ну что, изловили твоего Хозяина.

– Он сам пришел, – пояснила Катюша.

– Сам, – громко захохотал Селиванов. – От нас еще никто не убегал. Итак, гражданка Бахметьева, собирайтесь. Проедете с нами.

Катюша, улыбаясь, продолжала сидеть в кресле.

– Можете, конечно, прямо так пройти, – осклабился полковник. – Но на улице мороз, а вы – девушка нежная…

– Вы полагаете, мне стоит одеться? – светло улыбнулась Катюша и встала. – Спасибо за заботу.

Карчемкин дернулся, но Катюша направилась в маленькую комнату. Селиванов, грубо оттолкнув ее за плечо, ворвался первым и выглянул в окно, убедившись, что на улице под ним стоит охрана.

– Вы полагаете, я буду прыгать в окно? – насмешливо сказала Катя.

– Не будешь, – согласился Селиванов и пошел назад к двери. – Никуда ты от нас… – злорадно начал он и оглянулся. В комнате никого не было.

Очутившаяся в лаборатории Катюша блаженно улыбалась и наблюдала, как озверевший Селиванов чуть не выбросился из окна, хрипя от злости и бессилия. Позже он все свалит на дежурившего под окном сотрудника, которого на следующий же день приговорят к расстрелу за предательство, измену, пособничество врагу народа и далее по списку. Однако к концу заседания в кабинете следователя, где будет заседать пресловутая тройка, совершенно внезапно появится товарищ Сталин, который, жестикулируя трубкой, замогильным голосом потребует немедленно осужденного освободить.

Это повергло членов тройки в глубокую печаль. Правда, сквозь генералиссимуса немного просвечивала стена и растаял в воздухе он как-то совсем невежливо, но Селиванов этому почему-то совсем не удивился. Однако судьи не пожелали выслушивать горячие уверения замороченного подполковника в том, что все это – проделки Бахметьева, который на самом деле – Хозяин, а участливо предложили ему немного отдохнуть и осужденного с извинениями отпустили.

Пока же Катюша с чашкой кофе в руках уселась в кресло, ощущая приятное облегчение. Она величаво кивала головой, выслушивая комплименты, милостиво приняла пыльный одуванчик от Мити, который заявил, что она – театр Станиславского и Немировича-Данченко в одном лице, и стала с тревогой наблюдать за Сергеем.

Тем временем Селиванов, делая броски с пистолетом, принимал картинные позы, отчаянно крича: «Окружай!», «Живьем брать гадов!» и прочие красивые фразы, которые он слышал краем уха в кино про войну. Самому ему участвовать в боевых действиях не приходилось, а все больше после таковых, воровато пробегая по разоренным боями магазинам и жилым домам. Это уже потом он решил, что быть в банде и хватать по мелочи не так интересно, как служить в органах НКВД, сея страх и уже практически законно забирая имущество осужденных. Он никогда не сталкивался с сопротивлением, и потому о приемах ведения ближнего рукопашного боя имел самое смутное представление. Бой с тенью его вполне устраивал: по нему никто не стрелял, поэтому кричать и воображать себя смелым и отчаянным можно сколько угодно. Его куцые энкавэдэшные мозги попросту не воспринимали некую потусторонность происходящего, которая бы повергла в ужас человека с маломальским воображением. Решив свалить Катюшино исчезновение на конвойного, дежурившего под окном, он совершенно успокоился и теперь самозабвенно играл в войну. А в том, что сбежавшую девчонку он в ближайшие дни найдет, он совершенно не сомневался.

Набегавшись, он приказал арестовать конвойного Меджитова, щуплого узбека, невесть как попавшего сюда и на свою беду оказавшегося в роковой для него час под Катюшиным окном. Тот покорно сдал оружие и обреченно поплелся к машине под прицелом недавнего товарища по оружию. Переменчива судьба служителей главной опоры революции!

В комнату вошел одетый, подтянутый и лучащийся оптимизмом Сергей.

– Ну поехали, посмотрим, что там у вас, – распорядился он, с любопытством наблюдая за полковничьими упражнениями.

Тот с сожалением остановился и уставился на Сергея.

– Можете еще попрыгать, я подожду, – великодушно разрешил он.

Селиванов весь подобрался и одним прыжком оказался перед ним:

– Куда дел девчонку? – потребовал он и замахнулся. В тот же момент в глазах у него потемнело, сердце сжалось и юркнуло прямо в печень, его откинуло назад, и он полетел на пол от сокрушительного удара в нос.

Карчемкин с Ворносковым в ужасе наблюдали, как колбасит их начальника, совершенно не понимая, что происходит. Тот встал и, ревя, как носорог, ринулся на Сергея. На полдороге его лицо исказилось, он дернулся, зашатался и снова рухнул как подкошенный. Вскочив, он заметил выглядывающих из-за занавески подчиненных. В их глазах плескался ужас.

– Взять его, – скомандовал он. Подчиненные в страхе попятились. Они-то видели, что Сергей стоял на расстоянии, не вынимая рук из карманов, и мистический страх, доселе чуждый простым комсомольским сердцам, парализовал их.

Сергей понимающе взглянул на них.

– Когда товарищ подполковник перестанет кривляться, мы поедем, – успокоил он.

Подполковник постоял немного, шатаясь, и подумал, что лучше и качественнее он сможет разобраться с ненавистным врагом у себя в кабинете. У них в штате как раз для этого был один садист-костолом. Не то чтобы Селиванов сам не справился. Но что-то его смущало, и он бы предпочел крушить врага в хорошей компании, запивая это дело стаканом водки.

Потом, дыша в затылок Сергею, Селиванов выводил его из дверей квартиры. За ним следовали Карчемкин с Ворносковым, нагруженные пакетами с едой из бахметьевского холодильника. В дверях Сергей попытался расшаркаться и пропустить Селиванова вперед, однако тот дернулся и злобно зашипел.

– Пардон, просто хотел быть вежливым, – сообщил Сергей.

В коридоре стояла Серафима Петровна, скорбно подперев щеку ладонью.

У лестницы, чуть не плача, Смышляевы с ненавистью смотрели на военных. Сергей помахал им рукой:

– Я к вам скоро загляну, – пообещал он.

– Лет через двадцать! – уточнил Селиванов.

Пока его вели по двору, все обитатели дома смотрели из окон ему вслед, и на их лицах была нешуточная печаль.

– Надо же, – удивился поляк. – Ненавидеть должны его. Потому

что – зависть. А они жалеют!

Ученые задумчиво чесали в затылке, а Сергей, обернувшись, помахал всем рукой. Жаль, подумал он, что нельзя объяснить соседям, что все это понарошку, и в то же время ему было удивительно тепло от того, что они так за него переживают. Он представил, как они, собравшись вечером, скорее всего у Хворовых, будут горевать и говорить о нем всякие хорошие слова, и у него защипало в носу.

XIX

Сергея первого усадили в воронок. Карчемкин с Ворносковым проворно обежали машину и распахнули дверцы, чтобы усесться по обе стороны от него. Селиванов открыл рот, чтобы скомандовать шоферу, но Сергей его опередил:

– Ну, трогай, трогай давай.

Селиванов, чуть не подавившись, оглянулся на него. Сергей безмятежно улыбался.

– У меня еще куча дел, – объяснил он.

– У меня тоже, – процедил сквозь зубы Селиванов, глядя на него в упор.

Сергей нервничал, хоть и не подавал вида. Все-таки в тюрьме он еще не был. Тюремная камера рисовалась ему темным помещением с черными ноздреватыми каменными стенами, где бегают крысы и царит зверский холод.

Когда его провели через три поста и открыли перед ним дверь камеры номер двадцать шесть, чтобы тут же запереть ее снова, и втолкнули внутрь, помещение оказалось несколько более приспособленным к проживанию, чем он ожидал. Кроме него там было еще четыре человека – трое мужчин и один подросток лет четырнадцати. Подросток мерно раскачивался, сидя на кровати и сунув ладони между худыми торчащими коленками.

– Батюшки, тебя-то за что? – удивился Сергей.

Мальчик, не отвечая, продолжал раскачиваться.

– У него отца расстреляли, – хмуро пояснил молодой мужчина, который сидел на фанерном стуле у окна.

– А он-то почему здесь?

– Будто сам не знаешь. Он теперь как сын врага народа проходит. Недоносительство, сотрудничество с иностранной разведкой…

Мальчик перестал качаться и замер.

– Вот так целый день и сидит, – сказал старичок в круглых очках. Он был небрит, худ и грязен. – Болен он.

Старичок поправил очки с треснувшим стеклом и замолчал.

– Я хочу домой, – вдруг жалобно сказал подросток.

– А ты помолчи! – вдруг закричал лежащий на кровати мужчина, приподнимая голову с серой, плоской, как блин, подушки. – Тебе хоть расстрел не грозит.

– А вам грозит? – спросил Сергей.

– Да, – глухо ответил тот и снова лег, не глядя, как мальчишка размазывает слезы по скуластым щекам.

– Захар Африканович, не изводите себя, – мягко сказал старичок. – Ведь еще ничего не известно.

Захар Африканович молча дернулся на кровати.

– И потом, – продолжал старичок, – фортуна так переменчива, так переменчива, что бывают совершенно неожиданные повороты судьбы.

– От души с вами согласен, – с энтузиазмом поддержал его Сергей. – Я тоже считаю, что мы будем переживать неприятности по мере их поступления. Вас как зовут? – обратился он к старичку.

– Вениамин Карлович, – протянул тот сухонькую ладошку. – Вот из-за имени и сижу. Из-за отчества, вернее, – поправился он. – Хорошо, что батюшка не дожил… А вот он, – показал он на молодого мужчину, – Терентий Патрикеевич. А вас сюда за что, не сочтите за любопытство? – в свою очередь спросил он Сергея.

– А за то же, за что и всех вас, – весело ответил Сергей. – То есть ни за что. Просто так. Полагаю, здешнему ГПУ понравилась моя мебель. Желают меня расстрелять, а мебель конфисковать. Приговор мне объявили по дороге в тюрьму, – объяснил он.

– Ну и чего вы веселитесь? – вдруг накинулся на него Захар Африканович. – Вот погодите, сейчас вас вызовут на допрос, а обратно приволокут и бросят в угол, как мешок тряпья. Тогда посмотрим, останется ли у вас ваш идиотский оптимизм.

– Ну зачем же вы так, – огорчился старичок.

– Посмотрим, – согласился Сергей. – Но это будет потом. А пока я еще в игре.

Он огляделся. Ему нужен был повод подойти к окну и подняться на стул, чтобы прикрепить видеокамеру. Она должны была быть напротив двери и как можно выше, чтобы в ее обзор попадали все, кто в ней находится, включая надзирателей. Последние должны были попадать в кадр сразу же, как только откроют дверь.

– Как тут у вас вид из окна? – спросил он, выглядывая на пустой заснеженный тюремный двор, который немного оживляла вышка с часовым. Часовой явно замерз и дул на руки. – Не дует? – продолжал он, проводя рукой вдоль рамы. – А это что такое? – уставился он на стену над окном и пошарил там ладонью. – А, нет, показалось, – сокрушенно сказал он. Установив камеру, он повеселел и уставился на Захара Африкановича.

– По-моему, что бы вам сейчас не помешало, так это рюмка хорошей водки. Да и всем остальным тоже, – добавил он, зачем-то помахав рукой в сторону окна.

В лаборатории Митя с Андреем переглянулись.

– В «Поле чудес» играет! Он, видите ли, добренький у нас!

Сердобольный француз встрепенулся, увидев, что девушки уже упаковывают барсовский коньяк «Хенесси», семгу, хлеб и ветчину.

– Мальчику надо бы валерьянки, – заметила Катюша.

– За ней еще в аптеку бежать. Будет с него «Сникерса» для начала, – ворчливо ответил Митя.

– Не надо в аптеку, – вздохнул Барсов и вынул из кармана упаковку валерьянки в таблетках. – Вы думаете, я с ней расстаюсь в последнее время?

Что касается Захара Африкановича, то, услышав про водку, он просто взвился.

– Послушайте, вы! – закричал он. – Вы что, издеваетесь над нами?

Вениамин Карлович грустно вздохнул.

– Мне бы кашки овсяной. Не принимает у меня желудок здешней баланды.

При словах о водке четвертый мужчина слез с кровати и нервно заходил по комнате.

– Водка! – иронично сказал он. – Думаю, что нам теперь до конца жизни даже чаю хорошего не попробовать. Да что вы все о еде, – перебил он сам себя. – Мне сына-то теперь не увидеть, вот как! Ему скажут, что его отец – враг народа!

Сергей посмотрел на них на всех и опечалился. В таких нервных условиях он не согласен был работать.

– Все понимаю, – сказал он – но, поверьте мне, у вас все будет хорошо.

– Вы либо идиот, – нервно воскликнул Захар Африканович, – либо провокатор.

– Ни то, ни другое, – убежденно сказал Сергей. – Я – очень хороший человек. Просто не все это сразу замечают.

Он отошел к дверям и нерешительно подергал. Заключенные насмешливо наблюдали за ним.

– Простите, – смущенно сказал Сергей. – Вы не могли бы отвернуться? Мне надо тут поправить…

Убедившись, что на него не смотрят, он быстро нажал на диск.

– А простыню зачем притащил? – спросил Андрей.

– Так она сама как-то… Она с кровати свешивалась.

Они взглянули на монитор. Кровать мужчины, который сокрушался, что не увидит сына, оказалась без простыни. Это, судя по всему, вызвало его огромное негодование.

– Ну, понимаю – сам сбежал, – говорил он, возмущенно простирая руки над кроватью. – Но если ты порядочный человек, то чужую простыню…