Текст книги "Зов Орианы. Книга вторая. Арктический десант (CИ)"

Автор книги: Елена Крестьянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

В вестибюле никого не было. Майор высунул голову в освещённый дежурным светом коридор, огляделся и, жестом подозвав Илью, указал пальцем направление: направо по коридору, к помещению, из которого лился во двор голубоватый свет.

Телевизор в палате, куда они вошли, действительно был, и даже не один, а целых два. И оба работали, только показывали вовсе не программу для полуночников. По чёрным экранам мониторов, установленных в изголовье высокой реанимационной кровати, медленно двигались зелёные изломанные линии, которые призваны были сообщать врачу, что больной скорее жив, чем мёртв. Однако делиться этой позитивной информацией было не с кем – кроме жутко похудевшего Сергея Горшечкина, более похожего на труп, чем на живого человека, в палате никого не было. Ни врача, ни медсестры, ни сиделки. Но Илья и Андрей и без врача, и без этих линий на мониторах чувствовали, что их товарищ ещё жив.

Осторожные шаги по коридору заставили рош Лочана поспешить с осуществлением задуманного.

Вначале он планировал вывести Горшечкина из глубокой комы, в которую тот впал после клинической смерти, и полностью восстановить жизненные функции организма. И только потом приступить к выполнению задания. Рош Лочан воочию видел, что у лежащего перед ним человека практически нет шансов на выздоровление. Кроме того, все жизненные циклы тела, лежащего на кровати, были слишком заторможены, а аура настолько прозрачна, что смешение не дало бы нужный эффект – сильная и яркая аура самого безопасника не смогла бы бесследно раствориться в ауре больного. И такое 'недосмешение' аур мог бы разглядеть дас, во всяком случае, Дассан распознал бы наверняка. А эти двое, что крадутся по коридору, примут всё за чистую монету. Конечно, не мешало бы повысить шансы больного на выздоровление, а уж потом... Но времени оставалось в обрез, и рош Лочан решил рискнуть. Он быстро провёл руками над кроватью, обернув тело в светящийся защитный кокон, вдохнул в кокон как можно больше энергии, истратив почти половину собственного запаса, и начал процесс слияния.

Тело рош Лочана начало таять на глазах, превращаясь в дымку частиц, которые мгновенно впитывались в кокон и смешивались с аурой больного, принимая по возможности сходную с ней структуру. Затем вновь полученные эрго-частички распределились по организму Горшечкина, чуть изменив цвет ауры, и стали послойно опускаться вниз, выталкивая на поверхность родные.

Аура Горшечкина теперь напоминала многослойный торт, в котором собственные эрго-частицы обволакивали организм наподобие крема, а растворённые лочановские, подобно коржам, создавали жёсткий макет и структуру.

Смешение произошло и на молекулярном, и на генном уровне. Человек, лежащий на кровати, уже не был в полной мере ни тем, ни другим, зато обладал памятью обоих индивидуумов. Поскольку и психически, и физически рош Лочан был намного сильнее, то его собственное 'я' сразу же заявило о себе и полностью взяло на себя управление функциями мозга.

'Мыслю, следовательно, существую', – пришло на ум рош Лочану философское утверждение Рене Декарта, как только он почувствовал, что полностью завладел мозгом и может контролировать новое тело. Второй его реакцией после мысли стало слово. Он приоткрыл глаза, почувствовав, что в комнату открылась дверь, и тихо застонал, проверяя, слушаются ли его голосовые связки Горшечкина.

– Андрюха, кажется, Серёга застонал, или мне послышалось? – раздался совсем близко голос Ильи.

О том, что говорит Илья Репин, рош Лочан догадался, вернее, он ЗНАЛ. Знал всё, что знал до этого момента Горшечкин. И ощущал новый организм единым в двух лицах, одновременно чувствуя себя стонущим от боли Сергеем и ликующим от удачного эксперимента Лочаном. Он застонал сильнее и распахнул глаза пошире, привлекая к себе внимание друзей, слабо ориентирующихся в тусклом синем свете мерцающих экранов.

– Точно, застонал! – радостно воскликнул майор. – Ну, слава тебе Господи, а то уж я, как вошёл, испугался – ну как его в таком состоянии забирать, вдруг окочурится по дороге. И что тогда с телом делать?

– Живой! – пробормотал Илья, с удивлением почувствовав, как в носу предательски защипало – ещё не хватало расплакаться на радостях.

Подбежав к кровати, Илья схватил Сергея за руку – она была вялой и какой-то неживой.

'А ведь Андрей прав, – подумалось вдруг ему. – Как же его такого везти – он ведь к системе жизнеобеспечения подключен. А вдруг и правда в дороге помрёт?'

– Что же делать? – отчаянно прошептал Репин, обращаясь к майору.

– Что делать – лечить, – рявкнул Иванов, с сомнением разглядывая лежащего на кровати.

Горшечкин слабо пошевелился, попытался поднять голову от подушки и снова застонал, расписываясь в собственном бессилии – даже могучий организм рош Лочана после утраты почти всей энергии на слияние не мог заставить нормально работать истощенное тело. Тем более, что вместе с чужими воспоминаниями на рош Лочана навалилась и дикая чужая боль. Он попытался блокировать пульсирующие центры головного мозга, одновременно пытаясь донести до стоящих перед ним людей-чхандасов, что ему нужна помощь.

– А что, и правда, – тут же отозвался Илья. – Мы ж того мальчишку с тобой вдвоем на ноги подняли, может и тут получится?

– Попытка – не пытка, – философски заметил майор, – Надо начинать, и поскорее. Давай его сначала освободим от этих проводов – он ведь уже очухался.

Оба, торопливо сдёрнув с Горшечкина простыню, принялись за работу, освобождая голову, руки и ноги больного от датчиков.

– Вроде всё сняли, – придирчиво осматривая тело, высказался Иванов. – Теперь давай начинать с малого, а уж потом сосредоточимся на самом опасном...

– А что тут у него самое опасное? – переспросил Илья, ощупывая Серегу. – Похудел-то как, а ведь и недели не прошло, как мы его...

Он не договорил, потому что майор яростно шикнул на него:

– Сереге давно похудеть не мешало, а тут случай подвернулся. И нам тащить его легче будет.

– Это точно, – вздохнул Илья.

– С ног начнём, а потом уж будем вверх двигаться, если всё как надо пойдёт, – деловито распорядился Иванов. – Ну, всё, брат, сосредоточились и... поехали!

Оба мысленно сцепились, взяли Горшечкина в ментальные тиски, чтобы случайно не дернулся и не навредил лечению, и начали внутреннее обследование ног. Как и в случае с ребенком, они действовали путём сравнения и восстанавливали повреждённые мышцы и костную ткань на одном куске аналогично такому же на другой ноге.

Затем пришла очередь рук. Наконец, решив, что и с ними всё более-менее в порядке, друзья как могли, восстановили обожженые мышцы спины и приступили к осмотру живота.

'Да... – мысленно изрёк Илья, рассматривая внутренности и пытаясь определить, где нужно вмешательство. – Тут сам чёрт не разберёт!'

'А ты помаленьку каждый орган рассматривай и регенерируй, – отозвался майор, решивший идти до конца. – Надо спешить, время поджимает'.

'Кажется, я понял, – неуверенно предложил Илья, – тут надо изменять интенсивность излучения зрения и переходить на более короткие частоты. Ну, что-то вроде рентгена получится, только послабее. Тогда поврежденные места будут казаться слепыми белыми пятнами, как вот здесь, – он указал пальцами на то место, которое под кожей и рёбрами занимали лёгкие'.

'Ты гений, Илюха! – воскликнул майор, – я тоже вижу эти слепые пятна. Ну, теперь мы тебя быстро приведем в норму', – произнес он, обращаясь к неподвижному телу, крепко зажатому в ментальные тиски.

Через полчаса совместных усилий практически всё было восстановлено, кроме головы. Оба уже чувствовали себя измотанными до предела, но останавливаться не собирались.

'Кажется, это называется дисфункция мозга, – неуверенно произнёс Иванов, внимательно разглядывая то, что скрывала головная повязка больного. – У нас в госпитале таких ребят после контузии импульсной магнитотерапией лечили...'

'Ну, может и мы попробуем импульсами, толчками то есть, по каналом прогнать сгустки, как думаешь? – вздохнув, отозвался Илья. – Или лучше попытаться эти комки крови растворить?'

'Видишь, дергается, когда к ожогам притрагиваемся. Надо его в сон погрузить, – предложил Андрей. – Тиски – тисками, а он, как мне кажется, от сильной боли балансирует на грани, как бы опять в шоковое состояние не впал'.

Оба сосредоточились, пытаясь совместными усилиями погрузить Горшечкина в транс. Напрасно – стена в сознании Серёги осталась незыблемой, как будто он нарочно пытался не допустить из в святая святых – собственный мозг.

– Надо же, как сопротивляется, – удрученно вслух пробормотал Илья. – И как только сил у него хватает?

– Зато у нас они на исходе, – огрызнулся майор. – Ещё раз пробуем, и если не получится, надо сматываться, с Серёгой или без, иначе нас тут всех накроют...

Илья ещё раз посмотрел на Горшечкина – его лицо было смертельно бледным, он тяжело, прерывисто дышал. Репин положил руки на мокрые от пота виски Серёги и попытался ментальной дугой отключить его сознание.

Рош Лочан, поставивший защитный экран, не смог устоять перед такой колоссальной перегрузкой и не выдержал – отключился впервые в жизни и упал в глубокий обморок.

– Есть хочу, – первое, что сказал Серёга, открыв глаза. Он с трудом сел на высокой операционной кровати и с удивлением огляделся вокруг. – Где это я?

– Ну ты даёшь, парень! – хохотнул майор. – Только очнулся и сразу жрать ему подавай! Боюсь, до самого Клима подхарчиться нечем будет. Можно, конечно, на пищеблок заскочить, но в данной ситуации, время работает против нас. Подняться и самостоятельно прогуляться сможешь? Ты, конечно, знатно отощал на глюкозе да на витаминах, но на вид – по-прежнему не слабый. Дойдём до машины – шоколадку получишь, а сейчас вставай!

– Вставай, Серёга, – эхом откликнулся Репин. – Пара сматываться отсюда!

Они подхватили охнувшего Горшечкина под мышки и буквально выволокли его на себе в коридор. Тот сначала еле переступал ногами, потом стал ступать всё увереннее, прямо на глазах возвращаясь к жизни.

– Дай я сам его придержу, а ты прикрывай! – скомандовал Илья, обхватывая Горшечкина за обретённую в результате болезни талию.

Майор послушно остался в арьергарде их малочисленной группы.

Неожиданно дверь в другом конце коридора распахнулась и из неё, покачиваясь, вышел Доктор. Он мутным взглядом посмотрел на непрошеных гостей, но никого спьяну не узнал; плохо ворочая языком, проорал:

– Это что за бардак, господа курсанты?! Кто вас сюда пустил, охламоны? А ну, марш в казарму!

– Вот так встреча! – радостно воскликнул Андрей. – Да вы никак пьяны в зюзю, господин мозгоправ. Нехорошо! – покачал он головой и продолжил, куражась: – Пьянка на рабочем месте карается выговором с занесением в личное дело, лишением премии и тринадцатой зарплаты. Вплоть до отстранения от должности и смертной казни.

Доктор тряхнул головой и часто заморгал, до него дошло, наконец, что перед ним не курсанты и даже не экорейнджеры, и что добра от этой неожиданной встречи ждать нечего. Тяжёлая челюсть экоровского психиатра отвисла, глаза из мутных сделались стеклянными. В застывшем взгляде читался не страх, а фатальная обречённость.

Андрей подтолкнул к выходу Илью, приобнявшего за талию всё еще некрепко державшегося на ногах Горшечкина.

– Идите к флигелю, мужики, я вас догоню.

Репин посмотрел товарищу в глаза и увидел в них решимость, круто замешанную на лютой злобе.

– Андрей, может, не стоит... Давай, я его просто усыплю и память последних трёх часов сотру? – Предлагая альтернативный вариант нейтрализации ненужного свидетеля, Илья догадывался, что Иванов его категорически отвергнет, но не предложить не мог.

– Я его сам усыплю, – со странной усмешкой, изломавшей побелевшие губы, процедил майор. – Нет, Илья, незачем этой гниде белый свет коптить.

– Не он, так кто-то другой будет над людьми издеваться ...

– Одной гнидой меньше будет, – отрезал Андрей. – Всё, разговор закончен, Илья. И даже не пытайся мне помешать.

Он решительно вытолкал товарищей из коридора и повернулся к Доктору, замершему посредине коридора, как тушканчик перед поднявшейся на хвосте и изготовившейся к смертельному броску коброй...

Репин с Горшечкиным только и успели, что спуститься с крыльца и пройти с десяток метров, как их нагнал Иванов и молча зашагал рядом. Илья скосил взгляд: на лице майора блуждала странная улыбка, более похожая на гримасу брезгливости; Репин понял, что щадить Доктора его товарищ не стал, собственно, это было понятно сразу. Илья подумал о другом – правильно ли поступил Андрей, убив человека? Насколько оправдано было это насилие? Или в поступке майора сыграло роль банальное проявление жестокости?..

'Да, Андрей жесток, его жизнь сделала таким, но чем я лучше его? Ведь я тоже этой ночью убил человека. Правда, тот не был пьян, как Доктор, и в его руках было оружие, и действовал я, можно сказать, автоматически. Но разве это оправдание, ведь того тоже можно было усыпить, как я сделал это с его напарником и с этой женщиной... Мы стали чересчур жестокими. Если так Так дело пойдёт, наша дорога ко всеобщему счастью окажется заваленной трупами...'

Андрей вдруг резко повернул голову, оборвав невысказанные мысли Репина, поглядел упор и, прищурившись, процедил:

– На войне как на войне, парень. И нечего раскисать, иначе туго тебе придётся.

– Да я и не раскисаю, – пожал плечами Илья, сам себя не вполне понимая в этот момент.

– Вот и славно, – кивнул майор и посоветовал: – А сомнения свои самоедские под контролем держи, тебя этим приёмчикам обучали... Ну что, мужики, ещё рывок, как говорится, и мы в окопе... Так, Серёга, твой выход. Если дверь закрыта... а ты, помнится, говорил, что она должна быть всегда закрыта?

Горшечкин согласно кивнул, затем тряхнул головой и тут же переспросил:

– А я говорил?

– Ну ты даёшь! Видать ещё не совсем выкарабкался, одной ногой на том свете пока стоишь. Говорил, когда мы побег планировали. Что ключи, мол, только у дежурных, да у Кеши имеются.

– Да... Ну... – непонимающе промычал Горшечкин.

– Баранки гну, в дверь стучи, – приказал майор. – Если тебя твои коллеги в глазок увидят, откроют. Нет, Илья, конечно, может Кешей прикинуться ради такого случая, он же у нас теперь скульптор. Но с другой стороны, охранники увидевши Кешу, опешат – почему у него нет ключа?

– А вы? – спросил недоумевающий Серёга. – Вы бы хоть по бокам от входа встали...

– О нас не думай, – майор похлопал Горшечкина по всё ещё рыхловатому плечу. – Стучись, нас они не увидят.

– А дальше что? – Горшечкин с тревогой посмотрел на Иванова.

– А дальше – дело техники.

– Всё будет нормально, Сергей, – успокоил Горшечкина Илья. – Твои коллеги просто уснут, и будут крепко спать до самого утра. А утром ничего не вспомнят.

– Но их же утром Магистр Млечин и Кеша...

– На войне как на войне, – повторил Андрей и длинно сплюнул в темноту.

Через пять минут беглец и его спасители уже стояли у высокого забора из оцинкованного профнастила; камеры по всему периметру показывали картинку тихой звёздной ночи и не фиксировали 'грузовые' авиарейсы майора – сначала с Горшечкиным на закорках, потом с Репиным.

А ещё через полчаса они, прихватив сонного Димку, мчались на неприметного серого цвета 'семёрке' по стремительно сереющей трассе навстречу жёлтому восходящему солнцу.

10.

Иннокентий Рябов задремал только к середине ночи. Но спал тревожно, то и дело беспокойно ворочаясь на кровати. Весь вечер после сеанса связи с Лизой он мучительно раздумывал, пытаясь, уловить нечто, что как ему казалось, ускользнуло от внимания. Какая-то недосказанность или фраза, оставшись в глубине памяти, никак не желала вылезать наружу. Она просто засела внутри, словно невидимая заноза, причиняя зуд и беспокойство.

'Что я пропустил? – в сотый раз задавал себе вопрос господин Куратор, но так и не мог на него ответить. – Было ведь что-то, точно было... Но что?'

Так и не вспомнив, он улёгся спать, но сон не шел. Зато пришла изжога, которая в последнее время преследовала его всё чаще. Рябов встал, побрёл на кухню и начал вываливать из шкафчика лекарства. Выбрав самую на его взгляд быстродействующую таблетку, он разжевал её, запил минералкой и, подложив под голову дополнительную подушку, снова попытался уснуть.

'Придётся утром заглянуть к Доктору, – невесело подумал, засыпая. – Предупреждал ведь меня – пора отказаться от крепкого кофе и перейти на нормальный режим питания. А как от него откажешься? И как с такой работой найти время для приёма пищи в спокойной обстановке? И как во время еды не решать вопросы и не нервничать? Наверняка Глеб заставит глотать эту чёртову кишку и снова будет зудеть, что мне нужно комплексное обследование, а там уж умельцы найдут кучу болячек, как будто я сам не знаю, что их у меня целый букет... Некогда, всё время некогда...'

В очередной раз застонав во сне, Кеша перевернулся на бок и вдруг почувствовал, как чья-то рука легонько коснулась его плеча.

– А? Что, кто?! – заорал Рябов, подскакивая на кровати и силясь разглядеть ночного гостя, потревожившего его сон.

На краешке кровати сидел человек – тёмная фигура грузного мужчины была отчётливо видна на фоне окна. Иннокентий Иванович протёр глаза, щурясь от лунного света, бившего прямо в лицо (в эту ночь было полнолуние) и испуганно просипел:

– Вы кто? Что вам надо?

– Извините за поздний визит, господин Рябов, – как ни в чём ни бывало отозвался незнакомец. – Дело срочное, потому и пришлось потревожить ваш сон. И будет лучше, если наш разговор никто не услышит, – добавил он уже мысленно.

Лица говорившего Рябов не видел – тот сидел спиной к окну, но как только человек перешёл на мысленную связь, Иннокентий Иванович вздохнул с облегчением – этот ментальный почерк был ему знаком.

'Слушаю вас, господин Советник, – мгновенно успокаиваясь, ответил господин Куратор, также переходя на мысленную связь. – Давно хотел с вами познакомиться'.

'Значит, узнал, шельмец, – довольно усмехнулся рош Индражит. – Ну, вот будем знакомы, Кеша'.

'Я весь – внимание, господин Советник' – почтительно склонив голову и проглотив фамильярное 'Кеша', ответил Рябов и спустил ноги с кровати, порываясь встать.

'Да сиди, – успокаивающим жестом остановил его рош Индражит. – И давай без церемоний, здесь я тебе не Советник, ты ж не на службе. Зови меня просто Дьяус' – покровительственно фыркнул толстяк.

'Дьяус... это что-то...' – стал рыться в памяти Рябов.

'Это из ведийской мифологии' – подсказал Советник.

'Кажется, так звали какое-то божество...'

'Божество дневного неба, если быть точным, – кивнул дас и усмехнулся: – чертовски приятно, когда тебя считают богом!'

'Слушаю вас, господин Дьяус' – покорно согласился Иннокентий Иванович, во все глаза стараясь рассмотреть таинственного Советника, который, как ему было известно, стоял где-то на верхних ступенях по служебной лестнице в иерархии ЭКОРА и связывался с Магистром только в экстренных случаях. Сам Рябов удостоился чести разговаривать с Советником всего пару раз, когда погиб Канин и отсутствовал Магистр. И если Советник решил явиться к нему лично, да ещё посреди ночи, то дело предстояло явно нешуточное.

'Прямо с утра нужно отправить трёх полностью подготовленных для операции замещения курсантов к Скульптору. Двое мужчин и женщина. Рейс из Красноярска в Токио в 12:30. В аэропорту Нарита их будет встречать вот этот человек' – сразу перешёл к делу Советник.

Легкий щелчок пальцами – и посередине комнаты вспыхнула голограмма. Рябов внимательно посмотрел на высокого и очень симпатичного молодого человека с белоснежной улыбкой, который приветливо махнул рукой. Трёхмерное изображение исчезло также быстро, как и появилось.

Иннокентий Иванович увидел, что ночной посетитель протягивает ему какую-то трубочку.

'Покажете его своим орлам, чтобы чего не перепутали, – пояснил рош Индражит. – И вот ещё что – о том, что трое курсантов отправляются на задание, Магистру не сообщать. И ничего документально не оформлять. Вам всё понятно?'

'Да, но...' – неуверенно отозвался Рябов, а сам подумал: 'Ага, вот где собака зарыта! Знать бы ещё, какой породы...'

'Никаких 'но', – Кеше на миг показалось, что он явственно слышит металлические нотки в голосе собеседника, хотя тот не произнёс ни звука. – Всё должно быть выполнено неукоснительно и в срок'.

'Я только хотел напомнить, что мы недавно потеряли несколько человек, плюс трое сбежавших. Мне будет тяжело прикрыть убытие ещё троих от Магистра. Может, взять кого-то из Южно-Сахалинского отделения?'

'Не мне вас учить, – мягко упрекнул рош Индражит, – Постарайтесь выкрутиться своими силами. Имейте в виду, кандидатуру следующего Магистра вашего отделения, как курирующий Советник, буду предлагать я, и мой выбор будет напрямую зависеть от того, насколько быстро и удачно вы справитесь с поставленной задачей. И помните – промедление смерти подобно!'

'Где-то я уже это слышал', – подумал Рябов, в то время как его собеседник поднялся с кровати, явно намереваясь покинуть помещение.

– Постойте, господин Дьяус, – решился, наконец, Иннокентий Иванович. – Можно, я дотронусь до вас рукой?

– Зачем это? – подозрительно спросил рош Индражит.

– Хочу проверить, вы настоящий или... голограмма, – Кеша покрутил металлический цилиндр в руке.

– Самый что ни на есть настоящий, – хмыкнул толстяк и хлопнул Рябова по плечу – мол, не сомневайся.

– Господин Советник, – не выдержав, Кеша схватил его за рукав. – Можно ещё один вопрос: почему вы лично ко мне сегодня прилетели? Как вы, нулевые, это делаете – летаете?

– А это уже два вопроса, – заявил толстяк, безапелляционно выдёргивая свой рукав. – Ну, уж ладно, коль потревожил ваш сон, так и быть, отвечу, а то ведь не уснёте, а?

– Не усну, – подтвердил Кеша. – Хотя бы в общих чертах – как это у вас получается, и много ли надо энергии, чтобы такое делать?..

– А вы, милейший, и сами знаете ответ на этот вопрос, – усмехнулся рош Индражит. – Вы же, если мне не изменяет память, физик?

Иннокентий Иванович утвердительно кивнул.

– Из чего состоит тело человека?

– Ну, по большей части из воды, – недоумевая, ответил Рябов.

– А водичка – она из чего?

– Из молекул, а молекулы – из атомов...

– Вот именно, а последние?

– Из элементарных частиц, а если дробить и дальше, то получим просто элементарный заряд энергии...

– Вот и ответ – разложите своё тело на элементарные частицы, дайте этой энергии свободу, и вы переместитесь в ту точку, которую себе наметили!

– Но как...

– Ай-ай-ай, Иннокентий Иванович, это уже третий вопрос. Энергия, как известно, это способность материальных объектов совершать работу. А Вселенная, как вы, надеюсь, знаете, процентов на девяносто пять состоит из тёмной материи и тёмной энергии. Вот тут и собака зарыта – заставьте тёмную материю на себя работать! – рассмеялся Советник и начал таять на глаза у изумлённого Рябова. Его телесная оболочка истончилась, растеклась книзу облачком серого тумана и исчезла.

'Да, вот ещё что, – донесся до Рябова ментальный всплеск. – То, что этот парень вдруг стал йоши, вам ни о чём не говорит?'

– Йоши?! Кто такой йоши? – запоздало воскликнул Кеша, но ответа не последовало. – Йоши, йоши... что он хотел этим сказать?..

Раздражённо бормоча, Рябов подошел к ноутбуку и, щелкнув мышью в строке поиска Googl, быстро набрал: 'йоши'. Из Википедии высветилось: 'Йоши – вымышленный дружелюбный динозаврик, являющийся одним из наиболее популярных героев серии видеоигр компании Nintendo про Марио и проживающий на острове Йоши'.

'Ничего не понимаю – какой динозаврик, какой Марио? – Рябов уселся в кресло перед ноутбуком и уставился на экран. – Может, что-то с Японией связано или с Марией? Чёрт бы побрал этого Дьяуса, говорит одними загадками! Тоже мне – бог нашёлся... '

Пальцы сами собой выбили на клавиатуре 'Дьяус' и нажали 'Enter'.

'ДЬЯУС – (санскр. небо, день), в ведийской мифологии божество дневного неба...' выплыло на экране.

Рябов подумал и ввёл в строке поиска: 'Йоши санскрит'.

'Йоши (санскрит) – гадатель по линиям руки', услужливо выдал ноутбук.

'Кажется, я понял, кого этот Дьяус назвал 'йоши'! – хлопнул себя по лбу Рябов. – Вот она, пропавшая фраза: 'А он гадает, – прозвучал в голове голос Лизы, – ну, как обычные провидцы – карты раскладывает, о прошлом рассказывает, будущее тоже может предсказать...'

Невольно прижав руку к сердцу, подпрыгнувшему, казалось, к самому горлу, так что стало трудно дышать, Иннокентий Иванович откинулся в кресле.

'Если Израэль Дворкин, по словам Лизы, стал прорицателем, то значит он... активирован! Вот она, эта ниточка в разговоре с Лизой! Теперь нужно распутать весь клубок!'

Кеша встал и начал расхаживать по спальне – так ему удобнее было размышлять.

'Шила в мешке не утаишь. Эти нулевые уже знают обо всём, вот скотство!' – ругнулся он про себя и тут же испуганно вжал голову в плечи и оглянулся – вдруг его подслушивают?

Потом подошел к столу, надел экранирующий шлем (так надёжнее!) и снова продолжил распутывать клубок.

'Но если они знают, что есть вторая установка и ничего не предпринимают, значит, она им не нужна. Или не имеет значения. Интересно, а что имеет значение для этих зацикленных на своей исключительности дасов? Боги... мать вашу! Но ведь установку-то создал Канин! Он тоже дас... Да, но Канин не такой, как они. Прометей хренов, который сгорел в огне своего же пламени. В любом случае, если дасам установка не нужна – к чему им плодить богов? – то мне она крайне необходима. Надо срочно посылать туда группу, вдруг нулевики передумают и выхватят её у меня из-под носа? Без установки бороться за дело Революции будет намного сложнее. А поскольку никакой команды насчет установки от Советника не было, я могу проявить личную инициативу... Да, именно так!

И зачем Скульптору срочно понадобились три курсанта? – тут же пришла в его голову ещё одна мысль. – Япония в экологическом смысле после катастрофы на атомной станции нуждается в наблюдении, но там есть свои отделения ЭКОРА... Может, готовится переворот в правительстве?! Странно всё это...'

Слушая рапорт начальника караула о том, что за время дежурства никаких ЧП не произошло, Иннокентий Иванович болезненно морщился – вечерняя изжога до конца не прошла, а таблетки давали лишь кратковременное облегчение. С этим надо было что-то срочно делать, иначе об обычной стопроцентной работоспособности в течение дня говорить не приходилось. Тем более, о выполнении срочного задания Советника на должном уровне и подборе ребят в группу для захвата генератора Канина. Рябов для себя уже решил, что эту, последнюю группу, возглавит лично. Покосившись на припаркованный на площадке у гаража белый 'Шевроле', он поинтересовался:

– А что, Доктор уже приехал?

– Так он и не уезжал, – осклабился начальник караула. – Всю ночь в его кабинете свет горел...

'Бухает эскулап, – неприязненно подумал Рябов, – менять пора. Алкоголики – тормоз для всемирной экологической революции. – Он снова поморщился и сунул в рот очередной белый квадратик 'Рени'. – Однозначно менять, но... не сегодня. Только бы наш Глебушка оказался в более-менее рабочем состоянии...

Иннокентий Иванович притормозил возле флигеля видеоконтролёров. Открыв дверь своим ключом, он вошёл внутрь и буквально остолбенел на пороге от неслыханной дерзости дежурных – парни дрыхли молодецким сном.

– Это... это что такое? – поперхнувшись от возмущения и неожиданно осипнув, прошептал Рябов; откашлялся и по-петушиному прокричал: – Подъём, сукины дети! Вы у меня сегодня же на помойке очутитесь! А ну, встать, мать вашу!

Однако ни Кешин кашель, ни его истошные вопли на спящих нимало не подействовали: контролёры как спали – один за столом, уткнувшись лбом в сложенные руки, второй прямо на полу, зажав в руке компьютерную мышь. Рябов потянул носом – алкоголем вроде не пахло. Просто крепко спят?.. Чересчур крепко. Недоброе предчувствие шевельнулось в душе заместителя Магистра. Он подошел к спящему на полу, легонько пнул его ногой – тот не отреагировал. Подошел ко второму контролёру, потряс за плечо – тот же эффект.

'Надо Доктора сюда, – подумал Рябов. – Срочно! Пусть разбирается в этом сонном царстве...'

И тут в его кармане запел сигнал мобильника. На дисплее высветился номер 'изолятора', куда упрятали Лизиного сына Димку.

'Чёрт!' – Рябов уже догадался, что сейчас услышит.

– Да, я!.. Исчез?!.. Как это исчез?! А где вы были?!.. Один мёртв, второй спит, и ты его не можешь разбудить?.. И сама только проснулась? Не помнишь ничего?! Я вам память-то прочищу, мать вашу! Да, уже еду... Что делать? Ничего не делать, сиди и жди. И этого... секьюрити долбанного разбуди. Ждите! – Иннокентий Иванович обессилено присел на свободный стул. Изжога стала невыносимой.

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! Это их работа, больше некому... Научились кое-чему, сволочи... Усыпили всех...– Рябов схватился за голову. – И эта сучка, подстилка майорская, лапшу мне на уши вешала! Резину тянула, гадина, дурочкой прикидывалась, а любовник в это время с помощью канинской установки суперменом становился... И не только он... Пацана из лагеря похитили, это понятно, но сюда их чего занесло?.. Горшечкин, – вдруг сообразил он. – Не иначе, за брошенным соучастником приходили...

Забыв об изжоге и о стоящем рядом с флигелем 'Саабе', Кеша потрусил к медпункту. У самого крыльца его окликнул из окна резко затормозившего 'Мерседеса' Магистр Млечин.

– Куда это вы так поспешаете, Иннокентий Иванович? Живот, что ли, прихватило? – мерзко хохотнул он.

– Э... – Рябов замялся. – Я к Доктору.

– Я и говорю, занемогли, – продолжал насмехаться Магистр. Рябов решился:

– Кажется, у нас неприятности, Станислав Александрович.

– Нашли чем удивить, – проворчал Млечин, кряхтя выбираясь из автомобиля. – Ведите, рассказывайте...

Кровать, на которой ещё вчера лежал пребывающий между жизнью и смертью человек, была пуста. А рядом, на полу, сидел Доктор и что-то мастерил из распущенной на тонкие ленточки капельницы.

– Глеб, ты что делаешь? – помертвев, спросил Рябов.

Доктор поднял голову. Взгляд его белёсых глаз был бессмысленным, тонкие бесцветные губы растянуты в дебильной улыбке; по подбородку стекала на воротник белого халата струйка прозрачных пузырчатых слюней. Как-то по детски – с выворотом – он вытянул вперёд руку со своим творением и радостно сообщил:

– Дракончика!

Магистр сердито крякнул. Рябов взглянул на него и тихо сказал:

– Наш Доктор, похоже, сошёл с ума.

– Да что вы говорите? – ехидно заметил Млечин. – А то я сам не вижу. К этому всё шло, Иннокентий Иванович. Пьянка на рабочем месте, утрата раскодировочного диска... Теперь вот белая горячка, всё закономерно. Я только одного не пойму: как вы, завзятый трезвенник, решились покрывать выходки этого алкоголика?!.. Это ваша вина, что мы потеряли... не скажу, ценного сотрудника регионального отделения, но... в некотором роде – единственного в этой области на данный момент специалиста.