Текст книги "Зов Орианы. Книга вторая. Арктический десант (CИ)"

Автор книги: Елена Крестьянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

– Собственно говоря, – стал оправдываться Рябов, – я планировал замену Доктора, и в самое ближайшее время...

– Вы планировали, – надулся Магистр, – а я решал вопросы. За вас, между прочим, господин заместитель.

Рябов пожал плечами и поморщился – изжога снова напомнила о себе. Неверно истолковав его ужимки, Станислав Александрович угрожающе сжал подбородки.

– Да-да, именно за вас, – с вызовом произнёс он. – Ещё вчера я связался с Центром и запросил себе в штат нового специалиста по данному профилю. На днях прибудет.

Рябов облегчённо вздохнул: – А этого куда?

– Думаю, вопрос риторический, – усмехнулся Магистр и вдруг, рассвирепев, заорал: – Вы зачем мне идиотские вопросы задаёте?! Первый раз замужем? В бомжи, куда же ещё!! На помойку! Этому слюнявому дебилу даже прочистку мозгов делать не придётся... Хотя нет, для верности надо провести сеансик, слишком многое этот ваш... так называемый Доктор знает. Пока в изолятор его определите, новый спец приедет, сделает всё как надо. – Млечин двинулся к выходу. Рябов несмело его окликнул:

– Станислав Александрович...

– Что ещё? – обернулся Магистр. – Не все гадости мне сообщили?

Рябов замялся, он почти физически ощутил, что виртуальная сутана серого кардинала стала ему вдруг не по размеру – слишком большой и тяжёлой, – вот-вот не удержится на худых плечах и гладким шёлком соскользнёт на пол к ногам.

'Говорить или нет Млечину обо всех неприятностях? – лихорадочно соображал он. – Или стоит кое-что утаить?.. Нет, не надо вообще ничего рассказывать. Зачем раньше времени расстраивать этого... полудурка, он же запросто может применить административный ресурс. Вслед за Доктором, например, отправить. Пока Советник вмешается, от меня один пшик останется... Нет, сначала надо всё хорошенько обмозговать, подготовиться, разработать новый план внедрения группы в красноярскую резиденцию Канина... Нет, не внедрения, чёрта с два к нему теперь внедришься! Надо что-то другое придумать, что-то более оригинальное... Зато с тремя курсантами, я, кажется, дело решу. Раз мальчишку украли, можно списать и ещё троих человек, которые якобы его охраняли. Пошлю в Японию Михаила, Элку и ещё одного, который в кутузке ошивается. Скульптору ведь всё равно, кем курсанты были в предыдущей жизни. И Доктор вовремя запил... Придётся самому им мозги перед отлётом прочистить, чтоб о мальчишке и о похитителях ни одна живая душа не прознала. Пока всё складывается в мою пользу!'

– Мне нужно отъехать ненадолго, – произнёс он, наконец.

– Ну так отъезжайте! – взорвался Млечин. – Я вас к себе привязывал, что ли?.. Ах, да, мы же с вами планировали сегодня кое-что обсудить... Но я и сам буду некоторое время занят. Итак, вечером жду вас с докладом.

Магистр вышел из палаты, Рябов обессилено опустился на койку.

– Чёрт, как жжёт-то, – он помассировал грудину, с неприязнью посмотрел на копошащегося на полу Доктора, словно именно тот был источником всех его бед. – Глеб, что с тобой произошло? Ты хоть что-нибудь помнишь?

– Я – Глеб, – счастливо и глупо разулыбался бывший мозгоправ.

– Ты Глеб, – кивнув, повторил Иннокентий Иванович, – и то хлеб. Такой вот каламбур... Кто этой ночью приходил, Глеб?

– Прилетали инопланетяне, – беспечно отозвался Доктор. – Один из них сделал мне плохо, но потом стало хорошо.

– Понятно, – вздохнул Рябов. – К белой горячке добавились зелёные человечки.

– Почему зелёные? – заупрямился Глеб. – Они чёрные.

– А Горшечкин где?

– Съели его, – осклабился Доктор и, тревожно оглянувшись, доверительно прошептал. – Самый большой инопланетянин съел.

Иннокентий Иванович, словно желая обнаружить остатки трапезы инопланетного каннибала, пробежался взглядом по полу и, остановив его на счастливом слюнявом лице Доктора, горестно вздохнул. В палату заглянул дюжий санитар; из-за его плеча косил молчаливый якут Коля.

– А что это с нашим Доктором? – поинтересовался санитар.

– Белочка. Допился ваш Доктор. На пару, небось, бухали?

– Как можно, Иннокентий Иванович! – почти искренне возмутился санитар.

– Так, – Рябов встал. – Николай, присмотри тут за ним. – (Якут кивнул). – Сейчас я охрану вызову, отведёте Доктора в наш изолятор. – (Снова кивок). Рябов нажал кнопку вызова охраны, отрывисто приказал: – Наряд к медпункту. Два человека, срочно. (Николай пожал плечами, подумав, наверное, что мог бы справиться с таким пустячным делом и без охранников). – Теперь ты, – Рябов взглянул на санитара. – Пойдём. От изжоги есть что-нибудь? – спросил, когда они вышли из палаты в коридор.

– Рени, – радостно осклабился санитар.

– Тьфу ты! – сплюнул Иннокентий Иванович. – А что-нибудь... более эффективное?

– Новокаин.

– Внутримышечно?

– Перорально, – загоготал санитар.

Рябов снова сплюнул.

– Уроды, чёрт вас всех возьми! Шутники, мать вашу!

– Да нет, Иннокентий Иванович, вы что, какие шутки, я на полном серьёзе. Я просто вспомнил, как это Доктор наш, царство ему... ой, блин, что я говорю! Короче, он тоже частенько изжогой мучился, особенно с похмелья. Бывало хлобыснёт полстаканчика новокаина...

Обратный путь на Чёртову гору занял у Иванова и Репина вдвое больше времени – в целях конспирации и из-за многочисленных проверок на дорогах пришлось возвращаться обходными путями.

Серые 'Жигули', которые они взяли взаймы у Василиска, хоть и были неприметными, но скрыть их и сделать полностью невидимыми не представлялось возможным, иначе аварии в дороге им были бы обеспечены. Документы на новые имена, умело изготовленные по образцам паспортов, хоть и выглядели настоящими, но наличие в машине больного Горшечкина портило картину и могло привлечь внимание гаишников.

А проверки, по мере продвижения в сторону Красноярска, происходили всё чаще.

– На этих гайцов не напасёшься! – возмутился майор, выдав очередную мзду очередному патрульному на дороге. – Они как старушки на паперти с протянутой рукой по всей дороге выстроились! Я что, деньги штампую?!

– Если что, я их штампую, – резонно возразил Илья.

– Ну да, ты ж у нас теперь главный казначей Монетного Двора России, – тут же согласился Иванов. – Кстати, надо бы ещё дэцл бабосов сотворить, а то у меня уже закончились. И вообще, о ночлеге подумать пора. Может, какую придорожную гостиницу найдем или дом отдыха, типа 'Полярной звезды'?

– Рублями примете или, будучи человеком прогрессивным и лишённым лжепатриотических предрассудков, предпочитаете валюту? – ёрнически поинтересовался Илья. – Доллары? Евро? Сейчас организую, мне только печатный станок включить.

– Нашими пока обойдемся, – не принял шутку майор. – И без фанатизма, Илюша, нечего тысячными бумажками башлять, пятихаток лучше наделай побольше.

Илья послушался – достал из портмоне лиловую купюру, положил на ладонь, прикрыл глаза и, сосредоточившись, умножил её в уме на сто. В его руках купюра послушно превратилась в целую пачку.

– Здорово! – отозвался Иванов, скосив глаз на руки друга. – Все-таки быть оперантом – это нечто! Особенно с такими способностями, как у тебя.

– Да и тебе грех жаловаться, – отозвался Илья. Он отполовинил пачку себе в карман, остальное протянул майору. Тот хмыкнул:

– Номера банкнот-то не одинаковые, надеюсь?

 – Обижаете, гражданин начальник. Фирма гарантирует качество и стопроцентную ликвидность товара. – Илья зевнул. – Скоро совсем стемнеет; ты прав, гостиницу или мотель искать надо – товарищу нашему нормальный отдых нужен, я уже про мальца не говорю...

Иванов обернулся. Горшечкин, полулежал на сидении с закрытыми глазами, рядом прикорнул Димка, прижимая к себе бутылку с минералкой. Иванов подмигнул мальчику, тот оживился было, но вскоре снова начал засыпать.

– Заночуем в ближайшем населенном пункте, – сказал майор. – Что у нас там по карте, штурман?

– Сейчас определимся, – Репин развернул карту и углубился в изучение трассы.

Им повезло – в первом же встреченном мотеле нашлось два свободных номера, причём оба находились на втором этаже и были расположены друг напротив друга. Понятное дело не президентские люксы – стандартные десятиметровые боксы, но со всеми необходимыми удобствами, – собственно, чтобы скоротать ночку и восстановить силы для продолжения пути, повышенной комфортности и не требовалось. Иванов с Димкой заняли номер, выходящий окнами во двор – оно и понятно, мальчишке требовался спокойный сон, вымотался он до предела. Более шумными 'апартаментами' пришлось довольствоваться Репину с Горшечкиным.

Илья принял душ и с наслаждением вытянулся на кровати – несколько суток езды в машине по местным дорогам давали о себе знать.

Горшечкин восстанавливался медленно, несмотря на ментальную помощь товарищей, и потому, вяло сжевав кусок купленной по дороге пиццы, сразу уснул.

Репину же не спалось. Но не шум проезжающих по трассе машин был тому причиной – слишком много вопросов накопилось в голове новоявленного операнта за прошедшие дни; они, как червяки, хаотично и бестолково ворочались и тыкались в черепную коробку, ища выходы-ответы и, не находя таковых, начинали ворочаться и тыкаться ещё активней.

'Мария могла бы прояснить, если не всё, то, по крайней мере, большую часть моих непоняток, – с явной обидой на любовницу думал Илья. – Она ведь дас, она дочь Канина, и прекрасно осведомлена обо всём, что происходит со мной и со всеми нами. Знает, что ждёт нас в будущем. Нас – человечество и нас – меня и её... Да, она могла бы о многом мне рассказать, но – если бы захотела... А ведь мы с ней становимся чужими, – вдруг пришла неожиданная, но почему-то совершенно не встревожившая его душу мысль. – Или... уже стали?..'

Он попытался связаться с Марией, старательно вызывая её по приватному каналу, но ответа не дождался. Ощущение было таким, будто он громко стучится в запертую дверь, а его либо не слышат, либо – что наиболее вероятно – просто не хотят впускать.

'Почему она полностью закрылась? – недоумевал Илья, тупо глядя в потолок. – И как она меня встретит после этой своей... активации?'

Ему вспомнились слова, которые Мария произнесла однажды: 'Я здесь, на этом чёртовом задании, не женщина. Я вообще не человек, я – робот. Не жди от робота ласки – он железный'. А ведь сейчас Мария всё равно, что на работе, даже более чем на работе – она жаждет исполнить некую миссию! И когда робот снова станет человеком – после выполнения этой миссии? Неизвестно. И станет ли?..

А ведь ему было хорошо с ней, чертовски хорошо!

Илья улыбнулся и, закрыв глаза, попытался воскресить в памяти что-нибудь приятное, ну... например, тот бурный безудержный секс в душе, после его позорного поражения на кумите.

Но непонятно с какой стати взбрыкнувшее вдруг сознание нарисовало картину в стиле техно, и до такой степени реальную, что Илья в полной мере ощутил эффект присутствия.

Цех не цех, арочные конструкции перекрытия, чаще всего применяемые в строительстве производственных зданий, лишь угадываются в полумраке; с потолка свисают толстые мохнатые канаты, похожие на хоботы мамонтов и колючие полуразвитые тросы, смахивающие на диковинных ощетинившихся кактусовыми иглами змей; стен помещения не видать вовсе. Длинная и узкая конвейерная линия, уходящая началом и концом в темноту, пересекает помещение. Транспортёрная лента скользит по роликам, во всяком случае, слышен мерный рокот. Но неожиданно он смолкает, и тут же яркий луч, словно растолкав по сторонам небритые хоботы и змей-мутантов, падает на транспортёрную ленту, поймав в световой круг как в капкан, лежащую на нём голую женщину.

Она на боку спиной к Илье, но у того нет никаких сомнений, что перед ним его Мария – чего-чего, а возможности в мельчайших деталях изучить за время их знакомства прекрасную наготу любовницы, он не упустил. Эти плечи, возможно чуть более широкие и прямые, чем должны быть, эта тонкая талия и крутой подъём на бедро, две симметрично расположенных на лопатках родинки... всё это спутать нельзя. Свет так ярок, что смуглая кожа Марии кажется Репину молочно-белой, белоснежной. Волнующие изгибы тела женщины и, как ни странно, неестественная белизна её кожи вызывают у него жгучее желание.

Желанная, но ставшая вдруг недоступной Мария!

'Так вот же она в двух шагах, – раздаётся вдруг в ушах Ильи чей-то шёпот. Может, его собственный? – Доступна, ещё как! Возьми её, супермен хренов! Не робей, Машке понравится, её всегда нравилось, когда ты показывал себя мужиком, грубой брутальной скотиной. Возьми её! Прямо на этом дурацком транспортёре, авось не тронется чёртов конвейер, не увезёт куда-нибудь в преисподнюю'.

Почему-то Илья уверен, что Мария спит.

'Пойди, разбуди её, – настаивает шёпот. – Она тебя ждёт, ну же, иди, трахни её'.

Илья делает шаг, тянет руку, трогает за плечо и... ощущает его нетелесную твёрдость и холод металла. Он тут же в испуге отдёргивает руку, а Мария медленно, какими-то судорожными как в брейк-дансе рывками начинает поворачиваться.

О боже! Что это?! Вместо карих смеющихся глаз Марии на него уставились холодные матовые сканеры. Мария – не человек?!..

'Ты хотел попробовать, как это с роботом, – голос из двух динамиков, вмонтированных в грудь вместо молочных желёз, – механический, не понятно какой – ни мужской, ни женский, – не Машкин голос. – Ну, иди ко мне, малыш. Попробуй, проверь. Баба даже железная может оказаться ласковой'.

Мария-робот спустила ноги с транспортёра на пол и, встав, двинулась к нему; Илья отшатнулся и...

...грохнулся в проём между кроватями. Шум падения не потревожил крепко спящего Горшечкина, интенсивность чудовищного Серёгиного храпа не снизилась и на долю децибела.

'О, чёрт! Померещится же! – Репин поднялся и потёр рукой ушибленный локоть. – Вот же проклятое креативное воображение!.. А может не в нём дело, а в моих новых способностях?.. А не Мария ли пытается меня таким образом оттолкнуть от себя? – мелькнула мысль. – Поймала волну моей разбушевавшейся сексуальности и решила пугнуть, посмеяться... Да нет, причём здесь Мария! Я сам только что вспоминал её слова про робота, вот и нафантазировал себе. Хотя... Нет, запутался, перекурить надо это дело, подышать, так сказать, свежим никотином'.

Он сгрёб с прикроватной тумбочки сигареты и зажигалку, двинулся было к балкон, но решив, что неприлично выходить в одних трусах, натянул джинсы, накинул рубаху. Пока одевался, о пригрезившемся думать расхотелось, но сексуальное возбуждение, несмотря на пережитый стресс, не отпускало. Мысли сами собой перекинулись к Мадалене.

'Вот Мадлен, она всегда была живая, даже тогда, в том странном виртуальном сне она плакала, когда закатила мне истерику. Жаль, что не удалось тогда ничего толком ей объяснить. Впрочем, я и сам тогда мало что понимал, – думал Илья, часто затягиваясь и стряхивая пепел по русскому обычаю наружу, за балконные перила. – Стоп! Я сейчас рассуждаю так, словно всё, что случилось в то утро, было на самом деле! А этого не было, не могло быть. Какое сегодня число? Пятнадцатое августа, – он почесал затылок. – Да уже можно сказать, шестнадцатое, полночь близится...'

Он не раз прокручивал этот сон в своей памяти, и сейчас отчётливо вспомнил, как схватил с директорского стола Мадаленин ежедневник, раскрыл его в том месте, где он сгибался и прочёл: 'Назначенные дела на понедельник, 15. 08...'

'Так, – стал рассуждать Репин, – если верить, что мой сон был реальностью, и мне каким-то непостижимым образом удалось ускользнуть из под неусыпного наблюдения Кеши и скакнуть из спецлаборатории в офис да к тому же на два месяца вперёд... Да нет, бред какой-то. Правда Кеша в тот момент был с нами – со мной и с Андреем в виртуалке, то бишь, не мог стопудово контролировать ситуацию... Но как я умудрился освободиться от всех этих фиксаторов, ремней, датчиков, проводов? А потом, вернувшись, сам себя снова пристегнул к кушетке, так что ли получается? Точно – бред. К тому же пятнадцатого августа, то есть сегодня утром, я сидел за рулём 'Жигулей' и никуда не отлучался. Находиться в двух местах одновременно я не мог физически – это из области фантастики. Такие фокусы даже всемогущим дасам слабо исполнить. Да и не проезжали мы Полыноград, стороной обошли. И Андрюха рядом сидел, а ведь и он, между прочим, в это время, если верить сну, отношения со своей благоверной выяснять должен был. Помнится, он рассказывал, что за сыном приходил, а на деле он Сашку своего ещё в начале августа разыскал. Да, не вяжется...'

Окурок припёк пальцы, Илья щелчком отправил его в ночной полёт.

'Значит, это всё-таки был сон, – подытожил он свои рассуждения и снова вспомнил Мадалену: – Мадлен, милая, хорошая, добрая Мадлен, как бы я хотел тебя увидеть. Ты настоящая, ты не робот. Ты умеешь плакать. А я урод – взял и потерял тебя...'

Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть свою бывшую любовницу, образ которой всегда жил в его памяти. Иногда этот образ был чётким и ярким, иногда – под влиянием обстоятельств – истончался до лёгкого абриса, но никогда не исчезал бесследно.

'А почему нет? – внезапно спросил себя Илья. – Почему бы прямо сейчас не отправиться к Мадлен и не объяснить ей всё? Время есть – целая ночь. Далековато? Но Мария и Дассан в один голос уверяли, что я после активации смогу мгновенно перемещаться в пространстве на любые расстояния. Правда, при этом добавляли, что мне надо много тренироваться, что сама активация – это только начало развития метапсихических способностей. Ну-ну. А может я уже в состоянии... телепортироваться? Ведь за прошедшие двое суток я открыл в себе некоторые способности, о которых и разговора-то не было. Причём без каких-либо специальных тренировок. Кто помешает мне проверить – а вдруг?..'

Он мысленно представил себе спальню, в которой они с Мадаленой провели столько приятных вечеров и не менее приятных ночей, и увидел, как прямо перед ним образовалось туманное облачко, которое стало медленно вращаться вокруг серединной точки, закручиваясь в концентрическую спираль.

Не раздумывая, каким-то шестым или даже седьмым чувством осознав, что опасности нет, он шагнул в воронку перехода.

Мадлен не спала, она лежала на кровати и при свете ночника читала, держа в руках небольшого формата серенькую книжку. Илья стоял на пороге спальни, прижавшись к косяку, смотрел на женщину, по которой жутко соскучился, и глупо улыбался; он прекрасно знал, что она читает – это был томик стихов её любимого Есенина. Мадлен не услышала бесшумного появления блудного любовника, глаза её были заняты чтением, а мысли витали где-то далеко.

– Вы помните, вы всё, конечно, помните, – вдруг тихо, с какой-то необычной грустью в голосе, начала декламировать вслух Мадалена.

– Как я стоял, приблизившись к стене, – не удержался и так же тихо подхватил Илья; вообще-то он не питал огромной любви к поэзии, но есенинское 'Письмо к женщине' знал наизусть. Однако похвастаться потерянной и вновь обретённой любовнице своими поэтическими познаниями Репину не пришлось.

– Илья?!.. – громко воскликнула Мадлен, выронив томик из рук, глаза её наполнились слезами. И это были слёзы радости, а не обиды.

Илья бросился к любимой – теперь он это отчётливо понял – к любимой женщине и, упав перед ней на колени, стал покрывать страстными поцелуями её лицо, шею, плечи, руки и грудь, ласково и ненадёжно укрытую тонким кружевом пеньюара.

– Я знала, я знала, что ты придёшь, – шептала Мадлен, намертво вцепившись пальчиками в его рубаху и не желая разжимать их.

– Как я рад, что снова вижу тебя, любимая!

– Я знала, что ты придёшь сегодня, – твердила она сбивчиво, с перерывами на ответные поцелуи. – Я весь день как сумасшедшая... Всех выгнала из офиса... с самого утра, даже Светлану... Сидела одна и ждала тебя... А ты не пришёл... Я думала, что сойду с ума... Сначала хотела устроить тебе разнос... и выгнать с работы... Даже приказ о твоём увольнении подготовила... А потом... потом я разорвала его на мелкие кусочки и проревела... до самого вечера... Я ждала тебя, Илья... Целых два месяца ждала, каждый день надеялась, что ты появишься в 'Вивате'. И дома вечерами прислушивалась, не повернётся ли ключ в замке. Но тебя всё не было, а я вздрагивала от каждого шороха. И вот сегодня ты пришёл, а я не услышала...

Илья не стал пояснять, что она и не могла его услышать – ведь он вошёл не через входные двери, а предусмотрительно материализовался в коридоре. За секунду до момента перехода он вдруг испугался, что Мадлен могла сменить замки, и дал сам себе чёткие указания: конечная точка перехода – зеркало в прихожей Мадалены. Закрыл глаза, а когда открыл – увидел своё собственное неясное отражение в зеркале тёмного коридора.

Он лишь улыбнулся в ответ и прошептал, зарываясь лицом в копну её волос и с удовольствием вдыхая родной запах:

– А почему ты решила, что я приду именно сегодня?

Мадлен, наконец, выпустила рубашку Ильи из своих цепких пальчиков, но тут же сжала ладонями его щёки, приблизила лицо к своему. Внимательно и как-то удивлённо посмотрев в глаза и смешно, по-детски шмыгнув носом, сказала:

– Ведь я же люблю тебя, Репин. А любящие женщины всегда чувствуют такие вещи...

Этой ночью не спалось не только Илье, Андрей долго лежал с открытыми глазами, слушая сопенье спящего Димки и думая обо всём. Вернее, о многом. Мысли, бродившие в его голове, никак не могли определиться относительно своей значимости – большинство было отнюдь не легковесными и весьма непростыми в решении, – они толкались в нерешительности и как бы ненароком вытесняли собратьев, тех, что казались более слабыми и менее внятными. Воспоминания возникали спонтанно, на первый взгляд без какой-либо последовательности и очерёдности, однако, если проследить – повинуясь сложившемуся порядку принадлежности и соответствия. Они вспыхивали живыми цветными картинками, но вскоре одно за другим, теряя яркость, чёткость и образность, уплывали вслед за отступившими мыслями.

В итоге осталось всего лишь три образа – Санёк, Лиза и Димка – и единственная, но выставляющая эту троицу в единый логический ряд мысль: 'И что дальше, товарищ майор?..'

Андрей тяжело вздохнул и потянулся за сигаретами, но, спохватившись, закуривать не стал – поднялся с кровати и, заботливо подоткнув одеяло под тёплое тельце мальчика, вышел на балкон.

– Ну, так что же дальше, товарищ майор? – после пары глубоких затяжек повторил он вслух свою мысль, вольготно и основательно устроившуюся в голове. – А не до хрена ли ты на себя взял?

Майор спецназа Андрей Иванов умел принимать решения, предполагая и даже зная наверняка, что они единственно правильные, но мало заботясь о том, что за возможные ошибки будет держать персональный ответ. Таким его сделала армия и участие в боевых действиях. За годы службы не раз, а если отбросить условности, то постоянно приходилось думать и решать не столько за себя, сколько за других. Но люди, жизни которых он подвергал опасности, были мужчинами, способными постоять за себя. Достаточно близкими – со своими бойцами он, как говорится, пуд соли, без хлеба и не запивая водой, сжевал, – но всё-таки не такими родными и не такими беззащитными как...

Андрей закрыл глаза, и в сознании всплыли все три члена его новой семьи – жена и два сына. Они стояли рядышком, держась за руки и, казалось, с надеждой и совершенно доверчиво смотрели на него. Санька – кровь от крови, плоть от плоти его. Лиза, женщина, которую он полюбил по-настоящему, может быть, впервые в жизни. Димка – мальчишка, отцовские чувства к которому вдруг совершенно неожиданно намертво поселились в огрубевшей солдатской душе.

Неожиданно в памяти всплыл сон, который приснился ему в виртуальном мире, навязанном Кешей. Тогда ему приснилась незнакомка, лица которой он не знал и не видел – только силуэт. Но от этого она даже во сне не теряла для него свою значимость: он любил её безгранично, безмерно, ясно сознавая, что он ещё жив, потому что есть она.

Была ли его любовь во сне взаимна? Он не знал. Но закончился сон неоднозначно и странно. Он уходил; шёл нехотя, с трудом передвигая ставшими вдруг свинцовыми ноги и чувствуя, что это его последний военный поход. Не было ни страха, ни сожаления, ни ненависти. Одна пустота впереди. И так было, пока он не оглянулся. Любимая во сне женщина стояла высоко на холме против солнца. Её силуэт казался чёрным на фоне пылающего неба. Он приложил ко лбу руку козырьком, пытаясь хотя бы на прощание разглядеть её лицо. И вдруг отчетливо понял, что женщина не одна. Рядом с ней стояли ещё две тёмные фигурки, только поменьше. Он тогда махнул им рукой и... проснулся.

Когда Репин спросил, что ему приснилось, майор не ответил. Да и что он мог сказать? Приснилось непонятно что. Мечта? Реальность? Потаённая надежда? Ожидание чуда? В одном был уверен Иванов – женщина та была ему дороже всех на свете.

'Да, майор, наворочал ты дел, – сказал себе Андрей, отгоняя непрошенные мысли, и вздохнул. – Тогда был просто сон, а вот теперь точно реальность, только на сон больше смахивающая. Кто я теперь? И что делать дальше? Сам непонятно во что вляпался, и их за собой потащил!.. У Лизы с Димкой, собственно говоря, других вариантов не было, а вот Санька, его-то я мог к Верке на время пристроить. Конечно, не сладко с такой мамашей жить, но всё-таки, в относительной безопасности находился бы малец, а так... полная неизвестность...'

Андрей докурил, затушил окурок, поплевав на него, но точно так же, как и Илья, щелчком пульнул его с балкона в тёмный двор мотеля. Потом махнул рукой и, отсекая себя от уныния, сказал вслух:

– Ладно, нечего сопли распускать, прорвёмся, не впервой! Я чай не пальцем деланный, да плюс мои новые способности, соображу, как ими грамотно распорядиться. Надо будет, глотки всем Рябовым с Дассанами перегрызу, но Лизку с пацанами в обиду не дам. Ну и Землю заодно спасу!.. И не один я к тому же, Илья поможет. Он уже не тот хлюпик, каким был. Вот только дочурка Канина мозги ему запудрила напрочь, можем мы с Илюхой и по разные стороны баррикад оказаться. Хотя... в последнее время, что-то у них с Машкой не клеится. Дай бог, чтобы совсем расклеилось.

С этими словами Иванов покинул балкон, снова поправил Димкино одеяло и улёгся на кровать. На этот раз уснул он быстро и спал до самого утра.

– Прости, дорогая, но я должен...

– Кому и что ты должен? – Мадалена не могла взять в толк, почему Илья, который наконец-то опять появился в её жизни, причём в совершенно другом качестве – не любовника, а любящего мужчины – собирается её покинуть. – Ты должен только одно – быть рядом, любить меня. Я так долго ждала тебя! Всю жизнь!

– Прости, я не могу рассказать тебе всего, это не моя тайна. Но я должен уйти. Чтобы потом у нас всё было хорошо.

– Что за тайна?

– Понимаешь... Я сейчас не принадлежу сам себе. Смог вырваться ненадолго... Но я вернусь, вот выполню... одно задание, и мы всегда будем вместе, я обещаю тебе, любимая.

– Задание? Ты... Я сейчас правильно подумала?

– А о чём ты подумала?

– Ты работаешь на государство?

– Не совсем. То есть... можно сказать, что и на государство. А разглашать государственные тайны нельзя, даже если об этом просит любимая женщина, – добавил он уже шутливо. – Вот окончу своё задание, вернусь за тобой, и мы уедем. В столицу, например. Ты хочешь жить в Москве? Или Петербурге?

– Нет, – покачала головой Мадалена. – В Москве спешка, давка и пробки, а человек чувствует себя песчинкой в городском океане. В Петербурге сыро. Может, лучше как птицы – отправимся в тёплые края? – мечтательно закончила она, раскинув руки в стороны на подушках.

– Так и сделаем, – согласился Илья, – махнём к морю. Куда ты хочешь – в Грецию, в Италию, на Кипр? А может, на Лазурный берег?

– Не хочу, милый, там народа – не протолкнуться.

– Тогда, может, в Сочи? Найдём какой-нибудь дикий пляж...

– Не думаю, что на побережье Чёрного моря остались места, где не ступала нога человека... Я привередливая, да?

– Ну что ты! Если честно, я сам никого не хочу видеть кроме тебя. Эх, пожить бы эдак месячишко вдвоём на необитаемом острове... – Репин вдруг задумался. – А что, это идея! Я вернусь, и мы с тобой обязательно отправимся на необитаемый остров и будем жить на нём, сколько захотим. Я куплю тебе остров, клянусь! Мы будем целыми днями валяться на пляже и слушать крики чаек и шум прибоя.

– Тебе за твои секретные задания так щедро платят? – не веря, усмехнулась Мадлен. – Ладно, мечтать не вредно, давай помечтаем... Слушай, Илья, это, конечно, здорово – день напролёт валяться на пляже, но коль остров необитаем, то и ресторанов там нет. Ни кафе, ни бистро, и даже никакого фастфуда. Чем же мы будем питаться? Одной любовью, знаешь ли, сыт не будешь.

– Какой фастфуд, Мадлен, ты о чём! На нашем острове круглый год зреют бананы, ананасы, манго и другие экзотические фрукты. А уж апельсинов и прочих цитрусовых там – как грязи! А вечерами мы будем разводить на берегу костёр и жарить на бамбуковом вертеле пойманную мной рыбу. Знаешь, между прочим, я неплохой рыбак! – Илья весело улыбнулся. – Я даже при помощи самодельной удочки, состоящей из связанных шнурков от кроссовок и булавки от значка, могу поймать большую рыбину. Но мы не станем уподобляться несчастным, потерпевшим кораблекрушение, о снастях я позабочусь заранее. Главное, соли не забыть. Ты напомнишь?

– Болтун! – Мадалена взъерошила ему волосы.

– Неправда ваша, – дурашливо ответил Илья. – Я на реке вырос. Рыболовство, можно сказать, у меня в крови... – Он бросил взгляд на настенные часы и грустно и немного виновато улыбнулся: – Прости, родная, мне пора.

Репин наклонился, поцеловал Мадлен в уголок рта, прощаясь, а потом сгрёб в охапку и прижал к себе так сильно, что она невольно охнула.

– Ты только дождись меня, хорошо, любимая? Обещаешь?

– Обещаю, – прошептала в ответ Мадалена, едва сдерживая слёзы. – Как я могу не дождаться мужчину, который поклялся купить мне всамделишный необитаемый остров?

– Не провожай, так легче. – Илья покрыл в последний раз поцелуями её лицо, бережно опустил на кровать и вышел из спальни.

Замки Мадалена не меняла. Репин порылся в кармане, достал ключи и, открыв замок, вышел на лестничную клетку. Услышав, как повернулся с той стороны ключ в замке, он прислонился к двери, борясь с желанием бросить всё к чёртовой матери и вернуться к Мадалене. Через секунду проклял себя в очередной раз за малодушие и шагнул с лестничной клетки в воронку обратного перехода.

Возвращение Репина не осталось незамеченным. Рош Лочан очнулся от глубокого сна ещё в тот момент, когда Илья 'уходил' к Мадалене. Лочан вяло отреагировал на всплеск энергии в комнате, и нехотя открыл глаза.

'А этот новичок чхандас делает успехи', – лениво подумал безопасник и снова задремал. Заторможенное состояние, из которого он всё ещё не мог окончательно выйти после смешения аур, давало о себе знать.