Текст книги "Зов Орианы. Книга вторая. Арктический десант (CИ)"

Автор книги: Елена Крестьянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Часть первая. Дорога на Чёртову гору.

1.

Пожар всегда вызывает в человеке неоднозначные чувства – первоначальное восхищение силой и мощью огня, игрой света и тени обычно сменяется тоскливостью и опустошённостью при виде обуглившегося и чадящего смрадом пепелища. Те же чувства охватили Иннокентия Ивановича Рябова, когда он въехал на машине во двор ЭКОРа после ночного пожара.

Рябов сразу отметил, что его опередили – раньше всех прикатил Доктор со своими помощниками-мозгоправами, по совместительству занимающимися и традиционной врачебной практикой. Белый халат Доктора резко выделялся в толпе людей во дворе, одетых в чёрную униформу.

Раздражение, поднявшееся при виде неразберихи, царившей на территории учреждения и бестолковой суеты персонала среди грязи и гари, резко усилилось, когда Иннокентий Иванович, выйдя из машины, тут же споткнулся о пожарные рукава. Растянутые от пожарных гидрантов к зданиям, они пересекали практически все дорожки. Куратор не раз чертыхнулся, быстрым шагом перемещаясь от одного здания к другому и перепрыгивая через этих гигантских ленточных червей.

Однако под маской раздражения Иннокентий Иванович тщательно скрывал растерянность. Всё произошло совсем не так, как ожидалось. А Рябов, будучи человеком умным, но при этом крайне честолюбивым, терпеть не мог, когда то, что он планировал, развивалось по неведомому ему сценарию.

Ещё каких-то полчаса назад Иннокентий Иванович был абсолютно уверен, что держит ситуацию под контролем. Ну, если не абсолютно, то процентов эдак на девяносто девять. Один процент он оставлял на неизбежную в любом деле неучтённую случайность. То обстоятельство, что агент пропустил сеанс ментальной связи, Рябова мало напрягало. Ну, не смог агент выйти на связь, не представилось такой возможности – уединиться и сосредоточиться, – да и уровень его подготовки оставлял желать лучшего. Однако слабость подготовки агента с лихвой компенсировалась иным параметром надёжности – абсолютным повиновением. В том, что он не предаст, не переметнётся на сторону противника, господин Куратор не сомневался, так как держал агента крепко – не вырваться...

Поздним вечером пятницы за окном бушевала гроза – подруга и союзница всех злодеев, шпионов и прочих злоумышленников, а также некоторых иных персонажей, по каким-либо причинам не желающих наслаждаться теплом и домашним уютом. Иннокентий Иванович в тёплом стеганом халате расположился в кресле, стоящем напротив камина, по причине недавней жары не зажжённого, не спеша со вкусом курил и изредка посматривал на часы, вначале следя за тем, как стрелка медленно приближается к назначенной и ожидаемой цифре, а затем – как медленно от неё удаляется. При этом он лениво размышлял: поехать ли ему прямо сейчас или дождаться утра? Почему-то он никак не мог принять этого, казалось бы, простого решения; и это было странно.

Нет, всё-таки надо ехать, сказал он себе, вздохнул и поднялся с кресла; в ту же секунду раздался телефонный звонок. С неосознанной тревогой Рябов взглянул на дисплей – звонила охрана.

– Слушаю, – осторожно сказал в трубку Куратор.

– Иннокентий Иванович?.. – взволнованный голос охранника на том конце провода.

– А ты кому звонишь, придурок! – разозлился Рябов, уже поняв, что произошло нечто дерьмовое.

– Беда, Иннокентий Иванович! Пожар!

– Что горит?

– Здание администрации. Пылает – жуть! Флигель видеоконтроля, пищеблок... кажется, – сбивчиво перечислял охранник, судя по голосу, в котором звучала неприкрытая паника – совсем молодой парнишка, – Да я не знаю, мне не всё видно отсюда. Тут такое! Все куда-то бегут... Что делать, Иннокентий Иванович?!..

– Вы что, своих обязанностей не знаете?! – рявкнул Рябов. – Действовать в соответствии с инструкциями! И без паники, мать вашу!

Он дал отбой и стал судорожно стаскивать с себя ставший вдруг тесным халат...

Подходя к флигелю видеоохраны, пострадавшему сильнее остальных зданий, Рябов издали заметил возле затушенного пожарища двух охранников, которые нервно курили, о чём-то негромко переговариваясь. Он замедлил ход и, по обыкновению, решил подслушать разговор. Скрываясь за кустами сирени, осторожно подкрался ближе.

– Да хрен с ним, с этим теремком, – говорил один, – новый построят! И на аппаратуру наплевать, она железная. Серёгу Горшечкина жалко. Он же меня спас, а сам...

– Да авось выкарабкается, – не очень уверенно произнёс второй. – Слышь, Миха, а какого хрена он туда второй раз попёрся?

– За флешкой, наверное... Я пока прокашлялся, проморгался, пока то да сё... короче, сразу за ним. А он лежит, не дышит уже. А из кулака зажатого тесёмочка жёлтенькая торчит, на его флешке такая была...

– На кой она ему?

– Да я, Витёк, не знаю. Может, что личное там у него...

Витёк вздохнул. Помолчав, сказал:

– Вроде, кроме Горшечкина, больше никто не пострадал.

– Так повезло, что пятница. Ведь кроме этого теремка, только административное здание полыхнуло, а там никого не было. Правда, с админа пламя на казарму перекинулось, но экорейнджеры повыскакивали, рукава размотали и быстренько всё залили. Да и дождь помог. Пожарные приехали, а им уже и делать нечего.

– Это хорошо, что у нас в казармах всё деревом настоящим обшито. Был бы пластик, задохнулись бы парни на хрен! И пожар тушить некому было бы. А дерево хоть и горит, но не плавится, как эта химия, и вредных веществ не выделяет.

– Георгию Фомичу, покойнику, надо спасибо сказать, – заметил Миха. – Не стал жопиться. Дерево-то у нас нынче дорого стоит. Ничего не понимаю – будто мы, блин, не в Сибири, а в степи какой-то живём... Тьфу... блин! – Миха сплюнул.

– Да, Канин нормальным мужиком был, – согласился Витёк. – Не то, что этот...

Рябов, склонив голову набок и прищурившись, посмотрел на бывший флигель видеоохраны, от которого остались лишь чёрные, залитые водой, но ещё кое-где дымящиеся стены, повернулся и пошёл в сторону стационара. От этих двоих он уже узнал всё, что его здесь интересовало. Об отношении служащих ЭКОРа к новому Магистру он и так был прекрасно осведомлён, а слушать хвалебные речи в адрес ушедшего в лучший мир прежнего Магистра ему не хотелось.

В последнее время Иннокентий Иванович старался избегать разговоров о Канине, самому себе не желая признаваться в суеверных ощущениях незримого присутствия этого человека рядом. Находясь в пустой комнате, он вдруг начинал улавливать какие-то звуки. Самое невероятное – он не мог их идентифицировать, даже затруднялся точно определить: слышит их, чувствует или они ему попросту мерещатся. И при всём при этом, невзирая на логику, ему казалось, что они, эти звуки, каким-то образом связаны с покойным Георгием Фомичём. Некая странная фигура иллюзорного вида стала являться Куратору во сне и убеждать его прекратить восстановление вышедшей из строя установки по высвобождению экстрасенсорики. Бред, но бред весьма устойчивый, цепко вплетённый в реальность. На всякий случай, чтобы исключить или, по крайней мере, ослабить воздействие на свою психику чужой воли, Иннокентий Иванович стал постоянно носить при себе генератор мнемопомех.

 Пару раз после этого, проходя по длинному коридору административного здания или по безлюдной аллее внутреннего сквера, Куратор чувствовал спиной чей-то пристальный взгляд. Он резко оборачивался, но позади не было ни души...

А может быть, это именно душа и была? Душа погибшего Магистра?.. Ведь начались эти странности практически сразу после того самого злополучного эксперимента, а раньше с Рябовым ничего подобного не происходило.

В приведения Иннокентий Иванович не верил, и вообще, суеверным человеком себя не считал, а потому пытался объяснить свои ощущения, пользуясь логикой и пониманием сути физических процессов. И если с физическими процессами его ощущения плохо состыковывались, то логика дала вполне приемлемый ответ – он по неизвестной причине попал под наблюдение нулевой структуры. Чтобы обнаружить энергетические следы их представителей и тем самым удостовериться в своём дерзком предположении, Рябов напичкал помещения, в которых ему приходилось находиться по долгу службы, а также все комнаты собственного дома, включая кухню и санузлы, датчиками, анализаторами и прочей спецтехникой.

Однако подобные меры никакого результата не дали, так как всё так же неожиданно и закончилось – нулевики больше никак не проявлялись; датчики, установленные Иннокентием Ивановичем, ни разу не зафиксировали чужого присутствия. Ну что ж, подумал Рябов, стало быть, парни ошиблись в объекте, видать, такое не только с обычными людьми случается.

Доктор, предоставив своим коллегам возиться с пострадавшим, стоял у дверей медпункта и, задрав голову, смотрел в прореху в тёмном ночном небе, из которой выглядывали звёзды. Увидев подошедшего Рябова, спросил, зевнув:

– Ну что, уже известно, из-за чего этот пожар?

– Молния, – ответил Иннокентий Иванович. – По рассказам очевидцев – шаровая.

– Странно, – фыркнул Доктор и достал сигареты. – Будешь?

– Что странного в грозе? – пожал плечами Рябов, беря сигарету. – В это время года грозы в нашем районе довольно часты. И шаровые молнии – не редкость.

– Странно, что только один пострадавший.

– Пятница потому что, – озвучил Рябов версию Михаила Мызина, напарника Сергея Горшечкина. – А что, действительно один?

– Других пока не приносили. Думаю, уже не принесут. Зря только из-за праздничного стола выдернули.

– А какой сегодня праздник?

– День психиатра.

– Разве? Помнится, ты говорил, что он когда-то осенью. В октябре, что ли...

– Хорошая у тебя память, Иннокентий, – похвалил Рябова Доктор и пояснил: – У меня каждая пятница – День психиатра.

– Принимаешь на грудь, Глебушка? – потянул носом Рябов.

– Сугубо, чтобы не свихнуться, – отрезал Доктор.

Иннокентий Иванович воззрился на него с большим удивлением.

– Не ожидал от тебя таких слов.

– А ты разве не знаешь, что все психиатры немного того? – усмехнулся Доктор. – И чем дольше они работают в своей профессии, тем больше становятся похожими на своих пациентов. А в итоге даже быстрее их оказываются у врат счастья.

– И что же ты называешь вратами счастья?

Доктор не ответил. Щелчком отправив окурок в пахнущую горелым черноту, повернулся и направился в медпункт, устало обронив на ходу:

– Домой, однако, поеду.

– Постой, Глеб, – окликнул его Рябов. Доктор обернулся. – Что с Горшечкиным? Выживет?

– Значит, фамилия этого парня – Горшечкин? Смешная... Выживет, куда он денется.

– А говорить когда сможет?

– Легкие мы ему провентилировали, к аппарату подключили, раны, как могли и чем могли, залепили. Ожоги у этого Горшечкина, конечно, не хилые, причём не только внешние, но и верхних дыхательных путей... Но для тебя, дорогой Кеша – любой каприз и совершенно бесплатно. Желаешь допросить бедолагу? Хорошо, сейчас парням скажу, вколят чего-нибудь бодрящего...

Неожиданно, едва не окатив собеседников водой из лужи, по направлению к административному зданию промчался Млечинский 'Мерседес'.

– О, господин Магистр пожаловали, – криво усмехнулся Доктор. – Да быстро как поспешает!.. Так что, сказать, чтобы Горшечкина твоего в чувство привели?

– Потом... позже. Не помрёт до утра?

– Не позволим.

– Ну что, надо к Млечину с докладом идти, – вздохнул Рябов.

– Кроме тебя некому?

– Магистр перед своей поездкой в Центр на подведение итогов операции 'Бомжи' официально назначил меня своим замом. Так что, выходит, некому.

– О! Поздравляю. А я и не знал о твоём повышении. Я ж из своей берлоги редко вылезаю, мне в командирском здании делать не фиг, потому и приказа на доске объявлений не видел. А сам ты мне не похвастался. Из скромности, разумеется?

– Да невелика честь... – потупился Иннокентий Иванович.

– Ну, не скажи... Неплохая ступенька на пути в Магистры. Для Млечина наше отделение – не предел мечтаний, он в Центр рвётся, здесь не задержится... Ладно, пойду-ка я, куда и собирался. И ты иди... куда собирался.

– Глеб, – снова окликнул Доктора Рябов. – А у Горшечника что-нибудь было...

– Кроме ожогов и копоти в лёгких?

– Флешка при нём была?

– Всё-то ты знаешь, Иннокентий Иванович...

– Ты посмотрел, что в ней?

– Поинтересовался, – утвердительно кивнул Доктор.

– Ну и?..

– Да ничего интересного. Фотки. Мужик с бабой какие-то. Пожилые. Судя по всему – родители. И деваха, подруга, наверное. Ничего так, симпатичная – брюнетка, четвёртый номер, не меньше, на правой щёчке – родинка.

– Сестра, – ответил Рябов, – двоюродная. Э-э-э, дай бог памяти... Шершень Елена Витальевна, в девичестве – Зарубина. Проживает в городе Осло.

– Тогда понятно, а то думаю: хороша больно для такого-то тюленя... А памятью тебя, Кеша, бог точно не обидел. Ты, небось, тут о каждом всю его подноготную знаешь? Небось, и мою родословную изучил?

В кармане Рябова зазвонил телефон.

– И не сомневайся, – серьёзно ответил он Доктору и, оторвав холодный взгляд от его бледного гладко выбритого лица, нажал кнопку соединения. – Да, Станислав Александрович. Уже иду...

Млечин ждал Рябова на крыльце административного здания.

– Чёрт знает что такое! – заявил Магистр, исподлобья взглянув на Иннокентия Ивановича, словно это Куратор устроил пожар. – Ваше левое крыло, ну, в смысле, где ваш кабинет находится, абсолютно не пострадало, а правое всё водой залито. И копотью несёт, когда теперь всё проветрится!..

Рябов изобразил на лице огорчение и промолчал.

– А что с моим кабинетом, вы видели? – продолжал Млечин. Иннокентий Иванович неопределённо промычал; в очерёдности его расследования административное здание стояло на последнем месте, поэтому в каком состоянии находится кабинет Магистра, он пока не знал. – Нет, вы только представьте – он выгорел дотла! Понимаете, дотла!! Всё сгорело, все... документы!! Всё к чёртовой бабушке!..

– Это ужасно, – едва сдерживая усмешку, вздохнул Рябов; об истинной причине бурного негодования шефа он догадывался – не столько сожаление о документах, превратившихся в пепел, сколько потеря сгоревших жарким синим пламенем коллекционных коньяков, джинов и виски рвала его душу.

– Но почему именно мой кабинет? – чуть не плача воскликнул Млечин и замолчал. Посмотрев на заместителя диким взглядом, заявил: – Это диверсия! Поджог совершили мои недруги, я в этом уверен.

– Не думаю, Станислав Александрович, – мягко возразил Рябов. – Более того, результаты проведённого мною расследования говорят о том, что причиной возгорания явилась шаровая молния. Точнее, несколько шаровых молний.

– Шаровая молния... Какого хрена она выбрала именно мой кабинет?! Чем он отличался от других?.. Окна, кстати, были закрыты. Я лично закрывал все окна, уезжая в Центр.

– Видите ли, Станислав Александрович, – начал Рябов, – шаровая молния – это такая энергетическая субстанция...

– Да знаю я, – раздражённо отмахнулся Млечин и вдруг резко успокоился. – Сгоряча сказал. Просто жалко, что всё... все документы сгорели. Но их, я думаю, можно восстановить.

– Естественно, – кивнул Иннокентий Иванович. – У нас в архиве на сервере резервные копии всех документов имеются. Кабинет ваш быстро отремонтируем, а пока можете мой занять.

– Ну уж нет, маловат мне ваш кабинетик, Иннокентий Иванович! Вы человек э-э-э... хрупкой конституции, а я, – Станислав Александрович весело похлопал себя по животу, – мне объём необходим. Да и не по рангу мне, Магистру регионального отделения, иметь кабинет малых размеров, меня и сгоревший-то не вполне устраивал. – Вслед за успокоением к Магистру моментально вернулись все его непомерные амбиции, высокомерие и апломб. – Я давно уже хотел его поменять. Там и комфорта было маловато – мебель непрезентабельная, и бар... Ну что это за бар – название одно... А что мы здесь стоим, господин Куратор? – Млечин начальнически кивнул Рябову. – Ведите-ка меня к себе, там и обсудим – где будем новый кабинет Магистра устраивать...

Ещё в ЭКОРе, разрабатывая план побега и выбирая место для общей встречи на случай, если покидать контору придётся вразнобой, Илья вспомнил об этой базе отдыха на отшибе за городом.

Несколько лет назад ему пришлось организовывать там вечеринку бывших одноклассников одной из городских школ, которые хотели побывать, как они сами выразились, 'снова в Союзе'. Репину пришлось поколесить по окрестностям и осмотреть с десяток бывших пионерлагерей и баз отдыха, находящихся в границах городской черты, в поисках соответствующего 'интерьера'. В конце концов он остановил свой выбор на 'Полярной звезде'. База отдыха, в которой мало что изменилось с советских времен (в отношении интерьеров номеров, архитектурного оформления территории и качества обслуживания), показалась ему тогда декорацией к фильму пятидесятилетней давности. Остановившаяся во времени и развитии 'Полярная звезда' несомненно способна была пробудить в клиентах ностальгические чувства.

Правилами фирмы 'Виват' предписывалось доскональное изучение места будущего проведения мероприятия, поэтому Илья тогда внимательно познакомился с местным ресторанным залом и кухней, осмотрел домики для гостей и номера в корпусе. Цены здесь были более чем лояльные, а кухня почти домашней, благодаря шеф-повару тёте Маше. Домики тоже пришлись по вкусу – выпускники остались в них отдыхать после встречи ещё на несколько дней, чувствуя себя почти студентами. Одноклассники, празднующие двадцатипятилетие окончания школы, тогда остались очень довольны и местом встречи, и ценами, и общей организацией праздника. Илья тоже был доволен – Мадлен выплатила ему приличную надбавку.

И вот теперь, когда встал вопрос о месте 'пережидания' после побега, 'Полярная звезда' сразу всплыла на небосклоне репинской памяти. Он решил, что в таком захолустье их вряд ли быстро вычислят – местечек, подобных 'Полярной звезде' по окраинам Полынограда было понатыкано немало. Надежда встретить в этой дыре знакомых также была минимальна, поэтому после побега он, не раздумывая, рванул в сторону базы – там Мария могла спокойно передохнуть и восстановить силы.

Несмотря на позднюю ночь, ворота 'Полярной звезды' были гостеприимно распахнуты. В проёме виднелась ярко освещённая квадратная площадка для парковки автомобилей, наполовину заполненная грузовиками и трейлерами с редкими вкраплениями легковушек. Более-менее приличных иномарок было всего две – они стояли под навесом и, скорее всего, принадлежали хозяевам базы.

Вглубь территории вела широкая дорожка из квадратных бетонных плит, которая через сотню метров разделялась на две. Левая упиралась в трёхэтажное здание, над парадным входом которого не особенно ярко горели неоном два слова: 'Полярная звезда' и, как подтверждение, сама звезда. Вернее, одна большая и рядом четыре маленьких; вот и гадай – четыре звезды имеет данное заведение или все пять. Или звёзды стоят просто для красоты. В торце трёхэтажки темнело крыльцо, а рядом с дверью красовалась надпись 'Администрация базы отдыха'.

Правая дорожка уводила к аллее, обсаженной с обеих сторон соснами, с клумбами цветов посередине и парой белых статуй возле фонтана, еле различимых в темноте. Однако с высокой долей вероятности можно было предположить, что эти скульптуры – не что иное, как традиционные персонажи садово-паркового искусства – 'Девушка с веслом' и 'Дискобол', – тела которых, изначально прекрасные, были стыдливо прикрыты несуразной спортивной одеждой совкового покроя. Собственно говоря, Илье и предполагать было незачем, кто там прятался в тени, – он уже имел удовольствие однажды 'полюбоваться' этими юными монстрами.

По обе стороны главного корпуса стройными рядами уходили в темноту парка деревянные теремки, утопающие в зелени и цветах. Там, где ещё не спали постояльцы, горел свет, слышались голоса и играла музыка. В маленьких палисадничках висела на верёвках одежда и сохли коврики на низких заборчиках.

Как сообщил словоохотливый администратор, приветливо их встретивший, постоянных отдыхающих на базе отдыха было немного, всё больше однодневки-проезжие. Возможно потому, что территория вплотную примыкала к оживлённой трассе и находилась далеко от водоёмов, которые в жаркое время года наиболее востребованы отдыхающими. Чаще всего здесь останавливались дальнобойщики, иногда на ночь, иногда на несколько дней. Они предпочитали номера в корпусах, где можно было снять койко-место; теремки, которые надо было оплачивать целиком, пользовались среди них гораздо меньшей популярностью.

Илья с Марией выбрали теремок-бунгало в самом последнем ряду, чтобы из окон спальни была видна трасса, по которой идут машины в Полыноград и из Полынограда в сторону Энска. Автозак поставили на парковку между двумя трейлерами, чтобы не привлекал внимания.

– Ну что, милая, примем душ и – в постельку? – спросил Илья; его улыбка и горящие огнём страсти глаза говорили сами за себя. – После такой передряги только бурный секс сможет снять нервное напряжение...

– Подожди, Илья, – холодно, как она очень хорошо умела, перебила Мария и, сев на диванчик, указала на стул, стоящий напротив. Илья, словно не заметив этого жеста, присел рядом и потянулся губами к её шейке. Мария решительно отстранилась и сказала: – Нам нужно поговорить.

– Ну Машунь... – не унимался Репин. – Последние две недели мы только и занимаемся тем, что разговариваем. Разговариваем, и ничего больше. Может быть...

– Может, – кивнула Мария. – Только может случиться и такое, что после нашего разговора твоё желание сменится чем-то другим.

– Обязательно! Моё желание сменится диким желанием.

– Я на это очень надеюсь, – улыбнулась девушка, но, заметив, что Илья не совсем верно истолковал её слова, легонько шлёпнула его руке, жадно потянувшейся к груди. – Ты можешь десять минут посидеть спокойно?

– Десять минут?!.. Хорошо, я постараюсь, – обречённо вздохнул Репин.

 Мария закурила.

– Я хотела рассказать тебе о себе, о своём отце и о той миссии, которая на нас лежит, – начала она.

– Сделать жизнь на планете Земля прекрасной и удивительной? – саркастически усмехнулся Илья.

– Удивительной? Нет, можно сказать проще – счастливой.

– Ни много, ни мало, – снова усмехнулся Илья.

– Не перебивай меня, пожалуйста, – попросила Мария. – Просто сиди и слушай... Дело в том, что мы с отцом не совсем обычные люди.

– Это сложно не заметить, – не удержался Репин от ехидной реплики. Мария смерила его холодным взглядом, и молодой человек дурашливо залепил свой рот ладонью.

– В древние времена, – продолжила Мария, – жила на материке Ориана великая цивилизация, которая избрала своей целью духовное совершенствование. И были среди орианцев люди, которым удалось за много миллионов лет и сотни тысяч поколений дойти до перевоплощения своего тела из материи в чистую энергию и обратно. Они научились не только перемещаться в пространстве Земли, но и покидать нашу планету. Они умели создавать из одних предметов другие, читать мысли и внушать их, лечили прикосновением и взглядом, могли заставить человека делать то, что прикажут. Называли таких людей дасами. Мои настоящие родители были дасами. И мой приёмный отец тоже дас, но он воспитывал меня как простую девушку, сдерживая и корректируя мои скрытые метафункции, чтобы не привлекать ко мне внимания. Я, как оказалось, от рождения обладаю уникальными способностями дасов, но они во мне ещё на начальной стадии развития. С каждым днём я всё больше узнаю о своём теле и о своём сознании и открываю в себе всё больше возможностей.

– Почему же приёмный отец вдруг решил использовать твои способности? – не выдержав, перебил Илья.

– Время пришло, – просто ответила Мария, и, чуть отстранившись от пылкого любовника, продолжила свой рассказ: – Несколько миллионов лет назад на орианцев напали люди моря – арии. Дасы знали, что континент, на котором расположено их государство, вскоре будет погребён водами Северного Ледовитого океана (тогда он был ещё тёплым и назывался иначе). Поэтому они решили не сражаться за погибающий материк, а ушли с планеты совсем, оставив народ Орианы без помощи. Только несколько десятков дасов остались и встали в ряды защитников, но силы были неравны...

– То есть, сейчас на земле из дасов остались только ты и твой приёмный отец?

– Нет, мы не одни, но нас здесь сейчас очень мало. Дасы вернулись на Землю, потому что чувствуют ответственность за то, что их предки не вступили в борьбу и оставили планету развиваться в направлении глобализации. Если бы человек пошёл в своем развитии по пути дасов, совершенствуясь внутренне, то, возможно, сейчас на Земле не было бы войн и экологических катастроф. Представь, если бы людям не нужны были нефть, газ, металл и предметы быта, потому что каждый мог бы из первичных пра-клеток, их называют эукариоты, создавать то, что ему необходимо в данный момент. Если не надо жечь бензин, чтобы ездить, и керосин, чтобы летать? Если не надо уничтожать животных ради еды и одежды? Не нужно было бы учить много языков – все общались бы между собой, используя телепатическую связь. Ушли бы и национальные проблемы, не было бы бедных и богатых...

– И что же они хотят, эти дасы, которые почувствовали угрызения совести за развитие человечества не в ту сторону?

– Хотела бы тебе объяснить покороче, да не получится. Слишком многого ты не знаешь... Но это не твоя вина, – быстро поправилась Мария и задумалась на мгновение, а потом продолжила: – Дасы после своего ухода не совсем порвали с родной планетой – они издалека неспешно наблюдали, что происходит. Некоторые их них периодически посещали Землю и ненадолго оставались на ней.

– И что они здесь забыли? – непроизвольно хмыкнул Илья. – Уходя, уходи...

– А ты злой, оказывается, – обиженно прошептала Мария. – Дасы ничего здесь не забыли, они оставили...

Илье стало неловко и даже стыдно.

– Извини, я неудачно пошутил, – сказал он, отводя глаза.

– Не надо так шутить, Илья, – попросила она. – Дасы – мои соплеменники. И я с каждым днём тоже всё больше ощущаю себя дасом... – Мария нашла его глаза.

– Хорошо, – Илья прижал девушку к себе, – Прости. – И, чтобы сгладить неловкость, перепросил: – Так что же такое дасы оставили на Земле, что до сих пор не даёт им покоя?

– У дасов существует легенда, – продолжила Мария, слегка высвободившись из его крепких объятий, – что в древние времена двери между Миром людей и Миром духов на Земле были открыты, и они могли общаться друг с другом. Боги дарили людям мудрость, а люди делились с ними любовью и верой. Потом эта связь была потеряна – один из сыновей Крона, высшего бога, полюбил девушку из сословия дасов. Крон прогневался и уничтожил её, а сына, осмелившийся нарушить закон, сделал стражем Священной горы – Чернобогом. Страж горы помог дасам покинуть планету, но взял с них клятву, что они будут возвращаться на Землю каждые триста лет и приносить в жертву девушку до тех пор, пока он не выберет себе замену погибшей любимой. Если она будет достойна богов, Отец Крон простит его, и снова откроются ворота между двумя мирами.

– Красивая сказка, – улыбнулся Илья. – Такие легенды, наверное, у каждого народа имеются.

– Эта легенда правдива, – возразила Мария. – Когда Ориана ушла под воду, вход в Священную гору Чернобога остался на поверхности. Каждые триста лет ворота между мирами открываются, и дасы приводят к нему девушку. Но ещё ни одна не подошла – ведь он ищет совершенство...

– Разборчивый ваш Чернобог, – усмехнулся Репин. – Но я думал, что время жертвоприношений давно миновало.

– Это древний ритуал, который нельзя прервать, его надо исполнить. Если дасы найдут возлюбленную Чернобогу, он отдаст им главную ценность, спрятанную в древними в Священной горе – Камень Возрождения...

– Теперь ещё и волшебный камень! Маш, ну ей богу, может, легенды на потом оставим? – взмолился Илья. – Будет у нас ещё время для сказок... Ты хотела про дасов рассказать, что им на Земле, в конце концов, нужно?

– Тысячи лет подряд один или несколько избранных посещали Землю раз в триста лет как паломники, отдавая дань Богу, показавшему путь к спасению. Но в последнее посещение, увидев, как стала меняться Земля, было решено оставить здесь группу наблюдения. Через столетие дасы начали борьбу за спасение планеты, явившись людям и назвав себя нулевой структурой.

– О нулевых я уже слышал, – вставил Илья. – Рябов рассказывал. И о том, что нулевые играют большую шахматную партию, где созданные ими иллюминаты и экоровцы – всего лишь пешки. Я только не знал, что нулевые – это дасы. И что ты – одна из них... Хотя в последнее время мне кажется, что я тебя совсем не знаю, потому что с каждым днём ты всё больше меня удивляешь.

– Если пешка выйдет в дамки, она может стать кем угодно, даже королевой, – привычно усмехнулась Мария одними уголками губ. – Все мы, дасы, обладаем ярко выраженными метафункциями. Обычно одна или несколько из них развиты сильнее, поэтому каждый из нас имеет свою цветную ауру, по которой сразу можно понять, в чём он силён.

– Ну и что тут удивительного? – возразил Репин. – Я не такой уж тёмный, как ты обо мне думаешь. По телевизору не только боевики смотрю, но и такие каналы, как 'Культура' и 'Дискавери' включаю. И вообще предпочитаю познавательные передачи смотреть. И журнальчики почитываю, причём не те, что с кроссвордами. Знаю, что у людей тоже ауры разных цветов, и их изображения регистрируются приборами.

– Это совсем разные вещи, – возразила Мария. – Людская аура – энергетическая оболочка вокруг тела. Её цвет зависит от здоровья человека. А аура дасов, если смотреть на них ментальным зрением, располагается не вокруг, а составляет само тело. Это и есть главное отличительное свойство даса – способность превращать материальные клетки тела в сгусток энергии и обратно.

– Ну хорошо, – сдался Репин, – я верю, что дасы отличаются от людей – ты и твои открывшиеся способности говорят сами за себя.

– Дасы, как и люди, очень разные, – ещё раз повторила Мария. – Среди них есть целители, которые умеют лечить на расстоянии и корректировать мозг человека. Аура целителя белого цвета. Есть те, кто специализируется на ментальном воздействии, иногда на огромные расстояния, они принудители – актеры – с аурой красных тонов. Творцы-скульпторы с зелёной аурой способны созидать ментальным усилием. Ясновидцы имеют желтую ауру и называются прорицателями. Они не только предсказывают будущее и читают прошлое, но и могут видеть на далеких расстояниях. Есть ещё не чистые, а 'смазанные' метафункции, но это долго рассказывать, оставим на потом. Ты прав, Илья, многое нам на потом оставить придётся...

– А ты кто по ауре? – тут же спросил Илья.

– Попробуй угадай, – хитро улыбнулась девушка, а потом уже серьезнее добавила: – Закрой глаза!

Илья повиновался, крепко сжав веки. Мария взяла его за руку, и в голове сразу зазвучал её нежный ментальный голос: