Текст книги "Все свободны!"

Автор книги: Екатерина Юрьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Васю Юрий Николаевич держал при себе или передоверял Максиму. Больше всего беспокойства обещал ему Масик. Умный и работоспособный, Масик, с одной стороны, был кремнем. С другой – мягким и податливым, в силу характера и физиологии. И если Сеня об этом узнает, а он узнает об этом обязательно, то ударит именно по этой цели. Что делать с Масиком, было совершенно непонятно. Он приказал своим людям присматривать, но это не было решением вопроса. Сеня не дурак и нащупает способ надурачить, если все скворцовские партнеры, участники этой производственной драмы, не сговорятся и не встанут одной стеной. Словом, надо было вести себя грамотно. Скворцов твердо решил как можно скорее лететь на Чатку. Но сначала надо было все-таки вывезти отсюда жену и дочь.

Крепко зажав в руке свой мобильник, Юрий Николаевич постукивал им по столу. Наконец он отложил трубку в сторону, тыкнул в кнопку селектора и распорядился. Почти мгновенно телефон загудел.

– Семен Семеныч! Дорогой. Скучал без меня. Я понял. Ты звонил? Хотел узнать, как я жив? Твоими только молитвами. Отъезжал я, да-да. Да-да, все дела, затеи. Да, надо бы поболтать. Занят ты? – Скворцов любил этих занятых людей, к числу которых сам тоже принадлежал. Одни сплошные дела. И ни одного главного. Он понимал, что Сеня, как и он, отменит все ради этой встречи, и ничем он вовсе не занят, потому что именно этот разговор и был самым важным делом, за которое они так сшиблись. – Брось. Давай сходим в рюмочную, вспомним старые добрые времена? А, понятно. Вся охрана, конечно, туда не поместится. Да, раздобрели мы. – Скворцов был мил и ласков. – Так и в офисах та же загвоздка, если все наши мальчики соберутся. Давай с тобой поскромнее устроим мероприятие. На какой-нибудь незатейливой полянке. Хорошо. Я понял, где это. Не водочки, так кофейку.

Скворцов швырнул трубкой в аппарат. Она сразу встала на рычажки. «Вот и славно». Он отправился на встречу с Семеном Семеновичем. В какое-то кафе, зачем-то тому удобное. «Записывать, наверное, разговор собрался. Идиот».

Скворцов пришел первым, но приметил уже Сениных ребятишек. Осторожен. Очень хорошо. Сам же Юрий Николаевич только водителя оставил в машине. Ему было море по колено.

Сеня явился очень строгий.

– Расслабься. Будто ты собрался гору съесть.

– А то нет.

Юрий Николаевич посмотрел на своего занятого Сеню и даже расстроился. Расхотелось ему интриговать, и он сразу вмазал тому в лоб:

– Сеня, а давай все попилим поровну.

Сеня обалдел. И весь – от головы до пят – мгновенно покрылся испариной.

– Что? Вообще все? – Сеня по обыкновению жевал.

Юрий Николаевич тоже не ожидал от него такой прожорливости.

– Ну ты сказал. Все. Кто ж тебе все отдаст. Рожа треснет еще, не дай бог. Сеня, попилим Чатку – полюбовно. – И замер. Сейчас на Сенин ответ он ставил много.

– Хорошо, мне половину вместе с мальчиком.

– А мальчик тебе на что? Ты что, пидер, что ли?

– Пригодится. И потом он мне дорого обошелся. Я в него вложился.

– Ну это ты слегка заврался. Сеня, давай пилить не по-живому. Масик это Масик, и его я тебе не сдам.

– А тебе-то он зачем?

– Мне? Дорог как память. Чатка – чистый мой вариант, и ты это знаешь. Я понимаю, ты тоже вложился, хотя и виртуально, конечно. Я тебе ведь хорошо предлагаю. Ну не крути кишки в носу. Давай попилим. Я… тебя… прошу… Первый раз как человека прошу, Сеня. Ну пойми, недосуг мне с тобой сейчас колбаситься. Сеня, у меня сейчас другая жизнь. Я все себе заработал. Мне ничего не нужно. Хочу просто по дорожкам ходить спокойно и соблюдать правила движения. Ничего больше не хочу. У меня все другое сейчас, понимаешь, Сеня. Давай так тихо и попилим. Я тебя прошу. Давай. Попилим. И все, – он говорил быстро-быстро и очень тихо, склонившись над столом.

– Хорошо. И девок твоих попилим. Поровну.

– ?

– Ну просто ты так захватывающе про пилку рассказываешь. Захотелось что-нибудь еще с тобой попилить. Ты сам-то их как попилил? А? Скажи, вы все вместе спите?

– Сеня, что с тобой? Ты заболел, что ли? Мы не об этом.

– Почему это? Жаль мне только, Юрка, в партком сейчас нельзя сбегать, заложил бы всех вас с чистой совестью, – продолжал он, улыбаясь. – И как ты так ловко устроился? Так вы в одной кроватке все помещаетесь? Расскажи. Или у тебя специальная имеется? Поделись секретом. Себе такую же сколочу. – Слюна скопилась в уголках Сениных губ. И Скворцов начал серьезно подозревать у того признаки бешенства. – И что, твоя красавица не душит тебя волосами по ночам? Из ревности. А эта твоя, Васька, что ли, по радио слушаю все время, тьфу, таким голосочком, как для тебя, любимого, все рассказывает. Прямо песню поет. Приятно, наверное. А? Скажи?

– Хочешь, Сеня, мы и тебе песню поставим. Специально для тебя – по радио. Сеня, соглашайся. Я тебя прошу. – Разговор приобретал непредсказуемый характер.

– Я ваше радио и сам куплю – со всеми песнями. На хер оно мне только надо. Песню она мне будет петь. Пусть только разденется догола сначала. Прям что ни день, так и хочется врезать по этому твоему радиоприемнику. Да вот только машину жалко портить. Дорогая сильно. А приемник встроенный. – Сеня ослабил узел на галстуке. И выдохнул. – Что, напугался? – Скворцов действительно насторожился, но виду не подал. – Скажи тогда, какая лучше? – Он снова взялся за свое. – А то не знаю, какую выбрать. Половину.

– Ну какая, Сеня, тебе разница? Я тебе про дело, а ты про фигню.

– Это, братец, не фигня. Для тебя, по крайней мере.

– Может быть. Ну ты меня насмешил, однако. Ты что, за одну мою девку свою половину сдашь?

– Ты сдашь.

Скворцов опешил.

– Я, может, тебе просто завидую.

– А-а-а. Так с этого и надо было начинать. Успокоил. А я и правда было испугался. Ну что девки? Ну дуры. Ну щебечут, ну подпрыгивают вокруг. Ну что с них проку? Пусть живут. Да купишь ты себе и не такого… Давай я тебе помогу. У меня способности, честное слово. Подберем что-нибудь вместе. Тебе понравится. – Скворцов, подыгрывая Сене, нес такую околесицу, которую уже и сам не понимал. Как будто это другой голос говорил. И другой человек. И человека этого он не узнавал. С Леной и Васькой Сеня вообще здорово придумал, и Юрий Николаевич, конечно, восхитился бы им. В другое время. Он-то думал, что битва развернется только за Масика. Теперь вообще не знаешь, чего ждать. На самом деле Скворцов держался из последних сил.

Сеня, конечно, не хотел никаких скворцовских девок, хотя Скворцову и правда завидовал. Он хотел просто извести его. Чтоб его вообще не было.

– Ну ты, умный и красивый, за какую сдашь? За Ленку или за Ваську? – Скворцов не собирался делить их ни сам с собой, ни тем более с кем бы то ни было еще. – Так вот, дружок, в прежней жизни я б с тобой, может, и попилился. А теперь жизнь у тебя – другая, и я ее тебе попорчу.

Юрий Николаевич вдохнул побольше воздуха, но сделал это как спортсмен, совершенно незаметно.

– Сеня. Я долго терпел. И столько тебе предлагал. И вот теперь что я скажу. Если ты такой козел, ничего тебе не отдам – ни кусманчика, ни кусочка, ни горсточки пыли, ничего от меня не получишь – от моей жизни. Про девочек моих вообще забудь, у тебя и своих-то больше никогда не будет. И жизни у тебя не будет тоже, раз ты такая скотина. О мальчике не мечтай, не сдам, хоть ты еще тот пидер. Потому еще и не сдам, что пидер ты настоящий. – Он бросил на стол деньги. – За кофе заплати. Кстати, в партком и на тебя бумажки найдутся. И на чай не забудь оставить. Дружок.

В «Сказку» Васю привез Максим, с которым она почти уже сроднилась. Они попили чаю и даже включили телевизор. Юрий Николаевич все не ехал.

– Смотри, – Максим указал на окно, где что-то мелькнуло. Скворцов уже влетал в гостиную.

Максим поднялся и проворчал:

– Ну вот наконец доставили раздвоенную личность.

Юрий Николаевич криво улыбнулся.

– Ты тоже, оказывается, шутник. Не замечал. Везет мне на них, однако.

– Кто еще шутил сегодня? – Главный охранник начал строгий допрос и имел на это право.

– Сеня. – Максим насторожился. – Ладно, не бери в голову. Пока что. Я тебя сам загружу, когда придет время. – Ситуация на самом деле уже была более чем серьезная, и Скворцов просто не хотел портить себе выходные.

– А что оно, время это, уже идет, Юрий Николаевич?

– Идет, идет, Максим Юрьевич. Обсудим еще. – Он прижал Васю к себе. – Привет, дорогая. – И глаза его наконец снова посветлели. – Ты еще здесь? – повернулся он к Максиму. – Чего торчишь? Одежду теплую привез? Молодец. Ступай домой. Извини, что задержал. Быстро домой, я сказал, быстро. – Максим все терся в дверях.

– Юрий Николаевич, я тут соседний домик снял. Своих решил вывезти, отдых им тоже дать. Извините, что не предупредил. Мы вам мешать не станем. А мне и за вас спокойнее будет.

– Дурак, что раньше не сказал. Знал бы, Лизу бы взял, с твоими поселил. Ну ладно, проехали. Что еще?

– Василиса Васильевна, можно вас попросить, вы, когда с Юрием Николаевичем пойдете с горки завтра кататься, возьмите моих сорванцов – для компании.

Скворцов повернулся и с изумлением посмотрел на Максима. Тот прикрыл глаза.

– Максим, ты прелесть, я тебя обожаю, – хохотала Вася.

Вася кормила Юрия Николаевича виноградом. Он ловко зацеплял языком ягоду за ягодой с ее ладошки.

– А ты, Юрочка, оказывается, ручной. Слушай, а откуда ты взял Максима? Расскажи.

– Из армии. Он же кадровый офицер. Я уже год прослужил, а Максим приехал, вернулся из Афганистана. Там у него погибла жена. Это был страшный человек. Не в смысле внешности. А с судьбой страшной.

Максим окончил военное училище. В те годы считалось престижным быть офицером. И зарплаты хорошие, и звездочки на погонах светили девушкам в глаза. В военные рвались все провинциальные мальчишки. А его Марина работала медсестрой в нашей полковой санчасти. Говорят, красивая была. Поклонников у нее была тьма, и все офицеры. А тут на место службы прибыл Максим, молодой-зеленый, но все решил в два счета. Конкуренты отступили. Ну наш Максимка-то, кто с ним справится. Понятно. А тут его в Афганистан заслали. И Марина погрустила одна, потосковала и завербовалась туда, к нему. Это было сделать тоже несложно, медсестры на войне всегда нужны. Приехала, добилась, чтоб ее к нему в часть направили. Так они и служили вместе. Срок максимовский подходил уже к концу. Марина, конечно, и деньжат скопила, чтоб хватило на взнос в кооператив. Мечтали детей нарожать, наверное.

И вот Максиму в очередной раз приказали куда-то там ехать в горы. Приехали они в какую-то деревню, где, по слухам, засели духи. А духов нет, но где-то они были рядом. Он с группой отправился в горы, на разведку, что ли. А в это время как раз и напали на деревню, а там только несколько человек остались и его жена. Ну наши услышали пальбу. Ну ломанулись назад, и все видели, весь этот расстрел, пока с горы спускались, но ничего сделать не могли. Погибли все. Мне об этом рассказывал паренек, который приехал с ним оттуда, сопровождал.

В общем, домой Максим вернулся один. Он был не человек. Пил страшно. Я навсегда его таким запомнил. Мы познакомились, и стоило немалых усилий, скажу тебе, как-то адаптировать его к жизни. Он и сейчас порой впадает в транс при воспоминании… Марину свою, судя по всему, он обожал, даже боготворил. Есть и такое слово. Думаю, и сейчас любит.

Ну вскоре служба моя закончилась, и я уехал, а потом и его к себе выписал. Хотя он уже и там, когда я по таежным тропкам мотался, мою задницу от чужого ветра прикрывал. Это его сильно отвлекало от той одинокой жизни. Ой, когда в столицу Максим приехал, смешной сначала был такой! Я хохотал без перерыва. По-моему, он до сих пор в метро боится ездить. Слава богу, сразу за руль сел. Так вот Максим смог жениться только через много лет и тоже на медсестре, но зовут ее Таня. Не думаю, что он так же может ее любить. Но он счастлив, у него двое чудесных мальчиков, ты увидишь. – Он взял телефон, набрал номер. – Максим, слушай, вот что я подумал. Давай завтра часиков в десять на горке, присылай малышей и сам тоже приходи. Будешь кататься, я сказал. Мало ли что тыщу лет не видел горки. Я, может, вообще ее никогда не видел и что? Надо себя заставлять. Я вот беру себя в руки и иду. А тебе дети горку покажут, если сам не узнаешь. Ладно, все, договорились. Не опаздывай.

Ровно в десять все были на месте. Максим привел Сашку и Сережку. Мальчики, как все дети, были очень хорошенькие и совсем на него не похожи. Убедиться в том, что они копии его жены Тани, не представлялось возможным. Оказалось, она уехала в город еще накануне вечером. У нее было дежурство, и она только привезла ребят в «Сказку». Так что Максим с детьми был один, что тоже придавало ситуации обаяния. Он сумел добыть где-то финские санки и дощечки для катания, которые тоже очень пригодились. В результате больше других всем играм радовался именно Максим. Вася никогда не видела у него такого задорного лица. К живому Юриному лицу она уже привыкла. Максим поначалу смущался. Вернее, его смущал начальник, с которым он уже как-то отвык общаться непринужденно. Они были близки, но субординация существовала. И последние годы деловой круговерти немного отдалили их. У обоих была масса производственных проблем, стало недосуг доставать из чуланов прошлого сознания сентиментальные воспоминания. Да и не по чину. И вот сейчас они будто снова сблизились, как в той другой, их полковой жизни, где умирающего от горя Максима и подобрал Юра когда-то. Подобрал и поволок дальше по жизни, заодно к ней возрождая. Ведь именно Скворцов вытащил Максима из того ада, когда тот ничего не видел, не помнил, никого не узнавал, а только пил и пил. Именно Скворцов притащил его сюда, вручил серьезное дело. Именно Скворцов настоял на его женитьбе, почувствовав, что обязан наконец сдать его в женские руки. И Максим это помнил. А вот теперь его огромная радость, его обожаемые мальчишки, которые бегали вокруг, забрасывая взрослых снежками, очистили его душу. Максим мог смотреть на мир и видеть его. Не только через прицел.

Горки, катания и дружное веселье, как известно, быстро сближают. Чуть поправив свежим воздухом здоровье, решили его тут же попортить. Максим признался, что приметил маленький деревенский ресторанчик на трассе, когда ехали сюда. И они сразу же отправились туда всей гурьбой.

Ресторанчик оказался рубленой избой, выстроенной на обочине шоссе. За ней стоял темный лес, и сама избушка напоминала ту сказочную, на курьих ножках. Так и хотелось ее попросить по-сказочному: встань к лесу залом, ко мне передом. Вход, правда, и так был перед ними. Они и вошли. Внутри было совершенно замечательно. В углу камин трещал дровами, которые симпатичный мальчик, тот же, что подавал потом еду, постоянно подбрасывал огню. Взбодренная отдыхом и воздухом компания сразу приказала подать водки, которая через секунду оказалась на столе в мутном графинчике. Выпили по рюмке, как на морозце, и принялись размеренно думать, что бы такого еще и съесть. Дети сразу же заказали себе мороженого – за хорошее поведение. И почему дети всегда требуют своего мороженого? Может, потому, что взрослые всегда хотят своей водки? Вася заметила, что чем больше в детстве люди едят мороженого, тем больше на них потом уходит спиртного. Взрослые же заказали солянки, жареной рыбы и всяких глупостей из закусок, чтоб только быстрее принесли.

– Максим, Вася спросила, откуда я тебя взял, слышишь меня? Я рассказал.

– А что скрывать?

– Ну тогда давайте выпьем за тех, кого нет с нами.

Максим, выпивший уже несколько рюмок и чуть захмелевший, изменился в лице. Глаза его словно обратились внутрь своего существа. Дети примолкли. Он же смог только мигом махнуть стопку. И тут же тяжело поднялся.

– Так, все съели? Тогда подъем, – приказал он Сашке и Сережке. – Засиделись вы за взрослым столом. Пойдем-пойдем. Быстро оделись. – Сам же стоял, замороженный и разомлевший одновременно. Ребята тихо сползли со стульев и закопошились. Они старались побыстрее натянуть куртки, но то руки в рукава не попадали, то шапки падали, то варежки терялись. Они смущались своей нескладности, и от этого делали все еще нескладней. Наконец Максим выпихнул их на улицу и вышел сам – в одном свитере, оставив вместо себя только клубы морозного пара.

– Зачем ты это сделал?

– Не знаю, как-то вдруг вспомнилось, как жили…

Максим вернулся. Он был весь в снегу. Будто упал в сугроб и там долго валялся. Даже в волосах его застряли снежные комья. Он улыбался.

– А там хорошо. Приказал своим нас охранять у избушки. Дал важное задание. Что с нами-то торчать? Пусть побегают на воздухе. Правильно? Теперь взрослые могут и выпить спокойно (как будто до этого им кто-то мешал). Ну что? За подарок судьбы? Такой день может быть только подарком.

Выпили. Звонок отвлек их от прекрасного.

– А, Игорек, привет. – Скворцов поднял глаза на Максима. – Че ты волну гонишь? Ну разговор и разговор. Мне он не понравился, разговор. Да. Не волнуйся, я за городом. Со мной Максим. А вот так ловко сговорились. Должны же и у нас с ним быть семейные тайны. Ну конечно, да, брошу все дела и приеду с тобой перетирать. Еще успеем. Нет, Игорек, не приеду и пораньше. Что ты такой беспокойный? Максим? Нормальный. Нормальный, я сказал. Отдыхаем. Не доложим состав компании. Не скажу, где я. Максим знает. И ты не приезжай. Дай нам пять минут отдыха. Без тебя. Какой, право, настойчивый. – Он отключил телефон. – Вот вы все такие. Все кишки через нос вытащите, пока своего не добьетесь.

– Так ты ж нас сам к этому и приучил. Вася, не подражайте дурным примерам – не добивайтесь своего.

– Ну ты, дурак пьяный. Не слушай его, Васечка. А ты – слышишь меня? – не пей пива после водки – Шариковым станешь.

Максим нежно щурился.

– Вот так всегда. Упреки, подозрения. Очень тяжелый, Василиса Васильевна, человек – этот ваш Юрий Николаевич. – Он смеялся. В это время вбежали дети. – О-о-о! Идите быстро сюда. Мальчишки мои любимые. – Максим пьяно целовал ребят, что выглядело особо трогательно. Раздевайтесь. Замерзли? Нет? Тогда мороженого! – Дети были счастливы.

Наконец все вместе они вытряхнулись на улицу. Максим достал ключи и полез было к рулю.

– Ты пьян. Сам поведу. – Юрий Николаевич выхватил ключи. Максим действительно был сильно пьян, но как настоящий профи быстро сосредотачивался, что было заметно.

– Сам ты пьян. – И в этом Максим был абсолютно прав. – И потом ты уже разучился ездить за рулем. Самостоятельно. – Они толкались у двери. Вася подсаживала детей в машину, на заднее сиденье, пока взрослые бились за переднее.

– Уволю, понял? Дерзить мне еще. – Скворцов все-таки сел за руль.

– Ой, напугал. А жить-то как без меня станешь? Как вы, Василиса Васильевна, управляетесь с таким упрямым уродом, я просто не понимаю. – Максим наконец оставил поле битвы. – Самодур чертов. Вы очень терпеливая женщина.

Кое-как, споря про повороты и покрикивая друг на друга, добрались до «Сказки».

– Максим, завтра сам повезешь ребят домой. Мою возьми машину. Она большая и красивая. Детям такие нравятся. А для нас вызови кого-нибудь. – Он бросил ключи Максиму. – Пока. Спокойной ночи, малыши-карандаши. Алкаши.

Под утро Вася вдруг проснулась и поняла, что лежит одна. Она увидела свет, который пробивался через щелку под дверью, встала и вышла в гостиную. Юра сидел в кресле и курил. В пепельнице окурков скопилась целая гора.

– Ты что? – щурясь, присела к нему на колени.

– Думаю.

– О чем?

– О Семен Семеныче, о чем же еще? – Он улыбнулся.

– В пять утра?

– Да, а ты иди, ложись спать. Давай я тебе колыбельную спою, хочешь? Спи, и все будет хорошо.

Вася действительно задремала довольно быстро, даже не задремала, а провалилась в чудную негу, и чуткое тело ее само двигалось за трепещущим ощущением, поворачивалось, догоняя точку чувственной прелести, всплывало. В какие-то моменты она будто вываливалась на миг из забытья, улыбалась склонившемуся над ней Юре и снова уходила в приятное помутнение, и опять следовала внутри себя за своим телом. А он все водил рукой по ее прелестным движущимся изгибам. Скворцов при всем своем извращенном уме никак не мог уяснить, как он жил раньше без этого тела. Не тела прямо физического, а всего в нем, что теперь для него называлось Васей. Он ощущал, как в ней бродили какие-то странные токи, которые включались вдруг, даже не дожидаясь нового возбужденного прикосновения. Чувствовал, как на тело это накатывало, как перекатывало, как оно двигалось дальше в своем бессознательном пути. Вася, чуть очнувшись, ответила ему, и ему стало совсем уже нехорошо.

– Представляешь, а Масик твой сейчас с лопатой по пояс в снегу гребет на своем острове, звонкий металл добывает. Бедный. Маленький.

– Жалко его. Он хороший, Масик.

– Кто же спорит? Один его этот порфирий чего только стоит.

Говорил Юрий Николаевич как-то неживо, неуверенно, как будто думал еще о чем.

– Юра, что-то случилось?

– Да, Сеня нас опять начал напрягать. Помнишь, я тебе уже говорил?

– Помню, что говорил, но не помню что.

– Да тебе и в голову брать не надо. И для нас это обычные дела. Хотя они вообще-то непростые и просто не делаются.

– А какой Семен Семенович говнюк. Ты подумай.

– Сука он, наш Семен Семенович. Все прибрать хочет к своим государственным ручонкам. Столько нервов перепортил по жизни. Но тогда я еще помоложе был. И нервничал. Потом перестал. А сейчас прям даже глаз дергаться начал. Сам не пойму. Хочет, сучья морда, чтоб мы разведку провели, а потом стратегический запас родины с помощью Министерства обороны себе захапает.

– А не проще ли и разумнее отнять все, после того как ты деньги вложишь и производство ему наладишь?

– Дело в том, дорогая, что потом только труднее. Когда у нас в руках будут все бумаги на целевую разработку, мы оформим собственность. А пока все как бы бесхозное. Понятно? Только Масик имеет эксклюзивные права на право первой ночи, так сказать. Он сам выбирает, с кем договариваться. Пока.

– Не отдашь Масика?

– Да нет, что ты. Успокойся.

Вася успокоилась.

– Да, с этим государством вообще шутки плохи. Все своровали, а теперь еще и доворовывают, подворовывают. Средь бела дня. А скажи, я тебя раньше никогда не спрашивала, вы все такие говнюки, состоятельные люди? Ведь вы даже не знаете, кто такие деньги и сколько их бывает. У вас их как будто бы и вовсе нет, потому что так много. Одни потоки. Вы такими камнями стоите, а вокруг потоки омывают вас ласково. Так все?

– Ну иной раз и водовороты случаются.

– Да ладно, водовороты. Вам понятно только, когда нулики в очередь, чтоб ими, нуликами, легче было манипулировать. Ну ладно еще частный собственник, олигарх какой-нибудь, что ли, ты например. Сам себе режиссер, в своих нулях сидишь – имеешь право, хотя тоже противно. А вот государевы люди, как твой Семен Семеныч? Государственные нули у них как собственные. И им тоже непонятно, как и тебе, сколько это, когда конкретно. Смешную историю мне тут приятельница рассказывала, она в околоденежном министерстве работает. Пришел к ним новый министр на работу. Ходит-гуляет по коридорам, экскурсию себе проводит. Ну и спрашивает: а какая у вас зарплата? Ему отвечают: две-три тысячи у среднего звена (это было сколько-то лет назад). А что, говорит, хорошая зарплата, не понимаю, на что вы все жалуетесь. С начальством не поспоришь, раз оно считает зарплату хорошей, значит, она хорошая. Но дело не в этом. Через три-четыре месяца этот самый министр вдруг понял, что зарплата две-три тысячи рублей, а не долларов. Вот был конфуз.

– Смешно. Правда. Но я понимаю, когда немного. Ты же видела, я сам могу даже в деревенском ресторане расплатиться. В купюрах разбираюсь – знаю, как они выглядят. Но нечасто, ты права, такое случается. Да и зачем мне? Я и правда не знаю, сколько у меня денег. Мне это не нужно и неинтересно – с точки зрения организации своего быта. Мои бытовые потребности невелики. Количество – это весьма абстрактное понятие. Вот денежная масса – совсем другое дело. Ее можно модулировать, ею можно манипулировать, ее можно развивать. Наличие именно этой массы не сушит мои мозги. Понятно?

– Понятно, такая полная потеря причинно-следственных связей. Так вы все такие – да? Ты мне так и не ответил.

– Не путай меня. Это одно – это другое. У вас как будто нет потерь в ваших творческих мозгах.

– А кто говорит, что нет. Может, еще поболе вашего будет. Только другие порядки ценностей. И в ином жанре. Например, тебе тоже понравится, как наши творческие мозги фонды и гранты делят. Во-первых, всё делается только за откат, поэтому и получают их одни и те же – надежные. Второе, чем виртуальнее проект, тем больше шансов получить деньжата, потому что их пользование не проверишь. А чтоб хоть копейку получить и во что-то конкретное вложить, памятник какой, например, поставить, даже не проси. Потому что если что материальное производить станешь, на это ведь все и уйдет. А жить тогда на что? Вот так вот. Понимаешь?

– Понимаешь. Бизнес есть бизнес, даже если он литературно-художественный. Но не знал, что ты хоть чуть-чуть искушенная в финансовых делах.

– Да ладно, искушенная. Издеваешься? Правда, тут у меня – сама, кстати, смеялась – не так давно нестыковочка вышла. Моей любимой шуткой был проект под славным названием «Изучение шага лошади путем визуального наблюдения». Представляешь, какая прелесть. И эта история меня страшно забавляла долгие годы. А что оказалось, ты думаешь? Оказалось, что сто лет назад какие-то англичане или американцы действительно фотографировали, как лошадь ходит. Зачем-то им это было надо. Физиологию лошадиную, может, изучали. А потом стоп-кадры склеили. Так и родился кинематограф. Тема-то вполне достойной оказалась. Я расстроилась.

Скворцов смеялся:

– И на старуху бывает проруха.

…Максим вез детей домой. Машина мчалась по шоссе, сигналя мигалкой перед постами ГАИ, чтобы служаки выбегали на обочину из своих теплых убежищ и брали под козырек. Мальчишек это очень веселило. Сашка с Сережкой, хулиганя, помахивали ручками козыряющим гаишникам и хохотали, валяясь по всему заднему сиденью, и даже падали на пол. Устав бузотерить, они затихли и уставились в окна, каждый в свое. Потом вдруг одновременно взглянули друг на друга и засмеялись, вспомнив, как играли в «слонов». Это когда надо было забираться на спину и плечи – они забирались на папину строго поочередно. А потом бодаться с этой Васей, которая не слезала – и они ей завидовали – со спины папиного начальника дяди Юры. Падали в снег, впрочем, все одинаково часто. И папа, и дядя Юра все вставали и вставали мужественно из сугробов. И снова шли друг на друга, неся на себе каждый свою ношу.

Дети никогда не видели папиного начальника так близко. Как-то мама показала им его в телевизоре. Там шла программа про какую-то стройку, и они ничего не поняли. Тогда больше порадовал папа, которого они там тоже увидели. Они вскочили, подбежали к экрану и, тыча пальцем в него, кричали друг другу: «Папа! Папа! Смотри! Смотри!» С тех пор дети всегда старались смотреть новости, чтобы увидеть именно его, папу, с которым виделись крайне редко. Каждый день с ним был для них необыкновенной радостью. Ребята думали, и даже как-то признались друг другу, что, пожалуй, любят папу больше мамы, которая все время заставляла есть кашу, проверяла уроки, ругалась, что поздно пришли с прогулки, да еще по обыкновению порвали куртку или джинсы, да так порвали, что теперь надо покупать новые. Словом, от мамы был один вред, а с папой – всегда весело. Сейчас ребята вдруг поняли, что папин начальник – вовсе не страшный какой-то олигарх, как врала мама, когда папа не приходил с работы или приходил глухой ночью, что для них значило одно и то же. А просто – дядя Юра. И еще они увидели, что их папа, такой большой и сильный, начальника своего не боялся, как они думали раньше. Верно, он его просто уважал. И даже, может быть, любил немного. Потому что дядя Юра и не был уродом каким-то, а тоже, как и они, человеком. И именно с этого раза ребята стали папиного начальника называть просто – дядя Юра.

В тот момент когда так легко решилась судьба Юрия Николаевича в душах двух мальчишек, он и Вася подъезжали к ее дому. Она почувствовала, что как-то подустала от активного отдыха, и подумала, что неплохо было бы оказаться дома одной, завалиться в ванну, чтобы не надо было опять шуршать на кухне, и загрустила о несбыточности своей мечты. Они уже остановились у ее подъезда.

– Проводишь меня? – спросила она вполне вяло, без лишней инициативы.

– Сама дойдешь.

Машина уже разворачивалась к шоссе.

Зайдя в квартиру, Вася бросила сумку в темноте и все никак не могла нащупать выключатель. Его не было на том месте, в которое она тыкала тысячи раз многие годы. В кармане куртки она нащупала зажигалку, но делала все с каким-то странным чувством, словно была не у себя дома. Огонек осветил часть незнакомой стены, где Вася не нашла и следов выключателя на его прежнем месте. Перенеся зажигалку к другой стене, она заметила кнопочку именно там, где ее отродясь не бывало. Не совсем понимая, что происходит, она на эту кнопочку нажала. Квартира была действительно не ее. То есть та же типовая квартира, в которой она давно существовала, но не ее. Вася вышла на лестницу и посмотрела на табличку с номером, прибитую к двери. Дверь была ее, и номер тоже соответствовал. И ключи были от ее квартиры, она знала даже, как, проворачиваясь, они крутятся в замке. Зашла обратно. Все совпадало, кроме содержания.

В комнате выключатель был на своем месте, но выглядел тоже иначе. Она им воспользовалась. Свет открыл ее глазам комнату. Вася зашла и присела на диван, который все-таки был ее, любимый, с серым пледом в клеточку и не покинул своего места. Вася узнала еще старинный сервант, тоже почему-то ей очень дорогой, посуду в нем, наетую и напитую хозяйской энергетикой. Все остальное было новое – занавески, столики, тумбочки, зеркала. Ковер с высоченным ворсом валялся с таким видом, будто всю жизнь тут прожил. Он был особенно в Васиной стилистике – у нее было принято сидеть на полу. То же происходило и в других концах квартиры. Некоторые вещи буквально вцепились в свои углы, но незнакомым предметам тоже удалось отбить себе места. Стены, пол и потолок потрясали чистой новизной.

– Тук-тук, – услышала Вася из коридора. – Вася, ты дома? Вася!

Ввалилась соседка.

– А я иду, вижу, дверь открыта, испугалась, решила проверить, кто тут. О! Да ты ремонт сделала! Красотища, слушай. И когда успела. Я все тоже собираюсь, да все сил нет и денег. А ведь главное начать, да, Вась? Дурные примеры заразительны. И мастера хорошие, слушай, сразу видно. – Соседка поскребла стены и пол. – Ты как договаривалась? Телефончик дашь?