Текст книги "Все свободны!"
Автор книги: Екатерина Юрьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Губернатор не то чтобы боялся Скворцова и его новых затей на своей территории, но явно опасался. Он был убежден, что спокойней жить пусть и с меньшим достатком, но с теми, с кем жить привык. Это ему стало абсолютно ясно после донесений о погранинспекции на Бердючный, где столичный олигарх раскинул свои дела. И неожиданной артиллерией, поддержавшей новые начинания Скворцова в губернии, выступил именно Сухов, которого испокон веку высоко чтили живущие на полуострове интеллигентные люди. Сам губернатор знакомство с Виктором Викторовичем считал для себя особой честью. Шестидесятники – что ж с них взять?
После дежурных приветствий в официальном кабинете, вполне радостных и трогательных, хозяин потянул их в заднюю комнатку, где уже от яств ломился стол. Везде принято и почетно выпивать с именитыми гостями. И ни один губернатор никогда не упускал случая познакомиться со знаменитостью.
Сухов сразу достал свою последнюю книжку и написал хозяину добрые слова на память. И пока растроганный губернатор пролистывал странички, любуясь посвящением, как-то ловко обосновал олигархические тенденции и идеи, поразмышлял о создании новых рабочих мест и новых налогах, которые потекут в местный бюджет. Скворцову просто некуда было вставить слово. Согласившись с экономическими доводами, губернатор, правда, намекнул на то, что не собирается отмазывать их, если речь пойдет о делах государственной важности. Тут он многозначительно посмотрел на Скворцова, но ничего не добавил и не убавил. Юрий Николаевич кивнул. В конце концов, начальник Чатки, получивший уже и книжку с автографом, и все другие материальные гарантии, дал понять, что на какое-то время закрывает глаза на новое дело. Словом, встреча прошла весьма конструктивно.
Раскланявшись с губернатором после долгих рукопожатий, Сухов, Скворцов и Вася как-то быстро оказались в местном ресторане, что находился в подвале гостиницы. Присели за столик, усыпанный хлебными крошками, которые оставили их предшественники для мышей. В зале уже буйствовали люди. А на небольшой сцене вовсю голосил вокально-инструментальный ансамбль. Картина выглядела вполне провинциальной.
– Что ж они всегда так орут? – задал риторический вопрос Сухов. – Чтоб не слышать друг друга, что ли?
– Я давно заметил, что наши люди не могут долго находиться в тишине. Нужно, чтоб все время был какой-то звук. И желательно большая группа соплеменников. Где бы ни были, тут же включают магнитофон или приемник. Вместо того чтоб Бога слушать. – В этом месте Сухов с опасением глянул на Скворцова. – А пойдемте-ка отсюда в номера. А то у людей праздник, а мы его портим своими неформатными физиономиями. У нас даже Вася еще не в танцевальной кондиции.
Они быстро перетекли в скворцовский люкс и засели там тихо и по-семейному. Юрий Николаевич не уставал восхищаться Суховым, который так ловко вызволил его, воротилу, из возможного и вполне близкого, учитывая случившихся на острове гостей, завала.
– Видишь, и я тоже могу поучаствовать в конкурсе на красноречие. – Сухов сиял.
– Не можете, Виктор Викторович. Вы давно уже все выиграли и на постаменте. До вас и не допрыгнуть.
– Ладно, Юр, только цветов не возлагай. Примета дурная. А так – разочтемся. Чего ты колготишься, словно не олигарх какой. Лучше расскажи, как тебе здесь? Ты же кое-что успел повидать.
– Ну совсем кое-что, – завилял Юрий Николаевич. – Васька, как всегда, мешала. Что сказать? Остров красив. На лыжах покатались, снег здесь другой, я такого не пробовал. Кайф. Лыжни нет, зато какая свобода в скольжении.
– Ну в этом я ничегошеньки не понимаю. А я тут был тыщу лет назад. Странный такой городок вечной радости. Здесь ведь даже обычные горы по-другому называются. Вулканы, сопки. Хотя какие же они обычные. Ну за то, что все мы сюда добрались, и нам всем хорошо.
– А скажите, Виктор Викторович, – начала Вася допрос с пристрастием, – ведь здесь же есть в воздухе такая странная магнитная энергия, магнитное поле, что ли? Просто оно очень сильное и большое, потому что вулканов тут очень много и все они работают. На нашу психику. Поэтому здесь все так счастливы. Вы чувствуете?
– Особенно когда не делаешь ни хрена, – вставил Юрий Николаевич.
– А ты, Скворцов, всегда все испортишь всякой ерундой.
– Не волнуйся – жизнь испорчу, а старость украшу, – пошутил он.
– Хватит бодаться. Как дети, честное слово. Про магнитную энергию я не знаю. Это надо у вулканологов спросить. Меня другое занимает. Любопытно вот что – если про энергию и поля. – Сухову понравилась эта тема. – Действительно, бывает, что вдруг образуется какое-то поле деятельности, и туда более чем подсознательно устремляется человеческий гений. Так в разные времена осваивались месторождения. Ведь это и по вашей части, Юрий Николаевич? Место-рождения. Которые, по-видимому, носят онтологический характер. Так возникла музыка – вдруг на рубеже семнадцатого – восемнадцатого веков. Открыли и стали тут же музыку писать, насколько она сразу в голову приходила. Вивальди, Бах. Про Моцарта все известно – такое количество произведений человек написать не способен. И это вовсе не трудолюбие. Значит, это место-рождение. И сложно представить, что от Вивальди и Баха до Моцарта все укладывается меньше, чем в век.
Так же, кстати, произошла и русская литература – в традиционном классическом понимании, от Пушкина до Блока. Это тоже едва сто лет – и все уже написано. Настолько написано, что пора и революцию делать, чтобы открывать новые поля для описания и для освоения.
Получается так, что к определенному моменту некое это поле деятельности открывается как место-рождение. – Помолчав, Сухов продолжил: – Есть, кстати, еще такая странная логика, существующая на уровне метафоры, очень уже устаревшая и одряхлевшая, – век молодой и век старый. По крайней мере, на нашем опыте, более обозримом – восемнадцатого, девятнадцатого, двадцатого веков мы это можем проследить.
– И что, – получается, что Пушкин молодой, а Достоевский – старый? – заинтересовалась Вася. – Серебряный век тогда – молодой, а кто же был старый в двадцатом?
– Подъем литературы второй половины прошлого века, на мой взгляд, связан с вступлением поколения, преодолевшего Вторую мировую. Сначала были люди, успевшие повоевать, – молодые воины той войны, потом те, кто хотя бы детской памятью зацепил войну. И все время, что они набирали силы и писали, была пауза, пропуск, во время которого получался только ложный ритм трагизма и пророчества, авангарда разрушения и академизма.
– Это же и называется литературный процесс.
– Я скажу вам, что за литературным процессом следят только те, кто его организует, потому что просто нет такого явления, его не существует – литературного процесса. Но на нем кормится огромная промышленность, она и создает видимость этого течения.
То, что происходит сегодня, неизвестно никому. Сколько бы ни было гласности и всего остального, неизвестно пока, кто «сегодня» напишет и в каком виде. Между прочим, скорее всего в виде романа. А потом это окажется – вдруг. Роман пишется очень часто – потом.
– То есть вы считаете, что именно роман и есть наиболее емкое отражение происходящего сегодня?
– Что может называться современной литературой – это другого рода усилие, вовсе не соответствие той или иной парадигме художественного стиля или жанра. Это усилие схватить картину мира в ту минуту, когда она есть. А в эту минуту она не существует ни для кого, поэтому и становится такой невероятной новостью. История пишется задним числом. Эта несуществующая категория – описательная в отношении к тому, что прошло и явно закончено. И в каждом человеке, и в общей тенденции социальной и политической жизни все время есть это – мы живем в прошлом, а усилие делаем в настоящем. Такой никогда не подтягиваемый хвост. Ну а будущее всегда существует только для спекуляции и пропаганды. – Сухов отхлебнул водки. – Таким образом, дорогие друзья, мы и получаем, что искусство развивается только от усилия сформулировать настоящее. И усилие это бесконечно необходимо, по-видимому, всему этому человеческому муравейнику, который думает, что искусство нужно для роскоши. Потому что искусство – это абсолютно необходимая функция общечеловеческого организма, а не только украшение. И снова и снова возникает и осуществляется это усилие сформулировать настоящее. Не новое, а настоящее.
– Но любое усилие ведь требует энергии? Это как раз о чем я говорила – про магнитные поля, которые стимулируют.
– Пожалуй. Значит, существует какая-то невероятная метафизика текста, в которую запечатывается энергия, именно энергия времени. Потом почему-то это оказывается либо шедевром, либо непревзойденным кусочком исторической мозаики. Для того, чтобы запечатлеть энергию современного состояния в тексте, нужно действительно очень большую энергию потратить. А вот как ее набрать и почему она может быть вызвана в том или ином человеке – опять тайна сия велика есть.
– А может такое быть, Виктор Викторович, что энергию присылают откуда-то извне для поддержания?
– Вот это и есть место-рождение, когда люди с помощью врожденного дарования, усилий окружающих, в смысле воспитания, образования и культуры, а потом еще в силу исторической необходимости начинают дотягиваться до нового способа грабежа онтологии. (А онтологические слои, чтобы было понятно, хотя это тоже очень грубое уподобление, – вода, небо, лес, воздух.) Там дальше есть, по-видимому, куда еще прорваться. Это сделать непросто – ни за что вам пайку сверху не скинут. До нее надо как-то дотягиваться. Когда дотянулись, очень жадно и быстро набирают. Потому что скоро кончится и потом не будет.
– Это снова про Скворцова. Весь вечер ты на арене.
– Да я тихо сижу, внимаю. Дай послушать умного человека. А скажите, Виктор Викторович, раз уж такой разговор – существуют ли категории успешности?
– Успешности вообще? Сомнительно. Хотя вот в литературе, на мой взгляд, успешность, направления – ничего не значат. Поэтому я не верю, честно говоря, и в профессию в литературе. Русская литература до сих пор была непрофессиональной. Ей достаточно было быть гениальной. И новой внутри себя. Сейчас возникает профессиональная литература, она есть уже. И есть успешные авторы. Но это другая область. Я не знаю, как сравнивать хлеб и вино, которое употребляли ученики Иисуса на тайной вечере, с тем хлебом и вином, которое мы покупаем в соседнем магазине. А когда действительно из настоящего текста, который переломишь, как хлеб, потечет кровь, что-то делается с душой человека, который этот хлеб вкушает.
Но все это, друзья мои, в полной мере имеет отношение и к жизни, и к любой другой форме существования – не только литературного существования, я имею в виду. Ну, вы понимаете. – Он засмеялся. – А магнитофон-то, Васька, ты и не включила.
– Да и хрен же с ним, Виктор Викторович, с магнитофоном. Он у меня и так сильно умный.
– Ну что, молодежь, пойду посплю часок. Уж и так ночь глухая.
– Вась, проводи Виктора Викторовича. А я тут пока приберу.
– Ты? Сам? Ну давай. – Вася была искренне удивлена. Юрий Николаевич часто помнил, что надо сделать – принести, достать, организовать. (Может, конечно, за него это помнил Максим или еще кто.) Но никогда не брал в голову, что потом надо все еще и разгребать. Чудеса прямо, да и только. В этом Павлопетровске. Вот и не верь после этого в магнитные поля, что деформируют сознание.
Вася с Суховым вышли в тускло светящийся гостиничный коридор и направились к его номеру.
– Что, Василиса, любишь его?
Вася пожала плечами.
– Не знаю, Виктор Викторович, что это такое – любовь. Какие у нее приметы? Вот объясните мне, вы же умный?
– Ой, Вася. Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Ну давай, девочка моя, иди, а то твой скучает. Он и вправду ничего. Хочет, хочет быть живым человеком.
…Все вместе летели в Долину к гейзерам. Даже Максима взяли с собой, чтоб он тоже красоту посмотрел. Не все же ему, бедному, таскаться по сереньким и невзрачным улочкам Павлопетровска, городка, однако, чудесного. А то получалось, что, промахав вею страну, он только одни пригородные вулканы здесь и увидел.
В Долине приземлились на главной базе, где, собственно, собирались пожить немного в лубяных избушках. Коммерсанты не особо вкладывали деньги в развитие хозяйства – скорее всего из жадности. Но объяснялось это необходимостью сохранения колорита места. В этом, может, и была какая-то логика. Но, на цивилизованный взгляд, конечно, сомнительная. Чатка не достигла еще такого уровня сервиса вообще, чтобы можно было уже его понижать – по многочисленным просьбам сумасшедших. Словом, домишки выглядели развалюшками, ровно такими, какими Вася застала их, когда давным-давно бывала здесь. Однако они были вполне теплыми и даже немного уютными.
В доме, куда их привели, старенькая печка грела, как новенькая, и даже лучше. У нее была отличная тяга, огонек живо горел за чугунной заслонкой. Пол был честно выскоблен служителем, что круглогодично присматривал за хозяйством. В центре комнаты, она же была и кухней, стоял огромный розоватый стол – скорее всего сосновый. Его окружали стульчики из больших ошлифованных пней – в полметра шириной. Спинки сплетены из древесных сучков и кореньев. На стульчики были накинуты шкуры, и хотелось взгромоздиться на них с ногами. Одно сиденье оказалось так велико, в смысле широко, что на него даже можно было и прилечь. Оно напоминало маленькую козетку. Это была такая парадная зала. В домике обнаружилось еще несколько каморок, совсем крошечных, с малюсенькими окошечками под потолком. Словом, в них могла только кровать и поместиться. Причем там, куда смотритель указал идти Васе с Юрой, сообразив, что они будут спать вместе, кроватка стояла пошире, но занимала всю комнатенку – от стенки до стенки. В постель надо было падать сразу от входа. И сверху тоже валялись шкуры.
– Смотри, Юр, как смешно – свалиться на пол невозможно. Зато побиться о стеночки – легко.
– А ты не крутись, когда спишь. Но вообще-то вполне мило. Правда?
Смотритель сразу предупредил всех, чтобы без него не шатались по окрестностям:
– Слой земельный очень тонкий. Провалиться можно. А там внизу кипяток. Смертельный случай может быть – сваритесь.
Вася с Суховым, которые уже здесь бывали, подтвердили сказанное. Все принялись толпиться группой. А Вася, завидев тропинку, виляющую между сугробами, вспомнила, что здесь где-то залег шаман, которого упоминал Масик. Предупредив, что пройдется по тропинке, где не опасно вовсе, отправилась туда. Не успела она сделать и нескольких шагов, как почувствовала, что заболели глаза. Снег всегда действовал на них плохо. Вася достала из кармана черные очки, нацепила их на нос и двинулась дальше. В глазах, правда, сразу потемнело и замелькали мушки. Вася спихнула очки на самый кончик носа и попыталась понять, как же лучше. Солнца не было, но снег сочился странным светом – как будто изнутри, из-под поверхности откуда-то выступал. Вася стояла на узенькой тропинке в задумчивости.
– Это нестрашно, деточка. Это вечность отражается, – донеслось до нее. Какая-то тетка в огромном пуховом платке поверх шубы, прошмыгнув буквально между Васиных ног, выскочила вперед и, не оборачиваясь, поскакала дальше. Тетка была с авоськой и будто бежала из булочной за углом. Вася сняла очки окончательно и последовала за теткой, которой уже и след простыл. Она увидела дымок, курившийся из сугроба, тропинка вскоре привела ее к заваленной снегом избушке. Дверь была приоткрыта.
– Добрый день! – крикнула Вася и звучно стукнула кулаком об косяк.
В дверях появилась красивая женщина лет сорока. То ли бурятка, то ли калмычка. Ничего не напоминало в ней тетку с авоськой, закутанную в платок, которую Вася только что видела на дорожке. «Мистика какая-то».
– Здравствуйте-здравствуйте. А вы к нам? – Ее длинные глаза лучились радостью. – Заходите. Милости просим. Не каждый день у нас гости дорогие.
– А что, еще кто-то здесь живет?
– Нет-нет. Только мы с мужем зиму пережидаем. – «Нашли ближайшее местечко, честное слово».
Вася шагнула в сени и потом оказалась в небольшой комнатке, наполненной шкурами, рогами и копытами. В углах висели пучки сухих цветов и охапки дикой травы, сплетенные в какие-то странные фигуры. Дымились, источая странный запах, свечки-светильники.
– Хорошо тут у вас. – Вася, не раздеваясь, присела на край скамьи.
– Странно у нас, – виновато заметила женщина. Чувствовался необычный говор, который Васе слышать не доводилось. – Да вы только не смущайтесь. Коля жжет разные смеси – для здоровья. Что-то прихворнул. Это вы сегодня прилетели? Я видела вертолет. На прогулку или по каким делам? – Она с нескрываемым удовольствием и даже каким-то странным превосходством изучала посетительницу.
– И на прогулку, и по делам.
– Как все, как все. Тут красиво. А к нам с Колей по каким делам?
– Даже и не знаю. Мне рассказывали, что тут шаман зимует. Вот пришла узнать, правда ли и как его найти?
– Правда-правда. Коля – шаман как раз и есть. Только он спит сейчас. У вас к нему какие-то вопросы есть или…
– Пожалуй, просто праздный интерес.
– Бывает-бывает. Понимаю. К нему часто приходят. Даже я уже привыкла. – Она смотрела на Васю улыбающимися глазами, прекрасно понимая, что производит впечатление. – Может, вам чайку? Коля заварил оч-чень-о-очень специальный. – Она слегка ухмыльнулась. – Вашему мужу понравится. Ведь вы здесь с ним? Ой, простите, я же про вас ничего не знаю. – Она смущенно отвернулась, чтоб действительно не показать лишнего знания, если таковое было.
– Пойду я, а то мои заждались. А приходите к нам вечерком, посидим, поболтаем? Там смешная компания приехала. Правда.
– А что? Придем. Коле моему нравится, когда гости приезжают. Между нами, он стал любителем поговорить. – Она чуть смутилась. – Он хоть и приболел, но такого случая не упустит. А когда ж приходить?
– Да как поднимется, так и приходите. Меня Васей зовут. – Женщина ничуть не удивилась. – А вас как?
– Ан-на.
Вася уже стояла в дверях. Вышла на снег в очках, чтобы сразу подготовиться к встрече с вечностью. Отойдя несколько шагов, она обернулась. Анна стояла в дверях в легком платье, отражая этот снежный свет, и улыбалась.
– Анна, а скажите, трудно быть женой шамана?
Та подняла глаза:
– Он же тоже человек. – Она засмеялась. – Как поднимется, так и придем. Обязательно-обязательно придем, Вася.
Радостная Вася ворвалась в домик, где за столом уже сидела вся честная компания.
– Ну что, пьяницы! – кричала она, подпрыгивая. – Я такого… Я вам такого…
– Успокойся, что случилось, расскажи нормально. Интервью, что ль, какое в лесу взяла? Только это тебя может так возбудить, – заметил Сухов. И добавил: – Насколько я знаю.
– К черту интервью. Хотя нет, не к черту. Это позже. Дураки! Вы тут сидите, а к нам в гости сейчас шаман придет. Настоящий. Представляете, шаман…
– Где ты его добыла в такой глуши? – Сухов был заинтригован.
– А они, Виктор Викторович, – Вася обняла его и принялась тискать, – как раз в такой глуши от нас всех и прячутся. Но я его добыла. Я его добыла. Ну его самого пока что сама я тоже не видела, – она скинула шубу и зашвырнула ее куда-то в угол, – только с женой его познакомилась. Очарова-а-тельная женщина. Она обещала, что скоро придут. – Вася была как будто пьяна. Она подпрыгивала и подскакивала.
– Да-а, Вася, – протянул Скворцов, – ты нам так когда-нибудь и Господа Бога в гости приведешь.
– И приведу. Может, рай себе вымолили бы. И другим бы немножко досталось. А почему мне, собственно, никто водки не наливает? А, не надо, я у тебя, самого умного, и возьму. – Она лихо схватила скворцовский серебряный стаканчик и мигом выпила. – Смотрите, Виктор Викторович, правда, классный рюмец. Это я Юрочке подарила. Ну, правда же, классный! – Максим уже разливал всем по следующей.
– Ну что, Васька-добытчица, за тебя. – Все встали.
– И правда, Масик, я припоминаю, что-то говорил про шамана, – Скворцов хрустел огурцом, – привет еще просил ему передать. А Масик-то откуда его знает? Не пойму.
– Ворожил, наверное, на свое открытие, – вставила Вася.
– А мне что ничего не сказали? – Сухов обиделся.
– А зачем, Виктор Викторович? У нас же Васька есть. Она нам всю культурную жизнь и так устроит.
– Эт-т-а правда. – Сухов ласково поглядел на нее.
В избушку аккуратно постучали. Все повернулись, но никто не отважился отозваться. Дверь отворилась, и на пороге, топая и отряхивая снег с унт, появился мужик – тоже то ли бурят, то ли калмык.
– Можно? Аль не приглашали?
Все засуетились.
– Будьте добры. Проходите. Шубку давайте приму.
– Николай, – представился мужик, щуря свои хитрые глазки. – Это моя жена Ан-на.
– Очень приятно, – загалдели все в один голос. Супругу сюда посадим, стульчик тут удобный.
– Спасибо-спасибо, – заговорила с акцентом Анна. – Нам везде удобно.
– А вы, я вижу, культурно собрались, – заметил Николай, плотно сев к столу и обозрев присутствующих и закуску.
Все начали представляться, а Максим даже впопыхах подал шаману руку через стол. Николай ее с удовольствием пожал. Когда дело дошло до Сухова, Николай совсем прижмурился, как тот кот.
– Писатель, что ли?
– Вы читали? – загордился Виктор Викторович. – И как?
– Читал. Я и в школе учился, и институт заканчивал. А вы как думаете? – Все засмеялись. – А вот все равно странно – сидишь здесь на краю света, – он скромничал, – сидишь и вдруг – бах! А тут Сухов. Как живой. Не верь потом в чудеса. Я вам после книжку принесу, подпишете?
– Вот уж действительно – чудеса, – заговорил растроганный Сухов, – приезжаешь на край света, в прямом смысле, и вдруг бах! – сидит шаман, как живой. Да он и не только тебя читал, да еще и книжку твою сует на подпись. Для авторизации.
Все хохотали.
– Ну тогда предлагаю выпить за знакомство. – Николай явно чувствовал себя хозяином. Он достал из-за пазухи бутылку. – Очень рекомендую. Сам делал – на корнях да сучьях. Вдохновляет. – И Анна первая протянула ему свою рюмку.
Николай был одет в обычные джинсы и свитер. И никаких знаков избранности не было видно – ни бус, ни перьев, ни краски на лице. Всего того, что нам, обученным только кинематографом, представляется первыми и главными чертами шамана. Ничего удивительного никто не заметил и в одежде, внешности и поведении шаманской жены. Словом, выглядела эта пара вполне светски. Интриги, однако, хватало и без этого. Сухов как самый уважаемый всеми взялся вязать застольную беседу.
– Николай, скажите, а вы и вправду настоящий шаман?
– Да, я шаман настоящий. Но здесь нет ничего страшного.
– И как же обращаются к шаману?
– Учитель. Как к духовному лицу. Шаман – это ведь священник, образно говоря. – Николай был пока немногословен. Это противоречило докладу его супруги о том, что он стал любителем поговорить.
– И что, шаманить – это призвание? Или, может быть, свыше благодать?
– Возможно, призвание. Возможно, благодать. Просто я попадаю в такие ситуации, когда способен подсказать человеку, что изменить в жизни.
– Это же только Богу известно, что людям нужно изменить в жизни. А вы-то откуда знаете?
– Я вижу это по количеству страдания. Сами люди часто хотят от чего-то избавиться, но не умеют успокоить свое тело, сознание. Успокоить душу. И все равно таскают в своем сердце этот груз.
– И что, есть рецепты успокоения?
– Главное – найти причину беспокойства в прошлом. Бывает, когда в человека входит негативная энергия, а он не совсем понимает это. В жизни ведь часто случаются неприятности. Эти мгновенные недовольства как будто бы не помнятся, а сознание их не забывает, потому что на нем оставлен знак, след, если хотите. И тело живет под действием сознания – под волной сознания. От этой отметки необходимо избавиться. А люди сами не могут, потому что как бы забывают – не помнят, не понимают, а телу недостает сил.
– И вы действительно думаете, что можно направить на человека негативную энергию извне и лишить его здоровья, успехов – всего хорошего?
– Да. Это можно. Часто главная причина лежит в нашем быту. Мы не умеем общаться друг с другом, не знаем, как это делать. Порой даже не можем наладить отношения в собственной семье, понять собственных детей. Что говорить тогда про работу, коллег, все ведь сегодня работают. Правда? А общество? Да что там. Кстати, политическая жизнь – отдельный поток негативной энергии. Но все, все это люди хотят освоить. Так и рождается дисгармония.
– Это понятно. А есть все-таки рецепты? Как помочь?
– Вылечиться можно только радостью, которую надо нести друг другу. – Николай играл жуликоватым глазом. – Этого можно добиться и произведя ритуальное действие. Тогда человек освобождается и действительно начинает летать. Летать в смысле творческого сознания.
– Это все здорово. Но как же вот простому человеку, нам, например, защититься от дурного влияния? – перебила его Вася.
– Очень редко случается, чтобы человек был уравновешен во внутренней и внешней жизни. В первую очередь я советую всем, – он отхлебнул водки, – быть очень внимательными друг к другу. Внимание свойственно только тем людям, которые движутся вперед в своем духовном развитии. Эта духовная культура и есть эволюция сознания человека. Мне нравится, когда люди набирают духовные силы. Кстати, только в такой гармонии и рецепт долголетия. – И он похлопал Сухова по колену.
– А наколдовать радость, счастье можно? – настаивала Вася.
– Да. Но надо сначала объяснить, понять, что такое счастье, что такое любовь и как ценить эту радость. Обычно люди просто знают эти слова – «любовь» или «радость». Но глубже не вникают. Когда они начинают думать, вникать и жить, постоянно жить в радости, появляется их духовный путь. Если эти простые вещи непонятны, то ничего не изменить в жизни.
Николай как будто бы не то что давал ответы, но размышлял именно о том, что больше всего беспокоило всех собравшихся за столом. И как-то очень угадывал каждую мысль каждого присутствующего, предвосхищая многие вопросы. Анна тихо и преданно смотрела на него. Васю же, наоборот, все это очень разволновало.
– Николай, скажите, вы колдуете – так, да, это называется? – с помощью каких-то звуков, знаков, движений? Ну как это все происходит?
– Да. Без ритуала очень трудно. Но сначала я должен все-таки определить причину страдания человека. И только после этого сам создаю ритуал – всегда разный. Однако проведение ритуала – это лишь начало пути, некий старт в будущее. Многие уверены, что, пройдя через ритуал, уже совершили что-то, получили результат. Но это только точка изменения состояния сознания и открытие перспектив на будущее – собственных возможностей изменения, но не само изменение. И каждому человеку необходим свой ритуал, чтобы изменить состояние его сознания.
– Послушайте, Николай… – Сухов тоже оказался весьма любопытным. Да, собственно, и грех было не воспользоваться таким уникальным случаем для собственного просвещения. Тем более писателю. – У сибирских народов есть легенды о превращении людей в животных, и наоборот. Много этих фантазий мы видели в кино, в книжках. Это правда? Такое действительно случается?
– Если люди такого изменения хотят. Я это очень почувствовал, когда начал петь. Рычать медведем, волком выть – изменения начинаются от звука. Если постоянно «тренироваться», то сознание, безусловно, потребует и существования животного внутри себя.
– И что, станешь волком или медведем?..
– Да.
– И вы видели такое? – Вася даже привстала. Николай засмеялся.
– Нет, такого я не встречал. Но я замечаю многих людей, которые внутри давно уже животные. Но в нашем народе по поверью медведь – добрый знак. Считается, что хорошо стать медведем в другой жизни.
– Вот все говорят о смерти. Так придумано. Кем-то. Кто-то ловко сообразил, что этим надо заняться. – Сухов взялся себе самому что-то разъяснить. – Но вот попробуй возьми и умри. Ничего не получится. – Он даже немного развеселился. – Ну никак невозможно. Правда же? И от одной этой мысли можно сойти с ума гораздо быстрее, чем от страха смерти. То есть умереть в эту секунду невозможно. Значит, в эту секунду возможно только жить.
– Конечно. Только жить. И еще – вам будет интересно – откуда и это узнал Николай? – мужчина и женщина у нас считаются полубогами. А когда они начинают любить друг друга, они становятся целым. Целым Богом. Понимаете? – Вася украдкой посмотрела на Юру, он сидел с полуоткрытым ртом. – Бога создают мужчина и женщина – будущего человека, будущего Бога. Создают своим ритуалом, своим усилием – этой силой они передают прошлое в будущее, чтобы продолжалось человечество. Так человек становится Богом. Но так все создано в природе, что мы ищем и ищем Бога, и не замечаем, что на самом деле мы живем, мы существуем, как Боги. Поэтому нам необходимо, всему человечеству, найти единого Бога во Вселенной. Это будет наша эволюция.
У всех как будто дыханье сперло. Находчивость проявил только натренированный жизнью Максим. Он снова разлил по рюмкам водку. Все молча выпили, как за покойника. И Николай, ничуть не смутившись, вдруг запел. Это было очень красиво. В песне его, даже и песней это не назовешь, не было, конечно, никаких слов. Это был звук – то протяжный, то рваный и рычащий. Очень странный звук – чужой и нечеловеческий. Иной, как теперь говорят, ментальности. Но почему-то очень гармоничный. Глаза Николая были закрыты. И хорошо – непонятно, что можно было бы в ту минуту в них увидеть. Когда звук затих, он как ни в чем не бывало открыл глаза и снова потянулся к рюмке. Все по-прежнему молчали, и Николай спокойно заполнил паузу рассказом про свое новое увлечение. Оказывается, он пристрастился петь с джазовыми музыкантами. И даже ездил на джазовый фестиваль и возил Анну к морю. Все потихоньку расслаблялись.
– Когда вы поете, что это – тоже ритуал? – отважился Сухов.
– Для меня это превращение, переход в иной мир. – Все это только что видели собственными глазами. – Это ведь даже не песня, это выход энергии, прошедшей через весь организм. Звук, выпущенный из себя. Я освобождаюсь от своего тела и овладеваю звуком. Балансирую между пространствами и ощущаю эту энергию, которая выходит к людям. Если долго буду петь, то начинаю даже плакать и теряю внутреннее равновесие. Такого напряжения человек долго не выдерживает.
– Интересно, а можно ли шаманить научиться?
– Я сам себе и школа, и храм. – Николай опять заулыбался. У него явно было хорошее настроение. – Многому, конечно, можно научиться, но моя наука идет не от книг, а от наблюдения. Я просто изучаю – концентрированно и целеустремленно – людей и их характеры, изучаю самого себя, свои слова, свою переданную людям энергию. Кстати, в последнее время ко мне стали проситься на занятия. И есть очень способные, которые буквально после второго-третьего урока уже могут медитировать со звуком.
