Текст книги "Все свободны!"
Автор книги: Екатерина Юрьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– Признаюсь, такого я не видел.
– Какие ваши годы. – Вася вдруг почувствовала, что устала. – Пойду, пожалуй. Спасибо за все. С утра созвонимся, сверим программу. Если не будет ничего важного, я бы прогулялась.
– Спокойной ночи, Василиса. Жду ваших указаний. До завтра.
– Пока.
В номере было хорошо. Вася приняла ванну, включила музыку – кроме ТВ и видео здесь была и такая услуга – и прилегла с книжкой. Ближе к полуночи дверь ее номера широко распахнулась и ввалился Скворцов. Он был в шубе, другая была у него под мышкой. Ее он бросил на кресло.
– Это тебе. Чтоб не мерзла, когда будем шататься по заимкам. Что делала? Не скучала? – Он растянулся в кресле и начал, цепляя ногу за ногу, стягивать унты.
– Только по тебе. Раздевайся. Давай помогу. Позвонить в ресторан? Позвоню, попрошу принести какой-нибудь еды. – Вася радостно металась по комнате.
– Прикури сигаретку лучше. И виски чуть налей. Пожалуйста.
– Слушай, ты так и пьяницей станешь, как мы. – Она уже наливала и прикуривала.
– Не груби. – Юра устало улыбнулся. – Позвони и правда в ресторан. – Он залпом выпил, затянулся пару раз и бросил сигарету в пепельницу. – Пойду в душ.
Спина болела. Он потянулся и сделал несколько упражнений под струей горячей воды. Тело неприятно вспоминало, как летело, кувыркаясь в узком и замкнутом пространстве вездехода, кренящегося и куда-то тоже неумело летящего. В ушах звенело, как тогда, когда все наконец замерло и остановилось. Люди стали шевелиться, проверяя наличие различных частей своих тел.
На дороге от шахты до вертолетной площадки, по которой, спеша, мчался скворцовский вездеход, рванула хлопушка и полетела гусеница, после чего полетел и вездеход. С крутого косогора, вместе с Васиным возлюбленным. Но полетел он не кувырком, потому что ловушку ставил мастер, а всего лишь сполз, дрожа и громыхая, боком в низину, поэтому все отделались только легким испугом и синяками.
– Да, умелец работал. Чтоб чуть-чуть, для запаха, – говорили пассажиры злополучного вездехода, обходя место аварии. Было неприятно. И особенно неприятно было, что хлопушку именно поставили, хотя и оказалась она легкой и рассчитана была на легкую поломку. То есть сделано было это специально. Ведь сначала подумали, что какой-то козел по пути на шахту просто растерял их, эти хлопушки, которые предназначались специально для взрывных работ. Подкатил второй вездеход с работягами – для уборки территории.
– Разобраться. И завтра подробно доложить на совещании. В десять. – Скворцов залез в машину и двинулся дальше.
«А ведь действительно супермастер – точно все рассчитал. Думал, сучара, поколбасить». – Скворцов злился и глотал урывками падающую сверху воду. Пройдя по минному полю раннего русского бизнеса, он уже мало чего боялся и не покинул это поле, но методы битвы с конкурентами стали более изощренными. И опять запахло старыми заморочками. И это было уж совсем нехорошо, в смысле того, что в таком неожиданном месте стали образовываться профессиональные подрывники скворцовского бизнеса. И Скворцов это прекрасно понимал.
Вася по телефону сделала заказ и с нетерпением ждала. Юрий Николаевич вышел, присел на кровать.
– Облетели, что могли. Работа закончилась. Практически.
В дверь постучали, Вася побежала открывать официанту, радостно вернулась с подносом и увидела, что Юра спит.
Поставив на стол теперь уже завтрак, не ведающая беды, Вася подсела к нему на кровать и погладила по щеке, еще раз, еще…
– Хорошенький такой… – Он не реагировал. – Оловянный… – Она увидела огромный синяк на его плече и поцеловала.
Вася поняла, скольких усилий стоила ему она сама и ее дурацкие развлечения и фокусы. А также вся его собственная жизнь.
В каких-то скворцовских вещах зазвонил телефон. Никто не ответил.
Когда Вася открыла глаза, Юрий Николаевич уже завтракал вчерашним ужином. Был одет и выбрит.
– Привет. Я тут вчера не очень хулиганил?
– Может, и хулиганил бы очень, да уснул.
– Какой негалантный, честное слово. Прости урода. А что, неплохая еда. Ты все свои делишки переделала? Какие планы?
– Все планы зависят только от тебя. А что это за синяк на плече у тебя?
– Да в пещере вчера споткнулся. Не страшно.
Скворцов ответил по телефону.
– Да, Игорек. Привет. Я знаю, где я и где телефон, который к тебе не подходил. Слушай, не могу сейчас говорить… Да, дело интимное… в душе я, в душе. Ага, тебе еще шум воды изображать. Все, перезвоню сейчас.
– Значит, живем так. – Он уже ласково смотрел на Васю. – У меня сейчас совещаловка в местной конторе. Освобожусь в обед. Дальше – полная свобода. Тебе есть чем заняться?
– Меня развлечет твой чудесный Василий. Мы с ним договорились.
– Вот и славно. Только ты мне с ним не сразу изменяй. – Он поцеловал ее в щеку и вышел.
Уже в гостиничном коридоре Скворцов снова соединился с Игорем Викторовичем.
– Да, Игорек, правда. Подорвали. Слегка. Да ничего страшного – пугалка. Видали и не такое. Но хорошего мало. Сеня вчера меня искал? Даже звонил мне? Сам? Да что ты? Значит, это он, козел, зубы показывает. Хотел послушать, как мы дрожим, словно осиновый лист. Не доживет. – Юрий Николаевич понимал, что Семен Семенович, как и обещал, начал объяснять ему в такой вот незатейливой форме, как закрывают проезды, полагая, что он хозяин на дорогах. – Да, на шахте все в порядке. Ну не считая того, что юный подрывник у них там окопался, как оказалось. Да, еду в контору, надаю всем по рогам. Потом к Володьке полечу. Вы там тоже не ленитесь. Подумай, как нам от Сени замаскироваться. Хотя бы фрагментарно. Давай. Пока.
Он уже сидел за длинным столом и обводил присутствующих своим тяжелым взглядом.
Вася, лениво потягиваясь, взяла телефон и позвонила Василию. Договорились встретиться в ресторане, куда она и явилась в назначенное время. Прибежал радостный Василий. Он был счастлив, что ему так повезло, и он сидит здесь, в ресторане, пока в конторе Скворцов отрывает головы всем его коллегам.
Выпив кофе, Василиса и Василий отправились гулять. Городок и вправду был очень мил. Местная администрация не пожлобилась взять хорошего архитектора. Небоскребов не наблюдалось, но было много новостроек, очень грамотно вписанных в чуть холмистый пейзаж. Лес еловый не повырубили, как в других местах, и его темная зелень на фоне чистой белизны несла прозрачный и холодный свет, который как бы отливался в чудесных постройках этого городка. Он будто бы распускался в этом свете.
– А вон наш офис. – Василий указал на стеклянную конструкцию, чем-то отдаленно напоминающую столичный «скворечник». Ему показалось, что он видит, как за тонированными стеклами мечутся молнии, и он молча снова порадовался за себя, потому что его не было внутри в эту минуту. Но Василий немного ошибался.
– Что касается вчерашнего инцидента… – Скворцов оперся руками о стол и чуть привстал. Проснувшаяся от страха муха зажужжала под потолком. – Прощаю. Все свободны. – Он встал и вышел. Опешившие люди остались сидеть за столом. Он прекрасно понимал, что все в поисках виновного и так уже перепрыгнули через голову по нескольку раз. И подумал, что такое неожиданное его благородство, пожалуй, заставит всех служить ему преданнее и усерднее. Но в другое время никогда бы не спустил с рук. Просто у него было хорошее настроение.
Вася ни о чем и не догадывалась. Ей стало холодно. И она уже собралась было начать ныть, что хочет в тепло и уют ресторана, музея, театра, цирка или чего там еще могло быть теплого. Василий тем временем после коротких телефонных переговоров сообщил, что их, вернее ее, уже ждут. И практически сразу радостно сбыл ее из своих рук в надежные руки Скворцова. Вася еле сдерживалась, чтобы не наброситься на него с поцелуями и не задушить от радости.
– Ну что, всех уже потиранил?
– Да, тиранить всех – главная цель моей жизни. Так что и ты не расслабляйся. Сейчас же собираемся и летим. Вещи можешь оставить здесь. Нам ничего не понадобится. Только оденься потеплее. Все надень, что вчера принес. Нас ждут. У тебя пять минут. Рождество. Ты забыла?
Вася, очевидно, не успевала за жизнью. Но она уже бежала в номер, из номера, прыгала в машину, пересаживалась в вертолет. И только потом поинтересовалась:
– А куда мы все-таки летим?
– Тебе не все равно? Ну ладно, едем к моим старым друзьям, должен и я тебя с кем-нибудь из них познакомить, не только с Семен Семенычем.
Вася сморщилась.
– А можно я посижу немного на месте штурмана? Это мое любимое место. Ты пробовал? Глупый. Все в жизни потерял. А еще вещал, что облетался на вертолетах. – Вася потянула Скворцова в кабину. – Видишь, там, внизу, как бы в полу стекло. Особый кайф, когда взлетаешь или садишься. Вертолет будто зависает и покачивается. И ты сидишь, покачиваешься и вниз смотришь. Ощущение такое… Супер, попробуй сам. Ну попробуй. Не бойся. – И он легко поддался, тем более что уже снижались. Вертолет действительно завис, заметая внизу снежную пургу. Потом закачался, и ощущение в самом деле возникло…
Тем временем открыли дверь и бросили лестницу. На улице мужик, закутанный в шубу с головой, уже принимал от летчиков мешки и ящики с каким-то барахлом. Люди тоже спрыгнули вниз, и Юрий Николаевич обнялся с мужиком, что-то прокричал, показывая на вертолет, а потом на ящики, которые размещали на санках. Но ничего не было слышно. Летчики уже задраили дверь, и вертолет, именно покачиваясь, завис и отчалил. Звук постепенно удалялся, а поднявшаяся было пурга затихла. Упала тишина. Прибывшие двинулись в сторону огоньков, обозначивших жилье, и по-прежнему орали, пытаясь перекричать исчезнувшую давным-давно уже летающую машину.
– Спасибо, Юра, спасибо.
– Да не за что. Привез, что ты просил. Это же и мой интерес. Как Маша, как дети?
– Да сам все сейчас увидишь.
– Хорошо. Нам сообщили, ты не один? – Мужик наконец повернулся в Васину сторону.
– Это Вася. Моя подруга.
– Понятно.
Скворцов заржал.
– Ни хрена тебе непонятно, раз мне самому непонятно ни хрена. – Он похлопал мужика по плечу. – Вась, что ты там стесняешься. Иди сюда. Познакомься, мой друг Владимир. А мы, кстати, на охоту-то пойдем? Ты готов?
– Как Гагарин и Титов.
Володя оказался мужчиной вполне приятной наружности с каким-то очень породистым лицом. Его жена Маша тоже была симпатичная. Особо хороши были дети – Соня, Любочка и Матвей.
Васе сразу же налили чай – с мороза и дороги, а Володя и Юра отправились выручать доставленный груз, что-то припрягать – собак к санкам или снегоход. Вася точно не поняла. Маша говорила, как пела:
– Как хорошо, Васенька, что вы приехали. Мы так рады видеть и вас, и Юрочку. Он нам так помогает. Столько всяких гостинцев всегда привозит, одежду, книги детям. Они же здесь учатся. – Говор у нее был какой-то мягкий, но непровинциальный. – Володя у Юрочки теперь работает. Вот новую технику привезли наблюдать за какими-то слоями в лесу. Тут же на сто километров никого. А Юрочке очень нужны эти наблюдения.
– Так это Юрий Николаевич вас сюда сослал?
– Нет, что вы, Васенька, он только помогает нам здесь выжить. Мы же у вас в столицах жили, мы ж столичные, вы не знали? Я искусствовед, работала в Третьяковке. Теперь образование и пригодилось, детей учу вот сама. А Володя инженером работал, вполне успешным. И награды у него были, и звания, а также премии. Детки старшие заболели – Матвей-то здесь уже родился. Володя сам роды принимал – в речке в нашей. Сейчас, говорят, так рожать модно – многие так делают, а мы ж по необходимости, чтоб не умереть, когда доктора нет. Вы речку-то не увидите, она ж подо Льдом вся. Вот хорошо, пришлось в лето рожать. Нельзя нам стало в том, ну вашем, климате жить. А только здесь и можно. Тут свое давление и ветер. Вот мы все бросили и приехали. Володя стал начальником заимки. Охота, лес – вот только наша еда. С непривычки – ой странно все было, Васенька, странно. А потом я и сама уже одна на охоту ходила, когда Володя при смерти с воспалением легких лежал. Чтоб с голоду дети не померли, куда ж не пойдешь. А у вас нет детишек? Так будут, будут. Радость такая. – Маша тем временем ловко накрывала на стол. – А Юрочка тоже приезжал сюда по своим делам. Нашел Володю. Оказалось, ему именно тут такой работник нужен. Наши-то завтра, наверное, на охоту пойдут. Они всегда в лес уходят. – Она искристо засмеялась, и тут они увидели Юру, который, похоже, уже давно стоял тихо, облокотившись на косяк, и любовался этой идиллией.
– Ладно-ладно, Машенька, – он обнял ее за плечи, – я прямо прослезился, честное слово. Вся моя ерунда не стоит и слезинки твоей чистой радости.
С грохотом в дом ворвался Володя.
– Ну что, добры люди. К столу, к столу.
– Подожди. Васька, иди сюда. Я тебе одну вещичку покажу. Шубу накинь только. – И потащил ее на мороз. – Смотри, специально для тебя припас. Он поднял руку в небо. Видишь, звезда взошла. Рождество сегодня.
Они вернулись в дом. Стол наполнился какой-то дивной снедью. Невиданные грибы и ягоды, лосятина и медвежатина – засоленная, запеченная, засушенная, заквашенная, какая-то удивительная рыба и какие-то пироги чудесные.
– Какие вы молодцы, на Рождество приехали. В такой благословенный день. Вы специально так подгадали или случайно вышло?
– И так и эдак, – засмеялся Юрий Николаевич. – Тут твоя жена рассказывала историю вашего здесь поселения. Я прямо прослезился.
– Юрочка, ну что я такого сказала? – застеснялась Маша. – Да что все про нас и про нас. А вы, Васенька, про себя расскажете?
Васе было просто нечего сказать. В этом глухом лесу, в этом теплом доме, с этими чудесными людьми она чувствовала себя полной дурой. Абсолютной. Бессмысленной и набитой.
…На завтрак подавали блинчики с творогом. Оказывается, они здесь все делали сами – и творог, и сметану, и сыр, и даже хлеб пекли. Все это и было на столе, только мужчин за столом не было. Маша рассказала, что с самого утра – и что не спится? – они укатили в лес на снегоходах. То ли проветриться, то ли пострелять. Маша уже подоила корову.
– А бог их знает, у них, у всех этих мужчин, такие странные фантазии. А мы тут сейчас пельменьчиков налепим к их приезду. Баньку вам на вечер истопим. Все успеем. Мы теперь, Васенька, вас слушать будем по радио. Володенька настроит наш приемник на вашу «Точку». И будем слушать. Вот как будет хорошо.
Что они могли от нее услышать? О чем она могла им рассказать?
Тем временем лепили пельмени с лосятиной. Васины руки совсем не слушались, и ее пельмени получались то кривенькие, то косенькие, то попросту дырявые, а Маша все рассказывала ей разные рецепты пельменей и всяких других глупостей, с помощью которых, как все знают, мостится широкая и удобная дорога к сердцу любого мужчины… Васе вдруг захотелось научиться готовить вкусную еду. Но она понимала, что никогда не справится с такой задачей. Для этого нужно если не чутье организма и необычная органика души, то, по крайней мере, талант.
Кроме рецептов Вася узнала, что летом здесь отличная рыбалка, и опять ей захотелось научиться рыбачить, чего никогда не приходило в голову. Приехать сюда и тихо сидеть с удочкой у реки. Сидеть и сидеть. Сидеть и сидеть. И тут она поняла, что для этого нужно внутреннее равновесие, которого у нее сроду не бывало.
И ей показалось, что, может быть, именно в поисках этого самого равновесия она и попала сюда. Но прежде – к Юрию Николаевичу.
– А знаете, Васенька, Юрочка изменился. Очень изменился. После встречи с вами. – Она не поднимала глаз от стола. – Это очень заметно.
Васе нравилась такая ее прямая простота. Да и что им было скрывать? Они здесь просто жили.
– Вы его не оставляйте. – Вася поняла, что где-то это слышала. – У него нет уже прежней жизни, и пути назад тоже нет. Ему без вас плохо будет, я все вижу.
Помолчали.
– Ну вот и банька у нас сама собой истопилась.
Вполне свежие Володя и Юра вернулись наконец из своего леса.
– Ну что вы тут поделываете? Баню натопили? Чай поставили? О, молодцы, вы тут на хозяйстве. Может, и Вася чему научится. Будет забавно посмотреть в нашем далеке на эти ее, так сказать, успехи. Ну что, чайку или в баньку? – Скворцов хитро переводил глаза с Володи на Машу, на Васю. – Чайку или в баньку? Ну раз все молчат, тогда мы с Васькой в баньку.
«То ему чайку, то баньку». – Однако Вася покорно поднялась.
Кайф был в бане непередаваемый. Эйфорические пары какой-то неизвестной травы воскресили их задолбанные жизнью члены. И в конце концов только снежный сугроб, растопленный сожженными попами, вывел из затмения. Неузнаваемые даже для себя, оказались они снова за столом, где застали счастливых хозяев. И уже снова слушали певучую Машу:
– А мы тут подарочек, Васенька, вам подготовили. Мы с детишками иной раз, от зимней тоски прячась, рукодельничаем. Вот и сплели туфельки из бересты. Возьмите, пожалуйста, от всей души.
Вася уже влезала в берестяные башмачки. И они ей были в самый раз.
– А что, Юрий Николаевич, на прием пойти в Кремль? С вами. Хоть есть теперь в чем. Доложим президенту о развитии народных промыслов.
– Юрочка, а как тебя Васенька порой называет славно – Юрий Николаевич, ведь есть в этом какая-то особенная симпатия.
– Надеюсь, ты не будешь всех нас больше травить своей охотой, – включился в беседу Володя.
– Действительно, охота и охота. Будто кушать нечего. – Маша была прагматична. Охота у нее соединялась только с голодом.
– Вы дикие люди. Я, может, только на охоте и отдыхаю.
– Дурак. Поспал бы лучше лишний час.
– Понимали бы чего. Это ж целая психологическая наука. Охота требует особой концентрации, и это единственное, что выбивает из моего мозга все говно, которое сидит в нем, не вылезая. Там другая форма сосредоточения. Клин клином.
– Ну тогда я вот лично отдыхаю только в кресле у зубного врача. Ни о чем другом думать не могу, кроме как о нем, любимом, – встряла Вася.
– А вы шутница, – засмеялся Володя.
– За это я ее и полюбил. – Юрий Николаевич, обняв Васю за плечи, притянул к себе.
– На охоту так на охоту, Юрий Николаевич. Куда скажешь, туда и пойдем, – выговорила Вася с отчаянием.
– Горжусь собой – вот оно, воспитание. Спать сейчас пойдем. А завтра все решим по-новому.
На следующий день все опять искрило и мелькало. Катались на снегоходах. Никого не стреляли. Горело солнце, освятив окрестные красоты и лица новоявленных спортсменов. Потом валялись в снегу. И вдруг, гоняясь друг за другом по полю, они увидели насмерть напуганную лису, выбежавшую на поляну. Лиса была совсем не огненно-красная, как ее обычно описывают в книжках или рисуют, а такая линяло-потасканная. Выпучив глаза, она в ужасе смотрела на незнакомый мир, который так неожиданно ворвался в ее тихое бытие средь зимнего затишья. Она напряженно стояла на краю поля, пытаясь понять – снится ли ей все это, или, может, она проснулась уже на другом свете. Тряхнув головой, чтобы отвязаться от дурных мыслей, и решив, что обезумела, лиса ринулась обратно в лес – от греха подальше, под радостные крики действительно спятивших от свободной радости людей. Они любили эту лису.
Оказалось, что отдыхать можно не только на охоте или в кресле у дантиста. Опять слушали певучую Машу, ели грибы и ягоды. Влюбленно смотрела на всех Вася. И скрывать здесь, а это было одним из немногих мест в жизни, стало нечего. Это было честным счастьем, и не очень понятно становилось, где находится их реальная жизнь. Такой далекой казалась она. Такой и была, что уж говорить.
– Хочу назад, – нудила Вася. – Хочу обратно.
– Да ладно, Васечка, будем живы, приедем еще. – Гладил ее по голове, как ребенка, Юрий Николаевич.
– Хочу там жить. Не хочу жить не там, – гундосила она снова.
Это развеселило Скворцова.
– Васечка, ты ж жить там не сможешь. Что ты говоришь?
– А вдруг смогу. Я и стрелять даже умею, – обиделась Вася и отвернулась к иллюминатору. Так и просидела всю дорогу, расплющив нос о ледяное стекло.
В железобетоновской гостинице Васино воображение грело только место у камина в ресторане. «После заимки есть совершенно не хочется». Она спустилась в зал, там никого не было. И Вася заняла этот столик. Закурила. Курила она много, и сейчас в очередной раз об этом подумала. Но делать с этим, как и многие заядлые курильщики, ничего не собиралась. Такой способ потери времени. Пока она вертела перед глазами огонек, гоняя мысли об особом значении курительных палочек в жизни и возможной пользы их для здоровья, Юрий Николаевич уже распоряжался у барной стойки.
– Знаешь, что-то после заимки есть совершенно не хочется.
«Ну-у. Мы уже и думать начали одними словами», – безнадежно подумала Вася.
Он ловко поджег свою сигаретку, и огонек заиграл в его хитрых глазах. Вася тоже засветилась.
– Я заметил, ты любишь древние безделушки. – И протянул коробочку. – Получай свое оловянное колечко. – Вася коробочку открыла. Там было очень маленького размера – старое, по цвету золота и качеству огранки камня такое всегда видно, с черным квадратным сапфиром кольцо. Оно годилось ей только на мизинец. Но именно это и было мечтой всей ее жизни. Такое маленькое колечко с черным сапфиром на мизинец. – Сказали, что еще из демидовских. Нравится?
Можно было и не спрашивать. Вася была в полном восторге. Она вскочила и с криком:
– Юрочка, дорогой, спасибо, любимый! – набросилась на него, болталась на шее. И висела, висела, целуя куда попадало. – А что у меня есть, а что у меня есть! Смотри скорее! – И показывала ему оттопыренный пальчик.
– А все туда же. Ничего не покупай, ничего не дари, – довольный, передразнил он ее. – Ну, Васечка, успокойся, сядь. – Сесть она могла только к нему на колени. Туда и плюхнулась. – Вася, может, тебе воды?
– Шампанского! – закричала она, сделав рукой широкий жест, тот именно, что принято делать, заказывая шампанское.
– Кто же его будет пить, дорогая? – Скворцов уже давал в бар отбой, тоже отмахивая рукой.
Вася схватила из пепельницы скворцовскую сигаретку, зажала ее между пальцами – средним и безымянным – и, любуясь колечком, вертела мизинцем и всей своей милой ручкой. Новая пластика ей нравилась.
– Я, честно говоря, не ожидал такого откровенного порыва. Сядь, пожалуйста, на свой стульчик – вон он стоит, и угомонись. Мне нужно с тобой поговорить.
Она перебежала к стулу напротив, по-прежнему вертя перед глазами окольцованной рукой.
– Слушаю тебя. Внимательно и с интересом.
– Я решил познакомить тебя с Леной, – залепил он прямо в лоб. Так Скворцов делал всегда в вероятно проблемных ситуациях.
– Лена у нас кто? – Васю как ушатом воды окатили. Она все поняла.
– Моя жена.
– Ты же говорил, что твоя семья не будет меня беспокоить. Вернее, я не буду беспокоить твою семью, – поправилась она. – Мне не изменяет память?
– Правильно. Познакомитесь и не станете друг друга беспокоить.
– Она уже знает обо мне? И согласна встречаться? – Вася, сосредоточившись, говорила ровно, будто брала простое для себя интервью. – Расскажи, а вы давно женаты?
– Всю жизнь. Мы вместе школу заканчивали в Англии. У нас родители там работали – в дипмиссии. Женились в институте. Жили всегда отдельно – от всех этих родительских причуд. Слава богу. Потом меня услали в Кутию, но это ты знаешь.
– И она поехала? – Он кивнул. – Молодец.
– Сейчас она дизайнер по тканям, вполне успешный, кстати.
Дальше Вася узнала, что еще тогда, в тех нетронутых просторах собирала Лена коллекцию национальных особенностей – фасонов, покроев и украшений и бог знает там чего еще. И до сих пор они были у нее в ходу. С тех кутских времен Лена не любила провинцию, которой и до того не особо восхищалась. Среди бесконечного снега и льда она впадала в депрессию и в самые жуткие зимние ночи покидала любимого супруга на пару-тройку месяцев.
– Перебарывала холод пустыни, так сказать, вместе с родителями в более солнечных краях. С того времени и депрессий у Ленки не было. И альпийский снег ее тоже не раздражает. Вот так вот бывает. Представляешь?
– Как интересно. Ты ее любишь? – Беседа действительно была увлекательной.
– Да.
– Ты с ней спишь?
Глаза его стали не столько проницательными, сколько пронзительными.
– Да. Регулярно и с удовольствием. – Юрий Николаевич был беспощадно откровенен.
– У нее есть любовники?
– Были какие-то романчики. В основном рабочие. Не для работы, а по работе. Общие интересы объединяли, так сказать, любовников. Меня они никогда не интересовали – не было необходимости шлифовать сущность.
– Еще бы. Это ж не твои романчики.
– У меня тоже были любовницы. И что?
– И для меня это не секрет. По меньшей мере, одна и сейчас есть. – Вася имела в виду себя, сидящую здесь, совершенно живую и конкретную. – Но мне это тоже неинтересно. Извини. Ну и что ты чувствовал, когда узнавал об ее увлечениях?
– Да ничего я не чувствовал! – Юрий Николаевич начал откровенно злиться. – Повторяю, эта глупость меня вообще не интересовала. В моей семье и в постели всегда была стабильность. Вот и все. Все! Понятно?
Вася собой восхищалась. Довести Скворцова до такой нервичности удавалось, наверное, мало кому. Значит, разговор этот имел какое-то значение. Вот только куда он вел?
– Хорошо, скажи мне, пожалуйста, а если бы твоя женщина, именно твоя, с кем-то, и не просто с удовольствием, так сказать в рабочем порядке, а с великой радостью? И ты бы об этом узнал? Что сделаешь? Знаешь?
– Такого никогда не будет, – отрезал он.
– А я знаю – закопаешь.
Скворцов вдруг плавно выдохнул сигаретный дым через нос. Вася все именно так себе и представляла.
– Да ладно напрягаться. Шлифуем сущность. – Она сама удивилась, как легко переживала этот разговор. И даже ту, которую он – с удовольствием. Ей было наплевать. Более того, вдруг Васе показалось, что и многоженство – не порок. В нем даже могла крыться какая-то неведомая прелесть. По крайней мере, в этом случае. («Неужели он до такой степени для меня хороший, что я… Да, женщины стоически переносят всякие испытания».) – Юрочка, не грусти. Все вышло как вышло. Все останется, как останется.
В горле у него пересохло. Какие-то невероятно новые ощущения забились внутри. В горле у него пересохло. Может, так захватывает дух? Он вдруг понял, что довести до крайности и потом легко подхватить на этом краю Вася может любого. И ему невероятно повезло.
– Знаешь, что-то в этом во всем есть. Сюжетность, что ли. Мне даже нравится. И другая версия наших отношений меня, пожалуй, даже бы напрягла. – Вася говорила правду.
– Ты просто не любишь обязательств. – Это было главное слово, которое найти мог не каждый. «И все-таки он меня зарыл», – подумала Вася, а вслух произнесла:
– Важно, что ты любишь. (А хотелось сказать, что она просто не боится спать одна.) Юр, скажи… а вы венчались?
– Я не ханжа.
– А Лена?
– Она европейский человек.
– Понятно, – протянула Вася, наблюдая, как он залпом выпил полстакана виски. – Эй, дружок, – она дернула его за руку и засмеялась, – ты не расслабляйся. Нам ведь еще в театр. Моя очередь знакомить тебя со своими приятелями. Сегодня это Виноградов. Знаешь такого? Знаменитый актер.
– Твой любовник?
– Только обещает дружную старость. – Вася теперь все обращала в шутку. – И кольцо замечательное. Спасибо большое. – Она чмокнула его в ухо. – Пойдем потихоньку. Опоздаем.
Виноградов был хорош как никогда. Хоть театр Вася и не любила, но любила отдельных персонажей в этом театре. Среди них особое место занимал Коля Виноградов. Он радовал ее не только мастерством и талантом, энергией и красотой. Он интриговал необыкновенной способностью закрывать свою частную жизнь от широких слоев населения. И это в результате, пожалуй, даже стало его фишкой. Он ловко напускал на эту самую частную жизнь такой плотный флер, что она в общественных глазах приобретала уже какую-то даже очаровательную аномальность. Никто, вообще никто не знал, с кем, когда и по какому поводу он живет или, по крайней мере, спит. Ощущение было, что не спал он ни с кем вовсе, что вряд ли было возможно для здорового мужчины. Не был Коля и из меньшинств, об этом бы узнали мгновенно от обиженных им любовников, которые в отличие от любовниц совсем несдержанны и не хранят тайны. Артистки, коим посчастливилось разыгрывать с ним любовные сцены, рассказывали, что и здесь он демонстрировал полный аскетизм. При этом они же восхищенно поговаривали, что он знает толк в поцелуях. Но якобы это свое умение использует тоже крайне редко, по особому требованию режиссера, исключительно когда снимали крупный план. Таких неконкретных россказней было нагромождено столько, что с трудом уже верилось во всю эту латынь.
Так или иначе, в постановке, что так неожиданно для Васи приехала в Железобетонск, Виноградов был хорош. И Вася в очередной раз поняла, за что его так любят зрители, а особенно почти все женщины страны, от которых в основном он и скрывался с помощью своих изощренных маневров. В спектакле он играл сначала юношу, а потом и старичка. И она увидела, что в своей юности, которой она не знала, он был неплох, но и в старости тоже будет очень и очень. Вася, ухмыльнувшись, опять вспомнила про карты. И подумала, что старость их может стать, пожалуй, действительно красивой.
Скворцову Виноградов понравился, и он с удовольствием согласился познакомиться с ним. Тянуло его к культуре, тянуло. Виноградову тоже было интересно повидать Юрия Николаевича. Посмотреть вблизи на этого известного, но не своего человека. Скворцов был для Николая одним из немногих как бы чужих предметов, но несущих, как и он сам, что было их общим принципом, интригу собственного бытия. Словом, все вместе они встретились все в том же ресторане той же гостиницы, где остановился и Виноградов.
Скворцов был в восторге от искрометного рассказа о последней встрече Васи и Коли. Он хохотал от души, когда она под общие аплодисменты показывала вынос двадцати четырех рюмочек коньяка в буфете Домжура, а также лихое бульварное пьянство. Он смешно щурился, вспоминая, вероятно, и свои подвиги, на которые вдруг подвигался ради этой женщины. С этой женщиной.
– Я в вас всегда верил. – Скворцов поднялся, обнял Васю, поцеловал. А потом посадил к себе на колено. Сцена выглядела вполне вызывающе, и Виноградов даже смутился. В ресторане на этот раз было довольно много людей, зашедших туда после спектакля. За соседними столиками сидели и сотрудники скворцовской компании, и местные журналисты, которые уже успели ко всем поприставать. Все они обернулись. Для Юрия Николаевича этот жест был публичным заявлением собственности, а он свою собственность тяжело добывал, ею гордился и никогда не скрывал. Но и не афишировал. И эпатаж этот, как показалось Васе, адресовался скорее Коле. Именно он способен был оценить демонстративную открытость таких искренних порывов. Но восхитился сейчас Виноградов в первую очередь именно Васей – как она ловко организовала этого недосягаемого человека. Коле понравилась и непередаваемая естественность этого их общего движения. Он тоже вспомнил карты, которые и вправду все угадали. Вася жила с человеком, который жил еще и со своей женой. Не мог же олигарх быть холостым, честное слово.
