Текст книги "Все свободны!"
Автор книги: Екатерина Юрьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
– Ладно, просветительские лекции закончились? Все? Я свободна?
– Видишь, никуда ты и не опоздала, оказывается. Хотя так хотелось.
Вот так ловкая Вася высвободилась из редакционных пут. Впереди у нее было еще одно невероятное приключение – знакомство с еще одной женой, но уже скворцовской. До знаменательной встречи с Леной время еще оставалось, и Вася решила прогуляться. Она прошлась по проулочкам, и как-то само собой ей выбрелось к небольшой церквушке. Вася зашла. Хоть и днем – почему-то пели. Наверное, была спевка. Она встала в уголок и слушала. Напротив был образ Святителя Николая. По лику полз солнечный луч. Она повернулась к окну и увидела непроглядную мглу в его раме. Луч на лике не исчезал. Она поклонилась и написала записку – молебен Святителю Николаю за путешествующих. И потом приписала: за путешествующие души. Поставила свечку и вышла.
Приближалось время X. И Вася двинулась к назначенному месту – небольшому кафе на Прудах, тихому и неприметному, но вполне стильному. Вася зашла, огляделась и, не увидев Скворцова, принялась пристраивать на вешалку свою курточку. Пока она копошилась, к ней подбежал мальчик, помог справиться и, прихватив за локоток, зашептал:
– Простите, вас, по-моему, ожидают. – Он кивнул в зал. Вася увидела, что из-за столика навстречу ей поднялась женщина. Она была красавица. Васе захотелось убежать. Улыбаясь и демонстрируя всяческую приязнь, та протянула руку:
– Здравствуйте. Елена.
Елена была похожа на актрису, и Вася даже знала какую, и собственная близость к богеме чуть придала ей сил. Вася тоже подала свою ладошку, которая сразу вспотела, и назвалась.
– А что, Юрий Николаевич задерживается?
– А он и не собирался. Это вас удивляет?
Такого подвоха Вася, конечно, не ожидала. Но и в Елене тоже ворошилось смущение. Они обе какое-то время ерзали, усаживаясь на стулья.
– Интересно, – начала Лена, – почему в наших кафе всегда такие стулья неудобные?
– А мне мой брат объяснил. Он дизайнер. Все очень просто, оказывается. Чтоб гости не засиживались. Кофе попили, поерзали, как мы с вами, и валите – освободите место следующему. Так регулируется пассажиропоток. Если б диваны были, так многих и не выгнать до закрытия. – Вася уставилась в меню.
– Я заказала себе виски. И вам рекомендую, – Лена уже махнула в бар, – а вы ничего.
– Вы тоже.
– У мужа всегда был хороший вкус, – продолжила она, не заметив вызова. Хотя вызова, собственно, и не было.
Было неуютство. Васе также показалось, что Лена сделала ударение на «мужа» – имела право. Но в такой ситуации вообще могли возникнуть любые миражи.
– Скажите, Лена, а как это, когда муж не приходит домой ночью? – сделала попытку смело начать Вася.
– А никак. У нас несколько домов, а я чаше живу за городом. Поэтому многое может происходить совершенно незаметно. И то, что я узнала про вас, – это только. Юрина добрая воля. Раньше он никогда не сообщал мне о своих любовных приключениях, – Лена подняла брови, – из чего я делаю вывод, что роман у вас не совсем диванный. Скажу вам, для меня это откровение. – Она показала на Васин черный сапфир. – У вас красивое кольцо, и редкое. – Вася разозлилась опять и Нервно повернула камень вниз. – Юра подарил, – констатировала Лена. – Да не стесняйтесь вы, честное слово. – Она явно пыталась работать человеком. – Действительно красивое. Вы старину любите? А я, знаете ли, предпочитаю новодел. – Тут Вася заметила, что красивые Ленины руки унизаны кольцами, но только крутых современных ювелирных домов. – А вы не боитесь, Вася, что чужое несет некую историческую энергию, которая может и не совпасть с вашей? Хотя, впрочем, может и совпасть. Расскажите лучше, как вы так совпали с Юрой? – Она перестала называть его мужем. – Честно сказать, я его таким – благостным, что ли, – никогда не видела.
– А я другим не видела. – Вася все не могла взять верную интонацию.
– И вы знаете, таким он мне нравится. Мы же с ним вполне близкие люди. Ведь не обязательно постоянно быть вместе, чтоб чувствовать. Мне и так это было известно – виртуально, но теперь стало просто и очевидно. Я смотрю на вас, и, признаюсь, меня не раздражает ваш с ним сюжет. Особенно после того, как я вас действительно увидела. Все выходит не так страшно. Хотя, конечно, события, которые произошли со всеми нами, рядовыми не назовешь. Я Юру люблю и уважаю, и мне будет, может быть, даже приятно, что именно вы иной раз будете с ним, когда он мотается по своим отечественным далям неоглядным, которые я не люблю, а вы любите. А иной раз он будет со мной где-нибудь на европейских просторах, которые терпит, только чтобы сделать мне приятное. А вы заметили, Вася, что Юра вообще любит делать приятное? – Вася заметила.
– Боюсь, что не смогу присматривать за Юрой именно в поездках. У меня свои обязательства.
– Работу вы имеете в виду? Ерунда, не берите в голову. Он найдет официальный способ вас откупить. Да не реагируйте вы так. Я понимаю вашу независимость. За это он вас и оценил. А кстати, не хотите ли вы поменять квартиру? У вас ведь небольшая? Всем было бы удобнее.
– У меня нет средств.
– А любовник вам зачем? – Она попыталась внести легкую иронию в важный разговор.
– Думаете, финансовые вложения искупают другие издержки?
– Покрывают. Вы же не станете, Вася, у меня мужа отбивать, право? Вижу, не станете. Вы не сделаете дурного. И не ловите, Вася, скепсиса в моем тоне. Его нет. Это мой обычный тон.
– Вы с мужем похожи.
Лена улыбнулась.
– Знаете, собаки всегда становятся похожими на хозяев.
– Скажите, Лена, а вы с ним спите, с вашим мужем?
– Конечно, сплю. И вы все сами прекрасно знаете, но вопрос не в этом. Более того, я не считаю всю вашу историю его изменой семье. Просто сейчас речь идет о том, что как-то меняются формы нашего существования. Я вдруг подумала, смешно, правда? – Вася увидела, что Лена вполне искренне улыбается. – Что мы с вами похожи на жен из ханского гарема. И, удивительно, это выглядит вполне органично. Во всяком случае, за себя скажу. – Вася вспомнила, что она тоже уже размышляла о многоженстве. И ее это тоже позабавило. – Я буду старшая жена. Извините, так уж вышло. Это объективный факт. Давайте только не станем соревноваться, кто любимая. Тогда никто не проиграет.
Они сдвинули стаканы. Васе стало весело. Она живо представила себе, как они, любовница с женой, теперь по субботам, например, будут пить кофе в этом кафе на Прудах, или в каком другом, и обсуждать мелкие хозяйственные хлопоты. Картина выглядела вполне жизненной. Лена тоже смеялась, и Вася ничуть не удивилась бы, если вдруг узнала, что и та представила себе то же самое. Они тоже совпали – любовница и жена.
Лена ответила по телефону.
– Да, дорогой. Угадай с трех раз. Виски пьем, правильно. Все нормально. От Васи привет, – она кивнула Васе, – кольцо очень красивое. Да, позавидовала, подумала – не перейти ли и мне на антиквариат. Да-да, – она смеялась, – мы еще посидим, не беспокойся. Да-да, нам есть о чем поговорить кроме тебя, любимого. Юра спрашивает, – Лена обратилась к Васе, – когда прислать Максима?
– Пойду пешком. Пусть отстанет от Максима.
– Вася любит ходить пешком, ты что, забыл? И действительно, отстань наконец от Максима. Отпусти его на вечер, пусть с детьми погуляет или уроки проверит у них. Раз в год, честное слово. А то его жена еще решит, что вы любовники – все время вместе и вместе. Ладно-ладно. Ты задерживаешься? А знаешь, сегодня мы тебя и не ждем. Да-да. Привет тебе. Целуем. – Она положила телефон на столик. – Извините, Вася, что он мне позвонил, я все-таки старшая жена. Так получилось.
«Как он все подстроил, – думала Вася, – как такое вообще могло быть». Но оно было – со всей невероятной очевидностью.
Тем же вечером Юрий Николаевич заехал к Васе. И Васе показалось, что хотел он только посмотреть ей в глаза, потому что они не врут. Вероятно, он даже готов был получить по физиономии за свои придумки. Но по физиономии не получил, и глаза ее не врали – она была ему очень рада. Притянула голову и уткнулась носом в волосы, в которых почему-то не растаяли снежинки.
– Снег? Откуда? Ты что, пешком пришел?
– Нет, Васечка. Просто снег очень сильный. И я еще немного постоял у подъезда… – Но не договорил, а уже сполз на пол, обхватил ее голые подгибающиеся колени.
– Боялся, что ли? – Вася шутила, чтоб не упасть рядом.
– Вы меня правда простили? Обе?
Вообще создавшееся положение – двойной жизни – для Юрия Николаевича было отчаянным. Он, изначально человек очень прямой, теперь действительно шел напролом. И не то чтобы не ожидал, но, по крайней мере, сомневался, что две его тетки так просто договорятся. Для этого не было никаких разумных резонов. Но то ли с тетками ему повезло, то ли время изменилось, то ли пространство совсем уже деформировалось. Но кривое зеркало, вставшее неожиданно перед ним, наконец выровнялось. И он мог жить дальше.
– Тебе обязательно надо поехать домой? – Вася накручивала его волосы на свои пальчики, пока он валялся на полу перед диваном со стаканчиком в руках.
– Обязательно, Лена завтра улетает. Там какая-то выставка у немчуры. – И Вася поняла, что не скоро сбудется, наверное, ее фантазия о субботних кофепитиях со своей новой подружкой – скворцовской женой. – Как славно, что меня не будет в этом их Берлинске или еще каком-нибудь…инске, – продолжил он опасливо, – я буду кайфовать здесь, а Ленка будет кайфовать там и опять без перерыва говорить на немецком, английском, французском… Странно, знаешь, она почему-то не может не говорить на этом своем немецком, английском, французском. Такое – не могу молчать! Как ей это все нравится, не понимаю.
– Тебе не стыдно? Может быть, дело в том, что ты просто плохо понимаешь свою жену?
– Ну, знаешь ли, это моя жена. Как хочу, так и понимаю. – Юрий Николаевич с интересом посмотрел на нее. – И вообще, создается впечатление, ты за нее беспокоишься даже больше, чем за меня.
– Просто она хорошая, и я хочу, чтоб всем было хорошо. – Получится ли все так на самом деле, никто не мог еще знать достоверно. Хотя надежда уже родилась.
– Вот она, женская дружба. Ее метаморфозы. Против меня дружить станете?
– А почему нет? Может, все-таки останешься и завтра с утра поедешь?
– Не подвигай меня на подвиг. Я его, когда надо, и так совершу.
– И действительно, – Вася подпустила в голос ласки, – какая разница – сегодня вечером или завтра утром? А?
– Иногда бывает разница. А в общем, никакой. Но ты совесть имей тоже.
– Да, жизнь у тебя пошла Скворцов – везде поспевать. Мы-то теперь будем сообщать дружка дружке о каждом твоем шаге. Чтоб никуда не делся от нас. Понял?
– Правда, что ли? – Он наигранно оживился.
– А ты как думал? И тебя дурачить.
«Эти две, пожалуй, могут действительно задурачить насмерть». – Но эту мысль Юрий Николаевич не стал разворачивать.
– Слушай, я вот что хотел спросить. Не хочешь ли ты мне ключ дать? Ну от своей квартиры.
– Ключ тебе от квартиры? Обчистить меня задумал?
– Вась, я все-таки здесь бываю… И как-то хотя бы какие-то виртуальные права…
– Ты что, собираешься тут без меня бывать? Ха-ха. Жене сказал, что у любовницы, любовнице, что у жены, а сам работать, работать, работать… Ой, не могу. Это ж точно про тебя. Лучше не придумаешь.
Юрий Николаевич расстроился.
– Ладно, не грусти. Вот, бери ключики. Только помнишь ли ты еще, как самому двери отпирать, какими ключиками какой замок? Или Максиму показать?
– Хватит издеваться. Я пойду, ладно?
– Иди, иди. И Лене привет.
– Обязательно. И вот что еще, забыл про главное. Поедем на выходные в сказку?
– А мы разве еще не там?
– Ну в «Сказку», в «Сказку». Ты что, забыла уже?
– А горку там залили?
– Зальют.
– Тогда поедем.
Юрий Николаевич словно прилип к Васе и все не мог от нее оторваться, пока она сама не выпихнула его за дверь.
– Иди уже. Пока. Целую. И Лену поцелуй, не сачкуй, пожалуйста.
– От тебя.
Над всем этим можно было, наверное, обхохотаться. Если бы все не было правдой.
Когда Скворцов пришел к Лене, голова его была опять заснежена. Он прогулялся по двору загородного дома и выкурил сигарету на воздухе.
И той ночью Лена любила его, как никогда. Или очень давно так любила, в далекой юности, когда жизнь только сулила им радостные открытия. Желание ее было истовым и очень личным. И все безумство происходило даже не в пику сопернице, которую она знала теперь в лицо, и не по ревности. Классическая ревность не проявлялась вовсе. И это не то чтобы пугало. Но было странным, наверное, с точки зрения здравого рассудка.
«И откуда у него столько сил?» – только подумала Лена и сама удивилась, что раньше это не приходило ей в голову, хотя не помнила случая, чтобы он подводил.
– Сколько тратишь, столько и возвращается – закон сохранения энергии, – пояснил Юра. – А иногда, кстати, даже больше. Это его нарушение.
– Скажи, с ней так же хорошо? Что я говорю? Так не может быть, а так же сильно хорошо?
– Свободно – с ней. И с тобой свободно, но по-другому.
Утром Скворцов поехал провожать Лену в аэропорт. Такого давно не случалось. Тоже, пожалуй, с тех самых времен, когда она летала то ли отдыхать с институтскими подружками на полуостров, то ли в столицу из солнечной Кутии. И ему было почему-то приятно. Как, наверное, бывает приятно вспоминать давние победы и подвиги со старинными друзьями за кружечкой хорошего пивка. Да и пиво он уже не пил лет сто, кстати. И они его, этого пива, как раз выпили в одном из буфетов, что наоткрывались в аэропорту. Хорошего пива. С удовольствием.
– Не грусти, – на прощание сказала Лена.
– Сама не грусти.
– Ты же знаешь, я там отдыхаю. Мне там хорошо. Это мой мир. Тот мир – мой. Пока.
Он выбежал на стоянку, прыгнул на ходу к Максиму, и они газанули к центру города.
– Максим, скажи, – Скворцов прикурил сигаретку и хитро улыбнулся, – ты не заметил у меня раздвоения личности?
– У вас, Юрий Николаевич, под одной крышей два чердака.
– Так все просто, да?
Максим вздохнул. Он любил Лену. Но Вася ему тоже нравилась. В этой ситуации крыша ехала и у самого Максима. Тем временем, жестко переключив раздвоенное сознание, Скворцов зашел в свой «оловянный скворечник», который строил всю жизнь и где только в последнее время и был единым целым.
В порту Берлинска Лену встретил Герберт – ее давний друг, коллега, партнер, фрагментарный любовник, один из тех самых, которых знавал Скворцов лично, и бог весть кто еще. Он встречал ее всегда. На этой территории все оставалось незыблемо. Герберт был из наших эмигрантов первой волны и хорошо знал по-русски. Лена же, и здесь Скворцов не врал, трещала только по-немецки. И ей было, правда, в кайф. Коллега довез ее до гостиницы, и они расстались ненадолго, договорившись вскоре встретиться в баре. Так и сделали.
Взяли кофе – Герберт спиртное не предпочитал, – и он доложил общую обстановку. Выставка открывалась на следующий день и имела вполне щадящий режим работы. В Берлинске было неожиданно очень тепло. Поэтому можно было запланировать легкий отдых, к примеру, поездку за город на озеро.
– Ты что, стал моим мужем работать? Это он меня всегда тянул куда-то в поля, леса и озера. Боже упаси.
Герберт был покладистым, как большинство европейцев, и согласился просто погулять где ей захочется. Ну, словом, все можно, что приспичит, но без суеты и спешки. Герберт держал дизайн-студию. Как партнер, он рассказал, что дела у него идут, идут неплохо, что заключено уже несколько солидных договоров, где пригодится и ее опыт. Поэтому Лене желательно остаться после выставки в Берлинске еще на какое-то время. К тому же она, умная и толковая женщина, должна встретиться с его новыми партнерами, он на это очень рассчитывает. Дела всегда должны идти лучше и лучше. Словом, он обстоятельно нарисовал гармоничную картину тихой и спокойной жизни. Лена смотрела на нее отстраненно.
– А что у вас? – поинтересовался Герберт наконец более для поддержания разговора.
– У нас зима. А у моего мужа любовница.
– Вот еще новости. Как будто в первый раз.
– Но теперь я ей представилась.
– Интересно, – Герберт поправил очки, – и как?
– Нормально. Видишь, лицо радостное. Новая жизнь, новое лицо. – Светлая радость Лениного лица в такой щекотливой ситуации действительно показалась Герберту странноватой.
– Ну не разводиться же из-за такой глупости, дорогая? – Он начал мять ее ручку в своей.
– Ты не понимаешь, это не глупость. В том-то и дело, что все серьезнее. Но разводиться никто не собирается. Словом, решили жить втроем.
– Я слышал такие истории, но не думал, что это может произойти с нами.
– Со мной, – поправила его Лена.
– Извини. И как ты себя чувствуешь, дорогая?
– Хорошо. Правда, хорошо. Как давно не чувствовала. Не веришь мне? А зря. Пройдемся?
«Какие-то уроды странные», – уже по-русски думал Герберт, пока они выходили из бара на улицу.
– Но как же так? Я все-таки не совсем понимаю. Вы так славно жили. Такая пара. Любили, наверное, даже друг друга. Не стану обсуждать эту тонкость, конечно, – дежурно размышлял Герберт. – Что говорить, и ты была не без греха. – Здесь он имел в виду себя. – Бывали, наверное, увлечения или, не знаю, как там еще назвать – ветреность, – в волнении он опять перешел на русский, – но ведь и у Юры случались забавы.
– Случались. Некоторые я тоже видела – издалека. Ну и что? Догадываюсь, что он и к блядям ходил. Но это давно было. И я думаю, зная его, в общем, неплохо, только для интереса. В блядях ведь тоже можно найти пользу, если правильно взглянуть.
История с проститутками Герберту совсем не понравилась. В каком-то смысле он был чистоплюем. За Юрием Николаевичем, которого глубоко уважал, он такого не знал.
– Правильная ты какая. И давно такой стала?
– А вот вчера и стала. А потом еще сегодня ночью достала окончательно.
– Но мы с тобой можем же иногда любить друг друга, как бывало? – осторожно начал он, попытавшись прижаться.
– Но, может быть, только иногда. Хотя вряд ли. Не хочу тебя.
Он не оценил ее честность и прямоту. А только понял, что она отказала ему от постели. Махом. Не то чтобы совсем, но как-то разрушалось привычное его существование. Он даже возмутился:
– А кого, его, что ли, хочешь? С его блядями?
– А хоть бы и так. Я с тобой спала для развлечения, а с ним – для радости. Вот и все резоны, Герберт.
Герберт все не понимал, не верил в происходящее.
– А как же мы? Как у нас…
– А у вас трусики не лопаются, брюки не спускаются, и ничего не получается, пока не поможет коридорный. И несерьезно все это.
– Ты спятила. Раз такие странные вещи прямо укладываются в твоей башке.
– Герберт, это чувство, которое либо есть, либо нет. Вот и все.
– Да что ты? А вот это действительно новость. Послушай, любая симпатия все равно закончится – так или иначе, если не противоречит моральным устоям, – изрек Герберт, более желая продемонстрировать свое знание жизни, чем это знание имея.
– Я об этом и говорю. То, что Юра любит – допускаем это слово – двух женщин одновременно, якобы противоречит вашим моральным устоям. Именно поэтому я и вижу здесь неожиданную правду жизни. И знаешь, даже мораль. Аморально было отказаться, потому что зачем тогда все это? – Она обвела рукой дома вокруг площади, в центре которой стоял бронзовый мужичок, сложивший руки в бронзовые карманы. В ее жест попало уличное кафе с единственным посетителем. Маленький садик. А также старичок со старушкой, которая подпирала себя палочкой. Дети с мячом. И девочка с мальчиком, чуть старше, тискающиеся под деревом.
– Чтобы любить, – неожиданно для самого себя отрапортовал Герберт.
– Вот именно, – улыбнулась Лена. – Молодец. У тебя появляются шансы…
Пот пробил лоб Герберта. «Уроды. Я, конечно, знал. Но до такой степени…»
Масик тем временем уже тусовался на Чатке. Он получил от Скворцова огромные полномочия, средства и пожелания – все надо было делать очень быстро, почти мгновенно. Это единственное, что он усвоил из напутственных слов. Все остальное, деловые детали и подробности, Масик был уверен в этом, он знал лучше других. Еще бы, столько лет торчать на этом краю света и не знать!
Масик выписал себе в помощники своего другана Валеру – для своих просто Леру, с которым учился-женился. У Леры была масса преимуществ. Во-первых, он был совсем своим, семейным человеком, которому Масик доверял, как себе. Во-вторых, Лера был профессионалом, и долгие годы они работали вместе, таскались по всем этим вулканам и долинам. И только буквально в последнее время Лера немного отвалился от Масика. Ему просто надоела вся эта романтика рюкзаков и спальных мешков, которая до сих пор приводила Масика в восторг. И потом, он не верил в чудеса, не верил в открытия и перспективы. Невиданными красотами он тоже накушался. Масик же, наверное, и действительно не замечал, когда оказывался на рабочей точке, ничего вокруг, всего этого неустроенного быта и непосильного труда – с кайлом, в прямом смысле этого слова. В общем, Лера устал и оставил Масика. Нашел себе непыльную работку – трудился в какой-то конторе менеджером среднего звена. На вечеринки в клубах, которых он был лишен столько времени, вдыхая туманы и запахи, ему хватало. Но Масик выиграл. Причем выиграл, как только Лера уехал от него в столицу. Лере почему-то даже казалось, что вот прямо на следующий день после его отъезда Масик нашел эту свою ерунду. Потом, правда, долго делали анализы и экспертизы, подтверждали, опровергали, но было понятно – Масик победил. Он, и только он один, сделал это чудесное и невероятное открытие. В какой-то момент Лера даже почувствовал себя дурной приметой в масиковском пути, только задним числом почувствовал. Но первым, о ком вспомнил Масик, когда надо было набирать команду, был Лера. И тот снова дал слабину. Он все-таки любил Масика и ради него опять бросил все. Ему снова захотелось взглянуть в глаза вечности.
Друзья радостно обзвонили всех своих работяг и сообщили им, что вернулись, и тем тоже надо собираться к трудам. Работяг они за годы творческих командировок навидались и теперь взяли себе лучших. Все лучшее, начиная с денег, с появлением Скворцова потекло к ним в руки. Практически в собственность они получили и вертолет. Это для них была фантастика на уровне самого масиковского открытия. Скворцовская команда тоже быстро построила на месте своих людей. Кто-то специально прилетел из других регионов в долгосрочную командировку. Кто-то из местных подкрутился в разовую помощь. Скворцову помогать было престижно и выгодно. Когда Масик и Лера встречались с губернатором, возникло ощущение, что это не они пришли к нему со своими проблемами, а он к ним, правда тоже не без проблем. Но его проблемы должны были решать скворцовские люди, которые будут сидеть в городе и страховать. Обязанности каждого были четко распределены.
С первым залетом Масик с Лерой отправились на Бердючный. Все необходимое должно было подлетать следом и достаточно быстро, в том числе жилые вагончики и баньки. А также, Масик только заикнулся для смеха, специальное приспособление типа лебедки, чтобы соорудить подъемник для горнолыжных развлечений. Масик был потрясен, когда увидел в списке самых первоочередных поставок именно этот славный механизм. Любовь Скворцова к людям не знала границ. Масик, однако, догадывался, что сам Скворцов, который обещал вскоре приехать с проверкой, попросту тоже любил прокатиться с горы. И сделано это было, конечно, скорее для себя самого, нежели для них с работягами. Но было приятно. Помнится, раньше они с Лерочкой таскались на высоченный вулкан своими ножками, да еще и с лыжами на плече. Катнуться за день успевали полтора раза, но, правда, так, как ни в одном другом месте. И высота, и пространство. И белое безмолвие.
Душа Масика рвалась туда. И вот они уже выпрыгивали из вертолета и орали на работяг. Когда вертолет махнул им винтом, все бросились разбирать мешки и коробки. Из строений на острове был только один вполне приличный домик, который когда-то, во времена первых освоений этого места, соорудили они же на средства Академии наук. Им он теперь и предназначался. Поэтому работяги уже разбивали лагерь для себя – жить им предстояло в палатках, пока не прилетят жилые помещения. А Масику страшно захотелось подняться на вулкан. Он подговорил Леру, и они, вместо того чтобы руководить, потащились в гору. Сотни раз они карабкались по этим кручам, и, кажется, каждый следующий шаг был известен уже лучше предыдущего. Лере даже почудилось, что ноги идут как бы сами, зная путь и чувствуя заваленную снегом тропинку, помня камушки на своем прошлом пути. Это удивило его, потому что он, в отличие от Масика, все-таки давненько не бывал в этих местах. Несколько часов они двигались вверх, поднимаясь к облакам, а жизнь уходила все ниже, как бы опускаясь, оседая под тяжестью высоты, которую они набирали. И наконец вышли на плато, на котором всегда останавливались и надевали лыжи. И потом… катились. Ехали. Плыли. Летели. Любое слово, как и все они, сложенные вместе, не объяснят того, что с ними случалось потом.
Масик открыл рюкзачок и достал оттуда бутылку шампанского. Лера восхитился, а он-то думал, зачем этот идиот тащит за плечами ненужный груз. На каменный выступ, который они всегда использовали под столик, Масик поставил стеклянные стаканчики – из стекла все-таки пить значительно приятней, литровую баночку красной икры, которой в этих краях было залейся, черный хлеб и масло. Лера опять позавидовал неленивости Масика. На высоте шампанское открывалось немного не так, как на земле. В горах наблюдалось другое давление, которое по-иному совмещалось с давлением в бутылке, запущенным туда на заводе. Продукт не предусматривал высотного использования. И новички всегда накалывались. Игристое вино почти полностью пеной вылетало на воздух. Здесь нужны были особые мастерство и сноровка, но и с этим Масик справился легко.
– Давай, Лерочка, за нашу победу!
– За твою, Мася. Чисто твоя победа.
– За наше триумфальное возвращение. – Масик поднял глаза к солнцу и даже не зажмурился. – За эту чистую радость.
Допив бутылку, они собрали мусор в рюкзачок, надели лыжи. Возвели руки к небу, как делали всегда только здесь, на этом маленьком обрыве счастья.
И оттолкнулись.
Семен Семенович про Масика, то бишь Сергея Чернышова, все знал, к тому же давным-давно. Он его пас и матросил всеми подручными средствами. Сам же, можно сказать, строгал палки и собственноручно вставлял в колеса той телеги, которую Чернышов в гордом одиночестве пытался двинуть по цивилизованной дороге. Семен Семенович радостно наблюдал, как тот не умеючи, поэтому долго, оформлял свидетельство. Потом сдерживал инвесторов, которых тот искал – дурачок какой, честное слово. Интриговал, формировал политику, секретил возможные и свои доходы, чтоб в нужный час заморенный и несчастный Масик согласился на все его условия, да еще за счастье почтя, отправился работать на него, как негр на плантации.
И вдруг это неожиданное и необъяснимое явление Масика пред светлыми очами счастливчика Скворцова, который мгновенно и без глупостей хапнул все семенсеменычево, как тот себе это понимал. Юрий Николаевич в свою очередь был спокоен и считал, что такой подарок ему от судьбы вполне заслужен. За хорошую работу. Но понимал, что получил он его вполне случайно. Расскажи кому, не поверят, что пьянствовали-де в «Поэте» с писателем Суховым. Тот неожиданно вспомнил какой-то еще один пьяный разговор, который произошел после какой-то пьяной опять же поездки. Это был тот редчайший (хотя не первый на его памяти) случай, когда пьянство способствовало делу. И Скворцов сработал по этому делу практически в один день.
Юрий Николаевич прекрасно понимал, что Сеня был в бешенстве и, конечно, имел на это право. И в первый раз это не забавляло Юрия Николаевича. Знал он и то, что тот не отступится, а предпримет изощренные меры в широком диапазоне своих возможностей. И, конечно, в первую очередь подключит любимую оборонку, с которой он и сам уже было собирался сговориться. Со своей оборонкой Сеня дружно шел по жизни вообще и собирался дружить в перспективе, и на Чатке в частности. Кроме того, Сеня рассчитывал на поддержку профильных министров. Он готовил к запуску госмашину и понимал, что если Скворцов уже опередил его, то будет впереди и дальше. А золотой порфирий нужен был не только в оборонке. Он мог пригодиться и в других жанрах промышленности – и не только отечественной. Эта дурацкая примесь как-то все очень сильно меняла в технологиях, и Семен Семенович уже имел список заинтересованных зарубежных компаний, а параллельно подсчитывал доход.
На собственных глазах Сеня не только терял приличный кусок пирога, уважение деловой общественности, но и монополию на продукт, борьба за любую из которых стала в последние годы его хобби. Он давно уже считал себя полноправным, то есть по полному праву, хозяином всего, что принадлежало государству. Ему нравилось рулить на таких просторах.
Теперь же все так усложнилось. Нужно было на всю эту историю напускать дым государственной тайны и брать в партнеры службу госбезопасности. Делиться не хотелось. Хотелось всех переубивать. И хваткие Сенины ручки чесались и тянулись к пистолету.
Все пропало. Из-за каких-то пьяниц, которые встретились где-то ночью на столбовой дороге. И главное, узнали друг друга. (Семену Семеновичу уже составили справку об истории отъема у него его смысла жизни…) Вспомнил он и эту девку которая была со Скворцовым в Кремле. Скворцов не так прост, чтоб шататься по Кремлям с ненужными предметами. Еще тогда Семен Семенович удивился, вдруг увидев его с какой-то блядью. Ловок, очень ловок этот молодой ранний скворец. К ногтю его, и девку его туда же. Хотя что взять с дуры-тетки? Пусть живет.
Сам Юрий Николаевич тоже часто рисковал, и часто собственной головой. Но было это по молодости его бизнеса, на первых шагах сбора первых, самых дорогих денег. В последнее время он нашел способ для вырабатывания адреналина иными средствами и, немного расслабившись, переключался на них.
Теперь вдруг Скворцов увидел, оглядевшись вокруг, что друзей у него не осталось. Некоторые, правда, перешли в разряд деловых партнеров, которым, как понятно, за переменой статуса не всегда можно было довериться. Более того, рисковать головами близких он уже не собирался точно – ни по дурости, ни по незнанию.
Обо всем этом ни Лена вообще, ни Вася даже в частности, в полном объеме не догадывались. Но Скворцов знал, что бывает, когда Сеня идет вразнос. Ходила легенда, что еще в советские времена, а Сеня вырос из той номенклатуры, он покалечил своего заместителя, в ярости запустив в него стулом. В суд тот не подал, Сеня откупился. И Скворцов уже чувствовал, что Сеня начал его колбасить. Юрий Николаевич почему-то был почти уверен, что с его тетками Сеня бодаться не станет. Непочтенно как-то все-таки. И потом в руках у Сени козырей не было – кроме жупела, конечно. Поэтому Скворцов все-таки решил на всякий случай быстро отправить Лену с Лизой в Каталанию, там, в тихом провинциальном городке, жили его старые друзья, уехавшие после первой волны заработков и помнившие еще тот давний страх и ужас. Он уже позвонил им, и они готовы были его поддержать. Лена обрадуется, она давно просилась жить туда и поэтому ничего не заподозрит. В Каталании был приличный климат, приличный дом, приличная работа для Лены и приличная школа и детская компания для Лизоньки.
