Текст книги "Все свободны!"
Автор книги: Екатерина Юрьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Виктор Викторович на удивление легко согласился дать Васе интервью. А вот приглашение поужинать с олигархом его немало удивило.
– Приглашает нас, говоришь? Зачем? На тебя, наверное, любоваться.
– На меня, конечно, любоваться – когда увидит. А вот с вами серьезные беседы беседовать.
– О чем?
– О главном, наверное. Откуда я знаю. Жаждет узнать, как и чем живет и дышит русская литература. «Я понять тебя хочу. Смысла я в тебе ищу».
– Ну, если только. Хозяин заводов, газет, пароходов? А кто таков?
– Тот, что льет на просторы нашей родины олово и алюминий.
– Во как! Да-ра-га-я Вася. А мне нельзя с ним встретиться? – ожил почти уже размазавшийся по столу Масик. – Это же мой. Мой клиент. Честно. Я не подведу.
Да-ра-га-я Вася не обращала на него никакого внимания.
В редком московском ресторане нынче получишь свое удовольствие. Все вдруг стали любить французскую кухню. Или итальянскую. Или китайскую. Такое трогательное пристрастие, вероятно, следствие развившихся в организме генов бумажной колбасы за 2.20, которой все переели в детстве, юности или зрелости – кто когда. Не любить Францию (Италию, Китай…) стало за столом дурным тоном. Такой новый модняк. И еще модняк – заплатив хорошие деньги, уйти голодным.
Для встречи, посвященной смычке бизнеса и культуры, Лева выбрал «Поэта», который точно не мог испортить вечер. Тут, по крайней мере, была нормальная еда – осетренки-поросенки, настоящий хренок, огурчики, пирожки с грибами-яблоками и много всякой «какдомашневой» ерунды. Скворцов такое любил, и Лева это знал.
Левиному шефу (Леве это казалось странным) вообще нравились простые рюмочные, то есть самые простые. Сохранившаяся привычка детских лет. Посещать их в последнее время, однако, не позволял статус. Не всегда было позволительно заходить и в украинские закусочные за салом и горилкой. Только тайком, чтоб не узнали. Вот жизнь пошла, слава богу.
Левочка прибежал к «Поэту» загодя. Указал столик – и тихий, и на виду. Чтобы каждый потом знал, что его начальник с писателями дружит. Леве показалось, что это красивый пиар. В частности, для этого, как он понимал, мероприятие и было организовано. Просмотрел меню. Непонятно зачем. Заказывать-то не он будет. Нервничал. Все смахивал пылинки со скатерти. Перекинулся шутками с официантами, каждого из которых в силу своих профессиональных занятий лично знал. Все подтянулись, хороший клиент, почетный. Ждали.
А вдруг все сорвется, вдруг этот Сухов передумает, заболеет, пойдет еще куда-нибудь… Напьется, в конце концов. Они же все непредсказуемые. Может, ему вовсе неинтересна встреча с великим человеком, каким Лева честно считал Скворцова. Хотя ровно этого он понять никак не мог. По его мнению, каждый должен быть счастлив такому знакомству. Высот выше «своего» он не видел. Лева набрал Васю на мобильнике.
– И охота некоторым деньги тратить, – пробубнила Вася. – Идем мы, идем. По бульвару уже.
Что можно ходить, чтобы куда-то двигаться, Лева давно забыл. И заволновался еще больше – все ли действительно в порядке?
Вася с Суховым ввалились, хохоча. Она расцеловала Леву. Представила классика. Лева затрепетал. Как всегда, он трепетал перед любым предметом, который ценил его шеф.
Сухов произвел суетное впечатление. Лева даже заподозрил, что тот уже успел хлебнуть где-то. Это его насторожило. Говорил Сухов просто, но как-то цепляя слова, которые как бы путались, и не всегда было ясно, что они значат – все эти знакомые слова, сложенные писателем в свои авторские фразы. «Если он так еще и пишет, как же это все понять? А уж если эта дружба с писателем вдруг наладится, придется все прочесть… И потом сдавать контрольную. Ужас! Но вообще-то Сухов этот забавен. И все-таки трезв, – облегченно резюмировал Лева. – А то бы пришлось звонить Юрию Николаевичу, чтоб тот тоже принял рюмашку и явился в той же форме. Оформленный, так сказать».
– Олигархи всегда задерживаются? – скромно поинтересовался Сухов, потягивая аперитив в виде виски.
– Да, понимаете, пробки. – «Хорошо, что все пьют одно и то же, может, так и общий язык найдут? Правда, еще непонятно на какую тему», – трепетно нервничал Лева. Все было очень волнительно – первый раз с высокой культурой.
– Ну да нам и так не скучно. Расскажите пока, Лева, что такое ваш шеф? Ну, кроме того, конечно, что мы иногда читали в прессе.
– Он хороший, – с придыханием начал Лева. Такой простой и неожиданный отзыв даже рассмешил. – Ну, правда, хороший. Платит хорошо и регулярно. – Все расхохотались абсолютно искренне.
– Ну что вы смеетесь, Василиса, право. Это очень важно, – поддержал Леву Сухов. – Кстати, зачем все-таки мы здесь? Какие идеи? Кроме поросенка с хреном, как я понимаю.
– Честное слово, не знаю, – затараторил Лева. – Честное слово. Сам в недоумении. Говорит, хочу пообщаться с людьми. С умными. Хотя несколько умных у него всегда и так были под рукой…
– Понятно, иначе бы как он один, даже сильно умный, себе такой капитал сколотил.
– А вы над чем работаете, Виктор Викторович? – Лева попытался переключить разговор, чтобы избавиться от, возможно, обидных комментариев.
– Этот ключевой ответ я готовлю для вашего шефа. Чтоб два раза не повторяться. Зайдет же, наверное, и об этом разговор?
В зал ворвался Юрий Николаевич Скворцов и стремительно двинулся к их столику. Рядом, стягивая с него пальто, семенил мэтр, бубня про свежих устриц. Поморщившись, Скворцов отмахнулся от этой темы, но благосклонно подхватил стакан с виски, который умело метнул ему в руку кто-то из официантов.
– Чего-нибудь простенького. Для простых людей. Хотя сейчас мы сами определимся. Я в восхищении от вашего последнего романа, – продолжил он без перехода, обращаясь к Сухову.
– И мне, знаете, нравится, – поддержал его Сухов.
Все пристально всматривались друг в друга. Возникла пауза. Юрий Николаевич был действительно хорошим, в смысле, если посмотреть со стороны. Проницательные глаза, как им и положено, меняли цвет по настроению. (Хотя последнее стало совсем понятно несколько позже.) Волосы, зачесанные назад, открывали ровный и красивый лоб. В меру тяжелый подбородок был в пропорции с прямым и в меру тяжелым носом. Все вместе было таким до неправдоподобности приятным, что Вася живо представила, как в минуты бешенства у Скворцова расширяются ноздри и из них валит дым. Тем временем глаза его светло открылись навстречу новым знакомым. Роскошный костюм был положен Скворцову по статусу, то есть по рождению. Но… запонки. Золотые запонки. Васю это потрясло, именно это. У нее была страсть к мужским украшениям. Кто как определяет мужчин. Кто по часам, кто по трусам. Вася – по запонкам. Такой мужчина был для нее человеком самого высокого класса. И нечасто встречающегося. Ну еще, может быть, булавка в галстук. Она тоже присутствовала. Но это уже баловство, вторичные признаки. У Васи прямо слеза навернулась от умиления. «Надо же, – мелькнула мысль, – какие глупости иной раз доводят до полного удовлетворения». Васино умиление не осталось не замеченным писателем. На запонки ему было наплевать, он в них ничего не смыслил, но умильная Вася имела значение для оценки ценностей. В конце концов, он не первый день ее знал.
– Юрий Николаевич, разрешите представить, – Лева привстал со стула, – Виктор Викторович и Вася.
– Вася? Это что у нас – унисекс? – засмеялся Юрий Николаевич, отбрасывая меню.
Даже Сухов округлил глаза и ухмыльнулся.
– Василиса, – поправился Лева. – А это Юрий Николаевич.
– Родился. Женился. Посадил дерево и построил дом, – продолжил Юрий Николаевич.
– Объемная картина. А сына родили?
– Дочь. Милая хорошенькая девочка, похожая на маму. Строгостью и прямотой.
– Говорят, у вас хороший бизнес?
– Мой масштаб сильно преувеличен. Но человек я состоятельный, не стану скрывать. Работаем.
– А что тогда так охраняем? – съязвила Вася, махнув головой в сторону двери, где притаился человек в черном, не отрывавший глаз от их столика.
– А стратегическое сырье, – улыбаясь и прихлебывая из стакана, ответил Юрий Николаевич. – Оно тоже входит в круг наших интересов. Но это вы, наверное, знаете.
Стол уже заметали выпивкой и закуской. Это сделали так быстро, что было понятно – все подготовили заранее. Знали здесь вкус Юрия Николаевича. Знали. И не подавали ведь, мерзавцы, сухой крошки на стол, преданно ждали скворцовского финиша в пробках.
– Юрец! Здорово, какими судьбами?
– Это вот ты какими, Санек? – Юрий Николаевич встал и, извинившись, отошел в сторонку с мужиком, который оказался крупным торговцем крупной недвижимостью. Об этом Лева нашептал Васе с Суховым, пока за их столом настала передышка. – Ты же не поклонник нашенской кухни.
– Да партнеры приехали из-за бугра. Захотели нашего национального, колоритного, так сказать. Вот я их сюда и приволок. Пусть закусывают. Только у них от нашей еды несварение обычно случается. Но это потом, – Санек заржал. – А пока пусть обжираются. Слушай, а ты с кем? Что-то у мужика рожа знакомая.
– Ты что? Это же Сухов.
– А Сухов – это кто?
– Русский писатель.
– Да ты что? И что он с тобой делает? Или ты с ним? Сразу скажи, ты придумал новую схему организации финансовых потоков? – Санек знал Юрца давным-давно и понимал, что просто так тот ничего не делает, даже минералку не пьет. – Ну-ка, ну-ка. Это становится интересным. О чем подумал, говори?
– О душе.
Санек прямо замер.
– Да, решил вот задуматься. Может, кто из умных подскажет направление потоков душевных. Такой вот у меня теперь эксперимент.
– Ну-ну. Вспомнил. О душе. Доложишь о результатах. Если потоки наладятся. Ну ладно, приятно посидеть.
– О’кей.
Юрий Николаевич вернулся к столу.
– Прошу прощения – смежный олигарх. Так, кажется, вы нас любите называть.
– А вы не любите?
– Я охоту люблю.
– Стреляете неплохо? – заметил Сухов, хотя и так видно было, что олигарх не промажет.
– Не в городе, на природе, – откомментировал Скворцов. – Люблю.
– Хорошо, что людей не любите, – засмеялся мастер слова. – Ну, за любовь.
Рюмки (уже лихо перешли на водку) стучали и стучали друг о друга, не уставая, и все потихоньку начали набираться.
Похоже, Скворцову действительно ничего было не надо. Он в самом деле искал приятную компанию. И ему нравилось. Это было заметно даже подвыпившим глазом.
– Да я ведь охоту как люблю? – продолжил он. – Как тот грузин те помидоры.
– А вы, оказывается, знаете жизнь, – попытался сыронизировать Сухов. Скворцов не обиделся.
– Жизнь знаете если только вы, Виктор Викторович. А мы только учимся. Я на охоту езжу часто совсем один, – не унимался олигарх. – В какую-нибудь деревню – африканскую, например. Тишину слышно. Если туземцы, конечно, в барабаны не бьют, чтоб слонов отпугивать. – Он все чаще улыбался. – Как-то даже день рождения отметил в туземном обществе. Они мне праздник закатили. Ну по заказу предварительному. Их барабаны и дудки имеют какой-то другой звук, не для нашего уха.
– Виктор Викторович, смотрите, а ведь он действительно людей не любит. Как и мы. Прелесть какая, – по-свойски дернула Вася Сухова за рукав.
– Богатые тоже люди, – Сухов ухмыльнулся. – Сделал вид, что скаламбурил, простите. Так просто ведь и слова не вставишь в ваш сентиментальный монолог.
Прерии и саванны, как оказалось, редко заходили в жизнь Скворцова. И тот день рождения он припомнил лишь потому, что отвалил отсюда – слишком хотелось тишины, до тошноты хотелось. Оказывается, Скворцов любил ездить в лес или в поле – по поземке, листве, грязи и гонять зайцев, уток, кабанов. Все, что попадется. Пробираться по снегам и болотам – в сапогах и валенках. На лошади или пешком, в компании или в одиночестве. И компанию он предпочитал своеобразную – деревенских мужиков, то есть мужиков из той деревни, куда прибывал, хоть бы и заурюпинской. Любил он и посидеть у воды – большой или малой. Не всегда даже с удочкой, скорее без нее, или просто у костра с теми же мужиками, которые с душой пили его недешевую водку и повествовали о своих трудах праведных. Жаловались на дороговизну, толстых постаревших жен, проделки повзрослевших детей и местного руководства. Дальние поездки выпадали Скворцову часто, особенно в первые годы организации и становления собственного дела. Он ездил по рудникам и шахтам, дурил голову местному начальству, придумывал фантастические схемы, соединял финансовые нити, накрепко связывал их и потом скреплял снова и снова, затягивая в один большой узел, – строил империю. Такое вот рукоблудство. А тем временем все те же мужики все так же сетовали на заморозки и наводнения, на плохой приплод скотины и вымирающий лес. И одна была у них только радость – Скворцов обеспечивал хорошей охотничьей и рыбацкой амуницией. А кто он, собственно, их столичный друг, они так и не понимали. Видно только, что богатый и странный человек. А кто ж из богатых не странный? Им, в общем-то, это было все равно. Скворцов приезжал от случая к случаю пожить денек-другой, и даже лучшая водка, которой он аккуратно их снабжал, имела только прикладное значение – выпить за то, что все живы-здоровы, и он, Скворцов, не хворает. И «лучшесть» водочную мужики не ценили, водка – она, как известно, и в Африке водка.
Так незаметно Юрий Николаевич погрузился в народную природу и считал, что знает народ, что было отчасти верно. По правде говоря, знал он хотя и весьма специфические стороны народа, но лучше, чем знали их его коллеги и партнеры. К тому же (так, наверное, получилось в результате этой своеобразной деформации) он был из тех сегодня практически несуществующих персонажей, что чувствуют себя одинаково комфортно на мировом экономическом конгрессе и в избе у печки. Причем печку он любил больше. И даже не потому, что конгрессов было – хоть чем кушай, а потому что качественных печек в России отыскивалось им все меньше. История уходила в историю. Любил он печку и за то, что все реже удавалось греться у нее, слушая то ли треск поленьев, то ли шум дождя за мутными окнами.
Скворцов дожил до того, что даже не брал с собой в лес охрану, которая в какой-то момент – по требованию времени – у него появилась. Он вообще мало боялся. Кто за ним полезет в медвежий угол? Все и в столицах вполне досягаемы. Аппараты мести, сведения счетов и дележа давно отработаны и бьют, как часы на Спасской башне.
И вот наступил такой момент, когда ему захотелось не то чтобы поделиться – свои впечатления и чувства он и не фиксировал вовсе, – а найти и увидеть воочию кого-то похожего на себя. Живущего не в глуши, а якобы в цивилизованных условиях. Начитавшись книжек Сухова – веселых, незатейливых, глубоких, умных, чувственных и необыкновенно легких, он почуял, как ему показалось, родного человека. И заказал себе этого человека. И вот теперь родную душу можно было не только увидеть и потрогать, но даже и выпить вместе с нею. Это они и закрепляли сейчас в «Поэте», и ресторан с таким необычным названием вполне подходил для такого необычного случая.
Во встрече этой, весьма для Скворцова знаменательной и занимательной, не было философической глубины, но была приятность, неожиданное ощущение близости – даже с этой странной Василисой, которая эпатажно называла себя Васей. Что-то было такое во всем этом, на что он и рассчитывал, устраивая весь этот шалман.
– Юрий Николаевич, а давайте сделаем несколько сборников молодых провинциальных авторов? Вы же сами знаете, как там много способных людей, а наглецов, что умудряются выгрызать себе место здесь, – единицы, причем не лучшие дарования. Как бы это было красиво – устроить презентации, проехать по провинции, – Вася впадала в пьяную патетику.
– Пишите проект, – бодро отреагировал Юрий Николаевич. – Глянем.
Лева тяжело набрал воздух. Он понимал, что «глядеть» на все это безобразие придется ему. В провинциальных авторах, понятно, он не смыслил ничего.
– Хватит, Васька, приставать к занятым людям. Спасибо, внимание на нас обратили. И кто, скажи, будет этим заниматься, этими твоими провинциальными авторами? Мы с тобой, что ли? Мы только глупость придумать и способны. Смотри, еще ничего даже не случилось, а как Лева твой напугался.
Лева был благодарен Сухову за неожиданное понимание.
– Давайте все это – на трезвую голову, если не забудем. А вот пока не забыл – на пьяную. Помнишь, Вась, в Самоваре с твоим другом разговаривали, он про свое открытие что-то говорил. Воспроизведи картину. По-моему, Юре будет интересно.
– Да-да-да. Сейчас я сосредоточусь. Масик, наш друг, на Чатке открыл в каких-то слоях какой-то минерал, металл, камень… В общем, что-то такое, что раньше в природе не встречалось – в чистом виде. Ну, знаете, только на военных заводах выводили путем искусственного опыления в пробирках. Порфирий эта штука называется. По-моему, правильно, Виктор Викторович?
– Ну что-то примерно такое. И название похожее, смешное. Вы же, Юра, вроде как по металлам… Может, поможете мальчику…
Виктор Викторович осекся, заметив, как мгновенно протрезвел Юрий Николаевич и брови его, слетевшись, встали над сощуренными глазами. «Да, – подумал Сухов, – как быстро и качественно меняются души олигархов, когда речь заходит о новых прибылях. Хотя на то они и олигархи». Угадав реакцию Сухова на свою реакцию, Скворцов снова взял дружескую ноту. Но веер мыслей уже развернулся в его голове. Он слышал об этой уникальной находке, приказал своим проверить, потому что поверить в реальность этого, когда все уже давно открыто, изучено и закрыто, было практически невозможно. Он планировал, сам планировал этот ход. И вот так за легким ужином на другую тему тебе дарят, вот просто так отдают большой карман, на поношенной одежде твоего старого бизнеса новый карман, уже набитый доверху.
– Что-то слышал, что-то слышал я про это, – слукавил он. – А что, и вправду существует такой парень, и откуда же он взялся? – Голос его снова зажурчал.
– Правда-правда, я взяла его в ресторане южнонаправленного поезда, когда мы случайно совпали с ним по дороге в Самовар. Чудная была поездочка, – захихикала Вася. – Мы этого первооткрывателя с вами соединим, если пожелаете.
– С вас стакан, Юра, – пошутил Сухов, – за возможные доходы.
– Не волнуйтесь, Виктор Викторович, уж стаканами я вас обеспечу.
– Понимаю. А парень и правда смешной. А может, и перспективный. С вашей помощью, – закрыл тему Сухов. – Выпьем за успехи молодых.
Выпили.
– И за вас, Юра. Вы человек, не скажу – хороший ли, но живой.
Выпили.
– Виктор Викторович, а что-нибудь про сегодняшний вечер вы напишете? – полюбопытствовал Лева.
– А сегодня что-то произошло? Чудесное?
«Сухов очарователен», – мелькнуло у Юрия Николаевича. Хотя такое определение больше подходило женщине, например Васе.
– Давайте споем? – неожиданно для самого себя предложил Скворцов.
Лева выпучил глаза.
– Для этого надо выйти на улицу, – серьезно осмыслил ситуацию Виктор Викторович. – Там все-таки акустика лучше.
Вышли, обнявшись, и без репетиции затянули что-то про крыло и самолет или запах тайги и двинулись вниз по бульвару. Вася огляделась. Она привыкла присматривать за пьяными. Охраны, которая торчала в зале у дверей, она не заметила. Да и кому придет в голову, что двое пьяных, шатающихся по бульвару, классики – каждый в своем жанре, конечно. Лева тоже начал озираться, и тоже охраны не увидел. «Отпустил, что ли? Совсем нехорошо. – В непривычных ситуациях Лева всегда привык опасаться. – А где же его машина? Как же он домой поедет? На такси, что ли?» – металось в его голове.
– Всех отпустил, – крикнул Скворцов отставшему в задумчивости Леве. – Пешком пойду, мне недалеко. – Лева онемел. – Всех отпускаю! Все свободны! – доносилось из темноты.
«Бред какой-то», – подумал Лева. Так работать он не привык.
…Работа Васина, как и ее жизнь, была непростой, хотя многим и то и другое казалось мечтой. Почти каждый вечер возникала необходимость в посещении разнообразнейших светских мероприятий, выставок, концертов и других интеллектуальных развлечений. А потом нужно живо и весело об этом рассказывать заждавшимся слушателям. Сначала было не то чтобы забавно, но хотя бы интересно, потом скучно, потом просто тоскливо. На глазах некоторая часть якобы цивилизованной общественности деформировалась, часть деклассировалась, часть деморализовалась… В последнее время редкое знамение русской культуры производило на Васю впечатление. Она стала даже радоваться, когда действо оказывалось отвратительным – хоть что-то происходит. Невыносимо было смотреть, как культура зарастает графоманской порослью – графомания расцвела и процветала не только в литературе, но и на сцене, в кино, в телевизоре. И Васе было уже как-то неловко снова и снова изо дня в день рассказывать по радио о несуществующем культурном празднике, несуществующем не только для нее, но и для всех и каждого. Единственным отдохновением была, пожалуй, возможность повидаться с друзьями-приятелями, которые так же тащили в гору непосильный культурный продукт. Итак, на следующий день после славных посиделок у «Поэта» Вася, слегка подлечив голову, уже тащилась на очередную театральную премьеру. И на этот раз, прибыв в театр, она искала глазами в первую очередь вовсе не главных участников мероприятия – они и так обычно торчали на самом виду, а свою давнюю приятельницу, замечательную театроведку Ольгу, которая и заманила ее на эту премьеру.
Ольга ведала театрами, их проблемами и интригами. Это было главным ее достоинством в глазах крупного печатного издания, где она трудилась и куда регулярно калякала тексты. «Спектакль может посмотреть каждый, – было ее девизом, – а закулисье – не любой». Эту идею разделяло и ее руководство. Так и жила Ольга между кулисами и сценой, успевая воспитывать дочь, менять квартиры и все время быть замужем, что, кроме театра, стало ее хобби. В своих постоянных замужествах Ольга, однако, выглядела вполне органично. Сейчас она жила с подцепленным в закулисье актером Сашкой. Если бы не экономия паспортных страничек в разделе «Семейное положение» (не каждый брак она отмечала официально), ее подвиги давно были бы занесены в Книгу рекордов Гиннесса. При таком многочисленном количестве браков и, естественно, разводов, жизнь вокруг Ольги кипела, и ее саму это ничуть не смущало. Она легко сходилась и расходилась с партнерами (назовем их так). Легко находила приятных и симпатичных ей людей и смотрела на всех всегда свежими глазами. Это восхищало Васю, которая недоумевала, как можно так быстро ужиться с совершенно чужим человеком – пусть даже временно. Восхищало Васю и то, что в этом тусовочном кругу партнеры-партнерши в свою очередь легко перемещались, перемешиваясь между собой – без ссор и даже без сильных скандалов. Вокруг всего этого круговорота словно не было грязи, по крайней мере на первый взгляд. Это Васе тоже было симпатично. Порой за одним буфетным столиком собирались все бывшие и нынешние жены и мужья, мило обсуждали достоинства и недостатки друг друга, делились впечатлениями и буквально к следующему разу, который наступал достаточно быстро (премьеры шли косяком), ловко менялись парами (тройками и двойками, шутила Вася). Ну и ладно, никто же ни на кого не был в обиде. Все были радостны и даже счастливы немного. Да что удивляться – взять кого-то со стороны было неоткуда, потому что стороны не было – все сидели в одной банке. И все это называлось не свободой нравов, а просто внутренней свободой и удобством положений – так, по крайней мере, объяснялось наблюдающей публике.
– Привет, дорогая, – пропела Ольга, – столько новостей.
Вася вдруг заметила, что своей плавностью и особенно этим незатейливым «дорогая» Ольга страшно походила на Масика.
– Хочешь представить своего нового? – проявила смекалку Вася.
Ольга многозначительно закатила глазки.
– Пойдем присядем на балконе. Поглядим минут пятнадцать на прекрасное – и в буфет. Столько новостей. Ты себе не представляешь. Сейчас быстренько все увидим и сразу поймем. Как у вас в литературе – после первой странички уже все понятно.
Так и появлялись, кстати, тексты, без перерыва прославляющие одних и тех же и не принимавшие в эту прославленную компанию других, постоянно обруганных. Но и обруганные (это тоже достижение), будучи замеченными, уже имели свое место под солнцем. Не хотелось думать, как формировались, а затем форматировались эти компании – полностью успешных и публично неуспешных, какие рычаги и деньги включались в это непрерывное производство. На делании дутых репутаций некоторые, и Вася знала конкретные лица, состояния сколотили. Ныли скулы у микрофона. Поэтому она позиционировала себя как человека без мнения и всего лишь дружила, с этого и жила. Без состояния.
Они присели на балкончике с краю, но уже через пять минут Ольга потянула Васю из зала.
– Дорогая. Пойдем уже, я насмотрелась.
У нее свербело.
– Ну где он? Где? – Пыталась создать интригу Вася и наигранно озиралась.
– Он не из этой тусовки. Познакомлю позже. И потом я еще не успела избавиться от старого, – заметила Ольга.
– А как раньше избавлялась? Травила их, что ли?
– Да нет, – засмеялась Ольга. – Они как-то сами отпадали – по очереди. Знаешь же, свято место не пустовало, и правило это было святое. Ну ладно. Нам два чая, – сказала она в буфет и посмотрела на Васю, Вася на нее. – А ты-то что? С кем тусовалась, когда я тебе звонила вчера, чтоб сюда пригнать? Ты была очень весела. Кто тебя развлекал, рассказывай?
– Ужинала со Скворцовым.
– С каким еще Скворцовым?.. С тем самым? Вот это да… – Ольга даже поперхнулась.
– А что такого?
– Откуда ты его взяла?
– Из тумбочки. Ты же знаешь, у меня их там много.
Ольга была в смятении. Все ее славные партии и интриги померкли на фоне такого грандиозного прорыва. Каждая хотела Скворцова и его миллионы, но такая задача даже не ставилась – бессмысленно. Вася это заметила и успокоила подругу:
– Ты в таком восхищении, как будто это мое личное достижение. Как будто это мой собственный жаркий поклонник.
– А чей же? Дорогая, не может же у вас быть совместных дел, сама подумай.
– Скворцов поклонник Сухова. А я лишь украшала стол, как всегда. Подсказывала темы для разговоров, вела беседу как тамада. Шучу. А совместные дела как раз у нас могут возникнуть. – Вася вспомнила про Масика и подумала, что надо бы с ним созвониться.
– Ты меня пугаешь, Елизарова, – с непередаваемым восторгом выдохнула Ольга, неожиданно предав «дорогую Васю».
И опять Вася поняла, что не вкладывала такого смысла в собственный, в общем-то, обычный (напиться в ресторане – делов-то) поступок, который отразился таким восторгом на лицах добрых знакомых.
Прибежала в редакцию Вася рано. Хотелось, пока не началось столпотворение в монтажных, быстренько отмонтировать несколько записей, так же быстренько их сдать и быть свободной. Вернее, бежать дальше по трудовым делам.
Что такое радио вообще? То, что оно крутится в радиоприемнике круглосуточно, вовсе не означает, что всегда все крутятся в нем точно так же. Кто-то, наверное, крутится даже и быстрее, и дольше, но это не означает – осмысленнее. Великая иллюзия, что в тех стенах все поголовно бьются, рвутся и колотятся, а также бегают, сидят, лежат на работе. Бегать, конечно, может, кто и бегает, когда «колокольчики» или отбивка, или заставка, или еще какой-нибудь мажор, чтобы дырки в эфире не было. А сидят и лежат (такое случается) в основном начальники, а также те (есть и такие), что очень любят всем показать – работа больше, чем жизнь. Большинство же бьется и колотится какими-то сбивчивыми рывками. В редакцию это самое большинство ходит нерегулярно и вовсе не потому, что лениво. Просто работа у него другая. На журфаке, который заканчивало по-прежнему большинство работников, учили, что новости живут, где растут, и собираются только там, где происходят. Используя это простое знание, грамотные корреспонденты и пытаются находиться именно в этих самых благословенных местах и подальше от официального рабочего места. Что поопытнее, дружат с теми, кто новости эти поставляет или, того лучше, – делает. А дружба с «большими» – тяжкий труд, хотя со стороны, может, и выглядит заманчиво. Такое время – и энергопожиралово. А что? Иначе никак. Никуда без первых лиц не денешься, даже не лиц, а голосов, достать которые порой сродни подвигу. Хотя весело. Иной раз.
Добыванием этих элитных голосов и занималась (вполне успешно) Василиса Елизарова. Все «кино, вино и домино» было чаще всего у нее в кармане, где лежал магнитофон. Вот и сейчас она достала из этого самого кармана надыбанные накануне новости. Вася порадовалась, что пришла на дурацкую премьеру пораньше и что удалось записать режиссера до того, как Ольга утащила ее в буфет. Еще она успела отловить учредителя одной крутой премии, которую будут вручать на днях, и тоже была этим очень довольна. Вася любила потрудиться заблаговременно – все разузнать, всех записать и отправить в эфир в ту минутку, когда остальные только начинали все разузнавать и всех записывать. Мероприятие идет, у Васи (какая умница!) в эфире все плавает и летает, а сама она уже теряет к происходящему интерес, но освобождает время для очередного дружения дружбы.
Итак, она быстро понажимала компьютерные кнопочки, забросила записи выпускающему редактору на визу и пошла в курилку сплетничать. Не успев начать расспрашивать чаще ее посещавших редакцию коллег о перспективах выдачи заработной платы, она почувствовала вибрирующую в кармане телефонную трубку.
– Василиса Васильевна? – поинтересовался приятный мужской голос и, не дождавшись подтверждения, продолжил: – Вас беспокоит помощник Юрия Николаевича Скворцова. Меня зовут Игорь Викторович Иванов. Информирую вас, что в среду в пятнадцать часов у Юрия Николаевича назначена встреча с вами и вашим партнером Сергеем Чернышовым. Не забудьте напомнить партнеру, чтобы он присутствовал с полным пакетом документов по открытию и перспективной разработке месторождения порфирия с оформленными бумагами по официальной регистрации открытия в палате. А также со всеми идейными разработками.
««Вася и партнер» – ха-ха. Смешное название для новой компании. А еще лучше будет «Вася и Мася». Вообще обхохочешься», – успело мелькнуть у Васи в голове, а голос тем временем продолжал:
– А вы лично, Василиса Васильевна, приглашены еще на закрытый президентский прием, который состоится в Кремле сегодня.
– Простите? – начала она диалог с приятным голосом и заметила, что ее собственный голос подрагивал. Привычка работать в прямом эфире давно отбила у нее охоту волноваться. Так она думала. Оказывается, нет. Бывают еще поводы понервничать. Случаются ситуации. – Игорь Викторович, извините, а кто такой президентский прием – у президента компании?
