Текст книги "Все свободны!"
Автор книги: Екатерина Юрьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
– Я в восхищении, Николай. Как вам удалось так сохраниться в профессии? – комплиментил Скворцов. – В такой свободе и прелести?
– Как и вам.
– Ну, знаете, – Юрий Николаевич умел быть самокритичным, – на мой счет у вас могут быть иллюзии. Я ведь редко бываю так прост и досягаем.
– То есть, Коля, догадываешься, как нам повезло? – вставила Вася, не поднявшись со скворцовского колена, но понимая, что это чистая правда. – Таким Юрий Николаевич бывает нечасто, а может, и вообще не бывает, кстати. Он же просто фантом какой-то, а не человек вовсе. Представляешь, как мы должны быть счастливы, а? Запомним сегодняшний день.
И вдруг Вася увидела перед собой не двух симпатичных ей мужчин, а два больших камня, две неприступные скалы, взгромоздиться на которые способен был либо очень искусный альпинист, либо совсем отчаянный везунчик. Гладкие и отполированные снаружи, по виду они были абсолютно недоступны: даже глазом не за что было зацепиться – ни щербинки, ни пылинки. Однако внутри каждого кипели и копились нешуточные страсти, которые, вырвавшись наружу, сметут все, но прежде восхитят красотой действия. Если только представится случай.
– Вот так вот, Николай, она меня всегда шпыняет. – Юрий Николаевич опять открыто потрепал Васю по щеке, чем снова поставил Виноградова в неловкое положение. На Скворцова захотелось равняться. – Так что не заводите себе женщину.
– Правильно. Заведи мужчину, Коля. Может, хоть тогда кому повезет. – Вася вспомнила Масика и еле сдержалась, чтоб тут же при всех не ляпнуть о его трогательной привязанности к Коле. Но этот секрет она оставила только для Юры.
– Выпьем за везение. За тебя, дорогая Васечка, потому что повезло нам с тобой. Правильно, Николай? – Выпили. – Вы ведь тоже не с каждым сидеть считаете для себя позволительным. И не с каждым берете за труд общаться. Верно?
– Кстати, к вопросу об общении, – резюмировала Вася. – Коль, помнишь, ты мне обещал интервью? – И она достала магнитофончик!
– И что, оно вот настало? Прям щас?
– А почему нет? Обстановка непринужденная, время есть. Ну давай, Коленька, ну, пожалуйста, – начала канючить Вася.
– Уговорила.
– Ну хорошо. – Юрий Николаевич поднялся. – Тогда я вас брошу. Не стану мешать. Было очень приятно. – Он уже тряс Колину руку. – Спектакль замечательный. Не обижайся, Васечка, – среагировал он на Васино вопросительное лицо. – Ты же не рвешься участвовать в заседаниях совета моих директоров. У каждого своя работа. – Он раскланялся.
На самом деле Вася была даже этому рада. Теперь можно было спокойно потрещать с Виноградовым по-свойски.
– А он ничего, твой Скворцов, – заметил тот. Прямота скворцовского поведения, его неожиданная открытость, пожалуй, понравились Коле больше всего. Он оценил его в полной мере, оценил, потому что сам постоянно скрывал всю жизнь. Коля вдруг понял, как заврался, заврался даже самому себе и заблудился в своих трех соснах. Но на время выкинул из головы этот свой пролесок. Виноградов страшно удивился бы и порадовался за себя, узнав, что для Скворцова все эти его открытые жесты были таким же откровением.
– Очень даже. Хотя с первого взгляда не догадаешься, да?
– Да. И тебе это кольцо, кстати, очень к руке. Это его подарок?
– Ты проницательный.
– Не понять этого невозможно. Небось наследство самого Демидова? Впрочем, меньшее было бы для него просто неприлично, – прокомментировал Коля сам себя. – Ну ладно, к делу, что там у тебя? Спрашивай.
И дальше они трепались о театре, кино и любимых книжках известного актера Виноградова. Уже глухой ночью покинули ресторан и двинулись к номерам. В холле Васю остановил администратор.
– Василиса Васильевна, вам записка.
Вася взяла листок, развернула. Почерк был мелким и бисерным. Так она увидела руку олигарха. Послание также было кратким.
«Дорогая Васечка. Улетел домой. Твой самолет отправляется туда же завтра днем. Билет заказан. Василий проводит. Максим встретит. ЮН».
– Что-то случилось?
Вася показала листок бумаги.
– Юра улетел. А я завтра. Билет уже заказан. – Вася вздохнула. – А вот так вот он меня шпыняет, Коля.
– Да. Он оригинал, твой Скворцов.
– Пожалуй. Но привыкаем.
– Бог в помощь. Не грусти. Я лечу тоже завтра, наверное, тем же рейсом. Хотя бы будет не скучно.
Попав в кровать, одинокая Вася обнимала подушку и почти плакала.
«Камни, камни бездушные. Ни растопить вас, ни искры из вас не выбить. И сколько ни колоти, только кулак о вас разобьешь. Или голову. Одолеть вас невозможно, но… пусть будут. – Она хлопнула по подушке – предусмотрительно легко, ладошкой, – проверила мягкость. – Вот и хорошо». – Положила голову на мягкое и заснула.
Утром позвонил Василий, и после позднего завтрака они с Виноградовым загрузились в роскошный джип, который транспортировал их в аэропорт.
– Да, живешь ты не по средствам, – заметил Коля, когда у входа в аэропорт ее подхватили под ручки, выдали билет и повели через какие-то закрытые проходы сразу же к самолету. Услышав замечание, Вася еле успела схватить за рукав потерявшегося было Колю. В салоне сон сморил обоих. Они действительно засиделись в ресторане, и теперь это стало понятно.
На выходе из зала прилетов в столичном порту уже стоял Максим. Он ловко подхватил Васину сумку.
– С приездом, Василиса Васильевна.
Василиса Васильевна почему-то так обрадовалась Максиму, что чуть не набросилась на него с поцелуями, как на родного. Он тоже дружелюбно улыбался.
– Максим, привет. Подожди, подожди. Это с нами. – Вася опять достала почти задвинутого широким максимовским плечом Виноградова. – Это Николай Виноградов. Познакомьтесь. Подбросим его?
– Как скажете, Василиса Васильевна. Извините, – откланялся Максим Виноградову.
Смущенный, каким редко бывал, Виноградов залез в джип еще более шикарный, чем прежний, и пробубнил:
– Не по средствам, не по средствам, Василиса Васильевна. Теперь вас так надо величать, я понимаю?
– Хватит издеваться. – Окраинные новостройки уже летели мимо.
– А он к тебе, пожалуй, и правда привязан, – с этими словами Виноградов выходил у своего дома в центре города и собирался прощаться с Васей.
– Кто, Максим? – Не сразу поняла Вася.
– И Максим тоже. Ну, пока. Целую. Позвони, когда себя слушать. Брошу все, припаду к радио «Точка». – Он засмеялся и помахал рукой.
Уже дома, разбирая вещички, Вася разложила на столике кучу дурацких талисманов, волчью шубку повесила на вешалку, а берестяные туфельки поставила в шкаф. Все это были железобетоновские гостинцы. На мизинце светилось чудесное колечко. Она его поцеловала.
По приезде Вася позвонила Ольге, которая из всех ее знакомых была, пожалуй, единственная в курсе всей этой невероятной заварухи.
– Привет, дорогая, как будто тебя не было вечность. Рассказывай. Как идут дела с нашим мальчиком?
– А как они могут идти? – Когда дело доходило до дела и нужно было рассказывать правду, Васе почему-то становилось не по себе. – Дела у Скворцова идут хорошо, – опять завредничала она.
– Ну они хотя бы движутся? – Ольга была настойчива.
– Какие у нас с ним могут быть дела? Так, делишки. – Вася злилась. Дела уже заехали в такую даль… – Ну ладно, – примирительно сказала она. – Ты в редакции? Я к тебе заеду. Кофейку попьем.
– О’кей! Жду тебя. Пропуск спущу на вахту.
Надо сказать, что и у самой Васи тоже свербело, и она подумала, что, может быть, все-таки справится и сумеет все поведать подруге так, как сама хотела. А поведать она хотела. Поэтому, не растеряв еще собственного пыла, Вася сразу и отправилась к Ольге.
В Ольгиной редакции не так давно открыли маленький буфетик, и это очень способствовало трудолюбию сотрудников. Те стали засиживаться на работе. Подружки поднялись туда, где уже дымилась почти вся редакционная жизнь. Они втиснулись за единственно свободный столик между двумя уже весьма веселыми компаниями.
– Вот тебе, чтоб не худела… Прости, чтоб поправилась… Извини… – Вася ржала. Она достала маленького глиняного колобка с гвоздиком вместо носа. Ольга улыбнулась. – Короче, не могу сформулировать – талисман для похудения из таежных лесов. Хотя там никто за фигурой не следит. Наоборот, надо, чтоб тетка толстой была, чтобы с голоду не померла вместе со своими детишками. Ну ладно, не обижайся, я же любя. – Вася протянула Ольге колобка. – Тебе, кстати, большой привет от Виноградова.
– А его-то ты откуда взяла? – удивилась Ольга искренне. – Как у тебя все так получается – ты успеваешь и рыбку съесть, и на карусели прокатиться?
– Да, невероятная удача. Он в этот славный Железобетонск со спектаклем приезжал. Представляешь?
– Представляю. Если уж везет, так в каждой жопе. Ты там сидишь, а сам Виноградов к тебе приезжает, да еще и от безделья интервью дает. Не ломается.
– Угадала.
– Пруха. Пруха, я же говорю. Как спектакль, кстати?
– Знаешь, мне понравился. Хотя это редкий случай.
– Не удивляюсь, с твоими теперешними восторженными глазами… А что все-таки Юрий Николаевич?
– Он мне тоже понравился. – Прическа упала Васе на лицо, скрыв его выражение. – Он хороший… Правда. – Она, усмехнувшись, вспомнила Леву, он когда-то так же отозвался о своем шефе, которого тогда никто и знать не знал. Вася закурила, и тут Ольга наконец увидела ее новое кольцо. Схватила руку, поднесла к глазам – в буфете было несветло. – Ни фига себе. Это… – Она посмотрела в Васины честные глаза. – Ни фига себе, – снова с восторгом проговорила она. – А сколько же оно может стоить? Да, дела зашли… – Ольга продолжала рассматривать камень. – Скажи, а как это все? А дальше? Что его семья?
– Мне предложили не беспокоиться.
– В смысле – побоку семья? – Ольга давила на правду.
– Без смысла. Расслышь слово. Не беспокоить – себя. Филолог, блин, хренов. Как-то будем жить все вместе. Так я это понимаю.
– И что, тебя это не смущает?
– Не-а. Понимаешь, меня это почему-то даже устраивает – на сегодняшний день.
– Думай о завтрашнем.
– Да не хочу я ни о чем думать. Хочу жить одним днем, пока еще такая радость позволительна.
– Но все-таки я не очень себе представляю. Извини, как это? И у тебя ничего не встает?
– Ни-че-го. В том смысле, о котором ты спрашиваешь. А во всех других и не садится… Скажу тебе больше, только не падай со стула, – Вася наконец вошла в режим откровенности, – скоро мне предстоит встретиться с Леной. Которая жена.
Ольга выпучила глаза и была права в своей реакции.
– Она же вырвет тебе последние волосенки…
– Не так грубо. Мы же все интеллигентные люди…
– Ё-моё. О чем вы будете разговаривать – любовница с женой?
Вася по правде это тоже не очень понимала.
– Прямо как будто бы совсем не о чем поговорить любовнице с женой? Но пока думать над текстом не собираюсь. За меня теперь думает Скворцов. Я передала ему свой мыслительный аппарат. И знаешь, успехами довольна.
– Как он тебе задурил мозги. Но у тебя же должна быть какая-то своя позиция? Я не понимаю.
– У него все равно получится лучше, не сомневайся. И потом я поняла, что при нем лучше играть в открытую. Если не выиграешь, то и не продуешься точно. Он придумал эту встречу, он и будет отдуваться.
– Ты что, все исполняешь, что он хочет?
– Что приказывает, – уточнила Вася. – И знаешь, это, оказывается, классно. А также мне глубоко наплевать на его жену, в том смысле, что она меня не беспокоит.
– Ты, конечно, всегда была оригиналом… – перевела дух Ольга. – И как ты можешь все это выносить?
– Ну ты же как-то живешь с двумя мужиками. И не жужжишь. И я легко, Оля. Помнишь анекдот. Человека спрашивают: «Мужик, ты куришь?» – «Не-а», – говорит он. «Пьешь?» – «Не-а». – «Наркотиками балуешься?» – «Не-а». – «Женщин имеешь?» – «Не-а». – «Мужик, слушай, а как ты расслабляешься?» – «А я не напрягаюсь», – отвечает мужик. Так и я. И потом, кто мне, кстати, вещал всю жизнь про внутреннюю свободу и удобство положений? Знаешь, создалась такая обстановка приятная, я бы сказала, атмос-фэра. А все остальное – глупость. Послушай, что ты говоришь? Своя позиция. Позиция принципиальная. У всех особенная гордость, у всех особенная стать. Говно это все.
– Да, взял он тебя в оборот, в жесткие свои ручки…
– А ручки у него, кстати, очень даже мягкие. И нежные, – парировала Вася, но понимала, что, по правде говоря, подруга ее права.
– Да-а-а, – протянула опешившая Ольга. – Как же ты будешь жить теперь, Вася дорогая?
В это время атмосфера соседнего столика уже сгустилась полностью, что стало заметно даже им, увлеченным собственными судьбами. Оттуда доносился стук кулачков по фанерной стенке и крики:
– Зарезали, такую девчонку зарезали!.. И что? Никто ни за что не отвечает. Зарезали, и все…
Вася даже чуть отодвинулась.
– Не обращай внимания. Ерунда, – объяснила Ольга. – Это наш урод, обозреватель из политики, притащил в редакцию свою новую блядь, пристроил в информацию. А зав информацией все ее тексты режет и режет. – Ольга хихикнула в ладошку. – Режет и режет. Может, конечно, потому что она ему не дает. Утром разборка была на летучке, чуть не закончилось рукопашной. Вот жаркий поклонник и напился.
Резьба по дубу за соседним столиком для Васи выглядела уже не так воинственно.
– Хрен с ними. Вот у нас тут дела, я понимаю, – продолжила Ольга. – О чем же вы будете говорить? Ну с женой его? О сексуальных достоинствах тире недостатках? Обмениваться опытом? Делиться впечатлениями?
– Ну уж не о том, как откачать денег или их поделить. Это точно. Я во всяком случае.
– Все равно, Вась, не очень представляю, как вы будете делить это тело.
– Да ведь мы уже его делим, Оля! Не забывай.
– Хорошо, что тело попалось здоровое. Но об этом, прости, я могу только догадываться.
– Не надейся – лично не узнаешь никогда. – Вася заметила жесткие скворцовские нотки в своем голосе.
– Ты даже так в себе уверена?
– Не в себе.
– Пожалуй, картина, достойная пера.
– Все достойные картины давно висят в Пушкинском музее. И мы там, кстати, уже их видели. Вот что я скажу тебе, дорогая.
– Завидую, – без горечи сказала Ольга. – Оне еще и в музеи ходют.
А за соседним столиком пьяный обозреватель сидел уже с не менее пьяным обидчиком своей классной девчонки, зав информацией.
– Ну что ж ты, сучья морда, все режешь и режешь. Красавицу такую…
Еще не успев закрыть входную дверь, Вася услышала звонок.
– Где болтаешься? Я обзвонился. Только прилетела, куда-то тебя понесло. Хоть бы позвонила.
– Тебе же все Максим доложил. Но если ты такой беспокойный, есть же мобильник.
– А я, может, дома тебя стерегу.
– Тебе что, делать нечего? А почему, кстати, ты уехал? Как-то так странно, Юрочка. Ты ж не собирался? Что-то было не так?
– Уехал и уехал. Захотел. Завтра встречаешься с Леной. – Вася в минуту забыла про свои мелкие претензии. – У тебя какие планы?
– В дорогую редакцию пойду, – замямлила с дрожью она. – Ну, наверное, смогу выскочить днем или постараюсь освободиться пораньше.
– Не боишься?
– После тебя уже ничего не страшно. И чего бояться? Я чиста и непорочна.
– Тогда завтра жди звонка.
Звонок раздался, и Вася получила инструкции о времени и месте этой весьма своеобразной встречи. В редакции ей как-то быстро удалось все необходимое переделать. Правду Ольга заметила – пруха так пруха. И монтажные были свободны, и начальством радостно и легко приняты, просто «на ура» и сразу поставлены в сетку все привезенные записи, что тоже случалось не каждый раз. Обычно приходилось долго доказывать и объяснять важность и необходимость. А тут вдруг был оценен колорит, необычность подхода и тематики. У Васи даже закралось ощущение, что у всех просто поехала крыша, и сослуживцы ее как-то разом сменили ориентацию и, мягко скажем, точку зрения. Хотя с глазами если у кого и случилось что, так это у нее.
Вася так быстро адаптировалась к этой новой легкости, что уже и подвоха перестала ждать. А напрасно. Вот теперь она уже собиралась упорхнуть совсем, но забежала к выпускающему, просто чисто для развлечения.
– Васька, отлично, что ты здесь, хотел тебя выписывать, видишь, уже сижу с трубкой в руке. – Вадим был из тех невозмутимых людей, у которых крыша крепко была прибита к голове.
– Зачем?
Вадим сделал удивленное лицо.
– Работать. Зачем же еще? Ты и так разбаловалась. Что хочу, то и ворочу. И все в эфире. Разбаловалась, да! – подчеркнул он еще раз. – Для тебя это прям какой-то игорный дом, твоя работа. Как будто ты играешь в работу. А есть – работа, понимаешь – работа. – Это была выволочка тайного завистника. Скучно ему было на одном стуле сидеть целыми днями и крышу свою стеречь. – Короче, сейчас придет одна молодая писательница… Побеседуешь с ней.
– Вадим, но у меня дела, планы, я не могу отменить. – Вася вспомнила про встречу с Леной, к которой надо было кроме того что подготовиться еще и не опоздать. – Вадим, короче, не могу я. Не могу и все. Что, корреспондентов других нет? Вон, полная редакция бездельников.
– Во-первых, ты у нас по писателям. А во-вторых, это тяжелый случай. Олеся Медведева.
– Кто?! Она же идиот! Сколько за нее денег дали?
– Спроси у Абрамыча.
– Нет, Вадим, я не могу.
– А я слушать ничего не желаю. – Он заткнул уши.
– И потом я книжку ее даже в руках не держала.
– Ага, а оценочку уже дала. А вот тебе и книжка, вот, подержи. В руках своих с брюликами. – Он зыркнул на Васин мизинец. – Может, это молодой талантливый автор? И кому кроме тебя еще с ней разговаривать – про брюлики, кстати? Сама она минут через пятнадцать прибудет. Успеешь подготовиться.
– Но я так не умею. Разговаривать с идиотами.
– Учись.
– Вадим, но у меня действительно важная встреча.
– Успеется. Раньше сядешь, раньше выйдешь. И пойдешь себе на ту свою встречу другим человеком, с отполированными… – он зевнул в сторону, – …брюликами.
Выхода на волю, кроме как через записную студию, у Васи не было. Она это поняла. И с тревогой взяла в руки книгу. Книга была напечатана крупными буквами, как букварь. И белые поля занимали пол-листа – находка дизайнера. Произведение начиналось проходом главной героини по кладбищу, а заканчивалось африканскими пейзажами. Вася прошуршала страницами, и взгляд ее не упал ни на одну строчку вдохновенного текста. Из аннотации удалось узнать, что книга эта описывает скромное бытие молодой и богатой вдовы. Вдова казалась вундеркиндом. Иначе откуда бы взялись такие красота и талантище, а также богатство, оставленное ей нечаянно покинувшим ее мужем. Вася уже слышала про эту Олесю – жену-вдову, короче, элитную блядь.
Олеся Медведева оказалась серой мышью с претензией на слона. Единственное, что в ее облике бросалось в глаза и запоминалось, – силиконовый ротик, любовно разрезанный косметическим хирургом, чтобы растягивался умело под самые ушки.
– Здравствуйте, Василиса. – Ушки ловко соединились с ротиком. – Вот я вам сейчас книжку подпишу…
Вася тоже поздоровалась.
– Олеся, давайте сразу к делу, а потом все остальное. – И затянула ее в студию.
– Я девушка простая… – начала было опять Олеся («Я тоже несложная…»), – поэтому…
– Режиссер уже дал нам отмашку, Олеся. Уже работаем. Итак, Олеся…
Очень трудно совместить слушателя с читателем, а литератора с корреспондентом. Это совсем разные работы. Но чтобы хоть как-то был понятен их тяжелый труд и для полной картины Васиного усердия и мастерства – черным из белого подчеркнем, что оставила Васина добрая рука от судьбоносного разговора с Олесей, то есть то, что потом поехало в эфир. Только так, подглядев сейчас вполне открыто банальный редакторский фокус, рядовой читатель сможет понять тайну журналистской ворожбы. И в полной мере оценить всю ее трудоемкость. Вероятно, этот прием раскроет профессиональные секреты, зато, может быть, наконец станет понятно, что на самом деле мы порой слушаем и читаем. Впрочем, даже самые великие иногда бывают косноязычными.
– Итак, Олеся, события, мастерски описанные вами в книге, приводят героиню в Африку. – Вася увидела круглые глаза молодой писательницы.
– Вы в этом уверены? – в задумчивости спросила та.
Вася была не уверена.
– Давайте вместе поглядим. – Они открыли книгу, и Олеся вперилась в нее с интересом.
– Действительно… Смотрите-ка… Действительно в Африку… Ой, вы понимаете, столько написано уже мною. Всего и не упомнишь. И мне бы не хотелось опять обсуждать… Я вот уже второй роман заканчиваю, он скоро выйдет в свет. Я вам пришлю. – «Ё-моё». – Поэтому полностью заключила себя в новую сюжетную канву. Понимаете? – Простая Олеся говорила затейливо, будто шпарила наизусть. («Да, у нее есть чему поучиться».)
– И что же в канве?
– Я бичую социальные язвы общества… – «Ё-моё». В чем-то она, однако, была права – социальные язвы в виде жизни ее самой и ее близкого окружения, расположившиеся на здоровом теле общества, перли, наверное, с каждой страницы ее прелестных произведений.
– Простите, я была уверена, что социальные язвы надо залечивать…
Ответа не последовало. Олеся была почти в обмороке. Вася только услышала, как заскрипели ее фарфоровые зубки – вероятно, от напряженной работы мозга.
– Олеся, вы только не волнуйтесь, у нас же не прямой эфир, – Вася искренне этому порадовалась, – а запись. Можно легко оговориться, даже сказать что-то лишнее, потом подрежем. – Она пыталась быть услужливой. – Какого плана ваши книги, с точки зрения литературного стиля?
– Я человек классический, придерживаюсь экзистенциальной направленности. – «Ё моё». Тут у Васи выпучились глаза сами собой. До знакомства с этим шедевром Вася знала только двух чистых классиков экзистенциальной направленности – Джойса и Пруста. Серьезный разговор явно отменялся. Если дело так пойдет и дальше…
– А как вы пишете свою экзистенциальную прозу?
– Как? Я же предлагала книгу вам подписать. Вы бы и увидели, как я пишу. – «Красиво». Вася, однако, теперь не была полностью уверена, что Олеся на самом деле умеет писать. Она зашла с другой стороны:
– Олеся Медведева. Фамилия у вас русская, но не совсем русское имя… славянское…
– Да, это псевдоним. Я вообще француженка. – «Ё-моё». – К тому же во Франции мое настоящее имя хорошо известно. – «Представляю себе, в каких кругах». – Просто, понимаете, я русская в душе и пишу для русских, и поэтому хочу быть русской. – «Логично». – И потом меня издатели научили, что надо быть русской, когда пишешь для русских. – «Без комментариев». – А так я человек мира.
– Конечно. То есть вас научили, что надо говорить с читателем на одном языке?
– Угадали. Именно – надо говорить на одном языке с ними. – «Ё-моё. Она – и они. Кто эти люди? Надо бы спросить».
– И кто они, ваши читатели? Как вы себе их представляете?
– Мои читатели – женщины. Неуютные женщины. На плохой кухне. С плохими продуктами. Поэтому я и зову их к красивому.
– Да, ваш читатель вас понимает… И как вы это делаете? Как вырабатываете с ними ваш общий язык?
– Мы часто собираемся с подружками, говорим, чаще получается у меня, в моем доме. Дом у меня большой и хороший, от мужа остался. А у них мужья еще… и всякое такое… О чем я?
– С подружками собираетесь, и что…
– И… едим блины…
– И что?
– А какие блины без сметаны?.. Это ж классика! Это так по-русски! А мы вот часто про сметану забываем, – захихикала она и замолчала.
– Поэтому?
– Поэтому… – она призадумалась, – мы отправляем мою домработницу в супермаркет. – Она, казалось, сама почти уже хлопала в ладоши своей собственной сообразительности.
– Хорошо. – Вася воспитывала волю из последних сил. – А блины вы едите в Масленицу, ведь правда? – подсказывала она. Во что бы то ни стало надо было добыть каких-то подробностей про блины кроме сметаны и домработницы.
– Да, в России у нас ведь принято есть блины в Масленицу. Это классика. Это Россия. Правильно? – Вася кивнула. – Я ее люблю. – Ее организм продолжал выплевывать какие-то несуразные звуки.
– Хорошо, Олеся, ну представьте же, как мне интересно узнать, человеку не вашего круга, что же вы делаете потом, после блинов?
– А после созерцаем…
– Что?
– Василиса, вы что, издеваетесь? – Пожалуй, впервые она попыталась войти в контекст, но Васю в первую очередь беспокоило другое, ей надо было спасаться – не было текста, Олеся ничего не говорила. Вася в своей голове уже пыталась монтировать весь этот вздор – уже не по словам, а по буквам. У нее ничего не получалось – общеизвестных букв явно не хватало для здравого и понятного смысла. – Мы созерцаем окрестности. Из окна. – Она опять замолчала.
– И что там?
– Ой, – Олеся оживилась, – ой, а там мой сосед, сумасшедший народный артист, певец, вы же его знаете, кошек выгуливает, со второго этажа хорошо видно. Хобби у него такое. Он их обожает. У каждой свой поводок – красненький, зелененький… Красота! И такая прелесть. Кошечки у него смешные, пушистые и все разные. – Вася боялась вставить слово, чтоб не сбить этот наметившийся поток. – А сам он вообще старый дурак. Хотя милый, как все старики. Представляете, все время репетирует, ну то есть поет какое-то говно, классику всякую. Оперы там, балеты. Так орет, представляете, почти каждый вечер, хочется «тампаксы» в уши вставить. – Васе хотелось сделать то же самое. – Это у нас такая шутка! Ха-ха-ха. – Олеся вовсе не засмеялась, а так и сказала – «ха-ха-ха».
– Но хорошо поет? – Васе надо было выдавить из нее как можно больше приличных слов, чтоб потом при монтаже ими как-то жонглировать.
– Красиво… Наверное… Тонус поднимается. Но отдыхать совершенно невозможно. Так и живем. – С артистом было тоже покончено. Понятно, что больше из него ничего не выжать.
– Мне часто говорил мой муж Петр… – тем временем продолжала Олеся.
– Простите, а вашего мужа разве звали Петр? У него тоже был оперативный псевдоним?
– Да. Он работал под прикрытием, – не моргнув глазом, отрапортовала Олеся. Такой гонки полной туфты Вася еще не слышала никогда. В этот чистый поток бреда уже можно было бы и поверить.
– Не станем его и теперь раскрывать, этот секрет. – Вася подумала, что все бы слушатели попадали в обморок, услышав, кто на самом деле был мужем Олеси – его имя стало образом русского бандитизма, им пугали маленьких детей. – Так что, Олеся, говорил вам муж?
– Ой-ёй-ёй… Василиса, вы очень любопытны… – Олеся смеялась и грозила Васе пальчиком, и опять засунула уголки своего ротика в ушки.
Вася была в полной растерянности, она не знала, что бы еще спросить. Не такого уж прямо! А самого простого, о чем могла бы легко рассказать эта чудесная молодая писательница.
– Так что же велел вам ваш муж? – продолжила настаивать она.
– Уходя от меня навсегда, на кладбище, – веселость на минуту покинула ее, уступив место слезе, – он мне привиделся… муж завещал мне выйти замуж…
«Ё-моё». – Вася уже не помнила других слов.
– По любви?
– Да. Он сказал: люби, всех люби, кошечек, собачек… – Вася услышала, как искренняя слеза просочилась в Олесин голос. – Людей люби… – Та сама не понимала, что говорила. – Жизнь… люби… Олеся.
Это была Васина победа! И любви, конечно.
– Итак, на этой трогательной ноте мы ставим в нашем разговоре точку. И конечно же в эфире радио «Точка» вскоре представим с удовольствием новую книгу Олеси Медведевой, в которой и увидит читатель ее неземную любовь. – И после этого на последнем издыхании брякнула от себя лично. – Московское время шесть часов тридцать копеек. – Только так и можно было завершить этот великий диалог. – Ё-моё, – не стесняясь, она добавила также вслух.
Вася наконец поняла, что очень далека от этих русских всей душой. И как она их всех любит. Олеся подскочила на стульчике и весело – слез как будто не бывало на ее чистом лике, – забыв мгновенно про пророческое завещание мужа, трагически покинувшего ее, весело затрещала:
– Василиса, Василиса! Как мне понравилось. Я ведь никогда не была в студии. А это микрофон? Мы в него говорили? Да? Я своим подружкам расскажу. Они описаются от зависти. – «Была б ты так говорлива пять минут назад», – злилась Вася.
– Как мне понравилось! Я буду к вам чаще приходить. – «Боже упаси!» – Будем разговаривать с вами, разговаривать – без конца. У нас же такой хороший разговор получился. – «Ё-моё», – опять вспомнила Вася ключевую фразу интервью. – Давайте-давайте скорее книгу, я вам все подпишу. Не стесняйтесь.
Вася протянула книгу в надежде еще проверить Олесино правописание. Олеся крупно начертала: «О.М.» – «Прямо бесплотный Б.Г. какой-то», – печатными буквами и поставила рядом росчерк, похожий на крестик. Вася была разочарована. Сославшись на срочную работу – надо же было монтировать все вышесказанное, – она сдала этот ценный раритет Вадиму, который в своей каморке даже изловчился и начал делать кофе гостье дорогой.
Вася села к компьютеру. Но, вместо того чтобы быстро понажимать кнопочки, трагически обхватила голову руками. Если бы она была совсем оригиналом, она бы сделала следующее – одним махом стерла всю ерунду, что записали, а оставила только свой внутренний голос, что вырвался последней фразой. Пожалуй, и монтажа совсем не потребовалось бы. Получилось бы непрерывное – ё-моё! ё-моё! ё-моё! Чем, собственно, не слова великого автора? Но совсем оригиналом она пока еще не была.
Перед Васиными глазами на экране плыли синусоидами волны разговора, записанные умным компьютером, из которого весело бренчал Олесин голос. Набор звуков не нес никакого смысла. Что-то с этим надо было делать, и Вася безжалостно приступила к резьбе. Как вы уже поняли, в новом, Васином, варианте интервью начиналось с «Олеси», а заканчивалось «неземной любовью». И вмещало целых триста три слова с учетом союзов и предлогов, естественно. А также с учетом Васиных слов, пока они у нее были. Туда вошел и милый кошатник-писатель, что разминал свой голос за Олесиной лужайкой, и его кошки, и экзистенциальная направленность, и Масленица, и русская душа, и, конечно, завещанная любовь – без учета собак и кошек. Оказалось, триста три слова – это вообще-то и не так мало, потому что у самой Васи после этого интервью, как помнится, осталось только два, и те не совсем литературные.
Вот так просто все было на самом деле. И Вася отправилась сдавать готовый материал.
– На, получай в эфир, что просил. Вадик, ты послушай этот шедевр, только послушай.
– И не собираюсь даже. Мне всё равно – про всё уплочено. – Вадим, однако, тыкнул в запись. – Голосок Олесин опять разлился по комнате.
– Шедевр. Честно, Вась, шедевр. Абсолютно искусный бокс. Аплодирую. Я же слышал, как вы беседовали. Да и сам тут поимел целый заряд. Полный маразм, а смотри, получилось вполне живенько. Хотя я бы всю эту помойку в эфир выдал без монтажа. Один раз правду народу сказать хочется.
– Да еще с комментарием, кто она и кто есть еёйный муж. Вернее, был.
– А получилась умница-красавица. Это работа, Вася, я тебя предупреждал, что работа – не праздник, как ты себе представляла. Все. Ведь можешь же, когда хочешь.
