Текст книги "Все свободны!"
Автор книги: Екатерина Юрьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– … в машину быстро.
– Но вас же обманули…
Борис Абрамович свернул пробку с водочной бутылки. Отхлебнул прямо из горлышка и засмеялся. Он как-то сразу захмелел от воздуха и выпивки.
– За все в жизни, Вася, надо платить. Запомни это. И сегодня я отделался минимальной платой. – Он выпил еще и протянул Васе. Отказываться было не принято.
– Я запомнила. – И не соврала. Всегда потом она примерялась к этому грациозному размеру.
Они поехали дальше. Было так же солнечно и волшебно.
Вася шла к Борису Абрамовичу. Толстая секретарша – Абрамыч порой любил совок – шепотом доложила, что весь день главный буйствовал.
– Ну, зайди, попробуй его угомонить. У тебя иногда получается. – Она с выражением, но скептически посмотрела в закрывающуюся за Васей дверь.
Когда буквально на задних лапках, чтобы производить впечатление доброй и пушистой, Вася вкралась в кабинет, Абрамыч, радостно распахнув руки, чуть не выпрыгнул из начальственного кресла через стол ей навстречу.
– Василиса, дорогая. Какие люди и без охраны. – На этот раз его шутка не показалась Васе совсем глупой, она вспомнила про Максима. – Есть ли идеи, предложения? Может, выпьем по рюмашке? А? – Борис Абрамович иной раз позволял себе пригубить вечерком. Случалось и такое, когда после тяжелого изнурительного дня или редакционного дежурства Вася заходила к нему с отчетным докладом и задерживалась на часок. Было приятно сидеть на ковре, скрестив ноги, со стаканчиком. В такие моменты Борис Абрамович даже разрешал ей и себе курить в кабинете – до утра проветрится. Вася никогда не использовала эти, так сказать, моменты близости для решения своих (и чужих тем более) производственных проблем. Новые должности она получала за работу. Борис Абрамович четко делил труд и отдых и ценил человеческие отношения, тем более в рамках такой организации, как творческий коллектив. Редакционные интриганы также вполне быстро сообразили, что от Васи здесь проку никакого, и быстро отстали со своими сплетнями.
– Так что приперлась? Не выпить же на самом деле? – Посерьезнел он, наливая.
– Борис Абрамович, есть идея съездить… на Чатку. И главное, как вы любите, абсолютно бесплатно для редакции.
– У тебя что – появился богатый спонсор?
– У меня появилось желание работать лучше и делать эфир интереснее, – отшутилась Вася.
– И такие возможности, да?
– Только вы всегда и знали правду про нашу тяжелую жизнь, Борис Абрамович.
– Езжай, ты всегда выпрашивала, что хотела. Что-нибудь там придумаешь интересненького, я знаю. Ладно, что темнить? Буду откровенен – твой спонсор немного помог и нам.
Вася вспомнила Лену, когда они сидели в кафешке у Прудов, и ее слова.
– Он что, откупил меня? – растерялась Вася.
– Зачем же так грубо? Откупил! Работать ты будешь лучше прежнего. Я тебя знаю. А он помог немного техникой, у нас новую систему монтируют, ты разве не заметила? Ах да. Ты же все в поездках.
– Понятно, и я, и ваша любовь ко мне стоим вместе пары компьютеров.
– Компьютеров значительно больше, и еще новая система звукомонтажа. Мы переходим на новый уровень вещания!
– Я всегда думала, что уровень вещания зависит от уровня сотрудников, их работы, другими словами – качество от квалификации.
– Ладно, Елизарова, мне предложили, я не мог отказаться. Ты же знаешь, в каком мы серьезном финансовом положении. – Откуда Васе было это знать? Но она кивала покорно головой. – Денег нет. Налоги душат. Старую технику после перемонтажа сдадим в музей истории каменного века. Благодаря тебе, между прочим. Я это понимаю, заметь. И ценю. Но и ты свою зарплату получать вовремя ведь тоже не забываешь, с другими захребетниками? А? Ну взял-взял, а у твоего и не смылится. Подумаешь. – Абрамыч умел доехать по чужим костям. Вася почти плакала от обиды. Вот и за нее стали платить деньги, и это надо было как-то понимать. Он же присел рядом на пол и погладил ее по голове, которая склонилась уже на грудь. – Ну-ну, что ты? Взял, а что было делать? А про тебя ни слова. Ни слова не сказал. Веришь – нет? И люди его тоже молчали. Не он же ко мне сам приходил. Это оне к тебе лично ходют. А мы – скромные и маленькие. Я сразу понял, что по твою душу, когда эти людишки пожаловали. Но молчал. Веришь – нет? Молчал как рыбка. – Вася взглянула на эту акулу. – Ты еще мне здесь расплачься. Этого мне еще не хватает. Давай-ка, Василиса, не будем грустить. Собирайся и поезжай на рога к своему черту. И помни – на госконкурс, ну чтобы премии по итогам года получать, нашей редакции совершенно нечего выставить.
– Год не так давно начался, Борис Абрамович. – Вася сделала усилие и проявила улыбку.
– Вот именно. Поэтому работать надо начинать. И работать больше.
– Куда больше?
– Туда-туда. – Абрамович сделал неприличный жест. – Над собой. – Он заржал и протянул рюмку. Она ответила.
– Дурак вы, Борис Абрамович.
– У тебя учусь. Все, надоела. Проваливай в свою Чатку, пока отпускаю. Командировку сама оформишь. И без икры не возвращайся! – кричал он уже ей вслед.
Глава 4
Если вы не бывали на Чатке, и не езжайте. Это такая маленькая дверка, которая открывает выход в космос. Быстро впадете в зависимость. И вот, пристегнувшись ремнями, они уже взлетали в серое столичное небо. Самолетов Вася не боялась. Более того, когда случалось лететь, она часто просилась в кабину к пилотам и летала с ними, посматривая на мир уже в их окошки. Кстати, организовать себе такую радость было плевое дело. Во всяком случае – раньше. Надо было просто попросить стюардессу, передав ей свое служебное удостоверение – для весомости, чтобы та спросила у экипажа или командира – не возражают ли. Никто не возражал. Наоборот. Сразу радостно предлагалось проследовать за особую дверку. Зачем все это надо было экипажу, Вася никогда не задумывалась. Скучали, наверное. Вот и все. А ей целое развлечение. Люди попадались самые разные, но в основном очень милые и живые. Особенно штурманы, которые почему-то всегда сыпали анекдотами.
Вася вспомнила, как однажды летела из большого города Кутска в маленький Ледовск, на Ледовитом океане. Самолет был тоже маленький – типа Ана или старенького Ту. Ну, словом, из тех, что еще с винтами вместо двигателей. Всегда страшно на них смотреть из иллюминатора, как они крутятся и кряхтят. В салоне рядом с ней оказался довольно симпатичный мужик, правда, очень активно косивший под простака. Он сразу же предложил выпить и достал вполне элегантную фляжку, наполненную коньяком. Фляжка – это всегда хороший тон. Вася уважала фляжную публику, потому что этот забавный предмет быстро сближал. И она не отказалась. А мужик уже весело рассказывал, что он едет из отпуска с подарками и как работается ему инженером на какой-то шахте. Потом он подустал, потому, вероятно, что не в первый раз и не в первом самолете рассказывал эти побасенки. Чтобы добраться от теплого моря, откуда он якобы следовал, оставив новых подружек, до холодного океана, куда направлялся порадовать подружек старых, требовалось немало времени, денег и попутных самолетов, которые не всегда ждут такого ценного пассажира с нетерпением на взлетной полосе. Словом, сосед быстро устал и закемарил. Вася, напротив, взбодренная спиртным, развеселилась совсем и поняла, что пришло время приставать к стюардессе. Так и сделала. Она передала экипажу привет, добрые пожелания и свое удостоверение, которое было ключом ко многим дверкам. Скоренько стюардесса, ласково улыбаясь, сообщила, что командир приглашает ее в гости к экипажу. Вася проследовала за дверку и попала сначала в предбанник, есть такой перед кабиной, где сидит экипаж. В предбанничке этом порой толпятся стюардессы в минуты затишья. Но тогда там сидел тоже чуть подвыпивший мужичонка. Он вскочил и радостно набросился на Васю с поцелуями и объятиями.
– Тебя-то я и ждал. Вот повезло. Садись. Где у нас тут стаканчик. Выпить не с кем. Понимаешь? Где стакан, куда подевался? Только вот сию минуту был же. – Ребята, в смысле экипаж, дружно повернулись – она больше увидела, чем услышала, что что-то происходит – шум в кабине стоял страшный. Командир широко улыбнулся и заорал:
– Наконец-то Петька нашел себе достойного собутыльника, – донесся до Васи обрывистый крик. Ребята заржали. Они были замечательными, эти ребята, северные летчики.
Вася присела. На какой-то приступочке на белой бумажке лежали аккуратно нарезанные всякие вкусные рыбки и поломанный черный хлеб. Петька уже налил Васе водки полстакана.
– Возьми скорее, я тебе закусочку сочиню пока. Давай-давай. Не задерживай. Догоняй. Штрафная. Тебе рыбки? Рыбки, рыбки, я вижу. Все вы рыбку нашу любите, столичные штучки. И откуда вас только сюда заносит? – Вася посмотрела на себя, как на штучку, – со стороны. Штучка была, конечно, с ручкой и со стаканом в ней. – Попробуй омуля. А вот и нельмочка. А может, муксуна? Слыхала про такого? Пальчики оближешь. Хлебушка возьми, ломаный хлеб всегда вкусней. Ты знала? Молодца. Давай-давай. Не задерживай. – И он уже лихо наполнял стакан снова. Вася подумала, что если дела пойдут с такой скоростью, то и тела бездыханного от нее не останется, чтобы выгрузить на конечной.
– Петь, тормозни, здесь, конечно, распивочная, но не до такой степени. – Штурман снял наушники и присел к ним. – Не бойтесь, девушка, мы вас в обиду не дадим. Вы же все-таки у нас в гостях. И Петьку нашего не шугайтесь. Он вообще-то хороший летчик, мы его поэтому и взяли, безбилетника, чтоб рулить помогал. – Все экипажи обычно подсаживали своих на халяву – это было даже правилом. Глупо же получать место в кассе – даже со скидкой. Чтобы потом все равно весь полет торчать в кабине. – Он безобидный, просто в отпуск летит, проводы в диспетчерской, то-сё, не может остановиться. – Вася радостно кивала спасителю.
– А можно мне на вашем месте посидеть пока? Я тихонечко, честное слово.
– Посиди. А я чайку попью. Оленька! – Как по мановению волшебной палочки вошла улыбчивая Оленька. – Оленька, принеси чайку, пожалуйста.
– А вашей гостье? – поинтересовалась стюардесса. Видно было, что быт в бригаде налажен.
– Видишь, у нее перерыв. От Петьки отдыхает. – Штурман, смеясь, кивнул на Васю, присевшую в его кресло.
Оленька уже подавала чай и какие-то печеньица. Вася послушно кивала, улыбалась, потому что слышно было плохо, вернее, слышно не было ничего, и по выражению лиц, приятных и даже благостных, она поняла, что ее не ругают, а даже поощряют в скромных действиях.
Вася с интересом принялась изучать кабину. До того она летала с экипажами только в больших самолетах. Перед ее взором развернулась панель управления. Были одни приборы-приборы-приборы. Большая часть круглых и квадратных – все со стрелочками и делениями – красными и белыми, а иногда зелеными. Они ничего не показывали. Стрелки молчали, и даже серьезная тряска, всегда сопутствующая полету легких и старых лайнеров, не трогала их с места. Они как примерзли. Лампочки, где предполагались, тоже не жили. Более того, приборная доска, казалось, немного запылилась. Вася все пыталась где-то между скоплением этой массы безделушек найти окна, но не находила. Она ерзала, вглядывалась – тщетно. Покрутив головой, оглядела наконец всю кабину и приметила небольшие полузапотевшие окошки (опять пьяных везут), которые больше напоминали форточки. Она с удивлением подергала командира за рукав.
– Простите, пожалуйста, а что это – у вас окон, что ли, нет?
– Ну как же нет? Вот же они. – Командир, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону форточек.
– Простите, пожалуйста, я ничего не понимаю, а приборы что, не работают?
– Ну как же нет? Все работает. – И он тыкнул в две мигающие друг другу – красную и зеленую – лампочки.
– И что?
– Что – что? Все работает. Вот и с топливом все в порядке. – Он снова указал на единственную, как показалось Васе, живую стрелку. – Полет проходит в нормальном режиме. Вас это беспокоит? – Командир засмеялся.
– Простите, пожалуйста, – Вася замялась, – а как вы видите, куда лететь?
– Как вижу? В окно смотрю и вижу.
– Но я-то не вижу.
На это он припал к боковому окошку и, ловко изогнув шею, как бы выглянул чуть вперед. Вася встала и попыталась сделать то же. Землю она увидела, но вот куда они двигались, ей было неясно по-прежнему.
– Но все-таки, скажите, как вы понимаете – куда? Где направление-то?
Командир опять засмеялся и лихо, широким жестом руки указал общее направление – махнул на панельную доску, но получилось у него как-то даже не на доску, а вперед, куда-то вообще вперед.
– Туда и летим. Мы же знаем куда нам, правда? – обратился он уже к подошедшему к ним штурману.
Тот тоже улыбался, а Вася начинала понимать, что ее разыгрывают, хотя все очень похоже было на правду. Во всяком случае, она бы не удивилась, если б они так и летели – по направлению руки, которое сверяют, выглянув в форточку.
– Да вы не волнуйтесь, – подключился к разговору штурман. – У нас же автопилот.
– А-а-а… А вы тогда что делаете? – удивилась Вася.
– Как что? – шутнику-командиру явно нравилась беседа. – В картишки перекидываемся. Вы что, не поняли сразу? Давайте лучше выпьем. – Командир встал. – Я чаю, а вы водки – за знакомство. Меня Саша зовут, а вас?
– А меня Вася, – сразу призналась Вася. Обычно в затейливых рабочих ситуациях, чтоб людей не пугать, она представлялась Василисой.
– Хорошее имя. И главное редкое. – Все присутствующие захохотали. Попривыкнув, и Вася стала лучше слышать, узнавая каждое слово даже в этом шуме.
Оленька уже несла чай командиру Саше, который оказался высоким непожилым человеком с уставшим и чуть жуликоватым лицом. Петька, радостно взбодрившийся, снова наливал Васе водки. Все чокнулись. Штурман, щурясь, покивал им от форточки – мол, и я с вами. Вася расстроилась – в кабине был все-таки страшный шум, и если бы она даже включила магнитофон, в записи получился бы брак. А было бы здорово все это записать и дать в эфир. Был бы высший пилотаж. Ну, конечно, чуть ниже, чем сейчас демонстрировали эти славные ребята, пилотирующие день и ночь где-то по краям света наши утлые воздушные суденышки.
Вася принялась было развлекать тоже летчика Петьку, но когда он немного угомонился и задремал, снова отправилась к окошкам. Выглянула наружу. Внизу была снежная земля, которая отражала солнце странной мутной дымкой. На Васин вопрос, где они находятся, командир четко произнес какие-то цифры и буквы, таким образом демонстрируя наличие работающих приборов, по которым он легко ориентировался. Вася ничего не поняла. Она смотрела вниз на недвижимую гладь, и вдруг глаз ее, вероятно привыкнув кровному однообразию, начал примечать, что местами земля будто расчерчена на квадратики, которых становилось все больше, пока они, размножившись, не превратили в квадратики все пространство. А потом она заметила и домики, занесенные по крышу снегом, но все-таки различимые с высоты. Как в том кино, когда уставшие путешественники вдруг обнаруживали какую-то избушку среди снега и льда. В таких избушках киногерои почему-то всегда находили покойников.
– Это сталинские лагеря. Долго еще будут стоять как живые, – предупредил ее вопрос командир Саша. Вася все смотрела и смотрела, и глаз ее все не находил конца расчерченной снежной пустыне, уходящим из поля зрения квадратикам. А сзади опять шумел Петька, перекрикивая даже шум винтов.
Тем временем начали заходить на посадку, что, однако, не принесло успокоения. По-прежнему ничего не было видно, кроме снежных торосов, оставалось непонятным, куда они будут садиться и куда вообще летят – признаков устроенного жилья все еще не наблюдалось. Васю усадили рядом с Петькой и попросили тихо посидеть, потому что действительно надо было приземляться.
Петька свернул скатерть-самобранку. Оленька вышла в салон. Экипаж занял свои места, у ребят зашуршала работа. Кто-то неведомый нашептывал им что-то в наушнички, а они отвечали в микрофончики этому, неведомому, на каком-то птичьем, непонятном Васе языке. К тому же шум, как ей показалось, снова стал немыслимым. Вдруг что-то громыхнуло, началась тряска, болтанка, Вася вцепилась в какие-то крючки, что попали под ее ручки. Она сидела в голове самолета, а хвост как будто бы стал ее собственным хвостом и вытягивал все тело. Он начал широко ходить – вправо-влево, увеличивая амплитуду. Хвост носило и возило из стороны в сторону. Ребята вцепились в свои рулики – наверное, чтобы не упасть. Вася с Петькой просто распластались вдоль предбанничка, упершись ногами в дверку. Самолет еще подпрыгивал, как будто скакал по кочкам, замерзшим на болоте, но уже потихоньку останавливался, по-прежнему виляя задом. Когда он почти замер, а Вася с Петькой только пытались пошевелиться, с грохотом отворилась железная дверка в салон, и с жуткой, известной не каждому школьнику бранью в кабину ворвался Васин сосед по салону. В дверном проеме возникла и испуганная Оленька. Продолжая раскидывать по кабине ругательства, гость пробежал почти по Петькиной и Васиной головам, не узнав в них людей, а предполагая, вероятно, недвижимый груз. Мужик размахивал красной корочкой и орал как резаный. В глазах его был ужас.
– Встать! Командир! Сдать оружие! Всех арестую! Я майор ФСБ! – Ребята поднялись. – Девку пустили самолет сажать! Всех под суд. Я майор ФСБ. – Все недоуменно переглянулись. Да и сам орущий стал понемногу тормозить, потому что обещанной девки у самолетного руля не оказалось. Он оглянулся. Петька вставал и отряхивал свитер.
– Ты че, козел, в первый раз, что ли, на голый лед садишься? Хорошо – не голой жопой. А еще майор ФСБ. В штаны, что ли, написал? Приходи ко мне, когда я полечу, я тебя молитве научу, чтоб не боялся.
Ситуация стала немного разряжаться. Вася боязливо выглядывала из-за Петькиной спины, которая очень кстати оказалась широкой.
– Извините, ребят, – залепетал новоиспеченный майор, который еще два часа назад представлялся инженером. – Не понял. Сразу. Выпивал с девицей этой и до этого выпивал, видимо, лишнего. Заснул. Извините, ребят. Потом девочка ваша, стюардесса, говорит, что соседка моя к вам ушла. А тут затрясло и занесло. Я и подумал, что ей позволили самолет сажать. А она ведь тоже выпивала… Ну я и ломанулся к вам. Извините, ребят. Будем дружить. – Он протянул руку. – Замначальника ФСБ по этому району, в который, слава богу, благополучно присели. Заступаю на службу. Теперь, если что, – милости просим. И молитву к вам прибуду выучивать. На всякий случай. – Он жал всем руки, а Васе даже поцеловал. – Бражников.
– Говорящая у вас фамилия.
– Я с ней и карьеру делаю. – Все улыбались.
– А я Курилко. Петр Курилко. Правда. Хотите, паспорт покажу. – Петька снова потянул пятерню почти уже родственнику. Бражников ее также радостно схватил.
– Понятное дело. Компания отличная сколотилась. – Командир кивал. – Ну что, тогда выпьем за знакомство. У меня тоже с собой было. – Саша достал фляжку из портфельчика. – Настойка на хрене. Хреновуха, по-русски говоря. Очень рекомендую. Детвора, подставляй стаканы.
Из самолета Вася выходила в обнимку с экипажем. А бдительный фээсбэшник, которого встречали на машине, даже подбросил ее до гостиницы, хотя городок был таким маленьким, что могла бы и пешком пройтись, освежиться. Всюду она потом моталась ножками, а служака Бражников весело кивал ей из своей машинки. Выпивать больше, правда, не предлагал.
Вася улыбалась.
– Ты что вспомнила? Как самолетом рулила?
– А ты откуда знаешь? – Она, смеясь, схватила Юрия Николаевича за грудки. Он тоже был доволен произведенным впечатлением.
– Я тебя знаю. Ты же больше ничего делать не умеешь.
Когда летишь или движешься над выгнутым шариком, горизонт тоже выгибается. Они летели. Далеко внизу в ночной темноте белела земля. Впереди и сзади краснело. Но по-разному. Сзади, где закат, с сиреневым отсветом, а впереди, на рассвете, с розовым. И в этой почти мгновенной паузе ночи между двумя выпуклыми горизонтами замер маленький самолетик с их маленькой жизнью, теплящейся внутри.
Большая жизнь распахнулась снаружи, и Вася смотрела на нее сверху. Порой редкими всполохами включались там города, и становилось понятным, как все мы далеки друг от друга. Как всего много и как мало в масштабе даже одного этого земного шарика.
Солнце вставало по времени, и по времени с заданной скоростью навстречу рассвету мчался самолет. Уже подлетали, и вулканы вздыбились толпой. Они высоко светились макушками и были и вправду большими. Некоторые даже курились по древней привычке. Струились дымки. Где из самых вершин, а где вытекали откуда-то сбоку. И вся картина не впечатляла, а содрогала восторженным ужасом, от которого вряд ли можно было оторваться самостоятельно. Весь вздыбленный полуостров оказался совсем не таким уж большим, каким представляется, если заглянуть в карту. Между высоченными горами, что шли грядами, сменяя друг друга, начал вырисовываться город. Как бумажный, самолетик падал на игрушечную полосу, казалось, почти зигзагом вписавшуюся между возвышенностями. Зимнее солнце отливало льдом, отражаясь от маленькой механической машинки, зависшей между сопками, этими божьими значками, что указывали путь на расчищенную полосу. На трапе колючий воздух свободы защипал в ноздрях, а глаза ослепли.
Скворцову, однако, надо было лететь к Масику. Он предложил Васе остаться в городе – должен был прилететь Сухов, и она могла его достойно встретить. Намечался целый цикл культурных мероприятий. Собирались потом еще все вместе полетать по экзотическим местам, что было обещано Васе, да и Скворцову уже страшно хотелось побывать там самому, он подсаживался на чатскую игру. Юрий Николаевич никогда не бывал на Чатке, и с интересом смотрел на заторможенную Васю, которая теперь передвигалась с бесконечно блуждающей улыбкой, странно-мягко по-пантерьи, как бы крадучись. Она будто находилась под гипнотическим воздействием. Скворцов и сам стал что-то такое странное в себе ощущать. Он открывал для себя Васю – хотя раньше полагал, что и так ее чувствует. Пожалуй, он чувствовал ее, как никого другого, поэтому и склеился так быстро и неожиданно с этим, в общем-то, незамысловатым, но трогательным существом. Однако нет пределов совершенству. Похоже, надо было слипаться еще больше, и он влипал.
Как в человеке волевом, в нем, конечно, была заложена большая прочность, запас сопротивления, но и он, Скворцов, это чувствовал, иссякал. И только воля из последних своих сил привязывала его к делу, которое надо было выиграть.
Вася строго заявила, что тоже полетит на Бердючный. Ей не терпелось увидеть Масика в рабочей радости, о которой она только слышала. К тому же она и правда соскучилась по его бесшабашности, открытости и чудесной игре в легкую приятную жизнь. Скворцова тоже надо было поддержать, хотя он и так был неслабым человеком. К тому же, будучи, в общем, эгоисткой, она просто хотела воспользоваться новыми возможностями для приятных путешествий. Словом, Вася отправилась со Скворцовым к Масику, хотя там делать ей было абсолютно нечего. Она почувствовала благодарность Юрия Николаевича за это нетрудное для себя решение. И подумала, что, пожалуй, тоже не совсем проникает в глубины его сознания, в закоулках которого гнездилось что-то милое и легкое или громоздкое и нескладное, что ему нужно как-то перераспределить или разделить с кем-то, пусть даже с ней, раз уж она так невероятно оказалась рядом. Так складывалась жизнь.
Чтобы попасть к Масику, следовало отлететь на вертолете на самый юг полуострова, преодолев немалое расстояние. Виляя между вулканами вместе с вертолетом, пассажиры пытались зацепить глазом хоть что: не живое, так движущееся, но только их общая тень следовала за ними, не отставая, только сопки и заснеженная тайга преследовали их. И даже медведики, летом иной раз выбегающие махнуть лапой неизвестному чудищу, посланному им сверху для развлечения, зимой крепко спали в своих нагретых берложках. Наконец это белое молчание сменилось ребристой темной водой под названием Тихий океан, из которого начал вставать белый остров Бердючный. Он рос от минуты к минуте, поднимаясь из черного страшного океанического омута, чистый, светлый и солнечный.
С погодой фартило. Оставалось удачно приземлиться или приостровиться в этом знаменитом теперь месте, где Масиком уже был разбит скворцовский лагерь и, по сообщениям, шла полным ходом работа по подготовке к разработке месторождения и добыче порфирия. («Назвал же этот дурацкий Масик так же по-дурацки свое Дурацкое детище», – иной раз подумывал Юрий Николаевич. С именами собственными ему в последнее время вообще везло.) Работу гнали, требовался скорый результат, необходимый для оформления собственности, которая имела хоть и тоже сомнительное, но значение.
…Подлетали. Из вагончиков и домика посыпали люди, и чем ниже спускались, тем яснее было видно, что люди эти бегают с автоматами в руках. Вася озадачилась. Скворцов наблюдал за развернувшимся внизу действием и безмолвствовал. Наконец Вася увидела Масика, который бежал в сторону от лагеря с красным флажком, как тот революционер. Масик указывал место, куда лучше сесть вертолету. Тем временем вооруженные люди куда-то быстро подевались, а к вертолету уже бежали мирные геологи, вулканологи, бурильщики и еще бог знает какие масиковские работяги. Только один, самый огромный, так и остался стоять у домика с автоматом наперевес.
Целовались и обнимались, радостно подпрыгивая. Летчики, заглушив двигатель, тоже выпрыгивали из машины и следовали к импровизированному поселку.
– Да-ра-га-я Вася, ты такая молодец! Как я рад! – Масик ее лобызал.
Он пожал руку Скворцову и поволок их к домику, который был здесь единственным среди вагончиков и выглядел почти цивилизованно. Сразу было видно, где искать начальников, если какой-нибудь заблудившийся на необитаемом острове лыжник вдруг вырулит из леса на опушку.
– Пойдемте-пойдемте скорее все к нам, мы там вам с дороги приготовили легкий отдых. – На пороге стоял все тот же угрюмый мужик. Его автоматом оказалась простая русская двустволка. Внутри было тепло и вполне уютно. – Вы здесь, Юрий Николаевич, с Васечкой будете жить, мы решили. А мы с Лерой пока переселимся к мужикам в вагончики. – Из-за занавесочки, которая, судя по всему, определяла кухню, вышел мальчик с полотенцем на бедрах, как у половых. Мальчик был очень миловидным. – «А у нашего Масика хороший вкус», – подумала Вася (тут же привиделся и Виноградов) и украдкой взглянула на Юрия Николаевича. По сдавленной его улыбочке она поняла, что он подумал то же самое.
– Познакомьтесь, это Лера, мой заместитель. – Все дружелюбно закивали друг другу и пожали руки. – Мы с ним, между прочим, здесь пол-острова пропахали. Просто, на пузе прямо. – Масик был взволнован.
– Да-да, – поддакнул Лера. – Только клад оказался на другой половине, которую Мася прополз в совершенном одиночестве. Вы проходите, пожалуйста, что ж в дверях толпиться. – Как гостеприимная хозяйка, он уже переставлял табуреточки, выбегал на мороз, видимо, за продуктами. На столе, как Масик любил – ох уж эти эстеты, – аккуратненько на салфетках были расставлены пластмассовые приборы и тарелочки. Громоздились какие-то консервные банки, тоже любовно завернутые в разноцветные салфеточки – для красоты. В домик уже заваливали летчики. Страшный мужик вошел с докладом, что груз перетаскивают в хранилище. Масик действительно умел организовывать себе жизнь, хотя на первый взгляд не производил такого впечатления.
– Масик, слушай, там в разноцветном ящике мы вискарика немного привезли и еще какой-то ерунды.
Масик открыл дверь:
– Бориска, ящик цветной сюда давай. – И повернулся к столу, за которым все уже почти что расселись и наблюдалось только последнее мелкое волнение. – У нас, правда, сухой закон здесь, Юрий Николаевич. – Лицо Васи отразило общее изумление. Редко кто видел Масика трезвым за исключением тех случаев, когда тот встречался со скворцовским аппаратом. – Мы с Лерой первую и последнюю (до окончания работы, конечно) бутылочку шампанского выпили в день приезда. Залезли на ту сопку, – он указал в окно, – подняли стаканы, сказали слова, а потом с нее на лыжах съехали. Вот и все.
Бориска втащил ящик.
– Сергей Борисович, куда? – Масик указал в угол.
– И доставай сразу, что там есть. Лера, помоги. Давайте быстренько на стол сюда.
– Я думал, что они тебя тут тоже Масиком кличут, – бросил Юрий Николаевич.
– У нас тут все строго, как у взрослых. Но за глаза, конечно, кличут, – добавил Масик. – Лер, достань стаканчик мой. Васечка любит пить из стекла. Все для тебя, дара-гая. – Он поставил перед Васей граненый стакан.
– А на Юрия Николаевича всем наплевать, да? – по-честному обиделся Скворцов. – Из чего он будет пить?
Лера принялся было передавать свой стеклянный стакан Скворцову. Но его остановила Вася.
– Наплюешь тут на тебя. Только соберешься, так ты сразу же и с замечанием. Слюна во рту застревает. – Вася залезла в рюкзачок и выудила оттуда серебряный стаканчик. – Вот, получай и помни – ты тоже человек.
– Что это? – Юрий Николаевич взял стаканчик так аккуратно, как будто это был императорский фужер.
– Подарок. Чтоб всегда было из чего пить в походных условиях. Будем считать приложением к фляжке. Масик, иди сюда. – Она опять залезла в рюкзачок. – На и тебе такой же. Ты оценишь. В память об этом дне.
Масик уже оценил, вертя в руках забавную вещицу:
– Трогательно.
– Извините, – Вася виновато посмотрела на всех за столом. – Не знала, что столько людей соберется. Да и денег бы все равно не хватило.
Юрий Николаевич скосил глаза на Васю, а все присутствующие – на Юрия Николаевича. В его присутствии такие высказывания выглядели, пожалуй, забавными.
– Ну хорошо. Вы не пьете и молодцы. А мы вот выпьем. – Скворцов встал. Все поднялись вместе с ним, прямо как на президентском приеме. – За кадровое омоложение и финансовое оздоровление науки! За вас.
Чокнулись. Масик подставил нос Васе.
– С носиком, дорогой.
– Какая любовь, какие отношения. Масик, а тебе, кстати, Виноградов привет передавал, – сказал Скворцов как можно более равнодушным тоном.
– Да ладно, вам, Юрий Николаевич… – Масик чиркнул взглядом в Лерину сторону. Тот сидел отвернувшись. Вася замерла.
– Слушай, Масик, – как ни чем не бывало продолжил Скворцов. – А что это вы со всеми пулеметами повыпрыгивали нас встречать? Думали, птица такая большая к вам залетела, хотели подстрелить к обеду? – непринужденно затевался серьезный разговор.
– Тому есть объяснения, Юрий Николаевич.
– И полагаю, серьезные?
– К сожалению.
– Ну хорошо. Подъемник наладили?
– А как же.
– Тогда прокатимся.
– Бориска! Лыжи давай! – крикнул Масик.
Гости затолпились у выхода и потом как-то очень быстро растворились между вагончиками. А Масик со Скворцовым уже стояли в дверях с лыжами на плечах.
