Текст книги "Все свободны!"
Автор книги: Екатерина Юрьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– Я слышал, что шаманы используют специфические вещества или напитки во время проведения ритуалов? Это правда? – Скворцов дождался своей очереди.
– Нет. Лично я использую только можжевельник. Он и есть символ очищения. Горящий можжевельник помогает человеку расслабиться и открыться. Это начало для духовной работы. Но самое сильное лекарство – все-таки мои слова.
– Скажите, вот мы сидим и выпиваем водку, да? Значит, шаману можно пить? – подключилась Вася. – А есть ли у шаманов вообще запреты – можно ли пить, курить, употреблять наркотики? Или, например, нельзя, категорически запрещено что-то есть? Ну чтобы не сорвать сеанс колдовства.
– Я для себя не придумаю закона. Те, кто придумывает такие законы, – отупевает от них. Раз «нельзя», значит, я не знаю об этом, мне это ощущение неизвестно. А что я скажу людям, которые это могут – пить, курить, любить – и хотят знать объяснение? Я не делаю для себя запретов и буду употреблять то, что предлагают мне люди. Это мое испытание для себя. Если предлагают водку, я пью водку. Выпьем? – Все чокнулись, но даже не пригубили. – А потом я ощущаю, как я должен вести себя с человеком, который пьет водку. Вот с вами. – Он демонстративно выпил. – Я должен изучать себя и использую для этого все возможности.
– Но ведь Кастанеда рекомендовал наркотические вещества для расширения сознания? – Скворцов неожиданно оказался знатоком Кастанеды. (Или расширения сознания?)
– Эти вещества дают только усиление цветовых эффектов, насколько я понимаю. Но все-таки я стараюсь чистым сознанием работать. Ритуал разный бывает. Чаще я предлагаю взглянуть на прошлую жизнь, на свои деяния. Ввожу в транс, пою. И за звуком надо идти. Тогда начинает расслабляться, рассасываться эта точка, которая оставлена на сознании. Уходи, куда доходит этот звук, и увидишь просветление. И люди начинают плакать или смеяться над своей жизнью. Потому что прошлые их поступки им смешны.
– Вот уж чего совсем бы не хотелось, – пробубнил Юрий Николаевич. – А вот мы сидим с вами, да? И вы выглядите вполне цивильно. У нас же детские забавные образы такие, что шаман всегда обязательно как-то экзотически одет, раскрашен…
– А зачем бы мне вас шокировать? Иногда я так одеваюсь, как вы нарисовали, но в узком кругу. Главное – хорошенько подготовить сознание человека. А не показаться – мол, какой ты красивый или страшный. И главный секрет шамана – всегда быть спокойным.
– Слушайте, Коля, а есть ли очередь к шаману? – Скворцов, сам того не замечая, по-серьезному включился в беседу. – Многие действительно желают переосмыслить прошлое и даже изменить свою жизнь?
– Представьте – да.
– И что, шаман сегодня хорошо зарабатывает?
– Пока я шаман, значит, я бедный. Богатый шаман – не шаман.
Такой, может, немного и забавный вывод из разговора тоже требовал закрепления. Тем более что Николай в плане выпивания выглядел вполне на уровне. И еще полночи все они рассказывали друг другу о главном, хотели выявить, понять это главное – откуда оно и кто такое.
Вася же усвоила только то, что усвоила. Шаман Николай, оказывается, родился в глухой тувинской деревне. Шаманить научился у матери. И вообще шаманство все-таки передается по наследству. Но сам Николай считает, что особо одаренных можно кое-чему научить. У него жена, все наделали ей комплиментов и выпили за нее даже пару раз, и уже четверо взрослых детей. Он любит путешествовать и часто покидает свой дом, чтобы мир посмотреть, а также рассказать желающим о тайнах шаманских ритуалов. И этот случай был для него, вероятно, именно таким.
Наконец все разбрелись по своим пенальчикам.
– И что ты лежишь недвижим? Скажи, пожалуйста?
– А что надо-то?
– И Сухов еще сказал, что ты живой человек. Причем второй раз уже сказал. Это большой комплимент. Не оправдываешь нашего доверия.
– А ты? Про тебя он что сказал?
– Он сказал: Вася живой человек – априори.
– Может, ты и априори, а я наливки перепил.
– А мне ведь шаманская жена рассказала по секрету, что наливка возбуждает. Обманула, наверное, – вздохнула Вася. – А давай, Юр, можжевельник зажжем? Я видела его там в комнате.
– Ты что? Это же самое гипнотическое средство и есть.
Вася радостно подпрыгнула.
– Слушай, дай полежать спокойно. – Скворцов смотрел в темноту потолка, пока она крутилась и вертелась, и думал, откуда один за другим стали появляться в его жизни все эти экзотические персонажи, которые почему-то уже знают про него все, о чем он сам только начинал догадываться. И сколько еще им про него известно такого, что он про себя и предположить не может? И как будто собрались они все вместе, чтобы легкими и безболезненными, а может, даже и приятными процедурами фиксировать его собственное открытие себя.
– Ну ты что – не хочешь быть полубогом, что ли? – Вася снова толкала его в бок.
– Падай с неба в кровать. Полубог. Тоже мне. – Она обиженно отвернулась. – И не пыхти.
В какой-то из дней путешественники наконец покинули свои пенальчики, потом избушку, молчаливого служителя и шамана Николая с его женой Анной, оставили далеко кратеры, озера, дымы и местные радости. Потом они покинули казавшийся теперь большим и уже суетным город, который мелькнул россыпью огоньков где-то внизу, опять закопавшись в сопках, и вышли на прямую, что вела их и связывала с реальностью. Вот так летишь, летишь. Едешь, едешь. А потом жизнь твоя меняется. Уже изменилась твоя жизнь.
Дома Вася стала как замороженная. Так часто случается с впечатлительными людьми после непростых поездок, каковой и была последняя. Надо было все попробовать понять. Но если по-хорошему – что именно понимать? Все примитивно донельзя. Такое можно только помнить.
Васе надо было куда-нибудь двинуть мозги, чтобы хотя бы на время отогнать от себя всякую чушь и неразобранные впечатления. И именно поэтому она с тупой радостью отправилась к Ольге. Они договорились встретиться в ресторане Дома кино, единственном (пока) оставшемся в столице так называемом корпоративном творческом месте. Давно уже погибли для писателей их Дом на Большой Никитской, для архитекторов – на Никитской Малой и даже знаменитый Домжур на Никитском бульваре – для журналистов. Все эти Дома стали околочастными, но главное, их покинул дух и постоянные посетители, пьяницы и бузотеры, создававшие месту колорит. Все живые еще творческие единицы теперь стекались именно в Дом кино, хотя он тоже начал уже разбавляться посторонней публикой, которая хотела быть хоть чуть причастной к великому. Но вряд ли получала здесь особые впечатления именно в силу своей непричастности. Ну кроме, пожалуй, лицезрения толкающихся по буфетам известных всей стране лиц.
Давно грозили прикрыть и эту богадельню. Завсегдатаи грустили, что скоро закончится их лафа в этом благословенном столичном уголке, но пока все было по-прежнему – и меню там оставалось таким же, как в старину, и манеры посетителей. Словом, заведение под названием Дом кино было вполне совковским, но своим. Именно там и договорились встретиться Ольга и Вася.
– Привет, дорогая. Выглядишь прекрасно. Даже загорела. Может, ты на курорт летала, а вовсе не на холодный наш и близкий Дальний Восток? Но если не хочешь, не признавайся.
– Да нет, Ольга. На восток. Там же снег, солнце, горы, лыжи и загар.
– Ты что, научилась кататься на горных лыжах?
– Боже упаси. Ты же знаешь, это не мой спорт.
К ним подбежал шустрый официант.
– Добрый вечерок. Что будем сегодня кушать? И будем ли пить?
– Пить будем обязательно. Водку.
– Вась, может, вина? – Ольга жалобно посмотрела на официанта, но поняла, что поддержки у него не получит. – Ну ладно. Водку.
– Ну раз пить водочку будем, тогда все остальное, как обычно?
Ресторан Дома кино, как, впрочем, раньше и Домжур, и ЦДЛ, был хорош еще и тем, что официанты прекрасно знали всех без исключения постоянных посетителей и помнили их вкусы, а также причуды. Здесь правильно резали лимоны пополам – перпендикулярно, что невозможно было объяснить ни в каких элитных забегаловках – хоть ты бейся головой об тот лимон. Ни в какую не желали понимать этого вышколенные на какой-то свой лад подавалы. И заказы в Доме кино делать тоже не было необходимости. Все и так принесут в лучшем виде. Только очень удивятся и даже вскинут брови, если кто-то из классических пьяниц закажет вдруг не водки, как обычно, а вина, впрочем, как и наоборот – встречались же среди завсегдатаев и вино предпочитающие. За такое внимание можно было простить многое.
– Ес-сес-сно. Водку сразу. И лимончик только не забудьте сразу принести.
– Девочки, сейчас все будет. Если чего пожелаете особенного, все исполним. Только подмигните.
Девочки закурили.
– Сто лет, слушай, не виделись, как в другой жизни. Давай рассказывай в подробностях, как съездила? Какие новости?
– Новостей, Ольга, нет. Одни только старости. Даже и рассказать нечего. Все одно и то же. – Вася подумала, что не соврала, потому что невозможно назвать новостями возникающие без перерыва ее новые жизни – положения и впечатления. – Поэтому ничего рассказывать тебе не стану.
– Вась, а ты зажралась. И надо же, как быстро… Ну да ладно. А в редакцию ты ходила? Что там, какие у нас планы?
– Не-а, не ходила. И не пойду – в ближайшее время. Там все и без меня тип-топ. – Вася говорила как-то вяло, как будто сама себя не понимала или не верила себе. Но скорее, ее все это действительно не интересовало. – Скушно в редакции, Ольга. Все скушно. Еще не была, но уже все знаю. Все пустое.
– Я тебя понимаю – на фоне фонтанирующей жизни…
– И на этом фоне тоже.
– Но ты же не собираешься бросать работу, правда? А ваш Абрамыч, хоть и неплохой мужик, каждый знает, не спустит наплевательства.
– Ну и что – знаю. Но меня это не волнует. Понимаешь? – Вася затушила сигаретку. – Скворцов меня откупил у него.
Ольга поперхнулась дымом.
– Как это?
– Он откупил меня у нашего главного редактора. Что непонятно?
– Классно тебе.
– Думаешь?
– Сколько же это стоило?
– Думаю, для Скворцова немного. Какое-то оборудование. Новая система звукомонтажа, что ли. Мне Абрамыч сам рассказал перед посылкой на Чатку. Я поняла, что теперь могу не сильно беспокоиться. Какое-то время, по крайней мере. Видишь, новости все-таки нашлись. Ладно, Ольга, не обращай внимания – у меня что-то с головой. Тормоз. Я еще, наверное, не совсем приехала. Извини. Лучше я послушаю. Ты-то тут как без меня?
– Я отлично. Решила пересмотреть свою жизнь и освежить ее, так сказать.
– И что ты сделала?
– Сразу скажу, что своим принципам не изменила. – Вася только сейчас заметила, что глаза у Ольги стали какие-то новые, с новым выражением. «Не влюбилась ли часом? А я все со своей ерундой», – подумала она. – Я, Вася, поглядела на тебя, а потом на свою рутину и решила ее отредактировать. Во-первых, я поняла, что собственную квартиру надо иногда проветривать. Сашка сам дематериализовался, все на съемках он где-то. А Валеру я пока к себе не пускаю.
– Ты что – отказала ему от тела?
– Не совсем так. Я его то ли мариную, то ли дополнительных усилий от него ожидаю, но не провоцирую. Дальше будем посмотреть.
В якобы новом Ольгином сюжете Вася пока не заметила ничего, кроме вероятного утомления старым. Сама же Ольга была свежа и как-то даже самодостаточна.
– Ты становишься психологом. Но что-то все-таки скрываешь, по-моему?
– Абсолютно ничего. – Ольга цвела. – Стала хотя бы ездить за город, воздухом дышать, а не сидеть дома, как ты говоришь, со своими чумаданами или на чужих, что еще хуже. Тут ходили на коньках кататься. Мы с Катькой и Валерка. Я, конечно, больше времени провела в буфете, коленки берегла, но здорово! Ты давно каталась на коньках? Пойдем с нами?
– Уж и не помню. Так ведь весна, и льда нигде нет хорошего.
– Дурочка, есть же крытые катки. Там можно и летом кататься. Ну, пойдем?
– Кого-кого, пожалуй, можно было бы подговорить, так это Скворцова. – Вася тоже начала заряжаться Ольгиным настроением. И потом, выпитое уже вправляло голову.
– Вот видишь, даже Скворцова! – Ольга подняла палец вверх. – А мы все сидим. И плюшками балуемся. Я тебе еще набросаю списочек из выставок. – Вася посмотрела на нее с ужасом. – И не пугайся. Я знаю, как мы относимся к культуре, но сейчас и правда парочка суперклассных есть.
– Ты меня так уговариваешь жить, как будто я больная какая.
– Да нет. Это я выздоровела. – Ольга сияла. «Что-то с ней произошло. Это очевидно». – А что я еще делаю, как ты думаешь?
– Вот это интересно.
– Изучаю конъюнктуру рынка. Мужского и человеческого.
Вася наконец расхохоталась.
– Ну, блин, ты ее не знала! Конъюнктура эта изменится, если только осколок в глаз попадет, как тому Каю.
– Знала, но теперь смотрю другими глазами. И что, ты думаешь, я поняла?
– Что? Подожди, надо выпить. Сейчас еще закажем. – Вася махнула официанту. – Нам еще водочки…
– По пять капель?
– По шесть и горячее уже можно. Только на углях, пожалуйста. – Официант понимающе улыбнулся и побежал на кухню. – Так что, говоришь, ты поняла – из того, что не знала раньше?
– Надо выйти за наш круг. Но это пока секрет. – Ольга приложила к губам палец. – Я пойду по олигархам. У нас уже есть успешные примеры. Правда же? Кроме твоего ведь кое-какие еще остались.
– Они уроды.
– Отнюдь.
– Душевное беспокойство им несвойственно.
– Мы и про Скворцова так раньше думали, а на поверку оказался – человек. Не станешь же ты с этим спорить?
– Это случайное обстоятельство, и то…
– А у меня другое мнение. Я тут одного приметила – не древнего старичка еще, но о-очень состоятельного. Все время сидит в первом ряду на одном и том же спектакле. Это о чем-то да говорит? И мне, раз он такой театрал, с ним скучно не будет. А что, запишусь на прием, придумаю там что-нибудь потрепаться. Покажу интеллект. Да в любой редакции хорошую беседу с олигархом о театре с руками оторвут! И нам весело – если уж и не догоним, так согреемся.
– Пожалуй, так. – Вася закинула прядь волос за ухо. Шутка с интеллектуальными олигархами ей показалась удачной. Может получиться забавный тренажер. – Удивительно, как мы с тобой раньше до этого не дотумкали? А то бы развлекались уже несколько лет кряду.
– Копили силы, развивали ум.
Вася поняла, что изменилось – Ольга стала хохотушкой. В широком смысле. Она теперь весело смотрела на жизнь.
– Я тебе в качестве шефской помощи набросаю списочек, к кому ходить точно не следует. Со Скворцовым посоветуюсь – так незатейливо.
– Буду премного благодарна. Ну что, пойдем на каток? Для разминки?
– Юра сейчас опять в Европу куда-то сваливает по делам. И потом он своих сослал в Каталанию жить. Я тебе не говорила? И туда заедет, наверное.
– Ну и хрен с ним. Мы ж все равно при мужике, при Валерике. Ему что две тетки, что три – чистое здоровье.
– Восторгаюсь твоей неутомимостью.
За это и выпили. Вася искренне восхитилась. Такие передвижения в жизни без чужого пинка, пожалуй, ей самой были не по силам.
– Дамы, вам десерт. – Перед ними стоял улыбчивый официант с бутылкой шампанского. Он поставил ее на стол. – Прислали.
– Кто? – Вася с Ольгой разом обернулись, но не увидели никого знакомого.
– Уже ушли. Только что. Два странных молодых человека. – И добавил: – И мне, кстати, совершенно незнакомые.
– Спасибо некому сказать. – Ольга уже вполне туманно посмотрела на Васю. – Видишь, мы уже неплохо выглядим.
– Ага. На бутылочку шампанского.
– Брось! Главное – начать, и жизнь подстроится под тебя. – Ее энтузиазм сегодня не знал границ, и Вася подумала, что стоило бы запомнить это настроение. Чтобы потом, когда понадобится, вытаскивать друг друга из полной задницы на каток. – Вот только что мы будем с ней делать, с этой бутылочкой?
– Естественно, ты отнесешь домой. У тебя же на днях у Катьки день рождения. Не водку же ты детишкам на стол поставишь?
Они поднялись, ресторан уже закрывался, и обслуга начала мигать светом засидевшимся.
– И почему мы никогда не можем уйти непоследними и не допивать всего, что на столе? – Покачиваясь, Ольга шла к выходу. Бутылка явно перевешивала. – Слушай, тащить ее еще.
– Ну не выбрасывать же собакам? А мы вообще набрались. – Вася тоже почувствовала, что качается.
– Имеем право. Я, Васька, на такси, наверное, поеду.
– А я точно на метро. Ты же знаешь, я люблю воспитывать волю. – Они расцеловались, и Ольга уже катила к дому, а Вася плелась к ближайшей станции. Она совершенно забыла, что обещала Максиму, когда он ее подвозил, вызвать машину, и только под это честное слово была отпущена в ресторан одна.
В вагоне, несмотря на поздний час, пустынно не было. «Вот столица живет. А еще пели когда-то – «Засыпает Москва…» Когда ж она сейчас засыпает? Впору вводить круглосуточное обслуживание пассажиров в метрополитене». С Васей на станции в вагон вошло человек десять. Девушки и юноши вполне раскованно, но не развязно и не противно толкались, прижимались друг к другу, хохотали, что-то треща, сдергивали шапки и кидались ими через проход. Вдруг Вася сквозь смех услышала: «Горько!» Слово повторялось и превратилось в дружный гул.
Одна из девиц как-то ловко сбросила платок и на голове ее оказалась маленькая смешная и помятая фата. Это была настоящая свадьба.
– Горько! – подкрикивал уже весь вагон. Молодые долго и вдохновенно целовались. Вагон аплодировал и вразнобой считал: – Раз, два, пять, семнадцать… – Но судя по всему, среди пассажиров сильно трезвых не нашлось, поэтому со счета быстро сбились.
«Красивые. – Вася залюбовалась. – Жаль, шампанское Ольга взяла. Классно было бы сейчас подарить. А ведь свадьба – дурная примета. – И сама на себя разозлилась: – Тьфу, какая гадость. Чтоб типун на языке вскочил».
Поезд затормозил и оторвал молодых друг от друга.
– Нам выходить… Скорее… Чего встали… Дверь держи… Держи, скорее! – Ребята, хохоча, выскочили на платформу и, подпрыгивая, махали руками всем оставленным ими в вагоне. Поздние пассажиры тоже улыбались и кивали неожиданно встреченному чужому счастью.
Вася оглядела попутчиков усталыми глазами. Невдалеке по диагонали от нее сидели два не очень приятных типа, и когда она встретилась глазами с одним из них, то увидела одни только зрачки, огромные, черные, страшные зрачки. Даже кровяные красные белки не так напугали. И получалось – у него не было глаз. По крайней мере, было впечатление, и очень неприятное, будто бы он никуда не смотрел, но все видел. Вася вспомнила, кто-то рассказывал – у наркоманов, что-то сложное употребляющих, бывают именно такие глаза. Парень просто сидел, развалясь. Но стало не по себе. Мыслишки в дурной голове начали передвигаться. Вася отметила, что денег у нее осталось всего рублей пятьсот или шестьсот, и это не деньги. Украшений сегодня она не надевала – кроме Юриного кольца, которое она теперь просто не снимала. Это ее немного обеспокоило. Она засунула руку в карман брюк. Парень следил за ее движениями. Вася сделала вид, что роется в кармане, и большим пальцем сдвинула кольцо с мизинца. Оно осталось внутри, а рука вынырнула из брюк с носовым платком. Отлично. «Может, все еще не так страшно. Что волну-то гнать?» Тем временем вагон пустел. Наконец поезд остановился на Васиной станции. Она вышла. Неприятная пара последовала за ней. Платформа тоже была пуста. Специально заплетая ноги, чтобы идти медленнее, Вася двинулась к выходу, ее никто не обгонял. Порывшись в карманах куртки, она нащупала пачку сигарет, проходя через двойные стеклянные двери, затормозила, с чувством достала сигареты и прикурила. Парни от неожиданности прошли вперед. И тот, что был без глаз, зыркнул на нее и неприятно выругался. Вася временно выдохнула. И дым ударил ей в лицо, отлетев от стекла, через которое она смотрела вслед уходящим. В глазах защипало. Надо было идти, и Вася отважно толкнула стеклянную дверь. Засада была в том, что предстояло пересечь площадь и взобраться на огромный мост, который покрывал железную дорогу, что, конечно, добавляло приятности всему маршруту в целом и нынешней Васиной прогулке в частности. Мост этот надо было пройти весь, до конца. Или преодолеть на машине, поймав ее на дороге. Вот такие были у Васи нелегкие задачки.
Парни никуда не делись и по-прежнему маячили впереди. И больше никого – площадь была пуста и чиста. «И где же люди? И куда они все подевались?» Ее попутчики заметили, что она появилась наконец на горизонте и двинулась в их сторону. Вероятно, они были мало знакомы с женской логикой, особенно пьяной, а может, с ними что-то еще произошло, но парни потеряли бдительность, поднялись вдвоем по лестнице на мост, перегородив телами единственный путь, и встали там, защелкав зажигалками. Добыча шла к ним прямо в руки. Тем временем Вася двинулась под мост. Вдруг ей вспомнилось (спасибо большое), что под мостом тоже был проход, который вел на другую сторону моста (куда ей, собственно, и было надо). Проход был бомжеватый и вполне страшный – грязный, замусоренный. Мало кто пачкал там свои ботинки, но сейчас было уже не до чистоты, и Вася отважно вошла в коридор, в темнотище которого можно легко поломать не только ноги, но и голову. Правда, беречь все это хозяйство было некогда. Вася неожиданно для себя бодро добежала до конца и стремглав взлетела по лестнице. Уже наверху краем глаза она увидела, что парни, свесившись с перил, изучают площадь в поисках дематериализовавшегося объекта и никак не могут понять, куда она подевалась с их подводной лодки. Тем временем Вася, раскинув руки, бросилась на машину, которая, не чуя беды, без превышения скорости следовала по шоссе. Водитель резко затормозил, и она буквально упала на капот. Компаньоны, обернувшись на звук, увидели свою пропажу. Поняли ли они, что произошло, так и осталось неизвестным, но парни ломанулись через трассу и добились бы своего, потому что машин больше не было и никто не мешал им быстро двигаться поперек дороги. Водитель тоже заметил лишнюю суету, но оказался мужиком – быстро открыл дверь, и не успела Вася запрыгнуть внутрь, как он газанул.
– Спасибо вам большое. Спасибо. – Вася задыхалась и на ходу захлопывала дверцу.
– Что, ненужные ухажеры?
– Совершенно ненужные. – Она уже улыбалась.
– А зачем таскаешься по ночам? Денег, что ли, нет.
– Да вышло так. Да и деньги у меня есть. Немного, конечно.
– Да не дрейфь ты. У меня дочка – такая же дурища. Тебя куда? К подъезду подвезу.
Через пять минут они уже подкатили к дому, и Вася еще долго всучивала водителю какие-то рубли, которые тот категорически отказывался брать.
– А как вас зовут? – спросила она, уже выйдя из машины.
– Юрий.
– Спасибо, Юрий. – И добавила про себя: «Спасибо, Юрий Николаевич. Только бы с тобой самим теперь ничего дурного не случилось». – Я завтра за вас свечку поставлю. Богатых вам пассажиров.
Она захлопнула дверцу машины и поплелась к подъезду.
Дома Вася сразу же набрала Максима и все ему честно рассказала. У Максима даже не было сил орать по поводу ее идиотизма. И потом он живо представил, как будет орать Скворцов и, конечно, будет прав, потому что это его, максимовская, недоработка. Именно Максим должен был быть рядом с Васей. Он же знал, что всякая возня началась вокруг скворцовских дел. Но, пока они ехали, Вася убедила Максима, что будет осторожна и осмотрительна. Ничего не случится, потому что ничего по определению случиться не может. И что действительно может произойти в Доме кино на глазах у удивленной публики, пока Вася с подружкой будет обсуждать всякую ерунду?
– Ну, Максимчик, – лепетала она тогда, – ну пойми, зачем ты там нужен? Что, ты будешь сидеть с нами и слушать нашу дурацкую болтовню? Или, еще того хуже, за соседним столиком и подсматривать? Как я буду себя чувствовать? Скажи?
– Ладно. Обещай мне тогда, что позвонишь, когда домой поедешь, я пришлю кого-нибудь тебя отвезти.
– Клянусь. Клянусь.
Словом, она была убедительной, и он отпустил ее в ресторан одну. Не верьте женщинам. Но сейчас Максим решил, что своенравная Вася все это сделала специально, назло. Она же, хоть и никогда не позвонила бы Максиму насчет машины, даже и не вспомнила об обещании.
Вася уже сварила себе кофе, легла на диван и завернулась в плед. Ее трясло. Было страшно. Казалось, что кто-то залез в квартиру и ходит по кухне. Она отважно отправилась туда, включила свет. Никого, конечно, не было. В комнате тоже горел свет. Вася вдруг не к месту вспомнила Ольгу, которая включала электричество во всей квартире, когда оставалась одна, потому что боялась. Это смешное соображение освежило Васины чувства. «Неужели и я теперь не могу быть одна?» Снова позвонил Максим. Она вздрогнула от звонка.
– Я завтра утром приеду, отвезу куда тебе надо.
– Максим, мне никуда пока не надо, – лепетала кругом виноватая Вася.
– Никуда не ходи. Хватит. Ты хоть понимаешь, что это не случайность, не простые наркоманы или хулиганье какое с большой дороги? Хотя это тоже само по себе не очень-то здорово. Это заходы на твоего идиотского любовника, – впервые Максим выругал Скворцова этим словом.
– Ну, Максим, миленький, с чего ты это взял? Мало ли какая пьянь болтается везде по ночам? Я например. Сама я идиот, надо было просто на такси ехать, и все. Я уже поняла, я учту, обещаю. Больше я тебя не подведу.
– Ладно, скажу тебе, может, это тебя немного отрезвит. Я знаю, что среди Сениных уродов есть один такой безглазый. И ты с ними уже встретилась. Ты хоть понимаешь, что я буду обязан рассказать Юрию Николаевичу обо всех твоих проделках?
– Максим, давай я все сама расскажу. Так лучше будет, честно, – канючила Вася, зная, что Юра по-любому наподдаст им обоим.
– Конечно, тебя он, по крайней мере, не укокошит, – продолжил Максим ее мысль.
– Ну вот я и говорю, Максим, что я лучше все устрою, – щебетала она, еще не совсем понимая, как на самом деле они будут выкручиваться.
– Ты выпила?
– Максим, я пьяна. Была пьяна.
– Это хорошо, – как можно более добродушно заметил Максим. – Бога благодари, только с пьяными ничего не случается.
Наутро Вася пошла в церковь и заметила у подъезда незнакомую машину. Все свои, то есть соседские, автомобили были ей хорошо известны. Ей показалось, что за рулем этой незнакомки сидел тот самый – с глазами, ну или без глаз. Она поставила свечки за обоих Юриев, Максима, Масика, Ольгу, за себя и всех, кто в последнее время оказывался рядом. А еще – за здоровье Сени. Говорят, если сильно любить врага, то пакости его на тебе не отразятся.
На обратном пути Вася зашла в магазин и опять увидела ту же машину с тем же водителем. Ей даже привиделось, что он ей подмигнул. Вася быстро побежала домой.
– Максим, Максим, – шептала она в трубку, наверное, чтоб за дверью никто не слышал, – он опять здесь.
– Ну я же просил тебя по-человечески никуда не ходить. Уроды вы упрямые. Посмотри, сейчас подъехали?
Вася аккуратно отодвинула занавеску и выглянула в окно.
– Сидят уже.
– Васечка, не бойся. Ничего не случится. Это Сеня тебя просто попугать попросил. А когда пугают, то просто пугают. Больше ничего не делают, понимаешь? Не бойся, сейчас приеду.
– Не надо, Максим. Я уже не боюсь, раз такое простое дело. Всего-то попугать. – И она, раздвинув шторы, сделала водителю ручкой. – Я ему даже ручкой помахала. Мы же с ним как бы знакомы теперь, правда?
Максим понял, что время сжимается.
Скворцов тоже чувствовал себя беспокойно. Напряженно было и на просторах его европейского бизнеса. Причем никто из его директоров объяснить вразумительно не мог ничего, потому что все было в норме. И Юрий Николаевич грешным делом подумал, что именно он привносит свою нервозность в их рутину. Решив, что враги сюда доскачут только на оленях, и случится это не очень скоро, далековато будет, он быстро скомкал дела и оставил доруливать Игоря Викторовича, предоставив тому отдых от указаний, то есть от себя. А сам отправился к своим в Каталанию. Думал, что там, может, придет к нему какое-то отдохновение.
Каталанский покой принес очередное беспокойство. Позвонил Максим и поведал о Васиных приключениях. Ругаться было бессмысленно – раз пошел такой разбор, ему и только ему завершать как-то эту бодягу. Он расстроился, но понимал, что до его приезда ничего круче уже не случится. Юра позвонил Васе, не показывая, что он в курсе событий, призвал ее к осторожности и порядку, а Максиму приказал держать ухо востро, пригрозив в случае чего это ухо отрезать, и несколько дней провел в семье. Находясь в тревожных размышлениях, он из последних сил изображал веселого и прилежного отца, проверял уроки у Лизы, даже прогулялся в школу, где ему понравилось, потому что дочку очень хвалили.
На родину он полетел в ночь, чтобы уже ранним утром начать ворочать проблемами. Самолет приземлился на рассвете, и Юрий Николаевич решил по пути заехать к Васе – бросить сумку. И потом, вот странно – он даже соскучился. Как-то получилось так (Скворцов и сам этого не заметил), что он вдруг обнаружил всю свою жизнь в ее доме. Он сделался персонажем, не просто заезжающим провести вечерок, а спокойно и постоянно лежащим на ее диване с газетами или сидящим у компьютера. Ему нравилось, что ее не было рядом, когда ему не хотелось, но она тут же появлялась, как только мысль о ней начинала пульсировать в его воспаленном мозгу. Он стал все реже бывать в собственном доме, потому что не было необходимости стряхивать с мебели пыль, зато там его сразу же напрягало Васино отсутствие, набрасывались дискомфорт и одиночество. Отдельно уже как-то не лежалось и не сиделось. Хотя раньше именно в своем одиночестве он и находил особый кайф. Уходил далеко к себе в кабинет и не ждал, не хотел никого и ничьего участия. Словом, он как-то так быстро привык ко всей этой истории с Васей и даже забыл (что странно для компьютерной программы, что была вделана в его мозг) размышлять, что это и откуда. И уже его мама Светлана Петровна звонила ему к Васе домой, заодно мило щебеча с ней о своем богатырском здоровье.
Он не задумывался о том, как Вася переживает его падение в ее постель и присутствие, постоянное его присутствие на своей голове. Все это волновало очень мало, потому что ему было хорошо, и этого вполне достаточно, чтобы всем тоже было классно.
Уже совсем рассвело, когда Скворцов подъехал к Васиному дому. Открыл дверь. Было тихо, Вася, естественно, еще спала. Юра прокрался в комнату, подошел к кровати и нагнулся над ней, прижавшись прохладной щекой к теплой. Она потянулась, чуть приоткрыла глаз и быстро-быстро обхватила его шею:
– Как хорошо, что ты приехал. – Она мягко о него потерлась. – Я так скучала без тебя, что мне сегодня ночью даже президент приснился. Представляешь? Что это значит? Не знаешь?
– Какой еще президент?
– Ну наш, российский, естественно. Какой же еще? Снимай пальто скорее.
