Текст книги "Все свободны!"

Автор книги: Екатерина Юрьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– У президента России, Василиса Васильевна. – Голос начал улыбаться.

– Не поняла, это что – совещание такое у президента?

– Ну кто же вас на совещание к президенту пустит. – Игорь Викторович еле сдерживался, чувствовалось внутреннее его прихохатывание. – Это всего лишь традиционная выпивка накануне праздника, Василиса Васильевна. Помните, какой праздник на днях? Вот-вот. День Конституции. И президент каждый год наливает воротилам бизнеса («Словечко, конечно, подобрал не для помощника воротилы. Надо бы сделать замечание»). Традиция у него такая. – Голос уже откровенно ржал, Васин же дрожал по-прежнему.

– Понятно. А в каком качестве, простите, я?

– А вот это вы можете уточнить сами уже у нашего президента.

– Да? И как это сделать побыстрее? А то опоздаю на прием. – Вася брала себя в руки.

– А я вас сейчас с ним соединю. Только добавлю: оденьтесь, пожалуйста, по протоколу – вы понимаете, о чем я? И не забудьте паспорт. В Кремль, если вы не на экскурсию, без паспорта не пускают.

Вася хотела было отшутиться, что президентский прием и есть для нее экскурсия, потому что описание кремлевских красот – как раз работа, но не успела. В ухе заиграла бравурная музыка. Сердце вошло в ее ритм.

– Привет, Вася, – услышала она через небольшую паузу.

– Здорово. Вот позвали сегодня на прием к президенту. Собираюсь, – тараторила она, предупреждая встречные реплики. – Только вот не пойму, в каком качестве.

– Качество, Вася, имеет значение в других обстоятельствах. И таких, кстати, немало. О них и нужно беспокоиться. На сегодняшний вечер я могу предложить вам любое – на выбор. Но советую по-простому сопровождать меня в качестве консультанта по средствам массовой информации. Я как будто бы беру у вас советы. Устраивает?

«Хоть горшком назови, только в печку не ставь», – решила она, а вслух заметила:

– Но ведь советы дорогого стоят, Юрий Николаевич. И вы это знаете лучше меня. Вы что, действительно собираетесь мне платить?

– А почему бы и нет. Надеюсь, вы попросите сущие копейки.

«Болван», – нисколько не оскорбившись, Вася порадовалась за себя, что сумела-таки вкрутить и денежный вопрос, что было ей совсем несвойственно. Но надо же когда-то начинать.

– Вы, кстати, – продолжал Юрий Николаевич заботливо, – сможете рассказать о приеме вашим радиослушателям. В режиме реального времени. Нечасто они такое слушают.

– Да-да, – Вася уже сама думала, что надо быстро бежать к выпускающему и срочно заявлять вечерний эфир. «Чертова работа, жизни радоваться не поспеваешь!»

– Я понимаю, мы договорились? – резюмировал Скворцов. – Машину пришлю вам домой к шести.

«Домой, домой. Надо же еще переодеться… А что, жизнь налаживается».

В курилке Вася обнаружила себя уже одну. Она оглядела новыми глазами старое бытие – замасленные стульчики, продымленный потолок и отвратительную даже ей, суперкурильщице, гору окурков в цинковом ведре. Медленно повернувшись на каблуках, она чинно и размеренно двинулась в каморку выпускающего.

– Привет, Вадим. Слушай, сегодня прием у президента. Так я схожу и что-нибудь оттуда повещаю?.. – Вася делала безразличное лицо. – Договорились? Вся ерундистика начинается в семь, насколько мне известно. Значит, примерно в полвосьмого-восемь буду готова к выходу. – Вадим поднял на нее удивленные глаза. Было понятно, что ему не совсем понятно, о каком президенте толкует Вася. – Ну что уставился? Записывай эфир в сетку. Не каждый день рассказывают, как пьянствует и развлекается наш президент на своих закрытых приемах со своими дружками.

– Откуда про прием знаешь? По агентствам никакой информации не было.

– А это моя работа – все знать, и даже более, то, что никто не знает. И видишь, я с этим справляюсь. На зарплате только это никак не отражается. Точная, точная информация. Из первых рук, можно сказать. – Вася порадовалась стилистической находке.

– А что отдел политики?

– Бамбук курит, как всегда. Да их никто и не приглашал. Потому что неумные и некрасивые.

– Так, значит, отбиваешь хлеб у политобозов?

– Только масло.

– Хорошо, а ты-то что там будешь делать?

– Работать на радио «Точку», – съёрничала она. – А также пить, гулять и веселиться.

– Не сорви прием. И обязуйся и дальше доставлять информацию из первых рук.

– А это уже в отдел политики, – уже из-за двери бросила она.

По пути домой Вася начала нервничать. Все-таки президентский прием – прием из приемов. Зовут туда совсем не каждого. И именно там ставят главные крестики на перспективах твоей жизни. Или вовсе вычеркивают. Мысли метались в голове, как обезумевшие перед бурей птицы. У нее было несколько платьев для приемов. Классических – на все времена, чтоб не старели. Однако в последнее время, даже последние несколько лет, она ими не пользовалась вовсе. Как-то все потихоньку перестали наряжаться или просто начали прилично одеваться в обыденной жизни. На всяких парадных приемах на фоне этих просто хорошо одетых единичные очень хорошо одетые выглядели по меньшей мере странно.

«Что же надеть к скворцовским золотым запонкам? – Вася нашла точку отсчета. – Что же надеть? Пожалуй, подойдут золотые швейцарские часы. Но я и так их таскаю каждый день. Хотя при них уже не упадешь рожей в салат». Она порылась в шкатулке, куда десятилетиями все ее предки складывали дорогие безделушки, которые она вообще-то очень уважала и которыми часто пользовалась. С украшениями ей, конечно, повезло – в приличный Кремль бижутерию не пускали. Туда пускали только золото. Вася вспомнила про протокол, в котором это было начертано. Еще многое о том, как подобает одеваться и вести себя на разных высоких приемах, что там есть и как пить. Когда-то она ознакомилась с этим славным фолиантом. Никакой важной информации в голове не осталось. Там вообще редко обнаруживалось именно то, что необходимо в некую конкретную и важную минуту. После Вася вспоминала все, что было необходимо в ту миновавшую уже минуту и совершенно не было необходимо в эту, наступившую. Такая вот привычка была у Васиной головы. Однако Вася припомнила, что не так давно она где-то прочитала: в этот самый протокол внесены поправки, согласно которым протокольные правила должны были исполнять все… кроме журналистов. Она еще долго хохотала над заметкой, представляя, как является на какой-нибудь важный прием в трусах и в майке. На протокольные приемы журналистов, однако, звали не часто – профессия была другая. И это было для протокола, конечно, спасением. Сегодня же ему явно не повезло. Вася решила брать реванш. «В трусах, конечно, идти необязательно, но соригинальничать можно. Тем более что и Скворцова я сопровождаю, в общем-то, в пресс-качестве. Так что все правила будут соблюдены». Мерзко хихикая, Вася порылась в шкафу и обнаружила давно забытое ею маленькое кожаное платьице. Это была настоящая находка! Она прикинула, что из подъезда можно будет выйти прямо в туфлях и катиться уже в машинке, не выпачкавшись, по грязным улицам с несвежим ветерком. Подходящие туфли у нее тоже имелись, можно сказать, ни разу не надеванные. Все ненужное когда-нибудь пригождается.

Машина пришла вовремя и, стремглав пролетев по улицам уже с Васей на заднем сиденье, подкатила к сердцу нашей родины, а также ее столицы. Сердце было красивым – ему шла новая подсветка, не задаром поработали светохудожники. Водитель отрапортовал, что Юрий Николаевич уже подъехал и ждет ее где-то внутри. Вася немного померзла у контрольно-пропускного пункта, пока специальные сотрудники досматривали ее паспорт – проверяли зачем-то прописку и сличали фотографию с оригиналом. Наконец она прошла границу недоверия и двинулась дальше. Миновав еще один милицейский пост, зашла внутрь Кремлевского дворца и в группе хорошо одетых импозантных мужчин (впрочем, в Кремле плохо не одеваются и уродов туда тоже не зовут) сразу же увидела Скворцова. Он тоже заметил ее и, кивнув собеседникам, двинулся навстречу.

– Привет, давай помогу.

– Мы что, уже на ты?

– Так сейчас выпьем на брудершафт и все исправим. – Скворцов был явно в хорошем настроении. Он помог Васе снять пальто и с интересом уставился на ее нарядик. Вася же одернула свое стриптизное платьице и мигом подсчитала – драгоценностей на ней висело не больше тринадцати – так завещал протокол.

– Однако, Василиса, вы любите пошалить. Впрочем, это для меня уже не новость.

– Где ж еще шалить, Юрий Николаевич, как не в Кремле? А вот вы все справки обо мне уже навели?

– Навели. А как же? – Мягкость, даже вкрадчивость, никак не гармонировала со всем масштабом. – Ничего особенного за вами нет. Вы человек непростой, но и несложный.

Вася уже заметила, что из его уст почему-то многое звучало необидно. Она и не обиделась. И даже обратила на свою необиду особое внимание.

– Вы тоже неплохо выглядите. И главное – запонки на месте.

– Это главное, я понимаю. – Скворцов поправил манжеты.

Так они двигались в сторону зала и в сторону брудершафта.

– Итак, Вася, вино вы не любите.

– Не люблю вино.

– Напрасно. Встречается хорошее.

– Когда встретите, угостите.

– Прямо сейчас и угощу. – Скворцов уже наполнил бокалы и подал один ей. – У президента всегда достойное вино. Даже выбирать не стану.

– Что, здесь разрешается пить без президентского указа?

– Разрешается, только давайте спрячемся в тот угол и за колонну. У нас же брудершафт. Даже при нашей с вами, Вася, свободе нравов в чужом доме надо вести себя в соответствии с правилами этого дома.

Спрятались.

«Маразм», – подумали они одновременно и одновременно взглянули друг другу в глаза. Нескладно зацепившись руками, начали быстро-быстро пить, продолжая прятаться за колонной. Так же быстро и вполне скомканно поцеловались три раза в щеки. После, виновато улыбаясь и зачем-то взявшись за ручку, выдвинулись из своего угла в центр зала к публике. Ощущение у обоих все-таки было такое, что они сотворили что-то недозволенное. Вася даже поймала себя на том, что как будто отряхивает и одергивает свое платьице. «Сильное начало, и адреналина выделилось немало. Заводит. Вот так люди, наверное, и начинают заниматься бизнесом. И не дай бог еще и политикой, – покосилась она на смущенное (неожиданно) лицо спутника. – Хорошо, что я не вижу своего лица. Зато его видят все вокруг». Она тут же надела налицо улыбку.

Прием оказался шире заявленного. Вася приметила среди гостей пару режиссеров, актера и писателя, с которыми была знакома, и кивнула. По их глазам она поняла, что ее акции даже у них, недосягаемых и независимых, пошли в гору.

Сглаживанию внутренней неловкости способствовало и явление настоящего президента, которое ознаменовалось единым порывом. Заблестели глаза, повернулись головы, стать появилась в фигурах. Вася почувствовала, что тоже подтянулась. Гены державного подобострастия при всем декларируемом либерализме сыграли свое – все мы государевы люди. Президент взял бокал и сказал добрые слова. Вокруг зазвенело общее чоканье. Все расслабились. Президент пошел по столам поздравлять уже персонально. Праздник покатился.

– Слушай, – спохватилась Вася, – мне же надо в эфир выйти с живым рассказом.

– Выходи. Если не заблокировали телефон.

Телефон не заблокировали.

– А ты со мной выйдешь?

– Куда? В эфир? Возьми лучше президента. Видишь, он вполне досягаемый.

– Хватит шутить.

– Ну подумай, Васечка, – Вася растрогалась, – что же я могу сказать народу? Про успехи бизнеса? Кому это надо? Только президент.

– А почему нет? И вы, Юрий Николаевич, вполне известная персона.

– Не будем торговаться. Давай трубку.

– Захотел. Прямо сразу и давай. Сначала я позвоню, сама скажу пару слов про настроение, про то да сё. Перескажу государеву речь. А потом ты…

– А он что-то сказал дельного? Все, не злись, все понял, все скажу. Только быстрее. Коротко работаем, длинно отдыхаем.

Васе понравилась эта идея, она мгновенно соединилась с редакцией. По счастью, ее так же мгновенно соединили с режиссером, который сразу дал подслушать обратку (то, что несут в микрофон ведущие). И в общем можно было уже докладывать о президенте, только от такой скорости Вася совершенно забыла, что хотела сказать. И понесла, что первое пришло в голову – про красоту заснеженного Кремля. Скворцов откровенно давился хохотом. И тут она ловко перекинула ему телефон, на лету успев представить его и пригласить к разговору. На удивление быстро Юрий Николаевич обрисовал картину кремлевских посиделок, определил настроение президента как хорошее и спрогнозировал рост акций нескольких российских компаний. «За последнее забьют ногами», – мелькнуло у Васи, пока телефон летел к ней обратно, быстро что-то вякнула опять про заснеженный Кремль, из которого… так хорошо все видно. Скворцов ржал. Она отключилась.

– Дурак! Меня уволят.

– Брось. А работать кто будет? И потом лично мне как радиослушателю понравилось.

– Если б ты был единственным радиослушателем, моя жизнь сложилась бы иначе. А вообще-то у тебя неплохо получилось – для первого раза. Надо будет использовать тебя почаще, чтоб не расслаблялся.

– От меня больше пользы в других делах. Хочешь, секрет открою?

Вася потянула к нему ухо. Склонившись к ней, он зашептал:

– По большому секрету и только для тебя – нас запеленговали… – И задержал паузу.

– Я думала – дурак, а оказалось – полный идиот.

Вася забыла, когда в последний раз так хохотала – весело и честно. Окружающие обратили на них внимание, и она увидела, как в их сторону направились два солидных товарища.

Обменялись рукопожатиями.

– А что это вы такие радостные? Как будто мухоморов наелись, – поинтересовались скворцовские знакомые.

– Если только вместе с вами, – парировал Скворцов. – Разве вы не в курсе, что на кремлевской кухне что-то всегда в еду добавляют, чтобы у всех гостей было хорошее настроение?

Мужики засмеялись, подтвердив тем самым, что чего-то наелись точно. Скворцов был явно в ударе. «А может, он всегда такой, – очарованно подумала Вася. И разочарованно додумала: – Не может».

– Это мои друзья-приятели («таких друзей… а тем более приятелей…» – продолжил Скворцов для себя). Игнат Петрович руководит российской автопромышленностью, вернее, ее имеет, а точнее – он ее хозяин, целиком и полностью. Семен Семенович хлоп, гоп, стоп (или как там ты называешься правильно?) – словом, менеджирует еще одну промышленность, тоже, кстати, пока отечественную. – Такое представление звучало вполне вызывающе. – Подает тепло, воду и еду в наши сирые и убогие домишки. Обогревает и согревает. И вы познакомьтесь. Василиса Васильевна Елизарова, культурный обозреватель радио «Точка».

– Приятно, очень и очень, – как ни в чем не бывало заулыбались товарищи.

Второй раз за день ее называли Василисой Васильевной. «Ну вы даете, Василиса Васильевна, – она восхитилась собой. – А что? Буду теперь Василисой Васильевной. Вот так вот», – решила Вася. И эта мысль ей понравилась. Тем временем Юрий Николаевич продолжал, пресекая ее дурацкие мысли:

– Вася, и ты быстренько улыбнись дядям.

– А что, вы уже успели на брудершафт выпить? – Семен Семенович отвратительно пожевал губами. Он жевал губами всегда, когда чего-то хотел. Как будто бы уже это самое кушал. Но Васе это было еще неизвестно. – Успели, значит.

– Успевает тот, кто никуда не торопится. И ты, Семен Семеныч, знаешь это лучше меня. Так вот, Василиса Васильевна иной раз, от случая к случаю, будет давать мне журналистские советы.

– У вас проблемы с прессой, Юрий Николаевич?

– А чтоб их и не было. Пойдемте лучше поедать кремлевскую еду.

Все отправились к столам.

– Скажи, Юра, а откуда ты девчонку взял? Она ведь не из нашей компании, – снова зажевал Семен Семенович, увлекший Скворцова чуть вперед.

– Не из вашей. – Скворцовский голос пожестчел, и он сверкнул глазом на собеседника. – Это точно.

– Уступишь?.. Чисто поработать.

– Пошел сам знаешь куда и как быстро… Понял? – Юрий Николаевич вдруг широко улыбнулся.

– Юр, ты что, напился?

– Не понял? А ну на х… бегом марш. – Скворцов и сам не ожидал от себя такого выступления. – Я не шучу.

И Семен Семенович это понял.

Он испугался.

Вася все помнила, но память ничего не объясняла. Самочувствие было чудным, а голова прекрасной – от легкости необыкновенной. И это неудивительно – напиться в Кремле так и не удалось, было все-таки не очень уместно. Никто не хулиганничал и не плясал на столе. Словом, даже посуда осталась не бита. Но к удавленному накануне вечерку идеально подходило только – погуляли, баньку сожгли, потому что очередное Васино утро началось где-то в ближнем пригороде, в маленьком домике одного из крутых пансионатов. Крутизна была видна и с закрытыми глазами – по качеству постельного белья и удобству кровати. Что же теперь делать со всей этой ерундой – не думалось. Но делать что-то было надо. Быстро – тоже не хотелось. Даже ерзать было лениво. И потом Вася хотела сначала услышать, если не увидеть, движения рядом, чтобы понять, как и куда ей двигаться дальше. А пока она попеременно мигала глазами падающим за окном снежинкам. И ей показалось, что снег падает откуда-то снизу.

Мурашками по ее позвоночнику двинулись пальцы. Тело само выгнулось и повернулось. И близко-близко она увидела веселые глаза и почему-то тоже вместе с ними засмеялась. Уже знакомые ей губы поползли по ее лбу к носу. В носу защекотало.

Сомнений не было, рядом с ней был мужчина, о реальном существовании которого буквально несколько дней назад она догадывалась только из выпусков новостей.

– «И он припал к ней нежными губами», – прочитали бы мы в бульварном романе.

– Не так: «Губы их слились в едином порыве», – начертано там.

– «А зубы впились… друг в друга…»

– «Как будто бы они не ели сутки и проголодались». Так должно быть написано?

– Ку-ку. Ку-ку, – донеслось откуда-то.

– Это что – будильник? Мы опаздываем на работу?

– Нет. Мой телефон. – Вася спрыгнула на теплый пол и начала шарить по вещам и карманам в поисках беспокоящего.

– Слова в простоте не скажешь, по телефону не позвонишь. Все у тебя с причудами.

– Только я сама несложная, согласно вашей характеристике. Алё.

– Вася? – заговорила трубка. – Привет. Лева Багдасаров.

«Какая прелесть». – И одними губами Вася проартикулировала в сторону кровати:

– Лева.

Юрий Николаевич сморщился и закрыл глаза рукой.

– Слушай, Вась, а что там с нашими делами?

– Наши дела отдыхают. Лев, сегодня же суббота.

– А как твой друг поживает?

Вася напряглась, ей показалось, что за ними подглядывают и подсматривают.

– Сергея Чернышова я имею в виду, – пришел ей на помощь Лева.

– А я думала, ты имеешь в виду другого. Надеюсь, Масик поживает хорошо, а будет поживать еще лучше. Мне вчера звонил Игорь Викторович. Скворцов назначил встречу на среду. Велел явиться со всеми документами. Я Масику уже позвонила. Он складывает бумажки в новый кожаный портфель.

Вася стояла, вытянувшись вдоль косяка. А в это время, наблюдая голую Васю, болтавшую с его подчиненным о его делах, Юрий Николаевич размышлял: «Интересно, это фитнес или какие другие физ– или культурные упражнения делают женскую фигуру привлекательной? Или только сама фигуристая женщина? Боже, о чем это я?»

– Ну не знаю, Лева, что ты так волнуешься, договорились, мне кажется, до всего. И потом я все же на связи, в зоне досягаемости. – Она через плечо улыбнулась в сторону кровати и, дурачась, сложила губы бантиком, послала поцелуй, а потом показала язык. Снег в окне по-прежнему валил снизу.

– Хорошо, скажи, а как сам? – было слышно, как Лева замер у своей трубки.

Васин деловитый взгляд снова побежал по углам в поисках реальной камеры – точно подсматривают.

– В каком смысле?

– Ну Юрий Николаевич как? – не отступал Лева.

– А что с ним? – Делать из себя дурочку ей было не привыкать. Жизнь с культурой научила ее и этому.

– Да ничего. Вы же вчера на прием ходили. Я просто хотел узнать, как все прошло. – Лева понял, что переборщил. Авторитет Скворцова для него был неоспорим.

– Все прошло хорошо. Пьяных не было. Кремлевской охране не пришлось трудиться. А что, по телевизору уже передали?

– Нет. Пока только по радио «Точка», – отшутился Лева. – Все понял. Целую. Пока.

Вася смотрела в окно на поднимающийся снег, необыкновенно белый и необыкновенно легкий. Ее повело, и она навзничь упала в кровать.

А дальше – он припал к ней нежными губами… И потом – губы их слились в едином порыве… А зубы впились… друг в друга… Как будто бы они не ели сутки и проголодались… В общем, все как в том бульварном романе.

Второй раз за одни сутки она обнаружила себя на той же кровати, но только за окном было уже совсем темно. Рядом лежал тот же мужчина (слава богу), и почему-то ей казалось, что лежали они так всю жизнь.

Надо было, однако, подниматься и разбирать разборку. В смысле, наконец понять – кто они и откуда.

Единственное, что было очевидно, – все происходит в каком-то эйфорическом бреду. Иначе нельзя объяснить такие резвые экспромты двух, в общем, взрослых людей.

– Что мы имеем на выходе? – Вася присела за столик, распечатав мини-бар.

– Работы над ошибками не будет.

«Строг. Но справедлив». Стало весело и свободно. Так всегда начинаются романы.

– У вас, Юрий Николаевич, нет ли ощущения странности происходящего?

– Есть. И это не странно. Думаешь, со мной каждый день такое случается? – поддержал он Васино настроение.

– Думаю, каждый день ты сгораешь на работе.

– Вот именно. Но знаешь, мне понравилось. Что-то есть во всем этом, такое «разверзнись плечо».

– Даже мои туфельки куда-то улетели с этого широкого плеча. По сугробам лазить они не привыкли.

– Вместо туфель валенки уже выдали. Тебе же понравились?

Вася благодарно пропустила валенки мимо ушей.

– А не боишься, что о наших проделках знает уже пол-Москвы. Мне-то что, – она немного лукавила, – а вот ты, пожалуй, заинтересуешь всю нашу желтизну. Вижу, уже пена взбивается. – Она размахивала ручками, как бы взбивая пену. – И из нее выплывает…

– Чудо в перьях – это ты.

– Нет. Ты – развратный монстр…

– Хватит. Не дождешься этого. Я не один год в этом, так сказать, бизнесе. И умею себя защитить.

– А я ничего и не жду. – Васе вдруг страшно захотелось обнять этого развратного монстра. Хотя, в общем-то, и не монстра, и даже, пожалуй, не развратного. В том, что и как произошло между ними, не чувствовалось привычки. Она готова была, пожалуй, честно поверить, что и для него все произошедшее не было делом обычным. Про себя-то она это знала точно. И не понимала – как это все? Жесткая и решительная, как ей казалось, Вася вдруг почувствовала, что в ее жизни как раз и не хватало этой самой жесткости и решительности, которую, в общем, так элегантно вдруг показал Юрий Николаевич.

Между тем со Скворцовым такие истории тоже происходили не часто, вернее сказать, такие – не случались вовсе. И он ощущал: это – сумасшествие в полный рост.

Вообще-то Юрий Николаевич жил вполне свободно. Это был не первый, скажем так, роман в его жизни, но все они совершались продуманно и концептуально. Сначала он присматривался. Потом находил время. Потом предмету подавался знак. Словом, заранее все готовилось и планировалось. Покупались красивые подарки, заказывались дорогие номера. И всегда рядом, среди женщин и подушек, валялись записные книжки и рабочие бумаги. И подушки его волновали в той же степени, что и бумаги. Его возлюбленными становились в основном партнерши по работе или около того. А где ж еще их было взять? Тройку раз – может, и больше – он брал женщин с улицы. Точнее сказать, заказывал в дорогом заведении, чтоб без проблем. Было забавно и любопытно. Но делал он это ради большего развития, что ли. Скворцов вообще был любознательным.

Семья, вернее, жена его Лена никак не реагировала на эти милые забавы, да он и сам на них, в общем, не реагировал. Лена, казалось, даже одобряла всякие мелкие шалости (кстати, он никогда не задумывался почему). Он знал, что и у нее случались увлечения, но это почему-то тоже никогда не доставляло беспокойств. Они жили хорошо и дружно, любили и ценили друг друга и теплые отношения, которые строились всю их совместную жизнь. Так она и катилась эта жизнь – в комфортных рамках семейного быта.

Скворцова вовсе не беспокоили соображения о всеобщей или частной загубленной жизни и утраченной душе, у него была масса других занятий. Но откуда взялась эта дурацкая идея знакомства с Суховым? Он и сам не очень понимал. Неужели именно книжки сбили в голове какую-то резьбу? И в образовавшуюся дырку хлынул воздух, щемливый воздух простоты и свободы. Он раздувал изнутри голову, которая, как воздушный шарик, легко наполнялась всей этой бредятиной. Зачем-то хотелось увидеть Сухова, узнать, как он живет – так ли, как пишет, и можно ли так, и как можно, если не так. (Впрочем, не так – уже было его собственной жизнью, и он знал, как это.) И как все-таки правильно. Тьфу-тьфу – еще об этом думать.

Долгожданная встреча с Суховым – и совершенно незаметно для окружающих все уже летело в тартарары. Откуда-то сама собой явилась мысль позвать в Кремль эту суховскую Васю, в общем-то, милую и симпатичную, но тоже вполне бессмысленную и непонятно откуда явившуюся к нему и зачем. И не суховская она вовсе, а самоотдельная, но как раз из другой, не его жизни. А шарик на его плечах тем временем гудел и вибрировал. Лопнул он во время игры с Васей в брудершафт. И когда Скворцов выходил из-за колонны, он услышал этот звон, и разноцветные искорки разлетелись по всему залу и поскакали по кремлевским уголкам – золотой лепнине, хрустальным люстрам, белым скатертям, бриллиантам, парадным маршальским звездам, сверкая и звеня. «Вот как, оказывается, сыплются искры из глаз». Юрий Николаевич уже двигался, как в разряженном горном воздухе, когда с непривычки даже трудно дышать, а движения замедляются. И мозг радужно тормозил, не узнавая своих собственных решений.

Скворцов прекрасно помнил, как они договорились с Семен Семенычем и Игнат Петровичем после кремлевской елки прокатиться куда-нибудь дальше – пообщаться. Но почему-то к своим машинам, которых на стоянке был целый автопарк, не пошел. Дальше началась настоящая клиника. Зачем-то они с Васей – в общем, в трезвой памяти – спрятались от всех за джипами, потом выбежали в какой-то проулок, полезли через какой-то сугроб, где теперь навсегда остались Васины туфли. Вероятно, поэтому (хотелось для себя хотя бы формальных объяснений), схватив ее, босоногую, на руки и закинув на плечо, он принялся ловить такси. Уже в машине Скворцов жутко ругался с охраной по телефону, сначала послал, а потом уволил ее начальника, который, однако, лихо организовал этот чудесный домик и направил таксиста по нужному адресу. У высокой ограды, на которой было интригующе начертано «Сказка», их уже встречал ключник – рослый малый в свитере и меховой шапке набекрень. В руках он держал пару маленьких валенок и деньги, которыми надо было расплатиться с водителем. Интересно, что у Юрия Николаевича наличных денег с собой не было ни копья. (На скворцовскую службу безопасности все-таки можно положиться: в таких необычных случаях она принимала необычные решениях. Так приучил всех сам Скворцов.) В домике выпили настоящий брудершафт…

И сейчас, пока все эти ясные образы проплывали в скворцовской заторможенной голове, искорки по-прежнему плавали перед глазами. Ими была наполнена уже и эта комната, они летали от стенки к стенке, собираясь в какие-то пучки, клубки или стаи, развиваемые движениями Васи, ходившей по гостиной и что-то ставящей на стол. Более того, они перли и из самой Васи и ее веселых глаз. Все вокруг звенело.

Юрий Николаевич живо представил себе свой кабинет, наполненный этим дурацким фейерверком, а также головы членов совета директоров, над которыми эти искорки роятся. Картина была завораживающей. Он улыбнулся.

– Ты о чем? – спросила Вася.

– Пытаюсь вспомнить, как мы сюда попали.

– И что скажешь? – Она старалась не показывать лишнего любопытства.

– Аван-туризм.

Стало окончательно понятно, что их ведет какая-то одинаковая дурь.

– А почему у тебя телефон не звонит?

– Он звонит только, когда я этого хочу. Да и все остальное делается только по моему желанию.

«Да, – заключила Вася, – если не захочешь, мало не покажется».

– А ты домой позвонил, кстати? – На удивление, мысль о его семье далась ей легко.

– Моя семья не должна тебя беспокоить. Никогда. И ты ее тоже.

Вася все поняла. Семья ее почему-то и не беспокоила. Она доставала чистые бокалы, тарелки, сухой паек из холодильника, там же обнаружился и макси-бар.

Юра вышел на крыльцо. «Семье пошел звонить», – совсем не зло отметила Вася, зажгла свечи и выключила свет.

Снег затих, и теперь над головой возникли звезды, а вокруг появились новые звуки – все скрипело и шуршало: снег, веточки, засохшие на них листочки. Пробежала собака и тоже заскрипела замерзшей дорожкой. «А весной еще услышишь, как почки распускаются. А летом – радостно, как комары жужжат. Так еще и в человека превратишься». – Он зачерпнул снега, тихонько проник в темный домик, подкрался к Васе сзади и вывалил на нее этот сугроб… Она не дрогнула, только все сыпало и сыпало перед глазами – не зря же говорят: «снег на голову».

Юрий Николаевич сел за стол, свет свечей падал на лица, бликовал на стенах, оконном стекле и совсем гасил улицу.

– Знаешь, я зиму в первый раз увидел в Кутии, когда в армии служил. До этого тоже вроде зимой на лыжах катался и баб лепил снежных. Иногда мы ездили с папой в Сокольники погулять. Когда я был совсем маленький и дачи еще не было. И вот первый снег выпадал, у нас это называлось «бабский праздник». Смешное название, детское такое. Приезжали в Сокольники, захватив с собой морковку. Катали снежные комы – или как это по-русски? – ставили их друг на друга. Получалась красавица баба. Однажды стащили у бабушки фартук и нарядили нашу бабу, и стала она такой домработницей. Хотя тогда такие понятия и не были в особом ходу. Были же времена… Да. Надо же. Так все и было. Бабушка тогда очень ругалась. Но вот настоящую зиму – так, чтобы небо развернулось и светил снег – в Кутии.

– А ты в армии служил?

– Не похоже? – засмеялся он. – Да, офицером, когда институт закончил. Тогда, ты не помнишь, наверное, счастливчиков-выпускников оттуда, где не было военной кафедры, отправляли шуршать офицерскими погонами по закоулкам родины. Там я эту родину изучать и начал. Думаешь, откуда про разработки, месторождения и всякие прииски и поиски знаю. Оттуда. От скуки этим занялся. А потом оказалось – как бы специально. Там и в тундру ездить привык. К охоте пристрастился. Я и сейчас частенько на охоту езжу.

– Ты говорил. Только не очень себе представляю.

– Меня с ружьем?

– Нет. Охоту.

– Охотник ведь, как грибник. Кто грибы есть любит, а кто – собирать. А некоторые, я, например, любят по лесу шататься. Простое переключение внимания. Помогает, когда сильно устаешь.