Текст книги "Предатели Мира"

Автор книги: Екатерина Пекур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Пекур Екатерина
Предатели Мира

Но в ереси своей я познаю любовь…

Канцлер Ги (Майя Котовская)

Да, мы бандиты и бродяги, как злословит молва,

Мы попадаем в передряги, помня эти слова:

Смотри вперед и не сдавайся ты на милость судьбе:

Предай их всех, останься верен себе.

Канцлер Ги (Майя Котовская)

Я за тобой, как по краю хожу,

Не боясь оступиться, и небо прошу:

Небо-небо, утоли мою боль,

Забери всё, что хочешь,

Верни мне мою любовь…

(К. Меладзе)

Тем, кто верит в невозможное…

Глава первая

Приближение машины я заметила издалека. Сидя в линялом шезлонге, я лениво наблюдала, как растёт чудовищный шлейф красноватой пыли – от маленького облачка до размеров небольшой песчаной бури. Подошедший Тайк сказал: «Внедорожник?» Прищурившись, я уверено кивнула: «Кайсар 250». Мы ещё помолчали. Тайку стало скучно, и он ушёл, не попрощавшись. Может, предупредить шефа, что едет новенький.

Я не шевелилась. Мне хотелось подровнять загар до того, как солнечные лучи станут нестерпимыми.

Время подошло к десяти, когда внедорожный мобиль доехал, наконец, до гравия на окраине. Из невероятно запыленной кабины, отплевываясь, вылез высокий молодой аллонга. Красная пыль покрывала его с русой (давно не мытой) головы до ног в спортивной обуви. Пыль начала оседать, и наступила тишина.

Конечно, он немедленно увидел меня и дружелюбно помахал рукой. Надо же, попутно удивилась я, он даже знает, как здесь принято обращаться? Да новенький ли он вообще? Я встала из шезлонга, чтобы поприветствовать гостя, сделала пару шагов навстречу, и тут из моей глотки вырвался изумлённый вопль. Под слоем бмхатской пыли я безошибочно узнала старого-престарого друга. Старее просто не бывает! И он меня – тоже.

Остолбенев, передо мной стоял Мар да Луна.

– Санда? – завопил он, – Ты здесь?! Ты жива?

Наверное, это здешний воздух так на него подействовал, потому что сразу же после вопля он немедленно повис на моей шее. В Большом Мире за это он бы уже имел четыре пощечины и бойкот общественности. Ну дак здесь же был не Большой Мир – а в Вольной Общине Тер-Карел можно было обниматься хоть с Тенью. Если Тень был не против.

Я была не против.

– Ты где Киная потерял?

– Да не терял я его, – Мар кивнул за плечо. Действительно, верный хупара боязливо выбирался из второго ряда сидений мобиля, – Кинай, да ты только глянь, кого мы тут нашли! Санда жива и здорова и процветает в Тер-Кареле! Вот так новость!

Мар был потрясён, вдохновлён, счастлив до безумия. Я знала его достаточно хорошо, чтобы утверждать это наверняка. Его губы тряслись, на глазах чуть не слёзы блеснули. Всё же приятно, когда тебе так рады. Хотя, впрочем, я не имела понятия, что ему известно о моей судьбе. Но это была такая тема, о которой я и сама не рисковала распространяться.

– Идём в дом, – неожиданно для себя самой мрачно проговорила я.

– Я тут воды привез. И продуктов кой-каких, – стеснительно пробормотал да Луна, заискивающе, снизу вверх, глядя мне в глаза – может, заметив перемену моих настроений.

– Заноси, гостем будешь, – торжественно повторила я.

Вдвоем с Кинаем они сноровисто перетаскали пыльные как смерть тюки в мою «прихожую», пиво немедленно перекочевало в холодильник, а взамен на столе появилась ледяная кактусовая наливка.

– Блаженство… – Мар растянулся в кресле, – Боги, какое же это счастье. Я действительно тут, Кинай, ты только вообрази! Я в Тер-Кареле, снова!

– Угу… – кивнул хупара. Наверное, за несколько дней пути Мар достал его до печёнок этими ностальгическими бреднями.

– Ты насовсем или так? – вопрос этот был не вполне в традициях городка, но ведь мы с Маром столько соли вдвоём съели! – так что я сочла возможным его задать. Лёгкая тревога не оставляла меня.

– Не знаю пока, – счастливо щурясь, пробормотал Мар, – Приехал и всё тут. Я ведь ушёл из клиники. Отец умер, так что теперь уж мне всё равно. Правда, дела он запустил изрядно. Я еле придумал, как тылы Семейные прикрыть. Умаялся. Теперь хочу вдохнуть воздух свободы!

– Понятно. Значит, насовсем, – подытожила я. Это меняло дело. С Маром как с тер-карельцем я могла поговорить куда откровеннее… теоретически. Если бы захотела. Лениво плеснув наливки в три стакана, я пригласила ребят выпить за встречу. Кинай чувствовал себя не в своей тарелке. Сидеть за одним столом с не-своим аллонга, да ещё и пить вместе! Ничего, привыкнет. Это Тер-Карел. Никто не поймёт, если он начнёт звать Мара «господин».

Мы выпили.

Потом пришли Тайк с Горранном. Я представила им Мара и Киная, а потом Горранн утробно хрюкнул, и они с Маром начали обниматься как старые друзья. Чего-то подобного я и ожидала. Прошло не так много времени с тех пор, как Мар, ещё совсем щенком, покинул эти места – Горранн и другие старожилы могли помнить его.

Мару предложили на выбор три пустых сарая, а пока ребята обустроятся, я гостеприимно распахнула двери своей спальни. Ну не жалко мне дивана для старых друзей. Широкая у меня душа.

Был вечер, когда прохлада снова позволила выйти на улицу. До танцев в честь приезда новеньких было ещё далеко, хотя над розовыми от закатного солнца крышами то и дело проплывали звуки Кайровой флейты. Парень тренировался.

Кинай – для душевного равновесия, не иначе – затеял уборку в моем свинарнике. Махнув на парня рукой, мы с Маром уселись во дворе – я в шезлонге, он на крыльце.

– Ты давно тут? – издалека начал мой товарищ.

– Год.

– Нравится? – засмеялся Мар – хотя и несколько напряженно, как на мой вкус.

– Ну ты ведь не это хотел у меня спросить? – спокойно уточнила я.

Мар поперхнулся.

– Нельзя же так, Санда! – он поднял руки, словно прося пощады. Его глаза с восторгом изучали меня. Он был действительно рад меня видеть. Засмеялся, – Ну представь моё состояние – ведь я считал, что ты умерла. А ещё всякие слухи ходили. Даже такие, будто видели тебя улетающей по воздуху вдоль улицы Пин – только вообрази! Да ещё и с этим КСНщиком твоим история непонятная вышла… если не врут злые языки… – Мар недоверчиво покосился на меня. А я спокойно, до тошнотиков обыденно валялась в шезлонге, и воздух вокруг меня явно не горел от приписанных мне кошмарных событий.

– Слухи – они слухи и есть. А что, меня искали? – уточнила я, немедленно уловив «моего КСНщика». Моя смутная тревога вдруг стала нестерпимой. Что бы не побудило Мара начать этот разговор, ведь он не остановится. Хотя может быть и так, что ему просто любопытно. Впрочем, конечно же, любопытно. Мар, как всякий патолог, любил совать нос во всякие дерьмовые глубины. Но и мне (неожиданно поняла я) не хватало новостей из Большого Мира. Я многое пропустила – и как бы это не обошлось мне дорого.

Мар пожал плечами.

– Всё как-то замяли. Я не знаю в точности. Вряд ли в КСН оставили идею тебя расспросить, но было не заметно, чтоб они прилагали бешенные усилия… Искали тебя год назад, в конце Раздумий где-то. Ну, примерно через неделю, как ты на работу не пришла. А потом в клинике больше никто не появлялся, – неуверенно окончил он, – По-моему, все думают, что ты погибла…

– Ну и Белую Землю им на стол, – равнодушно заключила я (на самом деле не ощущая такого спокойствия, как было написано на моём лице), – Не испытываю желания с ними общаться до конца текущей эры. А что там ещё было слышно? Что за непонятная история?

Мар неловко пожал плечами. Он явно ощутил неудобство от темы, которую сам же и начал.

– Да как-то непонятно вышло, – наконец сказал он после паузы, – Это офицер, который у нас расследование вёл… его вроде как тоже искали. Честно! Я это своими ушами слышал, только решил… ну, как бы тебе это объяснить..? что мне нужно немедленно сделать вид, что мои уши были в другом месте, понимаешь? – Я изобразила понимание и кивнула, – Ты пропала, а этот тип мне на глаза перестал попадаться – а то ведь шнырял у нас сколько времени! А потом раз на корпоративной пьянке один коллега, упившись до ручки, поведал мне престранную байку… – совсем уж неуверенно проговорил Мар. Он поглядел на меня, потом, наверное, вспомнил, что я и от «сказки про Хупарскую Смуту» год назад в обморок не упала, и продолжил, – Так вот, байка… Будто бы через время после твоей пропажи нашли на твоей улице Пин аллонга без документов. Высокий, атлетического сложения, без видимых повреждений. Почудилось, что жив. Или мёртв. В общем, хапнули и доставили в районную. Но пока коллега мозги ломал, куда его – в реанимацию или в холодильник? – налетел КСН, парня забрали, и будто бы он был их сотрудником. Трясли всех. Чем дело закончилось, так и неизвестно. А фамилия у недотрупа была сильно похожая на того типа, что вёл расследование в «Масийя Рунтай» – что-то вроде да Лигарда или Тень его знает как.

Моё сердце замерло на мгновение. И снова пошло. Вот так. А ещё я решила, что обдумаю все эти условные наклонения позже. На свежую голову.

– Наутро, когда мой собеседник проспался, он страшно переживал, что болтнул лишнего. Уж я старался как мог – уверял коллегу, что и сам был пьян в дупло и ни Тени не помню из всего нашего хмельного лепета. А с него, дескать, подписку о неразглашении брали. Меня эта история сильно заинтересовала – нет ли какой связи? Потому что этот тип со знакомой фамилией, твоя пропажа и улица Пин – когда я свёл все это воедино, стало ещё любопытней.

Я качнула стаканом и кубики льда затарахтели по дну. Флейта Кайра да Лара плыла над Тер-Карелом, словно облачко.

– Его звали Карун да Лигарра, – сказала я.

– Ты даже помнишь его имя? – засмеялся Мар, – Между вами всё-таки что-то было? Или он тебя из каких-то государственных соображений пас?

– Боги с тобой, Мар, – ответила я с улыбкой. – Ну ты только вообрази, что у меня могло быть общего с этим типом из КСН? Смешнее этого только полетать над улицей Пин.

Мар понимающе хохотнул, а потом замолчал. Я лениво подставила лицо вечернему солнышку.

– Да ну, забудем. На самом деле мне не очень-то приятно об этом вспоминать.

– Я понимаю. Расскажешь, если захочешь. Нет – надоедать не буду. Ну да ладно, поговорим потом. Кажется, танцы начинаются?

Я кивнула. Мы начали собираться, Мар позвал Киная. Я ждала их у начала улицы.

– Ты никогда не хотела вернуться в Большой Мир? – неожиданно спросил да Луна за моей спиной.

Я обернулась.

– Мне здесь всё нравится. Я счастлива, а это стоит очень дорого.

Мы шли по улице Тер-Карела, воспоминания хлынули на меня, а я ничего не делала, чтобы их остановить. Мар явился так нежданно, словно луч света из той жизни, о которой я уже начала забывать. И процесс воскрешения забытого был крайне тяжелым. Так словно бы меня резали тупой пилой прямо по живому.

Я приехала сюда именно затем, что мне не хотелось играть ни на чьём поле этого Мира. Это и так уже стоило мне Семьи, моего народа, дома, работы, всех точек опоры и любимого человека. Преступно, невозможно любимого – но по сути это ничего не меняло. Его не было в живых. Всё, что напоминало про события годовалой давности, доставляло мне боль. Даже мой Дар.

Я шла рядом с Маром и думала – а если бы он знал? Что я могу взять его за руку и провести в иной мир. Но я этого никогда не сделаю. Ради моего собственного душевного спокойствия. И мира во всём Мире.

Флейта заполнила улицу, присоединились барабаны, гитара – и танцы взяли старт. Над Тер-Карелом опустилась синяя прекрасная ночь. Я танцевала.

После приезда Мара прошло не менее недели, пока гуляния улеглись. Тут бывало так мало событий, а тут целый такой полноценный, свежий, непреложный повод! Точнее даже два с половиной повода – если считать Киная и Маровский внедорожник. От своего гостеприимства я нимало не страдала, так как парни дома почти не ночевали – их буквально рвали на части, их расспрашивали, они рассказывали, с ними сидели допоздна, и, конечно, в их честь ежевечерне устраивались Большие танцы. Я с удовольствием принимала участие в танцульках, тем более, что Кайр играл всё лучше, и теперь составлял отличную компанию Седому, Груше и Полпальца – троице пожилых мулатов, достопримечательности общины.

…Вместе они смотрелись забавно и колоритно – длинный и сухой, цвета молочного шоколада, Седой, вертлявый добряк Груша и толстый покладистый Полпальца, славный тем, что он мог ударом ладони погнуть стальную балку (вообще-то у них были нормальные имена, но их давно никто ими не звал) – вместе с двадцатилетним белым мальчиком, упоённо ласкающим флейту. И музыка у них получалась необыкновенная. Простая, но невероятно задушевная. В ней были и шёрох хупарских балахонов, и грустные чёрные глаза, и жар пустыни, и тоска больших городов, и даже высота небес… хотя, может быть, что последнее уже придумала я сама себе – а сверху по этой музыке скользила ясная, прозрачная, как огни высоток, нота музыки, написанной аллонга… Я могла слушать Кайра и неразлучную троицу вечность. Их музыка не была какой-то фантастической (и уж, конечно, куда более простой, чем та, что я когда-то услышала) – но почему-то она пробирала меня до костей…

И всё это время, дней десять, я никак не могла собраться с мыслями. Я точно знала, что это нужно, но мозг мой вёл себя, как однажды обожженная рука – он то и дело отдёргивался от воспоминаний о прошлом. Хотя я вполне отдавала себе отчёт в том, чем мне это грозит. Тем не менее прошла неделя, пока смутная тревога не разрослась в моей душе (или что там вместо души мне, как четверть-бризу, полагалось происками Тени) до размеров Бмхатской пылевой бури. Я попросила у соседей мобиль, прикрыла дверь домика и поехала в Холмы Биранн.

Год или более того назад, если бы мне сказали типичную тер-кареловскую поговорку «соображалка как у бриза», я бы, наверное, от икоты умерла. Но к тому моменту, как я ступила на эти земли, я уже смогла с ходу понять, что именно имели ввиду старожилы общины – соображалка у объекта есть, и, может, даже недурственная соображалка, но явно не в ту сторону, что у всех. То есть ни для кого не обидная поговорка. Ну а что летунов тут звали по имени, так это никого в прочем Мире не касалось.

Вот и про меня так говорили. Чем мне нравилось это место – даже заработав такую вот «жуткую» репутацию, я никак не выделялась из общей массы здешних чудаков.

Более того, я приобрела тут массу полезных навыков. Стрелять, метать ножи и водить мобиль. Бояться же чего-то или кого-то я отучилась задолго до прихода в Тер-Карел. Мне требовалось только узнать, как выживать там, где это было очень сложно сделать.

Оглядываясь назад, на последних крохах былой привычки к рефлексии, мне приходилось признать, что от той живой и наивной девушки, которая ежеутренне отправлялась на работу в клинику, почти ничего не осталось. Собственно, то, что от меня осталось после всего пережитого год назад, как раз и было мною. Сандой, которая позволила себе не больше прятать зубы. К сожалению, опыт не делает нас чище и добрее. Я не слишком-то понимала, как и где мне жить дальше, но Тер-Карел показался мне единственным местом, куда мог заявиться (и не вызвать лишних вопросов) изгой вроде меня. И, хотя я не слишком хорошо представляла своё будущее, я уж всяко не могла себе позволить когда-либо оказаться в ситуации, когда я не смогу развести себе костёр или не смогу управиться с оружием. И от этого – при отсутствии других, более серьёзных, причин – погибнуть! Мне теперь не на кого было положиться, кроме как на себя – потому что никто, кроме меня, не знал всей правды обо мне. И за то, впрочем, хвала Создателю.

Горранн долго сопротивлялся моим просьбам. В конце концов он понял, что я не желаю никому зла, а просто скучаю. Отчасти это я сама создала у него такое впечатление, так как помыслы мои были, конечно, не столь чистыми (хотя желание выжить – если вдруг что! – и грязным-то назвать вряд ли можно). Горранн согласился меня учить. Не могу сказать, что мне это далось легко. Но я нарочно не пользовалась Даром. Раз уж я решила жить в этих местах, мне не хотелось привыкать к тому, что мне вряд ли серьёзно пригодится. За несколько месяцев упорных тренировок я не то чтоб стала хорошим бойцом, но, по крайней мере, я уже понимала, с какой стороны заряжать оружие. И попадала в цель практически туда, куда хотела.

Однако полгода спустя я таки решила поддерживать форму. Иногда, под предлогом побыть одной, я брала у Тайка машину и на пару дней уезжала в пустыню, на Холмы Биранн, и там вспоминала то, что обрела за десятки тысяч пуней от этих мест… С высоты облаков пустыня была прекрасна, а пыль сюда не поднималась. И здесь было холодно.

Я экспериментировала с силой тяги и направлениями. Регулировать последнее у меня выходило из рук вон худо, и потому я почти не могла маневрировать, к тому же, единственным местом, куда я уверенно могла приложить более или менее калиброванную тягу, почему-то были только мои ступни. Силу подъёма, после огромного ряда попыток, я научилась делать, во-первых, ничтожно малой, во-вторых – средней и, в третьих – большой. Иначе говоря, я добилась хотя бы грубой регуляции силы подъёма. Немалое достижение, если учесть, что я работала безо всякого наставника.

Но – даже неудачи можно обратить в достижения, если подумать (и если нет иного выхода)! Итак, помозговав, я совместила один непреодилимый пока дефект (тягу только от ступней) и имевшиеся у меня навыки – в нечто ценное. Мне удалось разработать для себя «воздушную походку» – такой полёт, когда ты вроде бы касаешься земли, а на самом деле оставляешь небольшую, в четвёрть пальца, прослойку воздуха между землёй и ступнями. Изобретение до того мне нравилось, что я часто баловалась им, когда меня никто не видел. И даже раз – когда видел. Сознаю, это было глупой и опасной затеей (тем более, что срабатывало далеко не всегда гладко), но мне показалось верным узнать, насколько хороша новая техника. Оказалось – хороша. Зрители не поняли, что я не шла по земле. Полезная вещь, решила я, когда надо тихо ступать или не оставлять следов. Но впредь я побаивалась так рисковать.

Спустя некоторое время мне стало интересно, как долго я могу летать? Вспоминая слова профессора Лак`ора, я решила тренироваться на длительность. Спустя время я могла удерживаться вечер и всю ночь, но потом, обессилев, засыпала в кабине тайкового мобиля. Выходило что-то вроде десяти часов, но это был мой предел, и превзойти мне его не удавалось. Если бы, не приведи Боги, мне пришлось до этого предела дойти, то я должна была быть уверена, что потом у меня будет возможность безопасного отдыха. Однажды я упала, не дотянув до машины десяток шагов, носом в песок – и потеряла сознание; придя в себя аж днём, я с неудовольствием нашла песок таким раскалённым, как это бывает только в Бмхати, а свою спину – с немалыми ожогами. После этого я зареклась экспериментировать – а ведь мне ещё следовало придумать уважительную причину, по которой матёрый тер-карелец мог так глупо сгореть на солнце! Я даже не знала, какое следствие хуже!

(На самом деле, я не знала, насколько элементарные или сложные вещи я изобретаю. Могло быть и так, что освоенные мною техники были «детского уровня» для нормального бриза, но, за неимением знаний, всё приходилось создавать заново).

Я снова ехала в Холмы Биранн. Солнце клонилось к закату, когда я наконец увидала впереди давно знакомые низкие скалы, поросшие чахлыми кустарниками. В Холмах был оазис. Собственно, глядеть тут было особенно не на что – выступ породы, вдоль которого пробилась на поверхность струйка воды – она и давала жизнь одиноким худолистам и колючкам. Иногда тут можно было видеть птиц. Ещё реже – людей.

Люди не жили в пустыне Бмхати. Немногие поселения на её краю не забирались далее полсотни пуней вглубь красных песков, а дальше всех стоял Тер-Карел, Место Мира, полунелегальная община отбросов, чудаков и отщепенцев всего Мира. Однако – даже со всего Мира – было их очень немного: здешнее население редко превышало цифру в двести человек. Иногда к Тер-Карелу прибивались так называемые «серые» аллонга, «добела» размешанные полукровки, не имеющие Семьи и родового имени. В своей прошлой жизни я лишь слышала про таких людей (как про что-то дикое и мифическое), но здесь, во всех припустынных городах, их жило, по прикидкам Горранна, не менее двух тысяч. Как правило, они вели свои дела, добившись протектората местных Семей, и лишь немногие решали вообще уйти от Мира, присоединившись к общине Тер-Карел.

Община вела мелкую торговлю с припустынными городишками. Формально этих отношений не существовало, но тут была слишком глубокая дыра, чтобы кто-то всерьёз беспокоился об идеологии поступления кактусовой наливки на столы местных Семей. Как и во всяком захолустье (а тем более – захолустье, отягощенном суровыми природными условиями), тут куда больше ценили личные связи и репутацию у соседей, чем петиции блюстителей Порядка, призывы Комитета Спасения Нации и прочие столичные глупости.

В пустыне за последними селениями не было других дорог, кроме единственной грунтовки, ведущей до Тер-Карела. Во всех прочих смыслах тут существовали лишь направления. Направление на Холмы Биранн, например, или на Оазис Кулло, или на Камни Ринойило… на все те немногие ориентиры, которыми красная Бмхати, коварная любовница и жестокая мать, изредка радовала путников. Я приезжала на Холмы Биранн, чтобы подумать.

Осадив мобиль, я вылезла на хрусткий красный песок. Пыль медленно оседала, не отвлекаясь на неё, я вытащила из салона брезент и устроила навес, а потом пошла за водой. Часовая дорога до места моего уединения была тяжёлой – надо было выехать вечером, ещё в жару, прибыть к закату и провести здесь почти всю ночь, а потом вернуться до восхода. А всё потому, что находиться тут, в сердце пустыни, даже возле воды – днём было полным самоубийством. Езда в полслеполуденном зное и то переносилась легче. Ночью ехать тоже не годилось – было легко заблудиться, да и температура тут падала достаточно сильно – раздолбанные общинские мобили не давали от неё укрытия. То есть меня-то холод не тревожил, но я была вынуждена вести себя, как обычный человек с обычными способностями. В общем, Бмхати давала лишь крайне узкую температурную «полосу жизни» для тех, кто рискнул тут обосноваться… Буквально, к этому людей вынуждали отчаянные обстоятельства.

Вот хоть бы Кайр. Он пришёл в Тер-Карел ранней весной, через полгода после меня. История его для здешних жителей была типичная. Однажды он зачастил в Хупанноро, а когда его Семья выяснила, почему – все стали на уши. Он учился музыке – хупарской музыке! – у какого-то безногого муниципального шоколадного, отца никем не считанных детей по прозвищу Папаша Нуки (даже я когда-то о нём слышала от Куйли, своей бывшей подчинённой – Папаша, судя по всему, был персонажем легендарным). И Кайр со временем настолько вошёл в доверие замкнутой внутренней шоколадной общины, что ему и впрямь показали эту музыку – настоящую. Счастью парня не было предела, и знаете чем он занялся?! Я обалдела. Он начал изучать математическую закономерность гармоничных для человека звуковых колебаний – идея, которую я не раз слышала от своего отца! Во всём есть математика, твердил мне отец – а в Адди это и впрямь стало жизнью..! Математика там помогала чувствовать, а чувства помогали считать – чем не Мировая гармония..? Вот и Кайр, по его словам, мечтал о перевороте в Мировосприятии сограждан. Заодно он начал изобретать кое-что, в Мире неведомое – способ записи музыки в виде символов (ещё одна вещь, которую бризы придумали, а аллонга – нет)! Однако тылы Кайра подвели. У него начались проблемы там и тут, а пока Семья пыталась силой вернуть ущербного в лоно Порядка, им заинтересовались в первом отделе. Исключение из унивеситета было не самым большим злом из рухнувших на него. В конце концов, он покинул дом и на остатки личных денег поехал на юг. С собой он увёз лишь огромную сумку с записями…

Были и другие такие истории – буквально каждая здешняя судьба пестрела сломанными карьерами, распавшимися браками, арестами и ещё чем похуже. Мулатам было даже проще. Их и так нигде не считали достойными приличного общества – большинство жили жизнью обычных хупара, но кое-кто из них (кто был поспособнее и, значит, понесчастнее) в конце концов оказывался тут. В принципе, за пределами Тер-Карела от мулатов дистанциировались даже хупара – ведь «свежие» полукровки ещё несли в себе Белую Землю! – но образования и положения они не имели, итак никто не знал, как себя с ними вести, чтобы это оставалось в рамках Порядка… В любом случае получить образование и приличную работу (как способные хупара) мулаты не могли. Само их существование нарушало Порядок. Но в сердце пустыни до всех этих людей (белых, шоколадных и «двухцветных») никому не было дела.

Кайр учился играть сам – и всё ещё строчил формулы. Он не оставлял надежды, что когда-нибудь человечество оценит его труды. Бедного парня никто не разубеждал. А я не занималась почти ничем. То есть я выполняла всю положеную мне работу члена общины – все мы несли, так сказать, долг перед друг другом в попытках выжить среди песков. Нужно было следить за солнечными панелями, чинить технику (а особенно генераторы и насосы), обрабатывать растения и лениво гнать наш специалитет – кактусовую огненную воду «тер-карелку»… Но при этом у меня были и ещё некие задачи. Я их поставила сама перед собой.

В тысячах пуней от Гор, в сотнях пуней от Города Мудрости я пыталась найти правду о минувших столетиях.

…Запасясь водой при свете гаснущего солнца, я развела костерок и села, прислонившись спиной к камням. На огне, в консервной банке, лениво шкворчала порция копчёных колбасок, аппетитный дух плыл над пыльным оазисом. Но думала я не об еде. Аппетит у меня вообще пропал.

«…через время после твоей пропажи нашли на улице Пин аллонга без документов. Высокий, атлетического сложения, без видимых повреждений. Почудилось, что жив. Или мёртв. В общем, хапнули и доставили в районную. Но пока коллега мозги ломал, куда его – в реанимацию или в холодильник? – налетел КСН, парня забрали, и будто бы он был их сотрудником. Трясли всех. Чем дело закончилось, так и неизвестно…»

Карун. Перед моими глазами как живая встала кошмарная сцена на улице Пин. Сцена, от которой я так долго, упорно и яростно отворачивалась. Делала вид, что её никогда не было.

Не было – как и человека, которого я оставила за своей спиной. Человека, даже сны о котором я не позволяла себе видеть все эти месяцы.

Он не мог был жив. Никак. Это невозможно. В моём горле неожиданно пересохло, запершило, в животе поселился кто-то липкий и противный. А ещё, и это было самое страшное – заныло где-то в носу, за глазами, словно в лицо мне швырнули тряпку с нашатырём… Нестерпимая боль, лишающая сил, пронзающая от макушки до низа живота. Карун.

Нет. Скрипнув зубами, я заставила себя сделать то, ради чего я сюда приехала. Ради спокойного, отстранённого размышления. Итак. Если он не умер сразу, а прожил ещё хоть немного, успел ли он рассказать..?! и тогда что будет со мной..? с далёким отсюда городом бризов Адди-да-Карделлом?

Колбаски начали гореть, и я рассеянно сняла их с огня. Будь спокойна, Санда. Дыши и думай.

Если со мной и могло что-то случиться, этого не случилось. Год прошёл. Это немало. А, зная прыть КСН-вских ищеек – это чудовищно много. Почти гарантия, что я-таки ускользнула от их цепких пальчиков. Но могло быть итак, что я – слишком малозначительная добыча по сравнению с перспективой завоевать и уничтожить Горную Страну. Или что я – часть хитроумного многоходового плана… Примерно зная численность населения Гор (небольшая), пути связи (экзотические), тем более – некоторые конкретные пути… можно на многое решиться. Даже в то время, пока мы шли по долине, Карун мог заметить важные вещи, на которые я бы не обратила внимания, хоть тресни. Хотя, на мой неопытный взгляд, ничего стратегического там не было – но я отдавала себе отчёт в собственном непрофессионализме. Правда, информации о готовящихся в Большом Мире военных действиях не поступало. Но кто сказал, что об этом будут кричать? Засланцы же повсюду, правда..?

Тень.

В случае, где хоть как-то замешан Комитет Спасения Нации, любая мелочь может стать причиной глобальной жизненной катастрофы. Я достаточно долго наблюдала за типичным представителем этой организации (может, и не совсем типичным, но из тех, на ком она держится!) – для раскрутки дела размером с Барьерный Хребет Каруну хватило одного неправильного взгляда собеседника, а уж терпению офицеров могли завидовать камни. Мне нельзя расслабляться. На самом деле, я кое-как осознала все эти вещи ещё во время разговора с Маром, но мне хотелось быть уверенной, что я не упустила ни одной детали. Информации критически не хватало. Мне требовались хоть какие-то действия – и разведывательные, и защитные.

«Почудилось, что жив». Ведь могло и почудится, прошипел мне на ухо гаденький голос моего малодушия, но я плюнула ему в глаза. Конечно, младший врач скорой мог ошибиться, все мы живые люди, и от ошибок никто не застрахован – однако в целом такая ситуация казалась мне притянутой за уши. Профессионализм и чутьё этих людей «на прогноз» были притчей во языцех. Да и «коллега из районной» что-то заподозрил – только очень слабое, сомнительное, нечёткое. А дальше следы терялись. Но, глядя правде в глаза, я должна была признать – весьма реально, что Карун остался жив. Моё сознание скользнуло по этой мысли с ледяным спокойствием, да Лигарра бы мною гордился… Как это возможно – я не понимала, но именно он приучил меня учитывать невероятные гипотезы! Даже если позднее он всё-таки умер – мне следовало иметь ввиду, что на Ринногийе, 8, где располагалось бюро третьего линейного Города Мудрости, могут быть осведомлёны о событиях годовалой давности. Но уж лучше жить с неприятными мыслями, чем лежать на досках в подвале этой самой Ринногийи, 8. Это если ещё на досках, а не на сетке – именно так полагалось растягивать жертву по правилам дознания пятого уровня…

Показаний из Комитета не вытянешь… а уж тем более из третьего отдела, у которого загадочным образом ухлопали (или не ухлопали, снова задумалась я) – такого сотрудника. Спецоперу с немалым стажем, и это уже в тридцать пять лет, настоящий гений своего дела, которому доверили проект всегосударственной, буквально Мировой, важности – пропал, а затем…

А затем случилось много странных происшествий, которые изменили не только моё мнение о некоторых гениях своего дела, но и самую мою жизнь. Я бы не хотела, чтобы КСН узнал об этих событиях. Как и о глубинах души неких гениев.

Уж пусть он почиет в мире (на самом деле лучший из людей, каких я встречала!), сохранив по-прежнему нерушимую репутацию в глазах родной «конторы». Он всё это заслужил. И мою память, и почётную запись в каких-нибудь бриллиантовых списках павших героев Комитета.