Текст книги "Предатели Мира"

Автор книги: Екатерина Пекур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава пятая

– На самом деле… я не ожидал, что ты на это способна…

– Наверное, я уже слишком цинична и зла, чтобы порхать по веткам.

Сутки спустя мы бросили мобиль дельца из Ругорры на бесплатной коммунальной стоянке возле Зунры. Я надеялась, что там он простоит немало дней, пока кто-то заметит, что хозяин никак не появляется. На том, чтобы не ехать в Рунию, настояла я. Мар, раздавленный своим полупредательством и полный сомнений, удасться ли нам договориться с начальниками покойного Шаонка, не возражал. И теперь мы сидели на автобусной остановке ещё на десяток пуней севернее… Денег (отобранных у «серого») было немного, и ими следовало распорядиться с умом. Где-то поблизости рыскал Комитет, а у нас не было даже документов. Их везде проверяют. И проверяют весь транспорт. Тень.

– А ты порхала?

– Недолго… – тихо сказала я, – И недолго, наверное, осталось.

– Перестань, – вздрогнул Мар.

Я вымученно улыбнулась. Я была уже слишком измотана, чтобы спорить. Даже реши я сейчас выкинуть какую-то из бризовских штучек, мне пришлось бы потрудиться. Мало сил. Наверное, Мар был прав, не стоило хоронить себя заранее, но я постоянно думала, как нам выкрутиться, и не находила ответа. Меня держало на плаву разве что упрямство и – ещё немного – слепой веры. Той самой, что охватила меня утром перед нападением на Тер-Карел – уверености, что если очень сильно захотеть, возможно всё… Но я была, быть может, слишком близка к тому, чтобы разувериться в своих силах…

– Санда, – тихонько попросил Тайк, – А расскажи про там.

– Почему ты просишь об этом?

– Мне кажется… – смутился он, – это должно быть что-то такое чистое и красивое, что я начну верить в то, что всё у нас тоже будет хорошо.

– А ты уже не думаешь, что я нечистая? – ехидно (хоть и дружелюбно) уточнила я.

Тайк смущенно пожал плечами, сейчас, как никогда, он напоминал мне чистокровного хупара.

– Ты сильная. И ты видишь людей насквозь. Бабушка рассказывала мне, что такие, как ты, когда-то жили в Мире… и Мир был… благословен. Но я не верил. Дурак. Я телевизору верил. А потом меня выкинули… отовсюду…

Я рывком обернулась.

– У хупара есть легенды про бризов?! – потрясённо переспросила я.

Мар тоже внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал.

– Да, – сказал Тайк после паузы, – есть, только их почти никто не рассказывает. Никто из семейных, а только в гетто, и только «глубокие». Их забывают понемножку.

«Глубокими» хупара звали тех коммунальных, которые – по старости лет или по болезни – уже никогда не покидали пределов хупарских районов; они десятилетиями, до самой смерти, сидели на порогах своих жилищ, окруженные почётом молодёжи и бесчисленных родственников. Бабушка Тайка вполне могла быть одной из сестёр-матерей его матери или отца, но так уж заведено в хупарских семьях. В конце концов, все они оказываются братьями и сёстрами. В каком-то смысле.

– Я хочу поехать в Город, Тайк. К любой из твоих бабушек.

– Это безумие, – устало сказал Мар, – Нам нужно найти цель и идти туда. Я же предлагал…

– Я знаю. Но с Десяткой нам теперь тоже не связаться. Любое направление одинаково безумно. А тут лучше не задерживаться. К тому же, вряд ли они решат, что кто-то вроде нас сунется в Город.

Мар обхватил руками голову.

– Впрочем, почему бы и нет? – сказал он наконец, – В Городе Мудрости мы легко затеряемся. Легче, чем в любом из этих вонючих привинциальных селений, которых и на карте-то не найти… Тут все наперечёт, знают друг друга, а Город… он Город и есть…

Мы неловко ударили по рукам. Чудесная компания, да? Блудный аллонга, мулат и я. У Мара шелушился обгоревший нос, и все мы до Тени скверно пахли.

…И если бы я только знала, в какой опасности я нахожусь..!

Но не знала. Я посидела в задумчивости ещё с минуту и сказала:

– Парни. Надо придумать что-то получше, чем езда в общественном транспорте. Сейчас КСН потрошит документы на каждом шагу. А если они знали автопарк покойного господина из Ругорры, то «семисот десятый» мобиль сейчас всюду ищут.

– Что же ещё? Голосовать? – воздел руки Мар.

– Сесть в закрытый частный фургон без спросу, – хмуро отозвался Тайк, – туда тоже будут заглядывать, но шансов, что нас не засекут, всё-таки больше.

Мар удивлённо глянул на мулата.

– Я именно так уехал на юг когда-то, – признался Тайк под мрачным взглядом да Луны. Пожав плечами, я кивнула.

– Стрёмно, но нам уже точно не выбирать.

Я подумала над словами Шаонка. «Она тебе дорогА? Дорога? То-то же. Она тебе очень дорога, дороже жизни, сам сказал…» Тень. Боги. Всё-таки хорошо, когда у тебя есть такие друзья. Какие бы склоки не возникали порой.

На языке криминалистики моё решение вернуться в Город Мудрости имело вполне конкретное название – виктимное поведение. То есть когда жертва сама нарывается. Хранит деньги на виду. Хамит невменяемому человеку. Шляется по опасным местам в непотребном виде с мешком бриллиантов на шее. Или, находясь в розыске и имея в запасе рыжего дедушку, возвращается в средоточие правопорядка, в место дислокации четырёх мощнейших бюро КСН и самой зубатой на свете милиции.

Я сама нарывалась. Но у меня, похоже, не было иного выхода.

Фургон пересёк городскую черту – я ощутила это по частым остановкам на пеших переходах, по шуму, доносившемуся сквозь брезент.

…Мы ехали уже трое суток. И это было хреново. Приняв «судьбоносное» решение двигаться в сторону Города, мы ещё день потеряли, слоняясь по округе и ежечасно рискуя нарваться на кого-то из тех, кто интересовался делами Тер-Карела, Ругорры, покойного господина да Жиарро или покойного (но не слишком господина) Шаонка. Мулат и парочка слишком загорелых аллонга в несвежей одежде могли привлечь внимание, и нам приходилось соблюдать все мыслимые предосторожности. Ещё полночи мы провели, выбирая фургон себе по вкусу – среди тех, кто проезжал через «наш» унылый муниципальный перекрёсток. Наконец мы остановили выбор на огромном пятнадцатишаговом грузовике с серебристым брезентом, судя по всему, он ехал аж с Побережья. Удалось выяснить и цель пути – Мар подошёл к водителю, унылому мелкому хупара, возле станционного магазинчика и завёл светскую беседу. Изобразил по своим понятиям, местного жителя. Водитель повёлся. Нам оказалось по пути. Пока водитель пил чай и грыз колбасу в забегаловке для шоколадных, мы под покровом темноты пробрались в кузов и затаились среди огромных фанерных ящиков, пахнувших обувным кремом, кожей и ещё чем-то, мне неведомым.

С собой мы захватили воду в бутылках, кое-какую еду. Её мы купили на той же автобусной остановке в киоске. Фургон ехал, ящики тихо шевелились на поворотах, словно фанерные квадратные медведи в спячке, скрипел каркас фургона, мы сидели в темноте и хрустели печеньем… Через два дня меня уже тошнило от вкуса крекеров, запитых газировкой, ещё через день – мутило от запаха обувного крема и машинного масла. Поначалу почти незаметный и даже приятный, он скоро пропитал, как мне казалось, всё вокруг, включая меня саму. Я дышала обувным кремом, пила его, ела, сидела на нём…

Мар начал беситься, и парни даже повздорили по поводу того, кто именно выбрал фургон именно с таким грузом. Мар мог получить по лицу, и мне пришлось напоминать им, что груз-то нас не интересовал, а вот размеры фургона и его строение имели куда более важное значение. И что мы нарочно искали большой, очень большой грузовик – потому что мелкооптовые поставщики куда более трепетно относятся к своему товару, а нам было выгодно, чтобы в кузов никто не заглядывал на протяжении всего пути.

Я сидела на полу, вслепую разбирая и собирая оружие – пока ребята не взмолились о пощаде. Мар глядел в щёлку на дорогу – иногда он задавал два-три вопроса и снова замолкал. Меня не оставляло ощущение, что он то ли не согласен с решением ехать в Город, то ли мучается какими-то внутренними проблемами. Но на третий день пути от усталости все наши тревоги притупились. Единственное, что нас волновало, так это график остановок нашего невольного перевозчика – нам тоже требовалось иногда выходить в кусты. Трое суток среди крема для обуви – это, как мне казалось, было одно из самых тяжких испытаний в моей жизни! И вот дорога подошла к концу.

Пробравшись в выходу, мы напряженно ждали. Грузовик миновал Мируйю, Санирро, а потом за хвостом фургона потянулись безжизненные промышленные районы. Дольше испытывать судьбу было опасно – водитель явно подъезжал к складу…

– Сейчас, – сказал Мар.

Мы выпрыгнули из вяло тащившегося грузовика на правом повороте и споро шмыгнули в сторону. Отсюда до Хупанорро уж было рукой подать. Я ещё ни разу в жизни не переступала невидимых границ хупарского гетто…

Карун. Интерлюдия. Сейчас.

– У нас есть более крупные фото тел из Ругорры? И какие-нибудь отпечатки?

Секунду да Федхи непонимающе глядела на него. Вспомнила.

– А. Ты об этом. У тебя есть мысли?

– Да. Скорее всего, я повторю отчёт судмедэкспертизы, но идеи есть.

Лайза подобралась. Похоже, пока расследование идёт вхолостую, сверху напрягли всех, и любые идеи ждут с нетерпением. Уже несколько дней Комитет жил на взводе. Окрестности Бмхати чесали вдоль, поперёк и снизу доверху, и даже в Городе ввели усиленное патрулирование. Негласно центральный, линейный отдел Города Мудрости должен был генерировать идеи, а он их явно пока не генерировал.

– Излагай.

Он подвинул ногой «разносный» стульчик, сел и разложил перед начальницей веер снимков.

– Смотри. Мне кажется, что оба выстрела произведены одним и тем же человеком. Стрелять он умеет, но никогда не держал в руках «треккед». Хупара убит крайне неаккуратно, тут видно, как руку стрелка повело вверх. Думаю, по характеру выстрела, это мужчина ростом не менее трёх шагов, небольшой физической силы или находившийся в состоянии сильного возбуждения. За время между выстрелами он переместился. Но вот тут ещё интереснее – он с кем-то дрался.

Лайза чуть не носом припала к фотографии.

– Думаешь?

– Его толкнули на пол. Смотри – стул перевёрнут, валяются вещи. Это означает, что в комнате было не менее трёх человек. Наш сотрудник, стрелок и тот, кто его толкнул. Этот третий – мог быть покойный хупара, а мог и не быть. Их впустили. То есть они имели какое-то отношение к расследованию, которое наш агент вёл в этом городишке. Возникла какая-то опасная ситуация – думаю, гости что-то заподозрили. Кто-то из них набрался наглости выстрелить в нашего. К тому же, это произошло через три дня после сноса Тер-Карела.

– А это тут при чём?

– А всё всегда причём. События не бывают изолированными. Ничто нельзя упускать из виду. Откуда ты знаешь, на какую Тень Южный линейный снёс эту дурацкую общину именно сейчас, под занавес опарации на Большом Щите? И что именно при этом имел ввиду Сантори?

Да Федхи издала какой-то хриплый нервный звук. Нахмурилась. Ей явно не улыбалось думать в том направлении, куда он ей указывал. Думать об источнике приказов и делать взаимовыводы – рискованное занятие для рядовых сотрудников. А Лайза всего лишь бригадный аналитик с «шестёркой» в третьей графе – так что она давно и виртуозно умела чуять пределы допустимого… Это – лежало далеко за таковыми пределами, хотя мысль и напрашивалась…

– Там есть и кое-что свежее, – отмахнулась она, – Но я не должна спускать это ниже четвёртого ранга.

– Тогда не стоит.

Лайза колебалась. Испытующе оглядев его, она решительно достала из стола папку. На самом деле неважно, что нынче стоит в его карточке. Пустая формальность – а полевые работники формальности не слишком-то блюдут. Фактически она отлично сознавала, что сидящий перед ней человек обладает допуском, знаниями и подготовкой на уровне никак не меньше высшего офицерского состава.

– Погляди на это.

Он поглядел. Два десятка фотографий.

– Труп. В траве. Гильза от старой «середняшки» типа «бирно» или «банийя». Убит в упор, – скучно прокомментировал он, – Стоп, а это что?

– Отпечаток личного номера с зарядника. На щеке. След от удара прикладом, по-видимому. Видны лишь две цифры, но они совпадают с номером оружия покойного да Жиарро, – победоносно прошипела да Федхи.

– Кто этот тип?! Где нашли?

– Кто – я не знаю, – покачала головой Лайза, – А найден вчера днём семейными хупара… ээ… фамилия Семьи там где-то написана… В Гонийе, это на сто пуней северней Ругорры.

Он продолжал разглядывать снимки.

– Рука другая.

– Что?

– В него стрелял не тот же человек, который стрелял в доме в Ругорре.

– Ты уверен?

– Печень отдам. И даже свой дырявый желудок впридачу.

Да Федхи косо улыбнулась.

– Эдак от тебя совсем ничего не останется, да Лигарра. Продолжай.

– Мне кажется, в него стрелял подросток или женщина. Тоже с хорошо поставленной рукой, но «середняшка» была для стрелка тяжеловата. Там есть что-то ещё?

– Следы на земле, – жизнерадостно улыбнулась Лайза, – Ноги трупа и ноги женщины! Тень. Ты прав! На обочине следы протекторов фирмы «Жиннгро». По некоторым данным – это мог быть мобиль из автопарка дельца из Ругорры. Эта пара сбежала из города, а затем они подрались между собой. Женщина оказалась сильнее.

– Конкретно этот труп не мог при жизни быть тем, кто стрелял в нашего человека и в того шоколадного.

– Не умножай сущности без меры.

– Этот тип – третий, – безапалляционно повторил он, – Он другого роста и комплекции. А ещё руки. Смотри.

– Что с ними?

– У этого типа набиты очень специфические мозоли. Тут плохо видно, но кто-то догадался сделать крупный план на кисть. Эта лапа удержала бы «треккед» как женскую задницу.

– Стрелок со стажем? – задумчиво потянула да Федхи, – Значит, был ещё один человек..?! Ты Тень, да Лигарра.

– Я мозги в четвёртом не оставил, – весело оскалился он.

Лайза крякнула, но промолчала. Когда им приходилось работать вместе, она нередко держала язык за зубами. На практике хватало пары минут, чтобы расставить начальницу и подчинённого по фактическим рангам и объёмам знаний. Она позволяла ему наглеть, а он ей – приписывать его успехи себе. Но он так в какой-то мере отдыхал. Рядом с Лайзой, когда их никто не видел, он мог хотя бы не прятать зубы и не думать о безотрывно глядящих на него камерах и микрофонах.

– У тебя во время учёбы хоть одна неудовлетворительная оценка была, скажи мне честно?

Он улыбнулся. Эту игру они вели уже без малого год. Она пыталась выпытать его прошлое, а он всячески уходил от ответов. По сложившейся негласной традиции она не применяла форму приказа, а он был безукоризненно вежлив. Наруш они эти правила, пропал бы всякий интерес.

– Разрешаю продавать это втридорога, только держи меня в курсе. Хотя, конечно, там сверху много таких умных.

Лайза кивнула, влюблённо разглядывая снимки.

– Там, в доме, был один отпечаток. В гараже на выключателе. Посторонний, не «родной».

– Чей? – замер он.

– Вот этого человека. Уже досье подняли. По-моему, подходит под твою характеристику. Среднего роста, субтильного телосложения, судя по лицу – неврастеник.

…Он только понадеялся, что Лайза слишком внимательно смотрит на фотографии и не заметила выражения его глаз. Он мог поклясться, что они на миг остеклянели. Мар да Луна.

Молодой раздолбай из «Масийи Рунтай».

Профессионалы не забывают досье тех, кто хоть раз попадался им на глаза. Он никого не забывал.

Мар да Луна. Тридцать… уже тридцать два года. Старший сын главной Ветви да Луна. С 5-го Черной Земли до 12-го Большой Воды член общины Тер-Карел. Обинён в расофильстве и ереси. Помилован ввиду раскаяния, по протекции Семьи. Образование – Белая школа «Раньята», с отличием. Занятие – старший врач-лаборант частной клиники такой-то… В порочных контактах не замечен. Гурман, любит комфорт, с трудом переносит угрозы и напряжение. Привязан к матери. Личное имущество – счёт номер такой-то, квартира по адресу такому-то и образованный хупара Кинай, освобождённый. Его близкие друзья…

Тень.

Он не смел произнести это имя даже мысленно. В памяти на миг вспыхнули рыжеватые патлы и ясные весёлые глаза, тёплое прикосновение кожи…

Назад.

Он не смел вспоминать. До сих пор, хотя уже девять месяцев прошло с тех пор, как он вышел из кабинета Главного в наручниках за спиной. Головокружение и миг дезориентации. Тень. Взять себя в руки. И только.

Взять. Себя. В руки.

Да Луна. Навести справки о нём? Нет. Если его пальцы засветились, то парня уже ищут, как Белую Землю. И ищут уже не гончие второго отдела – эмиссары Сантори. А совать голову под поезд – глупо. К тому же – эта давняя, но тревожная связь… Её нельзя вскрывать, к ней нельзя приближаться. Нельзя – если он хоть что-то понимает в механизме принятия решений в Комитете. И так уже списки контактов этого да Луны лежат на столе Регионального Координатора, а Старик вряд ли забыл, как звали младшую дочурку господина Самала да Кун, формально погибшую. «Всё и всегда связано. События не бывают изолированными. Ты же сам это сказал. Тебя же не раз этому учили люди вроде Старика». Но…

Тер-Карел..?

Холод в животе.

Нет, забудь. Нельзя даже думать.

Вообще, так не бывает.

Мы потратили уйму времени на поиски тайковой родни. И ещё уйму сил на попытки не слишком попадаться на глаза обитателям района. Мои предположения, не сойти ли нам с Маром за каких-нибудь «серых аллонга» (Мар на это дёрнулся, но промолчал), Тайк отмёл с ходу. По его словам, у нас, дескать, на рожах написано было высокородное, чистокровное происхождение, а в Хупанорро таких за десять пуней чуют. Говоря это, он всё-таки неуверенно покосился на меня, но я никак от «чистокровных белых» не отмежевалась, и на том дело утихло. Единственное, что я сделала – напялила косынку, которую Тайк выпросил у какой-то маленькой девочки на улице. Странное всё-таки место этот Хупанорро… А что скажет под вечер мать этой девочки? Но Тайк, девочка и случайные похожие вели себя так, будто это в порядке вещей – отдать что угодно любому встречному. Пожилой продавец газировки даже предложил нашему мулату (в добавок к косынке) затейливо сложенную шапочку, которую он сей же час соорудил из вытащенной из кармана газеты. Сроду не видела, чтоб люди так друг о друге заботились и так легкомысленно относились к своим вещам. Это как-то даже… неестественно. Но вполне понятно для хупара. У них нет ничего по-настоящему своего, кроме души…

Тайк нервничал. Да Луна шагал подчёркнуто бодро, но в его движениях то и дело сквозила нервозность. Я не придавала этому значения – причин для этого было слишком много, и все были безобидны и относительно понятны. Бегство, усталость, неприятный случай на дороге, необычная обстановка тут…

Да, обстановка была необычна. Мы вошли в хупарский район в разгар трудового дня, и всё-таки на его улицах была прорва народу – все как один в ярких, многоцветных, балахонах, с пышными ярко-красными узлами на головах, в массе нательных украшений, которым я и названия-то не могла найти, потому что названия для них существовали только во «внутреннем» диалекте хупара – многочисленные обручи с шариками на шее, кольца и металлические «щетки» и «кисточки» в ушах, кольца на руках, кольца даже в носу!!! То и дело откуда-то доносились ритмичные удары – будто в мастерских (где работали невидимые с улицы люди) молоты, сверла и другие инструменты выпевали грозную и озорную основу для музыки. Поначалу меня сшибло с ног этим обилием красок и звуков… и только потом в этом, как мне вначале показалось, вечном и неприличном празднике я начала различать, что одежда на прохожих – совсем не новая, а выражение на лицах – вполне скучное, как раз для обычного дня. Обычный хупарский день – когда их не видят белые, разумеется.

И это я, человек, подготовленный Тер-Карелом и Адди-да-Карделлом почти ко всему! А как бы пришлось бедным аллонга, которые, кроме родного Имения, Университета и научного Института ни Тени не видели! Спору нет, это немало. Но в Хупанорро им бы поневоле пришлось засунуть руки в карманы. Дабы пальцами тыкать не хотелось, а это уж совсем для воспитанного аллонга не годится.

Вдоль главных улиц тянулись пяти-десятиэтажные здания, сплошь жилые, с небольшими магазинчиками в подвалах, а чуть дальше начиналось сполпотворение низкоэтажных построек, домиков, халуп, мастерских, крохотных харчевен и прочего, чему я, опять-таки, не могла найти названия. Из многих окон пахло вкуснейшей едой. Так, как может пахнуть только от готовки хупарских женщин, и от этого наши желудки взбунтовались…

Но найти здесь что-то или кого-то..? В прошлом я не раз слышала о проблемах благоустройства хупарских гетто – теперь мне стало ясно, что приводило исполнителей Мудрейших в такой ужас. Проблема была, как я думаю, в самой структуре хупарской семьи. В идеале им нужны огромные квартиры с постоянно меняющейся планировкой и возможностью бесконтрольного расширения. Я даже видела такой проект, только не могла понять, для чего такие сложности. Ясное дело, для чего – рукодельники хупара легко строили тысячи будочек вокруг существующих жилплощадей, притом совершеннно не беспокоясь о том, что самые верхние из этих будочек опирались на всякие хлипкие доски и подпорки, и, конечно, безо всяких рассчётов! Климат Города позволял строить всё это из самых подручных материалов. Итог сильно нервировал тех-аллонга-которые-принимают-решения – я слышала, постороннему тут невозможно было найти ни дом, ни человека, и даже были специальные отряды милиции, которые разбирались в здешнем ландшафте! А уж сколько народу травмировали и даже убивали обвалы, никто, по-моему, и не считал. И всё-таки запреты на самострой не давали успеха вот уже много столетий.

Вот это и мешало Тайку найти родню. За двадцать лет, пока он жил в Тер-Кареле, всё разительно переменилось. Снесли не только дом, где он жил когда-то, но и улицу – а вместо них громоздились новые халупы, притом было заметно, что под ними ещё недавно были весьма продуманные многоквартирные коттеджи. Ещё один проект спасения Хупанорро пропал втуне, ехидно подумала я, волочась за мулатом. Хотя настроение моё подупало…

За расспросами (требовалось непременно соблюсти все положенные ритуалы вплоть до скорости касания носом) и осторожными перемещениями от одного микрорайона к другому наступил вечер. Мар начал хромать и на мой вопрос неохотно пожаловался, что натёр ногу. Я была великодушна и предложила сесть где-то в уголке и помочь, чем могу. Но Мар отчего-то смутился, заметался и ушёл в глухой отказ. Даже отбежал в сторонку. Я спросила, что же его так возмутило, а он не смог толком объяснить. Значит, дырки в животе закрывать – дело Богоугодное, а волдыри с мозолями – грех? Хотя, как по мне, никакой разницы. Но спорить я не стала – известное дело, насильно мил не будешь, а дуракам везде у нас дорога. Мар так и остался припадать на левую, аки подбитая уточка.

Тайк был настроён оптимистично, но лишь около полуночи мы вышли к шумному домищу о трёх этажах, во всех окнах которого горел свет, а где-то во дворе мерно и тихо стучали барабаны. Дом был сам по себе зажат меж пышных и шумных построек других хупарских семей. От неожиданности я запнулась, а Мар кашлянул. Нехилая семейка у бабушки Тайка. Да тут, наверное, полсотни человек жило, если не больше. Знать бы ещё, по адресу ли мы притащились в этот грустный и тёмный час? Еле волоча ноги, Тайк двинулся на разведку (тот дом или не тот?), но спустя полчаса мы уже поднимались по скрипучей и гулкой лестнице на чердак этого муравейника.

Под нами всё гудело, и скрип ступенек под нашими ногами мешался с взрывами хохота, детским плачем, глухим ритмом «домашних» барабанов, шагами и прочими звуками присутствия многих десятков людей. На лестнице пахло едой, свежим хлебом, простым табачным дымом, детскими неожиданностями. По правде говоря, я всерьёз опасалась, как бы это клановое сооружение не рухнуло от наших шагов (как от последней капли). Но, кто бы не строил это жилище, двоих лишних аллонга оно вынесло… Лестница закончилась тесной площадкой с резными перилами, тёмными от времени и касания многих рук.

– Сюда… – пробормотал Тайк, вежливо пропуская нас вперёд. Странно, до сих пор он вёл себя, как тер-карелец, а не как коммунальный, – Это бабушка Бош. Это господа, о которых я говорил, бабушка, – и он смирённо замер в уголке – стоя, хотя там было целых три незанятых стула!

От неожиданности я растерялась. С кем он говорит? Да ещё с таким трепетом, будто Братьев-Богов узрел, и все былые грехи ему тут разом и явились? В комнатке было полутемно, всю её занимали расшитые яркие покрывала, полностью скрывавшие за собой мебель, тёмные окна, дощатые стены, и среди этого безумия я не сразу заметила необъятную древнюю шоколадную женщину, затянутую в многоцветный халат с целой тысячей, наверное, оттопыренных карманов – и из каждого из них что-то торчало: нитки, лоскуты, исписанные карандашом бумажки, дешёвые «карманные» книжки, платки и даже… пластмассовая хлопушка для мух! На голове бабушки Бош высилось лихо свёрнутое сооружение из не менее чем трёх квадратных шагов цветастой ткани. Сама же хозяйка сидела на стуле, прямо в центре комнаты, да с таким достойным и строгим видом, что заносчивый Мудрейший Соннарш должен был удавиться от зависти и снова пойти первогодком в гуарро философии. Должно быть, старушка заняла такую позицию, пока мы ковыляли по ступенькам. Или, может, это её обычная поза.

– Садитесь, господа, – с невыразимым достоинством промолвила она, вставая навстречу нам, и тот же час велела, – Сделай чаю, внук Тайк. И ужин принеси.

Бедный мулат удалился с самым несчастным видом. Воображаю, как он будет объяснять на кухне, кто он такой…

– Садитесь, молодые господа, – произнесла бабушка Бош, едва за Тайком закрылась старая дощатая дверь, и сварливо извинилась, – Мой непутёвый внук мог бы и сам додуматься, что вам нужно поесть как следует, а то ведь аллонга сами могут и с голоду помереть, если кое-кто забудет про свои обязанности!

Мар открыл рот – и закрыл. Кажется, мы с ним подумали про одно и то же.

– Вот ведь, как оно выходит, если нарушаешь Порядок! – назидательно провозгласила старушенция, – Ну да в доме старой Бош всегда помнят о нём, что бы там не надумывали белые детишки! И горе тому лентяю, кто вздумает об этом забыть! – грозно нахмурилась она, изображая, видимо, что ждёт её многочисленных отпрысков в случае ослушания.

Вот так. И попали мы в лапы к заботливой нянюшке-переростку, от которой бы даже глава Совета Мудрейших уполз лишь с тщательно вытертым носом и до ушей подтянутыми штанами. От бабушки Бош веяло абсолютно непрошибаемой уверенностью в правильности её мира, так что мы оба, кажется, слегка оробели.

– Уважаемая Бош, нам необходима помощь, и притом весьма деликатного свойства… – начал Мар.

– Знаю я ваши свойства, знаю, – белозубо улыбнулась толстая старуха, извлекая из одного из своих карманов двойную металлическую фигурку. Я видела такие в глубоком детстве – их тайком от Мудрейших делали хупара, и они изображали Братьев-Богов – хотя, подозреваю, о свойстве шоколадных всё персонифицировать и овеществлять и в Совете Мудрейших, и в отделе идеологии отлично знали… – Боги всё сделали таким логичным, – она потёрла фигурку старыми пальцами-сосисками с бежевыми ногтями, – и что молодёжь вечно пытается нарушить правила? Но уж что-то придумаю я для вас… – она со вздохом спрятала фигурку и достала носовой платок размером с Бмхати (такой же красный), – Хотя, если подумать как следует – сварливо продолжила она, вытирая нос, – а в моём возрасте люди это делают чаще, чем когда они зелены! – выходит, что такое местечко, как это ваш Карел, ну никак не выкинуть на свалку, уж вы мне поверьте, дорогие мои!

Она неспешно встала со своего стула и проковыляла к окну, занавешенному одним из этих невообразимых покрывал из кусочков старых одёжек. Отчего-то мельком выглянула в щель и снова вернулась в центр комнаты.

– Беда с Карелом, а?

Мы с Маром переглянулись.

– А многие об этом знают?

– Мир слухами полон. А хупара везде живут. И про Карел слышно, и про то, почему так. Снесли его опять. Нюхачи хреновы.

– Гм… – сказала я.

Старуха тепло улыбнулась.

– Я стара, молодая госпожа. Слишком стара, чтобы боятся или врать. Я выростила десятерых детей, тридцать внуков. А ещё троих белых детишек нянчила! – гордо сказала Бош. Вот откуда её уверенные манеры в общениии с белой молодёжью. – Нет разницы, дорогие мои. То-то же! Нет разницы между детьми. Уж я-то знаю. Особенно коли дети чем-то не такие, как положено, а в жизни всякое бывает. Жизнь… она… не слишком-то прямая, – задумчиво проговорила старуха, и я удивлённо глянула на неё – такая ересь никак не вязалась с образом охранительницы Порядка, – Но не сносить же им головы по этой причине, верно? Вот они и уходили в этот ваш Карел, это точно… А теперь опять некуда… Да где же этот Тайк, лентяй он эдакий?

– А у родни не возникнут сомнения, отчего это Тайк вернулся домой? – спросил Мар, – Может, ему стоило прятаться?

– Как же, спрятался бы он… – покачала головой Бош, – вы ж, поди, много часов нас искали. Так теперь почитай весь Хупанорро знает, что Тайк-мулат, сын семейной Догаши из Жухины, вернулся.

Я ощутила, как Мар напрягся и тихо зарычал себе под нос. Боится утечки информации. Рычал Мар скорее в мой адрес – ведь идея ехать в Город была моей! Но я не боялась предательства со стороны хупара. Всякие «серые» были куда опаснее, а тут, в столице, их не сыскать с фонарём. Хотя, безусловно, есть вербованые Комитетом хупара, но они вряд ли сольют родича. Вот белого могут. Особенно такого странного белого, как Санда – и я остро ощутила, что мои рыжеватые волосы прикрыты от Мира лишь куцей тряпицей в горошек…

Тайк – сын семейной хупара? Это многое объясняло… хотя и задавало кучу новых вопросов. Например, выходило, что Бош никак не могла быть кровной роднёй для нашего приятеля! У семейной шоколадной не могло быть родичей в Хупанорро. А с некровной роднёй у хупара целая система – и разные её ступени имеют разную ценность для субъекта имярек. Некоторые достойны лишь кивка на улице – за другие они глотку перегрызут, как за своих. И вот это было куда тревожнее.

Из-за двери донесся скрип и топот нескольких пар ног, через минуту в дверь вошли трое мужчин, ведомые нашим мулатом. Все они были нагружены подносами с едой, кувшинчиками, полотенцами и посудой, и всё это они начали споро и умело раскладывать на столе Бош, предварительно (трепетно!) убрав с него бабкино рукоделье. Хоть Мир гори, хупара устроят вам быт по высшему классу… Это просто невероятно, до чего складно и красиво у них получается даже картошку с мясом на тарелку выложить! Я бы хоть лопнула, а ничего эстетичнее картофельно-мясной биомассы приготовить не смогла бы. Зато (подумала я для обретения равновесия) я всё-таки могу возвести в квадрат хотя бы основные числа и не падаю в обморок от ядерной физики! Но от близости картошки мой желудок взвыл до неприличия громко, Бош присияла (как будто в том была её личная заслуга) и самолично приставила стул к столу.