Текст книги "Предатели Мира"

Автор книги: Екатерина Пекур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Ты… правда этого хочешь?! – изумлённо закричала я.

– Да. Я очень хочу от тебя ребёнка. Хочу нормальную человеческую семью.

– Попробую, – смущенно пробормотала я.

Странно, но эта мысль не показалась мне такой уж дикой – что, если мы все-таки выживем, у нас могут быть дети. Боги… Родить ему нового человека. Маленького не знаю кого по имени да Лигарра. Однажды позволив этой мысли заполнить себя, я уткнулась носом в его плечо и улыбнулась. Мне уже вообще никакие мысли не казались невозможными – а от этой мне стало невыносимо тепло и хорошо… Я хотела этого. Родить ему ребёнка. Быть пузатой. Жить и не бояться удара из-за угла. Со мной уже столько всего произошло за этот месяц, что некоторым людям этого бы хватило на всю жизнь. Но я представила себе этого маленького человечка, розового, слюнявого и совершенно моего – и это вдруг вернуло мне точку опоры. Цель, ради которой стоит выжить. Хотя вряд ли, конечно, у нас получится бриз. И уж точно не рыжий, улыбнулась я про себя. Но если он хочет… вдруг? Ведь я же сайти с полноценным Даром.

– Карун, – позвала я в сумерках какое-то время спустя, – Скажи, а тебя всё это не смущает?

– Что именно?

Я помялась и с улыбкой произнесла:

– Если допустить, что мы всё-таки туда попадём – невзирая на все сложности – ведь тебе же придётся жить среди них. Нам же с ними контактировать придётся. Мне и тебе. Об убежище просить. Мне казалось, ты их раньше достаточно сильно ненавидел.

Карун хмыкнул.

– На самом деле, для меня это уже несущественно.

– Почему?

– Я тут почитал на досуге. В биологической литературе порылся… Гм, на самом деле в школьном учебнике, – мне показалось, что он ощущает неловкость, ступая на столь малоизвестную для него почву, как биология. Я кивнула, подбадривая его, – Освежил в памяти и понял, что меня так тревожило. Выходит, что если у аллонга, хупара и бризов могут быть дети, притом жизнеспособные, – он помялся, – то все мы относимся к одному биологическому виду. Генетически мы вроде как одинаковые, только способности разные, хотя я это не очень понимаю. Итак, с общенаучной точки зрения нельзя говорить, что рыжие не люди. Они, выходит, такие же люди, как и две расы Мира. И отличаются бризы от аллонга, если уж на то пошлС, – продолжил он, – куда меньше, чем аллонга и хупара отличаются друг от друга. Мы ближе внешне и по уровню интеллекта. В общем, история-то крайне странная получается, и корни её, если я хоть что-то понимаю, ведут в Хупарскую Смуту, если не ещё дальше. Разобраться я не могу, но это всё – факт.

– А с точки зрения Веры? Как там насчет отсутствия души? – скептически уточнила я, закрывая разинутый рот. Вот она, польза логического склада ума! Он даже не смутился от того, что всё это шло вразрез с катехизисом. Нелогично – значит, неверно. Жуть. Я обожаю этого человека за его мозги.

– Я душу в руках не держал, – проворчал Карун, – Ни свою, ни твою, ни Мудрейшего Лорриани, который в утренней программе лекции читает. Да и какой практический смысл в споре, если ли у бризов душа, если я не в состоянии отличить бриза по поведению и ценностям? То, что кажется гармоничным и целесообразным для меня, точно также выглядит для рыжего. Итак, вопрос бессмысленен?

– Я как-то не смотрела на вещи с этой точки зрения, – призналась я.

– Всё твое классическое образование, – хохотнул Карун, – смешно, но даже теперь оно диктует твоё поведение.

– Отец постарался вырастить из меня образцовую аллонга, – хихикнула я.

– Он испугался, – пожал плечами Карун, – После троих совершенно обычных белых детей он родил рыжеватую девочку с ужасающими способностями даже к арифмерике и зачатками третьего века. И с такой красивой формой носа, – я издала предупреждающее рычание, но с улыбкой отмахнулся, – Фактически бриза – для тех, кто разбирается в этом. Твои глаза никто не заметил, а вот волосы стали притчей во языцех. Но твой отец знал, что тебе грозит нечто более серьёзное, чем насмешки. Твоё досье имело три тома. – Я порывисто вздохнула. – Было бы глупо считать, что бризы могут заслать к нам такого нелепого агента, но за твоими родителями наблюдали особенно тщательно. И за тобой. Теперь понимаю, почему. Тень. Особенно, конечно, за отцом – только у него в юности были странные моменты. – Я тихо выругалась, а он прижал меня к себе и весело сказал «ерунда, так часто бывает», – В итоге тебя сочли «генетической ошибкой Смуты», – продолжил он, – но представляю, в каком напряжении твой отец жил долгие годы. Ведь ты могла проявиться в любой момент.

– Но он сказал, что нарочно дал мне такое воспитание, чтобы заблокировать мои потенциальные способности.

– Санда, это могло сработать, когда ты уже стала взрослой, – терпеливо и как-то даже встревоженно проговорил Карун – как будто речь шла о нынешней, а не о давно миновавшей опасности, – А пока ты была ребёнком и даже подростком, это могло случиться в любой миг, бессознательно. Дети падают, разбивают себе нос, шкодничают – даже в самых рафинированных семьях. А уж зная тебя… Ты представляешь, что бы из этого вышло? Не факт, что он мог провалиться, как агент. Еще следовало доказать, что он или твоя мать не люди, а это на деле почти невозможно. Но к тебе в любом случае пришли бы чужие люди.

Дар приходит сам по себе у детей. Голос Лак'ора Даорриды Серой Скалы, моего доброго учителя, неожиданно поверг меня в пучину стыда (как же я могла об этом забыть?) и ужаса. Я же могла… Создатель…

– А такое когда-нибудь случалось? Чтобы арестовывали детей? Или целые Семьи? – испуганно пробормотала я.

– Семьи – да. За небольшими помилованиями, конечно, – тихо сказал Карун, – Про маленьких детей не слышал. Подростка я раскрыл своими руками. Только это был полноценный агент.

– И сколько ему было? – встрепенулась я.

– Ей. Пятнадцать.

Я вдруг остро вспомнила себя в пятнадцать лет. Я поступила в Школу. Я впервые влюбилась… Я ещё не умела носить «взрослую» женскую одежду и иногда дралась с мальчиками. Пятнадцать лет – это до Тени мало, чтобы оказаться в подвале контрразведки. Где есть всякие да Кордоре. Мамочки…

– Ты… что-то чувствовал при этом? Или ты просто… ненавидел её..? – пробормотала я с внезапным испугом. Не за ту давно погибшую девочку – за живую себя.

Неожиданно я приняла от Каруна эмоциональный всплеск – короткий и ясный, как удар молнии. Ярость – почти все его чувства были замешаны на ярости – и, неожиданно – острое чувство вины и злое удовлетворение, словно тогда он сделал что-то вопреки правилам, но по совести. Я застыла от удивления. Я не ожидала от него такой странной реакции.

– Я сделал свою работу, – ровным голосом сказал он, – Спецпрактику защитали с отличием. Легенда выпуска.

– Почему? – заинтересовалась я, но я знала, что о тех чувствах он не расскажет. Это было что-то слишком личное – а свое личное он берег с остервенением человека, которому личное не было полагалось вовсе (я знала это, так как однажды сама перешла в категорию «слишком личного для Каруна да Лигарры»).

– В двадцать два года не бывает самостоятельных Раскрытий. Сразу получил четвёртый ранг. Третий помощник спецоперу Института Теоретической Математики. Через год – пятый ранг, второй помощник. Потом шестой и перевод в «Каурру», первый помощник, ещё через полгода – специальный уполномоченый Института.

Вот и вся трудовая биография моего супруга (не считая пыток в четвертом отделе, разжалования и травли). Блестяще, головокружительно и жутко. То есть должно было быть жутко, но я не испытывала никаких таких чувств. Я задыхалась в идущем от него потоке ярости – он до сих пор не мог о чём-то позабыть. И я снова подумала о том, что могло меня ждать в детстве. Вот от этого было действительно жутко.

– Она была бризом?

Карун молча и крепко обнял меня.

– Засланной аллонга. Старшие и заподозрили. Санда, чего тебя тянет на эти расспросы? Совесть меня не мучит. Уж что было, всё моё. Но как-то неловко рассказывать об этом тебе.

Я пожала плечами и с улыбкой ответила:

– Что поделать – мне нравится узнавать что-то про тебя, а все такие разговоры сводятся к суровым будням контрразведки. Но ты же давно знаешь, что меня это совершенно не тревожит. Уж поверь, я тоже знала, кому давала Слово.

Карун порывисто вздохнул.

– Санда, ну что тебе рассказать?! – чуть не зарычал он, – Я убил её. Своими руками.

– Я знаю, – спокойно сказала я, – Но тогда она была для тебя врагом.

Он осёкся.

– Санда, в кого я тебя превращаю..?

Я сжала его руку.

– Ты ни в кого меня не превращаешь, – улыбнулась я, – Ты позволяешь мне быть собой. Бестолковой, вечно хихикающей идеалисткой. Я знаю, что ты бываешь страшным. И очень жёстким. Я знаю, что у тебя были другие женщины до меня. И кого-то из них, наверное, ты брал силой. Но зато мне больше не нужно возводить вокруг себя броню с колючками. Ты пустил меня внутрь своей. А твоя злость не касается твоей середины. И мне там… очень уютно и тепло.

Он сел и уложил меня к себе на колени.

– Я не знаю, во что мне верить и что чувствовать. Я на самом деле запутался. Прости, мне слишком сложно об этом говорить…

– Мне кажется, ты слишком переживаешь из-за того случая. Больше, чем человек, который просто сделал свою работу, – улыбнулась я.

– Я убил её, – повторил он, – я дожен был с ней поговорить и передать группе дознания. Шестерым здоровым мужикам. Если бы я не добился от неё признания, она пошла бы на «бессрочное». Пятого уровня. Я… не знаю, что на меня нашло… она же была не первая и не последняя. Нас же заставляли убивать во время учёбы. Но я вдруг… ну, в общем, неважно… она дала показания через полчаса. Сама. Да зачем тебе знать, как. Но дала. Это было… легче для неё. И… я растворил пачку снотворного в воде и напоил её. Она и не заметила. Уснула и больше не боялась. Даже меня – хотя что я перед тем с ней делал… Но я же пообещал ей, что если она всё расскажет, страшно больше не будет…

Меня пробрала дрожь, но я сжала зубы и ещё крепче прижалась лбом к его руке. Я должна это знать. Я летаю, а он палач. Это то, что между нами. Общее на двоих. И никак иначе это не пережить. «Заставляли убивать»… Мы оба запутались.

– Руководитель практики еле подписал мои документы. За следующие годы ко мне ни разу не подпустили ни одну женщину такого типа. Всё боялись, что я поведу себя неадекватно. Но со временем черствеешь… а уж на серьёзной должности – так и подавно.

Вот что значит «жалостливый сотрудник КСН». Но я начинала понимать, что и это была слишком большая роскошь. Создатель, эта структура на щадила в первую очередь своих. Однако – смешно, но психологи Комитета все-таки оказались правы…

– Почему у вас там всё так жёстко? – тихо спросила я.

Он пожал плечами и обнял меня покрепче.

Да уж, глупый вопрос. Я зарылась носом в его волосы и долго молчала.

На нас опустилась глубокая ночь. В абсолютной тьме звуки казались ватными и чужими, где-то закричала неведомая мне ночная птица, а я вдруг подумала, как же, интересно, бризы находят дорогу, случись им летать безо всякого света?

– Карун. Можно я спрошу у тебя что-то страшное? Если ты не сможешь ответить – не отвечай. Только… пообещай, что не обидишься, ладно?

Он хохотнул.

– Даже не могу вообразить, что ты задумала. Конечно. Я постараюсь ответить.

– Скажи мне, почему ты ушёл..? Если знал, что тебя живьём зароют..? Тогда, в Прегорьях. То есть я знаю, почему, но…

На очень долгое время стало тихо. Наверное, мне не следовало этого касаться, но, если я хоть что-то понимала, этот вопрос был критическим – чтобы узнать человека, с которым я собиралась провести всю свою жизнь. Уж сколько её ни осталось.

– Я растерялся, – наконец проговорил он, – И те два дня, пока я на попутках добирался до Города, наверное, были самыми тяжелыми днями в моей жизни.

– Почему? – спросила я.

– Я выбирал между тобой и присягой.

Я сжалась, представив на секунду несопоставимость этих вещей и сам факт подъёма такого вопроса.

– И что..?

– Конечно, я выбрал присягу, – тихо сказал Карун, – Но всё это время я ни о чём не мог думать, кроме как о том, какие бы у нас были дети. Могли бы быть. Я знаю, ты думаешь – мужчины обычно не беспокоятся об этом. Но я не знаю, что на меня нашло. Это вдруг стало важнее дыхания. Я всю жизнь потратил на поиски человека, которому я мог бы доверять. И я вдруг понял… что у меня уже никогда ничего не будет. Ни близких людей, ни настоящего дома. Ничего. Никогда не было и уже никогда не будет. Я «отработанный». И я всё думал… это стоит того? Моё честное Слово и Долг – стоят или нет чьей-то жизни? Рыжая, это так страшно – делать то, что ты должен, если ты уже ни в Тень не веришь… Знаешь, я так обрадовался, когда увидел тебя у твоего подъезда.

Мои глаза наполнились слезами, но я молчала.

– Самое странное – я ведь никогда до этого не ощущал себя обделённым. Это казалось таким естественным – жить в одиночестве и ни о ком не заботиться. Но меня почему-то всё время мучало ощущение, что я должен… чем-то восполнить то, что я сделал… Эту мёртвую девочку… Почему она так меня задела? Именно она..? Ведь были же другие..? Я не знаю. Но я должен выростить новую, понимаешь? Я что-то сделал не так. Я только знал, что ничего не выйдет. Они мне не верили, а я не верил им. Но людям так нельзя жить. Я знал, что я никогда не найду… никого.

Я подумала о человеке, который поехал за мной в «Белую Башню». В драке с собой, собственной памятью и настоящим, которое он не мог изменить – но он всё-таки попытался это сделать. Впервые в жизни идти самому. И ему это удалось.

– Я тоже так думала. Что я никого не найду.

– Глупости какие.

– Ты же знаешь, что это правда. Что я так и думала.

Ночь. Тишина. Я смущенно засмеялась.

– Мне нравилось моё одиночество. Все мои друзья давно переженились – а у меня даже не возникало мысли, что мне чего-то не хватает.

– Жуткая парочка старых одиночек.

Меня поцеловали в ухо. Я засмеялась.

– Ты продолжай… про год назад.

– Да что? Дальше ты уже знаешь. Честно пытался отыграть назад. Мне казалось, если я буду механически делать свою работу, всё войдёт в своё русло, и я как-то… забуду о том, что всё изменилось. Хотя я же понимал, что как только я появлюсь, меня порежут на кусочки. Наверное, я допустил ошибку – мне не следовало соваться в бюро. Не знаю, под мобиль кинуться или уж сразу бежать во внутренние расследования… Я был совершенно неадекватен – но я это осознал уже на ковре у Главного… так сказать, при контакте с суровой реальностью. Ты же общалась с да Лорро?

– С жирной ящерицей из второго? – улыбнулась я, ощущая, тем не менее, предательский холодок в животе. Тень. Вот не стоило на ночь глядя поминать жуткого шефа второго линейного..!

– Так вот, он действительно заносчивая ящерица по сравнению с моим старым начальником. Думаешь, зря его так прозывАли – «Главный?» Страшнее и неоднозначнее человека, пожалуй, во всем Комитете не найти. Ну, кроме тех, о которых не упоминают, – поправился он.

Я прокашлялась. Мои мозги (может быть, к счастью) не могли вообразить что-то хуже господина да Лорро, но от этого мне стало ещё неуютней.

– Но его так ещё и с уважением звали, понимаешь? Главный – человек, и за своих всегда горой стоял. Это единственное, что меня спасло. Я говорил с ним и понимал, что живым мне оттуда не выйти. Я влез в ситуацию настолько странную и подозрительную, что хоть бы кости собрать! Нарушил всё, что только можно было нарушить. Пропадал без вести в Предгорьях – ну ты вообрази? В общем, делать всё по правилам и принять любую судьбу – это был единственный вариант поведения. И я упросил шефа отпустить меня домой – собраться с мыслями и прийти в себя. Я частично доложил о случившемся и дал слово отчитаться на рассвете. Тогда я ещё был на очень хорошем счету у руководства, а в такой ситуации тебе обычно многое спускается из того, за что другим уже снимают голову. Он разрешил. К несчастью для себя. Насколько я знаю, у него были немалые неприятности из-за этого гуманизма. Но я дописал отчёт до событий в «Белой Башне», и понял, что я впервые не могу этого сделать. Ты была бы… – он запнулся, и я снова приняла на себя отпечаток его ярости и боли.

Я была бы, как та девочка пятнадцати лет. Мертва. А ещё раньше… только вряд ли на свете был ещё один молодой и добросердечный да Лигарра. К тому же, бризы не люди, чтобы их жалеть…

– Если бы мы смогли тогда как-то избегнуть этого кошмара. И вытереть из жизни улицу Пин. Но я тогда… испугалась.

– Я тоже… – тихо прошептал он, – Впервые в жизни я не знал как быть. Мне казалось, что умереть самому – это будет самым верным решением. Но когда я пришел в себя в госпитале… я только тогда сумел всё спокойно обдумать. И решить. На самом деле, спасибо тебе за твою попытку меня прикончить. У меня хоть алиби появилось, – его голос улыбнулся, – И возможность сделать хоть что-то, а не идти, как скотина на забой. Я подумал – может быть, мы ещё увидимся. И ты уцелеешь. Ты же пообещала поцеловать меня в следующуй жизни. Выходит, вот она и наступила. После смерти.

Подтянувшись к его щеке, я крепко прижалась к его коже губами. Это доставляло мне такое удовольствие, что я даже переживала за своё душевное здоровье.

– Это слишком сложно, Рыжая, – прошептал он в темноте, – Я даже сейчас не чувствую, что я вне Системы. В Комитете не бывает бывших. Мы действующие или мертвые. Но и тогда мы не бывшие, – проговорил он, – А я ещё жив. И я пытаюсь… стать бывшим. Наверное, первым на свете, – в его голосе мелькнула ирония, – Будучи в здравом уме и ясной памяти я собираюсь жить с тобой. Защищать тебя до последнего вздоха. В мире с этой новой средой, если она рискнёт меня принять. Если нет, хотя бы вытащить тебя из этой передряги. И каким-то образом не стать предателем данного ранее Слова.

– Тебя это так сильно беспокоит – то, что ты уходишь из Системы? – тревожно произнесла я. Я ощущала, что ему нужно выговорится – он молчал год, прожитый в непробиваемом панцире, и даже, наверное, думать не смел ни о чём постороннем – я не представляла себе, как это можно вынести и не сойти с ума.

– Я прожил в ней всю сознательную жизнь. Я клялся честью. Сомнения меня не мучают. Мне уже нет дороги назад. Нет и не будет. Но если ты нарушишь одно Слово – тебе уже никто не поверит в будущем. Если бы в Адди мне позволили подвести черту под прошлым и действительно жить начать сначала… Я просто не вижу иного выхода – чтобы жить со спокойным сердцем.

– Они захотят, чтобы ты говорил. За это, подозреваю, Совет простит тебе многое, – тревожно произнесла я.

– Видимо, ничего не попишешь. Моё решение – мне и нести последствия.

Я беспокойно пошевелилась на его плече. Я поняла, на что он намекал. Сделав мне предложение и получив безоговорочное согласие, он стал слишком уязвим. Члены Семьи – навеки единое целое. Мы оба были так воспитаны – в строгих традициях Порядка, и оба, насколько я знала, не допускали теперь, что мы разлучимся из-за каких бы то ни было причин. Но одновременно он напрочь лишил себя пространства для манёвра. Потому что он знал, что тогда я пойду за ним даже в Тень. И было весьма вероятно, ему придётся выбирать между двумя Словами – старым и новым. Снова между собственной честью и моей жизнью.

– Мне бы не хотелось, чтобы это лежало на твоей душе.

– Я решил, Санда. И уже давно. Ты же не допускаешь, что я не мог прогнозировать такую ситуацию? – зловредно хихикнул он, – Ну, примерно такую? К сожалению, мозги мои так устроены, что я всё анализирую. Так что я совершенно чётко знал, на что я иду, когда симулировал амнезию. Что история будет долгая и нравственно сложная.

– Тебе было страшно? – прошептала я.

– Ну я же живой человек… – улыбнулся его голос.

– Прости. Я, наверное, какие-то глупости спрашиваю… – смутилась я.

Смех в темноте, на ухо.

– Ничего. На самом деле, я здорово струхнул, только когда мне наручники за спиной одели. Думал, обойдусь легче.

– А это что-то значит? – забеспокоилась я.

– Что шутки закончились, – спокойно вздохнул Карун.

– С какого уровня в твоём понимании они заканчиваются?

В темноте он закрыл мой рот ладонью.

– Рыжая. Живи спокойно, – с улыбкой в голосе сказал он, – Оставь это мне.

Наверное, он не просто так мне это говорил. Наверное, меня ещё будут мучить кошмары о тех днях, что я провела в подвале второго отдела… Наверное…

– Все твоё теперь и моё тоже, – тихо отрезала я.

Какое-то время мы оба молчали.

– С четвертого. Руки за спиной – форма доставки на дознание четвертого уровня.

В моём животе коротко свелС. Страшно. Вот это действительно.

– Ага, – тем не менее, я нашла в себе силы шутливо возмутиться, – То есть то, что со мной хотел сделать этот урод из вашего подвала – это ещё шутки?

– Вообще-то этот урод злостно нарушал инструкции (которые же не зря писаны), – проворчал Карун, – За что неоднократно получал дружеские порицания, начальственные взыскания и просто по морде.

– И ты тоже с ним дрался?

– Нет. Даже будучи в ноль разжалованным, я не мог выходить с ним на прямой мордобой. Это была бы полная дисквалификация и нечто, роняющее моё достоинство. Я кадровый офицер с высшей подготовкой – а он чистый допросчик. Это все знали. Предполагалось, что я могу поставить его на место, не вставая со стула. И даже принудить к подчинению.

– А ведь ты можешь, – с восторгом заметила я.

Он вздохнул, потом тихо засмеялся.

– Знаешь, я ведь сейчас подумал – ведь я впустил тебя под свои, как ты говоришь, колючки ещё при нашей первой встрече. И знаешь, когда именно? – ехидно поинтересовался он.

– Нет, – сказала я, вспоминая свою давнюю, позыбытую за месяцы и события, холодную злость от пропажи Лапарси да Ринна. И необходимости общаться с чудовищем в кресле директора да Растана. Улыбнулась. Если б я знала, что это мой будущий муж. Я бы памятник да Ринну поставила.

– Когда ты спросила у меня, что происходит, – засмеялся Карун, – И чем таким секретным занимался Парси.

Я вспомнила и захихикала.

– Я подумал, что эта добрая любознательная растяпа непременно попадёт в беду, если я не научу её осторожности. Причём, в отличие от многих других людей, попадёт совершенно незаслуженно, а только из желания сделать всем добро!

– И тогда ты принудил меня к совершенно чуждой мне деятельности..? – коварно уточнила я.

– Мне все равно нужно было кого-то использовать. А тебе так нравилось играть в тайного агента, что ты напрочь забывала не только про страх перед Комитетом, но и даже про элементарное уважение ко мне, – хохотнул он.

– Тебя послушать, выходит какой-то большой пятилетний ребёнок.

Меня обняли и снова поцеловали в ухо.

– Санда. Ты и есть ребёнок. В своё время я даже удивился, узнав, сколько тебе на самом деле лет.

– Не старше пятнадцати, – решила я, – Итак, ты совратил малолетнюю.

Ну, не то, чтоб совратил, улыбнулась я в темноте, но – однозначно – морально и религиозно растлил! Ибо кто затянул меня на борт риннолёта? Кто слил мне секретную информацию? Кто уговаривал меня сбежать в Горы, принять саму себя и всё такое? Если уж на то пошло, кто первый начал целоваться – а также начал во второй, в третий и во все прочие разы тоже, а также научил меня всему тому, о чём прилично воспитанные девицы и думать не умеют? Боги, если подумать, так ещё кто из нас двоих больший хулиган и раздолбай..?!

– На самом деле, это была счастливая случайность, когда я набрался наглости тебя поцеловать, – вдруг признался Карун, – Сама понимаешь, при ином раскладе мы бы никогда не переступили границ. – Неожиданно я с потрясающей остротой вспомнила, чем закончился тот «поцелуй», и у меня сладко свело в животе.

– У нас и впрямь Неделя Радости проходит без дела, – решительно сказала я, – А то вот убьют нас, и так и не начнём радоваться по-настоящему…

Засмеявшись, он обнял меня и начал целовать. Как тогда. И, поверьте, с тем же эффектом.

Это было неописуемо хорошо, как будто я вернулась домой. По-моему, мы оба плакали. А потом случилась какая-то необыкновенная вещь. Я уснула на руках у Каруна, как ребёнок – запрокинув голову и раскрыв рот. Я больше не могла быть сильной и самостоятельной. Не круглосуточно… Пусть на несколько часов ночи – но я позволила себе отпустить штурвал. И, наверное, это была самая счастливая ночь в моей жизни…