Текст книги "Предатели Мира"

Автор книги: Екатерина Пекур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Более того, не один только Мар мог искать меня по Миру.

Если Кинай нечаянно услышал разговор Мара с «торговцем», он вполне мог кинуться домой и по дороге… проглотить язык в сомнениях. С одной стороны, он не смел предать любимого Мара, с другой – он знал, что Мар под давлением совершает нечто плохое по отношению ко мне. Эта дилемма сварила мозги Киная вкрутую. Кроме того, ведь он понимал, что оказаться в Тер-Кареле во время зачистки – дело конченное, итак его жестокие тревоги и плохой аппетит становились легко объяснимы… Но он так и не решился предать хозяина, и только в последние минуты перед смертью прохрипел свои «он не виноват, его заставили»…

Как быть с Шаонком и его обещаниями? О чём они с Маром говорили в кладовке особняка в Ругорре? Мог ли Мар уже тогда сообразить, что жизнь и защиту для себя можно купить у другой Семьи Десятки в обмен на «кое-кого ценного, нужного господину Фернаду». Вряд ли Мар сливал бы информацию о моей важности проходимцу навроде Шаонка Йорни, но он мог намекнуть или хитро сплести что-то вроде полуправды. Ведь я была ему «дороже жизни». Вот именно. Ко мне подступила тошнота. Дороже жизни, только Шаонк неверно истолковал его слова. Да и я тоже.

Гадко быть в таком положении! Боги! Точно в дерьме по уши – тем более, что в дерьме от собственных низких умственных способностей, от собственной слепоты!

Когда Шаонк потащил меня в поле, Мар чуть с ума не сошел от столкновения моральных и практических проблем… но я тогда ничего не поняла и не заметила.

Мой выстрел опять спутал все планы, но Мар согласился ехать в Город едва ли не над трупом Шаонка – это была новая (и относительно простая) возможность всё-таки выполнить задание. Вообще кто знает – у него мог быть лимит по времени. И всё это время – Боги свидетели – он действительно был растерян и угнетён. Ведь неудача следовала за неудачей, а он уже лишился друга (Киная) и мог потерять того человека, кем его шантажировали.

Пока я шастала по паркам, наблюдая за Валлером и компанией, он тоже покинул Хупанорро и слил информацию, что я в Городе. Но планы Мара едва не пошли прахом, когда оказалось, что нам надо немедленно бежать – вот почему он был так напуган и дезориентирован! И лишь потом он смог выполнить задачу.

Притом, мелькнуло у меня, Мар всё это время не мог определиться, не переходит ли он в моём лице дорогу Комитету. Он выдумал себе такую возможность (на самом деле, реальную), пока мы ехали по Бмхати, а я не разубедила его. Он колебался, правильно ли он поступает, не гнётся ли он под слабого, на которого есть управа. Не зря же да Луна выпытывал моё мнение о том, кто из сильнее – КСН или Десятка. Но это, может быть, на время спасло мне жизнь.

Могло ли всё это быть так?

На самом деле, ведь я не знала. Хотя все это было подозрительно логичным. Наверное, подумала я отстранённо, будь моя фамилия да Лигарра, я бы распутала эту кашу ещё в самом начале. Но я всего лишь да Кун, и то поддельная. Трудно подозревать близких в гадостях, если у тебя нет навыка к таким вещам. Если тебя ещё ни разу не обманывали столь жестоко, цинично и очевидно.

Я шла и шла, не разбирая дороги, а потом нашла какую-то скамью и упала на неё. Стояла ночь, светили фонари. Шуршала листва в кронах. Где-то пилила одинокая городская цикада. Я сидела на скамейке в странном оцепенении, и меня немножко морозило – ночи в Месяце Раздумий бывали холодными, а я почти не находила в себе сил включать обогрев. Куда мне..? Что мне делать?

Я погибла. Наверное, у меня действительно не было выхода – мне надо уходить в Горы. Пусть прокрутят в стиральной машинке, пусть накажут – но я хотя бы выживу. Может быть, выживу. Если то, что я натворила год назад, не потянет на смертную казнь. Горько. Невыносимо обидно. Ты хотела, как лучше. Ты следовала своим убеждением. Ты попыталась, Санда да Кун. Ты попыталась изменить Мир. Ты не смогла.

Я встала и побрела. Я не видела дороги и не понимала, куда я иду. Пустое одиночество, отчаяние стояли за моей спиной. Не на кого положиться. Сама. Безумно сама. Одна против Мира – и уже никто не протянет руки. Лишь один протянул – но ты его убила. Доброго, сильного человека, который всего лишь следовал своим убеждениям.

Как и Мар – своим. Да и то – насильно. Мар действительно не виноват. Тень. Все мы следуем чему-то. И от этого делаемся злом или добром. Но лишь для некоторых. Лишь с некоторых точек зрения. Всё зависит от выбора системы координат. Есть какие-то общечеловеческие координаты. А всё прочее, личное – дело случая. Невозможно быть своим для всех. Стоит быть лишь честным с самим собой. Наверное, так.

Я брела по улице, а потом меня осенило. Со страшной холодной оторопью или, быть может, предчувствием, я подумала – пистолет! От него следовало избавиться! Потому что если оружие Мара найдут, то весь Город поднимут на уши, а я тут слоняюсь с такой опасной вещью! Со внезапным паническим беспокойством я пустилась на поиски хоть какого-то укрытия. Наконец я выбрала мост через поток Хина-Бош и долго стояла у бортика, ловя себя на куче не вполне достойных мыслей… Прыгнуть или, быть может, пустить себе пулю в лоб? Меня ведь тогда даже и не опознают. Я криво ухмыльнулась одними зубами. Нет. Будь это трусость или геройство – но умирать я не собиралась. Грязноватая быстрая вода резво журчала далеко внизу. Я как можно более спокойным движением вытащила из-за пояса проклятое оружие КСН и, ещё раз тщательно протерев его, упустила в центр потока. Раздался короткий, неуверенный плеск, быстро смытый током воды.

А потом я спокойно ушла.

Я бродила по городу ещё Тень знает сколько. Мир плыл мимо меня – поздние мобили, запоздалые прохожие, запах сигаретного дыма из ночных кафе, стены и улицы, тёмные парки Города. Я проходила мимо какой-то очередной забегаловки, когда в мои ноздри забрался одуряющий, кофейный, коричный запах, от которого на мои глаза неожиданно навернулись слёзы, и прошло полминуты, пока я поняла, отчего мне так худо. Кофе сорта Мигарои…

Я потеряла всё. Отец был прав. Я совершила ошибку. В попытке изменить ход событий я лишь убила себя. А будь Карун жив, всё вышло бы только хуже. Ещё больнее для меня. Что он мог бы сделать со мной, кроме как наручники коллегам подать? И это принесло бы мне не меньшие страдания, чем боль или страх сами по себе.

Я опустилась на скамейку, и мои мозги неожиданно сдали вахту. Я не спала двое суток. Я заснула почти против своей воли, окончательно потеряв силы и способность принимать решения, опустив голову на грудь и не видя зажигающегося дня…

Утром меня арестовали.

Глава восьмая

…Темнота. Замкнутое помещение. Очень маленькое. Я уже всё это проходила.

Это конец. Очень непростой и неблизкий. Днём, обезумев от шока и усталости, я даже не тревожилась по этому поводу. Меня охватило тупое и слепое безразличие, и только постепенно, к вечеру, до меня стало доходить, насколько худо моё положение… Я не смогу отрешиться от страданий. Они будут со мной. Настоящие. И никакого выхода отсюда. А ещё – и это, конечно, было хуже всего – понимание, в какой же я на самом деле заднице. Я же не аллонга.

Не то, чтоб днём меня сильно мучали. Нет, ересь и всякие глупости – это, конечно, не подозрение в шпионаже на Горную Страну. Унижения, которые на меня свалились, и ледяное бездушие конвоиров, охраны, допросчика – это, в общем-то, пустяки. Но именно психологическое давление подрубало мои силы. Трудно держать себя в руках, когда впереди только темнота. Я твердила себе всякие успокаивающие глупости целую ночь, но ноющие ссадины и затёкшие руки не давали мне сосредоточится на «свете в конце туннеля». Я понимала, что света нет. И не будет.

В коридоре я увидела арестованного Тайка. Он был испуган и очень мало походил на того грубоватого, сильного и чувствительного парня, которого я знала уже много месяцев. На побледневшем лице мулата застыл ужас, и он едва переставлял ноги, хотя и понукаемый конвоирами. А потом он увидел меня, и глаза его окончательно потухли.

Больше мы не виделись ни в этой жизни, ни в следующей…

Когда меня приволокли в это пыльное и колючее здание, я даже не знала, чего я хотела бы больше: свободы или чтоб с меня просто сняли перетянутые наручники. Мне тут не понравилось – хотя что может понравиться в здании охранки? Но в таком положении начинаешь различать детали. Некоторые виды задницы отвратительнеее прочих. Но это было казённое, гадкое, убогое место. Дешёвые столы, затасканный плиточный пол, глаза тётки, в кабинет которой меня зашвырнули – пустые, безэмоциональные. «С недоделком будем говорить, – не поднимая лица от бумаг, – А её для начала вниз. К кому? Да всё равно, – в поднятых на меня глазах чудятся какие-то сомнения, и она с недовольством добавляет, – только не к Сарги, пожалуй. У меня и так проблем по горло».

Это машина. Перемалывающая машина власти. Я на самом донышке Системы, где никто никого не интересует. От них даже ненависти не дождёшься. Они просто шлифуют неровности на лице Мира. И вот тогда мне стало по-настоящему страшно.

Вниз по ступенькам меня вынудили спусться самой. Уж лучше бы тащили.

«Только пятнадцатый блок свободен».

«Так она сказала – не туда», – липкий смешок.

«А куда ж её? В туалете держать? Перебьётся эта рыжая…»

Конвоиры снова захихикали.

Мне было страшно. Почему они ржут? Почему пятнадцатый блок – это проблемы даже для сучки-начальницы? Я плохо соображала.

До утра следующего дня я пришла в состояние непрерывного шока.

Интерлюдия. Сейчас.

– У нас аврал. Выплыло оружие, из которого, предположительно, стреляли в да Жиарро, – устало сообщила да Федхи, запирая двери на ключ, – Ригорра, – напомнила она, заметив отсутствие света в его глазах. Ещё бы – столько работы, как теперь, на него ещё сроду не наваливалось. Мозг… проскальзывал. Но он вспомнил, и Лайза удовлетворённо продолжила, – Как мы и предполагали, пистолет самозащиты. Отпечатки даже не пытались стереть. Паренёк из клана да Луна, о котором уже шла речь. Тот, что оставил «пальцы» в гараже особняка в Ругорре. Мар, вроде бы. Материалы передо мной.

– Мне поехать с проверкой? – сообразил он. Устал. Смертельно, чудовищно устал.

Она кивнула.

– Держи этот вопрос открытым. Я урегулировала со старшим, что вешаю дело на тебя, потому как… сам понимаешь, – хмыкнула бриган.

– Полномочия?

– Бери милицию за яйца, бери собак, бери что угодно. Оцепляй район. Им нужна тушка или клиент, но порка должна быть показательной и страшной. Найдёшь паренька – тебе, я думаю, зачтётся.

– А если это подстава? – сухо уточнил он, – Меня тревожат целые отпечатки. До сих пор эти люди не делали промашек. Оружие могло быть подброшено кем-то, кто хочет навести нас на этот след.

– Ты в это веришь? – скукожилась да Федхи.

– Логически это возможно. Но, конечно, мало данных.

Лайза покачала головой.

– В любом случае, этот паренёк теперь в розыске по подозрению в ереси и социально-опасных воззрениях, как член общины Тер-Карел, – злорадно сообщила она.

– Вот как? – удивился он. И едва ухватил себя за язык, который уж хотел спросить, отчего это старые связи Мара с Тер-Карелом так неожиданно выплыли наружу? Ведь он якобы не знает никакого Мара да Луну иначе, кроме как по рассказам Лайзы да Федхи.

Физиономия бригана на миг отразила лёгкое недовольство. Затем она ухмыльнулась.

– Эта история с Ригоррой и смертью да Жиарро действительно связана с Тер-Карелом. Паренёк по имени Мар жил там до зачистки. Так что, увы, да Лигарра, ты был прав… – сказала да Федхи таким тоном, что он почёл за лучшее сгладить ситуацию.

– Откуда данные?

– Свежак, – мгновенно осклабилась Лайза, – Горячий-прегорячий. Вот материалы, заберёшь. У нас в Южном Отрио попался некий бездомный мулат, официально беглый коммунальный хупара Тайк. Оказалось, из улизнувших тер-карельцев. В бегах, само собой… Занимались им стажёры. Вроде ерунда. Но утром на первичном допросе этот недоделок, перечисляя жителей общины, первым после убитого главы посёлка назвал именно такое имя – Мар да Луна.

– Ого… – отозвался он.

– Вот именно, что «ого». ЗабирАешь клиента на себя, ведёшь по Тер-Карелу. Судя по протоколу Эниша, там что-то очень крупное по «легендам» и прочей ереси. Нужны хорошие мозги, чтоб бережно взломать этого недоделка. Но заодно ты выясняешь причины столь высокого положения Мара да Луны в иерархии этого Тенью битого посёлка. Уяснил? Выполняй.

Он бесстыдно опустил уставное «принято» и медленно вышел в коридор. Ощущение, что он всё-таки захлебнётся в работе. Но – бывает. Надо…

Это курируется с самого верха. Лайза страхует себя от аварий, поручая столь щепетильные вопросы ходячему трупу, который некогда был очень недурным спецом. Со всеми вытекающими. Опасно.

В следующих течение полутора суток я не раз пожалела, что я живая и что я не могу умереть по собственному желанию.

Нет, ничего смертельно. Даже ничего непоправимого. Но…

Мне было страшно, и так много неприятных ощущений сыпалось отовсюду. Стул был ледяным, пол – грязным. Пластиковый ремень, стягивавший мои руки за стулом – драл кожу. А тип, который попеременно занимался мною и ещё какими-то невидимыми для меня арестантами – жутко пах. Мне казалось – так должны пахнуть трупы. Явный тонкий запах гниющей органики, слабо перебитый одеколоном. Вряд ли начальница имела ввиду это обстоятельство. Ведь было что-то более серьёзное – но мне было страшно об этом думать. Сказать по правде, «мой» допросчик вызывал у меня жестяную оторопь. Это был коротко бритый мускулистый мужик, с крупными плечами и бедрами, в сползающих здоровенных штанах и зелёной майке. Форменную куртку он держал на стуле. Он часто пил чай и облизывал сальные губы. Вот же незадача – бывает же, чтоб настолько противен был человек, а? – так что сам по себе чудовищный и унизительный процесс обработки арестанта превращался для меня в муку почти невыносимую. Я не могла дышать в его присутствии.

И он ни о чём меня не спрашивал. Только с видимым удовольствием оскорблял и причинял боль. Не слишком сильно – по правде говоря, это была бы ерунда, но я ощущала, как тормоза меня покидают. Но для этого всё и затеяно. Чтоб твои мозги сварились вкрутую. Санда, держи себя в руках – повторяла я себе. Однажды тебя могут вытащить отсюда и дать тебе нормального следователя, который будет говорить, а не просто бить. Может быть, если не забудут обо мне…

Ледяная мысль. Тайк. Он где-то там. И Тайка могут сломать. А Тайк видел, как я… Нет. Нет, пожалуйста, нет, только не контрразведка, неееееет.

Ты же даже не представляешь, что они делают с такими, как ты. Без соблюдения прав и обычаев человеческого общества. А это подразумевает… мне даже не хватало сил помыслить о том, что это может подразумевать.

От бессилия я тихо выла в темноте. Создатель, помоги мне. Просто убей меня тихонько.

Но Создатель, похоже, обо мне забыл…

Интерлюдия. Сейчас.

Правая нога закинута на левую, колено над столом – эта поза стала его любимой уже много месяцев. С одной стороны, она выказывала презрение к подследственным, демонстрировала хамство и власть. Не слишком удобное сочетание для его манеры вести дела – в стиле вежливого холодного интеллектуала. Но пришлось подстроиться. Основной же причиной сформировавшейся привычки был тот факт, что в этой позиции он мог сидеть достаточно долго, не мучаясь вечной тянущей болью в поврежденой пояснице. Хотя через несколько часов боль всё равно вынуждала встать или даже лечь. Подследственные боялись его чуть ли не больше прочих – кривая гримаска, иногда мелькавшая на его лице, возникала в совершенно неожиданных местах беседы.

Кризис, подступивший в кабинете бывшего шефа, удалось протянуть, но он хорошо понимал, что это был предпоследний звонок. Теперь он ощущал себя более или менее спокойно, но осознание того, насколько тонка стала грань до слома, было холодным и ясным. Он был слишком измотанным для полноценного анализа ситуации. Хотя его поведение выглядело безупречно, но это была точность пьяного хирурга. Отработанные до уровня спинного мозга сложные нестандартные действия. Впрочем, это как раз профессионализм.

– Продолжай.

Обманчиво мягкий голос не ввёл жертву в заблуждение. На жертву глядели абсолютно холодные глаза.

Попытки разговорить арестанта на тему да Луны он прекратил ещё вчера. (Он вызвал мулата на допрос поздно вечером, уже после организации прочёсывания Города. К тому времени сам он держался в сознании только на лошадиных дозах кофеина, а потому был очень-очень-очень зол. До ледяной звериной невменяемости). Но прекратил – с визой «глупое сведение личных счётов».

О чём и должил Лайзе с утра. Бриган не верила. Она металась по кабинету, крича и бранясь на чём Мир стоит. «Но он там хотя бы жил?!» – наконец спокойно уточнила она, остановившись посреди вытоптанного пятна на паркете. «Мар да Луна? Я так понял, что да. Но да Луна и наш мулат что-то не поделили. Он на него здорово обижен». Глаза Лайзы на время ожили: «А по какой причине? Нельзя ли приклеить этого бычка-полукровку к делу по Ригорре?» Он пожал плечами. «До причины я пока не докопался. Но парень перепуган. Попробуем. Вообще моё такое впечатление, что он бы с этим да Луной на одном поле гадить не сел». Лайза брезгливо поморщилась, насторожилась. «Чтоб ты – да не смог выяснить такого простого вопроса? Да Лигарра, это что-то очень серьёзное, если он выдержал твою беседу и не раскололся за раз!» А то он сам этого не понимал. Но – раз так – приходилось сбавить темп и перейти на более человеческие способы общения и отвлекающие шаги.

– Ты наверное, здорово натерпелся за время пути сюда, в Город? На автостопе ехал?

Мулат недоверчиво уставился на него, сбитый с толку неожиданной сменой темы. Потом издал какой-то невнятный звук и замолк. Он терпеливо ждал.

– Да…

Он молчал. Ждал.

– На фургоне. Но водитель нас не видел.

– Нас? – невинно уточнил он. В попытке уберечь незнакомого водителя мулат случайно засветил приятелей?

Мулат посерел, вздрогнул.

– Были другие убежавшие, – прошептал он, – Но их всех поймали…

– Перечисли имена.

Мулат зажмурился и начал что-то бормотать. Ему показалось, что он не называл имена, а клял себя.

– Громче.

Это легко проверить. Кто арестован, а кого не было на свете. Мулат был не один, само собой. Но с кем – важно ли это? Или – очередной дохлый след?

Никаких эмоций. Ледяное спокойствие – лишь маска для нечеловеческой усталости. «Выспаться бы… выспаться. Боги, только дайте мне поспать…»

– Мар да Луна предал тебя до или после посещения городка Ригорра?

Мулат стал чёрным. Как же он напуган. Боги. Давно не видел такого ужаса.

– Я не был с ним…

Врёт. Однозначно. Лайза права, стерва, почти ласково подумал он.

– Значит, в Ругорре ты всё-таки был?

В глазах мулата ночь. Бездонное отчаяние.

– Я ехал через Парейра-Хиха.

– Ты не ехал через Парейра-Хиха, – безжизненно отозвался он, – Там был расквартирован полевой штаб Южного линейного второго отдела. По делу зачистки Тер-Карела.

Мулат опускает голову.

– Зачем ты был в этом месте?

– Я хотел жить…

– А сейчас?

– И сейчас хочу…

…Глупо ненавидеть расофилов. Кучка безобидных дураков, на которых сами же хупара возложили хвост. К тому же, дураков, собранных в одно место. Точно известное и в пространстве чётко локализованное. Впрочем, это уже не так, и место снова опустело. Как было уже не раз. Потом они снова придут туда. Лет через пять-десять. Ему никогда не удавалось понять, за какой Тенью Тер-Карел уничтожали целых одиннадцать раз. Не то чтоб их не стоило держать в рамках. Но он считал, что внимания этой кучке заведомых аутсайдеров всегда уделялось неоправданно много. И почему Бмхати перепахали именно сейчас? Любопытно. Вот-вот грянет настоящая война. Уничтожить потенциальных раскольников? Возможно. Общинники славились достаточно – чтоб не сказать преступно – мягким отношением к потенциальному противнику. Но они находились слишком далеко от Гор и, на его вкус, слишком плохо представляли себе, с чем они мечтают иметь дело. Или даже хотят мечтать. Большинство из них кинулись бы наутёк при виде летающего человека. А уж покажи им бойру или что-то другое из обычных вещей Адди-да-Карделла..!

Он хмыкнул и поднял глаза на подследственного. Несчастный мулат, застывший в наручниках посреди кабинета, побелел – на его неравномерно-смуглой мордочке это выглядело жалко. А ведь парень отнюдь не тряпка. Сильный физически, уверенный, но весьма подверженный пропаганде.

– Хочешь жить? Хорошо. Тогда помоги мне с одним вопросом, – он дождался искреннего и глубокого внимания на лице жертвы, – Кажется, мы с тобой оба хотим набить морду одному и тому же человеку. И его зовут Мар да Луна, – он цепко наблюдал за лицом арестанта, – Расскажи мне, что он мог делать в доме по улице Ногра-Да, собственности Семьи да Рионно, в Ригорре?

Мулат застыл в раздумьях.

– Я не был с ним в таком месте, – уверенно заявил он, – Он сказал, что ему нужно куда-то пойти без меня. Может быть, он был там. Но я не знаю точно…

Он едва сдержал улыбку. Есть контакт.

– Пойми меня верно. Речь идёт об очень серьёзном преступлении, и в нём подозревается твой бывший товарищ, а ты был в городке в это же время… ты понимаешь меня? Другие следователи могут оказаться не столь добрыми и терпеливыми, как я. И куда более подозрительными, так что все подвиги твоего Мара свалят на тебя. Их надо на кого-то свалить, понимаешь? Так что подумай.

Глаза мулата расширены, как терелки. Они такого размера, что в них почти отражается труп старшего офицера внутренних дел да Жиарро… Сваленный на него. А это чуть больше, чем смертная казнь.

– Подумай, – с нечеловеческим терпением говорит он, – Не можешь ли ты рассказать мне что-то важное об этом доме? Может быть, оговорки или следы на одежде да Луны? появившееся оружие или другие незнакомые предметы?

Мулат яростно кивает. На лице облегчение, ужас, отчаяние.

– Я… буду стараться вам помочь…

– Пока стараешься, помоги мне ещё в одном вопросе. – Мулат напряжён до судорог, ждёт. – Где можно найти Мара да Луну сейчас?

Лицо светлеет.

– Мне кажется… он ушёл под «крышу» кого-то из тех… ну… Которые важные. Десять Первых. Но я не уверен. Только он всё время уточнял, насколько… – испуг в глазах. Он снова утешительно кивнул. – Насколько они могут быть сильнее вас. Ну… Комитета…

Мулат мало что не падал в обморок. Пожалуй, на первый раз хватит.

Он немедленно предложил вернуться к вопросу о «легендах».

– Но я же говорил, – всхлипнул мулат, – я их никогда не слышал… толком.

– Подумай, – равнодушно посоветовал сидевший за столом человек. На его лице снова была написана брезгливость, – Я пока не спешу.

Мулат сглотнул. Что ж, сегодня удастся вернуться домой пораньше… Почти доказано, что Мар был в Ругорре, свидетель выстрела вот-вот заговорит (даже если не свидетель – неважно), Мар ушёл искать защиты. На территории Города он мог найти её только у одной Семьи Десятки. Да Райхха.

Тень. Тень размером с Предгорье.

Но уже всё равно.

Он слишком, запредельно, безумно устал.

Он не испытывал к арестанту никаких эмоций. Он делал свою работу, причем механически, как яму копал. Глупо ненавидеть мулатов, расофилов и чудаков. Да и кто б говорил.

Он целовал бриза…

…И на долгое, страшное, неописуемое, как нырок в бездну, мгновение Мир исчез. У него застучало в голове, дыхания не хватило, и перед глазами встало что-то такое, чему там – сейчас и здесь – было не место. Лицо. Руки. Ребёнок, которому никогда не быть. Стояли, как вода в бескрайней пустыне, как утёс среди бурного моря… как последняя, недостижимая надежда среди слепого отчаяния…

…Чтобы вернуть себе дыхание, восстановить лицо, он резко дёрнулся на стуле, нарочно тревожа спину. Защемленный нерв выстрелил в ногу, как крупнокалиберная пуля. Едва сдержав крик и покрывшись испариной, он вздрогнул и как впервые увидел бледного мулата в центре кабинета.

Что он делает, Тень его порви на кусочки?! О чём он смеет думать? Хрень. Проклятие. Нервы ни к Тени, руки дрожат.

У него мало времени. Он разваливался. Мозги текли из ушей. Его вот-вот пустят под нож. Он же это знал. Но даже с этим можно протянуть ещё немного. А потом ещё чуть-чуть. «Столько, сколько нужно, Тень тебя порви!»

– Дурак шоколадный, – проговорил он, – ты что, правда не понимаешь?

По его виску ползла капля пота. Стало морозить.

Последний звонок. Последний. Вот теперь. Он и был.

Он неожиданной смены тональности арестант ошалел. Он явно не ожидал от жуткого типа за столом человеческого голоса. Злого и усталого, но человеческого.

– Ты правда не понимаешь, что вечером, если ты сейчас не поговоришь со мной по-хорошему, тебя начнут «разговаривать» по-плохому? Вместо сказочки на ночь. На пару недель. Хотя тебе, поверь мне, хватит этой ночи. Ты всё равно расскажешь. Нет такого человека, который бы не рассказал. Просто выложи мне это сам и отправляйся в тюрьму с полным комплектом частей тела. И шансом выжить.

– Да, – хрипло прошептал мулат, – Я… попробую.

Он смотрел на арестанта и не видел. Её лицо. Руки. Боги, прекратите это. Он не мог вернуться в реальность…

– Господин офицер. Я правда хочу рассказать. Но мастер Горранн не говорил со мной про эти легенды. Он их только некоторым рассказывал. Аллонга, в основном, и кое-кому из хупара, кто с высшим образованием, понимаете? А я-то кто..? – мусор. Меня бы и не считали, не живи я в общине. Говорил он только Кайру… Суррану да Ритто… Мар и так что-то знал, он же жил у нас раньше, Дилану да Ругга… ну их уже и нет никого, я видел… Вот… Санде ещё.

…кипяток по коже.

– Она спрашивала у мастера Горранна про эти легенды. И не раз спрашивала. Я слышал. А что он ей сказал, не знаю. Но они часто закрывались и говорили…

Он остановил мулата жестом и поморщился от уже стихшей боли.

Достать пачку таблеток из ящика. Встать. Пройти через кабинет к столу с графином воды.

– Подожди.

Мулат сглотнул и понимающе замолк.

«Тень бы их взяла с этим пониманием… Чтоб тебе и не узнать, что такое полная «четвёрка» с применением…»

Он замер напротив окна и опрокинул в себя стакан воды. Ощущение, что это не арестанту посреди кабинета, а ему самому не хватает мощности для переваривания всех происходящих событий…

Конечно же. Тер-Карел. Где же ещё.

В какой-то степени он всегда это знал. Совпадение? Нет. Просто все вещи связаны друг с другом. Единственный вариант. Единственное место. Знал – но не смел двинуться в том направлении. Изгою больше некуда бежать. Это любой поймёт.

Боги слышат наши молитвы. Наши безмолвные, слепые молитвы. Только не слишком-то жалуют два ревнивых демиурга своих единоутробных (по версии Адди-да-Карделла) братьев. Рыжих бризов, детей Создателя. Подгаживают. Вот и сейчас. И как заткнуть пасть человеку, которого он сам же напугал до икоты?

– В общем, – медленно проговорил он, – ты опять мне ничего толкового не сказал. А только попытался переложить вину за распространение тлетворных басен об Отродьях на своих товарищей. По большей части мёртвых, к тому же. Думаешь, твоя совесть так будет спокойнее? Вот эта женщина, которую ты упомянул как особую любительницу ваших бредней… она ведь тоже мертва, не правда ли?

Мулат съёжился под его ледяным взглядом, когда он обернулся.

– Н…еет, – прошептал он, – Она… ттт…ут…

Мулату было гомерически страшно. И невероятно стыдно. И чудовищно обидно. Его переполняли ненависть и отчаяние. Его трясло так, что он вполне мог начать каяться в смертных грехах прямо здесь. Цедя сквозь сведённые судорогой зубы ещё что-нибудь ценное – про ещё живых.

Холодное осознание. Он что-то знал про неё. Что-то такое, о чём, даже будучи напуган за свою шкуру, из последних сил не рисковал говорить. Дабы не встретить ещё бСльшую беду. Были ли они вместе на всём пути от общины?

Он молниеносно, отстранённо и холодно подумал, а не подошла бы её рука под им же самим составленный портрет второго стрелка? Но она не умеет стрелять. Не умела. Но могла выучиться. Чтоб он её не знал. Нет. Больше ни шагу в эту сторону. Ни звука для магнитофонной записи допроса.

Мулата нельзя отдавать в подвал. Он лопнет до утра. Или не лопнет, но тогда выйдет ещё хуже. Чем больше человек держится, тем сокрушительнее обвал.

Вот как у него… Спокойно, он ещё жив и цел. Ещё ничто не проиграно.

– Ладно, я сегодня добрый, – проговорил он тихо, – Хотя зря, наверное, – мстительно добавил он, – Сейчас тебя вернут в камеру, и ты будешь тщательно и спокойно припоминать. По нашему с тобой общему вопросу. Меня сейчас интересует только это, ты понял? Никаких отмазок. Никакой воды про посторонних и выдуманных тобой людей. А я пока разберусь с теми данными, что есть.

Он подошёл к столу и вдавил кнопку звонка.

Арестанта увели. Хоть бы он не начал каяться ночью.

Он сел, жалея, что всё-таки бросил курить. Боль медленно стихала. Хорошо, что она есть. Такой повод.

Потом он встал и медленно, прихрамывая, вышел в коридор. Боль в спине казалась холодным душем, напоминанием, что он всё-таки живой… Вторая дверь налево.

– Привет, – мрачно проговорил он, входя в кабинет коллеги, – У нас кто-то ещё проходит по Тер-Карелу, кроме этого черного недоделка?

Мальчик вошёл в круг его общения за те полгода, пока он ещё посещал курилку линейного отдела. Горячий максималист, весь в иделах и лозунгах. Но такого «продавить» – раз плюнуть. Он бы очень хотел узнать, когда тот наживёт себе неприятности. А если вдруг не наживёт – кто, в таком случае, его покрывает. Коллега поднял бесцветные глаза с вечным лихорадочным блеском. Он думал, что гордо снисходит к странному изгою, и упивался собственнной значимостью.

– Здравствуйте. Двое, – проговорил он важно, – Недоделок и белая. Её шеф сразу вниз спустил. В агрессию ушла. Никто её не курирует. Только отдел дознания.

– Жаль, – поморщился он.

– А что так?

– А мой недоделок забрехался, – пожал он плечами.

– Сверить хотите? – понимающе сощурился мальчик. Думает, что знает в Комитете всю подноготную, бедняга. С таким самомнением и длинным языком… не доживёт паренёк до курсов.

– Ага, – он неопределенно повел плечами и пошёл к двери. Обернулся.

– А как фамилия этой белой?

– Всё-таки проверите? – ещё более понимающе улыбнулся мальчик и полез в бумажки, – Да Кун. Санда Киранна. Да Кун. Уж не родственница ли того самого математика да Куна?

Он пожал плечами.

– Ну не математикой же я тут занимаюсь!

Они доверительно посмеялись. Он вышел.

Коридор. Чёрная дверь с постовым. Ещё одна. Ещё одна.

– Шеф у себя? Сам? К нему можно?

Он вздохнул и толкнул дверь ладонью. Всё начинается, правда?..

Серый свет через рифлёные стекла полуподвала. Запах гниющей органики. Он везде. Слишком близко. Царапины на столешнице. Грязь на полу.