Текст книги "Абитуриентка. Студентка (СИ)"

Автор книги: Екатерина Абдуллова

Соавторы: Роман Абдуллов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Глава 5
Странная деревня

Скрипнула дверь, прошелестели мягкие шаги, и за шторку заглянула стройная женщина неопределенного возраста. Лицо ее было по-девичьи гладким с ровным нежным румянцем, сдвинутый на плечи платок не скрывал тугих блестящих волос, но в уголках темных живых глаз собирались тонкие лучики морщин.

Женщина окинула Леру пристальным взглядом и что-то спросила. Латинский был сильно искажен, но по отдельным словам Лера выхватила смысл: хозяйка спрашивала, кто она такая и откуда взялась.

– Я Лера. Стрельцова Валерия… Из России. А мы где? Что это за страна? – она в ожидании уставилась на женщину.

«Собеседница» недоуменно нахмурилась и пожала плечами. Лера не стала упорствовать в объяснениях, ей гораздо важнее было узнать, где она находится и можно ли отсюда позвонить. Именно это она и спросила сначала на латинском, но не дождавшись ответа, по-немецки, потом по-английски и французски.

Женщина не ответила. Она искоса поглядела на Леру, потеребила ухо, а потом резко отступила за занавеску.

– Стойте! А позвонить⁈

Лера выскочила за ней следом. Женщина испуганно обернулась и принялась заталкивать ее обратно, что-то выговаривая при этом и оглядываясь на стоящую у противоположной стены кровать.

– Дайте мне позвонить! Где мой телефон? – закричала Лера, но видя непонимание на лице женщины, характерным жестом приложила руку ко рту и уху и терпеливо пояснила: – Телефон… Понимаете?

Женщина ткнула пальцем в занавеску и сердито скомандовала:

– Жди!

Все-таки латынь. От знакомого слова на сердце чуть полегчало, и Лера послушно вернулась в постель. Женщина в раздумьях погладила подбородок, потом, словно решившись на что-то, сказала:

– Я Ренна, – и ушла.

Но почти сразу она вернулась с каким-то старинным хлопковым платьем. Лера разочарованно выдохнула. Она-то ждала телефон. Но раз хозяйка требует переодеться…

Ночнуху снять Лера не успела. Ренна зашипела разъяренной коброй и дернула рубашку обратно, а потом ругаясь и сверкая глазами, нахлобучила сверху платье.

– Староверы, что ли? – пробурчала Лера на русском, но противиться не стала, как говорится «в чужой монастырь…»

Она оправила подол, и лишь тогда Ренна позволила ей выйти в комнату.

Помещение было небольшим, с бревенчатыми стенами и темным дощатым потолком. Деревянный, устланный ткаными половиками пол, печь типа «голландки», три узких окна – вроде бы все как у бабушки в деревне. Не хватало только «ходиков» в углу. Но вот полки с какими-то склянками, пучки трав по стенам и длинный, слишком узкий стол смотрелись странно. Вообще вся обстановка больше подходила древней деревенской знахарке, чем простой бабульке.

Со второй кровати раздался тихий стон, и Ренна метнулась к раненому. «Точно местная знахарка», – решила Лера. Почему-то ни врачом, ни фельдшером, ни даже простонародным «докторша» называть женщину язык не поворачивался. Знахарка – и все тут!

Вскоре Ренна кивнула, зовя Леру за собой. Они миновали маленький темный тамбур и попали в большую комнату с огромной беленой печью по центру.

– Это ваш дом? – спросила Лера. – А там палата для пациентов, так?

Ренна не ответила. Она сразу прошла к печи и вытащила котелок с горячей водой. Заварила какую-то травку и вернулась в лекарскую, как Лера назвала про себя комнату с раненым.

Обойдя печь, Лера чуть не вскрикнула от радости. Вдоль горячего каменного бока тянулась веревка, а на ней – одежда. Ее одежда! Уже сухая.

Лера ощупала карманы толстовки. Все было на месте. С волнением, от которого сохло во рту и потряхивало руки, она достала телефон.

«Пожалуйста, пожалуйста, пусть будет связь…» Телефон включался издевательски долго, и пока он включался, Лера кусала губы, отгоняя страшное предчувствие, что в этой глухомани сигнала нет.

Знакомая мелодия, заставка…

Связи не было.

Лера стояла, в растерянности глядя на светящийся экран. Может у них стационарные есть?

Она медленно прошлась, оглядывая скудную обстановку, и с каждым шагом ноги ее слабели.

Медный рукомойник с ведром под раковиной, вышитое льняное полотенце, деревянные лавка и стол. Бочка с водой. Какие-то плошки и горшки. Глиняные. Допотопный светильник. На масле, что ли?

Ни водопровода, ни канализации, ни электричества…

Вернулась Ренна. Что-то сказав, протянула глиняный стаканчик с желтоватой пахнущей воском субстанцией и показала, что следует намазать лицо. Лера пальцем черпнула жирный, явно самодельный крем и с опаской тронула щеку. Там, где она провела, разлилась прохлада, и только теперь Лера почувствовала, что лицо ненормально горячее, а губы саднит.

Осмелев, она намазала все лицо. Ренна одобрительно кивнула, склонилась к печи и зашуровала там ухватом. Чуть поколебавшись, Лера подцепила еще мази и торопливо втерла ее в рубцы. Кто ее знает, знахарку эту деревенскую, вдруг средство – чудодейственное.

– Вы староверы? – спросила Лера. – Или отшельники? Может община, отказавшаяся от благ цивилизации?

Ренна нахмурилась, потеребила себя за ухо, и так ничего и не ответив, снова ушла. Ну да, раненый сейчас на первом месте.

Лера продолжила исследовать жилище.

Деревянные ложки явно сделаны вручную. Одна новая, еще светлая, пахла воском. Лера взяла глиняную кружку. На ручке, изогнувшейся толстым червем, виднелся застывший отпечаток пальца. Ни часов, ни холодильника, ни даже пакетов. Ничего!

Лера вспотела. Она металась по избе от полки к полке, от рукомойника к сеням, заглянула в лекарскую, но Ренна шикнула на нее, веля уйти. Беспокойство нарастало, грозя затопить волной паники.

Здесь абсолютно ничего не напоминало о развитой цивилизации. Разве что стекла в маленьких окнах. И зеркало. Пусть небольшое, но вполне себе настоящее, с четким ровным отражением.

Позабыв о рубцах, Лера таращилась в него и не узнавала себя в этой всклокоченной девице с безумным взглядом опухших, красноватых глаз.

– Подумаешь, отшельники, – пробормотала она, отворачиваясь. – Кто-то стукнул меня или усыпил, а затем отправил сюда. Зачем только?.. Да и леший с ним. Надо узнать, как выбираться. Хоть на собачьих упряжках, хоть на медведе верхом… Родители там с ума сходят.

Голова разболелась, а искусанные губы снова потрескались.

В комнате сгустилась темнота. Лера в очередной раз выглянула в окно. Ни одного фонаря. Единственными огоньками светили далекие звезды.

«Звезды!»

Лера торопливо накинула толстовку, прямо под платье натянула свои штаны, надела чьи-то разношенные мягкие валенки и выбежала в сени. В темноте зашарила руками по стенам. Сухая трава, палка… корыто? Ни зги не видать! Придется включать фонарик – либо на телефоне, либо на ультразвуковом отпугивателе. Взвесив все за и против, Лера выбрала отпугиватель. Он и «садится» не так быстро, и случись что, в баллончике есть еще смесь.

Наконец она выбралась на крыльцо. Морозный воздух тут же щипнул за нос и щеки, остудил голову, прогоняя боль.

Темное небо было густо усеяно звездами. Даже слишком густо…

Лера задержала дыхание, чтобы вырывающийся пар не застилал глаза.

Луны не было. И Большой Медведицы тоже. Попытки сложить звездную мозаику в знакомую фигуру ни к чему не привели: из такого сияющего великолепия можно было «слепить» десятки разнокалиберных «ковшей», но того, единственного, не было.

– Предположим, я в южном полушарии, – сказала Лера, топчась на тропинке и высматривая хоть какие-то признаки технологически развитого общества. – Где там снег может быть? В Южной Америке? Ага, а еще здесь говорят на латинском… Черт!

Едва сдерживая слезы и подступающую истерику, Лера принялась вспоминать звездные карты, которые лет в тринадцать так увлеченно изучала вместе с отцом. Проще всего должен был найтись Пояс Ориона.

Она отошла от дома, чтобы охватить взглядом все небо. Три примечательные звезды, выстроившиеся в ряд, обнаружились прямо над ней. А чуть пониже еще три… А правее аж пять цепью встали…

Лера с нарастающим ужасом крутила головой, находя все новые и новые «пояса».

Да что за фигня⁈ Что это за место⁈

* * *

На следующее утро Силван прибежал к лекарке ни свет ни заря. Лим как раз проснулся. Он уже не хрипел, и хотя привычного румянца на щеках его не было, но и мертвенная синева ушла.

– Слава богам, – выдохнул Силван.

В нерешительности он потеребил бороду и глянул на занавеску, за которой лежала чужачка. Девица хоть и слегла в беспамятстве – еще бы, в такой-то одежке да по холоду! – но кто ее знает, а ну как в ненужный момент оклемается. Силван с намеком посмотрел на лекарку:

– Ренна, а Ренна, сходил ведь я за шкурами-то.

Ренна метнула пронзительный взгляд и шикнула:

– В доме поговорим.

Она перевязала и напоила Лима, и тот опять задремал. Силван осторожно погладил сына по голове. Исхудал-то как, осунулся. На мать еще больше похож стал.

– Ну, чего выяснил? – спросила Ренна, когда они прошли в избу.

Силван уселся за стол, сложил перед собой руки и, разглядывая заусенец на большом пальце, глухо сказал:

– Я ж и так, и этак крутил, думал уж, пригрезилось или не заметил я девицу сразу-то. Может, за камнем она пряталась. Ан нет, и взаправду, как с неба свалилась. Нету следов! Только за мной она шла… Оттуда. А туда – нету.

Подняв голову, Силван встретился с тревожным взглядом лекарки. Ренна по обыкновению теребила ухо и молча обдумывала сказанное.

– Ты уверена, что не магичка она?

Ренна ответила не сразу, а когда заговорила, в ее голосе сквозило сомнение.

– Как у одаренных, аура не светится, но… Говорит чудно и вещи при ней чудные, в руки брать боязно.

– Артефакты?

– Не слыхала о таких, но кто ж ведает, чего там у магов есть, а чего нет. И опять же, сам говоришь, появилась из ниоткуда. Слишком много непонятного. Слишком много… И кольцо… Я, конечно, не особо разбираюсь, но уж знак-то Солнца как не узнать?

Силван подождал, не скажет ли Ренна еще что-нибудь, но та примолкла, только хмурилась все сильнее. Тогда он стукнул кулаком по столу и твердо произнес:

– Ренна, я вот чего предлагаю. Гадать бросим, неча себя изводить, а про девицу всем заявим, мол со спутниками она была, да волки их задрали. Одна девица и убегла. На нас с Лимом прямехонько наткнулась, вот и свезло. Ну, чего молчишь? Нельзя нам, чтоб непонятная она была. Расследовать начнут, так и до тебя докопаются. Ну?

– Вот заладил, ну да ну!

Ренна схватила с полки ступку и принялась с силой толочь какие-то сушеные корни. Силван угрюмо следил за ее резкими движениями, в которых прорывался страх и желание бежать и прятаться. Только куда ей бежать? К незаконным в пустыню она не пойдет, и не потому, что жизнь там – не мед, а потому, что все они со временем бандитами становятся. И целительство Ренна не бросит, натура не такая. Вот и ходит по краешку. И что за дело этим магам, училась она в их академиях или нет? Лечит себе потихоньку деревенских, в город же не лезет. Разве ж справедливо за лечение жизни лишать? А ведь лишат! Прознают и лишат!

– Чужачка-то и сама выдать может, – сказала наконец Ренна.

– Так ты объясни, чтоб помалкивала. Застращай, что придут по ее душу из-за кольца-то. А что говорит чудно, так натерпелась страстей, вот память и потеряла. Ну? Прав я?

– Прав, прав… – рассеянно согласилась Ренна и бросив толочь, тяжко осела на лавку. – Ой, кабы беды не вышло. Девица ведь все равно явилась откуда-то. И не абы где, а средь столбов. Вдруг не зря слухи ходят, что портал это древний. Хоть и разрушенный, но чего же она там, а? Вдруг с Нового Рима?

– А хоть и с него! Нам-то все одно – скрыть надо!

Глава 6
Герасим

– Большой Лес, чтоб его! Маленькие, блин, пеньки!

Лера размашисто кидала с тропинки снег, наваливший за ночь под самую крышу.

Уже месяц она провела в этой забытой богом деревне. Правда первую неделю не запомнила – провалялась в лихорадке и горячечном бреду. Лишь ненадолго, проблесками, приходила в себя, и снова видела те же бревенчатые стены и цветастую занавеску. А еще Ренну, вокруг которой расфокусированный взгляд вылавливал странное свечение.

Стоило лихорадке чуть отступить, Лера вцепилась в знахарку, выясняя, где они находятся и как отсюда выбраться. Но та сразу находила себе занятие и отделывалась невнятным бормотанием.

На второй день после болезни, пользуясь отсутствием знахарки, Лера вышла на улицу. Постояла, держась за калитку и щурясь на сверкающий снег, потом расслышала ругань по соседству и поковыляла туда. Две бабенки, орущие друг на друга через плетень, замолкли и с оторопью уставились на нее.

Лера поздоровалась. И вроде правильно все сказала, на латыни, но бабки многозначительно переглянулись и, не сговариваясь, посеменили каждая к своему дому. Даже про спор забыли.

Лера хотела еще кого-нибудь выловить, более адекватного, но силы кончились. Пришлось двигать обратно. Она не дошла до знакомой калитки всего несколько шагов, когда ее догнала шумная стайка ребятишек. Лера оглянулась.

Рядом с ребятами трусил огромный пес!

Лера заорала от ужаса. От неожиданности дети тоже заорали и бросились врассыпную. А собака остервенело залаяла, припадая на передние лапы. Лера отпрыгнула с натоптанной дорожки, но тут же увязла и села в сугроб. Не переставая орать, она выхватила отпугиватель и нажала на кнопку. Пес отскочил и боком-боком, поджимая хвост и уши, убежал за сараи.

Лера замолчала.

Горло саднило, руки-ноги тряслись, попа замерзла в сугробе, а ребятня испуганно таращилась из-за заборов.

Вот тебе и контакт!

Лера вернулась к знахарке и в тот же день взялась учить местный язык.

Ренна сначала нервничала. Ну еще бы, на ее месте любой бы психом стал, если б за ним по пятам ходила девица, тыкающая во все пальцем с вопросом «Что это?». Или вдруг начинающая прыгать, ложиться, приседать, моргать… Чего только не выделывала Лера и все спрашивала: «Что это?» Лишь на третий день знахарка перестала избегать свою «гостью» и, смирившись, стала сама подсказывать.

Множество слов были незнакомы вовсе, некоторые – один-в-один латынь, а часть – похожи, но с другими окончаниями. С грамматикой же Лера разобралась за считанные дни – все было просто и логично.

Вот только большой радости понимание языка не принесло. Что с того, что она узнала, наконец, названия деревни и ближайшего города? Ни «Большой Лес», ни «Альтия» ровным счетом ни о чем не говорили. До сих пор не ясно было, что это за страна или хотя бы континент.

А еще она ни разу так и не увидела луну…

С дороги вдруг послышалось шумное дыханье, и замелькал отлетающий в сторону снег. Вот и ладненько. Лера решила, что пора уходить, иначе она столкнется с помощником знахарки, деревенским парнем по прозвищу Молчун. Парень был немым и таким здоровенным, что она сразу окрестила его Герасимом.

Вообще-то, здесь все были выше и крупнее Леры. Местным девушкам, даже самым миниатюрным, она макушкой доставала до носа, а у мужчин так и вовсе чуть не подмышкой могла пройти.

Но вот немой в деревне был один-единственный. И этот Герасим, чтоб его, похоже, увидал в ней родственную душу. А как же? Девица она странная: говорит через пень колоду, лицо изуродовано, ничегошеньки не помнит. Одно слово – дефективная.

В первую их встречу Лера только-только пришла в себя после лихорадки, сходила в чуть теплую баньку (в жаркую Ренна запретила, боясь возвращения болезни) и сидела в избе, наблюдая за накрывающей на стол знахаркой. Еда была скромной: каша из печи и пресные ржаные лепешки. Но пахло одуряюще. И у Леры, последние несколько дней питавшейся только травяными отварами, закружилась голова. Борясь со слабостью, она откинулась на стену.

В таком положении ее и застал Молчун. Он, не снимая валенок, зашел в избу и с грохотом свалил у печи охапку дров. От неожиданности Лера вскрикнула. Молчун молниеносно обернулся, оглядел ее с подозрением. Лера смутилась, и зная, что никто не поймет, проворчала по-русски:

– И чего вылупился? У-у, громила…

Громила нахмурился. Ренна сказала ему что-то, он еще раз глянул на Леру, уже с любопытством, после чего стряхнул с одежды древесный сор и вышел.

В следующий раз они встретились через несколько дней, когда она уже слегка освоилась с языком.

Она тогда расплакалась после очередного бессмысленного разговора с Ренной. Знахарка не слыхала ни о России, ни об Америке, ни о любой другой стране мира. Лера же, знавшая даже все столицы, понятия не имела о какой Республике твердит Ренна. А еще знахарка настояла, чтобы Лера спрятала кольцо и притворилась ничего не помнящей. Почему-то Лера ей поверила. Наверное из-за неподдельной тревоги, с которой Ренна то и дело поглядывала в окно, будто опасалась чего-то.

От этого и Лере становилось страшно. От иррационального страха, непонимания происходящего и сосущего чувства одиночества она разревелась прямо в избе. Уткнувшись в ладони, икая и размазывая слезы по щекам, она плакала и не услышала, как подошел Молчун. А тот протяжно вздохнул и своей ручищей-лопатой несмело погладил ее по голове. Лера на мгновенье замерла. Глянула на Молчуна сквозь щелочки опухших глаз и разрыдалась пуще прежнего…

Чем уж она его зацепила, не известно, но спустя неделю Молчун начал ухаживать.

Сначала подарил платочек. Вышитый, нарядный, голову покрывать. Лера растерялась от неожиданного мужского внимания и платочек приняла. Невнятно поблагодарила, а Герасим обрадовался, вспыхнул весь, заулыбался. Через день большую лепешку принес, протянул, отдавая в руки.

– Да у нас есть, – попыталась отбиться Лера.

Герасим набычился, но не отступил. Вот и стояли они так, молча пихая друг другу эту лепешку, пока Лера не сдалась. Буркнула «спасибо», хлеб на стол положила, а Герасим уселся и то на хлеб взглянет, то на нее. Брови светлые хмурил-хмурил… Короче, не поняла Лера чего он хотел, и днем позже, когда он притащил за пазухой живую курицу, наотрез отказалась.

– Молчун, – сказала, – спасибо тебе за подарки, но курицу не возьму. Что я с ней делать буду? Курятника у Ренны нет, на улицу зимой не выпустишь…

Молчун выслушал ее, резко развернулся и вышел. Курицу с собой унес, но не успела Лера порадоваться маленькой победе, как он вернулся. В его вытянутой руке болталась несчастная пеструшка, а из обрубка ее шеи прямо на пол капала кровь.

Несколько перышек медленно спланировали на пол. Лера проследила за ними, хватая воздух открытым ртом.

– З-зачем так-то?

Молчун ткнул курицей по направлению печи и протянул Лере. Лера отскочила, спрятав руки за спину, и замотала головой:

– Я не могу… Я не буду…

Молчун поглядел на нее задумчиво, оценивающе, потом положил курицу на лавку и ушел.

– Вот же гад, – шипела потом Лера, оттирая кровь с пола, с лавки, в сенях и на крыльце. – В следующий раз кого притащишь? Мамонта?

Вечером Ренна ощипала курицу, выпотрошила, и сварила суп. Вкусный, наваристый, совсем как у бабушки в деревне.

А Молчун с тех пор совсем зачастил. Уже не только по утрам дрова приносил, но и днем заглядывал и даже воду с колодца таскать намылился, да Ренна не позволила. Типа не мужицкое это дело. И что за дикость – бабам тяжести такие носить? Лера бы с радостью поручила Молчуну хоть весь колодец вычерпать.

Отбросив еще пару лопат снега, Лера отправилась в дом. Слишком уж сноровисто работал «ухажер»: как снегоуборочная машина пробивался к зазнобе.

– Донна Ренна, я сплю! – крикнула она, юркнув мимо знахарки в лекарскую, в свой уголок за занавеской. По пути схватила кусок хлеба, сыр и кружку воды – сегодня она еще не завтракала, а сколько продержит Герасим осаду – неизвестно.

Однако тот лишь расчистил дорожку и, громко потоптавшись за дверью, ушел.

Лера устало опустилась на кровать. Накидалась снега, теперь живот заныл. Знакомо так заныл. Как бы не месячные, чтоб их! Задержались аж на три недели… болезнь, стресс… а теперь – на-ка вот! Только в этом средневековье их и встречать. Надо сегодня же подойти к Ренне, уж она-то наверняка даст что-то безопасное в плане гигиены. Знахарка же, понимать должна.

А вообще, не все так страшно оказалось в этой отсталой деревне. Конечно, поначалу дико было чистить зубы размочаленной с концов палочкой и мыться болтушкой из ржаной муки с сывороткой, а потом ничего, привыклось. Ржаная мука так и вовсе оказалась получше гелей-шампуней. Кожа стала нежная-нежная, а волосы объемными, живыми и не засаливались так быстро. Только промывать их было проблематично, особенно такие длинные, до талии. В первый раз Лера вышла из бани с кусками теста, вычесать их не смогла и вернулась обратно отмачивать. Тут уж она поступила умнее: прополоскала волосы в тазике с водой. Несколько раз.

Сложнее всего оказалось смириться с туалетом на улице и… отсутствием интернета и книг. Вот чего реально не хватало, так это возможности в любой момент узнать интересующую информацию. Не просто не хватало, а бесило даже! Сейчас бы карту глянуть, сообщение домой послать… Лера остервенело откусила хлеба и сыра, запила водой. И кофе горячего не хватает!

Достав из-под подушки телефон, Лера раздраженно посмотрела в темный экран. Даже фотки не посмотреть – заряд почти на нуле!

В лекарскую заглянула Ренна, с опаской покосилась на телефон и, снимая с веревки пучок сухой травы, проворчала:

– Все сидишь, маешься… Сходила бы в люди, послушала, что народ говорит, себя показала. А то слухи ползут разные. Бабы ко мне зачастили, с каждой царапиной идут, лишь бы о тебе выспросить. Надоели. Будь добра, явись народу да скажи, что мы с Силваном придумали. Глядишь и отстанут.

Лера промолчала, но когда Ренна вышла, буркнула:

– Что я, театр на выезде? – А потом, кивнув невидимым зрителям, объявила: – Спешите, спешите! Впервые в Большом Лесе! А вернее, в его остатках! Выступление бродячей артистки по прозвищу Недоросль. Я – ужас, летящий на крыльях ночи. Я – страшный сон окрестных парней. Я – черная толстовка! Тьфу!

Лера фыркнула, зло и горько, но потом задумалась. Сходить на посиделки в общинный дом и впрямь можно. Язык она уже достаточно знает, поймет, о чем говорят, и может чего-нибудь разузнает. Да и сидеть в избе, действительно, надоело.

Пометавшись в сомнениях из угла в угол – все же встреча с незнакомыми людьми пугала, – Лера доела бутерброд и принялась одеваться. Как ни крути, а информация нужна.

Выданное Ренной платье было простоватым – серым, прямого кроя и без всяких украшений, но не идти же в спортивном костюме. Община тут странная, и раз не пользуются благами цивилизации, то и девушка в штанах может оказаться моветоном. А вот жилетка, которая надевалась поверх платья, выглядела сверх всяких похвал: длиной до талии, с резной деревянной пуговкой у горла и богатой затейливой вышивкой. Жаль, карманов не было, но и без них Лера не отказалась бы носить такую стильную вещицу дома.

И шубка была хороша! Из белоснежного заячьего меха, мягкая, пушистая, об нее так и хотелось потереться щекой. Шубку принес Силван, отдал Ренне, а та сразу же вручила Лере. Лера тогда еще только начала учить слова, но поблагодарить сумела. Правда, Ренне и Силвану благодарностей как будто мало было, и они смотрели выжидающе. Чего ждут, Лера не поняла, и невозмутимо надела обновку.

Как ни странно, шубка пришлась точно впору, будто по меркам шили. А ведь у платья Лера укорачивала и подол, и рукава…

На голову она накинула платок, подаренный Герасимом. И пускай будет выглядеть матреной деревенской, зато пестрая ткань отвлекает внимание от рубцов. Да и вообще, здесь все такие – матрены.

Принарядившись и сунув ноги в старые знахаркины валенки, Лера вышла из дома. Ни баллончик, ни отпугиватель она в этот раз не взяла – нечего лишний раз «светить». Да и не нужны они были.

Пары раз хватило окрестным собакам, чтобы понять, что чужачка – опасное существо, которое издает пугающий ультразвук и вопит (все-таки пересилить себя и не орать Лера не смогла). Зато теперь, стоило ей только выйти откинуть снег с тропинки или за водой на колодец, собаки удирали чуть не на другой конец деревни. Это Леру полностью устраивало. Даже неплохо было бы, избегай ее некоторые жители, в частности, компания местных девиц-заводил. Вот уж кто любил собраться у колодца и языками почесать!

Обычно Лера делала вид, будто не понимает, о чем судачат эти «язвы», но получится ли их игнорировать в общинном доме, вот в чем вопрос.

Лера даже замедлила шаг, подумав, что девицы наверняка там. Ведь единственная же местная тусовка.

А вообще, деревенские избегали Леру. Придут бабы к Ренне, тараторят что-то, а сами на нее, «пришлую», зыркают. Но стоит ей посмотреть на них или того страшней – улыбнуться, так все: бабы уж и не знают, то ли бежать, то ли в обморок падать. И главное, сами-то лицом чистые, ни пятнышка, ни прыщика. Может у них тут как в Спарте, всех, кто на подиум не годится, того… бритвой по горлу и в реку? Хотя и до подиума слабый пол, на взгляд Леры, не дотягивал. Разве что конкурс будет местный, типа «Стать деревенская» или «Крепкая баба – залог крепкого хозяйства».

И все же, почему Ренна с Силваном придумали ей какую-то дикую историю, якобы Лера с обозом беженцев шла, но отстала и заблудилась? И вроде как из-за болезни у нее память отшибло, вот отчего она и слова забывает, и про себя рассказать не может и вернуться не знает, куда. О, еще забывает старшим поклониться! И иногда забывает перед именем Ренны вставить уважительное «донна».

Зато Силвана она всегда звала правильно – «гран». Это тоже уважительное, но к простому человеку, который не заслужил еще «доном» называться.

Саму Леру Ренна звала на латинский манер – Вэлэри. Правда, вначале имя знахарку не устроило. Глядя на исхудавшую, бледную после болезни чужачку, она морщилась и говорила, что не похожа та на «Вэлэри». Вэлэри означает сильная, здоровая. А тут какая-то рыба обглоданная.

Но Лера уперлась и имя свое в угоду аборигенам менять не пожелала. В конце-концов, Ренна махнула рукой и велела, если спросят, отвечать, мол, имя ей дала сама знахарка, типа, чтобы Лера быстрее выздоровела.

Ну разве не странно все это? Если рассказать о себе правду, то что случится? Ее выгонят из деревни? Это сектанты? И почему она должна быть из каких-то беженцев? Бр-р… Скорей бы свалить отсюда.

Вскоре показался общинный дом, стоявший в центре деревни. При виде него тело превратилось в студень, и Лера тихонько застонала. Вот как туда зайти? Все же глазеть будут и ее обсуждать. А может, вообще, не пустят!

На этой мысли ноги встали. В принципе, не так уж и скучно сидеть в избе. Можно по дому похлопотать или корешки потолочь…

Вот не молчала бы Ренна, как партизан! Бли-и-ин, как же нужна информация…

* * *

Сегодня в общинном доме было особенно многолюдно – ждали сказителя, дона Авуса. Тот уже редко выходил, и такое событие никто не хотел пропустить.

У одного из окон устроились с вышивкой девушки. Ловко орудуя иглами, они между делом поглядывали на улицу, но высматривали не столько сказителя, сколько парней, собравшихся у крыльца и не торопившихся заходить в людскую духоту.

Вдруг Оста прянула вперед:

– Гляньте-ка! Кажется, и чужачка сюда идет.

Услыхав про чужачку, девушки всей гурьбой прильнули к окну. Стекло от их дыхания моментом запотело, а когда они его протерли, на дороге уже никого не было.

– Там она, за сугробом не видать, – убежденно заявила Оста. – Шубка новенькая, беленькая.

– Лим сказал, что шубку чужачке его отец подарил, – тут же сообщила Фиби, дочка деревенской свахи.

– А что, гран Силван жениться надумал? Он же старый!

– Старый, не старый, а чужачка вполне его может выбрать. Ты сама-то за кого бы пошла, за Молчуна или грана Силвана, а? Ну-ка, подруги, кто за Молчуна согласен?

Девицы зашикали, замахали руками на Фиби, и та засмеялась:

– Перепугались-то! Мать сказывала, чужачку за Молчуна отдадут, а гран Силван шубку не сам дарил, через донну Ренну передал. Чужачка, мол, с волками помогла ему справиться.

– Знаю я, как она помогла! – усмехнулась Оста. – Распугала всех! Видали, как собаки от нее шарахаются? Ее и с обоза-то наверняка выкинули, чтоб от уродины избавиться.

– Злая ты, Оста, – тихо сказала Тасита. – И без того сироте тяжко. Неказиста, памяти нет, никому не нужна…

– Как это не нужна⁈ – округлила глаза Фиби. – Молчуну нужна!

Девушки звонко рассмеялись, а Тасита покачала головой и дождавшись, когда смех утихнет, сказала:

– Она и вам нужна. Или кто-то из вас за Молчуна хочет пойти?

– А что ты на нас-то киваешь? – подбоченилась Оста. – Сама разве не боишься?

Тасита подняла голову от вышивки и спокойно посмотрела на подружек:

– Не боюсь. Но отец не позволит.

– Ха! Ты оттого и не боишься!

– И мой бы не позволил, если б старостой был!

Разгорающийся спор прервала хлопнувшая дверь, и все посмотрели на вход. Там стояла она – чужачка.