Текст книги "Академия безмолвия (СИ)"
Автор книги: Ефимия Летова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
Глава 13.
Они встали посреди широкой залитой солнечным светом площади, перед двадцаткой нервно вытянувшихся подростков, даже сейчас неуклюжих и неоформленных, похожих на птенцов голубей. Оглядели нас, не торопясь прерывать молчание. Наконец, седовласый заговорил. В его голосе не было столько чарующего, шоколадного на слух бархата, но он был предсказуемо сильным и разносился по всей площади без каких-либо усилий или ухищрений со стороны.
– Приветствую вас, адепты Академии безмолвия. Мое имя Франц Лаэн, я состою на должности ректора и Главного голоса Академии. Как вам, возможно, известно, само слово «адепт» в первую очередь означает «последователь, приверженец». Являетесь ли вы приверженцами выбранного вами пути, мне неизвестно. Пока что неизвестно это и вам.
Мои достойные заместители, проректор и второй голос сэр Мэтью Алахетин (жест в сторону сладкоголосого), профессор и третий голос, леди Адриана Сейкен, посвятят вас в правила и обязанности, которые вам придется соблюдать. Возможно, спустя какое-то время они покажутся вам нелегким грузом, и вы будете испытывать желание покинуть наши стены. Однако я хочу, чтобы вы знали – среди вас, двадцати четырех адептов, нет случайных людей. Каждый из вас был призван сюда в соответствии с вашей кровью или вашим даром. Помните об этом.
Мне отчаянно хочется переглянуться с Ларсом. Тоже мне, «нет случайных людей». Более случайных еще поискать, наш случайно открывшийся дар, случайное отсутствие денег на обучение в более престижных и известных местах... Тем временем, ректор Лаэн склонил голову и отошел в сторону, а мистер Алахетин («Запомнила с пятой попытки, умница ты моя», – вклинился внутренний голос) выступил вперед.
– Доброго дня, адепты. Ректор Лаэн абсолютно прав, среди вас нет людей случайных, но настоящих результатов вы достигните, только приложив максимальные усилия по развитию силы, воли, терпения, концентрации и дара. Нашей Академии более трехсот лет («...» – нецензурно восхитился внутренний голос), и все эти годы она оставалась единственной в своем роде, единственной, находящейся под непосредственным покровительством правящего королевского рода («...!»), готовящей уникальных ученых, исследователей и незаменимых узкопрофильных специалистов, способствующих укреплению стабильности, безопасности и справедливости нашего государства.
Честно говоря, мне стало не по себе. Становиться уникальной и незаменимой в моих планах не было. Уникальные и незаменимые обычно мало что решают в собственной судьбе.
– Возможно, у кого-то из вас возникали вопросы о Безмолвии, – да, в самую точку, возникали и возникают. – Практика безмолвия является одной из старейших и важнейших в истории магического саморазвития и совершенствования, и при этом одной из самых простых. Человечество, овладев голосом и получив возможность выражать оным собственные мысли, погрязло в шуме и суете. Поэтому прежде всего, вам надлежит научиться видеть и слышать. Те из вас, кто останутся в Академии и вступят на путь освоения жизни и смерти, на этот год будут освобождены от собственного голоса, за исключением одного часа после заката. Поскольку развитие дара и магических способностей должно быть исключительно добровольным и осознанным, вам будет дано двадцать четыре дня, в течение которых вы примете решение о возможности или невозможности следования по выбранному вашим родом маршруту. Если вашим выбором будет уход из Академии, то вы вправе покинуть нас, без права на восстановление, при этом оплаченные за обучение средства будут возвращены.
«Ну, а что. Все справедливо»
«Заткнись. Можно подумать, мне есть, куда идти»
«Тебе нет, куда идти. Но, возможно, тебе будет, куда бежать»
«Мне не нравится этот седой, – неожиданно высказался внутренний голос. – Не то, что бы не нравится, но...что-то тут не так, ты не находишь?»
Я посмотрела на высокую молчаливую фигуру, стоящую чуть в отдалении. Ректор явно не казался особо заинтересованным в том, что говорил мистер Алахетин, как и в своих учениках. Его нечеткое лицо ничего не выражало, кроме легкой усталости. Но чем дальше, тем больше оно смущало меня, что-то царапалось в памяти, настойчиво и тревожно... Где же я могла его видеть?.. В какой-то момент постепенно поднимающееся солнце попало в глаза и ослепило меня, и вместо мужской фигуры показался только сияющий силуэт, и я почувствовала липкий, приторно-гнилый на вкус ужас.
– Лрс! – шепнула я почти что с закрытым ртом. Приятель покосился на меня, и, стараясь не слишком шевелить губами, буркнул:
– Что?
– Это он.
– Кто?
– Рктр... Тот члвк, которого мы.. ктрого я вдла на клдбще!
Глава 14.
Ох, разговор явно придется отложить. Совершенно точно – мы с Габриэлем видели его, именно его, ректора и Г лавный голос Академии безмолвия Франца Лаэна во главе маленькой похоронной процессии на кладбище города Ринуты, впритык примыкающем к нашему маленьком хуторскому... Почему этот не последний в нашем мире человек выбрал для похорон глухую ночь и сопровождение исключительно рабочих? И кстати, чьих похорон?
«Надеюсь, не нерадивого студента»
«Не смешно. К тому же, было лето»
«Это был должник...»
Пока в моей голове бесновались всполошенные мысли, Второй голос Академии завершил свою речь советом в случае каких-либо проблем в целом обращаться непосредственно у нему, а в случае проблем со здоровьем – в целительское крыло, располагавшееся в дальнем северном отсеке территории Академии.
«Ага, ага, чтобы, значит, сломать ногу и подольше ползти»
После этого уважаемый сэр Алахетин отступил, уступая место профессору Сейкен.
Женщина откинула капюшон с лица, бледного, как у упыря, с бесцветными губами и щеками, и при этом ровными, правильными чертами, как у нераскрашенной глиняной куклы. Пышные каштановые пряди еще больше подчеркивали ее бледность. Трудно было определить ее возраст – тридцать? сорок? пятьдесят? Все может быть.
– Приветствую вас, адепты, – голос ее, такой же одноцветный, как и лицо, одновременно и раздражал, и завораживал. – Я глава факультета жизни Адриана Сейкен.
«Ну надо же, факультет жизни, а выглядит так, словно ее только что из могилы выкопали»
«Погоди, какой еще факультет жизни?»
«Ты меня спрашиваешь?»
– Помимо тех сфер, что всегда изучали маги – целительство, защита, владение стихиями, трансформация и телекинез, наша Академия исконно занималась главным. Что есть главное, адепты?
Адепты дружно затрепетали, наконец, один из юношей – кажется, тот, с кем мы вместе искали центральную площадь, – высказался:
– Жизнь?
– Жизнь, – кивнула профессор Снейкен. – Жизнь и смерть.
«Надеюсь, это не то, что я думаю?», – мне не с кем было поделиться, кроме как с внутренним голосом.
«Надеюсь, ты вообще хоть иногда думаешь», – нервно огрызнулся тот.
– Мы будем заниматься некромантией? – кажется, этот вопрос задала девушка.
– Мы будем заниматься многим, – все так же одноцветно проговорила профессор Сейкен. -Главой факультета смерти является профессор Джордас Элфант, к сожалению, он немного опаздывает. Я думаю, он представит вам свою точку зрения, однако, на мой взгляд, жизнь наиболее удивительная и, как это ни парадоксально, наименее изученная форма существования материи.
– Вы можете возвращать жизнь? – новый голос, на сей раз непонятно, мужской или женский.
– К этому вопросу мы непременно вернемся, – леди усмехается бесцветными губами.
Вдруг она просовывает тонкую руку под складки тяжелого плотного плаща и извлекает на свет черную птицу размером чуть больше ее ладони. Ворон? Вороненок.
Птица чуть взмахнула крыльями, словно пытаясь удержать равновесие, и осталась сидеть на ладони женщины.
– Саму по себе жизнь вернуть не трудно, – женщина поглаживает птицу по черной, блестящей спинке. – Весь вопрос в том, что это будет за жизнь? И чья?
Каким-то молниеносным выверенным жестом профессор Сейкен ухватила птицу за голову и свернула ей шею. Мне показалось, что в моментально наступившей тишине я услышала тихий и мерзкий хруст ломаемых косточек, хотя этого, конечно, быть не могло. Профессор подбросила на ладони черное безвольное тельце.
– Лишить жизни кого бы то ни было – проще простого. А вернуть? Излечить? Чем меньше тело, чем примитивней рассудок и, если хотите, душа, чем меньше времени прошло с момента смерти – тем легче и быстрее вернуть беглянку.
Леди Сейкен подняла птицу за одного крыло, словно демонстрируя беспомощную вялость несчастного существа. Сложила ладони «лодочкой», поднося убиенную ко рту («неужто воскрешающий поцелуй?!» – внутренний голос, как всегда, скрывает свое беспокойство за сарказмом), прикрыла глаза, что-то беззвучно шевеля губами и словно легонько дуя на черные перышки.
Мне вдруг стало холодно, будто по коже пробежались крошечные ледяные лапки неведомого существа. Холодно и бесконечно тоскливо. Против воли я представила огонь
– наиболее родственную, если верить Гриэле, мне стихию. Мороз стал отступать, неохотно, словно отгоняемый угрожающим видом ружья голодный угрюмый волк. Я опустила горящее внутренним жаром лицо и увидела легкие прозрачные всполохи пламени на руках, вокруг запястий, между пальцев, словно я комкала прозрачную огненной раскраски ткань.
Между тем профессор факультета жизни подняла лицо, кожа на лице натянулась и несколько мгновений леди напоминала прекрасно сохранившуюся мумию. Я моргнула, пытаясь усмирить внутренний и внешний огонь, как наваждение спало. Леди Сейкен стояла перед нами, совершенно спокойная, невыразимо холодная промозглая печаль более не сотрясала мое тело, а пламя не рвалось наружу, но какое-то неприятное, леденящее чувство осталось.
Все словно выдохнули, вернулись несущественные, но все же звуки – я не могла описать ни один из них, но я снова почувствовала себя на открытой солнечной площади среди людей, а не погребенной заживо в глубоком узком колодце.
Профессор равнодушно махнула рукой – и черная птица вспорхнула в воздух, пролетела над нашими остолбенелыми головами. Откуда-то издалека раздалось пронзительное сердитое карканье.
Только сейчас я заметила, что ни ректора, ни мистера Алахетина нет на площади, я затруднялась сказать, когда и куда они ушли. Поймала взгляд Ларса, откровенно ошарашенного. Сложно сказать, что выражал для него мой взгляд.
– Ааа... – открыл было рот один из адептов.
– Нет, с людьми так нельзя. Точнее, с людьми нельзя так. Теперь я хотела бы подвести итоги, – проговорила леди Сейкен. – Сейчас вы пройдете в главное здание вот в ту сторону, – она небрежно махнула рукой. – Каждый из вас получит персональные материалы для занятий, на первых порах вам ничего не понадобиться, кроме бумаги, чернил и перьев, расписание и именной жетон. То, что вы заходите туда, означает, что вы безусловно принимаете правила Академии, а именно, – ее голос усилился и теперь хлестал нас, как хлыст:
Вы сохраняете полнейшее молчание в стенах Академии на протяжении всего срока обучения в Академии, за исключением одного часа после заката.
Вы никогда и никому не рассказываете о происходящем в стенах Академии.
Вы не покидаете стен Академии за исключением тех случаев, когда кто-либо из Голосов Академии выдаст вам специальный пропуск.
Вы не совершаете самовольных убийств и воскрешений.
За нарушение любого из этих правил или за попытку нарушения, даже если она будет неудачной, вы будете отчислены.
Леди обвела взглядом притихших юношей и девушек.
– Вы можете принять решение сейчас или отложить его на двадцать четыре дня, после чего у вас состоится торжественное посвящение выживших в адепты Академии Безмолвия, – неожиданно профессор расхохоталась. Ее смех, прозвучавший в абсолютной тишине, снова вызвал ледяную щекотку.
– Идите же.
Все как один, мы повернулись, и вереница оробевших студентов тихонько поплелась в указанном направлении. Насколько я могла судить, никто из присутствующих не пытался двинуться в какую-то иную сторону.
Несколько мгновений леди смотрела на нас, потом неожиданно взглянула мне в глаза и поманила рукой. Я неуверенно оглянулась – но в непосредственной близости от меня никого не стояло, даже Ларс сделал уже несколько шагов в нужную сторону.
– Ступайте, молодой человек, – властно кивнула ему леди Сейкен. – А вот вы подойдите. Как ваше имя?
– Ласки, – по старой школьной традиции я начала представляться с фамилии.
– Джеймс Ласки, – кивнула леди.
– П-почему Джеймс? – я даже заикнулась от неожиданности.
Глава 15.
– Я помню имена всех новоиспеченных адептов. Разве это не ваше имя?
– Не то что бы не моё, но...
– Адепт Ласки, всё, что я хотела вам сказать – вам не следует учиться на моем факультете.
– Почему? – я ожидала услышать все, что угодно, кроме этого.
– На распределении вам зададут вопрос о предпочтительном факультете. Как правило, девушек принимают на факультет жизни, а молодых людей – на факультет смерти, так заведено исторически и, кроме того, обуславливается физиологически. Но у вас сильный дар, и в случае сильного дара и не менее сильного желания руководство Академии может пойти вам навстречу. Так вот, вам не следует учиться на моем факультете.
– Да почему?! – я почти взвыла. Идти в трупокопатели, как традиционно называли на хуторе некромантов, я совершенно не хотела.
– Потому что сама ваша магия, данная вам от рождения, отвергает это, – лучше бы она вовсе не улыбалась, леди профессор относилась к тому редкому типу людей, который не очень-то красила улыбка. – Неужели вы сами это не почувствовали?
– Я не хочу быть тру.. .некромантом!
– Некромант – совершенно неточное слово, адепт Ласки. Уверяю вас, слухи и домыслы нисколько не отражают то, что вы будете постигать здесь.
– Леди Сейкен, – в отчаянии проговорила я, – Я девушка. В моем имени была допущена ошибка, мое имя Джейма! Я не знаю, как так получилось, но мне выдали мужскую форму, поселили среди юношей и.
– А вот это плохо, – перебила она меня. – А вот это очень плохо, адепт. У нас не совершают ошибок. Вы были записаны, как Джеймс Ласки.
– Меня записывал отец, он не мог ошибиться.. .Но всего одна буква.
– Это не «всего» буква, адепт, – теперь леди практически шипела. – Если об этом узнают, вы будете отчислены.
– Но.
– Как вы могли заметить, в Академии юношей и девушек принимают строго поровну. Это обусловлено необходимостью энергетической гармонии анимуса и анимы. Возможно, ваш специфический дар объясняет отсутствие дисбаланса.
– Но через месяц одна из адепток может передумать, вы же сами говорила! – я старалась не повышать голос, но это удавалось с трудом, от растерянности и непонимания хотелось банально разреветься.
– Это только слова, адепт, – хмыкнула леди Сейкен. – За последние тридцать лет ни один из адептов не отказался от обучения.
– Но если.
– Никаких «если». Вам уже говорили, что в Академии не может быть случайных людей. Многие были записаны еще при рождении. Если поступить должен был Джеймс Ласки, никого, кроме Джеймса, принять нельзя. Ректор Лаэн крайне категоричен в этом вопросе. Но ваш дар.в конце концов, это ваши семейные дела. – я так и не поняла, что она имеет в виду, а тем временем профессор явно приняла решение. – Никаких сложностей я не вижу. Вам совершенно не обязательно раскрывать свой пол.
– Но.. .как же?
– Кто-либо знает об этом?
– Мой друг, мы вместе приехали.
– Он сможет сохранить вашу тайну? -Д-да, но..
– В таком случае, не вижу сложностей.
– Я... – у меня отчего-то не находилось слов. Что я могу сказать на это? Что я хочу носить платья? Что ни один мальчик не влюбится в меня? Можно подумать, знай они, что я девушка, они бы все дружно упали к моим тощим кривым ногам. Как глупо это ни звучало, в правде и в самом деле не было особого смысла. Куда проще помолчать год или два, чем вступать в борьбу с дурацкими бюрократическими заморочками.
– Я чувствую в вас мужскую энергетику, – проговорила леди Сейкен. – Думаю, сложностей действительно не будет.
– Вы хотите сказать, я и в самом деле похожа на парня? – сложно сказать, отчего мне было так обидно.
– У тебя странное лицо, – задумчиво сказала профессор. – Как чистый лист, нарисуй, что хочешь. Наверное, ты чувствуешь себя не такой привлекательной, как другие девушки, но такая внешность очень удобна, ведь не лицо диктует тебе, кем ты будешь, а наоборот, ты сама решаешь, какой тебе быть. А что касается энергетики. мне трудно ответить, отчего это так. Впрочем, мы заболтались, адепт Джеймс Ласки. Вам нужно идти. Если хотите, я немного помогу вам. Дайте мне руку. Левую.
Она взяла меня за локоть, и я взвизгнула – тонкий палец леди уперся в сгиб локтя и словно прожег на моей коже небольшую дырку, хотя ткань осталась нетронутой.
– Ну вот, мой дорогой. Это простая магическая печать, неприятные ощущения продлятся недолго и скоро пройдут. Теперь ты просто не сможешь никому ничего сказать о своем маленьком секрете до конца обучения в этом году. Правда, удобно?!
& & &
Ларс дожидался меня у ворот Академии.
– Ну?! – взвыл он приглушенно, – О чем вы говорили с профессором?
– Потом, – так же тихо сказала я. – По ее словам для всех я Джеймс.
– Почему? – изумился друг.
– Говорю же, потом. Кроме того, факультет жизни мальчикам, скорее всего, не светит. Так что вперед, к копанию могил, допросам трупов и бальзамированию.
«Даже добавить нечего», – встрял внутренний голос.
На распределение мы пришли последними. Адепты заходили в уже знакомый нам кабинет проректора по одному, и Ларс «великодушно» пропустил меня вперед. Я не ожидала ничего интересного, поэтому зашла без особого трепета. Была другая информация, которую следовало переварить и обсудить с Ларсом, пока еще мы что-то могли обсуждать.
Проректора Алахетина в кабинете вообще не оказалось. Зато прямо на его рабочем столе сидел, весьма небрежно болтая ногами, весьма примечательный субъект – еще один новый персонаж в этой Академии безумия.
«Я восхищен!»
Надо полагать, что-то со мной и впрямь не так. Мой внутренний голос определенно говорит со мной от мужского лица.
«Могу говорить от лица воон той табуретки»
«Заткнись»
Субъект косился на меня с веселым любопытством. Вполне привлекательный мужчина в традиционном плаще, светло-рыжие волосы разметались по плечам, а в во взгляде -этакая «дурашинка», как часто выражался мой отец. Дурашливый и одновременно неприятно-цепкий взгляд срисовал меня с головы до ног, и внезапно я снова ощутила колыхания пламени на ладонях. Только на этот раз они были другие. Мягкие, теплые, живительные огненные ростки, подрагивающие, стремящиеся приласкаться. Стало неудобно, словно меня застукали за чем-то неприличным, я торопливо спрятала ладони за спину и отвела глаза. Рыжеволосый соскочил со стола гибким звериным движением. Он вообще напоминал рысь, как цветом шевелюры, так и животной грацией и силой, тем, как наклонился ко мне, вдыхая запах волос, не касаясь, но подавляя одним только присутствием. Единственный раз в жизни я видела рысь в лесу: отец иногда баловал покупателей экзотическим мясом, выходя на охоту, не за кошками, конечно, а на лосей, оленей, кабанов или медведей. Встреченная в глухом зимнем утреннем лесу рысь смотрела на меня из-за широкого кедра, так же насмешливо и цепко.
Мужчина выглядел молодо и даже юно – обманчивое впечатление, наверняка. Какой-то статус он должен был иметь, раз позволил себе столь вальяжно умостить пятую точку на столе Второго голоса.
– Адепт Андерсон или Ласки, я полагаю? – рыжеволосый наконец-то отступил от меня и теперь прищуривался, как клоун с заезжей ярмарки, который вот-вот собирается вытащить разноцветную ленту из твоего уха.
– Ласки, сэр, – коротко и почтительно.
– А полностью?
– Джейм-с Ласки, – а вдруг он, ну я не знаю, телепат. И сейчас меня отчислят за обман?
– Что ж, Джеймс, профессор Алахетин, – и этот тоже профессор, кто бы сомневался, -сейчас вышел. Поэтому мне придется взвалить на свои хрупкие плечи его нудные обязанности. Для начала, позвольте еще раз спросить, готовы ли вы вступить в ряды адептов сей почетной обители мудрости и ежедневно с рассвета до заката изнывать от трудов непосильных и желания сбежать отсюда в течение срока обучения?
«Он определенно мне нравится»
«А по-моему, одного клоуна вполне достаточно»
«Надеюсь, это я?»
– Готов-а, – я опять споткнулась на окончании. – Готов, сэр.
– Что ж, вы немногословны. Тем проще. Молчание будет наложено на вас сегодня, через час после полудня. Времени остается немного, а ведь впереди у вас важнейшее мероприятие, на которое недопустимо опаздывать тем великолепным способом, который вы продемонстрировали, опоздав к проректору, а именно – вам предстоит посещение академической столовой!
От такой многословной и витиеватой манеры выражаться у меня закружилась голова. Впрочем, возможно, он и сам недавно завершил здесь обучение, и потому торопится наговориться.
– Ваше расписание на завтра вот здесь, – мужчина буквально нырнул за проректорский стол и начал извлекать оттуда всевозможные бумаги. – Здесь тетради, которые понадобятся вам для записи конспектов и вот – коробочка с чернилами и ученическими перьями. Вообще-то раньше эту почетную обязанность выполнял завхоз мистер Вулфер, но бедолагу угораздило накануне скончаться, а зомбировать его еще не успели... Шучу, адепт Ласки, вам стоит быть менее доверчивым. Та-ак. Это ваш именной жетон, прикрепите его в плащу и никогда не снимайте. Я что-то упустил, Джеймс?
– Вероятно, вам полагалось осведомиться, на какой факультет я иду, – осторожно произнесла я.
– О, это совершенно излишне, – теперь мужчина снова стоял передо мной. – Дайте мне вашу руку.
Я вздохнула, но не могла не подчиниться, просто не придумала достойный повод. Внутреннее пламя заметалось, словно хвост домашней собаки, только что не скулило. Оно хотело прижаться к этому человеку, то ли согреться, то ли согреть его.
– Вероятно, вы сейчас испытываете странные чувства, Джеймс. не бойтесь и не стыдитесь. Все это дар, а вы чрезвычайно одарены, – он поглаживал мои ладони, словно котенка, безо всякой пошлости, струйки огня облизывали длинные, «музыкальные», как говорили у нас на хуторе, пальцы. – Вы безоговорочно приняты на факультет смерти, адепт. Вне всякого сомнения. А теперь идите, мой огненный мальчик, зовите вашего друга, – шутовство внезапно сменилось отстраненной прохладой. – У вас нет ко мне вопросов?
Я хотела покачать головой, но все же спросила:
– Вы не представились, сэр..?
– Ах да, досадное упущение. Меня зовут Джордас, мальчик. Профессор Джордас Элфант, глава факультета смерти, Первый голос Академии и отныне ваш полноправный хозяин. Шучу, шучу! – но его глаза с темными неестественно широкими зрачками оставались серьезными.
