Текст книги "Академия безмолвия (СИ)"
Автор книги: Ефимия Летова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
Глава 37.
Сэр Джордас ждал нас у сферы «пятой стихии» с подозрительным энтузиазмом.
– А вот и вы, мои дорогие! Сегодня нам наконец-то доставили материал для практики, чему я, как нетрудно заметить, крайне рад. Следуйте за мной и не отклоняйтесь от маршрута.
Мы молча повиновались. Путь, выбранный профессором, меня удивил – мы шли в сторону леса. Кусты шиповника были раздвинуты, и задумчивые от грядущей радости адепты гуськом побрели по лесу, сперва знакомой узкой тропинкой, потом – повернули налево, куда мы, насколько я могла судить, еще ни разу не забредали. Наконец наша молчаливая процессия подтянулась к двухэтажному каменному дому, с большими окнами и пологой, местами прохудившейся крышей. Стены отчасти заросли буро-зеленым мхом, стекла были привычно-темные, как в каморке у ректора Лаэна, деревянная дверь полуоткрыта. Дом казался нежилым, холодным и темным, заброшенным пару веков назад, и ничего хорошего от очередной практики я не ждала.
– Это одна из наших лабораторий, – как ни в чем не бывало объявил сэр Джордас. – Идите осторожно, ступени скользкие.
Мы прошли в темное, пустое и холодное помещение, ничем не наводящее на мысли об научном процессе, завернули в комнату – и я с содраганием увидела ступеньки в прямоугольном проеме в полу, ведущие в подпол. Никаких хороших ассоциаций с подземными помещениями у меня не было.
Внизу было...холодно. Не простая прохлада каменного мешка, а ощутимо забиравшийся под одежду колючий едкий холод. Мерные звуки наших шагов словно отскакивали от гладких, покрытых серой морозью стен.
Лестница не закручивалась, как в библиотеке, а просто вела вниз, горкой, впрочем -довольно долго. Наконец мы очутились в темном помещении, настолько промерзлом, что заломило пальцы – и опять же, воздух был на удивление свежим. Невольно подумалось о том, что отец был бы очень рад такому подвалу – можно без особых проблем хранить мясо, причем довольно долго.
Вспыхнули факелы на стенах, и мы, столпившиеся кучкой на последних ступеньках, одновременно вздрогнули, а я, вероятно, вдвойне – острые пальцы стоящей рядом Арты вцепились в мое предплечье.
По периметру довольно просторной комнаты прямо под факелами были расставлены простые грубо сколоченные деревянные столы без стульев. На одном из столов довольно внушительной горкой лежали дохлые крысы.
Серо– бурые шубки зверьков казались на удивление чистыми, а длинные упругие хвосты в свете пламени отчего-то блестели, словно смазанные маслом. Меня замутило, хотя, конечно, не настолько, чтобы бежать прочь.
– Не переживайте, мои жалостливые друзья, – тем временем сэр Джордас деловито раскладывал по столам окоченевшие тушки. – Никто не убивал этих прелестных созданий. Они очень даже живы. На них наложено довольно-таки простое магическое плетение стазиса – все живые процессы в организме прекращаются, замирают на определённое время, но смерть не наступает, плоть не разлагается. При некотором навыке снимается оно довольно легко и быстро, смотрите.
Профессор схватил за хвост одного из грызунов, а второй рукой провёл несколько раз вдоль тельца, чуть шевеля побелевшими от холода пальцами – раз, другой, третий– зверёк дернулся и внезапно, куском мыла выскользнув из руки преподавателя, метнулся прямо в кучу завороженных адептов. Адепты беззвучно взвизгнули и дружно отшатнулись к стенам, Арта уткнулась губами мне в шею, однако далеко убежать зверьку не удалось, и он снова свалился замороженной неподвижной тушкой.
– Извини, дружок, – сэр Джордас вернул беглеца на стол. – После практики я обещал вернуть вас в столовую, вы еще нужны для ужина.
... а вот теперь – настолько.
Практика оказалась премерзким, совершенно отвратительным мероприятием. Сначала у нас ничего не получилось. От попыток хотя бы просто разглядеть тончайшие серебристые нити стазиса, опутывавшие окоченевших крыс, слезились глаза и ломило уши, в какой-то момент я готова была поверить, что никакой магии тут нет и вовсе, а зверьки просто замёрзли. Однако именно в этот самый момент я внезапно встретилась взглядом с Габриэлем. Его бледное лицо с посиневшими губами без очков – вероятно, они запотели и их пришлось снять, хотя Габ частенько решал эту проблему с помощью водной магии, так вот, его лицо казалось...вдохновенным. Так творит в моём представлении художник, окуная тончайшую беличью кисть в густую маслянистую краску, а не замерзший мальчишка, терзающий крысиный полутруп. Но Габ выглядел едва ли не счастливым, настолько поглощенным своим занятием, что я тоже удвоила усилия и наконец-то разглядела мерцающую паутину стазиса. Процесс снятия был практически ювелирным и совершенно индивидуальным. Обладателям огненной стихии нужно было не сжечь, а аккуратно согреть плетение, поскольку при резком снятии стазиса организм, очень уязвимый в первые моменты, мог не выдержать и погибнуть. Пара первых жертв неопытности и резкости студентов уже лежала в приготовленном заранее мешки у стены. "Стазис – всегда грань, и лишь от вас зависит, на какую сторону вы подтолкнете своего подопечного'', – проговорил сэр Джордас, а в моей памяти заворочались воспоминания...кто-то уже говорил мне о грани, но кто и когда?
Из размышлений меня выдернул резкий иголочный укус очнувшегося крысеныша. Я взвизгнула – если бы могла, конечно, – и отшвырнула удачный результат эксперимента в некстати топтавшегося рядом Бри, а тот не задумываясь отбил хвостатого бедолагу прямо в профессора.
– Браво, Джеймс. Ваш самоконтроль радует не меньше, чем практические успехи, – сэр Джордас аккуратно положил вновь застывшего зверька на стол. – Могли бы спалить, но всего лишь швырнули мне в лицо. Дайте-ка сюда вашу руку, не тащиться же к целителям из-за такой мелочи, а кровь в лаборатории факультета смерти иногда приводит к непредсказуемым последствиям.
И он схватил меня за окровавленную руку. Огонь, столь неуместно чувствительный к этому человеку, метался под кожей, приливал к щекам. Место укуса быстро затянулось и теперь чесалось и зудело.
"Аразноглазик-то как скривился, любо-дорого посмотреть!"
"Это он от зависти к пробуждению крысака"
"Ну-ну"
После зубодробительной практики по неоднократному издевательству над животными мне хотелось одного – побыть одной, и я вместо обеда ушла к лечебному корпусу. Здесь обнаружилось удивительное укромное местечко – какие-то сплетенные наподобие беседки разлапистые невысокие деревья. Весной и летом, наверное, совсем красиво, но даже сейчас смотрелось неплохо. На земле лежали тесно прижатые друг к другу доски, сваленные бревна с натяжкой можно было принять за скамейку – на фоне общего порядка незаконченная стройка привлекала внимание, но поблизости не было никого. Тут я и расположилась. Несколько минут просто бездумно смотрела в серое пасмурное небо, потом неожиданно для себя начала беззвучно напевать ту самую колыбельную, которую пел в своей каморке сэр Франц. Слов я не запомнила, да и разговорный час еще не настал, но музыка звучала внутри меня, наполняя каким-то печальным покоем. Представила себе, что рука – это кисть, а огонь краска, и стала по памяти выжигать на досках портрет маленького Лукаса.
Затея была идиотская, потому что потом следы своих художеств нужно было непременно стереть. Да и карандашами и красками рисую я довольно плохо, и уж точно никак не способна воспроизвести по памяти портрет. Но магически сделать это оказалось гораздо проще – пламя делало большую часть работы за меня.
Когда работа была закончена, я полюбовалась результатом – "рисунок", конечно, был выполнен в одном цвете, но в целом, ребенок получился вполне узнаваем. Даже жаль будет уничтожать его.
– Что это, адепт Ласки? – я чуть не свалилась от неожиданности и досады.
"Запалили, совсем бдительность потеряла"
"А ты на что?"
"А у меня есть отдельная пара глаз?"
Я обернулась и увидела коменданта – мистера Иртена Мармета.
Наш незаметный и обычно молчаливый комендант кутался в какой-то серый, потрепанный на вид пиджак. Его невыразительное непроницаемое лицо стало чуть более человечным. Сердце у меня забилось сильнее.
– Мне кажется, его зовут Лукас, – небрежно сказала я.
– Лукас... – сэр Мармет присел рядом на бревна. – Такой серьезный, трудно узнать. Вообще-то, он был очень веселый.
– Наверное, в Академии ему было скучно? – я высказывала наугад, ежесекундно ожидая "взрыва" – недоуменного вопроса, а с чего это малыш Лукас был в Академии, и далее -откуда я знаю имя, лицо, и вообще, зачем и почему, но суровый комендант смотрел на портрет с печальной нежностью и, кажется, рад был поговорить, совершенно забыв, что я не должна и не могу быть в курсе.
– Скучно? О, нет, его тут так все любили. Каждый готов был играть с ним с утра до вечера.
– Особенно сэр Лаэн?
– Сэр Лаэн... – комендант посмотрел на меня растерянно, словно я заговорила вдруг на каком-то другом языке. – Надо полагать, хотя, конечно, он очень занят.
– Но разве не сэр Лаэн...привел сюда Лукаса?
– Конечно, – сэр Мармет пожал плечами. – Но...
Он тряхнул головой, словно возвращаясь из воспоминаний в реальное время.
Я попробовала зайти с другой стороны.
– Такая трагедия... как же сэр Лаэн мог допустить такое?
– Он не всесилен... Мы все не можем себе простить.
– Все..?
– Те, кто тогда здесь работал.
Мысли метались в моей голове, как голодные карпы в ожидании крошки хлеба. Кто же мог предположить, что источником информации может стать наш немногословный малозаметный комендант... о чем же его спросить? Не спугнуть бы, не спугнуть...
– Как это случилось? – я сдалась собственному любопытству. Я ожидала сворачивания разговора, но мой собеседник только горько усмехнулся и ответил неожиданно полноценно:
– Кто знает, адепт. Здесь работают сильные маги, но дети...дети всегда уязвимы по определению. Уязвимы и являются неплохим рычагов воздействия. Сэр Лаэн был молод и полон сил и...идей. Довольно революционных идей, надо сказать. Имел немало сторонников и возможностей влияния. Но все оборвалось вместе с жизнью маленького Лукаса. Вы такой юный, вам, наверное, сложно понять, как можно любить ребенка и насколько чистая, безусловная эта любовь. Насколько огромна и неподъемна вина того, кто не смог уберечь...
– Так дело было в... – я замялась, не зная, как правильно сформулировать. – В политике?
– Вы должны понимать, что никто не может утверждать подобное, а тем более называть какие бы то ни было имена... Но если буквально за один год маг...сильный человек и серьезный противник теряет всю свою семью, одного за другим... начинаешь поневоле подозревать, что кто-то причастен к этому.
Затуманенный взгляд коменданта несколько прояснился, и я поняла, что разговор подходит к концу, если уже не подошел.
– Он...сильно изменился?
– Вы даже не можете представить, как, адепт. И я бы советовал вам побыстрее удалить это...дабы не бередить старые раны людей, у которых они никогда не заживут, – тихо произнес сэр Иртен, поднялся, отряхнул брюки и быстро удалился.
Глава 38.
«Значит, все-таки сын» – Ларс шкрябает пером по листу бумаги. Острый кончик поскрипывает, царапая белую гладкую поверхность.
"И он действительно умер, как мы и думали" – я подталкиваю листик Ларсу. Габ безучастно смотрит в окно и участия в переписке не принимает, хотя мой письменный отчет внимательно прочитал. Последние часы он как будто вообще не в себе. Мне так хочется сказать ему что-нибудь, но до следующего разговорного часа остались почти сутки. Прикоснуться к нему – но после того поцелуя в учебной аудитории мне кажется, что Габ сожалеет о произошедшем. Может быть, стыдится своих сказанных под воздействием вина слов. Что он там нёс..? Прекрасный? Крышесносный? Ага, как же.
Я не могу даже обогреть его своим огнем – наши противоположные стихии при попытках прямого соприкосновения вели себя настороженно и даже пугливо. Оставалось лишь одно
– обсуждать загадочную историю ректора Лаэна. Впрочем, все, что можно было, мы уже обсудили, и никаких подвижек не предвиделось.
Я предлагала (честно говоря, с корыстной в том числе целью пополнения собственных запасов) совершить очередную вылазку в город и поговорить с леди Адаей (при условии того, что капризный и непредсказуемый внутренний голос снова покажет нужную дорогу).
"Сама ты капризная. Вот теперь однозначно ничего никуда показывать не буду”
"Ну тогда я жду твоих предложений. Хотя логично, что ничего, кроме того, что я уже придумала, ты придумать не сможешь"
"Я не смогу?!"
...так легко ведется на слабо, как все мальчишки. Хм. Осталось только дотерпеть до завтрашнего разговорного часа.
***
– Снятие магических плетений краткосрочного стазиса является одним из наиболее легких в освоении, – мерно постукивая карандашом, вещает профессор Джордас. – Тогда как долгосрочный стазис снимается гораздо сложнее. Принципиальным отличием является не только сама суть плетения, но и более серьезное повреждение материи, вызывающее, собственно, необходимость применения этого заклятия. Что вы на меня так загадочновопросительно смотрите, адепт Фокс? Если материя, то есть тело, повреждены серьезно, вы просто не сможете наложить краткосрочный стазис, выражаясь научно-поэтически, слишком тонкие нити плетения порвутся. Я ответил на ваш невысказанный вопрос? Адепт
Спэроу, а в чем подоплека вашего вытаращивания глаз? В принципе, смерть, конечно, тоже повреждение материи, будь то внезапная смерть от несчастного случая или медленное естественное поэтапное одряхление тела от старости. И наложить заклинание долгосрочного стазиса на мертвое тело возможно, хотя очень трудно, потому что вам придется вплетать принципиально иные магические плетения, соединяя их вместе, как мастерица-вышивальщица. Но смысл? Остановить разложение ткани..? Возможно, хотя энергетические затраты мага будут крайне высоки.
Что же касается технической стороны вопроса, то при наложении и соответственно при снятии краткосрочного стазиса маг задействует силу одной – доминирующей – стихии. В случае долгосрочного стазиса приходится использовать две. Адепт Блубер, ваше подвижное лицо вводит меня в некоторое сомнение относительно мечущихся в вашей голове мыслей...нет, перерыв еще не скоро, и да – именно по этой причине мы осваиваем все стихии, а не упираемся в стену исключительно одной. Адептка Сигл? Да, можно накладывать – и, безусловно, снимать, – плетение стазиса, как и многие другие заклятия повышенного уровня вдвоем, но вы сами понимаете, какой высокий уровень взимопонимания и поддержки должен быть между напарниками...
Меня сэр Джордас обычно предпочитает демонстративно игнорировать.
"Или он просто не видит ни одного всплеска мысли на твоем лице"
Что ж, меня вполне устраивает такое положение дел. Можно, краем уха прислушиваясь к "ответам на вопросы студентов" – вопросы, которые по мнению Элфанта мыслящие и слушающие адепты несомненно должны были бы высказать, если бы только могли и которые он читает в их полусонных глазах – обдумывать предложенный внутренним голосом план. План, безусловно, мне не нравится, потому что ничто не сможет помешать моему "второму я" кинуть меня, как было в прошлый раз во время вылазки в город.
Но других вариантов пока нет...
– Дорогой адепт Ласки, а вы ни о чем не хотите меня спросить? – раздаётся прямо над ухом ехидный голос сэра Джордаса. – Зря, зря. Отстающим студентам, таким как вы, надо прилагать мыслительные усилия вдвойне, чтобы держаться на плаву. Ну же, задайте мне какой-нибудь вопрос, Джеймс...
Лицо профессора, бледное, в обрамлении светло– рыжих прядей волос, совсем близко, и я снова чувствую волнение огня. Да что не так с этой стихией, дался ей сэр Джордас, как медведю малинник... о чем таком можно спросить? Стазис...краткий и долгий...смерть...снятие...грань. Как странно, что именно на факультете смерти мы проходим снятие стазиса, словно репетируя возвращение к жизни мёртвого, разве это наша специализация? Возвратить к жизни мелкую зверушку, птицу не вызывает затруднений у магов, вот с человеком куда сложнее. Наложить плетение на телесную материю даже значительного объёма можно, если маг опытен и силен, а как быть с душой? Удержат ли ее серебристые нити? Тонкие, слишком тонкие для этой загадочной субстанции. Но нити можно уплотнить, если... а если...
– Довольно, Джеймс, – профессор неожиданно кладёт тяжёлую ладонь мне на голову, словно и в самом деле может слышать мои спутанные мысли. – Это хороший вопрос, но я сейчас не готов на него ответить.
Начала разговорного часа я дожидалась с огромным трудом. Я привела парней туда, где накануне рисовала портрет маленького Лукаса. Доски после этого пришлось опалить, и теперь забытая стройка напоминала пожарище. Поджечь влажные от зимней изморози доски оказалось непросто, но я справилась, и теперь в воздухе приятно и мягко пахло горелым деревом. Габ все так же витал в своих мыслях где-то бесконечно далеко от нас, и это отчего-то невероятно злило.
Торопливо рассказываю ребятам свой план.
"Вообще-то, мой"
"Вообще-то, ты это я"
Ларс задумчиво кивает.
– В принципе, может сработать...откуда ты все это узнал?
Я пожимаю плечами как можно беззаботнее. Вопрос хороший, но ответа на него у меня нет.
– Почему я должен идти с тобой? – внезапно говорит Габ.
– Не хочешь – вообще никуда не иди, – огрызаюсь я. – Никто на аркане не тащит.
– Разве я говорил, что отказываюсь? Но почему именно с тобой?
– Ребята, вы чего? – недоуменно спрашивает Ларс, растерянно переводя взгляд с Габриэля на меня. – Да какая разница, кто с кем пойдёт?
– Вот именно! – хором заявляем мы с Габриэлем, и я вдруг ощущаю огромное желание стукнуть его чем-нибудь тяжёлым.
– Твои абсурдные идеи, основанные на неизвестно откуда берущейся информацией вообще изрядно напрягают, – в кои-то веки голубой глаз солидарен с зелёным в холодной издевке.
– Можно подумать, ты делишься всей информацией, – хмыкаю я. – Начнем с того, что попал сюда неизвестно как и неизвестно зачем, каким-то образом сбежал от меня в городе, договорился с Элой и вообще постоянно неизвестно чем занимаешься!
– А я должен тебе докладывать?! Тебе?! Впрочем, твой загадочный источник информации понятен – легко быть в курсе, если ходишь в любимчиках у главы факультета.
– Да с чего ты взял?!
– Никакого другого "отстающего студента", – с нескрываемым сарказмом произнес Габриэль. – Индивидуальными занятиями наш профессор не радует.
"Да этот балбес просто ревнует"
– Действительно, балбес, и действительно, ревнует, – злобно бурчу я, и только спустя несколько мгновений понимаю, что сказала эти слова вслух.
***
Габриэль смотрит на меня, словно смысл сказанных слов с трудом до него доходит. Я ожидала какой-нибудь язвительной фразы типа "да какого демона ты мне сдался", но он внезапно вскидывает вверх руки – и со всех окрестных поверхностей, досок, камней, веток и стволов к нему в руки крошечными пушечными ядрами слетаются прозрачные капельки влаги, слетаются, стекаются, словно всасываемые огромным водоворотом. Я смотрю, хлопая глазами и, кажется, восторженно открыв рот, потому что никогда еще не видела такого чуда и такой неприкрытой демонстрации силы. Капли воды соединяются в водяную переливающуюся сферу, шар, сначала размером с ягоду, яблоко, потом с голову, и...
И этим водным шаром, холодным, как речная зимняя вода, Габриэль со всего маху запускает мне в голову. Я не успеваю даже зажмурится, а он уже застывает над головой и проливается мне на макушку студеным ливнем.
Вся мокрая, ошеломленная и злая, я стою, ощущая, как пропитывается водой одежда, как с энтузиазмом набрасыватся на меня зимний холодный ветер. В ту же секунду вокруг Габриэля вспыхивает огненное кольцо. Вспыхивает....и гаснет. А вокруг меня закручивается теплый воздушный вихрь, почти горячий...и высохшие волосы радостно топорщатся. Я оборачиваюсь и вижу профессора Джордаса и сэра Алахетина. И в их взглядах на нас нет ничего хорошего.
***
Мы идем с Габом по темному коридору в подземную лабораторию. Не говорим друг другу ни слова, не смотрим в сторону друг друга, почти что прижимаемся к противоположным стенам. Но все это неважно, бесполезно. Воздух между нами искрит. Воздух между нами
– искрящийся наэлектризованный кусок масла. Можно резать ножом.
«Ну и сравнения»
«Заткнись и сгинь. Хотя бы на ближайший час»
«Да неба ради. Можно подумать, я не знаю, чего от вас можно ждать и жажду понаблюдать»
В лаборатории холодно, холодно и темно, и Г абриэль зажигает светильник. Его лицо озаряется теплым дынным светом старой лампы. Я чувствую, как практически невидимые волоски на руках встают дыбом.
Первый и Второй голоса Академии сначала смачно отругали нас на все лады – за то, что вместо отдыха и выполнения домашнего задания бродим по каким-то углам, устраиваем магические дуэли, хотя это просто смешно в наше прогрессивное время и просто бесполезно, ибо такие два идиота даже царапины друг другу не нанесут из-за собственной беспомощности и бездарности. Припомнили обугленные доски, очень нужные и жизненно важные для будущего всей магической диаспоры. И прочее, прочее, прочее. После чего Ларса отправили в общежитие, а нашу с Габом – насупленным, молчаливым и тихим -судьбу решили отдать целиком в руки сэра Джордаса как главы факультета дураков и бездельников.
Как только проректор отбыл, сэр Джордас разительно переменился.
– Адепт Ласки, вас, видимо, надо запереть под замок! Что я вам говорил, через какие дырки в Вашей лохматой головке выливаются услышанные от меня слова?
Тут он вдруг словно вспомнил о существовании Габриэля и осекся.
– Нет, этого так оставлять нельзя. Хотели повзаимодействовать? Будет вам взаимодействие. За мной.
И мы пошли, пыхтя от недавнего негодавания, как два ежа.
...На столе лежит тело очередной недвижимой зверушки – кажется, это белка. Кисточки на опустившихся ушках, довольно пушистый хвост. Кровавая воронка посреди рыжеватосерой грудки не оставляет сомнений в том, насколько серьезно повреждено это "тело". Я протягиваю руку, трогаю еще теплый мохнатый бок бедолаги. Заклинание долгосрочного стазиса было наложено на нее совсем недавно. Я непроизвольно щурюсь, пытаясь рассмотреть нити плетения, хотя это совсем необязательно. Они действительно гораздо толще, чем в прошлый раз и представляют собой спиральки – переплетения магий разных стихий.
– Задача снять стазис, работая в паре, – говорит сэр Джордас. – Сложная, тонкая, длительная работа. Разногласия между вами приведут к моментальной гибели этой красавицы.
– Тело повреждено, – говорю я, с отчаянием понимая – это последние мои слова вслух на сегодня. – Как только мы снимем стазис, если снимем, в дело вступит рана.
– А вы снимите и залечите, адепт Ласки, – холодно подводит итог профессор. – Вы же добрый мальчик. Приступайте.
Мы слышим его затихающие шаги на каменной лестнице. Стоим у противоположных стен, а между нами на белом куске ткани беспомощным меховым комочком лежит раненый зверек, вырванный из времени силой магического дара.
***
Какое-то время мы просто стоим, глядя в стороны, не двигаемся и молчим. Молчим, потому что отведенное нам время закончилось...и сегодня мы потратили его более чем бездарно.
Габриэль шумно вдыхает, выдыхает, снимает запотевшие очки и кладет их на свободный стол. Делает шаг вперед.
Я тоже делаю шаг вперед. Снова пристально смотрю на нити магического плетения. Сколько же понадобиться времени, чтобы их распутать? Вот эти, пепельно-розовые, явно накладывал маг с огненной стихией, а вот эти, полупрозрачные – водный. Как так они смогли мирно ужиться, усилить, а не оттолкнуть друг друга? Выходит, каждое плетение уникально и несет в себе печать своего творца.
Я чуть вытягиваю руку и начинаю работу, утомительную, требующую огромного сосредоточения. А ведь потом с такой раной действительно придется незамедлительно начать лечение...что мы, вообще-то, делать не умеем. Никто не учил нас. Вряд ли мне пригодится опыт восстановления сэра Джордаса, надо было тогда бросить его к демонам... Одно дело восстановить магический фон, совсем другое – реальная живая рана, потерянная кровь, порванные мышцы...
Выпутывать нити в одиночку не получается. Габриэль какое-то время молча наблюдает за мной, потом поворачивается – и мое сердце жалобно тренькает. Я готова была простить ему абсурдные обвинения и даже этот ледяной душ, но уйти сейчас?...
Однако Габ не уходит, всего лишь огибает стол и встает за моей спиной. Медлит несколько мгновений, потом делает шаг – и теперь он стоит совсем близко, почти прижимаясь, я чувствую его дыхание, хотя может быть, в этом могильной стылости мне просто нужно какое-то тепло. Габ протягивает руку, почти обнимая меня со спины – и наши холодные пальцы сплетаются.
Он согласен сейчас быть ведомым, и я направляю – сначала неловко, неумело, пытаясь ощущать не прикосновения губ к затылку, не руки, а именно поток силы, совершенно другой, нежели у меня, упругой и мягкой. Как странно вот так стоять, словно рисуя общую картину, непредсказуемо и в то же время – так чутко. Мы действительно настраиваемся друг на друга, долго, по чуть-чуть, то перетягивая, то отпуская, но нити распутываются, ослабевает их болезненное натяжение. Еще буквально пара шагов – и я резко сжимаю пальцы Габриэля. Нельзя резко снимать долгосрочный стазис. Но мы не целители... Я ничего не смыслю в огнестрельных ранах.
Габ обхватывает меня второй рукой – и сразу становится теплее, хотя он и сам замерз. Левой рукой проводит по моему лицу, закрывая веки. Правой – вытягивает мою руку вперед.
Я ощущаю пульсацию замороженной стазисом боли даже с закрытыми глазами. Некая неправильность, точечная ошибка мироздания. Все, чего я хочу – исправить эту ошибку. Тело знает, тело само знает, что и как регенирировать. Ему нужно просто немножко силы. Силы, которую могут дать маленькому существу два мага-недоучки. Я открываю глаза и, чуть развернувшись, встречаюсь взглядом с серьезным зеленым и грустным голубым глазами. Габ тихонько кивает.
В тот самый миг, когда он посылает заряд энергии, я окончательно снимаю заклятие стазиса.
***
Какое-то время мы просто смотрим на мерно вздымающийся бок спящего пушистика, а затем одновременно поворачиваемся друг к другу, улыбаясь, измученно и счастливо.
Лицо Габа чуть влажное, капелька пота стекает по виску. Я протягиваю руку и касаюсь ее, размазывая по бледной коже. Он замирает. Небо, я не могу так больше.
Мои руки опускаются на его плечи, соскальзывают ниже и снова поднимаются наверх. Я считаю пуговицы на его рубашке, расстегивая ее.
Первая – мы тихонько стукаемся лбами, и я слушаю, как меняется его дыхание. Вторая -целую в шею, третья, кажется отлетела, четвертая... Не знаю, что со мной происходит. Я чувствую руки Габриэля в своих волосах, на спине, плечах.
На шестой, предпоследней, пуговице на лестнице снова раздаются безмятежные шаги главы факультета смерти сэра Джордаса Элфанта.
