Текст книги "Черный скрипач (СИ)"

Автор книги: Эдвина Лю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Лысоватый обошёл клетку кругом, словно ища подкоп, и лишь потом встал напротив Дэна и коротко сказал:

– Вот этот. Дэниэл Альсон. Забираете?

Серый попросил открыть клетку. Тюремщик посмотрел на него с сомнением.

– Куратор Поллок, – сказал он, – здесь не…

– Открыть, – скучным, тусклым голосом повторил серый.

Дэн никогда не слышал такого странного голоса. Как будто пепел остывшего костра. При этом у серого человека явно имелся музыкальный слух. Но музыки в нём было не больше, чем в пыли под ногами.

Тюремщика и Юллена пробрала дрожь. Дэн на всякий случай чуть-чуть напрягся, но тюремщик уже вошёл в клетку и пристегнул его руки к спинке стула, нещадно вывернув их назад.

Затем возле Дэна оказался Поллок. Взгляд у него тоже словно подёрнулся сизым пеплом.

– Дэниэл Альсон?

– Да, – ответил Дэн тихим голосом, стараясь вложить в интонации как можно больше твёрдости и спокойствия.

– Хорошо. Тебя велено забирать. Ты понимаешь, что это значит?

– Нет, – ответил Дэн. – Я не знаю, кто вы и что значит «забирать».

– Глава Комитета передал нам приказ величия Грета Кешуза, по которому ты можешь выйти на свободу раньше срока, – сказал Поллок, и сердце Дэна тут же забилось быстрее. Почему ему так страшно и так тревожно? Ведь его обещают выпустить, выпустить на волю!

– После того, как ты пройдёшь курс в воспитательном отделении Тартуты, – очень мягко и очень тускло продолжил серый человек в белой одежде.

Паутина. Вот что касается тебя так же, как этот голос – мягко и почти неощутимо. Но прилипает и остаётся. И если даже смоешь её с лица, ощущение невесомой липкости ещё какое-то время преследует тебя.

– В воспитательном? – Дэн не смог сдержать дрожь в голосе.

– Принудительное воспитание с сопутствующими карательными мерами в случае неповиновения и непослушания, очень рекомендованное консилиумом Ордена Отражений для усмирения юных Тёмных магов. Подростков вроде тебя, – прошелестел почти ласковый голос.

И прилип, остался в ушах.

Дэн попытался «включить» в себе музыку. Но услышал пустоту и тишину.

***

Чезаре просыпался не по будильнику. Просто всегда вставал именно в то время, какое запланировал. Но в это утро его растолкала Линлор. Сказать, что он не выспался – означало ничего не сказать. Они почти не спали оба, ненадолго отключались, вздрагивали, открывали глаза, хватали друг друга за руки.

Успокоившись, проваливались в короткий нервный сон, чтобы спустя несколько минут всё повторилось.

Но всё же Линлор его разбудила. И вовремя: на службу он ещё успевал.

– Одевайся, – с куском белого хлеба с маслом во рту еле выговорил Чезаре. – Пойдёшь со мной. Одной тебе лучше не оставаться.

Линлор, которая выглядела и поспокойней, и посвежей, чем он сам, удивлённо на него посмотрела.

– Я бы лучше сбегала в лавку и на рынок, да приготовила бы тебе нормальной еды. Чем ты тут питался?

– Ты будешь готовить? – удивился Чезаре. Раньше их отношения никогда дальше завтрака не заходили. Иногда, правда, они ужинали где-нибудь в ресторациях на самых лучших улицах столицы, но это не в счёт.

– А по-твоему, аристократки годятся только на то, чтобы шлейфами полы подметать? – усмехнулась девушка.

– Ладно, не только, – Чезаре обнял её покрепче. – Но сегодня я хочу, чтобы ты была рядом. А поесть можно где угодно – в Сольме на каждом углу какая-нибудь кормильня. Здесь такой сырой и ветреный климат, что из тебя моментально выдувает всё, что ты наешь, поэтому питаться реже, чем пять раз в день тут просто не получается.

– И что? – подозрительно спросила Линлор. – Почему тогда ты такой худой?

Чезаре пожал плечами. Он себя не считал худым. Ежедневные тренировки в маленьком гимнастическом зале его участка и пробежки по улице до службы и обратно, а также участие в обходах патрулей держали его в отличной, по его мнению, форме.

– Да ты и сама вроде не толстая, – отшутился он и, дожевав на ходу хлеб, стал одеваться.

Мундир ловцов, серый с четырьмя жёлтыми нашивками и шевроном старшего офицера на рукаве, тяжёлую шинель с широким жёлтым ремнём и пряжкой в виде знака Ордена Отражений, а также кепи с широким коротким козырьком Чезаре терпеть не мог, но гражданские тёплые вещи непредусмотрительно оставил вчера в кабинете. У Линлор с собой оказалось не так-то много вещей.

– Я собиралась послать за одеждой отдельно, – сказала она. Но Чезаре покачал головой.

– Здесь есть и портнихи, и магазины готовой одежды.

– Но я всё же пошлю. Немного позже.

Из старших офицеров в участке сегодня дежурил Сэнди Андерсон. Красавец, бабник и дуэлянт. Чезаре задумывался о том, чтобы перевести его куда-нибудь в соседний участок – в воспитательных целях. Возможно, старина Мэтт из второго левобережного или суровый и строгий Дарен из пятого правобережного немного приструнили бы этого разгильдяя. Андерсон отличался поразительным обаянием, редкостным даром обходить приказы и склонностью к импровизациям. В одном он оставался негибким: в своей правоте. Что бы там ни происходило, и как бы Сэнди не ошибался, убедить его в ошибочности действий или суждений было невозможно.

Впрочем, положительные качества Андерсона перевешивали – он мог без лишних вопросов заменить любого ловца, выходил в совмещённые патрули без жалоб, и когда в нагрузку шёл на задержание или розыск не-магов, никогда не роптал. Кроме этого, Сэнди Андерсона любили товарищи. Ещё бы не любить: всем делился, долги прощал, своих в обиду не давал. А что мог ввязаться в любую кабацкую разборку или даже создать её на ровном месте забавы ради – так это ничего, это по молодости. Двадцать восемь лет человеку – спокойствие и мудрость просто его ещё не догнали.

Чезаре Андерсона не особо жаловал, но старался с ним уживаться по мере возможности. А сейчас даже и порадовался, что нынче смена Сэнди. Не придётся ни за дежурствами следить, ни кого-либо подгонять: к этим обязанностям Андерсон относился ответственно. И следил, и подгонял, и поддерживал.

– Ясных дней, старший офицер Роз! – Сэнди, едва заслышав шаги в коридоре, выглянул из своего кабинета. – Вас дожидался странный тип. Говорит – ложа Боли. Ушёл, не дождавшись, сказал – вернётся!

– Ложа Боли? – удивился Чезаре.

Этого ещё не хватало.

Почему-то вспомнилось, как аптекарь в Азельме уверял, что прибегал к помощи какого-то мага из этой ложи. Тогда по его следу запоздало выслали целый совмещённый патруль, четверых человек! И что же? Никого и нигде не нашли!

По спискам зарегистрированных прошлись, портреты нарисованные аптекарю показывали – никого не узнал. О незарегистрированных оставалось только гадать. Да только к чему? Во всей Тирне и двух десятков магов ложи Боли не набралось бы. А в Азельме их и осталось-то всего трое…

Двое. Дэн теперь не в Азельме.

– Почему не задержали? Что за маг? Здешний?

Сэнди помедлил с ответом. Он разглядывал Линлор. Чезаре его, в общем-то понимал – он и сам бы с удовольствием поразглядывал Линлор, ею можно любоваться круглые сутки. Но ему нужны были ответы.

– Офицер!

– Зарегистрированный, но не у нас, – сказал Андерсон. – Зовут Арсениус ван Конрад. Говорит, что из Рандеворса.

– Проверял?

– Не было возможности, – ответил Сэнди. – Раздавал направления, дежурства и задания. Принимал вчерашние отчёты. Всё у вас на столе.

Чезаре вздохнул.

– Да он зайдёт, – заверил его Андерсон.

В этом Чезаре сильно сомневался. Не так-то просто Тёмному зайти в участок. Да и по городу гулять непросто. Везде остановят, проверят, осмотрят, обыщут. Могут и задержать.

– Что он хотел, конечно, не сказал? – безнадёжно спросил Роз.

Андерсон покачал головой. Его глаза снова, как будто поневоле, устремились к Линлор.

– Будьте знакомы, это моя жена, Линлор… Роз. Линлор, а это старший офицер Андерсон.

Линлор поклонилась ему.

– Я же могу у тебя работать? – спросила она, улыбаясь, словно ребёнок, который абсолютно уверен, что стоит ему только заиграть ямочками на щеках, как все сладости будут принадлежать ему.

Чезаре снова задумался о переводе Андерсона в соседний участок. Да, скорее всего к старине Мэтту Криззену. Крепкий, сильный командир Криззен, и наверняка спуску этому шалопаю не даст. А вместо него можно назначить… кого-нибудь из старшего состава. Надо будет подумать.

В кабинете на столе действительно лежала небольшая стопка заявлений, расписаний и отчётов. Они требовали подписей и печатей. Чезаре рассеянно пролистал бумаги. Остановился взглядом на прошении о выдаче бирок ловцам. Нахмурился. Десять дней не прошло, как ездили к стихийникам за бирками-подорожниками, а ловцам опять надо новые. Придётся собрать всех на построении и объяснить в двухсотый раз, что переноситься ради мельчайшей надобности не стоит. Чтобы немного расслабиться и собраться с мыслями, Чезаре принялся наводить на столе порядок, и, перебирая стеклянные фигурки, обнаружил, что среди прочих нет маленькой скрипки.

Обыскал всё, даже под столом пошарил. Скрипки не было. Вряд ли Андерсон, занеся в кабинет бумаги, взял её. Наверно, вчерашний гость, некромант Сарвен Дард, улучил момент и прибрал одну из фигурок, скорее всего – первую попавшуюся.

Чезаре накупил хрупких стекляшек в одной из стеклодувных лавок Сольме – здесь их продавали в огромном множестве. Вычурная ручка, настоящая курительная трубка (правда, курить такую было жалко), стеклянная роза, красногрудая птичка и ещё несколько безделушек теперь стояли на рабочем столе, и Чезаре нравилось их перебирать, смахивать с них пыль или, размышляя, расставлять по столешнице как по воображаемой карте. Скрипка, к примеру, символизировала Дэнни, трубка – самого Чезаре, роза – его мать, а птичка – Линлор. А маленькая чёрная собачка с рыжими подпалинами у него теперь будет связана с Дардом. Для Гисли у Чезаре фигурки не нашлось, да и шур с ним. Не хватало ещё фигурку покупать ради такого негодяя.

Что до миниатюрной скрипки, то Чезаре надеялся сегодня же получить её обратно – когда поедет в тюрьму. Надо будет велеть оседлать двух лошадей. У них с Линлор будет прогулка, и она увидит Дэнни. Это очень хорошо, что она увидит Дэнни. Если получится договориться с Юлленом насчёт хотя бы часового разговора с Дэном вне стен тюрьмы, она сумеет полностью диагностировать его чувства и подскажет, как помочь с его исправлением.

Сделать из мальчика не агрессивного убийцу, а пылкого музыканта. И пусть в нём звучат самые красивые мелодии, пусть он дарит людям только радостные эмоции. И никогда больше сам не будет несчастен.

…Но Сарвен Дард всё-таки получит своё за кражу.

Спустя час Чезаре и Линлор выехали из первого левобережного участка Сольмейи верхом, наслаждаясь тихой погодой – мягкий снег редкими и крупными хлопьями ложился на волосы Линлор, не скрытые шапкой или капюшоном, оседал на её ресницах, гриве гнедой лошади – и почти сразу таял. Если бы у Чезаре было столь же спокойно на душе! Если бы он мог вот так ехать и любоваться снежными хлопьями на ресницах девушки, и думать лишь о ней…

Они почти не разговаривали. Разве что изредка обменивались банальными фразами о поездке, погоде, обеде и так далее. К примеру, спросит Линлор, не забыл ли Чезаре взять с собой флягу с вином и лепёшки с сыром и зеленью, купленные рядовым для них в ближайшей пекарне, и Чезаре ответит утвердительно. А потом спросит сам – не устала ли она ехать? Не хочет ли немного пройти пешком? И Линлор скажет – нет.

Лишь почти к концу пути, после трёхчасовой езды, она не выдержала.

– Ты так и будешь меня повсюду таскать за собой?

– Да, если понадобится. Хочешь, сделаю тебя своим личным секретарём? Или младшим офицером, – ответил Чезаре, стараясь говорить ровно и безразлично.

Всё равно кем, лишь бы держать её всегда на виду. В нём росли и ветвились дурные предчувствия.

– Нет, – хмуро ответила Линлор, – не хочу. То есть хочу, но твои сослуживцы в любом случае будут считать меня твоей любовницей.

– Завтра отправимся к священнику, и я буду носить при себе свидетельство нашего брака. Линлор, мы уже видели вместе с тобой много снов. Никак не меньше двадцати… мы можем считаться женатыми без всяких дополнительных ритуалов.

– Можем, – ответила Линлор, и губы её задрожали. Подбородок смешно сморщился, как у маленькой девочки, и стало ясно, что она слишком долго сдерживала слёзы. Может быть, целый год копила.

– Нет, – сказал Чезаре, – не можем. Если успеем, на обратном пути зайдём в храм прямо сегодня.

Показалась гора Тартута – заснеженная, полузаросшая лесом. С одной стороны к ней прилепилась крепость. Ещё часок, и они будут там. Даже, наверно, уже меньше часа. Чезаре остановил лошадь и спешился.

Линлор тоже спрыгнула с седла. У неё блестели глаза, но она не плакала. Сдерживалась.

– Ли, – сказал Чезаре. – Я тебя очень люблю. И виноват в том, что случилось, только я. Мне надо было сразу взять тебя с собой, а я струсил. И помолвку расторг из трусости – боялся, что тот некромант станет охотиться за тобой. Но вышло только хуже. Если хочешь, можешь ударить меня.

Ей это не надо было – Линлор всегда чуяла эмоции других не хуже, чем свои собственные. Даже нет – как свои собственные. Этой чуткости мог был позавидовать даже Дэнни, который чуял только во время игры на скрипке, а она – всегда. В любое время. Иногда даже во сне, если спала чутко. Вот уж кто поистине мог разделить с ним сны.

Почувствовала она и раскаяние Чезаре. Подошла поближе, уткнулась лицом в суконную шинель. Чезаре неуклюже обнял её, держа лошадь за уздечку. Та, озорничая, пожевала ему кепи, выплюнула на дорогу, фыркнула.

Линлор тихо шмыгнула носом.

– Что будет дальше?

– Я не знаю, – ответил Чезаре.

Он правда не знал. Надо было что-то предпринимать – вытаскивать Дэнни или хотя бы добиваться для него улучшения условий, разбираться с подселенцем и некромантом в Азельме, и, конечно, не последним делом Чезаре считал уничтожение Гисли. Хотя бы потому, что тот угрожал. «Береги спины своих близких» – кажется, примерно так он сказал. Ну так пусть побережёт свою.

– Не знаю, – повторил Чезаре, понимая, что Линлор уже прочитала его эмоции и поняла, что им будет двигать на протяжении ближайшего времени.

До тюрьмы они доехали медленным шагом, словно боясь прибыть туда раньше времени.

***

Упырёк стоял на крыльце с большой деревянной лопатой – сгребал снег. Нынче выпало не так-то много, да и лёгкий, пушистый – обманчиво пушистый. Сразу не уберёшь, так слежится – потом только хуже будет. Портер крутился рядом, виляя толстеньким бубликом хвоста и иногда взлаивая на снежинки, ложившиеся ему на нос.

– Эй, трупарь! – крикнули ему через всё кладбище.

Портер залаял уже иначе: с рычанием, низким вибрирующим голосом. Защищал, стерёг. Дард прищурился, разглядывая, кого там жив-курилки принесли, но увидел только силуэт. Навстречу ему он не пошёл: сам доберётся, ничего с ним не станется.

Когда человек приблизился, стало ясно, что при нём на волокуше лежит человек.

Обычно сдача трупов происходила не так. Их привозили на освидетельствование сразу в гробу, дешёвом и щелястом, при некроманте снимали крышку, велели проверить. Как будто мало им своих проверок. Из-за их издевательств над живыми и над трупами Дард редко когда мог заполучить себе в безраздельную собственность нормального чистенького мертвеца без остаточных эмоций. Может быть, сейчас повезёт?

Человек с волокушей оказался каким-то чужим, незнакомым. В длинной рясе из серой шерсти, клеёнчатых нарукавниках и фартуке, он был похож на священника. Новенький? Не тюремщик, это точно.

– Иди-ка сюда. Мне надо, чтобы этот заговорил, – буркнул он без приветствий и околичностей. – И побыстрей.

– Прямо здесь? Или желаете пройти в дом? – сдерживая законное возмущение, спросил Дард. Потому как всякие чужаки тут не смеют пинать его трупы.

– В твою вонючую нору? Нет. Давай тут.

Дард пожал плечами. Ну можно и тут. Встал возле волокуш на колени, прикоснулся тыльной стороной ладони ко лбу мертвеца. Хороший мертвец. Во-первых, ещё не застывший, умер небось только-только, может быть даже, минут десять назад. Во-вторых, никакими эмоциями от него не веяло. Душа трупа с радостью удрала подальше от издевательств Тартуты, не жаждая вернуться в своё хилое обиталище и не мечтая отомстить мучителям.

– Вам его совсем оживить надо? Или чтоб только говорил? – спросил Дард на всякий случай.

– А можешь совсем? – заинтересовался серорясый, присаживаясь рядом на корточки. – Попробуй, конечно, он бы нам ещё пригодился.

Дард на него покосился. Молодой Светлый маг, наверное, вторая или третья степень, по возрасту – и тридцати лет не исполнилось, нос с горбинкой, тёмные пятнышки на лице. Что он тут забыл, в таком месте? Видно же, что не из простых, что образованный – говорит правильно, гладко, даже одежда из дорогой ткани на нём…

– Нет, совсем не могу, – сообщил Упырёк серорясому. – Тут ведь как работает: чтобы полностью воскресить одного – надо уморить другого.

– Уморить?

– Убить, – Дард выставил указательный палец и ткнул себе под нижнюю челюсть. Вроде как выстрелил.

Молодой Светлый маг подумал и сказал, что тогда можно и не совсем – лишь бы мертвец мог заговорить.

Дард прикрыл глаза, ища дух усопшего. Мелькнуло перед внутренним взором прекрасное девичье лицо, воздушные пряди светлых волос, сомкнутые веки. Лик Смерти. Возле неё духи роем вьются – только и знай, что ищи там «своего».

Мёртвый пошевелился. Э, нет, малый, тебе ещё рано вставать.

– От чего умер-то?

– Ты некромант, ты и должен знать, – пожал плечами серорясый.

– Пытали?

Упырёк открыл глаза, посмотрел ещё раз на мертвеца. Лицо заострилось, щёки запали, глаза ввалились. Как будто старик. А ведь ни морщин, ни седины. И никаких – никаких! – остаточных эмоций. Словно не мертвец, а статуя.

А следов пыток нет.

– Сердце, что ли, остановилось, – сказал Упырёк. Он увидел духа – бледного паренька, худого и востроносого. Поманил, велел вернуться в тело. Тот не спешил. Боялся. – Чем вы его напугали-то так, что он даже жить не захотел?

– Не твоё дело, трупарь, – ответил маг.

– Тебя как звать-то?

– Тоже не твоё дело, вонючка.

– Ну буду тебя тогда серорясым звать, – постановил Дард. Получил тычок в рёбра, кстати сказать, по сей день болевшие. И неохотный ответ:

– Будешь меня звать господин Луренс.

– Ну что, эн Луренс, клиент готов, можете спрашивать.

Серорясый потряс мертвеца за плечо. Тот открыл глаза и в ужасе шарахнулся от Луренса. Ещё не до конца проснувшееся тело плохо повиновалось ему.

– Тут бы мага Боли позвать, – посоветовал Дард. – Ежели у него сердце остановилось, то оно в любой момент может опять не…

Мертвец обмяк и провалился в вечный сон. На этот раз вернуть его было проще – не пущать дух от тела, и все дела.

– Не выдержать, – продолжил Упырёк. – Я его для вас, конечно, подержу, эн Луренс, но вы всё-таки давайте подлатайте его и несите в тепло. Хоть бы и ко мне в вонючую нору – всяко лучше, чем человека на морозе держать.

Не так уж и морозно было на кладбище, но всё же человек только что из сонма Смерти вырвался, куда ж его ещё-то мучать? Вон даже Портер топчется рядом, поджимая то одну, то другую лапу. Дард встал и решительно взялся за верёвку волокуши.

– Давай, господин Луренс, – сказал он. – Допросишь его в моей сторожке. Я на прошлой неделе там всё вымыл, так что ежели и воняет – то не очень тухло.

Он на самом деле шутил. Ничего там не воняло. Но уж очень выразительно этот серорясый прыщ вертел своим горбатым носом. Тут уж ничего не поделаешь: приходится шутить.

Господин Луренс не согласился, чтобы над ним шутили. Он тоже встал. И сверкнул глазами. Ох, нехорошо сверкнул, Дард поневоле даже втянул голову в плечи. Но вспомнил о своём зароке не бояться и держаться с достоинством. Как коршун Роз. И, подрагивая, страшась собственной смелости, выпрямился.

Стало даже как-то полегче. Упрямо таща за собой волокушу с бывшим трупом, Дард повёл Луренса за собой в домик. Взлаивая и вертя хвостом, следом трусил Портер.

Едва Дард и Луренс втащили мертвеца в кухню, как серорясый снова сел на корточки и рявкнул:

– А теперь ты мне всё скажешь, Итан!

Итан пару секунд подумал и снова умер.

– Что ты хочешь у него узнать? – спросил Дард, уже привычно возвращая дух в мертвеца. – Я же тебе сказал – поди поищи там среди заключённых какого-нибудь мага ложи Боли, попроси поучаствовать. Он ему хотя бы сердце подлатает, чтоб не отказывало каждую минуту.

– Не суйся куда не просят, – огрызнулся серорясый и посмотрел на Итана.

Итан посмотрел на серорясого и умер.

Тут уж Дард не выдержал.

– Между прочим, у него эмоций ноль, – заявил он, – а оживлять его по десять раз в минуту я за свой счёт не собираюсь! Так что хватит его пугать, раз лечить не хочешь! Отойди от него на… на пять шагов! Или я за себя не отвечаю!

– Ты, трупарь… Ты что, не понимаешь, кто перед тобой?

Но Упырька уже было не остановить. Он понимал, что едва притормозит и задумается – кто да что, то он испугается. И тогда этот серорясый как бы одержит над ним победу.

Да-да, вот этот мерзкий тип с горбинкой на носу. Чей-то балованный сынок, которого небось выслали из приличного какого-нибудь места за шалости. Который трупов отродясь не нюхал и поди сейчас трясётся, что не выведает у трупа какой-нибудь важный секрет, и за это его выпорют прямо по гладко выбритой аристократической заднице. Публично и с позором!

– Отойди, иначе я его отпущу навсегда, и он тебе ничего не ответит, – сказал Дард. – Отойди вон туда, за плиту, чтоб он тебя не видел, и оттуда давай спрашивай у меня, а я ему передам. Иначе никакого толку у нас не выйдет.

Это он про серорясого и себя сказал «у нас»? Мда, плохо дело. Ещё не хватало сработаться с этим типчиком из Светлых. Что у них за контора такая, что он ему тычет «кто перед тобой»? Как бы это половчее спросить?

А хоть бы и у мертвеца Итана потом можно будет узнать, решил Дард, немного повеселел и попытался удержать болезного.

– Спрашивай побыстрее, чего жабу за сиськи дёргать, – бросил он Луренсу. Пусть видит, кто тут главный, в доме некроманта.

– Спроси его, что он чувствует, – нехотя сказал Луренс.

– Итан, как ты себя чувствуешь? – переспросил Дард, справедливо полагая, что Луренс – идиот.

– Как труп, – ответил Итан. – Позвольте мне им оставаться. Умоляю.

– Спроси его, – распорядился Луренс, – что он чувствует в эмоциональном плане?

– Меня интересуют эмоции, Итан. Что ты чувствуешь?

Глаза бывшего трупа наполнились ужасом. Бедняга сжал руку Дарда, чуть-чуть приподнялся с пола и лихорадочно прошептал:

– Я чувствую, что вся магия моей ложи бьёт меня прямо в сердце.

– Эмоция твоей ложи? – спросил Дард быстро.

– Страх!

– Так тебе страшно?

– Не спрашивай то, чего я не велю! – возмутился Луренс.

– Не вопи там, – огрызнулся Дард. – Ты его пугаешь.

Итан задрожал и тут же охнул от боли.

Упырёк один раз видел надорванное сердце. Они с Трупоедом вскрывали тело после сердечного приступа. Дард тогда долго изучал интересовавший его орган. И сейчас представлял себе, на что может быть похоже сердце бедолаги Итана после нескольких таких приступов подряд.

– Что ещё он чувствует? – спросил Луренс уже более покладисто.

– Ты чувствуешь боль? Или что-то ещё?

– Нет, только страх, – ответил Итан, бледнея ещё больше. Хотя это казалось невозможным. Черты его лица стали совсем уж неестественными – словно с Итана слепили плохую маску. – И чем сильнее я ему сопротивляюсь, тем хуже.

– Так не сопротивляйся, – растерянно предложил Дард.

Итан негромко, но мучительно вскрикнул. Краткий крик, исполненный ужаса, поразил Упырька. На какое-то мгновение он упустил нужную эмоцию, растерялся. И оживлённый им парень умер.

– Я отказываюсь возрождать его ещё раз, – сказал Дард. – Я хочу похоронить его.

– Не против, – ответил Луренс, выходя из-за плиты. – Я услышал всё, что хотел. Придёшь завтра в воспитательное отделение. Получишь новую работу и прибавку к жалованью.

– Мне хватает, – ответил Дард, недоумевая, что за «воспитательное отделение» вдруг появилось в Тартуте.

– Ты не понял, – Луренс, запнувшись о руку мертвеца, подошёл к Упырьку поближе – так, что пришлось на шаг отступить, чтобы Светлый, если что, не мог схватить его. – Это приказ.

– Я вам не подчиняюсь. У меня своё начальство, – ответил Дард.

– Кто? Грегон Юллен? Начаааальство, – сплюнул на пол Луренс. – Я тебе сказал: придёшь завтра, с утра…

– Иди-ка ты лучше, знаешь, эн Луренс… к блюди в дырку, – посоветовал Дард, не сдержавшись. Блюдью называлась очень нехорошего поведения женщина, но не простая, а безвременно почившая. Странным образом остаточные эмоции заставляли её искать мужского внимания и после смерти.

Побледнев почти как Итан, Луренс схватился за ножны – в складках рясы оказался нешуточных размеров кинжал. Дард широко улыбнулся и отодвинул полу куртки, показывая новенькую кобуру, доставшуюся ему от Чезаре Роза вместе с «машиной» и патронами. Деревянная полированная рукоять оружия так и просилась в руку. Луренс, беспомощно и бездарно ругаясь, вышел из сторожки некроманта, едва не свалился с низкого крылечка и, облаиваемый Портером, заторопился к тюремным корпусам.

У Дарда остался свежий-пресвежий труп. Без эмоций. Без духа – тот наконец-то обрёл свободу. О таком чистом трупе можно было только мечтать. Хочешь поднять и полюбоваться, как действует тело, не обременённое даже самыми слабыми эмоциональными возмущениями? Бери и поднимай.

Но у Дарда пропало на это настроение. Кое-как он выволок тело на улицу, завернул в мешковину и пошёл рыть бедолаге могилу.

***

Чезаре предъявил пропуск скучающим у входа в тюремный корпус стражникам. Один из них взял бумагу толстыми, плохо гнущимися пальцами, медленно прочитал и вернул обратно.

– Нельзя, – сказал он. – Этот узник переведён. А куда, не велено говорить.

И он многозначительно посмотрел на напарника. Линлор спросила:

– Тут не может быть никакой ошибки?

– Он только вчера тут был, – растерялся Чезаре. – И никуда его переводить не собирались.

– Вы можете обратиться к эну Юллену, – сказал второй стражник. – Мы ничего не знаем.

Судя по его глазам, так и шныряющим туда-сюда, знал он больше, чем полагалось. Но Чезаре прекрасно понимал, что донимать расспросами этих двоих не следует. Лучше действительно обратиться к начальнику тюрьмы.

Эн Юллен принял их незамедлительно. «Немного нервничает», – передала Линлор. Но Чезаре и так видел, что начальник как будто чем-то слегка взбудоражен.

– Я по поводу Альсона, – напомнил Роз, предлагая Линлор сесть на единственный свободный стул в огромной и почти пустой комнате. Второй стул занимал сам Юллен. Здесь не было ни письменного стола, ни скамеек для посетителей, зато посередине помещения стояла клетка. В ней тоже был стул – железный, с цепями, прикрученный к каменному полу огромными болтами.

Тут было холодно, светло и серо. Чезаре решил, что сам начальник тюрьмы в этом помещении старается не бывать – оно выглядело безликим и необжитым. Скорее всего, личный кабинет у Грегона Юллена имелся – но не каждый мог там побывать. Начальник спросил неприветливо:

– Простите?

– Мне нужен Дэниэл Альсон. Я вчера оформлял пропуск на повторное посещение, – Чезаре показал бумагу и дорожный мешок Дэна.

В мешке по-прежнему лежали скрипка и книга. Роз взял на себя смелость отнести скрипку в лавку, чтобы там поменяли струны и наканифолили конский волос смычка. Но начальник тюрьмы этого знать не мог и уставился на мешок с ужасом.

– Вы ведь начальник участка Комитета, – медленно, как во сне, произнёс Юллен.

– Верно, – очень терпеливо сказал Чезаре.

– Вы бывший Глава Комитета Тирны, – жалобно выдавил Юллен.

– И это верно.

– У меня для вас хорошая новость. Сегодня утром меня разбудило сверхсрочное послание, – начальник коснулся виска, хотя Чезаре знал, что при таких посланиях в первую очередь начинает свербеть знак на плече. – Секретарь действующего Главы Комитета передал мне личный приказ его величия Грета Кешуза…

Юллен запнулся и встал, дёргая кадыком. Но сказал, пожалуй, спокойно и даже торжественно:

– Дэниэла Альсона передали в воспитательное отделение под присмотр куратора… мастера Ксанта Поллока. Если он успешно пройдёт курс воспитания, его выпустят через два года.

– Но это же хорошо? – с недоумением сказала Линлор. – Ведь Дэнни… Дэниэлу Альсону предписали отбывать десять лет в тюрьме. А теперь только два года!

Чезаре подошёл к Юллену. Внимательно посмотрел ему в маленькие невыразительные глазки. Почему он заметно нервничает?

– А что за отделение? Никогда не слышал.

– Недавно открылось. Приказом короля. В нашей тюрьме – единственное во всей стране. Там из Тёмных магов делают законопослушных магов. Из тех Тёмных, что небезнадёжны.

– И Альсон небезнадёжен?

– Ему пойдёт на пользу это воспитание, – убеждённо ответил Юллен. – Направление перспективное. Суть его в том, чтобы сделать государственную систему наказания более гуманной. После того, как магам насильственно выжигают все эмоции, они ведь долго не живут. Да и вообще становятся потерянными для Тирны единицами. А в воспитательном отделении отсекают всё лишнее, а оставшееся как бы зацикливают на воспитуемого. Так, что он своими эмоциями уже не может навредить никому, кроме…

Тут он запнулся. И виновато повёл глазками из стороны в сторону.

– Кроме себя, – подсказала Линлор. – Чез! Кажется, тут выдумали какую-то ужасную гадость.

«Причём выдумал, кажется, Гисли, – передал ей Чезаре. – По крайней мере, приказ короля передал его секретарь, а не секретарь Грета Кешуза. Стало быть, этот негодяй с утра пораньше добрался до его Величия и успел даже получить указание. Как стремительно он может действовать!»

– Что мы можем сделать, чтобы Альсона не… ммм… не воспитывали? – спросил Чезаре. Он всё больше размышлял о том, как бы устроить Дэнни побег. Одёргивал себя, что это незаконно, стыдил себя, мучился, но продолжал думать о побеге. Теперь – особенно. Это «воспитательное отделение» ему очень не нравилось.

– Ничего. Король приказал, чтобы Альсоном занялись кураторы, а против его указов не стоит возражать, – заверил Юллен. – Ведь вы хотели ходатайствовать о повторном сокращении срока и улучшении условий заключения? Как раз это и сделано, чего ж вы хотите-то?

Он говорил уверенно, но Линлор качала головой в такт его словам: она не верила.

Ничего полезного они больше от начальника тюрьмы не услышали. Навестить Дэнни им не разрешили. Юллен уверял, что в воспитательном отделении условия действительно неплохие – описывал в подробностях и усиленное питание, и тёплые уютные «палаты», указывал на то, что им часто меняют комплекты постельного и нательного белья и вообще всячески нажимал на то, что «условия лучше, чем в лазарете». Линлор всё так же недоверчиво покачивала головой, но уже не так часто. Хорошо, что Чезаре пришла в голову мысль взять девушку с собой! Сам бы он, пожалуй, начал бы верить уже после фразы о ходатайстве: уж очень хотелось поверить, убедить в первую очередь свою совесть заткнуться. И расквитаться хотя бы с одним делом в списке.